- Полинушка, да ты что, бросаешь меня здесь? Я же не смогу без тебя! Мне же не прожить здесь одному!
Уцепившись за её руку, я вдруг с горечью подумал, что сам сейчас напоминаю тех серых людей, которые тоже молили нас.
Опомнившись, я поцеловал её руку и перекрестил, как умел.
- В добрый путь, Полина. Спасибо за всё. Я буду помнить тебя.
Она легко кивнула, спиной отступая в зеркальную пластину. Её фигура стала медленно таять, и только глаза, полные неземной печали, казалось, остались со мной навсегда.
Я оглянулся вокруг: бескрайняя пустыня стала продолжением меня.
Что-то обрушилось внутри меня, бесконечно проваливаясь в звенящую пустоту. И в этом бесконечном падении сознание судорожно пыталось найти хоть малейшую опору, чтобы оправдать желание далее Быть.
Мир сузился для меня до плоскости зеркала, и мне уже было всё равно, что ждёт меня по другую сторону. Ведь остаток меня всё одно останется здесь, чтобы помнить её глаза.
Не раздумывая более, я шагнул вперёд, делая положенные пол-оборота, и спиной вошёл в мерцающую зеркальную гладь.
Холодный воздух был чист, как ледяная родниковая вода. Во все стороны от меня простиралась горная страна, тающая в дымке на горизонте. Бесчисленные горные пики и пропасти, уходящие в необозримую глубину, вселили в меня отчаяние. Больше некому было оберегать меня от опрометчивых решений, и теперь каждый неверный шаг мог стать последним.
Пораженный увиденным, я даже не сразу понял, что по-другому одет. На мне оказался мягкий шерстяной плащ с капюшоном, рубаха и брюки были сделаны из того же материала. Особенно понравились мне мягкие кожаные сапоги, так вовремя сменившие мои драные кроссовки.
Тропа начиналась прямо под ногами, теряясь далее в нагромождении камней. Я ещё раз осмотрел свой новый наряд и двинулся по тропе, ведущей неведомо куда. Неожиданно мне в голову пришла мысль, что я уже совершенно спокойно реагирую на мелькающие передо мною миры, и иногда с трудом вспоминаю тот, из которого я пришёл.
Тропинка вилась между скальными выступами, то подходя к краю пропасти, теряющейся в дымке внизу, то пересекала широкие скальные осыпи.
Мне вдруг представилось, что я иду уже целую вечность. Впереди и позади всё те же скалы и ледяной лоскут неба над головой. Казалось, время остановилось, и я иду по замкнутому кругу. Мне уже не боязно было идти по краю бездонных пропастей, не пугали скатывающиеся из-под ног камни. Мои мысли и чувства погасли, как угли, и я шёл, как сомнамбула, направляясь в никуда.
На очередном изгибе тропы что-то вздрогнуло у меня внутри, и я испуганно вскинул взгляд.
Впереди, загораживая тропинку, стояла фигура человека, закутанного в тёмный плащ. В человеке было метра два росту, лицо, словно высеченное из камня, было неподвижно, и только длинные седые волосы едва шевелились на лёгком ветерке.
Угли глаз его впились в меня, прожигая насквозь, создалось ощущение, что кто-то перетряхивает всё моё сознание, как старое барахло.
Я не помнил, сколько прошло времени – час, два, или вечность, а он всё стоял и смотрел на меня, не проронив ни слова.
- Иди за мной, чела. И не вздумай отстать, – наконец, прозвучали слова в моей голове.
Он повернулся, и, более не говоря ни слова, мерно зашагал по тропинке.
Я едва поспевал за своим провожатым, пока не обратил внимание на то, что не слышу звука его шагов. Он словно плыл над дорогой, едва касаясь её ступнями.
Неожиданно быстро стемнело, и на обозримом куске неба зажглись яркие незнакомые звёзды. Я уже едва различал своего проводника, когда он резко остановился у входа, вырубленного в скале. Первый раз за всю дорогу обратившись ко мне, он произнёс.
- Войдёшь – зри только под ноги, по сторонам не зыркай. Беда будет.
Пещера была освещена неясным серым светом, льющимся ниоткуда, тёмные своды терялись в высоте. Я шёл, глядя под ноги, как было сказано, но всё же боковым зрением зафиксировал, как несколько смутных фигур отступили в тень с нашей дороги.
Вскоре мы с моим жутковатым проводником оказались в просторной куполообразной пещере, освещённой всё тем же непонятным светом. Вдоль стен виднелись грубо вырубленные каменные скамьи. Где-то в глубине был слышен звонкий перестук капель воды. По знаку проводника я присел на одну из скамей, он же стоял посреди зала, склонив голову и вперившись в меня глазами. Внезапно материализовавшись из воздуха, чуть поодаль появилось ещё несколько таких же безмолвных фигур.
- Кто ты, испытующий себя на этом пути? Чего ищешь ты: упокоения, либо обретения веры? – Голос старца гулко прозвучал под сводами таинственной пещеры, и не привыкший к этим словосочетаниям, я сначала не понял, что он обращается ко мне.
- Я не помню, кто я, – мне было физически тяжело говорить под его взглядом: - Когда-то очень давно, в каком-то из миров меня звали Роман, но возможно это был сон. Наверное, я был незлой человек, так как зла никому не желал, но оправдать прожитую жизнь мне нечем. Я не могу вспомнить из неё ничего, ради чего стоило бы о ней сожалеть.
Старец покивал головой и тяжко вздохнул.
- Ты носишь имя, будто жив, но ты мёртв, пока мертва в тебе память о себе самом и о замысле создателя. Люди более возлюбили тьму, нежели свет. И свет, что ты находишь в себе, не есть ли тьма?
Я поднял на него глаза и, как бы сбрасывая с себя тяжкий гнёт, распрямился.
- Ты говоришь слова, которые мне не понятны, но они рвут мне сердце. Кто ты, и как мне обращаться к тебе, старик?
- Вы люди, даёте себе имена, определяя свою судьбу. На всю жизнь сажаете себя на цепь поступков и желаний, кои определяет ваше имя. Я отказался от имени, и как бы ты не назвал меня, всё будет ложью.
- Извини, учитель, но людям надо цепляться за имена и названия, ибо из них соткан наш мир. - С горечью, отвечал я ему.
- Близок час, отрок, когда спящие во прахе Земли проснуться и с ужасом узрят лик свой и в страхе отвергнут ведение, но так как они отвергли его, будут сами отвергнуты Создателем.
- Учитель, у человека отняли Бога и иссушили душу его многими соблазнами. Он слеп и жесток и глаза его обращены внутрь себя. Кто же позволил замысел Господен превратить в такое?
- А разве не потакаете вы детям своим в мальстве, и после спрашиваете, почему не почитают они родителей своих? Господь взял из сердца своего зёрна жизни, посеял их как пшеницу. И взошли они. По обе стороны от пути Его взошли. Но подул ветер времени, и взросли они зубами дракона.
Господь может только любить и спасать, а остальное всё от вас.
И тогда через захлестнувшее меня отчаяние, я выкрикнул: - Что же тогда делать человекам и где ожесточившимся сердцем и утратившим путь искать себя?!
- Найди в себе веру отрок, ибо утрёт Он каждую слезу. Тот, кто сотворил семизвездие и Орион, претворит смертную тень в ясное утро.
Он повернулся, и сделал мне знак следовать за ним. Серые тени расступились, давая мне дорогу. Когда я проходил мимо них, у меня волосы затрещали разрядами и поднялись дыбом.
Пройдя несколько скальных коридоров, мы остановились в небольшом гроте, имеющем форму эллипса, с гладкими полированными стенами. Одну стену этого помещения занимало каменное зеркало в рост человека, отшлифованное до поразительной чистоты.
Прямо перед ним находился невысокий каменный престол, на который и указал мне старик.
- Здесь узришь ты самого себя и изойдёшь слезами. Душа твоя исторгнет вопль от вида мерзости жизни твоей, но стерпи сие. Терпи и не отводи взора, пока не останется сил на слёзы, и тогда узришь истинную свою сущность.
Я хотел спросить его, как мне это делать, но он сделал мне знак молчать и, указав на зеркало, произнёс:
- Зри. Там найдёшь все ответы.
Более не говоря ни слова, он сделал несколько шагов и растворился в сером полумраке коридора.
Оставшись один, я поёрзал на неудобном сидении, огляделся по сторонам и, не найдя ничего примечательного, уставился в тёмную гладь зеркала.
Оттуда на меня взглянула фигура с измятым, нездорового цвета лицом, в мешковато сидящей хламиде.
- Эк меня за последнее время поистрепало-то, - с неудовольствием подумал я, разглядывая своё отражение.
Неожиданно зеркало как-то странно потускнело и сразу прояснилось, но теперь на меня смотрел уже другой человек. Молодой парень в странном головном уборе удивлённо вглядывался в меня. За его спиной виднелись мачты старинного корабля, дальше шла обычная портовая жизнь, люди таскали мешки, суетились на причале с канатами.
И наконец, до меня дошло, где мы с ним встречались: это был я, только в другой и незнакомой мне жизни. Открыв рот от изумления, я вглядывался в его черты, всё больше находя сходство между нами.
Видимо, откуда-то сзади его окликнули, он обернулся, и ещё раз взглянув на меня, побежал по пристани.
Зеркало снова сморгнуло, и из него глянул полумрак собора, пестрящий дымными огнями свечей. Суровое лицо, изборожденное страданием и высушенное жестокими постами, взглянуло на меня из-под глубоко надвинутого капюшона. Тёмные оливы глаз требовали ответа за всю мою греховную жизнь. И это был снова я.
Лицо, перекошенное ненавистью, сменило лик священника. Воин, обнаженный по грудь, упивался кровью, стоя на куче трупов и раздавая направо и налево удары секирой.
Я встретился взглядом с его налитыми кровью глазами, и в ужасе отшатнулся. Он прокричал мне что-то, замахнувшись секирой.
Передо мной замелькали лица, сменяясь как в калейдоскопе. Мужчины и женщины, старые и молодые. Лица, искаженные страданием, и освещённые молитвой, палачи и казнимые, гонители и отверженные, – и всё это был я.
Меня трясло как в лихорадке, глаза отказывались смотреть, застилаясь жгучими слезами.
- Господи!!! – Заорал я, схватившись за края зеркала.
- Прости, что не оправдал замысел Твой! Прости, что не нашёл силы преодолеть предначертанный путь! За веру, всуе утраченную, прости Господи!
Я закрыл мокрое лицо ладонями, каменея душой от увиденного.
Адово пламя, сжигавшее меня изнутри, погасло, потому что нечему было больше гореть.
Сухими глазами я снова взглянул в зеркало. Из него на меня смотрела пустота. Меня там больше не было. Я видел каменный стул и стены за собой – и более ничего.
- Теперь ты понял, кто ты есть? – Прозвучал голос справа от меня.
- Понял, учитель. Меня нет, а видимость меня есть только следы на воде.
- Ты не прав, отрок. Из ничего созидается всё. Потеряв имя своё, ты обрёл вечность.
Я встал и преклонил перед ним голову. Он легко дотронулся до моего лба пальцами и тихо произнёс.
- Никшни отрок, и узри свет истины горний. А после жди свой час назначенный.
Звёзды, свернувшись в слепящий жгут, взорвались перед моими глазами, усыпав пространство светящейся пылью. И увидел я Землю в великолепии своём.
Планета, источая лазурный свет, плыла среди бриллиантовой пыли звёзд, поражая дивной красотой красок. И видно было, как далеко внизу текут прозрачные реки, а воздух дрожит над тучными полями. Города без дыма и смога белыми башнями устремлялись вверх.
После видение показало мне ещё одну полупрозрачную Землю, но более тусклую, а далее ещё и ещё. Планеты были, как матрёшка в матрёшке, всё более искажаясь, отходя от сияющего основания своего. И наконец, последней в этой череде пространственных измерений я увидел Свою Землю. Полупрозрачной грязной дымкой она простиралась над сияющей твердью истинной Земли - тусклый отблеск реального мира.
В дверь звонили, и видимо, уже давно. На лестнице слышался недовольный гул голосов и тяжёлое шарканье.
Очнувшись, я понял, что лежу на полу своей мастерской. Подняв голову, я наткнулся глазами на пустой подрамник с клочками от холста.
- Прощай, Полина , – пальцы коснулись того, что осталось от портрета.
- Не забывай меня. И тогда, там, за Гранью, я смогу отыскать тебя снова.
Рига. Июнь. 2012.г.