Я больная. Мой больной орган – голова. Сын Толик говорит, что я больная на всю голову и кроме меня ему только однажды встречался тип с подобным диагнозом – его институтский препод. Что касается моей головы - это действительно так, приходится признать. Причем, голова моя больна и в переносном, и в прямом смысле. Нет, не подумайте, что я ненормальная, неадекватная тетка, по которой плачет психушка. Психушка по мне не плачет, не рыдает и даже не грустит, иначе я бы не работала на должности главного специалиста отдела бухгалтерской и налоговой отчетности. Работаю я в отделе уже восемнадцать лет, куда пришла свежеиспеченным дипломированным специалистом, зарекомендовала себя только с отличной стороны, специалист опытный и квалифицированный, с коллегами по работе поддерживаю теплые отношения. Нет, это я не нахваливаю себя. Это я вам буквально передаю слова моего непосредственного начальника Иван Иваныча, произнесенные им прилюдно при вручении мне почетной грамоты ко Дню машиностроителя. Но это я так, к слову. Чтобы вы поняли, что хоть я на голову и вся больная, но голова моя все же здоровая. Короче, у меня с головой две проблемы: первая – в ней водится масса тараканов, просто дружная тараканья семейка основательно обосновалась, и вторая – у меня случаются непонятные приступы склероза, никак не связанные с моей профессиональной деятельностью. А так как склероз – это уже медицинский термин, обозначающий отклонение от нормы здоровья, то получается, что больна я на голову и в прямом (приступы склероза), и в переносном (тараканы) смыслах. Отсюда все мои проблемы.
Например, на днях я рассчитывалась на кассе, и мы не смогли с кассиршей разойтись в сдаче: у меня не было мелочи, и у нее не оказалось. «Будете должны тридцать копеек», - предупредила меня кассирша. «В следующий раз непременно отдам», - пообещала я. Знакомая ситуация, не правда ли? С кем из нас не случается такое? Да сплошь и рядом. Иногда отдаем в следующий раз, чаще забываем. Что такое несколько десятков копеек в наше время? Тьфу! Порой под ногами валяются, а нам даже лень наклониться и поднять. Или из соображений гигиены не поднимаем. Или по другим соображениям. Моя подруга Нелька, например, принципиально не поднимает безхозную мелочевку – а вдруг они наколдованные, поднимешь, и порчу на себя примешь. Причем, про колдовство распространяется только на монеты, бумажные купюры она смело поднимает, особенно, если купюра крупного номинала.
Так вот: я осталась должна кассирше тридцать копеек. Ну, должна и должна. Вот у многих из вас возникли бы большие проблемы, связанные с этим, так называемым, долгом? Уверена – ни у кого. В крайнем случае, отдали бы при случае эти несчастные копейки и дело с концом. Или вовсе выбросили бы из головы эту ерунду. И правильно бы сделали. Но ведь это, если голова здоровая. А если, как у меня, голова проблемная, то выходит целая история.
Первое. Я совершенно забыла (склероз) на какой кассе я задолжала. То есть, совершенно! Помню только слова кассирши: «Будете должны тридцать копеек». А дальше провал. Где это было? В какой время дня и в какой именно день – вчера, сегодня, позавчера? Хоть застрелите – не помню! Гастроном самообслуживания около нашего дома, где я обычно отовариваюсь хлебом и молочными продуктами? Очень может быть. «Магнит», где я делаю более основательные закупки продуктов из расчета на два-три дня? Вполне допустимо. Булочная за углом, где я иногда в обеденный перерыв покупаю свежую булочку или слойку к чаю? А почему бы и нет. Аптека, где я вчера купила витамины «ундевит», в слабой надежде остановить прогресс склероза в собственных мозгах? И это допустимый вариант. Короче, я чуть ли не поминутно вспомнила последние три дня собственной жизни и пришла к печальному итогу: тридцать копеек я могла забыть в десятке продуктовых магазинах, в трех аптеках, на рынке, в обувной мастерской, в часовой мастерской, в кассе автовокзала, где покупала соседке бабе Маше билет на пригородный автобус на субботу, в цветочном магазине, в парикмахерской, в булочной за углом, в кафетерии, в газетном киоске, что на нашей остановке и так далее. Всего набралось тридцать вероятных мест.
И что дальше? Как вы думаете? Ах, у вас нет вариантов ответа? Бедной умственной жизнью живете, господа. В отличие от меня. Я наменяла девять рублей десятью копейками и пошла раздавать долги. Я прошла все тридцать вероятных мест моего долгонеплатения. Тридцать копеек брали у меня без слов, не вдаваясь в подробности, веря мне на слово. Раз даю – значит, должна. Кто же будет помнить о таком пустяке? Никто, кроме меня.
Раздав долги, я несколько успокоилась. Ночью я спала крепко, как человек с чистой совестью. А утром затосковала. Затосковала, увидев, что за окном снова, в который раз, зарождается мглистый пасмурный день с серыми унылыми дождями (и это в июле месяце! – увы вам, господа синоптики, прогнозировавшие в мае засушливое жаркое лето). И еще больше затосковала от внезапно посетившего сомнения: а отдала ли все же я долг именно тому, кому задолжала?
Ехала на работу в маршрутке и горевала о долге: кажется, все же не отдала. Вот ведь! Привязалось! На работе мигом переключилась на работу. Тут железно и четко: никакого склероза и душевных метаний. Работник я и впрямь ценный, как говорит мой начальник Иван Иваныч: «бухгалтер от Бога». Дебет – кредит, актив – пассив, сальдо – бульдо. В обеденный перерыв с подругой Нелькой делаем моцион, нагуливаем аппетит. Нет, отсутствием аппетита мы не страдаем, мы страдаем отсутствием финансов, как-то посчитали, что если ходить каждый рабочий день обедать в близлежащем кафе, то это выходит минус пятая часть зарплаты. Накладно. Потому, обеды носим из дома, разве что иной раз булочки свежие к чаю покупаем в булочной за углом. Во время прогулок делимся друг с другом семейными и житейскими проблемами. Она мне про выпивающего мужа, занудную свекровь, нахальную невестку и наглого кота Ваську. Я ей – про тридцать копеек. «Мне бы твои проблемы!» - завистливо вздыхает Нелька. Я согласно киваю головой: с удовольствием отдам до кучи и свою проблему.
- Я вот сейчас чего подумала, - никну я от огорчения, - а вдруг это я в маршрутке денег недодала.
- Это не ты недодала, это тебе, Милка, недодали. Ума, - констатирует Нелька.
- Да я тоже думаю, что в маршрутке – это вряд ли. Я же отлично помню девичий голосок: «Будете должны тридцать копеек». Что-то я не помню, чтобы ездила в маршрутке, которую водила бы юная девица. И все же. Все же, - нудила я так, что самой противно и тошно было, - Как говорится, чтобы наверняка. Чтобы ни одна зараза не докопалась. Чтобы комар носа не подточил. (Вот скажите на милость, какая такая «зараза» будет докапываться к несчастным тридцати копейкам? Разве что я сама и есть, эта зараза. И какой такой комар собрался нос точить опять-таки из-за тридцати копеек? Да ни один уважающий себя комар не станет париться. Ну, я же предупреждала вас насчет тараканов, клубящихся в моей голове. Сами теперь видите.) Это сколько же маршруток наберется на нашем маршруте?!
- Слушай, - оживляется Нелька, - а ты отнеси эти несчастные тридцать копеек в церковь. Пожертвуй, так сказать. Отцу небесному сверху видно все, ты так и знай. Он организует так, что деньги попадут по адресу, и проблема твоя себя изживет. А то я тебя знаю, будешь теперь всю оставшуюся жизнь всю зарплату на долги раздавать направо и налево. И ведь нормальная в остальном баба, но коль заклинит – пиши пропало, - последнюю фразу она адресовала куда-то в сторону.
После работы по пути домой зашла в церковь, что в одной остановке от моего дома. Я не атеист, и не религиозный фанатик. Я из тех обывателей, которые ходят в церковь только когда жизнь совсем прижмет, а помощи уже просить не у кого, кроме как у небес (тьфу-тьфу). Поставила три свечи – за упокой душ моих родителей, за здравие сына и себя, и за спокойствие собственной обеспокоенной возможным не уплаченным долгом души. Бросила в ящик для пожертвований всю мелочь, что была в кошельке и три сотенные, попросила своими словами: «Господи, прости мои вольные и невольные долги».
Вышла из церкви с легким сердцем. Спасибо Нельке. При выходе за церковную ограду взгляд зацепил немолодого мужчину, просящего подаяние. Секунду поколебавшись, вынула последнюю пятидесятирублевку, пожертвовала.
- Благодарю вас, женщина, за отзывчивость и за активную гражданскую позицию в отношении сирых и убогих, - произнес он мягким голосом, в котором ощущалось чувство собственного достоинства.
- Я не из-за активной гражданской позиции. Я сама из убогих, - неожиданно для себя призналась я. Мужчина посмотрел на меня взглядом столь внимательным, глубоким и всепонимающим, что я, вспыхнув от этого внимания к себе, торопливо, сбиваясь и путаясь, стала рассказывать ему про свою больную голову, про тридцать копеек, про неустроенность собственной жизни, про нереализованные мечты юности и отрочества, про полинявшие алые паруса и еще много, много про что.
…Мы шли рядом, разговаривали. О том. О сем. О разном. О грехах и их искуплении. О вечных ценностях и сиюминутных. О поэзии. О прозе жизни. О преданности и предательстве. О суетности нашего бытия и его величии. О причинно-следственных связях мира. О том, что все-все в нем не просто так, не напрасно. Мы говорили о цветах и китах. Об инопланетянах и инфузориях-туфельках. Я рассказывала об основах бухгалтерии. Он объяснял мне философские термины. Викентий Абрамович, так его звали, оказался преподавателем философии.
- … Я двадцать лет преподаю философию. Я в ней собаку съел. Да что там собаку – не одну свору псов! И мальчишка безусый, вчерашний школьник некий Анатолий вдруг упрекает меня в пустом теоретизировании, в оторванности от реалий жизни, в нездоровом умничании. Типа: опыт и теория – плоды разных растений, друг к другу не прививаемых. И вот я решил лично почувствовать ситуацию, изнутри прочувствовать, на каком-нибудь мелком конкретном примере. Например, что ощущает человек, просящий милостыню. Одно дело говорить об этом, другое дело – наблюдать со стороны и совершенно третье – делать самому. Совершенно третье! Казалось бы – ничего сверхъестественного, человек просит милостыню, кто хочет, тот подает. И все. И ничего особенного. А у меня за этот час, что я сам был в роли просящего, мировоззрение практически перевернулась. Парнишка оказался абсолютно прав! А я не прав! А вообще, милая Мила, мне очень понятны ваши терзания. Хотя бы с этими тридцатью копейками. Я, например, сегодня утром минут пятнадцать мучился вопросом: какой носок в купленной накануне паре левый, а какой правый. Казалось бы – совершенный пустяк, да так оно и есть, но я весь извелся и до сих пор не уверен, правильно ли надел носки. Или вот такой момент: почему обед съедается непременно в такой последовательности: суп на первое, каша с котлетой или отбивная с картофельным пюре на второе, а на третье чай или компот? А что будет, если наоборот: третье-второе-первое? Или так: второе-третье-первое. Или: первое-третье-второе. Всего шесть вариантов.
Я слушала его и думала о том, что мои тараканы с их жалкими тридцатью копейками по сравнению с термитником его головы – это детская песочница в сравнении с Каракумами.
Мы все шли и шли. И вдруг оказалось, что давно прошли мой дом, и конечную остановку маршруток, и город уже закончился. Осознав это, развернулись и пошли в обратную сторону. Через весь город до следующей конечной остановки. Там мы немного сидели на скамейке, сели в «мою» маршрутку и сделали два круга по маршруту, пока водитель нас не заприметил и не ссадил.
Когда через два месяца объявила сыну, что выхожу замуж за его преподавателя философии Викентия Абрамовича, то сынок за голову схватился: «Ты – ненормальная, он – совершенно ненормальный. Двое больных на голову вместе – это ненормальность в квадрате! В кубе! Катастрофа, помноженная на конец света! Вы сами скоро с ума сведете друг друга, и меня вконец достанете!» Но сынок оказался не прав. Удивительное дело, но когда мы с Викентием Абрамовичем объединились в официальную пару, все наши ненормальности мгновенно испарились. Просто растаяли как утренняя дымка при восходе солнца, как иней тает в теплый зимний день, как летний озорной ветер сдувает с потухшего костра остывший пепел.
Викентий Абрамович оказался весьма разумным и очень практичным человеком, умеющим и мясо на рынке правильно выбрать, и гвоздь в стену вбить, и ремонт дома разумно организовать, и денег для семьи заработать. Он, хоть и профессор философии, но отлично помнит и про мой день рождения, и про то, какие цветы и духи я люблю, и что женщины любят ушами. Статус замужней женщины и на меня подействовал весьма благотворно. Меня совершенно оставили в покое приступы склероза, и я четко помню все до мельчайших подробностей и про любимые Викентием и Толиком пироги с капустой и мясом, и про свои долги, и про то, что мужчина любит глазами. Мне теперь некогда терзаться угрызениями совести по поводу недоплаченных тридцати копеек или страдать еще какой-нибудь фигней. Лучше я умственные, душевные и физические силы потрачу на то, чтобы уютнее обустроить семейное гнездо, да пирогов напечь и пельменей с борщами наварить моим любимым мужчинам, да на себя любимую, чтобы стать еще красивее и обаятельнее, хотя, как говорит Викентий, я уже и так достигла предела совершенства.
Вечерами мы с Викентием любим прогуляться по городу, поговорить. О том. О сем. О разном. О поэзии и литературе вообще. О политике. И что лучше: постелить в нашей квартире хороший линолеум, паркет, ламинат или пробку. И как отпраздновать его грядущий юбилей – в кафе при стечении большого количества родственников и коллег или в узком домашнем кругу. И как это здорово, когда жизнь сводит вместе одиноких людей с нездоровыми головами, делая из них крепкую семейную пару счастливых и абсолютно здоровых людей. Мы весело хохочем, вспоминая злосчастные тридцать копеек, безымянные носки в паре и поданную мною милостыню профессору философии. Мы испытываем в наших душах глубочайшую благодарность к благословенным тридцати копейка и носкам, соединившим нас навек. И мне так спокойно и очень хорошо, что рядом со мною родной и горячо любимый мною человек. И я физически ощущаю, что то же самое чувствует и Викентий. И мы потом возвращаемся домой, крепко держась за руки, где нас ждет сын Анатолий, встречающий нарочитым ворчанием «явились, не запылились», а я явственно слышу в его голосе: «Пришли, наконец, ну и хорошо, ну и славно. Вся семья вместе, так и душа на месте».
В общем, если в вашей голове основательно поселилась колония беспардонных тараканов, мешающих вам нормально существовать, срочно влюбляйтесь или хотя бы заведите красивый и бурный роман. Вопреки расхожему мнению, что влюбленность туманит мозги, я теперь точно знаю, что любовь мгновенно отсеивает все лишнее и ненужное, оставляя самое важное и главное. И всех тараканов вымоет из вашей головы мощной волной влюбленности и восторга жизнью, как струя из пожарного шланга, направленная на пыльный и скучный асфальт, мгновенно смывает с него окурки, пожухлые листья и прочий мусор, являя взору сверкающую чистотой и зовущую в даль светлую праздничную дорогу.
Влюбитесь по уши, по самую макушку, влюбитесь безрассудно и отчаянно, и все встанет в вашей жизни на свои места, а на вашу голову можно будет ставить клеймо: «Проверено, тараканов нет!» (по аналогии: «Проверено: мин нет!»).
Проверено личным опытом.
22.07.2015г.