Проходная. Подъем разгибом

Александр Брыксенков
       Лешка Барсуков всегда шел на работу по удице Литераторов. Был и более короткий путь, но Лешке импонировала именно эта небольшая и тихая улочка. И особенного-то на ней ничего не было. Ну разве что особняк, в котором в свое время  жила актриса Савина, та что организовала приют для престарелых актеров, да задний фасад большого дома (его называли «домом специалистов»), созданного в стиле конструктивизма, красиво выходившего лицевой стороной на набержную Карповки. Этот дом был не простой. В нем жили партийные шишки города и разные знаменитые артисты, академики.

     Говорили, что в доме нет коммуналок, что все живут в отдельных квартирах, что некоторые квртиры состоят из восьми комнат. Лешка, жилец коммуналки, приютившей четырнадцать трудовых семей, считал это трепотней. Действительно, зачем человеку восемь комнат? Он,что эмир бухарский?

      Таким образом, улица начего особенного собой не представляла. От чего ж Лешке по утрянке нравилось именно по ней следовать на завод? А оттого нарвилось, что шел он навстречу солнцу. Утренние лучи как бы ласкали Лешку, обещая интересный, хороший день, что ему очень нравилось.

     И в это теплое июльское утро солнца на улице Литераторов хватало. Лешка шел и в уме прикидывал с чего он начнет выполнение калымного наряда на изготовление  двадцати конических шестеренок.

     В это время из ажурных ворот «дома специалистов» вышла оживленная группа молодежи: три рослых юноши, ровесики Лешки и три фигуристых девушки. Парни были загорелые, плечистые в цветных безрукавках. Через плечо каждого из них тянулось махровое полотенце. Один парень нес в авоське волейбольный мяч, остальные – небольшие сумки, очевидно, с едой.

      Компания, весело разговаривая и смеясь, прошла мимо Лешки в сторону Кировского проспекта. Лешка знал куда направлялась компания. Компания направлялась на острова. Там на пляже Крестовского они проведут весь день, купаясь, загорая, вдыхая свежий морской воздух.

     А, Лешка? А Лешка дойдет до конца улицы, повернет налево, и вот он родной завод, прйдет через проходную, минует сквер, и вот он родимый цех, где он при свете лампочки будет восемь часов точить эти долбаные шестеренки, вдыхая испарения охлаждадющей эмульсии. 

     Только Лешка включил станок, как к нему подошел мастер:
«Барсуков, иди помоги дяде Миши установить болванку».

      Дядя Миша дорабатывал последний год перед пенсией. Раньше он был нормальным токарем, но к концу своего трудоваго пути сильно сдал: ухудшилось зрение, руки стали слабыми и дрожащими, появились ляпы при чтении чертежей.  Теперь ему доверяли только обдирку болванок. 

       Лешка и дядя Миша совместными усилиями с большим трудом установили и зажали в патроне тяжеленную поковку. Старый токарь, смотря на запыхавшенося Лешку, отметил: «А ты, паря, слабак, как я погляжу. В твои годы я такие болванки одной левой метал».

       Слова старика видать сильно укололи паренька.  Он тут же отправился в душевую, разделся по пояс и стал перед зеркалом оценивать свой торс. Хотя оценивать было нечего. Из зеркала смотрело на Лешку бледное существо, не обремененное заметными мускулами.

    Здесь ему вспомнились крепкие, спортивного вида юноши, встреченные им  у «дома специалистов». На их фоне он выглядел  узкоплечим хиляком.

     «Да уж! Фигурка! -- совсем расстроился молодой работяга. --  Очень  хорошо записаться бы в какую-нибудь спортивную секцию, да потренироваться. Дык...»

      И то, какие там секции, когда рабочий день заканчивался в пять часов, а в шесть уже нужно было быть в вечерней школе  рабочей молодежи, где занятия длились до одиннадцать часов. 

    Но что-то делать надо. Не быть же всю жизнь таким дохликом. И Лешка придумал.

    Он втихую от мастера выточил две гантели, отнес их в дальний угол хоздвора за стеллажи с железом и стал каждый день заниматься по часу накачиванием мускулов. Однако придумка функционировала не долго. Настала осень, пошли дожди и тренировки пришлось прекратить.

       Весной, успешно сдав экзамены на аттестат зрелости, Лешка решил поступать в Высшее военно-морское инженерное училище. Решение было довольно рисковым, так как конкурс оказлся очень высоким – 10 человек на место. И абитуриенты, прибышие из Свердловска, Перми, Саратова, Краснодара, ну, конечно, и ленинградские парни, были крепкими ребятами, похожими на элитную троицу из «дома специалистов». Все они закончили нормальные, полноценные школы и Барсуков, выпускник  ШРМ был им не конкурент.

       На вступительных экзаменах Лешка дико волновался, но видать Лешкины учителя были добросовестными людми и хорошими специалистами: Лешка набрал проходной балл и был зачислен курсантом ВВМИУ.

      И набросились на заводского паренька такие, по представлением курсачей, монстры как сопромат, ТММ, высшая математика. Однако Лешке эти дисциплины давались довольно легко. Наиболее же трудным предметом для него явилась физкультура.

    На первых двух курсах народ на уроках физкультуры занимался спортивной гимнастикой, осваивая несложные комбинации на брусьях и перекладинае.  И если брусья оказались для Лешки приемлемым снарядом, то перекладина, для покорения которой нужна была сила, представала в его воображении, как орудие пыток.

      Отдельные элементы на перекладине хотя и с трудом, и коряво, но все же у него получались. А вот подъем разгибом (в просторечии – «склёпка») – ни в какую.

      Наступили долгожданные летние каникулы. Курсанты, успешно сдавшие экшамены и зачеты, разъехались по домам. Лешка не разъехался. У него не было зачета по физкультуре. И все из-за этой чертовой «склёпки».

     Два дня он пытался сдать зачет, но безуспешно. На тртий день тренер заявил ему:

     «Я вижу вам никогда не выполнить подъем разгибом. Учитывая, что у вас по  бегу, лыжам, плаванию и гребле хорошие оценки, я ставлю вам зачет по гимнастике».

      В дальнешем физкультура не тяготила Лешку. На третьем и четвертом курсах учебной дисциплиной был бокс. А бокс он и есть бокс: маши кулаками, да поживее.

    Слова тренера обидным осадком отложились в Лешкином сознании. Он твердо решил их опровергнуть,  Это удалось ему сделать только в сорокалетнем возрасте в результате интенсивных тренировок.
   
   Когда у него появились животик и одышка, он сам себе сказал: "Дробь"*!" Сказал и бросил курить, и перестал переедать. Он приобрел гири, гантели, стал завсегдатаем дворовой спортплощадки. Выяснилось, что это очень приятно и даже радостно ощущать прирост силы.

   Главной целью была "склёпка". Оказалось, что при наличии мышц и при отсутствие
излишнего веса подъем разгибом делается элементарно. Чисто выполнив, наконец, это знаковое для него упражнение, он так обрадовался, что закатил сам себе роскошный банкет.

   И жизнь стала радостней (не от банкета, конечно, а вообще), и солнце -- ярче, и женщины -- красивее, и даже пиво -- вкуснее.

     А занятия на перекладине и упражнентия с ганталями и гирями Барсуков не прекратил, и рядом со своими обрюзгшими одногодками он выглядел, как огурчик.
  «Вот если бы все российские мужики могли  выполнять подъем разгибом, -- предполагал он, -- Россия  была бы самой могучей страной».

 *"Дробь" -- (морск.) прекратить, закончить, от англ. drop.