Как мало и как много отпущено человеку на Земле! Богатство его предназначения определяется в соответствии с теми жизненными принципами, которые он исповедует. Будет это свет или тень, зажжётся ли яркая звезда на небосклоне, состоится ли то, ради чего ставил планку достижения нужной высоты и шёл к ней сквозь преодоление всевозможных трений и с самим собой, и с окружающим миром? Наверное, всё проверяется каждодневным стремлением к полезности своей деятельности, внутренней согласованностью с избранной ролью творителя. Это – судьба безусловной талантливости, какой обладает по-настоящему умный, цельный человек.
Для меня Александр Владимирович Сержантов – олицетворение истинной интеллигентности, встречающейся настолько редко, что говорить о нём в прошедшем времени – горькая нелепость. Он умел быть равным со всеми людьми, оставаясь на верхней ступеньке своего мировоззрения. Это исключительное свойство человека всеобъемлющей доброты и искренности, вовсе не иллюзорное, для него обычное, тем и выделяющее из массовости. Великолепие потрясающего ума в сочетании с открытостью, распахнутостью души, изящество литературной отточенности речи, светящийся неутомимостью деяния оптимизм – всё было для него таким естественным, что становилось явлением для других. Потому и общение, наряду с внешней лёгкостью, составляло свою особенную трудность невозможностью состязания в эрудиции, разносторонности знаний, творчестве, которое он привносил в каждое дело, считая его живой частью существования. Сухой, стандартный подход никогда не рассматривал как нечто важное, в смелой азартности увлечённо убеждал служить Просвещению – именно служить! – а не пользоваться положением поучающего.
Директорский кабинет, который он занимал в Левашовской средней школе, не запирался на ключ, не блистал новой мебелью, не отличался педантичной аккуратностью расстановки каждого предмета – в нём хозяйничал дух детского Самоуправления, отношения к учителю, как к личности далеко не ординарной, индивидуально уважаемой. Разве могло такое быть?! С удовольствием утверждаю.
Конечно, Александр Владимирович был строгим и требовательным к педагогам: к их мастерству ведения урока, к реализации всех их потенциальных способностей, к их общественной заметности. Смысловая наполненность ощущалась и в серьёзных разговорах на педсоветах, и в разнообразии внеклассной работы, и в рутинной повседневности. Он отстоял необходимость школьного пристроя – появились дополнительные учебные кабинеты, среди которых едва ли не первый в Некрасовском районе компьютерный, актовый зал с приобретением музыкальных инструментов, видеоаппаратуры. Историк по специальности, он увлёк ребят сценическим искусством: греческий театр масок не только занял их свободное время, но и выявил актёрское пристрастие, подогреваемое зрительской благодарностью. Он показал им места студенческих археологических раскопок на берегу Волги возле расположенного на высоком холме Введенского монастыря, и вид белого, устремлённого в небо храма с зелёным травяным подножием имел проникновение в сердца не столько внешнее, сколько внутреннее, обогатившее силой великого сияния, давшее возможность всмотреться в себя, понять себя. Он возобновил в Левашове старинный гончарный промысел, каким в давние времена отличалось село, отыскал мастера, создал ему условия для обучения ребят – и гончарный круг объединил энтузиастов. Он способствовал возникновению школьного музея: коллектив отправился в окрестные деревни для поиска предметов быта, записи рассказов об исторических событиях далёких времён. Он стал первым редактором стенгазеты «ЛЕВша», уже в названии проявив присущую ему оригинальность (Левашовское школьное агентство), – и компания юных корреспондентов, журналистов, оформителей, спортивных обозревателей потянулась к его столу. Вообще, видимо, судьбой было уготовано Александру Владимировичу идти не по следу, а по бездорожью, и он пролагал этот путь с очевидной радостью, несмотря на обязательность различных неприятностей.
Школа манила его чем-то необъяснимо большим, возвышающим – он не сетовал на усталость, не ограничивался лишь распоряжениями, являя собой центр безоговорочного притяжения, будь то работа в поле по уборке картофеля, или подготовка с семинару директорского состава района, или встреча английской делегации, которую, помнится, приятно удивило хорошее наполнение обычной сельской школы. Гости расписали автографами стену возле кабинета Александра Владимировича, и долгое время этот экран знакомства, признательности за тёплый приём приковывал к себе внимание.
Пожалуй, первые кандидаты на ученические медали в Левашове тоже утвердились в те годы. К чести школы, в её стенах изначально успешно занимались и достойно окончили курс обучения очень многие ребята. И пусть не вписаны их имена на Доску почёта, остаётся человеческая благодарность за ту радость, которую они доставляли на уроках и выпускных экзаменах. Ещё более знаменательно, что первой медалисткой стала дочь преподавателя математики Валентины Дмитриевны Пначиной – Наташа Пначина: давно известно, учительские дети – объект пристального глаза населения, и их победы оцениваются с глубоким пристрастием. Наташа выдержала всё, с ней конкурирующее, и директорское «Молодец!» означало победу ученицы, семьи, коллектива в её совокупности.
Разумеется, восьмидесятые годы прошлого столетия, о которых идёт речь, ни в коем случае нельзя сравнивать с нынешними, насыщенными такими средствами обучения, что всё прежнее кажется наивным и маленьким. Может быть! Но с каким удовольствием вспоминают именно это время на вечерах встречи выпускники, отмечая и знаменитые сержантовские КВНы, и интеллектуальные игры, диспуты с приоритетами мысли, речи, дружбы. Мастер художественного слова, Александр Владимирович в своей декламации становился защитником русского культурного наследия, пропагандистом настоящей поэзии. И столько, очевидно, было в нём потребности в самовыражении, в незастойности жизни, что именно строка помогла реализовать это стремление. Он писал сценарии к школьным вечерам, видеофильмам (его совместная работа с Александром Булатовым «Гончарный круг» вошла в число победителей на областном конкурсе в Ярославле), дружеские шаржи, полные искромётного юмора, фельетоны, песни. И – стихи. Поэтизация родного, домашнего, в уюте которого он нежнел душой, спор о настоящем понимании происходящего вокруг с многочисленными знакомыми из искусства – особенно Александр Владимирович выделял для себя Евгения Чеканова, ярославского поэта; впоследствии, в московской книге своей судьбы, он легко набрасывал сатирическое оснащение к путешествию по усадьбе «Кузьминки», стихотворно освещал Дни открытых дверей на «Царской пасеке», с такими же энтузиастами, каким являлся сам, возрождал фольклорные праздники в Кузьминском и Измайловском парках.
Александр Владимирович Сержантов успел в жизни многое. Он был участником Всероссийского поэтического праздника в Смоленске к 50-летию Победы, делегатом Всесоюзного съезда работников народного образования в Кремле, он награждён Почётным знаком «Золотой бурундук» за большой вклад в развитие экологического просвещения на заповедных территориях России, медалью «Честь и польза» международного благотворительного фонда «Меценаты столетия»; он редактировал две московские газеты: «Новая мельница» (с выходом два раза в месяц при бесплатном распространении!) и «УЖ» (орган городского педагогического университета); он заведовал Некрасовским районным отделом народного образования, работал учителем в Бурмакинской средней школе, инструктором Некрасовского райкома партии, он был директором средней школы города Люберцы, научным сотрудником Музея русской усадебной культуры «Кузьминки», возглавлял Левашовскую среднюю школу. И везде – со всей щедростью своих знаний, верой в их непреходящую ценность как истинно человеческое, способное к возрождению красоты жизни. Потому и кланяются ему не только берёзы в тихом приюте на родной бурмакинской земле, где он нашёл своё отдохновение, но и люди, которые знали, любили, уважали в нём тот огонь, что отражался на всём, к чему он прикасался.
Разве с памятью можно проститься?
Не болеть? Не страдать? Не любить?
Вспышкой молнии будет светиться
Всё, чему предназначено жить.
Он ушёл в сны весеннего утра,
В чистый воздух зелёных полей,
В тихий свет, и красивый, и мудрый,
И в просторную песнь журавлей.
Спелый колос протянет ладони,
Тёплым хлебом тебя угостит…
И пронзительно память догонит
Белой тенью небесных ракит.