У моей тётки умер супруг. Детей у них не было. А старость – не радость! Скучала тётка в одиночестве, пока к ней не посватался вдовец. Дело-то житейское, новый муж собрал свои вещи и перешёл жить к новой супруге. Мне об этом сообщили наши деревенские. И вот выбрав время, я из города приехал к тётушке в деревню. Поздоровался, поздравил её с законным браком. Та смущённо замахала руками. И тут я захотел познакомиться с новым дядюшкой. Но не тут то было. Она мне сказала, что её супруг Василий (дело было в июле месяце) в картошке. Там и его найдёшь. А я пока обед соберу. Заодно и моего Васеньку – так тётушка ласково назвала своего нового суженого-ряженого - к обеду позовёшь.
Признаться надо, что выражение дед «в картошке» меня удивило. Я выяснять подробности не стал и отправился на огород. Но там я никого не обнаружил. Тогда я стал звать деда на обед. На мой голос откликнулся супруг тётушки из картошки. И я его вскоре обнаружил лежащим под ботвой картофеля закутанного в полушубок и вдыхающего испарение росы всеми своими лёгкими. Они у него шипели, как меха у бракованной гармошки. Оказывается, дед Василий вчера ставил, так сказать, откупную от своей холостяцкой жизни надоедливым деревенским мужикам и мучился с похмелья. А парами, исходящими от картошки, дед лечил похмелье. Так я познакомился с новым дядюшкой и новым оригинальным способом, как надо в современных условиях лечиться от «медвежьей болезни».
За обедом дед Василий похмеляться водкой не стал. Он сказал, что похмелье – это вторая пьянка. Зато курил самосад одну козью ножку за другой. Я такой газовой атаки не выдержал и вскоре выскочил на улицу, как угорелый. И так повторялось несколько раз. Отворять двери и открывать окна тётушка не разрешила. Сказала, что у Василия Васильевича, так звали мужа тетушки, больные лёгкие. И на сквозняке он может простудиться. Да и моли зато не будет.
Спал я на сеновале, иначе бы дед уморил меня никотином. А на следующий день я уехал в город. Недели через две я получил от тётушки письмо. Она просила меня приехать на недельке и отвезти деда в областную больницу. Вскоре я просьбу тётушки выполнил. На дворе было начало августа. Стояла жара. Посадив в машину Василия Васильевича с тётушкой, и уложив их нехитрый скарб, мы отправились в город. Дед принялся «глушить» самосад. Открывать окна мне строго-настрого запретили. Где-то через полчасика меня затошнило, а дым в кабине мне застилал дорогу. Видимость приближалась к нулю. Машины шли потоком одна за другой и не давали мне выехать в крайний правый ряд из общего потока. Наконец, поток машин уменьшился, и я выехал на обочину. Остановившись, я тут же вывалился из машины на землю весь обкуренный и еле дышащим. И тут же потерял сознание. На земле я провалялся до тех пор, пока меня не подобрала «скорая помощь».
И в больницу положили не деда Василия, а меня.