Она сидела на кухне в разорванном халате, затягиваясь всхлипывала и протирала слёзы. Свет был отключен потому она не видела своего отражения в зеркале, и это хорошо, потому что уродливые раны и синяки покрыли её недавно ангельское лицо. Она плакала не от боли,хотя боль была не выносима, рассечены на обеих бровях, на носу, разбитые и пробитые губы болели острой и резкой болью, хотя это было не так ужасно как тупая, ломящая боль во всём теле, и особенно в низу живота. Она плакала от обиды. Обиды которая перерастала в ненависть сжигающую все тёплые чувства что оставались в памяти.
В её голове мелькали страшные мысли: Как они могли? Я убью их, они заплатят. Их дочь умрёт.
С этой мыслью она взяла в руки острый нож после чего выбросила в окно окурок и вышла из кухни. «Она должна сдохнуть быстро» подумала она и прошла в детскую. Подойдя к кровати своей сводной сестры она попыталась улыбнутся, но из пробитой губы струёй ударила кровь, тогда она расслабила лицо и поднесла острый нож, левой рукой, к кадыку своей сестры, а правой нанесла удар по ручке ножа. Ангелина открыла глаза и захрипела в агонии, леденящий ужас был в её глазах. Предвкушая блаженство подобное лишь таинству рождения новой жизни Мария вынула нож, кровь фонтаном брызнула из открытой раны ей в лицо, оно не шевелилось но в её глазах ясно читалось счастье переполняющее её душу в эту секунду и которое пройдёт ещё через мгновение.
После этого Маша села на пол рядом с кроватью и равнодушно смотрела на умирающую сестру. Когда всё закончилось она отрезала голову Ангелины и вышла из детской держа её за волосы.
Через несколько минут она сидела на подоконнике и курила крепкие сигареты, в таком положении она сидела и ждала когда проснутся связанные и пьяные мать и отчим. Её терзало настоящее по детски игривое любопытство, она положила голову Ангелины между родителями и ждала когда они проснутся и она сможет насладится их болью и отчаянием.
Боль уже почти прошла и обида уже не душила, но остановится она уже не могла, азарт полностью поглотил её. С игривым огоньком в глазах она слезла с подоконника, подошла к кровати и села рядом с матерью, нежно провела ладонью по её щеке, затянулась и лёгким движением прижгла её.
Что сука, больно? - Маша произнесла эти слова без капли горечи или обиды, наоборот, это звучало живо и весело. Её мать не сразу поняла, что связанна и попыталась встать, он попытка не увенчалась успехом.
- А ну развяжи меня, или я тебе башку оторву. - В ответ на эту угрозу маша попыталась посмеяться, но резкая боль успокоила её. Она молча показала пальцем на голову и отошла к подоконнику, достала сигарету и зажгла спичку и подняла глаза к восходу, за спиной раздался истерический крик который сменился жалким лепетом, в глазах маши загорелось пламя удовлетворения. Прикурив она развернулась и села на подоконник.
- Что, горько? Больно? Наверно убить меня хочешь? А мужик то твой спит, не просыпается, - Голос её звучал пугающе – мам, знаешь почему я это сделала? Потому что когда этот ублюдок меня избивал и насиловал ты сидела рядом и смотрела и более того, ты разговаривала с ним в этот момент - её речь постепенно перерастала в крик — ты наблюдала за тем как твой чудесный муж насилует твою шестнадцати летнюю дочь. - внезапно её голос стал ровным и спокойным - Что тебя беспокоит? - Маша взяла в руки нож и спросила — Как думаешь, что лучше? Сперва яйца или ногу? Не как не решу. Наверно лучше палец. - после этих слов она втыкает нож в спинку кровати и выходит из комнаты.
В этот момент её мать одновременно пытается развязаться и разбудить своего мужа, но муж никак не просыпается, а верёвки затянулись ещё сильнее. Она плакала и пыталась понять, что происходит. В её голове был только один вопрос, «что вчера было?» но мысли путались, в цепочке событий не хватало нескольких звеньев.
Мария не заставила себя долго ждать, через минуты три она вновь вошла в спальню матери и отчима, раны на её лице разрывала истерическая улыбка, кровь текла по подбородку, шее и стекала под разорванный халат, но она этого словно не замечала, и в предвкушении блаженства, глядела на своего отчима.
– Что ты задумала? - почти шёпотом спросила её мать — Маша, не надо, остановись.
– Почему? Ты ведь любишь смотреть, так смотри. - эта фраза прозвучала как насмешка, а следом в её голосе прозвучала нотка гнева - А если не заткнешься отрежу тебе пальцы, и по отламываю зубы -
Изнасилованная и избитая, Маша стояла с клещами в руках над пьяным ублюдком, которого ещё вчера называла папой и пыталась найти хоть одну причину по которой ему нужно сохранить жизнь, в памяти всплывали моменты переполняющие чувством любви, но следом перед глазами появлялась его довольная улыбка и боль щемила сердце, и обида вскипала выжигая последние капли сострадания и оставляя лишь злобу, лишь ненависть. По её щеке скатилась слеза, а следом вновь появилась кровавая улыбка, которая внушила бы истинный ужас самому дьяволу.
Мария взяла отчима за руку, поднесла клещи к указательному пальцу, и отрезала его. Кровь брызнула во все стороны, раздался пронзительный крик переходящий в почти женский писк. Маша слегка отступила назад. А отчим не мог выдавить из себя ни слова, только жалкий визг.
– Что мудак? Больно? Мне вчера тоже было больно — после этих слов маша сунула руку в карман, достала оттуда жмень соли и небрежно бросила на его рану — это только начало.
Не возможно вообразить тот крик который раздался и прекратился через несколько секунду.
– Болевой шок. Слабак! - С презрением сказала маша, после чего взяла нож и воткнула в его ногу, потом снова, снова и снова, но реакции так и не последовало, ни крика, не плача, не воя, тишину нарушал только плачь её матери.
– Смотри, мам. — после этих слов она легким движением перерезала горло своего отчима, села ему на грудь и посмотрела в глаза. Просидев в таком положении с минуту она встала, подошла к подоконнику и закурила.
– Моя последняя сигарета — подошла к матери и перерезала ей вены — прощай мать родная — следом прогремел издевательский хохот с которым маша подбежала к окну и выпрыгнула из него с радостным криком.
Связанная мать промучилась ещё пару минут и боль постепенно начала покидать её, а на её место потихоньку стал приходить покой, вечный покой...