Все герои и события этого романа вымышлены.
Любое сходство с существующими людьми и их судьбами — следствие того, что мы все дети одной матери, Природы, живущие в огромном общежитии под названием Земля.
Автор
ПРЕДИСЛОВИЕ
«Однажды, я училась тогда в седьмом классе, мой папа принёс откуда-то старую пишущую машинку, и она водрузилась в моей комнате, на моём письменном столе, потому что другого, более удобного места для неё не оказалось.
Поскольку к тому времени мой читательский стаж уже был довольно солидным (лет восемь-девять), я подумала, что пора становиться писателем. Машинка вдохновила меня на это. Усевшись за стол перед ней, я решила не просто шлёпать по клавишам, а создать что-то существенное, тянущее на шедевр, не умирающий в веках. Посмотрела в окно, увидела кружащийся снег, превращающий привычную улицу в сказочную, и стала печатать. Не сохранившееся до нынешних времён творение о снежной радостной круговерти, редкостном явлении в наших южных широтах, оказалось неплохо срифмованным. Это меня воодушевило, особенно после того, как я прочла его в классе, и подруги стали подсовывать мне свои альбомчики с песнями, чтоб я им написала пожелания в стихах. Так я стала поэтом.
Но особенно развился мой талант, когда я начала влюбляться. А поскольку влюблялась я часто, страстно и почти всегда безответно, у меня появилась толстая общая тетрадь со стихами. Читателей было немного — так, самые близкие подруги. Может быть, поэтому мои стихи находили отклик в их душах. Всё-таки у друзей, как правило, много общего… Я же, пережив очередной любовный стресс, подводила итог чужими строками: «Окончилось всё, не начавшись, чуть вспыхнув, сгорело дотла. И жизнь моя, чуть покачавшись, по прежним путям потекла…»*
…С той поры минуло лет двадцать пять. За прошедшее время я не раз сменила место жительства — Украина, Сибирь, Украина, Дон — и вышла замуж, встретив настоящую любовь. Правда, стихов об этом, кажется, все эти годы не писала. Просто любила. Наверное, правильно говорят, что художник должен быть голодным…
Но вот мои прошлые стихи однажды неожиданно для меня оказались очень сильно востребованы. Дело в том, что моя студенческая подруга Наташка Васильева волею судьбы очутилась недалеко от нас, как и я, покинув холодную, но горячо нами любимую Сибирь. Конечно, став невольными «эмигрантками», мы обе сразу же почувствовали на себе разницу между сибиряками и казаками: я — донскими, она — кубанскими. Ни в коем случае не скажу, что они — народ плохой! Но то, что принимают чужаков не с распростёртыми объятиями и отнюдь не сразу — факт!
Наталья работала в правлении своего колхоза кассиром. Да, пришли такие времена, что наши дипломы инженеров-строителей никому не были нужны на фиг. Случалось, что кто-то из «новых русских» ещё и норовил унизить дипломированного инженеришку: «Если ты такой умный, то почему бедный? Значит, я умнее тебя! Замовкни и сиди, пока сидишь!» И Наташка, боясь потерять работу, зачастую молчала перед хамкой главным бухгалтером. Та же распоясывалась всё больше и больше, видя безропотную подчинённую с высшим образованием. Да, у неё самой — только техникум! Зато муж — глава сельской Администрации.
Наступил момент, когда Наталья позвонила мне в свой обеденный перерыв, пользуясь отсутствием бухгалтерши-мегеры, и, расплакавшись в трубку, сообщила, что готова удавиться от такой жизни — муж уехал на заработки в Москву, потому что за дочь-медалистку всё равно нужно платить деньги в институте, ей самой выделили гектар свекольного поля, который требуется обработать, ещё и дома птица с огородом в двадцать соток… Господи, до чего же мы дошли, исконно городские жительницы!
Я ей говорю: «Слушай, Наташка, не спеши сводить счёты с жизнью! И не такие дворянки, как мы с тобой, переживали не лучшие времена и лишения, но не теряли духа. Продержись немного, жизнь наладится. Помнишь, и в институте во время сессии жить порой не хотелось?» И прочла какой-то свой стишок той счастливой поры. Наташка кисло дала обещание подождать, при условии, что я вышлю ей свои стихи, по которым она будет вспоминать студенческую молодость в Сибири. Разумеется, я мигом переписала от руки свою «нетленку» и смоталась на почту, отправив их заказным письмом. Через неделю звоню Наташке на работу, с ужасом думая, какие доводы мне приводить ей на этот раз, чтоб подольше удержать её в этой свинской, прямо скажем, жизни. Но голос у неё, к моему огромному удивлению, был весёлым. Неужели поэзия может так быстро дать второе дыхание человеку? Тем более мои незамысловатые стишки? Может, это у неё нервное? А она мне радостно сообщает, что поделилась стихами с главбухшей, та расчувствовалась от них, попросила переписать ей и ждёт от меня новых.
— У тебя есть что-нибудь новенькое? — осторожно спросила меня подруга.
— Да ты что, Наташка! С ума сошла? Я уж не помню, когда что писала. Да по нынешней жизни только стихи писать! Да тут удавиться легче, чем срифмовать какую-нибудь светлую мысль!
Чувствую, что-то не в дугу говорю. Вроде как Наташкину пластинку завела, только на своём патефоне. А та деловито говорит мне:
— Знаешь что, дорогая, бездуховность убивает человека. Садись и пиши. Завтра-послезавтра прочтёшь мне по телефону, я приму как телефонограмму! — и, уже умоляющим голосом, добавила: — Ну, пожалуйста, ради меня сделай! Ведь тебе это раз плюнуть!
Вот даёт! Но не ронять же свой престиж поэта в глазах «мегеры». Да и Наташке, смотрю, это очень пошло на пользу.
Так у меня появился новый поэтический стимул в жизни. А у подруги отпала необходимость уходить в мир иной.
Почти год я пополняла своё поэтическое собрание сочинений. Нет худа без добра! Муж хвалил меня, Наташку на работе повысили до бухгалтера-материалиста. Благо, я не работала, было время заниматься поэзией!
Однажды мне зачем-то понадобилась моя подруга, и я позвонила ей на работу, полагая, что она в обеденный перерыв не покатит на своём велосипеде домой, где телефона не было. Но в трубку забасил низкий женский голос и сообщил мне, что Васильева сегодня в отгуле. Делать нечего, прошу передать ей завтра, что звонила её подруга из Ростова-на-Дону. И вдруг кожей своей чувствую, как на той стороне человек буквально расцветает в улыбке и изысканно вежливо говорит мне:
— Это вы поэт? Ваши стихи Наташа читает?
Я, не мучаясь скромностью, подтверждаю сей факт.
— А вам нравятся они? — спрашиваю, только чтобы заполнить возникшую благоговейную паузу. Если уж лететь моим денежкам за междугородные переговоры, так хоть не за молчанку.
— Да, очень! А скажите, над чем вы сейчас работаете?
О, Господи! С творческим вечером, может быть, съездить мне в эту станицу? Но я невозмутимым голосом, словно всю жизнь даю подобные интервью, отвечаю «мегере»:
— Да вот, знаете, решила заняться прозой… Как-то поднадоела уже поэзия. Годы не те, да и жизнь наша не вдохновляет!
— Да-да! Совершенно с вами согласна! А к нам вы не собираетесь приехать в ближайшее время?
А я что говорю? Конечно, нужно отправляться в Краснодарский край с творческим вечером! Но чуть не ляпнула, что у меня сейчас денег лишних нет на поездку — дом строю. Вовремя спохватилась:
— Нет, — говорю, — у меня несколько иные планы на ближайшее будущее. Надо вплотную заняться работой, не до поездок.
— Спасибо вам! Ждём ваших новых произведений. Это будет повесть?
Ну, чего мелочиться? Отвечаю:
— Да нет, знаете, роман задумала…
— Ой, как интересно! Успехов вам! Не буду отвлекать от работы!
Попрощались. А на следующий день Наташка звонит:
— Привет! Ты что, вправду роман пишешь?
— А я врала когда-нибудь? — напускаю я на себя важную сердитость. Наташка её всегда почему-то опасается, принимая за чистую монету.
— Нет, но просто странно как-то… Ты ничего не говорила.
— Сюжет вынашивала! Тебе сболтни, потом ничего не получится…
— А о чём роман-то? Ты хоть намекни…
— Ой, Натка, не спрашивай!.. О нас! — неожиданно для самой себя бухаю я.
Да у меня же и в мыслях ничего подобного не было! С чего это я вдруг, не врущая никогда? А ведь и правда придётся писать, коль заикнулась. Я на самом деле очень не люблю, когда кто-то брешет.
Давно уж подмечено умными людьми, что в мире не происходит ничего нового, всё повторяется. Вот и у меня случилось то же самое. Купили мы в семью компьютер, чтоб не отставать от цивилизованных людей нашего времени. Я не была ярой сторонницей этого приобретения, поскольку не считала тогда его предметом первой необходимости. Но мужу захотелось, и я не стала противиться. Тем более что деньги всё равно были заработаны им. Потому я рассудила, что, справедливости ради, и он мог что-нибудь купить по своему желанию. Купил.
Несколько дней к этому неведомому мне агрегату никто не прикасался. А я всё ходила, поглядывала на него со стороны и вечерами задавала один и тот же саркастический вопрос: «Ну, и зачем он здесь стоит?» Мужу хватало общения с компьютером в течение дня на работе. Мне почему-то принципиально не хотелось его осваивать. Но вот однажды я вслушалась в рекламное объявление, несущееся из телевизора, на которое раньше я просто не обращала внимания. Один из телевизионных каналов несколько месяцев объявлял о проведении литературного конкурса «в поисках героя нашего времени в произведениях, призванных спасти наше искусство» от чернухи, порнухи и прочих подобных результатов культурной революции последнего периода жизни страны. Подобно тому, как три с лишним десятка лет назад я села за пишущую машинку, внезапно появившуюся в родительском доме, так и теперь я подошла к клавиатуре компьютера и подумала, что нечего ей попусту занимать место на моём столе. Тем более что лет десять назад я пыталась вручную начать писать историю, услышанную когда-то и от кого-то. Но, поскольку лень всегда была сильнее меня, тогда «окончилось всё, не начавшись» в очередной раз.
Тут же словно бес какой-то вселился в меня! Краем уха я слышала из телевизора, что до конца конкурса осталось немного более трёх месяцев. А объём моего рассказа рос, совершенно не обращая внимания на мои временные и физические возможности, претендуя на роман. Не я управляла своими героями, а они понукали мною, подстёгивали меня — одним словом, вертели автором, как хотели. Иногда, впрочем, они уходили на выходные, а то и в отпуск «за мой счёт» — у меня не получалось написать о них ни строчки! И тогда я мысленно посылала всех к чёрту, думая о том, что я ни перед кем не брала обязательств, никому ничего не обещала. Могу и крест поставить на том, что задумала. Но мой внутренний голос ехидно напоминал мне о моём обещании Наташке Васильевой и её мегере-главбухше. Я бесилась, злилась на всех, падала с разбегу на старый диван и, укрывшись с головой пледом, пыталась уснуть. Но не тут-то было! Не спалось! Потом внезапно, так же, как уходили, возвращались мои отдохнувшие герои и рассказывали мне, что с ними дальше будет. А я только успевала печатать на становившейся мне всё роднее и ближе клавиатуре. Работала я в такие дни, как проклятая, с десяти-одиннадцати утра до одиннадцати вечера, оставляя промежуток в тридцать-сорок минут на ужин с мужем. После рабочего отбоя перед сном я читала ему написанное за день — как премию выдавала за то, что основные домашние дела он взял на себя, освободив от них многообещающую жену-писательницу.
Точку в своём романе я поставила за пять дней до срока сдачи конкурсных работ. Встал вопрос об отправке. Вот тут-то впервые нам понадобился Интернет! Но его не было, и пришлось изворачиваться, не нарушая условия конкурса. Сделали дискеты с текстом и экземпляр печатного варианта моей рукописи. Ясное дело, по почте из Ростова-на-Дону до Москвы посылке за пять дней не дойти. Экспресс-почта назвала цену, значительно большую, чем стоимость купейного места в фирменном поезде до пункта назначения. Эта мысль и подвела нас с мужем к тому, что он узнал, где в Москве находится почтовое отделение, куда нужно отправлять конкурсные работы. Мой верный друг и помощник, муж, без разговоров купил билет и отправил меня в столицу нашей Родины.
Это действительно было очень удобно — в два часа дня я села в поезд, а в семь утра уже вышла на Казанском вокзале, от которого было рукой подать до той самой почты, где был нужный мне а/я Конкурса. Я даже оказалась там значительно раньше штатных работников и потому была первой клиенткой у стойки отправки ценных бандеролей. Невыспавшаяся приёмщица хмуро посмотрела на меня. Робко улыбнувшись, я поинтересовалась, не ошиблась ли адресом.
— На конкурс, что ли? — с явно выраженным московским акцентом вскинулась она на меня.
— Ну да! — невольно оглянувшись по сторонам, нет ли кого поблизости ещё, стеснительно кивнула я.
— Эх, это называется «заставь дураков богу молиться, они и лоб расшибут»! — презрительно кинула мне умудрённая жизненным опытом москвичка.
— Почему? — не подавая виду, оскорбилась я в глубине души.
— Да потому что все места в вашем конкурсе уж давным-давно распределены! А вы всё шлёте и шлёте! Кому нужны эти ваши работы? — она упаковала мою рукопись с дискетами в специальный конверт, бросила его на стойку. — Пишите адрес!
Мне вдруг стало очень жалко расставаться со своим пусть и не признанным ещё трудом. Я прижала его к груди и, увидев, что в зал входит народ, тихонько спросила умную женщину:
— Так, может, тогда и не надо?..
Входная дверь почтового отделения стукнула громко. Вздрогнув от неожиданности, я на неё оглянулась, увидела в проёме через коридор напротив дверь с табличкой «Сектор доставки», поняла, что нужный мне а/я там…
— Давайте уж! — взглянув на обратный адрес, написанный моей рукой, она хмыкнула. — Из Ростова приехала, надо же!
Мне казалось, что все смотрят на меня и смеются над моей глупостью. Я готова была опрометью удрать из этого чёртового почтового отделения. Но нужно было ещё заплатить пятьдесят рублей, чтоб мою бандероль перенесли из этого зала в зал напротив. Что я и сделала с радостью, лишь бы поскорее выскочить на улицу, где меня никто не знает. Еле дождалась квитанции.
На улице я глубоко вдохнула свежий воздух московского мартовского утра и пошла пешком по столице, куда глаза глядят, успокаивая себя тем, что дело всё-таки сделано, а здесь меня никогда больше не увидят. Чего мне стесняться?
Я шла по любимой с детства Москве и не узнавала её. Красивая, ещё более шумная, чем прежде, но уже какая-то чужая… На Тверской ко мне подлетел бойкий парнишка и затараторил, что он с телевидения, они мне дарят подарок, а я за это…
— Мальчик, может у меня и глуповатый вид, но я из Ростова, который «папа». Там таких, как ты — пруд прудит. Поищи другую дуру, а от меня отвали! — быстро расставила я точки над i.
Да, москвичи считают приезжих полными кретинами из провинции. Вот утром с каким умным почтовым работником столицы я пообщалась! Как она меня вразумила! С какой восхитительной наглостью всучила мне квитанцию, выписанную совершенно не по форме! Я, разумеется, всё это мгновенно поняла, хоть и стеснялась оглянуться по сторонам, боясь, что все окружающие тоже принимают меня за дуру. Ну, жалко мне полтинника, что ли, для этой несчастной москвички? Пусть подзаработает на мне! Как-нибудь уж перенесёт через коридор за мои пятьдесят рублей бандерольку… Выбросить, может, эту бумажку из кармана? Да нет, пусть останется «для истории».
Зря не выбросила! Не пригодилась! А вот если б я не была столь великодушной и стеснительной, квитанция, не липовая, разумеется, могла бы сослужить пользу! Потому что в списках участников конкурса я себя не нашла. Вежливо попросила объяснить мне этот факт. Сама составила сообщение, которое отправил со своего компьютера по Интернету наш знакомый. Ответа не последовало. Тогда наш друг, не страдающий робостью ни перед кем, не утруждая себя излишней деликатностью, отправил запрос от моего имени, но со своим текстом, озаглавив тему письма «Украли рукопись!» И тут же получил ответ, в котором русским языком, с достоинством «меня» вразумили, что присланное «мной» письмо «нарушает презумпцию невиновности» учредителей и их коллег по организации конкурса. Что работа моя просто-напросто пришла позже означенного срока. Что ж, видно, не хватило трёх дней, чтоб перенести её из двери в дверь! Объёмным был мой роман, не отрицаю! Я потребовала, чтоб наш друг извинился за поклёп с «моей стороны» и поблагодарил их за честность. Доказать собственную правоту мне было, увы, нечем!
Так бы, может, и забылась эта история для меня. Велика беда, в конкурсе не поучаствовала! Всё равно у меня уже было много читателей. Я сама прекрасно распечатывала свой роман на принтере, таскала в переплётную мастерскую и дарила его всем, кому хотелось почитать. Но вот месяцев через пять-шесть стали появляться сериалы, в которых разрабатывались темы из моего романа. А может, мне просто так казалось? Разве не бывает, что люди в совершенно разных концах света думают об одном и том же одинаково? А здесь свои, из родной столицы…
Что ж, будь у меня тогда Интернет, может быть, и пришла бы моя конкурсная работа своевременно, куда нужно…»
Это фрагмент из моей повести «Роман в Интернете». Ещё великий Пушкин констатировал: «Сказка ложь, да в ней намёк! Добрым молодцам урок». А тут не сказка, повесть — «жанр, тяготеющий к хроникальному сюжету, воспроизводящему естественное течение жизни». И потому — правда. Подобная история случилась с романом «Общежитие», который у вас, читатель, сейчас в руках. И он был написан мной совершенно неожиданно для конкурса всего за три месяца, и дальнейшая судьба его была такой же, как у произведения героини повести, «начинающей писательницы в возрасте».
А повесть мне захотелось написать в ответ на те неудачи, которые постигли «Общежитие». И должна признаться, что всё, о чём мечталось той писательницей в повести, сбылось в моей жизни. Может быть, немного поздновато. А может, после того, что случилось, наоборот вовремя. Да, пролежал «в столе» мой роман десять лет! Но ведь и коньяк ценится в зависимости от выдержки временем.
Думаю, «Общежитие» с годами будет дороже всем тем, кто с теплом вспоминает свою молодость, прожитую в семидесятых-восьмидесятых ХХ века, а их детям и внукам покажется далёкой и интересной историей.
Желаю вам, дорогой читатель, приятных часов наедине с моим романом «Общежитие»!
Ольга Прилуцкая
* автор строк Вадим Ковда