Мужичонка и старичок

               

Дорога выдалась длинная, старые лапти совсем поизносились, в суме и крохи не найдется. Мужичонка, перепоясавшись потуже поясом, чтоб хоть как то усмирить, рвавшиеся наружу стенания живота своего, уж несколько дней не видавшего ни хлеба, ни водицы, вошел в близ лежащую деревню в надежде хоть немного наполнить свой живот, а если повезет то и суму.

- Пошли мне Господи, людей добрых, Пресвятая Богородица не оставь меня,- перекрестившись он шагнул к первой хате, что на обочине.

Никодим был из тех сирых, что не имели ни кола, ни двора, не ребятишек, ни бабы, ни родных, ни близких, одним словом перекати поле. С виду то был неказист, весь серый да сермяжный, но стоило ему слово молвить, то и заслушается его собеседник, да и начнет просить.

- Дяденька, расскажи, что ты еще видал, что еще знаешь, больно речь твоя ладно течет, будто книжицу читаешь.

Никодим и впрямь знал много, походил немало, да все по святым местам, ума набирался, душу отбеливал, слова, сошедшие с уст старцев, до последней буковки каждой клеточкой своего бренного тела впитывал, а потом ходил  по селениям и городам и обо  всем, что от старцев услышал, рассказывал людям, тем самым и питался. Добрых людей не мало, за божье слово и накормят и оденут, но нигде Никодим  не оставался, как бы сладко,  где не было, он шел дальше от одного святого места к другому, от одного старца к другому и иной жизни он не хотел.

Хотя не всегда так было.
 
Была у него и другая жизнь, когда он озлобленный на судьбу – судьбинушку, весь мир корил и людей ненавидел. Жил он как кусок отломанный, никому не нужный, будто не родила его мать, а выплюнула, с измальства по людям мыкался, на оплеухах и затрещинах вырос, к пятнадцати годам один – одинешенек остался. Выплюнула его жизнь как мать когда то, так ему казалось и от этого он места себе не находил, скитаться начал, лишь на одном месте не оставаться, петлей смертельной ему снующаяся жизнь людишек становилась, так бы и сгинул если бы не встреча случайная.


Будто лист, гонимый ветром, в поисках лучшей доли для себя, шел он по пыльной дороги с котомкой наперевес. Тогда еще Никодим был не стар, а полон сил мужичонка.
Издали у обочины заприметил он старичка сухонького, сидел тот и эдак ручку тянул « мол, подайте, люди добрые».
Никодим подошел к старику и говорит.

- Дед, ты чего здесь сидишь, аль не видишь, что люду тут нет, кто тебе подаст, так можешь и сгинуть не дождавшись,- сказал Никодим и пошел дальше.

Старичок ничего не ответил, лишь молча посмотрел вслед Никодиму, который, не оборачиваясь, продолжил свой путь.

Пройдя совсем немного,Никодим вдруг ни с того ни с сего почувствовал себя неладно.
Каждый шаг давался ему болезненно тяжело, ноги словно подкосились и он упал прямо на дорогу, котомка разорвалась, и хлеб выпал из неё и покатился по дорожке.
Никодим не понимал, что происходит с ним, попытался пошевелить ногами, но они не слушались его.

- Неужто, это все,- подумал он, и в голове пронеслось « собаке собачья смерть».

Сколько  Никодим пролежал, неизвестно, но очнулся он, заслышав, чьи то шаги.

- Люди, помогите, помогите, - никто не отозвался.

 Лишь лисичка, почуяв еду, прибежала, хвостиком вильнула и, ухватив хлебушек, умыкнула в лесную чащу.
Никодим, понимал, что ночь на дороге ему не пережить, « где лиса, там и волки» думал он, пытаясь ползти, делая упор на руки, он не сдвинулся и с места, тело не слушалось его и от этого мысли были одна хуже другой.

 Опять послышались шаги.

- Помогите, кто – нибудь,- прокричал Никодим.

Подняв голову, он увидел старичка , которого он оставил у обочины дороги, не одарив и малым куском хлеба, старичка, просившего милостыню, но ничего не получившего от Никодима.

- Дедушка, помоги мне, обезножил я, дал бы тебе хлеба, но лиса его утащила в лес.

Старичок ответил.

- Я дам тебе то, что ты мне дал, - и с этими словами он продолжил свой путь.

Никодим, понимая, что ему никто уже здесь не поможет, стал плакать и кричать, пытаясь остановить удаляющегося старичка.

- Прости, меня, я виновен пред тобою, молю тебя, не оставляй меня. Именем Господа прошу тебя, не ради меня, а ради него сделай доброе дело. Помоги мне, и я по гроб жизни буду помнить это.

Старичок остановился, Никодим продолжил.

- Я виноват пред тобою, прости. Если ты сейчас уйдешь, я не похулю тебя, ибо сам  виновен в том, что прошел мимо тебя, когда ты нуждался в  моей помощи, так случилось, что помощь уже нужна мне и только ты, которому я не подал и куска хлеба, можешь помочь мне.                Прости меня.

 Старичок подошел к Никодиму.

- Никодим, встань и иди.

Никодим ответил ему.

- Если бы я мог.

- Никодим, встань и иди, я прощаю тебя.

 Никодим почувствовал облегчение, снова ощутив свои ноги, пытаясь подняться, не решаясь встать во весь рост, он сначала присел, чему был очень рад. Таких чудес с ним еще никогда не происходило.

- Дедушка, кто ты, как такое ты мог сотворить,- Никодим от страха и удивления сидел словно ошарашенный.

- А вот и хлебушек, чтоб подкрепиться,- из леса пришла та самая лиса и подала хлеб старцу в руки.

Никодим понимал, что так не бывает и, что он является зрителем необычного действа, частью которого стал и он сам.

Преломив хлеб, старичок подал кусок Никодиму.

- Вот, Никодимушка, делись своим хлебушком, не прячь его за пазуху. Грех это.

Никодим, откусывая от ломтя хлебушек, заливался слезами.

- Дедушка, прости.

А старичок, отломив кусочек хлебушка, отдал лисе, приговаривая.

- Иди, родная , спасибо тебе за всё.

- Дедушка, научи меня ум – разуму, я как лист гонимый отовсюду, зол и ненавистен удел мой, только сейчас понял, что  не все такие плохие, что я сам последний из последних. Научи разуму, спаси меня, не ведаю что творю.

Старичок, глядя в глаза Никодиму произнес.

- Подай тому, кому не можешь не подать, помоги тому, кому не можешь не помочь.                И пусть говорят « не делай добра, не будет тебе и зла», пусть говорят, а ты не слушай.                Помни всегда о том, что проходя мимо слез, проходя мимо горя, ты частицу себя теряешь безвозвратно.                Высокой ценой платишь тому, кто проверяет тебя, насколько ты чист и добр.  Ведь только отдавая, ты получаешь, а, не отдав теряешь.                И со временем уж нечего будет терять, потому что опустеет сосуд, не останется в нем жизни.                И уж не будешь различать, где боль, где слезы, все одно, ибо мертв ты душою.                Не только горе, но и радость не будешь воспринимать, ибо не дастся, потому что радость это оборотная сторона горя и насколько ты воспринимаешь горе, настолько воспримешь и радость.                Слеп и глух к боли, слепа и глуха радость к тебе.                И над всем этим провидец, ибо он взвешивает душу твою и, соизмеряя соотношение зла и добра, допускает до тебя и одно и другое.                И лишь в твоей власти жить полнокровной жизнью.                Жить, значит реагировать, а не закрываться, не видеть и не слышать,                насколько ты отдаешься миру, настолько мир отдается тебе.

Слова старца обжигали душу Никодима, никогда такого он не слышал, никогда никто так с ним не говорил . И только он хотел спросить старца, как же его имя, чтобы по гроб жизни помнить человека, взбороздившего его душу и посеявшего в ней семя добра, как, обернувшись вокруг себя он никого не увидел, старец, словно испарился.

 Никодим был на дороге один. Он стоял посреди дороги, за плечами была его котомка, цела и невредима, в ней лежал хлеб также не тронутый.                Никодиму стало не по себе, все так, как и всегда, как будто ничего и не было, ни немощи Никодима, ни старца, ни преломленного хлеба, все, как и прежде, но Никодим уже сам стал другим.
 И с того времени Никодим, как будто родился заново, он принял жизнь, окружающую его, стал странником и бродил по белому свету, соприкасаясь со святыми людьми, становясь от этого еще более счастливее, делил хлеб с другими и всем рассказывал  о встрече со старцем, изменившим его безрадостную жизнь.