Николай Шахмагонов, выпускник Калининского (ныне Тверского) суворовского военного училища.
СУВОРОВСКИЙ АЛЫЙ ПОГОН
Роман
…Мы унесём с собою небо голубое,
Детства безоблачный светлый сон,
Суворовский алый погон
Из песни 18-го выпуска
Калининского суворовского
военного училища (1966 г)
ОТ АВТОРА:
Дорогие читатели!
Я начинаю публиковать роман «Суворовский алый погон" прямо, как говорят, «с колёс», взяв в заглавие книги строку из песни, сочинённой суворовцами-выпускниками 18 выпуска, состоявшегося в 1966 году.
Наш позывной восемнадцать
Мы очень уверены в том,
Что нам никогда не расстаться
С этим счастливым числом...
Ну и дальше припев, вынесенный в эпиграф.
"С колёс" - то есть, написал главу – выложил. Постараюсь сделать роман доступным не только взрослым, но и мальчишкам и девчонкам, которые стоят на рубеже выбора жизненного пути. Постараюсь помочь им разобраться, да и сам тоже постараюсь разобраться, почему в юности, а то и в детстве кто-то делает важный шаг и ступает на путь, полный испытаний и лишений, а кто-то умоляет родителей купить спасительный диагноз, и отсидеться вдали от шума боевых машин и грохота полигонов.
Если кто-то сделает замечания, буду благодарен. Ведь конечная цель – издание книги.
Итак…
"Суворовский алый погон"
Глава первая
В училище не годен!
Как же всё складывалось хорошо, как же отлично всё складывалось у Кости Николаева до самого вот этого вредного кабинета ЛОР, в котором он застрял основательно.
Утром они с отцом пришли в Бауманский районный военный комиссариат города Москвы на медкомиссию. Косте предстояло пройти врачей, получить от каждого короткую запись «годен» и всё. Дальше оставалось взять предписание в Свердловское суворовское военное училище. Прибыть туда, как сказали в Военкомате, нужно к 15 августа.
Костя прошёл всех врачей и все написали вот это волшебное слово «годен».
И вдруг! На всю жизнь запомнил он чистенький небольшой кабинет, и женщину в белом халате и со специальным зеркалом на лбу.
Вошли, отец Кости положил на стол документы, в которых врачи писали до сего момента короткое слово «годен».
Всё вежливо, всё приветливо: «Откройте рот. Скажите "А-а-а!".
И вдруг восклицание:
– Боже мой, какое училище? Вы показывали мальчика врачам? Мальчика лечить надо? Гланды-то, гланды какие! На море везти надо, а не в училище.
Вот это «на море везти» особенно врезалось в память Кости Николаева!
Какое ещё море? Не хотел он на море, хоть и был то прежде там всего один раз, да и то на майские праздники. В Севастополь ездил с родителями.
Отец опешил. Костя высказал своё мнение первым:
– Я хочу быть суворовцем. А ангинами никогда не болел.
Он действительно не помнил, чтоб были у него ангины. Так, простуды всякие случались. Но ангин не помнил.
Отец попытался убедить в этом врача. Но женщина упрямо повторяла, что не может написать «годен».
– Вашему сыну не позволяет здоровье – у нас чёткие критерии!
Костя тоже пытался что-то там твердить о своей мечте детства. Всё напрасно.
Отец попросил его выйти из кабинета врача и подождать в коридоре. Но так и не смог убедить сделать такую, казалось бы, незначащую запись.
Вышел отец с медкнижкой и развёл руками. В графе Лор врача стояла жёсткая, убийственная запись: «Не годен».
Военкомат располагался в тихом тенистом переулке, неподалёку от Детского мира.
Лето. Все рвались на дачу или в деревню, купаться, загорать, ходить в лес по грибы и ягоды, гулять ночи напролёт под звёздным небесным шатром. А Костя сам, по собственной воле, отказывался от всего этого, обрекая себя на службу, на казарменную жизнь. И что же. Ему не давали этого сделать. Как-не увязывалось всё это, не укладывалось в его голове.
– Ну что же. Не судьба тебе быть военным, – сказал отец. – Много и других профессий интересных. Вот, например, агроном.
Давно уже у отца появился этакий вот пунктик. С тех самых пор как, бросив всё, престижную работу в Москве, в крупной газете, уехал в деревню, пожил там некоторое время и выпустил роман: «Тихие Затоны». Взял старое название деревни. Хоть она и не была главной усадьбой колхоза, но представляла сельский культурный центр благодаря Тихозатонской начальной школе, в ней расположенной.
Костя только усмехнулся. Какой агроном? Да, пожил он у бабушки в деревне, пока родители разводились. Но потом мама вышла замуж, уехала с новым мужем в небольшой районный городок на Волге. Ну и его вскоре забрала с собой.
Начались кочевания Кости от маминой новой семьи к отцовской новой семье.
А когда мамина семья перебралась в Калинин, Костя увидел суворовцев. Они часто встречались на улицах города по выходным. Как сложилось решение? Да вот как-то само собой. Отец сказал, что советовал избрать этот путь один его хороший знакомый, можно сказать, товарищ старший и в какой-то мере наставник в литературе. Он, этот знакомый и наставник, о биографии своей истинной не распространялся особо. Но однажды отцу намекнул, что лучший путь для юноши – суворовское училище. Говорили, что товарищ этот сам окончил кадетский корпус.
Когда отец передал тот совет, Костя воскликнул:
– А разве это возможно? Возможно стать суворовцем?!
– Мне обещали разузнать всё и рассказать, как поступить в училище.
А через некоторое время отец сказал:
– Тебе прямо повезло. Именно в этом году открывается набор в девятые классы трёх суворовских училищ. В Казанское будет набор, но там французский язык, в Калининское. Там английский. А вот Свердловское суворовское как раз для тебя.
Дело в том, что Костя Николаев начал изучение языка в районном городке, где преподавали только немецкий.
Что ж, Свердловское так Свердловское. Тогда он ещё и понятия не имел, каково учиться вдали от дома. Да ведь ребята же учатся, причём пока ещё в училищах есть только роты «семилетних суворовцев», то есть поступавших в училища после четвёртого класса в пятый.
Ну а если бы не это неожиданное решение о наборе в девятый класс, то разговоры о суворовском военном училище были бы просто бессмысленными.
Быстро оформили все необходимые документы. Казалось, рукой подать до исполнения желания.
Много говорили с отцом о военной службе. Отец часто повторял, что армия – это государство в государстве. Если туда пришёл не на срочную службу, если жизнь свою связал со службой офицерской, то уж и себе-то не принадлежишь. Но государство за это тебя не забывает. Государственный человек – государственная забота.
И Костя уже чувствовал себя вот таким государственным человеком. Он уже представлял себя в суворовской форме, такой необыкновенно красивой.
И вдруг это оказалось несбыточным, рухнули все мечты. И из-за чего? По какой причине? Причина казалась ему какой-то нереальной, несуществующей.
– Я хочу быть суворовцем, – твёрдо сказал он отцу.
Отец посмотрел на него с некоторым удивлением. Обычно сын не высказывался так резко, он старался быть мягким, прислушивался к старшим. И вдруг, твёрдо:
– Делай, что хочешь. Неужели нельзя одолеть эти гланды? Я должен поступить в училище.
– Одолеть? Да, что-то эта дама рекомендовала. Да, либо вырезать, либо прижечь. Вырезать долго. Больница, стационар. Прижечь, сказала, быстрее.
– Давай же, давай…
А спешить действительно было необходимо. Всё расписано по дням. Рассмотрение заявлений в райвоенкоматах, медкомиссия. После этого документы направляются в городской или областной военкомат. Ну а оттуда уже после мандатной комиссии, на которую кандидаты в суворовцы не приглашаются, документы должны быть направлены в суворовские военные училища. Там тоже их изучают и посылают в военкомат вызов на отобранных кандидатов.
И никак нельзя выбиться из графика.
Когда вернулись домой, отец сел за телефон. Поднял всех, кто как-то связан с медициной. И наконец, сказал:
– Не передумал? Нет? Тогда собирайся, едем.
Больница была где-то в районе Пушкинской площади в черте Бульварного кольца.
Поднялись на четвёртый этаж, кого-то спросили, кого-то подождали. Наконец, им указали кабинет и сообщили:
– Вас вызовут.
Вызвали. Вошли вместе с отцом. Костя огляделся. Большой просторный кабинет. Два больших окна с двух сторон. Разделены они лишь небольшим угловым простенком. Широкие окна. Светло. Посреди кресло. Рядом столик с хирургическими инструментами, от одного взгляда на которые мурашки по коже.
– Ну-с, и что привело к нам? – спросил мужчина средних лет, с бородкой как у мужа Костиной мамы.
Врачи часто бывали в то время похожими друг на друга вот из-за этих чеховских бородок. Отдалённо, но похожи. Во всяком случае, врачи, более старшего возраста, не выпускники-юнцы.
Костин отец стал объяснять.
– Так вам рекомендовали прижигание. Ой, больно! Не боишься? – повернувшись к Косте, спросил врач.
– Не боюсь!
– Так хочешь стать военным?
– Да, хочу. Помогите, если можете. Придумали в военкомате, что горло плохое. А чем оно плохо?
– А вот это мы сейчас и посмотрим. Да ведь моё мнение тут ничего не стоит. Они сами с усами там.
Костю усадили в кресло, напоминающее стоматологическое. Конечно, оторопь взяла, не без этого.
И опять пошло: «Открой рот, скажи А-а-а!»
– Н-да, – проговорил врач. – Ничего уж такого плохого не вижу. Но лечить надо, причём не обязательно этими всеми живодёрствами. Есть много всяких способов…
– Извините, но мне нужно сегодня, сейчас же. Иначе будет поздно. Документы на всех уйдут. А мои останутся.
– Ух, ты какой молодой человек! Решительный. Быть тебе командиром. Ну что ж, коли так, приступим.
Он взял какой-то прибор, напоминающий паяльник, только с очень тоненькими проводками на конце. Включил его, подождал. Сказал:
– Откройте рот, молодой человек.
Сестра моментально заложила кусочки ваты, а врач предупредил:
– Сейчас немного жареным мясом запахнет. Не бойтесь.
Было больно, очень больно, искры сыпались из глаз, но Костя терпел, сидел, не шевелясь.
– Ну, вот и всё! – сказал, наконец, доктор. – А теперь домой. И лежать! И молчать, не говорить. Должно поджить немного.
Он ещё о чём-то предупреждал, что нельзя есть, что лучше не пить, но Костя не слушал, он сосредоточился на борьбе с болью. Он думал о том, поможет или не поможет то, что сделали в этом кабинете.
Поблагодарили, вышли.
Это с мамами рекомендации врачей выполняются. С папами не всегда.
Каким образом обратили они с отцом внимание, что на Чистых прудах, на небольшой площадке, что по другую сторону от трамвайного круга, где «Аннушка» делала поворот, чтобы снова бежать по рельсам к площади Пушкина, продаётся вобла.
Это как очередное испытание.
Очередь кружилась на площадке, но ведь площадка была с той стороны бульвара, по которой машины шли к метро Кировской. Но заметили очередь, а, может, увидели счастливых покупателей, уже спешащих по домам с пакетами и авоськами, доверху набитыми особым дефицитом советского времени. Но так или иначе, оказались у вьющейся по площадке очереди, выяснили, что по чём и встали в хвост.
Стоять нужно было долго. А Косте предписали лежать.
– Ты, наверное, иди домой, пусть бабушка тебя уложит, – сказал отец. – Досталось сегодня.
– Нет, буду стоять!
Словно всем ветрам назло! Он словно стремился к испытаниям, а они не отпускали его.
Дома не удержался и съел одну рыбину. Солёным, да по ране… Даже слово сказать было больно.
Утром снова отправились в Военкомат.
Зашли в кабинет. Та же врач с удивлением спросила:
– Что ещё нужно от меня? Я же всё объяснила.
– Вот, – сказал отец, – заставил прижигание сделать.
– Когда же успели?
– Вчера, сразу от вас в больницу.
– И вы привели его в таком виде?! Вы с ума сошли. Мальчику лежать надо. После операции.
Костя с трудом проговорил:
– Посмотрите, доктор, пожалуйста.
– Что я посмотрю? Что я там увижу? Там сплошная рана.
Она всё-таки посмотрела, ещё раз пришла в ужас, и снова стала возмущаться. Сказала:
– Напрасно. Ничего это прижигание не меняет. Нужен результат, а он не скоро. Я не могу изменить заключение.
– Ну что, – сказал отец, когда они вышли на уже знакомый переулок. – Придётся обратиться к тому человеку, который нам посоветовал затеять всё это. Теперь у меня есть твёрдый аргумент.
– Какой же? – всё также с трудом произнося слова, спросил Костя.
– Твоё упорство. Не ожидал такого от тебя. Вчера мне страшно было, когда прижигали. А ты, хоть бы что. Молодец.
В Москве пробыли ещё некоторое время. Отец кому-то звонил, что-то выяснял. Наконец, посадил Костю в машину, и они отправились на Фрунзенскую набережную в то огромное здание, что возвышается напротив Парка культуры и отдыха имени Горького.
Костя остался в машине. Ждать пришлось очень долго. Отец отправился к начальнику управления военно-учебных заведений Сухопутных войск генерал-лейтенанту Белозерскому. Эту фамилию Костя запомнил на всю жизнь…
Оставался единственный вариант. Пока решали вопрос с медициной, документы остальных кандидатов в суворовцы уже прошли несколько инстанций. А документы Кости так и не были готовы – не пропускала их подпись Лор врача – «не годен».
И вот, наконец, отец появился. Был он явно доволен беседой.
– Ну, поздравляю. Первый этап пройден.
– Ура! – воскликнул Костя и тут же схватился за горло.
Боль ещё полностью не прошла. Тем не менее, он спросил:
– Почему только первый?
– Впереди ещё одна медкомиссия. В училище. Но и это не всё. Конкурсные вступительные экзамены.
– Подготовлюсь. Сдам. Главное, прошли здесь. Когда ехать в Свердловск?
– Вот тут для тебя сюрприз. Поедешь не в Свердловск.
– А куда же?
– Генерал-лейтенант Белозерский посмотрел твоё личное дело и увидел, что мама у тебя в Калинине. Сказал, что в Калинин и направим.
– Но там же английский?
– Пояснил, мол, мы нестойких родителей пугаем Свердловском. Многие документы забирают, когда слышат. А нас не испугали. Значит, можно и поближе направить. Только и спросил, насколько твёрдо решение. Я подтвердил: куда уж твёрже. Одним словом, с немецким языком в Калининское суворовское тоже берут. И предупредил генерал – экзамены, нужно сдать. При мне ему звонили из Свердловского, кажется. Видимо докладывали об отборе кандидатов. А он им, мол, сирот надо конечно брать, но сироты войны уже к нам не приходят. Идут сейчас те, кто родился в конце сороковых. Знания, подготовка. Вот главное. И безжалостно отбирать – двоечники балласт. Преподавателей отвлекают и мешают заниматься с сильными ребятами.
Всё это сразу как-то впиталось в сознание Кости.
– А какие предметы сдавать?
– Русский язык – изложение. Затем математика, физика и иностранный язык, то есть тебе сдавать немецкий. Ну и физподготовка.
– А что по физподготовке?
– Сейчас посмотрим… Отжимание, подтягивание, стометровка.
– Понятно. Будем готовиться.
– Предписание и проездные выданы. В училище прибыть 15 августа.
– Отлично. Есть время подготовиться.
– Завтра едем в деревню, – решил отец. – И так в Москве засиделись.
Только теперь Костя, узнав, что направлен в Калинин, задумался о том, как бы поехал в далёкий Свердловск? Но он не знал, да и не мог знать, что в тот день произошло не просто перенаправление из одного училища в другое, в тот день произошло в его жизни что-то гораздо более важное. Произошло события, которое в дальнейшем отразилось на его судьбе и окончательном выборе профессии всей его жизни, да и не только профессии. Именно в тот день было положено начало определения вектора поведения, вектора жизни. Но об этом читатели узнают, пройдя с героем все этапы его пути.
Отец Кости ещё в середине пятидесятых ушёл на творческую работу. Как писатели говорят «на вольные хлеба». Члены Союза писателей СССР имели такое право. Они не ходили на службу, они всё своё время сосредоточивали на создание произведений советской литературы. В первую очередь художественной литературы.