Казус
В разгар бабьего лета, почти на закате солнца, к одному из бесчисленных волжских рукавов, на велосипеде подъехал мужчина. Физические данные подъехавшего достигли расцвета сил, – удерживаясь несколько лет на одном уровне, ешё не двинулись в сторону старости. После двенадцатикилометрового пробега, утирая рукавом пот с лица, человек внимательно осмотрел прибрежность. Тщательный осмотр выявил в начале залива пару рыбаков-поплавочников. Процедив сквозь зубы: «Эти не помеха», приезжий достал из рюкзака рыболовецкую сеть.
Солнечный диск, источая блёклые лимонного цвета лучи, мазнул на прощание охрой кудрявые облака. Укладываясь на покой, Светило позволило заре седым покрывалом затягивать небосвод. Тягучие липкие сумерки в спешном порядке обволакивали окрестность. В ночную тишину назойливым жужжанием вписывалась комариная рать. Отмахиваясь от оголтелых кровопийц, Григорий обрядил снасть. Мысленно намечая предстоящий маршрут, поглядывая по сторонам, торопливо разделся. Оставшись в костюме Адама, привязав к концу сети чалку с каменным грузом, поспешно вошел в воду. Осенняя волжская вода словно крапивой обожгла тело. Используя свой двухметровый рост, человек устремился вглубь. Примерно на полпути его следования, ему повстречалось принесённая весенним паводком ветвистое дерево. Чертыхнувшись, он изменил курс.
Управившись с намеченным делом, рыбак вышел на берег. К великому его недоумению одежды на месте не было. Велосипед, рюкзак были, остального как ветром сдуло. Отгоняя сорванной веткой насекомых, озадаченный, униженным голосом обратился к темноте: «Мужики! – пошутили, и хватит, комарьё сейчас злее волка». Повысив голос, через минуту произнёс: «За подобные штучки, я ведь могу как следует и морду набить». Проигнорировав сказанное, затаившиеся темень не издала ни звука. Ударом ноги отбрасывая к кустам рюкзак, изрыгая проклятия существенности, Григорий оседлал железного коня. Вкладывая в педали энергию гонщика, он покатил в сторону дома
Досадуя на городское освещение, « наездник» не смог миновать усиленный свет главной улицы. Флиртующая по улице публика, видя нагого марафонца, вела себя неоднозначно. Молодые парни, скаля зубы, наперебой выкрикивали сексуальные советы. Девчонки стыдливо прикрывая ладошкой глаза, сквозь пальцы старались рассмотреть мужские габаритные достоинства. Стискивая до боли зубы от злости, голый велосипедист, старался с предельной скоростью проскочить световые полосы. Изрядно устав, с каким-то тупым безразличием, «нагой спортсмен» отдавая непредвиденную дань моральным и физическим невзгодам, наконец-то очутился возле ворот собственного дома.
Доставшийся по наследству, – дом Григория в этом году вместе с изгородью был обновлён. В дополнение ко всему, ворота и верх изгороди, чересчур предприимчивые хозяева обнесли двойным рядом спирали Бруно.
Прислонив к забору велосипед, владелец недвижимости подошел к калитке. Наверно, поистине сегодня на человека обрушились сплошные неудачи. Щеколда калитки была предусмотрительно обмотана цепью. Зная звуковую непроницательность окон и дверей, хозяин отбросил попытку шумового эффекта. Помянув по-русски всех святых, направился через дорогу к соседям. На громкий оконный стук, вышла на улицу супружеская пара. Увидев в чём мать родила соседа, прыская в рукав, соседка Лида – жена Степана, стрелой метнулась в подворотню…
Поясняя Степану без утайки случившийся казус, напрочь отказавшись от предложенного белья, Григорий попросил помощь. Перебрав несколько вариантов, мужчины приняли простое решение – использовать лестницу…
Спрыгнув с лестницы во двор, хозяин с матерком открыл калитку. С благодарностями пожимая соседу на прощание руку, поставил в сарай транспорт. Меряя степенной поступью подворье, взошел на крыльцо. Гулкие удары в дверь подняли с ложа хозяйку.
– Кто там? Послышался за дверью испуганный женский голос.
– Соня открой – это я, усталым голосом проговорил Григорий. Брякнувший запор приоткрыл толстую дубовую дверь.
– Ты ведь обещал утром вернуться? Что стряслось? Включая в горнице свет, полюбопытствовала хозяйка. Увидев голого супруга женщина обомлела:
Затуманенный ревностью мозг обрушил на мужа отборный поток вульгаризма.
– Опять принялся за старое, что муж любовницы неожиданно нагрянул? Пришлось в окошко выпрыгивать? Даже трусы не успел прихватить… До седых …. дожил, а всё не угомонишься. Доведут тебя эти ****и… Совсем совесть потерял…
– Ну что ты несёшь, ты разве не видишь в каком я виде? Посмотри на ноги – на них пуд ила…
– Знаю я тебя, из любого дерьма стремишься чистым выскочить, На Линёвке выпачкал грязью ноги… Мало я с тобой из-за этих курв горя хлебнула. Ирод проклятый.
– Цыц! Грохнув кулаком по столу, в бешенстве заорал Григорий. Нагрей воды я что всю ночь немытым буду?
Чувствуя, что дальнейший скандал может привести к затрещине, женщина зажгла плиту. Ворча что-то непонятное, поставила на огонь с водой чугун. Остаток ночи так и не помирил супругов. Прокоротав в доме часа четыре без сна, коротко кинув супруге: «Закрой» Григорий вновь укатил в сторону залива…
На восходе солнца, вытаскивая сеть, рыбак обнаружил заячеившиеся в ней пуговицами рубашку. Только теперь его осенила понятливость: неосмотрительная небрежность, сыграла с ним каверзную шутку. В момент встречи с затопленным деревом – маршрутное изменение курса, изменила направление снасти. Сеть накрыла одежду и стащила её в воду, ну а там тихоструйное течение преподнесло «любезность». Укладывая в рюкзак улов, подмигивая Светилу, рыбак произнёс: «Рубашка – это алиби, придётся тебе моя половина, за напрасное оскорбление мужской чести, сегодня бежать в магазин за двумя сорокоградусными» .