Почта работает всё хуже и и с большими перерывами. Каждый третий вертолёт сбивают в воздухе. Не понимаю, кто вообще разрешил нам отправлять письма и почему до сих пор не запретил, но, пока ещё можно, буду пользоваться этой возможностью.
Честно говоря, предпочёл бы войне, жаре и песку нашу тихую квартирку. За прошедший месяц понял одно: никакие награды, никакие деньги не стоят того, чтобы умирать, когда у меня есть ты. Хотя, конечно, Рюмин всячески увещевает нас, что многие останутся живы - но, по-моему, сам в это не особенно верит.
Самой большой ценностью по-прежнему остаётся вода. Стоит больших трудов удержаться и не выпить всю, но если растягивать - к концу дня она становится тёплой и противной. Выбирать не приходится.
Мы не воюем. Мы сидим за камнями и ведём наблюдение. Первые две-три недели это было даже интересно, но потом навалилась тоска. Ребята таскаются за полковником и ноют. Тот отмахивается. Я пока терплю.
Но это ещё цветочки. Грубо говоря, если бы было только это, я бы и жаловаться не посмел.
Три ночи назад кое-что случилось.
Мы сильно удивились, когда со стороны колонн наползли тучи - за предыдущий месяц солнце за ними ни разу не скрывалось и жизнерадостно поджаривало наши затылки, лишь ночью ненадолго уползая за горизонт. Тучи были восприняты как манна небесная. Пока с неба не упала стена града.
Собственно, длился он недолго, но, как только закончился, раздался душераздирающий вопль дежурного. Мы осмотрели его и не нашли ничего, что могло вызвать у него столь сильную боль. Поставили дежурить другого парня, только было улеглись, как вопль смолк. Спустя минуту нас разбудил дежурный. Ты бы видела его глаза...
С тех пор, как мы посмотрели, что с ним, спать не лёг никто.
У парня начисто отсутствовал язык.
Учитывая происходящее, в принципе, спиннинг и палатку можешь продать. Вряд ли я вернусь назад.