Бабушка Олега Палея умирала тяжело. Лежала второй год, с пролежнями, не вставая.
Когда Олег с Машей после шумной студенческой свадьбы в 1970 году в Свердловске приехали в Асбест в родительский дом, он прямо с молодой женой и чемоданом в руке прошёл в комнату бабушки.
Полусидя на высоких подушках, она встретила их печальным взглядом и поджатыми губами. В комнате стоял тяжёлый запах смертельно больного человека. Поставив чемодан, Олег подошёл к кровати. Маша, сморщив носик, осталась в дверях.
В комнату забежала старшая сестра Олега, Галя.
– Олег, пойдёмте в большую комнату, вас все ждут. –
Мария Алексеевна подняла ладонь:
– Идите. Идите. Покушайте, отдохните с дороги. –
Палей вытолкал всех из спальни бабушки и встал на колени, на половичок, у кровати.
– Баба, она тебе не понравилась?
– Долгую и трудную жизнь будешь Олежка с ней мучится. Слабая она.
Проговорила Мария Алексеевна, положив руку на голову внука.
- Я тебе оттуда помогу. -
– Не понравилась. – Грустно констатировал внук.
– Мы, баба, сегодня только переночуем и в аэропорт. Слетаем на неделю в Одессу.
– Что ж ты дома и сутки не погостишь. Олежка я ведь совсем плоха стала. Кто мне глаза закроет. Два месяца тебя ждала, терпела. Жить уже, не сил не интереса нет. Принеси милый внучек мне стопочку рябиновой, подай вон ту синенькую иконку и, иди, иди, покушайте с дороги. –
Олег сбегал на кухню, принёс стопку самогона, настоянную на калине, котлетку с кашей и вернулся к семейному столу.
Кушали и разговаривали почти час. У всех свои дела, проблемы. Галя собралась замуж. Вовка поступил в техникум.
Отец перешёл с военной на трудовую пенсию.
Когда Палей вернулся к бабушке, она лежала с открытыми глазами, сложенными на груди руками и иконкой в жёлтом кулачке.
Опустившись на колени, Олег дрожащей рукой закрыл глаза Марии Алексеевне Тюленёвой, лёг ей на грудь поперёк кровати и горько заплакал.
Мать с отцом почти всю ночь успокаивали, уговаривали старшего сына.
– Похороним без вас в лучшем виде. Не переживай. Езжайте. Бабушка, конечно же, не хотела испортить вам свадебное путешествие. Летите спокойно. На девятый день помяните. Одесса большой город. Церковь православная верно есть. Поставьте свечку за упокой рабы божьей Марии.-
Потерял Олег Николаевич Палей самого родного и любимого человека, а приобрёл, как оказалось, Ангела Хранителя, который помогал ему много раз по жизни. Что ещё он мог сделать для самого дорогого ему человека. Двадцать лет почти ежегодно приезжал потом Олег в Асбест к родителям, погостить.
Навещал могилку бабушки, посыпал холмик Святой землёй, привезённой из Палестины, с самых святых мест.
Вспомнилось, например, как помогла ему Ангел Бабушка в октябре 1993 года. Через восемнадцать лет после своей смерти.
Палей тогда продал дом в хуторе Дубрава, на правом берегу Дона и за три дня объехав около десятка хуторов, купил на все деньги 74 ваучера и выехал в столицу.
В Москве, с утра, он пришёл на фондовую биржу, где сотни возбуждённых, хорошо одетых мужчин, толкаясь у мониторов, покупали и продавали друг другу ваучеры, акции МММ, Гермес, Телемаркет, Супримекс, Дока-хлеб и ещё какие-то варранты на облигации.
Через час, он понял только одно, что если продаст сейчас свои ваучеры, то денег у него будет в два раза больше, чем он получил за дом.
Жена, перед поездкой, два дня ему объясняла, что он полный идиот, что ему нужно опять полежать в дурдоме.
- Вдумайся Олег, ты поменял дачу и гараж на серые бумажки о детях не подумав.
Палей быстро продал ваучеры. Растолкал деньги по карманам и, оглядываясь, не увязался ли кто за ним, покинул биржу.
Поезд в Ростов-на-Дону был поздно вечером и он, пристроившись на лавочке в ближайшем скверике Чистопрудного бульвара, довольный собой, спокойно жевал хотдог с пивом.
Перекусив и закемарив в тенёчке под липой, Олег Николаевич вспомнил детство. Вот он прибежал из школы. Влетел на кухню.
– Баба жрать. – Из за печки вышла бабушка с половником в руках и, не наливая ему борща, строго завела.
– Вернись. Вернись. Вернись. –
У Палея застучало сердце. Он вскочил и растеряно оглянулся. Что ещё за чертовщина. В воздухе звучали глухие удары. Салют среди бела дня что ли. Он тормознул, бегущего куда-то, мужичка.
– Земляк, что это за война у вас в Москве.
– Ельцин парламент из танков расстреливает. - Крикнул тот на ходу.
- Да ты чо. Я двое суток в поезде. Ничего не знаю. –
Справа раздались крики. Прохожие склонились над упавшей старухой. Автоматная пуля на излёте попала ей в щёку, слегка поцарапав. Парень с девушкой разглядывали пулю. Семейная пара набивались к пенсионерке в провожатые до дому. Щека её распухла. Старушка вся дрожала. Продавцы ларьков с пивом стали закрывать стёкла щитами.
Олег Николаевич вспомнил. Бабушка вещала.
– Вернись. -
Куда? Он вернулся на биржу. Она к его удивлению работала. Брокеры, трейдеры и клиенты суетились как ошпаренные. Взгляды их были просто бешеные. Половина держала папки или книги над головой. Палей посмотрел вверх.
– Ё … т … мать. –
Потолок в зале биржи был стеклянным куполом и звенел при каждом залпе, но пока не одно стекло не лопнуло и осколки ещё не сыпались на головы. Но цены его удивили ещё больше. Он продал ваучеры по 26 долларов. Сейчас они стоили 7-8 за штуку.
- А была, не была, умирать так с музыкой. –
Решил Олег Николаевич и, купив 250 ваучеров, вместо проданных 64, выскочил с биржи.
Прошёлся по Чистопрудному бульвару. Выстрелы стихли. Палей вошёл в ресторан у иранского посольства. Заказал борщ с мясом и сто граммов водки. Война войной, а поесть надо.
Он вспомнил, как тесть ему рассказывал. На Войне с часу до двух обычно было тихо. У немцев был обед.
Перекусив и повеселев, он вернулся в скверик и присел на заколдованную лавочку, где с ним общалась бабушка. Закрыл глаза и снова расслабился. До поезда было десять часов. Канонада стихла. Засвистели воробьи. Солнышко ласково пригревало. Опять вспомнилось Олегу детство.
Он прибежал из школы и они с бабушкой вышли в огород, накопать молодой картошки к ужину.
Стоял такой же осенний солнечный день. Бабушка выворачивала лопатой куст, а Олег собирал клубни в ведро.
Вдруг бабушка отставила лопату и пристально уставилась на внука.
– Урожай какой нынче. Продавать видно будем картошку. Всё продавай. Всё продавай. Всё продавай. –
Палей вскочил с лавочки. Сердце опять колотилось.
– Да что такое. Наваждение какое то. Продавай. Что продавай. –
Он постоял, растирая виски, и вернулся в биржевой зал. Ваучеры за два часа подорожали чуть не втрое и стоили уже 18 долларов штука. Обойдя с десяток мини офисов, Олег Николаевич продал свой большой пакет по двадцать долларов за штуку банку «Олимпийский». Деньги ему выдали в коробке из под телевизора мелкими купюрами; пятёрками, крупные ассигнации заявили закончились. Палей обмотал её скотчем, взвалил на плечо, выскочил на Мясницкую и, оглядываясь, стал ловить такси.
Кому скажи, не поверят. Он за три часа заработал пять тысяч долларов, на три машины Ваз 2011.
Таксист долго колесил по переулкам, объезжая баррикады и бронетехнику. Новинский бульвар и Арбат затянуло дымом. Стоял сладкий запах пороха. Спикер парламента Хазбулатов и Вице Президент России Руцкой выходили из горящего здания с поднятыми руками в начале колонны грязных и небритых депутатов парламента России первого созыва. 170 трупов погибших защитников парламента и штурмовавших его сторонников Президента собрали и свезли, не разбирая, кто конституционный демократ, а кто либеральный, в морг неопознанных трупов на улицу Щепкина №7 навалом в вагонах метро.
Палей подумал, что апостол Павел, принимая усопших, также не учитывал это обстоятельство.
Сильно пострадал мост Кутузовского проспекта через Москву реку, с которого шесть танков били прямой наводкой стальными болванками по верхним этажам Белого дома.
Он просел на 84 сантиметра, деформировались несущие фермы и его ремонтировали потом четыре года.
Вскоре Олег Николаевич Палей ехал в поезде Москва – Лихая из столицы в верховья Дона по билету без места.
Коробка из под телевизора мешала ему удобно устроится на третьей багажной полке общего вагона, но его всё радовало, хотя тревожила совесть. Он заработал на крови.