Парник

Борис Рябухин







ПАРНИК




Фантастическая повесть





Москва

2015





УДК
ББК

Р 98


Печатается в авторской редакции

Р  98  Рябухин Б.К.  ПАРНИК. Фантастическая повесть.
– М.: Издательство, 2015. – 208 с.

В новой книге Бориса Рябухина «Парник» рассказывается об увлекательном приключении двух специалистов  космических исследований, которые пытаются раскрыть тайну секретного мирового проекта   «Парник»,  рискуя семьей, карьерой и жизнью.
Книга  предназначена для широкого круга читателей .







© Рябухин Б.К. 2015

ISBN 


Борис Рябухин



ПАРНИК

Фантастическая повесть


ПРОЛОГ






Люди молятся Ему – вызывают Его и подают Ему сигналы жестами  руки– обозначающими крест. Люди троеперстием или двуперстием тычут в лоб (бог, интеллект),  в низ живота (плоть, детородный орган),  в правое плечо (дух, легкие) и в левое плечо (душа, сердце). И тогда люди не брошены Им.
Это – обращение к Богу.

Если Бог не хочет чего-то, а человек делает,  упрямится и побеждает, вроде, – то потом раскаивается. Недаром говорят: если что-то связано с большими препятствиями – лучше не делать,  лучше – плыть по течению.
Это бунт против Бога.

Пионервожатому –  дети обещали, поднимая вертикальную ладонь ко лбу: «Всегда готов!» И шли в тимуровцы или волонтеры.
Коминтерну – люди клялись, выбрасывая кулак  к небу: «Рот-фронт!». И шли  строить новую жизнь.
Гитлера – люди   славили, выбрасывая ладонь к небу: «Хайль!» И шли  убивать покоренный мир.

Кто-то тебя ведет. Всегда. Ты знаешь, молишься и подаешь Ему знаки своими жестами.
Все это – разговор жестами с высшей силой.

А Христос сказал: «Будет день великой жатвы – Судный день».






ПРОЛОГ


Парник на даче Ивана  Алексеевича кто-то ночью навещал. И помял метровые плети огуречной ботвы. Возмущенный хозяин  хотел эти плети вырвать и выбросить. Но Романов резко вскрикнул: «Не трогайте!» – И бросился поправлять стебли. Перебирая помятые листья, он обнаружил один росток-выродок. «Не его ли они искали?» – подумал Романов, но промолчал.
– Не огурцы, а наказание! – взмахнув мохнатыми бровями,  хмыкнул Иван Алексеевич, подпирая длинным брусом просевший стеклянный потолок  своего старого дачного парника. И что-то разговорился: – И кому нужны такие огурцы? Какие-то скукоженные, кривые, косые. Да,  и роса уже выпала – огурцов больше не будет.
Иван Алексеевич с болезнью дочери превратился, прямо в какого-то робота  хозяев. Они через  него передавали информацию  больной Юле. Он летит на  самолете в командировку, и как автомат, передает информацию, начиная словами: «Она говорит…». Возвращается обратно –  передает полученную информацию, начиная со слов «Они говорят…». Но ничего другого не помнит.
Его жена и дочь Юля уже беспокоятся и спрашивают: «Куда ты пропал? Где был?».  А он пожимает плечами, будто бы у соседа был. На вопрос отвечает вопросом: «А зачем?»  Но не слушает ответа, ему не нужно.
У него остались только редкие изречения, которые он повторяет, как автомат:
– Я обязательно должен круг налетать, чтобы не потерять квалификацию. Утром  позавтракать, вечером – пообедать. Здоровье нужно богатырское.  Это система. Экипаж – двенадцать человек, и лететь двенадцать часов. И никому никакого дела…
Романов знал, что это означает. Высокий  сокол был летчиком министра. Когда готовый к вылету их персональный самолет на космодроме взорвался,  и все двенадцать человек экипажа взлетели в небо, как апостолы, Иван Алексеевич был в отпуске.
Иван Алексеевич, перебирая пожелтевшие листья густой ботвы, вдруг ухватился за спрятанный в ботве огромный коричневый огурец и хотел его оторвать от ботвы.
– Не надо! – опять вскрикнул Стас, вцепившись в руку тестя.
– А зачем? – отдернул сжатую руку  Иван Алексеевич.
Потом, пригнувшись,   толкнул стеклянную дверку  и вышел из парника к дому, в глубоких красных резиновых калошах, надетых на босу ногу.
Стас выскочил за ним, побежал по узкой садовой дорожке, хлопнул проволочной калиткой и поспешил по дачной улице нервным шагом.
Вдруг кто-то бросился к нему под ноги. Стас вздрогнул. Подросток-котенок, цвета печной золы, стал играть его мельтешащими ногами, хватая за штанины выцветших джинсов.
– Ах ты, игрун, – наклонился  к нему Стас с улыбкой и стал щекотать котенка за ухом и под мордой. – Нравится тебе, нравится. – Он знал, что это лучшее удовольствие для кошек. А про себя подумал: «Не хозяин со мной играет? Они не трогают, пока не скажешь. Потому что их информация – волновая (не на уровне мысленных волн). Поэтому и молитву нужно произносить не про себя, а вслух, хоть и шепотом».
Хищник закусил  легонько пальцы Стаса и засучил ножками, катаясь на спине по подорожнику. Взгляд Стаса встретился с осмысленным кошачьим взглядом – и улыбка быстро высохла на его лице.
«Что такое?– подумал он. – Кто со мной играет. Не Они ли?»
Стас оглянулся. По грунтовой  дороге катили два пацана на велосипедах. Проехали молча мимо. Котенок  куда-то исчез так же незаметно, как и появился. Наверное, гудящих колес испугался.
Стас забыл, куда бежал, и повернул домой. Около калитки услышал, как один пацан кричал отставшему другу:
– Кошка…
– Да нет, котенок, – ответил другой велосипедист.
Стас прошел через захламленную дачным урожаем веранду в дом, глянул мельком в дверь  правой комнаты, где лежала жена. Она заснула.  И поднялся по темной скрипучей лестнице на второй этаж. Закрыл за собой на шпингалет дверь чердачной комнаты и плюхнулся в раздумье на  протертый стул.
«Почему он кричал: «Кошка»?» – стоял в голове несуразный вопрос.
 Потолок второго этажа их дома был низкий и покатый. Глянув на него, Стас подскочил на стуле от неожиданного шума. Это на крышу налетела стая дроздов и с грохотом и скрежетом скатилась на шифер веранды. Потом с не меньшим гвалтом и шумом  полетела с крыши, мелькнув в затюленном окне второго этажа, и уселась на отяжелевшие ветви растопыренных за лето яблонь. Рядом росла высокая ирга, но дрозды всю иргу сожрали еще в начале лета. Бандиты. Это про них: «Шапки прочь! В лесу поют дрозды…»?
«Что они, кошку потеряли, что ли?» – подумал Стас. 
Стас спустился к столу.  Жена накрыла стол скатертью, когда-то розовой, дорогой.  Для уюта на даче.  Рядом со столом стояла трехъярусная антенна. И Стас все время чувствовал, что она к нему как будто подключена. Вот и сейчас, чуть он сел за стол, она щелкнула, и изображение на телеэкране сбилось. Пришлось подправлять экран, чуть сдвинув антенну от стола.
 
 



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
(Шмуц 1)

Глава первая

В одной командировке в Чехию его будущая жена  Юля неожиданно разговорилась  с прилетевшим в Прагу на три дня, тоже в командировку, коллегой, которого она  давно любила. Любовь так и не реанимировалась. Но  коллега открыл ей тайну  разумной жизни на Земле.
Этого броского сотрудника Института Вселенной Юля  со своей подругой Наташей раньше называли между собой Страшилой.  Кунашев – высокий, подтянутый, красивый,  в очках с тонкой металлической оправой, лет пятидесяти. Должность – раньше работал в научном отделе, когда Юля с ним ездила в командировку. А потом он стал начальником иностранного отдела. Связи с правительством, поездки за границу…
Он всегда врывался в любое общество бурей и завораживающий, затмевавший всех только  уж одним своим присутствием. Борис Кунашев смотрел на мир улыбчиво, как здоровенный ребенок. Солидность ему придавали только очки в лучистой металлической оправе. А может, это он сам светился. Правда, у него был один важный недостаток, о котором Юля узнала при более тесном знакомстве со Страшилой. Он не слышал на одно ухо, но не признавался. И это делало его поведение иногда странным. Он склонялся близко к собеседнику  здоровым ухом,  но мог не ответить, когда к нему обращались с вопросом с оглохшей стороны. Мог переспросить  то, о чем уже говорили. А сваливал все это на свою задумчивость. Ему верили, или прощали, считая, что это – заскоки блаженного гения. Юля ловила малейший повод пройтись рядом с Борисом Кунашевым по коридору института, или после работы – до метро. И всегда он старался быть справа от нее. А ей было неудобно держаться около него с этой стороны, потому что она носила в этой рук сумку, и привычки не меняла. Как-то раз Юля решилась настоять на своем и перешла к его правому плечу, заметив с хитрой улыбкой:
 – Вы же не военный, вам честь отдавать не нужно?
Борис смутился и неожиданно стал объяснять Юле  свою странность. Мать у него работала врачом в военные годы. Оставляла его, годовалого, одного дома, на полу, в перевернутом табурете. Мокрый, сидел он весь день и постоянно, поэтому  простывал. И у него выболела правая барабанная перепонка. А теперь, в случае простуды,  его мучают отиты. И он боится, что оглохнет совсем.
Борис, чувствуя расположение к себе Юлии, оказывал  ей иногда знаки внимания. Доставал ей абонементы  на старые фильмы в «Иллюзион», приглашал в театр, когда жена была в санатории в отпуске. Даже иногда бывал у нее в гостях – на своей машине подвозил одинокой женщине то торшер, то галошницу, но долго не задерживался. Он любил жену, и не хотел ставить ее и себя  в затруднительное положение. Когда Юля узнала, что Страшила женился, поняла, что он пропал для нее.  У него родился сын-карапуз. Однажды Борис похвалился сыном, показав Юле  фотографии мальчишки с горшком на голове, вместо каски. Но и после его свадьбы она вся воспламенялась при встрече с Борисом.  Одно имя «Страшила» приводило ее в трепет. Неразделенная любовь ведь еще сильней и слаще той, разделенной, таящей впереди  разочарование и затухание.
Последнее время в Институте Вселенной  Юля  работала с Борисом над проектом  «Деймос». Проект назывался «Путешествие в прошлое, настоящее и будущее». А когда идея проекта еще вызревала в верхах, Борис рассказывал о ней Юле, с научной точки зрения. В тот раз он вызвался довести ее с купленным у подруги по работе пуфом в виде диснеевского слоненка. «Все-таки русские герои мультиков лучше зарубежных, – сказал, глядя на слоненка, Борис, – потому что  у нас кукла – живой образ с настоящими чувствами». Юля  промолчала.
– Специально перечитал «Путешествие Лемюэля Гулливера», – признался Борис, как только машина  отъехала от километрового здания института. – Самая гениальная книга на свете, скажу я вам. Написана в 1726 году. Так вот  лапутяне не только открыли две маленькие звезды – два спутника Марса – Фобос («страх») и Деймос («ужас»).  Джонатан Свифт пишет, что ближайший спутник удален от центра Марса на расстояние в три диаметра планеты, а второй – пять диаметров.
– «Деймос» проверит, – подхватила разговор Юля. – А что сказал Холл через полтора столетия, когда открыл эти спутники? На каком они расстоянии от Марса?
– Кажется, Свифт только в этом ошибся – «Фобос» и «Деймос» находятся на расстоянии 1,4 и 3,5 диаметра Марса от центра планеты, а их периоды вращения — 7,6 и 30,3 часа.  Это – о «прошлом» в проекте.
– А знаешь, наверное, историю из   Станислава Лема в «Звёздных дневниках Ийона Тихого»? – сказала Юля. – В «Путешествии двадцатом», путешественник во времени из XXVII века случайно выбалтывает Джонатану Свифту элементы орбит «Фобоса» и «Деймоса». Именно так, утверждает главный герой, писатель и узнал о существовании этих спутников.
– Это – с точки зрения литературных пророчеств, – кивнул Борис. – Мне кажется, писатели  сделали больше научных открытий, чем ученые, – улыбнулся Борис в смотровое зеркало. – У них богатое воображение. Знаете, Юлия, всё же люди поговаривают, что «Деймос» – не творение природы…
– Да! – почему-то обрадовалась Юля. Наверное, в предвкушение тайны.
– Как не все ученые отрицают жизнь на Марсе, – продолжал Борис.
– Я давно хочу у вас спросить, Борис, – вдруг наклонилась Юля  близко к его уху. – Почему вы называете меня Юлия, а не просто Юля?
– Так дольше звучит ваше имя, – покраснел Борис, сделав резкий поворот в подворотню Чертановского микрорайона.
 Юля примолкла, она перебила его, когда он хотел сказать что-то важное.
И как бы ободряя ее, Борис, на мгновение обернулся к ней на заднее сидение  и сказал:
– Ничего, в январе будущего года, бог даст,  будем смотреть телепередачи с Марса через нашу систему «Деймос».
– По Первой программе? – легко рассмеялась своей шутке Юля.
– И вот как будет комментировать первую марсианскую телепередачу  наш вселенский шеф Чингисхан (с некоторым татарским акцентом), – завелся Борис, не давая смолкнуть колокольчику  Юлиного  смеха: «Человек – гражданин Вселенной – давно стремится понять великое чудо природы, когда из  «исходной точки» взрывом выплеснулась лава, разлетевшаяся на планеты, солнца, звезды, галактики…»
– Как из пульверизатора французская туалетная вода «Опиум», – опять перебила «диктора» развеселившаяся Юля.
– А вот и ваш дом, Юлия – притормозил Борис машину, и, как всегда, вышел открыть дверцу «Волги»  «прекрасной даме».
Кунашев работал раньше в научном отделе  № 1, когда вместе с Юлей, к ее великому счастью, был направлен в командировку в Дашкантский филиал института, на испытательный полигон. 
Юля надеялась, что  эта трехмесячная командировка изменит ее судьбу. Столько времени с Борисом  вместе она еще ни разу не была.  Полигон – закрытый город, обнесенный колючим забором, был, конечно, не раем. Особенно для молодой женщины. Быта фактически никакого. Условия военно-полевые. Гостиница на семи ветрах. Без горячей воды и ванны. Туалет в «скворечнике» на дворе. Питание в основном «сухим пайком».
 Из Москвы Юля приехала со своими продуктами – колбасой и консервами, к которым дома не притрагивалась.  Мужчины еще могут вытерпеть такой сервис, а женщины… Но Юля вытерпела. Даже в катастрофической ситуации.
Однажды они долго ездили с Борисом на  газике по делам фирмы по саманному Дашканту.  Тело обливалось потом в душной машине при палящем зное. Дезодорант не помогал избавиться от неприятного запаха промокшей одежды. Но самое страшное – Юля давно хотела в «скворечник», а до полигона еще оставалось несколько километров. У Юли даже потемнело в глазах от напряжения в паху. И она, не смотря на свою стеснительность и воспитание, сгорая от стыда, попросилась из машины.
– Куда, Юлия, здесь же все открыто? – понял Борис,  жалеючи, глядя на ее распаренное лицо. – А за каждым бугорком еще и часовой с автоматом.
Но лучше бы он этого не говорил – так обожгли ее лицо  стыдом его забота. Шофер, молча усмехнувшись, только покачал головой. Но у Юли так заломило низ живота, что она взмолилась:
– Остановите!
И газик, взвизгнув, остановился.
Юля вышла из машины. Впереди за бугорком виднелись редкие  ветки саксаула. Юля медленно, выдерживая форс, подошла к бугорку. И тут, как из-под земли, выскочил молодой белобрысый солдатик с непомерно большим для него, как показалось Юле, автоматом.
– Стой! – пробасил тщедушный  солдат.  – Сюда проход закрыт.
Юля вынула из кармана платья «сафари» свой пропуск и, развернув его на вытянутой руке, показала часовому.
– Извините, – сказала она, морщась, – отойдите в сторону и отвернитесь, пожалуйста.
– Чой-то? – смутился часовой, рассматривая пропуск. – У меня здесь пост…
Он не договорил, увидев, как Юля задрала подол, быстро отвернулся и отошел на несколько шагов в сторону.
К  машине Юля возвращалась с облегчением. Пусть – все видно. Настоящие мужчины должны были отвернуться. Они и оказались настоящими. Машина помчалась к полигону. Все сделали вид, что ничего не произошло. И позже никто об этом случае даже не заикался.

Глава вторая

Сделанный Юлей прибор должен был  испытываться в экстремальных условиях. Все ждали, когда его примет главный конструктор. Юля ни разу не видела этого главного конструктора и не знала его в лицо. В силу важности эксперимента представлять прибор вместе с разработчиком должен был и начальник отдела Кунашев. Наконец,  Борис объявил, что  главный конструктор сегодня заберет прибор с собой на самолет.
К взлетному полю Юля пришла с Кунашевым. Прибор достался нелегко. От усталости Юля даже не робела. Праздник для нее выглядел буднично. У самолета прямо на траве сидел бритоголовый  мужчина с кирпичным от загара лицом и мохнатыми выгоревшими бровями, которые почти сходились над крупным носом. Мужчина был в мятой рубашке, в пузырящихся на коленках китайских брюках и в сандалиях на босу ногу.
«Да здесь носки и то негде постирать, – подумала Юля, вглядываясь в мужчину, который писал что-то в маленьком блокноте авторучкой-паркером. – На брюки денег нет, а на паркер нашел».
Борис Кунашев подошел  к  нему,  учтиво поздоровался, дождался, когда он поднимется с травы и представил Юлю:
– Автор прибора…
– Очень приятно, – пожал бритоголовый   Юлину руку. – Слышал-слышал о вашем приборе. Но лучше один раз увидеть. А развернется он там? – показал он  глазами на небо.
– Надеюсь, – улыбалась Юля, поняв, что говорит с главным конструктором.
– Надеюсь или уверена?
– Уверена! – дуэтом заверили конструктора Юля и Борис.
– Ну, тогда летим вместе, –  показал Валетов широкой ладонью на самолет, пропустив Юлю первой к трапу.

Удачный эксперимент тогда испортил Юле судьбу. Кунашев на полигоне уже не был нужен и уехал в Москву очень быстро.  А через несколько месяцев другая женщина вошла в его сердце и в его трехкомнатную квартиру.

Глава третья


 Прошло какое-то время, и в Чехии на полигоне Тесла Юля снова попала в компанию со  Страшилой.  «И сердце сладостно забилось», как поется в одном романсе. Теперь Борис  Кунашев был уже выше рангом – начальником иностранного отдела. От него зависели все заграничные поездки сотрудников Института Вселенной.
– А командировочку во Вселенную можете дать по знакомству, а, Борис Константинович? – встретив его, спросила Юля, улыбаясь ясными глазами.
– Смейтесь, смейтесь, – почему-то  стушевался Борис. Может быть, потому, что она впервые  назвала его для солидности по имени отчеству. – Возьму вот – и дам…
Самое смешное было в этой шутке то, что Борис предложил Юлю в отряд космонавтов-исследователей. И когда об этом объявило руководство института, Юля долго не могла придти в себя от неожиданности и страха. Только женские болезни  и спасли ее от карьеры космонавта-исследователя.
Борис прилетел в Прагу, когда  Юля  уже была там несколько месяцев в командировке. Он знал, что она, как и многие другие, выезжающие в Чехию по делам совместных разработок с чехами, останавливались в гостинице «Мазанка». Эта крохотная гостиница Академии наук была до того мало известной, что местные жители не всегда могли показать заплутавшимся русским, где она находится. Кунашеву  из Москвы сначала  нужно было попасть в пригород Праги – в Пардубице. На аэродроме его встречала машина. Но он упросил Младека, знакомого по прежним командировкам шофера фирмы Тесла, дать ему возможность погулять по Праге, сделать кое-какие покупки. Для большей убедительности Борис показал Младеку, добродушному высокому увальню, с мягким, как у женщины,  подбородком, пухлыми губами  розочкой, обведенными нездоровой тенью большими карими глазами, список вещей, который написала ему жена.
– Давайте встретимся у «Лабута», у «Лебедя»,  Борис, – часов в восемь вечера.
– Декуе, – кивнул Младек, – только там много народу, мы не найдем друг друга. И трудно припарковаться, – ответил Младек. – Лучше универмаг «Котва». Там  и товаров больше купите. А «Бели лабут» – это как ваш  ГУМ. «Встречаться у фонтана», – рассмеялся чех, и, по привычке, козырнув, хотя давно не носил военную форму,  высадил Бориса у ратуши.
Как ни торопился Кунашев, все же решил  подождать, когда Староместские  куранты начнут бить двенадцать часов, благо, оставалось минут семь. Вот высокая готическая башня ратуши ожила, часы начали бить, и в окошке показались двигающиеся фигурки  апостолов. «Интересно, – подумал Борис, –  какой месяц соответствует каждому из двенадцати  апостолов?». И вдруг ему почудилось, что  фигурка Смерти показала на него костлявым пальцем, и в этот миг глаза  ее вспыхнули.  Может быть, от солнечного блика?
 Он не позвонил в гостиницу «Мазанка». Хотел сделать сюрприз Юлии. А при встрече осторожно подвести разговор к тайне, которая не должна умереть вместе с ним. Жене ее объяснять бесполезно, она не поймет, да и не захочет понимать – не готова. Еще дорогим человеком, после жены, была  для него Юлия. Она все поймет, она – умница. И не побоится даже пожертвовать собой. Кто-то же должен осознать до конца опасную тайну!.. А его силы уже на исходе, времени осталось мало. Почему он так думает?..
По дороге в гостиницу «Мазанка» Борис понял вдруг, что Юлия должна в это время быть на работе, на объекте. Обычно приезжают с полигона поздно вечером.  Но, как говорится: не было счастья, да несчастье помогло. Юля в этот день, выходя из гостиницы, подвернула ногу, так сильно, что получила легкое растяжение ступни.  Ее на день решили оставить в гостинице.
Кто этими случайностями занимается?  Рок судьбы? Или Они контролируют ситуацию?
Когда Кенышев  постучал в дверь и ворвался в номер, словно ветер из родного края, Юля от неожиданности даже уронила книгу из рук.
– Борис?
– Что у вас? Нога? Растяжение? Пустяки, нужно размять, побольше ходить.  Помогите мне сделать покупки, будьте милосердны. Я вам помогал покупать галошницу…
Поток слов летел мимо Юли, а сердце стучало и искало ответа на один вопрос: «Что с ним?». Бледное его лицо как-то увяло. Очки блестели холодно. Волосы торчали смятым пухом. А такие волосы сразу выдают больного человека. Юля знала:  в такие дни ни один парикмахер не сможет сделать хорошую укладку на голове.
Даже нога перестала болеть. «Для милого дружка – и сережку из ушка…». В ванной комнате она надела  черные брюки, белую вязаную кофту с кисточками на плечах, которую галантный гость сразу назвал «белочкой».
Легко прихрамывая, опираясь на его руку, Юля спустилась с ним благополучно по лестнице к выходу на улицу.  Они сели на трамвай и поехали к центру.  Кажется, это был тот же самый трамвай, с открытыми окнами и костяными висячими ручками для стоящих пассажиров, в котором Романов недавно запел во все горло «Калинку».  С этой «деревенщиной» – Романовым можно сойти с ума…
Да, на этом трамвае Юля с Романовым возвращалась в гостиницу «Мазанка» после посещения карстовых пещер Мацохи (Мачехи). Они бывали в таких пещерах и на Кавказе. Но здесь потрясало еще то, что некоторые залы пещеры наполнены  озерами, вода которых источает голубое свечение. Экскурсанты плыли по такому озеру на лодке. Видимо, и сама обстановка, и воздух, пересыщенный влагой, располагали к ощущению радости, душевного подъема. В общем, Романов запел. Он всю жизнь пел, в основном про себя, считая, что у него тенор. А  у него  – кенарь. Юля такие теноры не любила – как будто человек поет не своим голосом. И как-то в шутку сказала Романову, расхвалившемуся, что он выступал на сцене солистом с шести лет и до второго курса института:
– Это не тенор, это болезнь.
Романов обиделся, но, вроде, не понял, на что намекала Юля. Придуряется, считает, что это помогает обходить острые углы.
На лодке, проплывающей по подземному озеру, он, глядя ласково на Юлю, вдруг запел во весь голос: «С той поры, как мы увиделись с тобой, В сердце радость и надежду я ношу…» Акустика там прекрасная – Карузо, да и только. И несколько человек (тоже русские)  в лодке подхватили «Милый друг, наконец-то мы вместе. Ты плыви, наша лодка, плыви…». Юля готова была нырнуть с лодки и уплыть подальше от этого «милого друга».  Что скажешь – простые нравы.  Но не уплыла, а продолжала с улыбкой смотреть на напрягшийся кадык распевшегося  кенаря-тенора.
Но арии певца в подземелье Романову было мало. От распиравших его чувств он запел и  в трамвае. Угораздило же одного чеха, знающего русский,  подпеть стоящему рядом Романову: «Калинка, калинка, калинка моя…». И Романов как зазвенит на весь трамвай; «А-а-а-а! Под сосною, под зеленою, спать положите  вы меня…» И Юля выскочила, как угорелая, из трамвая на ближайшей остановке. Романов даже не заметил этого. А трамвай побежал дальше, распевая хором: «Красавица, душа девица…».
Но вот Юля предложила Борису сойти у парка Фучика.
Уже вечерело. Большие розовые цветы  на деревьях зарделись в закатных лучах солнца. Они шли молча по парку и любовались на изумрудную траву чистых лужаек, словно в ландшафтных парках под Ленинградом. По траве разгуливали утки и селезни, не боясь редких прохожих.
– Нет, я петь не буду, – задумчиво сказала Юля. – Но ты помнишь, конечно, русскую народную песню «Летят утки, летят утки и два гуся…»?
– Ну, помню, – механически  произнес Борис.
– Как там точно душа раскрыта: «Ох, глазки смотрят, глазки смотрят, слезы льются»! И эту плачущую девчонку видно, и жалеющую ее мать…
Борис молчал. Утки и селезни не боялись редких прохожих. Юля с Борисом зашли в какой-то уютный уголок, слегка затуманенный закатными красками Ренуара. И когда Борис фотографировал Юлю, ей казалось,  что снимок будет таким же туманным, нечетким. Говорили мало, об институтских пустяках. Но Юля невольно ждала чего-то важного и  рокового. Так серьезен был взгляд из-под стылых немецких очков Бориса.
Наконец, он заговорил о главном:
– Именно душа  им и нужна, чистая, отделенная от грешного тела…  Я не знаю, почему рискую сказать именно  вам, Юлия. – И у нее сжалось сердце. – Может быть, потому, что  лишь только  вам, как очень близкому по душевному состоянию человеку, я могу доверить самое сокровенное… и опасное знание.
И Юля испугалась.
– Настоящая наука ведь вся секретна, – вставила Юля, не без умысла, стараясь подбодрить его на риск раскрытия секрета.
– Вот именно, – обрадовался Борис, что она все поймет. – И как-то подобрав окончательно внутреннюю неуверенность, добавил: – Но ведь кто-то должен преодолеть опасность настоящих знаний. Как Оппенгеймер… Помните, Юлия, что он прочитал из Бхагавадгиты: «Если сияние тысячи солнц вспыхнуло бы в небе, это было бы подобно блеску Всемогущего… Я  стал Смертью, уничтожителем Миров».
– Помню, – кивнула Юлия.
И вдруг его прорвало. Он говорил четко и ясно, торопясь, как будто боясь, что не успеет ей все сообщить…
Высказавшись, он замолчал, как будто прислушиваясь к ее мыслям. И, не дождавшись ее ответа, продолжал:
– Вы не бойтесь, они не трогают, пока не делаешь Им вызов.
– Борис  Константинович,  – резко прервала его Юля. – Я не боюсь. Какой же вызов сделали Им вы?
Кенышев достал  темно-красный носовой платок и промокнул выступивший пот на лбу. «Даже дорогой платок выдает высокий ранг этого человека», – подумала Юля.  И вдруг эгоистично успокоилась. Он навсегда для нее пропал. Объяснений в любви не будет.  А жаль. Очень жаль.
– Только вам я смог доверить открытие, – сказал он, густо покраснев, – потому что писатель… писатель может рассказать её миру, если Вы, передадите эту тайну мужу писателю.

К его гипотезе она отнеслась как к очередному «сверхнаучному» бреду, которым буквально заложен воздух в Институте Вселенной. Видимо эти легенды рождаются от избытка  секретной информации, концентрирующейся в их ведомстве – о неопознанных летающих объектах, останках глинистоногих пришельцев, оккультных способностях вороватых людей, пропажах кораблей в Бермудском  треугольнике, неудержимых галлюцинациях космонавтов… Но как мог заразиться серьезно этой «болезнью Ленча», как ее называют,  профессионал экстра-класса? Как мог серьезно поверить в биопарник, о чем мог написать любой фантаст в молодежном журнале? Видимо Страшила просто переутомился. Да, от такой нагрузки, как в институте, действительно, можно свихнуться. Вот почему свалялись его волосы.  Он на грани…
– Я написал японское трехстишие, хокку об этом, – сказал Борис. – Хотите, прочту?
–  Хочу, – откликнулась Юля, слишком многое  вложив в это короткое, как выдох, слово. Но Страшила не заметил этого и прочитал, глядя на заходящее солнце:

Притихли цветы в ожиданье.
Шаги садовника близко.
Осеннего грома раскаты.

– Наши частушки из того же ряда, что и японские миниатюры? – спросила Юля.
– Наверное, – неопределенно  пожал плечами Борис. И взяв Юлию за локоть, повернулся к ней  разгоряченным лицом. – Не отвлекайтесь.  Мы не должны допустить войны. А у них кончилась энергия. Тарелки неслучайно зачастили…
– Смотрите, какая прелесть, – прервала его Юлия, показав на открывшуюся взору картину.
На изумрудной лужайке возвышался широкий  буг, под  ним  на траве сидел парень в желтой майке и красных шортах.  А рядом с ним, на пристегнутой к перевернутому велосипеду  блестящей толстой цепочке, расхаживал важно совершенно белый персидский кот. Его мордочка, словно вдавленная, как у собаки японского хина, так понравилась Юлии, что она готова была броситься к коту и затискать его в своих объятьях.
– Я всегда хотела завести такого персидского кота, – восторженно глядя на альбиноса, сказала Юлия, и, ласково глянув  на Страшилу, добавила: – Особенно в марте.
Борис расстроился из-за того, что Юлия не дослушала его. И раздумал открывать ей тайну до конца. А, может быть, кот был предупреждением ему?
Сделав вид, что закончил свой рассказ, Борис с улыбкой сказал:
– Полцарства – за кота!
Мартовская прогулка по Праге для Юлии и Бориса была последней попыткой провидения свести их судьбы вместе. Но хотя тайна о биопарнике была полностью не раскрыта, эта встреча, в наказание, была для обоих роковой.

Глава четвертая


Кенышев уехал в Пардубицы, а Юля вернулась в гостиницу «Мазанка». К своему Романову, который ей уже надоел пуще горькой редьки. Особенно после порыва «взять ее приступом». Юле говорили приезжавшие сотрудники из института:
– За Романова,  как за вредность,  тебе нужно выдавать молоко.
Но Юле только казалось, что в течение трех месяцев командировки она устала от Стаса Романова. Наоборот, требуя к себе постоянного внимания,  он постепенно входил в ее сознание. Не замечая этого, она высмеяла бы любого, кто пытался бы ей это доказать.
Один только отъезд из Чехии вместе с Романовым стоил ей столько крови. От нервного перенапряжения она даже потеряла голос, когда кричала на него.
Худой, белобрысый, остроносый, с вечной ухмылочкой, Романов, среднего роста, в свитере и в холод, и в жару, в стоптанных спортивных тапочках, как всегда невозмутимо выслушивал претензии Юли, которая,  уже в дубленке и  с вещами, постучалась к нему в номер сообщить, что они опаздывают на поезд. У Романова, конечно, еще ничего не было собрано. А вещей – дай боже: купил неподъемную вязальную машину, набрал полую коробку фужеров чешского  стекла. Часть коробок он уже отнес с соседом по номеру на вокзал в камеру хранения. Чтобы их взять из камеры, тоже уйдет какое-то время. Барахольщик!
– Не забудь выбросить тапочки, –сквозь зубы напомнила Юля и заставила себя улыбнуться, – ты обещал. Стыдно от уборщицы,  за страну стыдно, не оставляй.
– Это очень хорошие тапочки, кожаные, со шнурками. Сейчас таких не выпускают, – в который раз повторил Романов. – Ты иди в машину, сейчас я соберусь и спущусь. Пять-десять минут.
Юля подхватила две своих сумки и вышла из номера. Надеяться на джентльмена Романова не приходится. Хорошо, что она привыкла брать с собой столько вещей, сколько может сама унести. Единственное что она смогла себе позволить на этот раз, это купить люстру из знаменитого чешского хрусталя.
« Тапочки он никогда  не выбросит», – подумала она со вздохом, спускаясь по лестнице к машине.
«Татра» сияла  черными лакированными крыльями. Не много таких машин в Чехии. Одна из них – у директора фирмы «Тесла».  Из уважения к русским специалистам директор дал для них свою машину.
У Юли из головы не шли эти проклятые стоптанные тапочки. Задники сношены, на подошвах протерлись дыры, шнурки  в узлах. Три месяца назад, когда увидела эту рвань у Романова, она  не выдержала и спросила:
– Сколько им лет?
– За то очень удобные, – смутился парень, и обещал купить новые.
Но купил  спортивные тяжелые ботинки и ходил в них всю командировку в жару. И перед отъездом купил новые такие же бахилы. А тапочки обещал выбросить, но не смог решиться.  Зачем ей все это вспоминать?
Юля посмотрела на часы. Оказалось, что до отъезда из гостиницы осталось десять минут.
– Что с ним? – спросил Саша Попов, сосед Романова по номеру, шагнув навстречу  Юли и взяв у нее тяжелые сумки.
– Я не знаю, что с ним – пожала плечами Юля, садясь в машину и запахнув разошедшиеся полы дубленки. Опять пополнела – дубленка трещит.
– Ждем десять минут – и уезжаем, – твердо сказал Саша, поставив Юлины сумки в багажник.  Опоздает – пусть остается, – улыбнулся ей  Саша.
Так нравился Юле этот чернявый подтянутый  парень с большими, чуть на выкате умными глазами, с короткой стрижкой  густых смоляных волос, с аккуратными усами, над мужественной жесткой верхней губой. Жалко только, что он ростом не вышел и моложе ее. Да еще ладони у него всегда мокрые, хотя, прежде чем протянуть руку, для пожатия, всегда ее  напряженно вытирает о карман черной замшевой курточки.

Романов появился в их отделе ЭВМ, когда было в институте очередное течение – обучать всех сотрудников работе на электронно-вычислительных машинах. Он быстро подружился с Сашей Поповым. И они с ним дневали и ночевали в отделе, готовя машины к работе. Вместе попали и в командировку в Чехию…
Прошло десять минут – и  в дверях появился Романов. В одной руке он держал две больших, набитых до отказа, сумки, а в другой, приподнятой вверх… нес за шнурки коричневые стоптанные ботинки. Демонстративно спокойно он подошел к мусорному баку и на виду у всех торжественно опустил туда бахилы. Чтобы все видели.
«А тапочки так и не выбросил», – подумала,  усмехнувшись про себя,  Юля,  но ничего не сказала. В ней уже начинало все кипеть.
Романов сел рядом на заднее сидение, и «Татра» помчалась к  железнодорожному вокзалу. Не дождавшись слов одобрения за  торжественный выброс стоптанных ботинок, он достал фотоаппарат и, чуть не задевая сердитое лицо Юли своими растопыренными локтями, вертелся по сторонам и фотографировал виды Праги из окон машины. За три месяца не нафотографировался.
Шофер Младек остановил «Татру» около вокзала, помог выгрузить вещи на тротуар и, пожелав русским специалистам счастливого пути, уехал.
В Чехии нет носильщиков. В аэропорту выдавали багажные тележки, а железнодорожным пассажирам и тележек негде взять. И надежды Романова отвезти багаж на тележке за несколько минут до отправления поезда рухнули. Поезд уже стоял, как говорится, «на парах», а Романов с Поповым, оставив Юлю на тротуаре с сумками и коробками, побежали в камеру хранения. Юле, поглядывающей каждую минуту на часы, приходила отчаянная мысль – бросить все эти вещи прямо на тротуаре, и бежать на поезд. Не оставаться же из-за этого Романова с билетом и  выездной визой на руках в чужой стране. Уедет позже с Сашей Поповым.
 В купе они все же успели войти, за две минуты до отправления поезда. Распрощавшись с Сашей, Романов невозмутимо глянул на часы и усмехнулся в нос:
– А что мы пива не купили в дорогу? Остались же кроны. Пожалуй, я сбегаю, куплю пива.
Юля хотела его остановить, но от возмущения, у нее вдруг пропал голос. Голова страшно болела. Она лишь махнула рукой, подумав: «К чертовой матери, пусть остается. Я еду – что мне волноваться?»
Поезд уже пошел,  когда Романов появился в купе с бутылками пльзеньского пива. Он запрыгивал на ходу, чуть ли ни в последний вагон. И хоть бы хны.
В Москве на вокзале его встречала жена. Интересная женщина, ладно и со вкусом одетая. Романов их познакомил.
– Аня, – приветливо улыбнулась она, мягко пожав руку Юли. И, не задерживаясь, крепко подхватила мужа под руку и  поспешила с ним за носильщиком, погрузившим их вещи на тележку. «Как будто вырвала соблазненного мужа из рук чужой женщины», – подумала Юля.  Носильщика она не взяла, потому что ее встречал отец. Для здоровенного  Ивана Алексеевича две Юлины сумки были как пушинки.
– Ну, что ты везешь хорошего? –  спросил отец по дороге к своей машине «Москвич».
– Чешскую люстру, – задумчиво ответила Юля. Она все не могла отделаться от мысли,  как эта мягкая женщина верховодит Романовым, а она – не смогла? Он и обед готовит, и стирает белье в стиральной машине, и даже сидит на «больничном листе», если заболеет дочка, и водит ее в детсад перед работой, хотя на их режимное предприятие нужно приходить минута в минуту. Он и люстру не купил, потому что  ему ее мыть придется от пыли. Интересно, кто же у них будет вязать на вязальной машине? А еще интереснее знать, как она его терпит? Может быть, как раз за это – как домработника? Но всё же он – не врожденный подкаблучник, потому что сам делает свою судьбу, и довольно успешно.


Глава пятая

Станислав Романов  был сыном секретаря исполкома из Грозного. Мать – домохозяйка.  Отец  старше матери на 25 лет. Отец умер, мать еще жива.
Когда отец  женился, у него от первой жены было две дочери, но жена умерла при родах второй дочери. Она родилась горбатой. И с ней сейчас живет мать Романова. Эта горбатая стала врачом (все больные  – убогие), невропатологом.  Она в 30 лет выходила замуж, чтобы иметь ребенка. Родила девочку – и разошлась.
Когда Станислав окончил школу, отец привез его  в Москву, поступать в МИФИ. 
В то время в Москве многие жили тесно. Они остановились у дальней родственницы – седьмая вода на киселе – учительницы Ольги Яковлевны, которая жила одна в крохотной комнатке в центре Москвы. Оставив Стаса на попечении учительницы, отец вернулся домой в Грозный.
Квартира досталась Ольге Яковлевне еще  в годы войны. Тогда  отгородили часть коридора, в котором было окно – и получилась комнатка, словно келья схимника,  в большой коммунальной квартире. В этой комнатке  – семи квадратных метров – помещался узенький топчан, и в его изголовье – столик. А чтобы сесть за этот стол другому человеку, нужно было приоткрыть дверь в общий длинный коридор. На этой двери, за занавесочкой  висел весь гардероб пожилой бывшей учительницы. Более сорока лет жила она в этой тесноте. Стас, ночуя у нее, спал, на  теплом одеяле, на полу, в узеньком проходе между топчаном и стеной.  Чтобы встать с топчана, Ольга Яковлевна будила и поднимала Стаса, с превеликим множеством извинений и вздохов. Такой же стесненной была и ее жизнь.
Когда Стас  поступил в МИФИ – Московский инженерно-физический институт, он ушел от Ольги Яковлевны в общежитие. Учился на факультете счетных машин – ЭВМ.
Его друг  Попов женился на генеральской дочке и обеспечил этим себе безбедное будущее:  и квартиру, и загранпоездки, и звездочки на погонах.
У Романова же отец сразу после  поступления сына в институт скоропостижно скончался от сердечного приступа.
С удачной женитьбой у Стаса тоже  не вытанцовывалось. Правда, в семье друга он познакомился с дочкой генеральского однополчанина – полковника в отставке. Но эта чернявая засидевшаяся девушка  мечтала выйти замуж ни много, ни мало за иностранца, чтобы уехать заграницу.  И дружеские отношения с Романовым старалась не развивать.  Собственными силами Романову удалось распределиться после института в Выхинск, в Подмосковье. Осмотрелся он и понял, что со своей специальностью диссертацию не защитит, да и никто из его потока не сумел стать кандидатом. А в этом городе было очень много умных голов, и каждый кандидат «тянул» по своим способностям на доктора наук. Общебыт тоже требовал  нечеловеческих усилий. Коттеджи занимала научная элита. А «ломовым лошадкам» давали на всю жизнь крышу  в общежитии. Благо, эта система – не хуже коммуналок: комната – на два человека.
Юля приехала к Стасу однажды в гости – и нос отвернула. Разговорилась с ровесницей в туалете, та и порассказала. Здесь с жильем – глухо.  Можно всю жизнь простоять в очереди на квартиру и … не получить.
– А если выйти замуж? –  закинула удочку Юля.
– А как выйти? – вздохнула сухопарая, но довольно миленькая девица, поправляя длинные секущиеся волосы перед зеркалом. – Девчонки до тридцати-тридцати пяти лет зреют, никто не берет. Разве приведешь кого в общежитие? Пошла  волна рожать детей от чужого дяди. Вон у нас в соседней комнате две сговорились, да и родили. Ну и что? Живут с детьми. Не помыться, ни пеленки посушить. А грудные Санька да Ванька даже и не плачут, будто понимают, что лучшего матери  не добьются. И оклады у них стали ниже. На работе «одиночкам»  никто навстречу не идет. Ребенок заболел – больничный на лишний день не выпросишь, институтский врач зверем смотрит. Как же, осуждает!
– И семейным жилье не дают, – пошла последним козырем Юля.
– А что семейным? – подкрасила тонкие губы девушка. – Дадут  в  семейном  общежитии, и опять же не квартиру, а комнату.
Вернулась Юля из туалета к Романову, а он уже дымом исходит, на часы поглядывает.
– Что, скоро сосед придет? – догадалась она.
– А откуда ты знаешь? – подошел близко Стас, пытаясь ее обнять.
– В таких условиях – не до вздохов, – отстранила она осторожно его горячие руки и села в кресло. – Ты лучше скажи, как у вас с повышением по службе?
– Я не карьерист, не интересуюсь, – вспыхнул Романов.
– А все-таки? – Юля взяла со стола фужер с притихшим шампанским. – Давай выпьем за твой научный успех.
 Выпили. Но Романов остыл, поставил фужер на стол, нарочито смачно откусил яблоко и, разжевывая его с открытым ртом, вдруг пошел в атаку.
– Я – не генеральский сын, и даже не полковничий. Продвижения здесь мне можно ждать хоть до смерти. В Выхинске – закон цепочки: кто умирает, тот освобождает место – и цепочка научных работников сдвигается от крайнего низшего   звена  до освободившегося места. Кто не выдержит и уйдет, тоже сдвигает звенья цепочки. Но все это для остепененных. Значит, не для меня. Довольна ответом?
Свиданье окончилось скучно…
Но осенью Романов все же получил комнату на одного человека, потому что стал секретарем комсомольской организации института.

В Выхинске в те времена, не смотря на тесные условия с жильем и вакансиями,  собрались лучшие люди науки. В политике они понимали немного больше, чем пишут в газетах и показывают по телевидению. Приглашали диссидентов, типа артистки Рамидовой на элитные вечера. Рассказывали анекдоты о новом штурме Зимнего, где возродилась династия Романовых. Все это не нравилось местному руководству. И оно решило поступить по-тихому,  как во времена Екатерины Великой, которая  наказала  центр бунтовавшего казачества Черкаск тем, что лишила его звания города, и перенесла столицу в Новочеркасск, отчего бывшее гнездо бунтовщиков захирело. А современные правители сделали еще проще. Перенесли Выхинск из столичной,  Московской области  в провинциальную – Калужскую область. Тем самым лишили вольнодумную научную гвардию московской прописки. Без прописки эти вольтерьянцы не могли теперь работать в Москве. И значит, не могли сеять эту заразу вольнодумства.
Романов, который к династии царей не имел никакого отношения, и даже, наоборот, злился на избранников судьбы с привилегией высокого рождения,  решил смотаться из, ставшего заштатным и не престижным,  Выхинска.
 В это время организовалась в Москве одна солидная фирма. Туда были нужны специалисты романовского профиля. Но, как всегда бывает,  новая фирма на первых порах еще не имела ни помещения,  ни соответствующего оборудования – только штатное расписание и, конечно, план по готовой продукции. Романова временно приняли на работу в эту фирму, а для постоянной работы он должен был прописаться в Москве или в Московской области. Он надеялся, что уговорит Юлю выйти за него замуж. Но Юля еще больше уперлась. Мало того, что она не была влюблена в Стаса, теперь в их отношения замешался его расчет. Ну, уж нет!
– Казалось, что  мне еще нужно? – говорила Юля  своей  подружке Наташе. – У парня всё на месте. А я засиделась. Он – человек пробивной, всего добивается сам. Помогу ему с пропиской – далеко пойдет. Кстати, он и без моей помощи обошелся. И все же  – нет и нет! Я ему отказала наотрез. Ничего не могла с собой поделать. Может быть, еще потому, что от него провинцией прямо воняет, извините за выражение. Меня коробит его ущербность в суждениях. Ведь у всех людей бывают трудности. Однако он считает, что у него их больше, чем у других. Прямо злостью пышет, что у кого-то привилегия рождения, –  стукнула по столу ладонью Юля. Подружка даже вздрогнула и улыбнулась взволнованной Юле.  А она продолжала: –  Я и ты имеем прописку в Москве, а ему приходится этого добиваться, чтобы преуспеть в работе. Но ведь и тебе, Наташа, и мне нужно пробиваться. Я смотрю на карьеру спокойно. А для него – это дело жизни. Неудовлетворенность у него какая-то нехорошая, неестественная.  И у нас бывает неудовлетворенность собой, но чтобы из-за этого ночи не спать? Это уж слишком! Да если бы я его даже любила, и то его расчет встал бы у меня поперёк горла.

Романову в Москве  обещали жилплощадь и должность руководителя группы,  и он  должен был уволился из Выхинска, и оставить комнату в общежитии. Но всё повисло в воздухе. А Юля после его активных атак осталась неприступной крепостью. Единственно, что она сделала, чтобы снять грех с души,  это попыталась помочь Романову подыскать девушку для фиктивного брака.  Все это было, конечно, противно и небезопасно. Но она пожалела мятущегося Романова, надежд которого не оправдала, кстати, год назад закрутив ему голову.  Юля нашла  девчонку в соседском дворе, которая согласилась за полторы тысячи рублей расписаться с Романовым и прописать его в своей двухкомнатной квартире, которую занимала с матерью, уже два года разбитой параличом.

А Юля теряла любимого Бориса  Кенышева. Сначала она стала подозревать у него признаки шизофрении. Он был уверен, что за ним следят «Хозяева». Видел во сне своего двойника – робота, и подозревал, что этот робот копается в кабинете в его бумагах. Он верил во вселенский проект  «Парник», который Юле казался бредовой идеей.  У него появились осложнения на работе – их Кенышев тоже считал происками этих Хозяев. Юля чувствовала, что Борис Константинович  не  придет в себя. Был в Америке, подобрал профессора негра, сделали ему компьютер (томографию) за пять минут, проверили все анализы, спасли.
А вернулся в Москву – «скорая помощь» забрала его в клинику имени Бурденко. Там ему сделали операцию  на стволе головного мозга. Потом облучали. Он после облучения плохо себя чувствовал, голову не поворачивал.
Юля навестила Страшилу, когда он был уже без повязки, настоящий страшила. Она обвела взглядом лежачих больных в палате и подумала: «Тело без интеллекта в клинике имени Бурденко – страшное  зрелище!».
Борис Константинович немного ожил, даже улыбался Юле. Рассказывал, что у них  чуть не умер дипломат из ФРГ. В клинике Бурденко – лучшие хирурги. Поэтому из четвертого управления сюда привозят больных. Им в Бурденко делают операции, а на другой день забирают в больницу четвертого  управления (чтобы не угробить в условиях клиники Бурденко). Дипломат из ФРГ гулял в Измайловском парке, и его по голове ударил какой-то хулиган. Тот потерял сознание, упал. Его отвезли в ближайшую больницу. Врачи испугались трогать дипломата и отправили в Институт травматологии и неотложной помощи имени Н.В. Склифосовского.  А туда приехали из посольства, и настоятельно просили отправить дипломата в клинику Бурденко. Из Бурденко даже звонили в институт Склифосовского,  а там не отдают, говорят: «Мы уже подготовили больного к операции». Но все же отдали.  В клинике Бурденко сделали  полуживому дипломату томографию головы – оказалось, что операции не требуется.
– А если бы вскрыли голову – мозги вылезли, – громко рассмеялся Страшила, так что Юля даже вздрогнула.  – И в лучшем случае, он бы остался идиотом. Мог и  умереть от большого внутреннего напряжения. А он пришел в норму и вернулся на службу. 
«Неужели Борис не выживет? – думала про себя Юля. – Ландау стал инвалидом-животным. Его тоже  хозяева неба наказали? Вернее,  нейтрализовали. Но голова ученого  работала – будь здоров! За несколько гениев сразу».




Глава шестая

Но Романов не женился на этой студентке медучилища.  Он вообще на какое-то время пропал из поля зрения Юли. Потом выяснилось, что  женился  за взятку на девушке с ребенком. Она жила в центре Москвы около кинотеатра «Ударник» с матерью, работающей в СЭВе.
Романов рассказал Юле о своих мытарствах, когда явился к  ней домой поздравить с ее с круглым юбилеем – тридцатилетием. Рассказывал, чтобы ей было стыдно, – до чего она его довела.
Дом был предназначен на снос. Но сносить его никто не собирался. Романов был вынужден жить с этой чужой ему девушкой в фиктивном браке. В комнатке полуподвальной коммуналки, чтобы закрепиться. Иначе при выселении дома ему не видать своей жилплощади. Мать о фиктивном браке не знала. Романов ей нравился. Часто она советовалась с ним, редактируя технический текст, переведенный с венгерского. Понять некоторые инженерные подробности в подстрочнике ее филологическое образование не позволяло. Спать Романову, естественно, приходилось с женой. И забыв о тайной договоренности,  та родила Стасу ребенка. Для Романова это был удар. Ему не хотелось портить свою биографию, так как он рассчитывал вступить в партию и достичь высокого положения. Но жить с фиктивной женой тоже было выше его сил. И он развелся. Когда дом выселяли, Стас с большими трудностями и взятками выхлопотал комнатку 15 квадратных метров с балконом, в блочном девятиэтажном доме в Беляево. Стас называл себя целинником, так как от колышка осваивал жизнь в этом тогда еще новом районе Москвы.
– Хочешь посмотреть, как я живу? – спросил Романов Юлю, когда они пили кафе из полупрозрачных фарфоровых чашечек, закусывая принесенными им трюфелями.
– Хочу, – неожиданно согласилась Юля.
Она пережила за это время разрыв с болгарским аспирантом. Асен хотел жениться на ней, но родители Юли, выставив ее за дверь, заперлись с ним в другой комнате и уговорили его не жениться, пока не закончит аспирантуру. Асен так и не смог понять, почему родители против замужества своей дочери. А дело  объяснялось  трагически просто – у Юли нашли опухоль матки, сделали операцию. И хотя подозрение на худший диагноз сняли, тревога осталась. Да и рожать Юле врачи не рекомендовали. Все равно будет выкидыш.
Но когда на горизонте появился Асен, когда она съездила в гости к нему в Болгарию, тогда встретилась в Болгарском посольстве с друзьями Асена, почувствовала прелесть светской зарубежной жизни, – страхи из-за опухоли отошли куда-то в сторону.
Вечно родители мешали ее замужеству. Мать хочет удержать ее рядом под старость.
Асен с горя напился до чертиков, и его привезли на посольской машине и внесли в дом Юли. Родители всю ночь  дежурили по очереди около дверей комнаты, где спал Асен, чтобы не впустить туда Юлю. Лишь утром, сморенные, они задремали. И тогда Юля прошмыгнула к нему в комнату. Асен лежал на кровати мрачный и злой. Юля сунула руку под одеяло. Но вместо желаемого нащупала нож, который он спрятал от нее, когда она вошла. После короткой борьбы Юля унесла нож, пригрозив разбудить родителей, если Асен кинется за ней. В этот же день Асен уехал, так и не признавшись Юле, о чем говорили с ним ее родители. А потом прислал письмо, что женился. И Юля перестала надеяться на свою судьбу.
В холостой квартире Стаса на восьмом этаже было чисто и уютно. Большая мягкая тахта занимала половину комнаты. Рядом с ней стоял  письменный стол с придвинутым единственным стулом. У двери – двухстворчатый шкаф, на котором – проигрыватель и две колонки по сторонам. На паркетном полу – коврик. Над кроватью – портрет Юли в рамке. Этот портрет и тронул ее сердце.
Бывшая жена жила в том же доме, в двухкомнатной квартир. И Юлю это смущало. Поэтому она решила пригласить Романова к себе.  К тому времени Иван Алексеевич помог ей купить кооперативную однокомнатную квартиру в Чертаново, в доме, где жили сотрудники Института Вселенной. Через некоторое время Юля помогла Стасу устроиться в этот престижный институт. Правда, у нее осталось ощущение, что Романов опять ухаживал за ней из расчета, чтобы попасть на работу именно в этот институт.
Так Романов стал  работать в отделе Электронно-вычислительных  машин с Сашей Поповым. Сначала поехал в командировку в Германию. Рассказывая об этой командировке Юли, старался похвалиться своими достижениями, мол,  напрасно пренебрегать  таким перспективным человеком. Но ощущение того, что Романов видит выгоду в их близких отношениях у Юли не проходило.
И когда он вновь посватался, она ему отказала. И не жалела даже тогда, когда он, по разведданным Наташи, купил двухкомнатную кооперативную квартиру, дачный участок на берегу Оки, где организовала кооператив элита Института Вселенной.  Только удивилась, как прохиндей Романов мог прописать в Москву маму, которая имеет в Рубцовске свой дом.
И Романов опять женился.
– «Опять вдвоем, но не со мною…»,  – пошутила она в разговоре с Наташей.
Чтобы не встречать  Романова в институте, Юля даже перестала ходить в столовую. Разве только видела его издалека на общеинститутских собраниях. Так бы все и кончилось, если бы  ни совместная командировка в Чехию. Только в этой трехмесячной  командировке Романов больше сошелся с Сашей Поповым. Но вдруг перед отъездом он  предложил Саше:
–  Давай скажем, что мы думаем друг о друге.
– Как это? Зачем? – опешил Саша.
– Трудно посмотреть  на себя со стороны, – стал объяснять Стас. – Тут чехи меня как-то засняли на видео. Смотрю на себя по телевизору – и не узнаю. Во-первых, оказывается, я похож на своего старого дружка по Рубцовску Сашу Манаева. О чем раньше  даже не подозревал. А во-вторых, ехидный смех, как будто это не я смеюсь.   Да и двигаюсь на экране как-то принужденно, словно меня кто-то ведет  против моей воли. Хочу одно – а делаю другое.
– Значит, ты тоже чувствуешь, что тебя кто-то ведет?  – поддержал разговор Попов.
– Знаешь, Саш, иногда мне кажется, что мой собеседник вдруг в разговоре как бы переключается на другую волну и говорит мне те слова, которыми отвечает на мой тайный вопрос, наставляя на путь истинный. Я понимаю, что эти его слова не относятся  к содержанию беседы. И как будто собеседник  в этот миг –  ретранслятор чужого текста.
– Ну, ты скажешь! – повернулся к Стасу взволнованный Саша, подпрыгивая на пружинной софе, на которой он до этого лежал  с книгой. – Как-то мы студентами ездили в Дмитрово убирать колхозную картошку, – вспомнил молодость Попов. – А там я разговорился с одним парнем из журнала «Вокруг света». Так этот заместитель главного редактора журнала мне рассказал о том, что нам будто бы могут внушать на расстоянии, как себя вести, люди со специальной аппаратурой. И ты даже не будешь подозревать, что кто-то тебя ведет, как кукловод.
– Об этом я читал,  кажется в «Литературной газете», – отмахнулся Романов – Я сейчас о другом. Я говорю об алгоритме, который вложен в каждого из нас. Ведь ребенок только раскроет в младенчестве ладонь, а основные линии судьбы у него намечены. Потом, конечно, идет корректировка, но главное направление жизни  остается. И мы называем это – судьбой. И говорим: «Чему бывать, того не миновать».
– Я как-то отдыхал в санатории в Трускавце, почки ремонтировал, – прервал его Саша. – И вырезал из газеты заметку о Джине. Так мой сосед по номеру, видимо, чокнутый на этих тайнах человеческой психики, стал мне подбрасывать разные подобные  сведения.
– Например? – машинально спросил Романов, недовольный тем, что Саша ушел от предложения дать оценку поведения друг другу.
– Ну, спрашивает меня:  «Почему  отмечают девять дней и сорок дней покойника?
– Ну, это с детства известно: сколько душа  остается около тела, и сколько проходит чистилище перед грехами своей земной жизни.
– А «чокнутый» мне говорит: «Но один профессор ответил по-другому: через девять дней светящееся над головой умершего облачко  отлетает в небо – это мозг человека погибает: а через сорок дней труп полностью разлагается».
– Это газ образуется при разложении человека, – уточнил Стас, – и фосфоресцирует, особенно в грозовую погоду.
– Душа отлетает, – вдруг заупрямился Саша. – Наш интеллект. «Кто снимет урожай с печальной нивы?» Слышал такие стихи?
– Нет, – стал раздеваться Стас, развязывая шнурки старых тапочек. – Ладно, пора спать. У вас в санатории разговоры были какие-то не реальные.
– Не о бабах? – засмеялся Саша. – Я всех дам в Трускавце подразделил на две категории: «желудочно-кишечные» и «желчнокаменные».
– Фу, – поморщился Стас.
– Вот именно. А мой сосед Миша считал, что я испортил путевку, раз ни одну женщину не уважил.
– А он?
– Он уважил одну. Она ему все время рассказывала, как в шею ей втыкали по восемь шприцов… Любовь та еще. Потом приехала его жена. А он перед ее приездом  успел рассказать мне анекдот на эту тему. Мужчины, мол, делятся на три категории: львов – которые привозят своих любовниц; волков – которые бегают за местными любовницами; и ишаков – которые приезжают на отдых  со своими женами. Так Миша у меня на глазах превратился из волка в ишака.
– А ты к какой категории себя причисляешь? –  спросил, укладываясь спать на софу, Романов.
– Джентльменов?
– Поэтому  и не решился сказать, что ты обо  мне думаешь? – отвернулся к стене Романов.
– А как мы потом будем с тобой работать в одном отделе? – ответил Попов, и выключил свет в номере. – Спокойной ночи. – Но, поворочавшись с боку на бок, выбирая удобную позицию для больной почки, все же не сдержался, чтобы в темноте не досказать о «чокнутом»: –  А потом этот Миша как-то припоздал во время  явиться в бювет, где мы пили воду «Нафтусю» и, увидев нас, оживленно доложил: «Сейчас по телевиденью рассказали, что при сгорании в крематории череп человека светится двадцать минут».
– Неужели это фосфор! – отозвался почти заснувший  Романов. – А чьи стихи ты начал читать?
– Мои, – ответил Саша и затих.
Разговор с Поповым настроил Романова на волну, что его кто-то ведет по жизни. Он понимал, конечно,  что если бы не думал об этом, то не обращал бы внимания на странные совпадения в его жизни. Ведь человек встречается с тысячами возможных комбинаций, большинство из них не остается зафиксированными в нашем сознании. Но зато редкие совпадения запоминаются на всю жизнь. Исходя из теории больших чисел, эти совпадения вполне оправданы. Но как не удивляться такому совпадению, например, что номер машины Ивана Алексеевича – отца Юли совпал с последними цифрами номера телефона Стаса.  А номер телефона Юли первыми четырьмя цифрами совпал с номером телефона работы его первой жены Ани? Все равно эти совпадения кажутся невероятными и таящими какую-то мистику…


Глава седьмая


Командировка в Чехию не прошла даром для Романова. Он тоже до того привык к Юле, что домашняя жизнь его пошла прахом. Не из семейной привязанности Романов готовил обед и сидел с ребенком на «больничном», а из-за разлада с женой, которая изменяла ему, кричала на него по телефону, видимо, из квартиры любовника. Жена считала, что он имел расчет, связывая с ней свою судьбу. Такой же расчет, как и с первою женой, которой платил алименты за ребенка. Романов разговаривал во сне – и жена нередко слушала его ночные признания. А он не помнил, что говорил во сне. Однажды, неожиданно проснувшись ночью, Стас обнаружил, что жена, наклонившись лицом над ним, задает ему вопросы, а он невольно что-то ей ответил. Смысл ответа  вместе с дремотой ускользнул, но сердце сжалось от страха, что он мог ей сболтнуть. Стас сделал вид, что продолжает спать.  А жена несколько раз тихим спокойным голосом спросила:
– И что ты будешь теперь делать? Что будешь делать?
 Романов развернулся на кровати и стал мерно посапывать.  Та замолчала, пока он не заснул. Теперь Романов точно знал, что находится, как под гипнозом, под колпаком  у жены. И старался больше времени проводить на работе, ссылаясь  на срочные задания. Пусть за ребенком она сама ходит в детский сад.
Зато Романов зачастил к Юле, которая работал с некоторых пор в другом крыле их огромной фирмы. Юля не отталкивала его. Раздражение, копившееся в командировке в Чехии, прошло. Выйти замуж она не надеялась, хотя ухажеры время от времени появлялись на горизонте. Но каждый ей говорил, что она никогда не выйдет замуж, потому что слишком разборчива. Приезжал даже из Болгарии в командировку Асен. Сообщил, что у него родился ребенок. Юля была удивлена, не поверила, что жена довольна им, как мужчиной.
– Все нормально, –  кивнул обиженно Асен.
Он не хотел упрекать женщину, которую любил,  в том, что она не сумела его так возбуждать, как его жена. Не хотел вспоминать, как она посмеивалась над его слабостью. И уехал разочарованный.
А Романов опять пошел на приступ Юли. Но у нее не было никаких эмоций, и не только к нему. Нельзя сказать, что она фригидная. Недаром считается: если женщина занимается наукой – ищи заболевание половых органов. Четыре раза она могла выйти замуж, и не прогадала бы. Но слишком долго выбирала, считала она, не подозревая того, что дело в ее болезни. А время ушло.
Если бы кто внимательнее мог проанализировать хотя бы  внешний вид своей невесты до женитьбы, он много мог бы предугадать. У Юли втянулся сосок в одной груди – и она любила прижиматься именно этой грудью. Юля любила стоять, чуть сдвинув бедра влево и расставив ноги.  Это выглядело кокетливо,  но имело какую-то серьезную причину. Юля говорила, что пьет димедрол, чтобы побороть бессонницу, которая ее иногда мучает. Романов считал эти ее внешние особенности пустяками. О, если бы он был врачом. Тогда, в командировке в Чехии,  у нее было несколько приступов головной боли. И когда уезжали домой, она от нервного напряжения почувствовала страшную головную боль, даже потеряла голос, упрекнув в этом Романова. А упрекнуть нужно было природу Юли.
Однажды Романов все же остался у нее на ночь. В чертановской квартире была всего одна комната. Стас  достал с антресолей кровать-раскладушку, постелил приготовленные Юлей постельные принадлежности. Все было стерильно чистым и красивым – комплект индийского постельного белья. Когда улеглись и выключили свет, он попросился к ней на разложенный диван. Обещал развестись с женой. По сути, они с ней уже несколько лет были в разводе. Юля позвала его. От нахлынувшего тепла он оплошал. Она рассмеялась – первый блин комом.  И пришлось вернуться на раскладушку.  Встречи  повторились. Он приходил вечером к ней после работы. Приносил вино или пиво. Она жарила антрекоты или цыплят-табака. Ужинали на кухне за столом, накрытым скатертью. Она объяснила, что культура  жизни в том, чтобы обеденный стол был покрыт скатертью. Она садилась так, чтобы свет от приспущенной с потолка люстры не падал ей в лицо. И Романов понимал: приходится затенять следы не первой молодости.
Жена дала развод Романову в суде со слезой:
- Романовы не стеснялись жен бросать, – громко съязвила она по окончанию бракоразводной процедуры.
Сложнее было по ночам. Получалось все плохо, было неудобно, стыдно, казалось, что ему что-то мешает. Пробовал менять позы, злился. Она подтрунивала над его беспомощностью. Давала ему смотреть глянцевую порнографию, «Плейбой»…
Намучившись, Романов встретился со старой знакомой, бывшей сокурсницей, когда-то попросившей сделать ей ребенка, без дальнейших обязательств.
– Никаких претензий к тебе не будет, – уверяла она Романова.
– Что я, племенной бык, что ли? – сгрубил Романов и прекратил с ней всякие отношения.
И вот сейчас он сам навязался  к ней в гости. Однокурсница Тамара была в хорошей форме,  Стас  – тоже.  Хотя меры предосторожности он постарался принять, помня ее идею-фикс.
Когда в очередной раз Юля упрекнула Романова  в слабости, он не выдержал и признался, что у него все «О 'кей!» – он проверял.
 – У врача? – вспыхнула Юля.
– У врачихи, – пошутил Стас, и лицо его загорелось,  хорошо хоть в темноте не видно.
Утром, осторожно встав со скрипучей  раскладушки, Романов прошел по белоснежному волокнистому шерстяному ковру к серебристому мягкому креслу, где лежали его вещи. Оделся, собрал свой бритвенный прибор, достал из шкафа-стенки орехового дерева свои рубашки, брюки, тренировочный костюм, все сложил в сумку и поставил ее в прихожей на коврик. Юля проснулась, когда он умывался в ванной.
– Ты что, собрался меня  бросить? – спросила она, накинув на шелковую ночную рубашку длинный трикотажный белый халат. – Думаешь,  не вижу, что все свои вещи в сумку сложил?
Стас молчал.
За завтраком она ему выговаривала, даже слезу пустила:
– Ну, почему ты сдался? Почему не послушал внутреннего голоса?
– Не получается у меня с тобой самого главного, –  пытался объяснить свой порыв к бегству Романов.
– Разве это самое главное? – обняла его за плечи Юля.
 И он  остался.  И заставил ее подать заявление в ЗАГС. Заставил потому, что она, как всегда, стала тянуть резину, колебаться. Больше всего смущало Романова то, что Юля  не говорила о  заявлении в ЗАГС отцу с матерью. Значит, она может  за положенный  месяц до регистрации все поломать. А ему уже  сорок пять лет, да и ей уже сорок – последняя попытка.
Вспоминая предсвадебную пору, Романов пришел к выводу, что всё и вся были против его брака с Юлей.  Надо так случиться, что эпидемия гриппа свалила сначала ее родителей, потом двух свидетелей, так что Стасу пришлось искать  других друзей.  Мать Романова приехала от своей  горбатой дочери из Рубцовска с распухшими ногами – именно сейчас ее больные ноги отказывались ходить. Потом Романов никак не мог найти в магазинах приличный  костюм. Наконец, принес его на квартиру к Юле.
– Что с твоими руками? –  удивилась Юля, когда Стас вошел в чертановскую квартиру.
– «Вихри враждебные веют над нами…»,  – пропел он, показывая заклеенные бактерицидным пластырем пальцы на руках. – Начал мерить костюм,  оправдывался   он, –  смотрю, а из пальцев кровь идет – где-то порезал.
– Где же ты мог порезать? – недоумевала Юля, поцеловав его руку.
– Не знаю, – успокоился Романов, этот поцелуй его растрогал.  – Повернулся  закрыть занавеску в примерочной кабине, смотрю – и вторая рука в крови, тоже палец порезан.  В занавеске была иголка вставлена. Так что костюм этот мне достался кровью.

Об этом событии,  намного позже, Станислав Романов написал  непонятное стихотворение:

ВИХРИ СВЕТА

Я к цели сделал шаг, но вихри света
Взвились смести
Заблудшего с пути.
В мечтах коснулся я венца завета –
И пальцы рук
В крови увидел вдруг.

И ты мне не давалась, как заклятье.
Игра теней –
Страсть догоравших дней.
И к небесам глаза не мог поднять я –
Наделал бед
Грех безрассудных лет.

А вихри света нам послали кары.
Мы пред венцом
Осунулись лицом.
Я сброшен был с вершины из-за свары.
И твой недуг
В тебе взорвался вдруг.

Бог мне судья. Но ты в чем виновата?
Дала мне бой
Слабеющей рукой?
Умчался вихрь... Разбит венец заката.
Вновь пальцы рук
В крови... Замкнулся круг.
С этого стихотворения Юля узнала, что Романов давно пишет стихи.
Финский костюм сидел на Стасе очень ладно. «Темно-синий цвет ему идет. Не такой уж он и плебей», – подумала Юля и сказала:
– Пойдем сегодня к моим. Ты ничего не бойся. Держи себя свободно. И знай, что бы кто ни говорил, ты у меня самый умный, самый красивый, самый самый…
Но труднее в этом было убедить Юле себя.  И совсем противоположного мнения была о нем ее мать –  бывшая княгиня Баронецкая, так  называли в доме за глаза Полину Яновну. Будущая теща, сморщив важное конопатое лицо и зажмурив медовые глазки, терпела изо всех сил, чтобы не сказать: «Не по Сеньке шапка!»
Запасный свидетель, приятель Стаса, его друг по институту, квадратный Прапорщиков, с маслеными глазками и деланной улыбкой, фотографировал молодых, поднявших хрустальные фужеры с шампанским. Иван Алексеевич кидал в огромный рот маленькие бутербродики с красной икрой. Полина Яновна его ущипнула под столом. В разгаре была антиалкогольная компания в стране. Поэтому бракосочетание сначала «спрыснули» шампанским, а потом поехали скреплять подписями  дома.  «Плохая примета», – екнуло сердце Романова. Цветы быстро завяли. Свидетели чихали по очереди и вместе от мистического гриппа.

Глава восьмая


Но самое неожиданное наступило на следующий день. На фотографиях профессионального фотокора  Прапорщикова Юля получилась в негативе, тогда как все гости – в позитиве. На свадьбе, перенесенной на следующий день, отозвав в сторону напыщенного нарядного Романова, друг сообщил ему эту новость по секрету, советуя закрыть банкет и свадьбу отменить. Но как это можно? Кабинет в ресторане «Прага», который снял Ромнов для свадебного торжества на десять персон, был уже заперт и опечатан загсовой печатью. Гости вожделенно ожидали жареного. Полковник в отставке облегченно вздохнул, сбыв с рук засидевшуюся в невестах дочку. И с ухмылочкой потягивал коньяк, чокаясь с добившимся своего зятем.
Юля тихо напомнила озадаченному негативом Стасу, чтобы он не проговорился  о своей третьей женитьбе:
– Мать узнает – убьет.
Но всего в жизни не предусмотришь. За столом вспомнили, что молодых познакомил физтех.
– Дочь пошла по стопам отца, – вставила слово мать Романова, забыв о предупреждении Стаса,  и осеклась, услышав наступившую тишину за столом.
– Его дочка? – насторожилась Полина Яновна.
– Не его, конечно, – зарделась от смущения свекровь Надежда Алексеевна, – вино  в голову ударило. – Она умоляюще посмотрела на сына.
– Для мамули  весь мир – родня, – поднял рюмку Романов. – Давайте выпьем за все позитивное.
 – Что-то мудрено, – сказала княгиня, но рюмочку  выпила, хоть здоровье  не позволяло.
– Я работаю в техникуме, опять постаралась войти в разговор Надежда  Алексеевна. – Ребята спрашивают: вы смотрели  передачу «Взгляд»? Там  показывали женщину, которая, как рентген, просматривает людей насквозь. Вроде, она работала крановщицей на башенном кране. Ее ударило током, притянуло. А я физик, знаю, какая это страшная сила.  Еле ее отодрали от корпуса кабины. Она вся почернела. Долго не могла придти в себя, болела, лечилась. И что вы думаете? Однажды вот так стоит на трамвайной остановке, нечаянно повернулась – и видит женщину, как на рентгеновском снимке. Думала, показалось.  А  это свойство стало ее преследовать. Она изучает теперь медицину и ставит диагноз.
– А как же она видит цвет? – спросила Полина Яновна. – Рентген ведь не дает цветного изображения.
 – И я, было,  не поверила,  – сказала, повернувшись к сыну, Надежда Алексеевна. – И сын не поверил. А эту женщину показывали во «Взгляде» еще раз, утром на другой день. И я сама видела,  у диктора она нашла опущение почек. Призналась, что после сеансов диагностики ее мучают головные боли.
– Я помню эту передачу, – вставила Юля. – Эта женщина еще сказала: «Вы ели что-то красное». Якобы она  увидела в желудке красное. Ведущая призналась, что ела клюквенный кисель.
– А ты – апельсин, – сказал, улыбаясь Романов. – Только вижу я это на уголках твоих губ.
– Мог бы и промолчать, – смутилась Юля, промокая губы салфеткой.
Стас смотрел на жену в зеркале напротив стола. Оно было до того чистое и ясное, что явно выдало порок на ее лице – левый глаз приспущен.
«Да у всех есть ассиметрия», – вспомнил он. Но все же спросил ее на ушко:
– Что у тебя с глазом? – И кивнул на зеркало.
– Такую уж кривую выбрал, – шепнула ему  она  даже с каким-то  вызовом. И это больно кольнуло в сердце Стаса. Невольно он  повернулся и встретился  долгим взглядом с маслеными серыми глазами Прапорщиков, сидящего на другом конце свадебного стола. «Чертовщина какая-то, почему она получилась негативной?» –   Подумал он. – И матери надо было вспомнить ходячий рентген».  Поди, этот мастер что-то подстроил, профессиональный фокус-покус.
А через несколько дней медового месяца Романову на работу позвонила  Тамара. О том, что он развелся, она знала, а что женился, узнать не успела.
– Ты куда пропал? – спросила она сладким голосом.
– Да закрутился, – Романов даже взмок от неожиданности.
– Я уж думала, что мы продолжим роман, Романов,  – повела она разведку боем и засмеялась.
– Между прочим, я на работе, – стал нервничать Стас.
– А я, между прочим, решаю вопрос, – голос у Тамары посуровел, – оставить мне ребенка или нет.
– Ну и что? – вздрогнул Романов. Он же все сделал осторожно.
– Твоего ребенка-то.
– Тебе семнадцать лет, что ли?
– Мама не советует оставлять, а на работе отговаривают делать аборт.
– Ищи других претендентов, –  покраснев от нервного напряжения, положил трубку Романов.  И оглянулся, наткнувшись взглядом на оттопыренное ухо Попова.
 Телефон зазвонил опять. «Сказать ей или не сказать о женитьбе?» – решал загнанный в угол Стас.
– Да, – поднял он трубку.
– Это Романов? – спросила Тамара.
– Да.
– Отвечать отказываешься?
– Да.
– У меня, может, больше не быть такой возможности, –  расплакалась Тамара.
– Я женился. Месяц назад,  – выпалил Романов.
– Тебе жениться-развестись – раз плюнуть.
– Причем тут я?
–Сейчас по генам можно доказать отцовство.
– Сколько  же тебе  придется собирать отцов?
– А я с тебя начну. Хам. – И в трубке послышались гудки отбоя.
Романов опять осторожно положил трубку на  телефонный аппарат и вышел из комнаты. «Это я должен был получиться в негативе, а не Юля», – подумал он, стрельнув сигарету у сотрудника в туалете. А ведь давно бросил курить.
Больше всего он боялся, что Тамара узнает телефон Юли и позвонит ей.  Но удар был нанесен с другого конца.  Одна из сотрудниц института, которую давно выпихивали на пенсию, вдруг сообщила Романову, что отказывается давать ему рекомендацию в члены партии. Когда он вступал в кандидаты в члены партии, она сама любезно вызвалась дать ему рекомендацию. Была в командировке в Рубцовске, где когда-то служил геройски погибший на войне ее брат. Предложила захватить для матери Стаса небольшую посылочку. Надежда Алексеевна встретила ее в Рубцовске порогами. И сотрудница была очень довольна теплым приемом. Чуть ли ни целовалась с Романовым при встрече в институте. Эта сотрудница много лет работала в комсомольских органах. Когда-то была красивой. И до пенсионного возраста сохранила привлекательную внешность. Правда Стасу не нравилась ее неестественная улыбка, комсомольская доброжелательность. И вот теперь она отказалась давать рекомендацию Романову в члены партии. Почему?
– Я плохо тебя еще знаю, – уклончиво сказала она растерявшемуся Стасу.
Просить рекомендацию у другого члена партии было теперь неудобно. Да и кто даст  при таком раскладе? А вдруг написала на работу жалобу на него Тамара? Всё рушилось. Приняв в кандидаты в члены партии, Романова сделали исполняющим обязанности руководителя сектора. Теперь этой должности Романову не видать, как своих ушей.
Узнав о ЧП, Юля занервничала. Карьера Романова ее очень даже интересовала. Только начальником он мог бы приобрести машину. Да и жить она привыкла на широкую ногу. Она уговорила Романова попросить рекомендацию в партии у Саши Попова. Порывалась даже сама с ним поговорить. Но Попов не был членом партии.
А события покатились под гору. И по совету жены Романов написал письмо в Комитет партийного контроля. Но задумался.
– Им на них жаловаться бесполезно, – сказал он, прочитав Юле это письмо.
– Ты не представляешь, в какое г… ты попал, – злилась Юля, – и как это отразится на всей твоей дальнейшей жизни. Поэтому эту попытку отмыться ты должен использовать.
А Попов все продолжал подкидывать Романову информации о  пришельцах.
«Почему только «Homo sapiens» – человек разумный считается высшим созданием на земле? – задавал он риторический вопрос. –  Вот передавали по телеку, что  нашли  альтернативную ветвь человечества в Алтайских горах. В  Денисовской пещере с огромным гротом вдруг недавно найдена крошечная кость фаланга мизинца юного существа женского пола. Эта находка плюс еще два зуба, убедительное свидетельство существования на Земле  – денисовского вида людей.  – А если и мы – не конечное достижение земной цивилизации? А может, на земле есть и высшие существа (даже пришельцы  с других планет), для которых мы – такие же букашки, как для человека муравьи?».
И  Юля к этому мнению сама пришла.  А она  могла бы спорить и с хозяевами неба.
Романов вспомнил и рассказал Юле свой удивительный сон. Однажды ему снился голос, который сообщил, что через миллиард  и восемьсот миллионов лет Земля из состояния  «Изумруд»  переходит в состояние «Колумбит», и в это время  человечество  отбрасывается в своем развитии  на один миллиард восемьсот миллионов лет. Он тогда ночью встал и записал  это сообщение, потом зарифмовал в своем стихотворении, чтобы не забыть.  Выходит, он узнал одну из подробностей великой идеи, о которой Юля не знала. Или знала?
Запомнив, что Романов, какой-никакой, писатель, Юля  после работы и ужина  стала проводить с мужем «разъяснительную» работу для создания провокационного рассказа.
– В книге Ницше «По ту сторону  добра и зла» говорится: « Нечто может быть истинным, хотя бы оно было в высшей степени вредным и опасным: быть может, даже одно из основных свойств существования заключается в том, что полное его познание влечет за собою гибель…»
– Как наш Парник? – вставил Романов.
Юля продолжала читать, не отрываясь на реплику Стаса,
–…так что сила ума измеряется, пожалуй, тем количеством «истины», какое он может еще вынести, говоря точнее, тем – насколько истина должна быть для него разжижена, облегчена покровом,  подслащена, притуплена, искажена».
– Настоящая наука, – Юля отодвинула  книгу  Ницше, – вся запрещена, потому что вредна для слабого сознания обывателя и опасна.
У Циолковского за каждой строкой – бездна обаяния оптимиста. В своей книге «Черты моей жизни» Циолковский убедительно доказывает: «Ясно, что гений более создается условиями, чем передается от родителей или других предков. Таланты у предков великих людей, может быть, и были, но, очевидно, на весь мир не проявлялись: они выражались мелочно».
– А причем размышления Циолковского? – буркнул Стас.
– Притом, что он в своих трудах размышлял и о переселении людей на другие планеты, – терпеливо возразила Юля. – А может Парник в этом уже участвовал?
После таких разговоров с женой Романов пытался вспомнить всё, что каким-то образом выдавало присутствие хозяев Парника на Земле, их влияние на  жизнь людей.
Вот, скажем,  одно время была в моде версия о параллельных мирах. Его умный друг по институту верил в то, что одновременно существует не один мир, который мы воспринимаем, а несколько миров. Они в разных измерениях. А мы знаем только три измерения…
 




















ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 «Страшно видеть эту огромную книгу смерти,  где вся мертвая старина вытягивается перед нами бесконечной панихидой.…  И  в этих немых названиях скрываются, может быть, тайны, затерянные навек, высокие мысли, прекрасные дела, твердые чувства, и много счастья, и много горя,  и много надежд, и много обманов, целые важные события, быть может, целая исчезнувшая летопись, целый мир, почивший навсегда».
Из книги «Тарантас» В. Сологуба.



(Шмуц 2)



Глава девятая


Он собрал общие сведения об этой проблеме. Даже был на Зигелевских чтениях вместе с одним автором статьи, наблюдавшим НЛО.
В газете «Красная Звезда» за  1 мая 1989 года он прочитал обширный материал «Инопланетянина зовут Йозеф, или НЛО»: «необъявленная война», Автор этой статьи полковник  М. Ребров, редактор отдела  науки, техники и космонавтики. Конечно, псевдоним.
Инопланетянина звали Йозеф. Высокое человекообразное, бородатое существо говорило на чистом оксфордском диалекте. При  нем – маленькие существа ростом с пятилетнего ребенка.
Одни – ростом 1,2 м в серебристых комбинезонах, другие – чуть меньше 1,1 м, так же в серебристом одеянии. Вооружены лучистыми устройствами. Были и великаны под три метра… Можно воочию увидеть инопланетян. Правда, в замороженном состоянии. Это американская военная база Райт Паттерсон. Там хранятся более 30 пилотов НЛО.
Только за период с 1966 по 1968 год в штатах Огайо, Индиана и  Кентукки  авиабазы Холломан (штат Нью-Мексико), был диаметром 22 и высотой  4 метра,… посадка произошла со скоростью 90 миль в час…
«Голова и торс непропорциональны. Глаза широко посажены  и слегка зауженные, глазные яблоки большие и запавшие. Вместо носа небольшая выпуклость с одним или двумя отверстиями, вместо рта небольшое отверстие, видимо, не служит для голосовой связи или приема пищи. О зубах информации нет. Вместо ушей небольшие углубления. Волос на голове или нет, или есть небольшой пушок. Данных о мозге нет. Руки длинные и  тонкие, в опущенном состоянии достигают колен. На руках по четыре пальца, между которыми кожистая перепонка. Половые органы отсутствуют. Кровь есть, но это не кровь в привычном смысле этого слова. Кожа серая… Шея тонкая, часто не видна из-за одеяния. Вес тела около 18 кг…»их тела были относительно плоскими, без выдающейся грудной клетки и вытянутые».
«Сведения все неожиданней!» – удивлялся Романов, читая выборочно эту статью.
Зачем пожаловали? Точной информации нет. Возможно для установления деловых контактов, либо создания совместных предприятий…. Или простое любопытство.… Не будем сбрасывать со счетов и вероятность попытки захвата нашей планеты… «НЛО: необъявленная война»…  Североамериканская система ПВО NORAD, оснащенная  инфракрасными спутниковыми системами слежения и имеющая глобальную сеть РЛС, регистрирует ежедневно(!) от 5 до 900 НЛО… угроза из космоса возрастает?.. Профессор Герман Оберт –  ратует за принятие  «Космического закона» и называется отцом аэронавтики и ракетостроения…  Но, по праву, «отцом»  считается калужанин Константин Эдуардович Циолковский… публикации о «Черном бароне» над Парижем»,  «Петрозаводском чуде», «Летающих тарелках» над Джакартой», «Луне, появившейся на рассвете» «Бермудском треугольнике», «Что-то вроде светящегося сплющенного воздушного шара появилось в небе Португалии (г. Опорто). Блюдце остановилось на довольно большой высоте, а затем с невероятной быстротой полетело на Север»… «Военно-воздушные силы США намерены серьезно заняться изучением «летающих тарелок», число которых превысило 10.477. Секретная акция, получившая обозначение «Голубая книга», должна дать ответ на многие вопросы принципиального характера. «Нью-Йорк тайм»… был проведен тщательный анализ наиболее интересных 550 «свидетельств очевидцев НЛО. В 2245 случаях они оказались самолетами или  искусственными спутниками Земли.. 211 раз за «тарелки» принимались осколки космических  тел, 30 наблюдений связаны с грозовыми и иными атмосферными явлениями. 84 наблюдения не объяснены из-за недостаточной и неопределенной информации, но восемь из них отвергнуты сразу.
Романов считал, что нелепо отвергать наличие разумных существ и цивилизаций на других планетах в условиях бесконечной Вселенной. К тому же  степень их развития может быть намного выше нашей,  и они давно совершают полеты в космосе.  Немало данных говорит о том, что в прошлом  и на нашей планете могла быть  высокоразвитая цивилизация. Откуда приходят в голову гениям все выдающиеся открытия науки и техники, как не из генной памяти этой цивилизации. Довольно большое число сподвижников  в этой области бродит по свету, собирая материалы о нашем прошлом. Совершенно своеобразны «сооружения» в пустыне  Наска в Перу, как космические аэродромы, возможно, внеземных летающих аппаратов. Есть предположение, что в  районе Бермудского треугольника пришельцы из космоса могли установить на дне океана какой-нибудь мощный энергетический источник  (подобный лазеру) или сигнальную аппаратуру для ориентации при поисках Земли в космосе. Это и приводит к гибели самолетов и судов. Косвенным доказательством тому служил в 1977-1978 годах советско-американский океанический полигон «Полимоде», на котором проводились океанические исследования, он располагался чуть южнее Бермудских островов.

Глава десятая

Видимо не случайно судьба заставила  Романова вернуться к Юле Стручковой, отвергнувшей его искренние  чувства.
Неслучайно из Фрунзе, где он работал на филиале фирмы Института Вселенной, Романова  отправили в командировку на фирму Тесла в Чехию, крепить электронное содружество. Полигон – закрытый город с проходной через ворота. Вся  территория обнесена забором. Однокурсник Саша Попов, который работал здесь, тепло встретил Романова. Он   рассказал, что однажды  полдня просидел под этим забором –  были неправильно оформлены документы.
Автобус от станции привез Романова к полигону. Он, конечно,  знал, что на полигон впускают по пропускам. За каждым деревом стоит КГБ и проверяет документы. 
Романов подошел  к самолету. Увидел – сидит на траве женщина, на босу ногу босоножки (носки негде постирать, воды-то нет). В блокнот что-то пишет.  В брюках, рубашка мятая нараспашку.  К его радости, это была Юля.  Они от радости встречи  обнялись, как родные. Их посадили в самолет – полетели. Летели двенадцать часов. Такой быт, такие нагрузки. А тут еще бывшая любовь.
Разговорились.
– Вообще быт здесь  хреновый, – рассказывала Юля, – не поешь, не поспишь.  Ты делаешь прибор. Он должен выдерживать  приемные условия. Сдашь его на полигон с этими условиями – прешь его  в поле, на какую-то вышину, по колени в грязи. Приезжаешь со своей колбасой. Правда, на этих полигонах можно в книжных магазинчиках ценную книжку купить. Приезжаешь на два-три месяца, гостиница на семи ветрах.
Юля работала теперь над проектом «Фобос» или «Путешествие в прошлое, настоящее и будущее».
Романов знал, что с Марсом  – одни сложности.
Первый космический разведчик в сторону Марса отправили  еще в 1962 году, затем к красной планете ушли шесть автоматических станций, побывали американские «Маринеры» и «Викинги». Но  траектория движения марсианских лун вызывала недоумение ученых. Высказывалось предположение, довольно аргументированная гипотеза, что и Фобос  – не творение природы, а искусственное создание. Но кем создан? Позже  исследования показали, что оба спутника «Деймос» и «Фобос» – бесформенные глыбы, исчерчены множеством борозд,  принадлежащие к типу астероидов и являются первичными объектами Солнечной системы. Юля сказала, что аппарат «Фобос»  оснащен электронным «мозгом», способным решать задачи  высокого интеллектуального уровня,  блоками анализа и обработки собираемой  этим аппаратом информации.
– Если считать, что рождение Вселенной произошло 10-15 миллиардов лет назад, –  продолжала рассказывать Юля, – у человечества осталось всего 30-70 миллионов лет на изучение Фобоса. По истечении этого времени он упадет на поверхность Марса.
– Так правдивый был мой давний  сон об Изумруде и Колумбите, – спросил Романов.
– Ошибся в три раза, – подмигнула Юля. – Или уже три раза  человечество отбрасывалось в своем развитии и  снова возрождалось. Есть гипотеза, что Земля образовалась сразу со всеми имеющимися на ней растениями и животным миром, в том числе и с человеком.
– Это и в Библии сказано: Бог создал Землю и все на ней за шесть дней (и сказал, что это – хорошо). А на седьмой день отдыхал.
 «И моя любовь возрождается, как птица Феникс, – подумал Романов. – Еще с института».
– А ты слышал, – вдруг спросила  Юля, – в  NASA 2 июня планируют начать первые летные испытания «летающей тарелки», построенной по технологии Low Density Supersonic Decelerator?
– Да ты что! – выпучил глаза Романов. – Это американцы  планируют запустить  в следующем веке  для доставки грузов с орбиты Марса на его поверхность, для первых колонистов, в 2025 году.
 – А сейчас какой год? – испугалась Юля.
–  Миллениум…  Использовать тарелку планируют для доставки грузов с орбиты Марса на его поверхность, для первых колонистов, в 2025 году. Тебе приснилось, – улыбнулся подозрительно Романов.
«Что это с Юлей?»  – подумал он.
Романов на три года старше Юли. Сначала он работал в Обнинске. Получил распределение и Саша Попов, друг Романова. А Попов работал на Соколе. В армии не служил, по болезни. Защитился, потому что  работа была диссертабельна.  А на электронно-счетных машинах никто не защитился, в том числе и Романов.
Ромнов как-то на праздник ночевал у мамы.  Явился – не запылился. У нее встретился с Юлей. Юля была свободна. И опять стал свататься. Встретились – и разошлись по сторонам, не поженились.
А Попов женился, у них с однокурсницей  родился ребенок. Через Романова Юля познакомилась и с Поповым. И еще у них был друг Сергей – уехал в США. Они часто его вспоминали, талантливый парень.
Романов часто встречался с Поповым в Доме литератора, знакомил его с некоторыми писателями.  Но о том, что он пишет секретный рассказ, никогда не заикался. Закрывал свои черновики на столе, когда Попов приходил к нему в гости. Все же заподозрил, что  Попов проглядывал его записки, но не подавал вида. Почему он так решил?  Потому что Саша стал рассказывать сам, и видимо, подбил жену, сообщать  Романову  то,  что может пригодиться ему для рассказа. Что именно?
– Слушай, ты, наверное, знаешь толком, что такое  – душа? – вдруг решил спросить  его Стас.
И Попов даже расцвел, как будто только и ждал такого вопроса.
– Я много читал об этом, душа – это же  чудо, – стал рассказывать Попов (не зря  фамилия церковная).  – Душа – это комплекс эмоций, желаний, мотивов, основ мировоззрения и волевых характеристик человека. Все верующие так думают.
– Выходит, душа  вбирает интеллект человека? – вышел из задумчивости Романов.
– И развивает, – подхватил Попов. –  Сложность только в том, кто, как и с какой целью управляет свойствами души. Если черт, т о человек берет грех на душу, и грешная душа отправляется в ад.
– Борьба за управление душой – это борьба за власть, то есть чисто политическое явление, продолжал Попов. – Кто контролирует души людей,  их желания, мотивы, мировоззрение, цели, эмоции,  – у того и власть. Тот контролирует общество, его структуру и материальные ресурсы.
– На Том Свете контролирует? – посмеялся Романов.
Теперь-то он  понимал тревогу Юли, что  это – интеллектуальная  энергия души снимается, «как урожай с печальной нивы». И,  желательно, – чистый интеллект, без земных грехов плоти.
«Интересно, – размышлял он. – На фресках «Страшного Суда» Микеланджело грешные души отправляются в Ад. А праведные души куда направляются, художник не показывает. Стоят, ждут. Чего?  Хозяев Парника?» 
А Попов продолжал, как заведенный:
– Секулярные ассоциации настаивают на том, что ни у кого не должно быть монопольного права на контроль душ, поскольку такой контроль эквивалентен тотальной несвободе человека и является худшим из возможных видов политической тирании.
– Причем в парнике политическая тирания? – поморщился  Романов.
– Каком парнике? – удивился  Попов. – Ты слушаешь или нет?  В спорах ученых за последние десять  лет, реальной точкой конфликта является не происхождение вселенной, жизни и человека, а право на политический контроль человеческих желаний и целей. Сам по себе вопрос о происхождении или сотворении мира является лишь инструментальной аргументацией.
«Что-то он залез в содержание моего секретного рассказа, – встревожился Романов и быстро ушел от Попова «по делам».

В другой раз, утром, остановив Романова в дверях своего кабинета, Саша Попов сообщил:
– Сейчас по телевизору говорили, что при сгорании в крематории череп человека светится двадцать минут, а потом идет сгорание всего тела… – Романов в этот момент подумал, что  это уходит в космос интеллектуальная энергия. И прослушал, что дальше говорил Саша. Кажется, он сказал, что сгорание тела происходит за  шесть минут. И сразу вспомнил, что от жаркого огня мертвец может подняться, пошевелиться в печи крематория, как бы ожить в огне. Ужас!
А, может быть, Саша Попов стал говорить  об этих вещах, потому что Романов невольно настроил его на эту тему, на эту волну размышлений?


Со временем Романова перевели  в Москву. Руководство Института Вселенной оценило его способности.
А Юля с тревогой вспоминала Бориса Константиновича Кунашева.
От командировки Юля буквально валилась с ног. Она не могла спать со Стасом, задыхалась и сбрасывала одеяло с кровати на ковер, и спала на полу одна.  Она и до замужества уже плохо себя чувствовала.
«Что же, так  я и не буду женой? – сказала она себе. – Хорошо, хоть за Романова, да вышла замуж».
Все простуды с высокой температурой по месяцу – были предупреждением об опасности. Но она не верила, что кто-то расправляется с ней. Когда же она попала в институт Бурденко с парализованной правой стороной и еле выкарабкалась от летального исхода, то поняла, что болезнь ее не отступит.
– Они признали меня вирусом, – сказала она Романову.
– Не сочиняй, – улыбнулся Романов.
Юля  решила бороться за себя. Она купила соковыжималку,  фруктов и постоянно их  отжимала в соковыжималке и пила соки.  Она регулярно сдавала все анализы, посещала врачей и в поликлинике, и на дому. Слушала всех светил, но лечилась по своему разумению. Подняла всех знакомых, посещала  знахарей и экстрасенсов.
Она боролась за жизнь.

Глава одиннадцатая


Друг Романова Аристарх убеждал, что его дочь может излечивать биотоками. После ее лечения, старушка, ранее согнутая радикулитом, потом готова  была плясать от радости. Знахарей и экстрасенсов вокруг было много. Время наступило  такое, шебутное  – люди ради выживания, хватались за соломинку.
В ноябре на Юлю опять раскидывали карты. Знакомый матери ездил в Прибалтику к  бабке-знахарке. В мире много колдуний.  Эта знахарка-бабка взяла за сеанс всего 100 рублей. Она дала  Юле каких-то трав и велела мыть их отваром голову.  И дала пить подкрашенную воду в бутылке из-под водки. Юля пить не захотела и спустила нашептанную воду  в унитаз. А  травы заваривала и мыла голову через день целебной водой. От чего, вроде,   стала лучше себя чувствовать.

Юля была у разных экстрасенсов. Один из них, из знакомых  с Институтом Вселенной,  удивил своей эрудицией. Он сказал, что выгнал из человека дух Чингисхана. И  тот сразу растворился в земле. По его мнению, Чингисхан и Иван Грозный – только два этих человека думали обо всей Земле, а не только о своем государстве.
Экстрасенс  принимал по понедельникам. За столом у него пили чай. Кто-то принес колбасу, кто-то заварил чай. Этот экстрасенс Борис Александрович – боженька со светлыми седыми волосами, уложенными венчиком на облысевшей голове, маленький, хроменький,   часть ноги потерял при аварии на мотоцикле. Борис Александрович был на пенсии.  Ему на вид – лет 60.
– Юлей займется Ольга, – сказал он Юле. – Ольга из тех, кто обладает такой же самой экстрасенсорикой,  но не понимает так человека, как я.
Юля сидела –  слушала разговор. А Ольга то положит руку ей на плечо сзади, то водит по коленкам. Когда поводила над коленями и под ногами, сказала: «Как у вас там дует!». Юля поняла: «Видимо, мое поле холодное».
Одни пациенты уходили, другие приходили, подсаживались ближе к Борису Александровичу, пока он занимался с очередным гостем. Кого-то он лечил даже по телефону. Приехал его коллега  из Кургана, раньше у Елизарова работал. Экстрасенс неприметный, бородка клинышком, лет сорока. «Одно поле – человек приятен, – говорил он, – другое поле – человек неприятен».
– А вот я тебе в женихах был приятен (одно поле), а в мужьях – уже не приятен, – улыбнулся  Романов, сидящий рядом с  Юлей.
 Она засмеялась:
– Заряд поменялся, наверное?
Юля заметила, что у человека из Кургана видны из-под брюк  бретельки тренировочных трикотажных брюк, которые некоторые мужчины надевают вместо кальсон.  Это Юлю покоробило.
– У вас вид спины, как у тюленя, – сказал коллеге   Борис Александрович.– Как были безответственным с пяти лет, так и остались и будете пятилетним всю жизнь.
Другая пациентка показывала Борису Александровичу  фотографию. Самой ей  лет 40, а на фото была женщина лет 50-60.
– Она меня изводит, – пожаловалась пациентка экстрасенсу.
– Не связывайтесь с ней, – ответил  он.
– Да мы вынуждены быть вместе. Она меня ненавидит. И у нас конфликт идет на обострение.
– Я снял обострение, – подержав ладони на ее голове, сказал Борис Александрович. – А вы старайтесь не иметь с ней никаких дел.
«Любой невропатолог знает, чтобы не нервничать, надо убрать источник раздражения, или уйти от него, или изменить к нему отношение», – подумала Юля. – А он  посоветовал это лишь с экстрасенсным туманом».
А туман наводили большой. За утро пациентов в квартире Бориса Александровича прошло человек 10-15. Это – в двухкомнатной малогабаритной  квартире пятиэтажного дома.
– Почему такой хорошо оплачиваемый экстрасенс живет в такой маленькой квартире? – шепнула Юля на ухо посреднику Андрею, который ее привел сюда.
Экстрасенс Борис Александрович услышал и  ответил сам:
–  Я в восемнадцать лет  заметил свои уникальные способности.  Сам повышал свою квалификацию. А сейчас сюда приезжают на черных иномарках, и попасть в приемный день к нам сложно.
Поэтому Андрей и привел сам сюда Юлю. Даже денег с нее не взяли. Складывалось впечатление, что она – стала другом  этой компании.
За столом шел разговор о том, что  человек получает энергию из космоса, и на него влияют все космические тела. Но и сам он вырабатывает энергию и участвует в энергетическом балансе космоса и влияет сам  на космос. Когда нарушается гармония между получаемой и отдаваемой энергией – человек заболевает. Отсюда вывод – надо быть больше на воздухе, получать больше космической энергии. А в домашних стенах человек  менее подвержен влиянию космоса.
–  Влияют и мертвые люди, они тоже нуждаются в энергии, – вставил слово экстрасенс из Кургана.
– Человек начинает жить с утробного состояния, по мнению японцев, – продолжал Борис Александрович.  – У них отмечается год и месяц не рождения,  как у нас, а зачатия. Мать не должна оказывать сильного влияния на ребенка после его совершеннолетия. Она не даст тогда ему жить своею жизнью. Что он подсмотрит, подслушает за взрослыми, тем он и должен жить.
 – А подлинное поле вы не чувствуете? – спросила Юля. – Все стали нащупывать рукой?
– Какая вы, однако, и матушка?– остановив руку Ольги на груди Юли, сказал Борис Александрович. – А  я и не знал.
Он занялся консультацией Ольги в другой комнате, а потом  Ольга занялась опять Юлей.
«Не хочет упасть в моих  глазах, – подумала Юля. – Поэтому сам и не стал работать со мной».
– Надо было бы договориться с Борисом Александровичем, когда  снова приезжать к нему, – сказала Юля Андрею потом по телефону.
– Жаль, что он  не смотрел вас, – замялся Андрей.
– Ну, он сказал, что надо приехать через месяц, – уточнила Юля.
– Лучше показаться в двадцатых числах – это важный период,  – сообщил Андрей.
В следующее посещение к Борису Александровичу, они   обменивались полями и делились опытом и наблюдениями, и говорили с экстрасенсом, как посвященные, и понимали друг друга с полуслова.
– Не полетит Шаттл, – сказал один из экстрасенсов. – Умерли два дублера. Один – при загадочных обстоятельствах.
– Лучше бы вообще отказаться от полета, – сказал Борис Александрович, – чтобы не осрамится там, – он указал на небо. – В космосе.
 Они говорили так, что Юля не могла определить – блефуют они, или на самом деле чувствуют космическую силу. А Борис Александрович говорил  о галактиках, на которые люди сейчас сильно влияют.
«Какой бред! – решила Юля. – А мы, интеллигентные образованные люди слушаем этих простаков да еще верим в их магическую способность исцелять».

Потом сотрудница по институту Света водила Юлю к знахарке. Бабка водила, водила руками вокруг маковки Юлиной больной головы, шептала-шептала молитвы, сплюнула три раза, и, задохнувшись от напряжения, велела от сглаза –  на перекрестке дорог в 12 часов ночи  выбросить специально купленную мужскую расческу и  новую ленту. Она объяснила Юле, что знахарки не могут перенести злого духа на другого человека, хотя так изгнать его проще. Поэтому они изменяют процесс таким образом:  кто поднимет расческу или ленту,  на того и перейдет этот сглаз.
Узнав от Юли это колдовство, Романов рассказал ей, что в юности его мать водила к такой знахарке.  Тоже лечила от головной боли. Знахарка машет над его головой руками, а сама стонет. Мать ее спросила, что у нее болит. Она неохотно ответила – голова болит: мол, боль от больного к ней перешла. А Романов подумал, если бабка себе не помогает, как она может его вылечить от головной боли. А потом бабка-знахарка дала матери новую расческу, расчесав ею с молитвой голову Романову. И велела выбросить эту расческу  на перекрёстке дорог. Романов ходил с матерью поздно вечером  искать перекресток дорог за городом, и там бросили, перекрестившись, эту расческу. Головные боли знахарка не вылечила. Но с тех пор Романов, видя оброненную расческу на дороге, вспоминал это колдовство и с опаской обходил ее  стороной.
Подруга Юли по  работе Наташа Шамхалова, приехавшая из Среднего Урала в 32 года, заинтересовалась болезнью Юли. Она быстро влезла в ее доверие в  Институте Вселенной.
–Не может быть, – сказала она Юле,  – чтобы вы, такая цветущая,  – так  заболели. Что-то это странно. Даже  не думайте о том, что можете помереть.
И предложила помощь знаменитой  целительницы, доктора мануальной медицины, с условным именем Катя. За короткое  время она нашла в институте хорошего парня и вышла третий раз замуж.   А из-за бытовых условий, вынуждена была уволиться. Но  про обещание не забыла.

Глава двенадцатая


Наташа попросила свою знакомую Свету привести Юлю к целительнице Кате. А Свету к ней направил какой-то знахарь-дед. «Пока гавно сохнет, пусть мой враг сдохнет», –  сказал он одному пациенту – и сосед пациента умер. Этим и прославился.   
– Света знает, кого посоветовать, – уговаривала  Юлю Наташа. – Света рассказала, что Катя по ночам занимается общением с духами, которые вселились в ее клиентов. Начинает с ними переговоры, торгуется.
По словам Светы, целительница Катя – не знахарка.  Для неё, колдовство с  лентой – цирковой трюк. У Кати абсолютная уверенность в излечении.
«Когда я первый раз  к ней пришла, – рассказывала  Света, – у меня на лице был синяк, я плохо выглядела. Муж пил и бил. Хотел к другой женщине уйти. А мне было тридцать два года, я работала бухгалтером. Надо всё время общаться с людьми – а я с синяком под глазом. И вот Катя вызывает духа, выгоняет его, а он  её по лицу ударил. При мне  у нее на лице появился синяк. Я обалдела! Хотя не раз слышала, что знахаркам  достается от духов». Катя пообещала, что за 300 рублей мужа вернет».
– Ну, и  что с мужем? – спросила Юля, чувствуя, что Наташа замолкла.
–  Все в порядке, бросил пить, – ответила она.
Юля слышала  много похвал  и благодарностей  Кате, поэтому согласилась обратиться к знаменитой целительнице.
Наташа с фотографией Юли пошли на прием. «На разведку боем», как она любила выражаться.
Когда Наташа  разговорилась с женщиной, дожидаясь своей очереди, та сказала: «Гадает она очень хорошо, а лечит хреново».  Катя гадала Наташе о Юле (с Юлиной фотографии), «предупредив» карты, что пойдет речь о Юле, а не о Наташе. Катя долго смотрела на фотографию и сообщила:
– Она хороший человек, умный, но очень больна сейчас. Это болезнь не от Бога, а от плохих  людей.
– Кто ее мог сглазить? – спросила Наташа. – Она же не человек, а ангел.
 – Передача сглаза произошла от страшной беременной женщины цветущей  невесте, – сказал Катя. –  Они даже разговаривали за столом.  На свадьбе эта страшная беременная гостья, вся в матежах на лице,  переставила свою рюмку  на место  рюмки радостной  невесты. И то, что сделали колдуньи на беременную, передалось с вином невесте.
Катя просила передать, что так была наведена порча на Юлю, но если она встретит на пути больного человека, то он поможет Юле вылечиться.
– Вы вовремя обратились, –  казала Катя. – Она на пороге стоит. Как она выглядит? – спросила она.
Наташа сказала, что  у Юли синий цвет лица после  аллергии, больные глаза, мутные, зрачки не просматриваются, и волосы не лежат, а торчат в разные стороны. Когда хорошо чувствуешь – и волосы хорошо лежат.  Вымоет голову – не промываются.
– Плохо выглядит, – сказала Катя.
Наташа до этого долго не видела Юлю. А та три месяца плохо себя чувствовала и не хотела, чтобы  ее новая подруга Наташа приезжала. Никого не хотела видеть.
А когда Наташа приехала, увидела Юлю и обмерла, так была потрясена внешним видом Юли. Поэтому  и решила срочно поехать к Кате. А как может выглядеть уже присыпанный землей человек, одной ногой в могиле? Плохо кончит не сегодня – завтра.
Наташа потом докладывала Юле:
– Катя могла подумать, что ты, на фотографии, –  моя соперница. Но не  подумала. А вот  как она могла понять, что эта цветущая женщина на фотографии  – сейчас  больная?
А Катя спросила: «После гадания будете лечить? За 500 рублей».
Наташа кивнула, и Катя согласилась лечить.
Юля считала, что такие экстрасенсы, как Катя, как Ванда, как Глоба, – это  разные роботы хозяев Земли, инопланетян. Робот все знает. Он может даже управлять  событиями. Но все же на уровне робота, а не хозяина. Он знает, что делать и когда, но не знает,  почему и чем кончится.

Катя предупредила, что отдает в работу эту фотографию Юли, это значит, что ей будет заниматься не одна она, а целое общество экстрасенсов. Наташа не испугалась, отдала фотографию Кате и обещала ей, что деньги 500 рублей привезет ей  завтра.
Катя сказала, что за болезнь они не берутся, болезни – дело врачей. А порчу Юле сделали из зависти – это можно снять. Вселили злой дух, надо его выгнать из организма.
– Гадость изгонят из тебя, – так выразилась Наташа, улыбаясь Юле. – Все лечение в этом.
Катя  дала Наташе откупоренную бутылку вина, предупредила, закрывать каждый раз пробку, чтобы заговоренное вино не выдохлось. И велела пить на ночь по полстакана.
Когда Наташа разговорилась об этом со Светой, та ее спросила:
– На воде или продуктах?
– Мне на вине, – ответила Наташа.
– Они все время ставят в церкви свои бутылочки и в это время шепотом читают молитвы. Мне она давала бутылочки с водой.
Юля в метро еле держалась первый раз, когда поехала к Кате в Салтыковку. Потом месяц ездила в метро с мамой. Мама жаловалась на ноги, поэтому решила выходить из метро с другого перехода, где нет ступеней, а подъем на выход по эскалатору. Раньше Юля сама доходила  до дома. А сейчас смотрит на эскалатор вверх и вниз и понимает, что одна она не выберется. Вот и попросила мать сопровождать ее.  «Ну ладно, – согласилась мама, – только из легкого  выхода пойдем, по эскалатору». – И стала сопровождать Юлю. А сама злилась, что болезнь у дочери из-за этого чертового  Романова.
Юля долго думала, что болезнь ее из-за мелькания в глазах. Но заметила, что ей бывает хуже не из-за этого, а от врачей начинается самый настоящий падеж. На что Катя ей сказала: «Врачи же не знают, что с вами…».  Вот и весь диагноз.
Юля  догадывалась, что Катя каким-то образом  общается с хозяевами биопарника. Может быть, когда спорит с духами. Или когда ставит бутылочку с зельем в церкви  у иконы.
После месяца лечения Катя успокаивала  Юлю:
– У вас всё еще хорошо. Некоторые люди по десять лет мучаются.
На что Юля ей призналась:
–Даже вылечившись завтра, я уже не смогу восстановить свое состояние.
Наташа Шамхалова пришла к Юле на Белорусскую улицу, послушала ее жалобы и сказала:
– Ты не всё делаешь, что тебе велят, поэтому и не помогает лечение.
–  У меня было одно несчастье, – ответила ей Юля, – а теперь два – так меня накрыла Катя на четыре тысячи. Люди, которые  ходят к Кате, заказывают музыку – это убийцы.

Бориса  Константиновича  Юля   уже боялась навещать. Болезни искажали его образ до безобразия. А Юля берегла того, кого любила. Он не звонил.  И не знал, что Юля заболела. А когда узнал, что она вышла замуж, у него челюсть отпала.  Он потерял тот  спасательный круг, за который держался изо всех сил на этом свете.
Юля поняла, что пощады не будет, когда узнала: Страшилу прооперировали, сначала в нейрохирургическом  институте, затем в институте имени Бурденко. Об этом сказал отец Алексей Иванович, вернувшийся из очередной командировки: «Они сказали – он не работает,   а  сейчас он умер…».  Большего от отца ни жена, ни  дочь не допросились.
«Они не пощадили его, потому что он  обо всём рассказал мне, – решила Юля. – Для них он – вирус. Таким же вирусом могла  стать и я, рассказав о парнике Романову.  Только все ему не говори, пока тебя не прикончили!».
У Юли была одна надежда на спасение, что опасным вирусом для хозяев является такой высокий интеллект, как Борис Константинович. Высокий и неуправляемый. А Романов – не талант, да и вряд ли может написать  такой сложный рассказ человек, который сочиняет посредственные стишки в нерабочее время. И потом Романов –  трус. Они его припугнут, и он  завянет. Единственное, что можно сделать, чтобы отомстить хозяевам за Страшилу и за себя, это если сама продиктую Романову весь рассказ.
«Если для хозяев жатва – интеллект, бессмертная душа человека, то, может,  они – доверенные Бога?  – засомневалась Юля. – Тогда Парник не противоречит нашим религиозным представлениям. Кажется, начинается мое помешательство…».


У Юли в течение месяца безуспешного лечения был уже задуман  план достойного финала борьбы с необоримыми Хозяевами Парника. Её надоумил Шекспир своей печальной повестью «Ромео и Джульетта».  Ремейк этой драмы Юля  уже мысленно набросала.
Чтобы спастись от домогательства жениха Париса (Борис Кунашев), Джульетта (Юля) обращается к священнику Лоренцо (Кате), который тайно повенчал Ромео и Джульетту, за советом. Иначе ей придется убить себя (не сопротивляться болезни).  Лоренцо предложил Джульетте – выпить зелье, которое приведет ее к летаргическому сну.
Принимая зелье, Джульетта боялась очнуться раньше в гробу, чем придет Ромео. Ей страшно. Она боится задохнуться в склепе, или от страха сойти с ума.
Брат Лоренцо говорит родителям у ее одра: «В милой деве имели долю вы – и небеса. Но вся она теперь досталась небу» (хозяевам Парника).
Юля взяла с тумбочки у кровати томик Шекспира и открыла пьесу на закладке, читая про себя  бессмертные строки драмы. И продолжала размышлять.
Входит Ромео, видит «умершую» Джульетту (о ее смерти он узнал от подруги Наташи), убивает вздыхающего у гроба  Париса (Страшилу  уже убили, вскрывая череп), выпивает яд (отдает издателю записанный им раньше под диктовку Юли рассказ о Парнике), и, поцеловав Джульетту, умирает. Входит Лоренцо, Джульетта уже проснулась. Услышав шаги стражников, Лоренцо скрывается (Катю спасут  большие связи,  даже в Кремле), а Джульетта отказалась бежать.
Она, увидев мертвого Ромео, говорит:  «О, жадный! Выпил все и не оставил ни капли милосердной мне на помощь» (в рассказе он написал всю правду о Парнике –  до конца, за что и поплатился). Она целует Ромео в губы и, заколов себя кинжалом, падает на труп Ромео. Монаха Лоренцо хватают стражники (хозяева Парника, конечно,  расправятся и с издателем). Над погибшими герцог (робот Хозяев Парника)  сказал Монтекки и Капулетти: «Вас бич небес за ненависть карает, лишив вас счастья силою любви» (Юля и Романов останутся  в памяти людей жертвами правды о Хозяевах  неба, которую открыли миру).
–  Надо повторить эту печальную «повесть о Ромео и Джульетте», – захлопнула книгу Юля и, повернувшись на бок, решила  заснуть, чтобы не видеть измучившее ее постоянное  моргание.
Задумав это, Юля делала всё, чтобы Романов  не стал функционером – и его убрали с должности. Она постоянно просила, чтобы  он водил ее не лечение в рабочее время. Она не отпускала его в командировки. Долго находясь на больничном по состоянию здоровья,  она сама лишилась высокооплачиваемой должности  в Институте Вселенной. Юле не давали инвалидность, так как не могли поставить диагноз – причину ее слабеющего здоровья. Юля сама ушла с работы из Института Вселенной, и съехала  с  квартиры Романова к родителям на Беговую улицу. А родители не жаловали  Романова, и каждый его приход кончался стычкой с матерью Юли. Новости из Института Вселенной продолжал приносить отец Юли.

Глава тринадцатая

Всех в эту  «перестройку» сгоняли с мест. Юля  не хотела, чтобы Романов был начальником, потому что при такой загрузке на работе,  он перестал писать даже стихи. Романов же думал, что Юля  ревновала его к  престижному своему институту, поэтому и не  противился перейти на другую работу. И перешел в Главный вычислительный центр (ГВЦ), даже с большим окладом – 400 рублей.
У Романова, по просьбе Юли, появилось дело – написать рассказ о Парнике. Он не верил в мифическую причину смерти Бориса Константиновича, считая, что у Страшилы  был просто рак мозга.  Поэтому  пытался собрать аргументы против  этого мифа, которым была заражена и Юля, со своими нервными срывами.
– Прочитай, насколько это все серьезно, – сказала Юля, протянув Романову газету «Известия» за 5 апреля. Стас  вечером не только прочитал, но и записал интервью с академиком  А. Спириным  «О совести человека в колбе» – о проекте «геном человека».
«…Я всю жизнь работал над тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы – по тому, что был уверен:  в будущем мои работы принесут людям горы хлеба и бездну могущества». Так формулировал Циолковский свою высокую позицию. В его эпоху казались естественными и бескорыстие, и  человеколюбие ученых. Пока не взорвалась атомная бомба, на науку человечество надеялось. А теперь, чем выше ее успехи, тем с большим страхом всматриваются в них люди:  не новым ли взрывом это обернется.
«Такой страх  теперь мучает  и Юлю?»– подумал Романов.
Сейчас наука создает возможность в искусственных условиях вырастить искусственно полученного человеческого эмбриона. Он может быть результатом скрещивания генов любых не знакомых друг с другом людей. Казалось бы, что плохого? Победим бесплодие, все смогут стать родителями…  Но при  нормальных обстоятельствах мозг ребенка  формируется  в чреве матери. И ее эмоции воздействуют на развивающийся эмбрион. Миллиарды лет пестовала природа такой механизм.  А наука самонадеянно отменяет его?
Теперь другое: отрабатывается  технология клонирования. Значит, можно получать не просто «человека в колбе», а целые армии (клоны) близнецов с заранее  заданными свойствами… Такова логика развития идеи? В ней нет места этике? Но без императива этики индустрия жизни  столь же чудовищна, как индустрия смерти.
– Считают весь геном и могут обернуть это против человечества? –  начала спор Юля, на кухне.
– Но человек – не морковка, – продолжая ужинать, ответил Романов. – Еще в зародыше клонирование. Овечка Долли быстро состарилась и подохла. А многие развитые страны запретили клонирование законом.
– Может быть, это хозяева Парника подбивают   ученых на развитие технологии клонирования! –  размышляла вслух Юля. – Я читала, как происходит процесс клонирования у животного.
–  Расскажи.
– Сначала у материнского организма берут яйцеклетку, из неё удаляют  гаплоидное ядро.  Одновременно из органа или ткани изолируют  какую-нибудь клетку, например, клетку кожи. Из неё вынимают ядро и переносят в яйцеклетку с удаленным ядром. Таким образом, получают яйцеклетку с диплоидным  набором хромосом, то есть клон, похожий на зиготу. После инкубации яйцеклетки в термостате начинается её деление, и образуются ранние эмбрионы, которые переносят в подготовленную ложной беременностью самку  животного. А сколько  опытных образцов гибнет – не сосчитать! Но клонирование проводят в основном предприниматели сельского хозяйства. Еще, наверное,  с библейских времен.  Только модное слово клон появилось недавно. Скотников прельщает то, что многолетний процесс отбора и размножения ценных животных можно заменить клонированием. Оно позволяет на порядок ускорить селекцию животных и сделать невиданный скачок в темпах распространения ценных пород животных.
 – Но человечество  полно иллюзий получения копий гениальных людей, возрождения случайно погибших родственников или  воспроизведения своих далёких предков,  –  сказал Романов. – А Хозяева Парника, тем более  должны этого хотеть, поэтому и лоббируют исследования по клонированию людей.
– Пока клонируют любимых домашних животных. Недавно  появилось сообщение, что на выставке кошек города Нью-Йорка были представлены две кошечки с кличками  Табули  и Баба-Гануш. Котенок Табули был клоном матери и стоил 50000 долларов. И на любви к животным можно прилично заработать, – фыркнула Юля.  – Я скажу больше, у моей подруги муж отдал за большие деньги в  какую-то фирму  в банк свою замороженную сперму, на случай, если кто-то из их семьи заболеет, чтобы можно было использовать ее для создания необходимых  клонов стволовых клеток.
 – Очередные мошенники… – рассмеялся Романов. –  Сейчас поднялся шум после смерти от рака знаменитых артистов,  которые хотели  лечиться за рубежом с помощью стволовых клеток, – сказал Романов. – Мне рассказывал знакомый биолог: только первоклассные специалисты, которых единицы в мире,  могут лечить стволовыми клетками. А  берутся губить людей чуть ли не в каждом косметическом салоне.  Да, казалось бы, прогресс налицо – человек сумел оторваться от Земли, может продолжительное время жить в космосе, многие ученые и космонавты вкусили полноту славы, а вместе с ними –  и человечество. Но земляне все-таки пока слабы в познании самой жизни. Слишком крепко природа хранит свои тайны 
– А как верить в силу разума, если другие, высшие силы не имеют человеческого разума? – завела  свою песню о Парнике Юля. – Они дали человеку ответ на вопрос  – в чем смысл его жизни. Смысл в том, что человек отдает свой интеллект, как биоэнергию более высокой цивилизации.
– Какую ценную биоэнергию? – спросил в недоумении  Романов (что-то новенькое она сказала о своем Парнике). – Мозг вообще сразу за девять дней гибнет. И не такой  у нас высший интеллект, если только наши пять чувств дают ограниченность нашим приборам. А у кита, например, есть и диапазон волн  другой – ультрафиолетовый  и инфракрасный. Свои особые чувства есть и у летучих мышей, и у дельфинов, а у нас – нет.
– Если хочешь знать, – возразила Юля, – о  б;льшей части свой работы мозг  даже не сообщает нам. А на пересечении разных миров, которые мы  воспринимаем только пятью процентами нашего мозга, возникают конкретные  непонятные явления – предсказания, провидения, гадание. Считай дальше – парапсихология, гипноз, телепатия, биоритм, биополя, термополе, чтение мыслей на расстоянии, озарения…
–  Рембо, набравшись гашиша, – подхватил Романов, –  видел в наркотическом состоянии озарения, совершенно другие экзотические миры. Ии писал о них в своих «Озарениях», – все это другие миры, параллельные. – Романов вскочил из-за стола и побежал в комнату Юли, принес оттуда на кухню свой дневник и сборник Артюра Рембо, полистал его, и сказал: – Вот озарения Артюра Рембо  из «Детства»:
«С желтой гривой и с глазами черного цвета, без родных и двора, этот идол во много раз благородней, чем мексиканская или фламандская сказка; его владенья – лазурь и дерзкая зелень – простираются по берегам, что были названы свирепо звучащими именами греков, кельтов, славян.
На опушке леса, где цветы сновидений звенят,  взрываются, светят, – девочка с оранжевыми губами и с коленями в светлом потопе, хлынувшем с луга;  нагота, которую осеняют, пересекают и одевают радуги, флора, моря…»
– Какая-то абстракция, – хмыкнула Юля. 
– У меня  тоже написаны в юности потуги озарений, потуги потому, что я не имел никогда гашиша, – Стас раскрыл свой дневник. – Вот, послушай.
 
ЗАСТУПНИК

Над сгорбленным сознанием моим
Дамоклов меч заносит лжец проворный.
С щитом иль на щите, но не покорный,
Я выйду из соревнованья с ним.

И правдолюбец – старый пилигрим
Судьбу мою на верный путь направит.
Но знаю, никогда мне не потрафит,
Посмей слукавить я иль увильнуть.

Он маску лжи тот час с меня сорвет
И, нагишом, представит на смех маскам.
Израненным эмоциям и ласкам,
Как Прометей, я потеряю счет.

И пилигрим, единственный мой спутник,
Откажется мне струпья врачевать.
А друг и недруг будут корчевать
Во мне святую заповедь: «Заступник».

Какая ж наименьшая из бед?
И душит маска и гнетет Спаситель!
Не дремлет только Вечный искуситель,
Чаруя свой трепещущий обед.

И Романов стал вспоминать, что связано с посторонним внушением в его жизни. И первое, что пришло ему на ум, было его стихотворение «Террариум». Оно сначала занимало две страницы, потом осталось два четверостишия, из которых важнее и удачнее последнее:

Полить забуду – засуха стоит,
Чуть дрогнет лейка – всюду наводненье,
Поправлю дёрн – уже землетрясенье,
Вздохну глубоко – буря налетит.

Юля  читала стихи Романова, в том числе и это. Но неизвестно, повлияло ли ассоциативно на нее это стихотворение на ее версию?  Или об этом она думала и раньше? Интересно другое. Большой детский писатель, с которым Романова познакомил один начальник, из всех прочитанных стихов отметил только этот «Террариум». И прочитал наизусть  именно это четверостишие.
Потом Романов вспомнил другое свое стихотворение:

Я ощущаю, мама, жизнь твою,
В разлуке чувствую твои тревоги.
Ведь я из той же плоти состою,
Одни и те же нас питают соки…

Образ губки – сцепление судеб через родственные связи – семьи, рода, народа, землян,  – так метафорически представлял он замысел этого стихотворения.  Все человечество – губка. И каждый  другому – родня через 10n  поколений…
Ведь  это Романов  написал давно:

У сына моего такой же нрав.
Я самочувствием его пронизан.
В семье, как в дереве, любой сустав
Живет одним, единым организмом.

Единая семья - весь мой народ,
Землею и судьбою породненный.
И дни его побед, и дни невзгод
Я с чуткостью встречаю обостренной.

У Романова таким связным является его мать. Она страдает головной болью. Чувствует, что-то случилось с Романовым на расстоянии,  и любит повторять: «Материнское  предчувствие никогда не обманет».

Чтобы пробудить свою память,  Романов стал читать книгу Фрейда, которую, видимо, читала Юля, потому что книга лежала на тумбочке у кровати. Нашел подчеркнутые кем-то фразы. Наверное, она подчеркнула.  Из одного абзаца понял, что подсознание живет в другом мире, который, может быть, охватывает весь путь от начала до конца жизни  (одновременно). Поэтому до человека  иногда доходят предчувствия. Подсознание не дает выражения осознания явления и вещи.   Выражается иногда символами и сенсообразами в сновидениях, – считает Фрейд.
Почему-то эти размышления напомнили Романову о нирване Будды.
Прочитав  в юности  ксерокопию одной книги о буддизме, Романов стал видеть и слышать, насколько  неожиданно проникли эти идеи в сознание людей. В стихах и прозе  современных авторов Романов узнавал отголоски учения Будды. Люди безропотно моча про себя  ждут нирвану – жизнь вечную. А что это такое – хозяевам парника известно.

Романов вспомнил, что открыл закон: «Шум предстоящего события». Так, электричка  в метро, прибывая  издали, сначала  обвивает тебя ветром из тоннеля, потом раздается ее шум издалека, и, наконец, с грохотом приходит на станцию. Так и другое событие проявляет предварительные признаки при  своем приближении, вплоть до того, что вызывает предчувствия. Например, предчувствие беды. А оказывается это – шум предстоящего события.
С этим Романов и заснул.

Глава четырнадцатая


Утром Юля сидела на диване и раскладывала на картах пасьянс. А сил нет. Попросила Романова: «Посиди со мной, помоги». Он сел, пытался помочь, а она и сидеть не могла.

– Ты сказала о гипнозе, и я вспомнил одного судмедэксперта, который меня пытался лечить гипнозом, когда меня мучили головные боли. Правда, он долго не мог меня загипнотизировать, но однажды все-таки смог и был очень рад. Пойдем к нему, если он нас примет.
Юля согласилась. И Романов  опять обратился к судмедэксперту Александру Николаевичу.  Он рассказал ему о своей жене Юлии, не открывая тайны, просил полечить ее от головных болей, или от расстройства нервной системы. Юля сама приходила к нему, приняла несколько сеансов гипноза. Когда она приходила к своему часу в его кабинет, перед ним стояли в  ряд десяток маленьких пузырьков, из которых он шприцом через резиновую пробку вытягивал какое-то прозрачное лекарство и сливал в общий  большой шприц. Извинялся за то, что не успел сделать это раньше и рассказывал различные эпизоды из своей врачебной практики. На психику больного, видимо, действовали эти пузыречки и то лекарство из большого пузырька, которое врач вводил в вену Юли. Через какое-то время она засыпала, а проснувшись, чувствовала бодрость, собиралась и отправлялась домой. Много денег за сеанс он не брал.
Но в один прекрасный день, психотерапевт  при  встрече, рассказал  Юле о том, что был в Токио на международном семинаре медиков, обсуждающих достижения практикующих врачей  в лечении рака. Продолжая вытягивать лекарства из мелких пузырьков в общий, судмедэксперт включил диктофон, на котором были записаны доклады  участников семинара. Расхваливал японский диктофон, который  фиксировал даже шепот. Запись была ясной. Понятным  было только выступление какого-то профессора на русском языке. И Юля запомнила, что если у человека обнаружен даже рак мозга, он может с ним прожить около тридцати лет. Только все, от врача, до родственников не должны нагонять на больного страхи, а помогать ему отвлекаться от мрачных мыслей, жить полноценной жизнью и укреплять свой организм, повышать иммунитет и, конечно, постоянно лечиться. Профилактика других болезней и выполнение лечебной программы позволяют больному так долго жить. Юля поверила, что это главная помощь ей этого психотерапевта.  Тридцать лет можно жить!..
А Александндр Николаевич, встретившись с Романовым,  только сказал, что ни о каком Парнике она во время сеанса гипноза не говорила.  Это означает, что его нет. Надо попить транквилизаторы и больше отдыхать, лучше – на море.
– Нет ничего в уме, что раньше не было в ощущении, – сказал судмедэксперт.
¬ – Я в сочинении Федорова прочитал подмеченные слова  Аристотеля: «Мы знаем только то, что сами можем сделать», – заметил Романов, а я думаю, так:  что человек может придумать  и сфантазировать, – он может и сделать. Значит, если бы не было проекта  Парника,  Страшила  не смог бы  его придумать.


В ноябре Юля еще неплохо чувствовала себя. Хотя эмоционально  была больна. Выйдешь на улицу, хочешь тут же побежать, да приходится подождать, пока восстановится дыхание. Откуда она знала, как и что в ней происходит. Юле в десять раз было хуже, чем человеку с ее врачебным диагнозом – дистония. Но у Юли были еще силы, и она думала, что идет процесс выздоровления. А потом поплохело.
Вот сегодня и  собрались отвезти  Юлю на машине в институт «на компьютер». Она оделась, подкрасилась. Мать с отцом ждут, сидя на кухне, а Юля должна лечь, хоть на пять минут. Прилегла на диван – не может подняться, как будто ее придавили. В институте тоже сидели перед кабинетом и ожидали приема с  другими  пациентами. Юля смотрела на них и думала: «Им всем легче, чем мне. Только на силе воли держусь в вертикальном положении, за счет того, что молодая и сильная. Ни минуты нет свободного состояния. От этого – и нервы, и мелькание в глазах, и страшное напряжение. Даже желудок стал болеть на нервной почве».

Она все же решилась рассказать подробно о своей тайне Романову, и то не всё. Но он не принял этот миф. А ей нужно было рассказать о тайне в художественном произведении.  Сначала она подбрасывала Романову идеи рассказов на другие темы, проверяя, сможет ли он писать прозу. Он загорался, но ненадолго. Правда один рассказ всё же написал и даже опубликовал в журнале «Фантастика для всех». О том, что всё в мире постоянно разрушается, распадается, а человек  пытается склеивать и задержать распад. В рассказе была и наглядная идея: Галактика, как калейдоскоп в сфере, – из  одного конца  высыпается, на другой –  ссыпается по сфере. Вот поэтому и говорят о разбегании галактик и о сжатии галактик. Но все  у него получилось пока зыбко и коряво.
Но Юля подбадривала писателя, и подбрасывала ему новые сюжеты.
– Жизнь на планету пришла из космоса, считают некоторые западные ученые, опираясь на данные, которые принес из глубин Вселенной зонд «Джотто»,  – сообщила однажды Юля.
– Я уже читал, – ответил Романов.  – Твой Пчелкин из Института Вселенной напечатал в «Советской культуре». Не один Фред Хойл поддерживал гипотезу разумной Вселенной.
«Теперь смогли объяснить, каким образом в холодном  межпланетном пространстве могли произойти химические реакции, в результате которых могут появиться органические соединения, дающие начало живой природе. Кометы – это своеобразная лаборатория  органической химии. В них  могут рождаться молекулы, способные дать начало биологической  эволюции.  А сами кометы способны разносить эти соединения в самые  удаленные части нашей галактики и оставлять их на разных планетах, считает  Кристино Баталли -Космовичи», – прочитала Романов в  газете Юля.
– Я был в детстве в Астраханском заповеднике, – прервал ее Романов, – и узнал о таком явлении из истории появления лотосов в Астраханском крае. Ведь их родина – Индия. Оказывается, семена лотосов  переносятся перелетными птицами в желудке, который не справляется с перевариванием этих крупных стойких семян.  Цапли  и принесли семена лотосов в Астраханский заповедник. 
– Это, скорее миф для гидов заповедника, – остановила мужа Юля. – Вот и наш Пчелкин дал свой комментарий  к этому сообщению о «Джотто». Одно дело занос живых организмов, бактерий на  Землю из космического пространства, и совсем другое дело импорт органических  соединений из комет. 
– И в случае с семенами лотоса, – согласно кивнул Романов, – не все ясно. Сколько птица летит, огибая половину земного шара из Индии до Астрахани, все семена по пути  потеряет. Единственно возможный вариант, если цапля подохнет в заповеднике, и застрявшее в утробе семя освободится от сгнившей птицы.
– Да, – согласилась Юля. –  Даже если кометы принесли на Землю значительное количество органического материала для  образования атмосферы и океанов Земли,  это не решает проблему возникновения жизни на Земле. Вот Парники, дело другое. «Джотто»  просто установил  наличие сложной органики в кометной пыли. Однако открытие полиоксиметилена не дает оснований считать, что проблема жизни решена. – Она пощекотала подбородок мужа и ласково пропела: – Вот и напиши рассказ о том, что Журавль мог принести не только ребенка, но и жизнь на Землю.  И назови «Журавлиная нива».

Жизнь давала все новые доказательства активности иной цивилизации на Земле.
– Сейчас над Парижем летают неопознанные самолеты на высоте всего триста   метров,    –  сказала Юля  пришедшему домой после  работы Романову. –  Ты слышал? Радары их не берут. Полиция поставлена на ноги. Считают, что это хулиганы…
– Что это пришельцы! – передразнил Романов. – А это новое оружие – беспилотники дроны, сказали мне ребята на работе
– Фантастика! – удивилась Юля.  – Мы в свое время собирались подобные аппараты запустить вокруг Марса для фотографирования  его поверхности.
 – Вся фантастика – это будущий секрет, который станет явью. Как, например, «Гиперболоид инженера Гарина» – стал современным лазерным оружием. Что-то есть хочется, – пошел он на кухню.
– Ужин готов, садись за стол, – пошла за ним, пошатываясь, Юля. –  А твой рассказ? Думаешь?
– Думаю, – начал есть тушеную курицу  Стас.  – Это идея. Причем даже не художественная, а информативная.
– Пусть так, а ты напиши рассказ, – требовала она. – Зато какая могучая информация! Исчерпав, может быть, источники на своей планете, они направились за ними на Землю. И в ее условиях «зародили жизнь» –  как источник биоэнергии. Стали хозяевами Земли. Люди им нужны как энергия интеллекта. Экспериментируя с геном, они  изменили ДНК и получили человека, интеллект которого способен развиваться (энергия возрастает по качественным показателям). Эту энергию они снимают как  урожай и заряжают свои биомашины для собственных нужд.
– Ну, это же фантазия для детей, – улыбнулся упрямый Романов. – Вот если бы мы восстали против них, и объявила им войну, – размахивал Стас вилкой (так и лезет этот плебс с вилкой из него!). –  Но все это надо показывать картинами, а не сообщать голословно.
– Ищи идею, сюжет, всё, чего надо.
– Но я же не фантаст, – оправдывался  доморощенный писатель. – И, по-моему, об этом уже было написано.
– Этого не было, – холодно сказала Юля. –   Вечно толком ничего не знаешь, а стараешься унизить других своими «по-моему». Думай! – буркнула Юля  и ушла с кухни, закрыв прыгающие глаза.
«Ничего он не сможет написать, – размышляла она. – И поэтому останется для них не опасным. И не умрет».
Так Романов  и роковые 37 лет проскочил, увернувшись от смерти. Нет, это далеко не Пушкин. Хотя, вроде, Стас умирал в 25 лет, судя по его обмолвкам. А уж в 25 лет он вообще ничего не представлял из себя, а для Них – тем более. Он и с пьесой о Пугачеве  медлит – боится, что после нее от напряжения сойдет с ума. В нем работает какой-то инстинкт самосохранения. Он вообще старается соблюдать технику безопасности  в поддержке своего здоровья. Соблюдает режим, диету. Много не пьёт, бросил курить. И прикидывается  дураком со своими  никому не нужными стишками. Доволен, что драматическую поэму «Иван Болотников» написал. Значит, не зря жил. Если бы он знал, для чего он жил, и для чего вообще люди живут!

Глава пятнадцатая

Пусть мелькает в глазах, но сломить ее не удалось. Юля  решила открыть тайну Романову. Он напишет о них – и этим она рассчитается с ними за себя, и  за Страшилу. И вообще за всех людей на Земле, в том числе и за родителей.
Явная задача – дать сюжет рассказа мужу-писателю, чтобы поднять его вес, как писателя. А тайная задача –  проверить, насколько  правомочна и опасна тайна о биологическом Парнике на Земле.  А если – правда?
Если Страшила не бредил, а инопланетяне  прилетели на Землю, привезли рассаду жизни – в пробирках?  И рассадили людей разных пород (рас, видов), черных, желтых, белых, в зависимости от количества Солнца на каждой стороне Земли? Рассадили по материкам, поэтому и  в каждом месте выживают лишь те, кто рожден в этих конкретных условиях. В двухлетнем возрасте малыши   детского сада – это и есть всходы той привезенной инопланетянами рассады. А они  только прилетали присматривать за ними, нянчились с детьми. Но потом произошла катастрофа. Пылевидные бури затмили Солнце. Началось обледенение. Динозавры вымерли. Вымерли и те, кто прилетели, и многие черенки рассады погибли. Когда же  прилетел новый экипаж, через несколько тысячелетий, люди – так назвали инопланетяне выживших из первого детского сада детенышей  –  были на уровне каменного века. Инопланетяне спрятали банк рассады (цивилизации) Парника в Гималаях под присмотром сторожей из оставленных на Земле от экспедиции инопланетян. От них  впоследствии и  родились в разные века  такие гении, как Ампер, Ньютон, Да Винчи, Ломоносов,  Кант,  Вернадский  и другие. 
Внимательно слушая монолог Романова, Юля вставила и свое слово:
– Согласен, однако, может быть, этот   банк знаний до сих пор не исчез. Может быть,  в Гималаях,  Тибете еще живут по тысяче лет выжившие потомки инопланетян. Вырубова  встречала там людей, проживших восемьсот лет, как в Библии. У них из кожи стал даже прорастать мелкий мох. Третий  экипаж (третье посещение) инопланетян  решил все же уничтожить оставшийся вид недочеловеков – каменного века.  Поэтому они найдены с дырками в затылках (черепе),  и поселил рассаду новых людей в райских условиях. От них и пошли воспоминания каждых народов о богах – родоначальниках.
Следить за развитием Земли прилетают НЛО – дроны.
«В этой версии нет главного – для чего инопланетяне заселили  Землю. Идея "Биопарник" – а прилетают за урожаем – интеллектом (душами)?..»  – путалась  Юля, вспоминая версию Страшилы.
–  Я давно читал в нашумевшем тогда журнале «Наука и религия», – спохватился Романов, – что Гитлер верил в богочеловека. Может быть, в таких хозяев, о которых ты говоришь, живущих где-то в Тибете. Даже секретную экспедицию туда организовывал. И задавался целью  выращивать таких боголюдей из арийской нации, интеллектуалоемких, что ли. Поэтому Гитлер  и стал заниматься стерилизацией  отсталых людей и уничтожением народов, малоразвитых  слабых расс в мире.
– Тебе  нужно почитать о генетике и евгенике, – спокойно поставила Романова на место Юля. – Пока ты плаваешь в этих вопросах. – Что же касается Гитлера, то он сам был биоединицей-выродком. Таких злодейских выродков на земле можно по пальцам сосчитать: Бабур, Тамерлан, Чингисхан, Бонапарт, Иван Грозный, Гитлер, Ленин…
– Рассада пыталась помочь хозяину  прополоть грядки биопарника?  – ни с того ни, с сего съязвил Романов.
– Если говорит твоим образным языком, – задумчиво сказала Юля, –  то эта рассада – сорняк. Так и получилось. Фашизм, как сорняк, загубил огромную часть биопарника на Земле. Но на самом деле, я тебе уже говорила, – привстала с кровати Юля. –  Война для них, чтобы взять большой запас биоэнергии.
Немного помолчав, размышляя: сказать–или не сказать, Юля, наконец, решилась:
– Тайна заключается в следующем. Люди действительно получены в колбе. Дарвин прав только в эволюции происхождения видов. Но эта эволюция – эксперимент, который проделали пришельцы на земле. Сейчас люди сами стали создавать роботов с искусственным интеллектом, то есть эксперимент с развитием интеллекта биосуществ  достиг того момента, когда встает вопрос о безопасности хозяина (бога).  Так же  люди отказываются создавать генного монстра, соединяющего человека с обезьяной, боясь, что неуправляемые монстры могут завоевать и истребить человечество.
Размышляя над этими словами Юли, Романов  написал стихотворение, содержащее предполагаемый проект хозяев.

Я – РОБОТ

Я – робот, я – робот, я – робот!
На вечность нацелил прогресс.
Что людям дается природой,
Могу заменить на протез.

Я – робот, меняю я – роком –
И внешний и внутренний орган,
И сердце, и душу, и ген,
И выращу клон на обмен.

Я – робот, уперся я  рогом,
Чтоб в мире дар жизни не гас.
И вас превращаю я в робот,
И сам превращаюсь я в вас.

Я – робот, любовью от века,
Отца выбираю и мать,
Чтоб робота из человека
Для жизни бессмертной создать.


«Надо,  чтобы люди, прочитав рассказ,  смогли наконец-то ответить на мучавший их многовековой  вопрос: в чем смысл жизни?  – размышлял Романов. – Еще в институте сокурсник задавал Романову этот вопрос. Он  не знал, в чем смысл его жизни.
Юля возразила:
– Циолковский пытался своими произведениями  ответить на вопрос: зачем существует мир, вселенная, космос, человек? А человек, побывав в космосе, сейчас считает, что главная задача – не покинуть свою планету и освоить новые миры, как считал Циолковский, а  познать Землю из космоса, использовать космос для улучшения жизни на самой Земле
– А когда Солнце погаснет и Земля погибнет? – спросил Романов.
– Я не говорю, что мечты Циолковского – теоретика космонавтики – нереальны или лишены смысла. Просто всему свой черед, – ответила Юля. –  Циолковский уже в первых работах имел мирные и высокие цели: завоевать Вселенную для блага человечества, завоевать пространство и энергию, испускаемую солнцем. Вот тебе, Стас, и ответ на твой вопрос: «когда Солнце погаснет».
«Выходит, Циолковский –  атеист, – задумался Романов. – И мы с Юлей – атеисты, хоть и говорим о богах. Надо спросить у Попова, он верующий или нет? Пока это незаметно».
И при встрече спросил.
Хитрый Попов хотел отвертеться, и сказал:
– Католическая церковь признала, что человеческое тело произошло так, как рисуется в теории эволюции, а вот душу в него вложил бог, – но почувствовал, что Романов недоволен ответом, Саша улыбнулся ему: – Может ли быть что-либо более чудесное в зарождении человека? Многострадальный Иов говорил Богу: «Кожею и плотию одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой».
– Не понял, Саша, – ты что, на космос работаешь, а Библию наизусть знаешь?
Попов покраснел, но не сдался:
– Начало материальное в человеке названо в Священном Писании «внешним человеком», а начало духовное – «внутренним человеком», - читал я одного современного Златоуста: – Если внешний наш человек тлеет, то внутренний со дня на день обновляется.  Внутренний человек назван еще духом и душою. – И Попов еще раз по-доброму улыбнулся Романову. –
Никто, Стас,  из представителей подлинной науки никогда не сомневался в наличии «души». Ее даже пытались взвесить.  Спор среди ученых возникал не о том, есть ли душа у человека, а о том, что следует подразумевать под этим термином.
– У тебя есть душа, душевный мой человек, – сказал Романов. – Но я не знаю, что такое дух. О духе условно мы судим только по его проявлению. Так же, как судим об электричестве, магнетизме,  и подобных тайнах.
«И не понятно, что Хозяева собирают в свой биопарник?» – тяжело вздохнул Романов, уходя от проповедника Попова.
 

Глава шестнадцатая

Мы являемся катали затором  развивающегося  интеллекта. Мы – частицы той энергии, которая нужна существованию космических цивилизаций, находящихся выше нас по развитию. И питая их своей энергией мозга и эмоций, мы поддерживаем их жизнь. Вот почему   уходит на небо душа. Но не исключено, что хозяева неба, атмосферы духа,  имеют над собой, в свою очередь, хозяев космоса. И эта пирамида власти поднимается до бесконечности. Люди фактически – биопочва, биомасса.  Но и – биотопливо для космической цивилизации.
– И думаешь, твой пафос навозного червя, – осадила мужа окончательно проснувшаяся Юля, –  кого-то обрадует или успокоит?  Я жить хочу! И мне плевать на космос.
– Жить, чтобы дольше светить своим врагам? – парировал Стас.
– Но я же их выдумала, – спохватилась Юля.
– Юля, не юли! – помахал у нее перед носом указательным пальцем Романов. – Все, что человек может выдумать, существует на самом деле. Это мы уже говорили.  Просто иногда требуются  уточнения и время для осуществления или открытия задуманного.
– Ты и вправду веришь в них? – ухмыльнулась Юля… И исчезла.
– А почему бы и нет? – поперхнулся Романов, испугавшись галлюцинаций. –  Что, они уже начали мстить за разглашение тайны?
Но Юля со смехом вылезла из щели между  ковром на стене и кроватью:
– Я  упала с кровати, помоги мне…
Вытаскивая провалившуюся жену с одеялом на кровать, Романов подумал:
– И все-таки этот рассказ я буду  писать так, как будто рассказчик все время скрывает тайну, и, может быть, даже не откроет  её, спасая свою шкуру.

А Юля подумала,  что Романова тоже признают вирусом. Он стал намного  слабее, вытаскивая ее на кровать.  Ну и что? «Он уйдет со мной, Пусть. Как ушел Ромео за Джульеттой, если он думает, что любит ее. Главное, что она считает себя Джульеттой.  Пусть в два раза старшей, если не больше».

А вечером диспут продолжился.
– Ну, и что толку, что мы напишем о них рассказ? – удрученно спросил Романов после ужина. Он был рад поспорить, пока не было ее родителей дома, где-то загостились. – Если все это правда, все равно их бесчинство и цинизм будет продолжаться. А может быть, и Земля  скоро погибнет по их милости. Как сказано в Библии, Апокалипсис грядет…
– Годы уже не совпали с пророчеством, – перебила его Юля. – Я поняла, для чего рассказ, – оживилась она. –  Разглашенная тайна о Парнике, как вирус,  погубит всю рассаду. Люди, прочитав рассказ,  будут передавать друг другу, что  они подопытные кролики. Мы отомстим хозяевам неба, лишив их биоэергии, по крайней мере, эмоциональной. Потенциал её будет ниже, чем нужен для их биомашин. Помнишь, как страны третьего мира, подняв цены на нефть, заставили даже Лондон и Нью-Йорк ездить на велосипедах, экономя горючее.
– Но месть – это не альтернативное решение, она не несет спасения ни человеку, ни человечеству, – начал хохмить Романов.
– Тогда пир – во время чумы!– резко сказала Юля, уронив голову на подушку и отвернувшись на диване от Романова
– Я давно уже понял, что имел ввиду Пушкин в этом «Пире во время чумы», – сказал обиженно Романов. –  Знаешь, что?
– Нет.
– Люди веселятся, любят,  пьянствуют и объедаются – а рядом  смерть косит их. И все они знают, что обречены. И стараются побольше урвать от оставшихся мгновений  жизни.  Только в произведении метафорой – чумой Пушкин сократил время, оставшейся жизни.
– Тебе надо быть критиком, прозаиком и поэтом, а ты несчастный физик, – поцеловала она Стаса и прижалась к нему.
А утром, перед тем, как идти на лечение к Кате с мамой в Салтыковку, Юля нашла во вчерашних газетах потрясающее сообщение. Она разбудила Стаса, и сказала:
– Вставай, соня! – наш рассказ  уже написали. – Читай вслух, сунула она газету в руки сонному Романову.
 Он долго смотрел на мелькающие  со сна строчки  и, наконец, начал читать:
«Профессор Университета Северной Каролины Роберт Ланц рассказал, что после смерти люди попадают в некое параллельное пространство и получают шанс воскреснуть.
Ученый сравнил жизнь человека с растением, которое увядает, чтобы в скором будущем расцвести. Свою теорию Ланц доказал с помощью теории биоцентризма.
Ранее сотрудники Калифорнийского университета США сообщили, что параллельные миры существуют. В некоторых из них Землю все еще населяют динозавры, а кое-где Англия не колонизировала Америку. Подобные выводы позволило сделать ученым изучение микрочастицы, способной существовать в двух состояниях одновременно, а значит, и находиться в двух местах одновременно»
– Ну, что? – спросила нетерпеливо Юля.
– Мне  кажется, что параллельная жизнь идет на земле и в реальности, – неожиданно ответил Романов. – Например, женщины – все в негласном  заговоре против мужчин. Так и поверишь версии, что женщины из другой цивилизации, чем мужчины. И когда прибыли на землю Адамов, решили держаться своих общих правил. Я верю наказу  Блока: «Все жены одинаковые, менять их бесполезно». А сейчас мне пришла еще другая мысль: может быть,  женщины – живородящие роботы,  поэтому им трудно стать наравне с мужчинами? 
– Еще вопрос тогда: кто выше, женщины или мужчины! – обиделась Юля.
Романов подмигнул ей и продолжал воображать:
–  Живородящие роботы не осознают, что они роботы хозяев Земли, а  желают быть наравне с мужчинами, эмансипирующиеся, но желающие мужчин, и повелевающие мужчинами, при небольшом наборе не хитрых и для всех одинаковых средств. Каких? Я  женщина слабая, беззащитная  – я забеременела,  женись – я пойду жаловаться на тебя на работу  –   ты мне испортил всю жизнь –  будешь платить алименты  –  ребенка не получишь  –  говорила мама, что ты мне не пара – я твоей женщине выцарапаю глаза – ты мужчина, или нет – будь джентльменом и забирай чемодан и уходи из квартиры (и обильные слезы из глаз). Вот примерный набор отмычек, заложенных в этой биологически живородящей ЭВМ.
Юля выхватила  у него газету из рук и шлепнула ею по его тупой башке.
Но после этого сообщения Романов дрогнул.
«Надо все рассказать о Парнике. Решайся! – уговаривал сам себя Романов, – Все равно это – не жизнь. Но кому рассказать? Неужели у меня поднимется рука обречь кого-то на преждевременную смерть? Постой, – остановил сам себя Романов. – А у любимой Юли поднялась рука таким же способом  обречь меня на смерть? Нечаянно? Это надо уточнить, хотя и поздно после драки махать кулаками». – Он метался по комнате, обдумывая свое решение.
«Что это даст мне? Отомстить за Юлю?  Прославиться? – продолжал рассуждать про себя Романов. –  И что даст другим? Отнимет последнюю веру? Обнажит цинизм этой жизни? Как точно сказал Бернард Шоу, кажется,   в своем рассказе о кремации матери. Глядя на урну с ее пеплом, он с тоской сказал: «Какой цинизм!?»
А пришельцы всё мгновенно узнают – и уничтожат очередной вирус. Как расправились со Страшилой.  Но у него поднялась на Юлю рука? Или он не верил в предупреждения?



Глава семнадцатая

У Романова началась такая же болезнь, от какой страдала Юля, с постоянного моргания.  Но он пошел к своим знахарям.  Его знакомый дед Степан работал ветеринаром в зоопарке. Он считал, что людей надо лечить теми же средствами, что и зверей. Люди – тоже звери.
При встрече с Романовым дед Степан  рассказал за «рюмкой чаю» свежую новость:
–  Слышал об открытии  индийского антрополога из города Дехрадуна доктора Анек Рам Шанкьян?
– Нет, – улыбнулся Романов.
–  Он  выдвигает теорию,  что из всех приматов ближе всех к человеку стоит орангутанг.
– Да  Бог создал человека, – возразил Стас.
–  Создал. Только сразу слепил не человека, а черновой примат, считаю я.
Вот у японского древнего поэта  Ёса Бусона есть такой стих: «Любитель цветов! Ты стал неприметно. Рабом хризантем» – хокку называется. Оказывается потому рабом, что красивые, кудрявые  белые хризантемы выведены тяжким трудом из простой ромашки. Вот и Бог из примата вывел человека. Усек? А доктор Шанкьян утверждает, что человек и орангутанг произошли от одного предка. Это он обосновывает тем, что нашел общие у них многие  анатомические  черты.  – И, вдруг  раскрыв пошире  рот, выставил крепкие для старика зубы:  –  Зубов,  например, челюстей, лицевых и других костей. Если версия подтвердится…
 – А раньше как считали? – засмеялся Романов.
– Считали, что  ближайшими к человеку приматами являются шимпанзе и горилла.
– Очередная утка,  – махнул рукой Романов, выпив коньяк из чайной чашки. Индейка…
Прослушав жалобы на здоровье, дед Степан начал лечение. Положил Степана в трусах  на гладильную доску, только широкую, стал его гладить, щипать и приговаривать:
– Коленный сустав гладить, клади кисть на кисть, по часовой стрелке  семь-восемь минут. Потом сильно растирать десять минут, потом перебирать жестко пальцами в сторону лимфатических узлов, вот так, под коленку. Теперь – под мышкой,  в паху, на шее  лимфатические узлы гладить десять минут. Потом  жестко  большим и безымянным пальцами прощупываешь и разбиваешь вот так  все скопления, шишки в ткани в сторону лимфатических узлов. Потом возвращаешься и делаешь все сначала –  растираешь,  гладишь все суставы – пальцев, локтей, плеч и дальше.
Живот гладить нужно по часовой стрелке. И солнце движется по часовой стрелке. Потом сильнее, клади кисть на кисть полулежа, привстань. Потом по часовой прощупывать, потом щипать (чтоб меньше было жира), растирать и гладить, как сустав.
Встань, возьми палку. Спину надо  гладить и растирать вот такой деревянной гимнастической палкой сверху вниз двумя руками. За  спину, за спину палку возьми. И вот так разгоняй кровь.
– А роликовые массажные экспандеры? – спросил Романов.
– Не годятся, – отрезал коновал дед Степан.
Он понял, что миф о Парнике  – не бред. Ведь Земля – сама парник, где под слоем атмосферы и под озоновым слоем, как под стеклом, развивается  ее растительный и животный мир.
И после этой простой истины Романов вдруг почувствовал, как появилось быстрое мелькание в глазах. «Доработался!»  – струсил он. Надежда лишь на то, что Юля пока не сформулировала, в чем же тайна Парника.


– Ты слишком много знаешь,  и поэтому должен умереть, – услышал Романов голос, лежа на кровати, и поднялся.  Не понял сразу, проснулся ли он,  или услышал во сне этот голос.
Фраза была –  из  затасканных романов.  Но Стас почему-то понял, что это – правда. И стало страшно.
Такой ужас он испытал однажды, когда подростком упал  в полынью. Испугался, что плохо плавает. Но плавать не пришлось, так как через минуту отяжелевшая одежда  и ледяная вода сделали свое дело. И его потащило  на дно. У него хватило ума попятиться к тому месту, где он стоял на плоту минуту назад. Туда и устремился, раза два бился затылком об лед, Но потом лед кончился, и Стас по-лягушачьи выбрался  из очка полыньи. Бабка стояла на плоту и подала ему коромысло. Вцепившись в обжигающее лезвие крючка, он дополз по ломкому краю льда  до первых досок плота. Потом в ледяной  одежде с километр бежал до дома. Там растер насухо тело банным полотенцем,  надел телогрейку, шерстяные носки и валенки,  залез на еще теплую русскую печь и укрылся  с головой полушубком. Говорили, что ему очень повезло. Мало кто, оказавшись в полынье, сумел спастись, уходили под лед, не нащупав края  полыньи, и погибали.
Год назад Романов заболел, и  тоже сказали, что ему страшно повезло. Случай был смертельный, а он остался жить. Во всех остальных случаях Романову всегда не везло в жизни.
Все это мелькнуло за секунды перед его закрытым взором. Наконец, Стас открыл глаза. Электронное светящееся табло показывало два часа ночи. В свете около противоположной стены комнаты стояли два убийцы – это уже он легко мог соообразить. Очнувшись, увидел сквозь пелену в  глазах,  что лица у них умные, но злые. Они шептались, как лучше к нему подступиться. Если бы предками человека были не обезьяны,  а насекомые, люди бы выглядели вот такими же, членистыми.
Таких показывали по  телевидению американской хроники на Новый год.  Тогда по останкам инопланетян с разбившейся и летающей тарелки  воссоздавали пришельца.
– Ты должен умереть, потому что Юля  тебе раскрыла тайну, а ты не понял ее, но повторил в своем рассказе. И ты умрешь за разглашение тайны, – прострекотал  кузнечиком меньший из них.
– Нет, я не могу умереть сейчас, – ответил Стас, чувствуя, что прижат к  постели. – Я должен выплатить долг за лечение жены. Четыре с половиной тысячи рублей. Пятьсот рублей он присовокупил к долгу, как остаток кредита за кооперативную квартиру.
Убийцы пошептались в недоумении. И Стас не ожидал этого, удивившись, что сказанное произвело на убийц такое    впечатление.
– Хорошо, мы посоветуемся, – показал один наверх.– Пока советуем ничего не предпринимать, это в ваших интересах. – И в комнате опять стало темно. Только электронные часы показывали 2 часа 18 минут.
Стас включил настольную лампу. Где-то в глубине сознания шевельнулась надежда, что он сейчас увидит деньги. Но денег не оказалось. Похоже, что для этих двоих деньги были такой же трудной проблемой, как и для него.
Стас встал с кровати и подошел к магнитофону, на который вчера вечером на кассете наболтал для друга–издателя заявку на публикацию секретного рассказа. Но кассета пропала. Значит, Стас не  галлюцинировал. Были инопланетяне.  За кассету, Романов надеялся, что друг сократит его проклятый долг наполовину. Друг работал в редакции, а Стас был физиком. Вот  и договорились, что друг сделает литературную обработку рассказа и устроит его публикацию. А гонорар пойдет в счет его долга, если другу Фалееву удастся пристроить  рассказ в своем издательстве «Фантастика для всех».
«Они могли быстро разделаться со мной,  и без угроз, – подумал Романов. – Убрать легко, но тогда неполноценным был бы урожай биоинтеллекта, так как нарушится программа, заложенная в человеке.
Такое головокружение осталось в памяти Романова после этой ночи.
А почему не рассказывала ему  Юля о таком предупреждении убийц-роботов?  Правда она проговорилась, что ей кто-то сказал: «Ты поплыла!». Может, боялась, что Романов испугается писать этот чертов рассказ? А теперь вопрос чести выше, чем вопрос жизни. Ведь и он теперь ходил лечиться к Кате, и долг их рос. Не может Романов  уйти в могилу, не отдав деньги.  Этот долг в какой-то степени теперь держит его на этом свете.
Раньше в Институте Вселенной Романов взял дачу  на Оке, заплатив вступительные 2000 руб. Это всех 30 дачников возмутило. Только им можно, а Романову нельзя. Элита – лаком крыта!
Раньше в Балашихе  институт имел 90 участков по 500 рублей, за 130 километров от Москвы.  Все начальство взяло  участки под Таруссой.  Они живут в основном у метро  Кулужская, и отсюда со скоростью 130 км в час дуют за час на машинах туда и час – обратно.  Участки расположены на высоком берегу Оки, а на другом  берегу – Поленово. Все участки – на террасах, рядом никого нет. Река под носом. И Романов построил дом на своем участке, с гаражом, кирпичный дом. А хватился:  денег на лечение – нет. Не оставил на черный день.
Романов рассказал Юле об этом видении, утаив от нее только кассету, потому что решил не признаваться ей, что уже написал рассказ и договорился с другом о его публикации.
Романов не был фантастом. Но, как фантазер, был уверен: что нам снится, о чем метается, и чего думается, на самом деле существует в мире, как явь. И ему не хотелось открывать эту тайну всему миру. Как говорил Ницше: всё это жизнь. И ее даже, откровенно говоря,  не хотелось всю понимать.
Так  он избегал глядеть на человека, задавленного машиной. Пройдет мимо собравшейся около задавленного толпы, спросит у кого-нибудь: «Что случилось?».  Но смотреть на жертву не будет. Боится или стесняется.
Однако рассказ на Юлину идею он решил все-таки написать. Конечно, побаивался. И трусовато заключил с ними односторонний уговор (не зная, что они собой представляли), как ему казалось, хитрого содержания: тайны он толком не знает да и знать не хочет ради собственной безопасности. Тем более не собирается раскрывать ее всему миру. Мир узнает о ней, если они сами захотят. И нечего поперек батьки в пекло лезть. Писателю важен не технологический момент, а люди, совершаемые ими события и переживаемые ими страсти. Итак, решено, он не хочет быть вирусом. У него своих дырок в теле и бед в душе предостаточно. А еще надо дописать «Емельяна Пугачева», да так, чтобы тебя «не хватил Кондрашка». Оказывается, по имени Кондрата Булавина,  неожиданно ударившего  по царским войскам Долгорукого,  эта пословица и сохранилась в народе. Кто ему даст сил и времени на этот писательский подвиг? Только тот, кто давал раньше. Да не оскудеет рука дающего.
Романова, конечно, грызли сомнения: тогда зачем этот рассказ писать, если решил тайну не разглашать? Успокаивал ответ: а кто знает что-нибудь до конца? Только дурак уверен, что всё знает. А в основном – одни заблуждения. Мир погиб бы без заблуждений. Все познания – это бесконечная цепь заблуждений, по Ницше.
А эти роботы-убийцы вдруг сообщили, что  Юля  раскрыла тайну, а он не понял ее, но повторил в рассказе.

Глава восемнадцатая

Роботы-убийцы долго не появлялись. А Романову в поликлинике Литфонда уже предложили удалять аденому предстательной железы.  Он все мучился, бегая часто в туалеты, изучив, где они расположены  на протяжении всего пути на работу. Лекарства не помогали. Были у него подозрения на то, что эти муки устроили ему Хозяева парника за болтливость. И все ждал роботов, чтобы убедиться в своих подозрениях.
Жить в таком состоянии было в тягость.  И Романов решил  сразиться с пришельцами. Или, по крайней  мере,  вызвать их, чтобы понять, почему они его обдурили. Он-то считал, что удачно продал им свою кассету.
Правда, для борьбы  с ними у  Стаса было мало шансов. Друг уже не работал в издательстве. Его выперли с работы, пригрозив, что не аттестуют на следующий год.  И он вернулся к своей прежней профессии инженера-холодильщика. По ресторанам чинил холодильные шкафы, и получал много литров водки за «вредную» работу.
«Ничего, – не сдавался Стас, – пошлю рассказ в другой подходящий журнал. Они узнают, и явятся ко мне, как миленькие».
Но пришельцы не появились.
Пришлось признаться во всем Юле.
Юля испугалась за Романова:
– Я так и знала! – сокрушенно сказала она, обняв мужа. Ты поступил как настоящий обыватель, затуманенный болями и страхом смерти, попросив у инопланетян деньги и отсрочку  от смерти, – расстроилась Юля, –  а не как настоящий ученый, который сделал открытие и записал все на магнитофон и поведал всему миру. Поняв это, ты теперь  решил записать открытие второй раз, и готов на смерть ради науки. Этот порыв в нас воспитан культом –  раб жертвует жизнью ради хозяина за одобрительную его улыбку и благодарность.
– Но ради этого стоит и умереть, – парировал Романов. –  И это не открытие. Это важнее открытия…
–  У нас только один выход – быстрее написать  этот рассказ и сдать в редакцию, – собралась с силами больная Юля, сжав кулаки.
Юлю убедило так поступить то обстоятельство, что Романов, с таким небольшим творческим потенциалом, смог понять, что самое высокое у них зависит от самого малого у нас. «Все должно быть закольцовано, как в драме, – сказал он. 
И Валя решила подыграть ему:
 – Я буду тебе прямо диктовать, чтобы ускорить работу. – И добавила, чтобы не задевать достоинство мужа: –  Я включаюсь только из-за того, что мы в опасности, и должны объединиться, чтобы успеть спастись.

«Неужели они нашли противовирусную защиту? – размышлял Романов. – Или уверены, что мой рассказ написан так плохо, что его никто не напечатает? Посмотрим, где у нас копия рассказа…».
Стас бросился к  столу,– но его ждало разочарование.  Рукописная копия рассказа исчезла. Не было рассказа и на сайте компьютера – удалили.
Роботы-убийцы украли у него все черновые наброски и вырезки из газет и журналов для рассказа. И что будет диктовать ему больная Юля?
А может, он не писал никакого рассказа? Все это сон и помрачнение?  Может быть, секретный рассказ – неотвязный  пунктик его помешательства?

В прошлом году Романова за несколько публикаций в литературном журнале, и за большой блат его друга,  приняли в Союз писателей. Как положено, он сразу вступил в Литературный фонд, и его прикрепили к поликлинике Литфонда. Юля обняла Романова и крикнула:
– Ура! Я жена писателя!
И сразу узнала, что, как жена писателя, имеет право лечиться теперь в замечательной поликлинике Литфонда.  Она прошла всех врачей, сдала все анализы, и ждала с нетерпением, что скажет лечащий врач о ее болезни. Врач  Софья Иосифовна  была и лечащим врачом Станислава. Поэтому, как мужу, первому сказала о диагнозе его жены Юлии  Алексеевны:
– Вы знаете, Станислав Егорович, что у Вашей жены Юлии предполагается опухоль головного мозга? – жалостливо посмотрела она в глаза сжавшегося от известия Романова. – Её мы направляем на обследование в клинику имени Бурденко. – Поговорите с ней, подготовьте ее и приходите вместе в начале следующей недели с утра.
 Подготовьте, легко сказать, размышлял Романов, возвращаясь домой. – Значит, это не хозяева надуманного Страшилой проекта «Парник», а обыкновенный  рак головного мозга истощает силы бедной Юли.  Надо пока помолчать с этим диагнозом, проконсультироваться у светил медицины.
Дома Юля, конечно, спросила, что сказал их врач.
– О тебе ничего, сама скажет. А мне надо сделать УЗИ мочевого пузыря. Незря бегаю часто в туалет. Подозрение на простатит.
– Этого мне не хватало, – буркнула  недовольная Юля, но спохватилась, что сгрубила и, осмотрев Романова, вдруг спросила. – А что у тебя с пальцем на правой руке?
– Да что-то  похоже на прыщик под обручальным кольцом, – ответил Романов.
Юля схватила его руку, посмотрела:
– Придется снять кольцо, а то раздуется палец – тогда не снимешь. – давай обработаем спиртом. – Она сняла кольцо, положила в фарфоровую вазочку с крышкой для украшений на комоде, потащила палец вместе с Романовым на кухню, и обработала нарывчик спиртом.  Палец еще больше покраснел.
– У кошки боли, у собаки боли, а у Стасика заживи, – просюсюкала она и поцеловала этот  безымянный палец.
После, когда Шамхалов вместе с женой   пришли в субботу к ним в гости, только и разговоров было про этот палец. Ведь плохая примета, когда снимают обручальное кольцо.
Тревога поселилась в сердце Романова.
Он стал неуправляемым, видимо,  эти два пришельца добавили стрессов   в его жизненную программу. «Это неправильно, – успокаивала  его Юля. – Существует генная программа, по которой развивается человечество.  Судьба – это программа на развитие каждой биоединицы.  Иногда – общая для всех. Иногда бывает что-то не срабатывает. Механизмы необходимого и случайного регулируют эту программу. Но бывают и неполадки.
– То есть люди – рассада, биопарник интеллекта, как я написал в одном стихотворении «концентрат эмоций и познаний», – поддакнул Романов.  – Но человек без этой программы – ничто. Попадет новорожденный ребенок в логово волчицы – и  вырастит Маугли, а не человек.
– Они поступают гуманно с человеком, давая  ему дожить, даже продлевают жизнь – задерживая сбор урожая  с биопарника, – продолжала тестировать Романова Юля.
– Главное – задают параметры: время жизни и уровень развития – вот и вся их гуманность, – парировал Романов. – Свинью у нас тоже стараются откормить получше, чтобы  к  осени зарезать и больше сала запасти на зиму. Ты можешь сорвать огурец в парнике молоденький, зелененький, если захочешь похрустеть. А можешь дождаться молочной спелости огурца.  Срывая огурец, ты слезы не прольешь. Вот и вся твоя гуманность. Да и нет такого понятия – гуманность – для инопланетян. 
– Самое высшее  у них – низшее у нас. Что это? – спросила Юля, продолжая тест.
– Когда инопланетяне вылетают к нам, то наша Земля – самое высшее для них, но  эта же Земля – самое низшее для нас. Я молодец у тебя?  – стал ломать  голос Романов, заигрывая с женой.
– Молодец! – поцеловала она его. – Мы, наши души,  для них – просто красные и белые кровяные тельца, – такая разница ценностей для нас и для них.
– Да, – согласился подопытный Романов и решил восстать от унизительного  теста. – Вот ты лучше ответь:  у Данте Ад  устроен по восходящей линии или по нисходящей? Романов  уже не вспомнил, как  сам ответил на этот вопрос на экзаменах по философии, но тогда получил четверку.
– Человечество, как и пришельцы, стремится на высшей стадии своего развития использовать мозг  для своих жизненно-производственных нужд. Использовать искусственный интеллект (электронный мозг, мозг животных, например, дельфинов). Какой же уровень  интеллекта на самом верху  инопланетной пирамиды, и какая цель у самой высшей части этой пирамиды? – Уже устала больная Юля, и клонилась на подушку.
– Какое-то представление  об этом дает то, что человеческий интеллект для них нужен, как ядерное топливо для нас, – закончил урок Романов, и пошел на кухню, где о чем-то разговаривали теща и тесть.
– А зачем? – задал бывший летчик свой излюбленный вопрос.
Пришлось Романову идти, на ночь глядя, в другой конец Москвы.


Глава девятнадцатая


А на другой день, он опять пришел после работы на квартиру Юли,  куда она переместилась, видимо, навсегда.
– Я догадался, – тихо начал  за ужином Романов, – интеллект не может развиваться в высшую сторону без нравственности,  порядочности и добродетели. А им нужен именно интеллект, поэтому они вынуждены поддерживать и поощрять в людях добрые начала, как их люди понимают. В противном случае, человек становится зверем, животным, а его  биоинтеллект гаснет и засыхает.
– Да, – кивнула Юля, но ей почему-то было  обидно, что Романов сам нашел какое-то объяснение. Хотя она далеко не уверена в его правильности. – Душа отлетела – это отлетел интеллект. Рай – это скопление душ  – скопление интеллектоносителей. Часть биоэнергии Хозяева увозят  на свою планету, часть  хранится под землей – в аду.
– Нет, надо придумать покруче, – раскритиковал  Юлино предложение Романов.
Юля сегодня ходила к Кате на лечение, и та попросила заплатить ей пока хоть половину долга. Но Романову она не стала об этом говорить. Может, отец достанет. А включилась сразу в детали создания рассказа.
– Когда у них  нужда в больших запасах биоисточников, они «допускают» войны, которые могут разразиться в любую минуту по любому поводу. Понадобилось им шесть миллионов биоединиц интеллекта – и разразилась вторая  мировая война, – сказала она.
–  А как же вера, нравственность, стремление к добру и справедливости? – воскликнул Стас. – Все это – ничто, выходит? И зависит от хозяев неба? Все это – «по ту сторону добра и зла» Фридриха Ницше?
– Ну… – Юля, улыбаясь тщеславно,  пыталась ответить, но не смогла. Или не захотела?
Писатель может быть как нравственным, так и безнравственным. Иначе как он напишет правду отрицательного героя? И порядочность Романова казалась ей глупой, она её раздражала. И Юля еле сдерживалась.
– Это безнравственно, – твердо сказал Романов, и надулся, как индюк.
– Им ничего не стоит бросить свой биопарник, если они найдут что-то лучшее другое, драматизировала она замысел. – И тогда на Земле исчезнет жизнь (потоп ли, ядерная или космическая вона, апокалипсис или Конец Света).
– Да, их действия с биопарником на Земле могут  вызывать стихийные бедствия, – пришлось согласиться Романову. – Но почему ты решила, что именно сейчас настал тот момент, когда хозяева неба могут забросить  биопарник на Земле? – спросил ревниво Романов.
–  А, может быть, не «настал момент», а уже прошел? – испугала его Юля. – Потому что сейчас есть всё  для того, чтобы уничтожить Землю несколько раз. Ядерным оружием, например. Для чего  людям пришло на ум изобретать и изготавливать эти межконтинентальные ракеты с ядерными зарядами?
– И переговоры о мире, о разоружении – это лишь шуршание муравьев в огромном муравейнике, когда хулиган уже занес ногу, чтобы разворошить эту огромную кучу несчастного человечества? – недоверчиво сказал Романов.
–  Именно так!
– А если все-таки кто-то выживет? Например, Ной? – увлекся спором Стас.
– Значит, они заморозят свой биопарник, как сделали во времена оледенения на Земле, или устроят Всемирный Потоп, говорят, их было два Потопа, а не один, – неуверенно ответила Юля.
– А как можно соотнести твою идею с моим сном? – напомнил Романов  свой сон о том, как Земля «отбрасывается в своем развитии».
– Может быть, ты тоже робот, если узнал во сне это? – засмеялась Юля. Но не так весело, как звенела звоночком, когда была здоровой. – У них несколько таких парников, как Земля, – стала рассуждать Юля. – И они их используют поочередно, как крестьяне – пары под посев. Сначала нашу Землю выжмут, потом, через много миллионов лет – другую планету опростают. А на нашей  Земле – биокультура интеллекта гибнет и зарождается вновь до определенного уровня развития, например, социализма. И когда цивилицационнный процесс  достигают критической массы, раздается термоядерный разрушительный  взрыв. Все гибнет. Потом опять идет развитие от простейших биоклеток до биоробототехники.
– О чем-то люди все же догадываются, написав это в сказках, религиозных талмудах и пророчествах, –  сказал мечтательно  Романов.
– Все это догадки выродков-гениев, тех биоединиц, интеллект которых развивается быстрее нормы в разы.
– Говорят ли эти выродки с богами? Или с Хозяевами? – спросил Романов. – Помнишь стихи  у Лермонтова: «И в небесах я вижу Бога»?

Из-за того, наверное, что мать  Юли уезжала на следующей неделе в командировку, Романов  почувствовал, что Юля на нервном взводе.  Слово за слово – и начался очередной скандал из-за того, что Романов не ладит с тещей и тестем. Забыл их поздравить с днем космонавтики, хотя оба они  давно работают в Институте Вселенной.  В дрожавшем голосе Юли, он услышал какую-то боль, о которой Юля не хотела говорить. Наконец,  проскочила оговорка: «Ты и детей забыл!».
И Романов сразу понял, что Тамара все-таки узнала телефон Юлиной квартиры. И как только Юля после долгого времени пришла на свою квартиру, раздался телефонный звонок. И Тамара все сказала про Романова, про проверку его  «профпригодности», и про сына, которого он решил не считать своим ребенком.  Юля не произнесла этих слов. Эти слова про себя произнес Романов и замолчал, прижатый к стенке.  И Юля попросила Стаса утром отвезти ее   на квартиру родителей, потому что боялась остаться одна, пока он на работе. А дома  с ней побудет отец. Она договорилась с ним по телефону. На самом же деле Юля больше не хотела слышать  этих страшных звонков от Тамары.
Вечером, когда Романов пришел с работы, он увидел, что  Юле стало очень плохо. Вызвали «скорую помощь».  Врач спросил:
– Кто больная?
–Я, – простонала Юля, лежа на кровати.
– Чем болеете? – приготовилась записывать медсестра.
– Все болит, – проскрипела Юля.
– Ничем особенным раньше не болела, – сказал взволнованный отец. –  А в последние месяцы напал на нее непонятный недуг, – ходить одна не может, мать водит ее  на лечение.
– На какое лечение? – строго спросил врач.
– Это что-то мануальное… – растерялся отец.
¬ – Все ясно, знахарям-мошенникам тысячи носите, – разозлился врач. – Собирайтесь, нам здесь делать нечего, – приказал он медсестре.
– В литфондовской поликлинике по результатам анализов  у Юлии Алексеевны  подозревают опухоль мозга,  – горя от стыда, решился сказать Романов. – Нам велели придти в поликлиннику за направлением в больницу имени Бурденко.
Все ахнули!
«Подготовил, называется!» – ругал себя Стас.
– А вы кто? – обернулся  к Романову испуганный врач.
– Это мой муж,  – подала голос расстроенная  неожиданным  страшным диагнозом Юля.
 – Срочно госпитализируем, одевайтесь, – решил врач. – Звоните в Бурденко, – приказал он медсестре. –  Скажите, направление в Литфондовской  поликлинике.
 Романов помог надеть Юле  платье и плащ. Хотел помочь ей  пройти к выходу, но она  валилась с ног, и он не мог  ее удержать.
– Надо носилки, – спохватился  врач.
Но  Алексей Иванович, здоровенный мужик, схватил быстро Юлю в охапку и вынес  из дома. Держал ее на руках в лифте. И донес к машине «скорой помощи».
– Не надо вам ехать, – отодвинул он Романова.  Но врач его поправил:
– Муж обязательно поедет, а вы можете остаться.
Так что рядом с Юлей, уложенной на носилки в машине,  сели оба.
В больнице имени Бурденко Юлю приняли, расспросили, уложили в палату, поставили ей капельницу. Потом дежурный врач вышла к родственникам. Спросила, чем Юля раньше болела.
– Вроде ничем особенным не болела, – мялся Алексей Иванович.
– Как это "особенным не болела"? – возмутилась врач. – Такую сложную операцию перенесла – удаляли большую миому матки, еле выжила. Романов об этом не знал, вот почему отец не хотел брать его в больницу.
– Вы сейчас идите к себе домой,– сердито велел Романову отец Юли, выходя из Приемного покоя больницы. – Дальше я сам.
Таким тоном, как будто расстался с зятем.   


Глава двадцатая
 
Романов плохо спал. Все невзгоды навалились  на него со страшной силой. Эта сила его и разбудила перед рассветом. Опять появились двое роботов.
– Собирайтесь, поедем, – сказал один из них.
– Я болен, – с надеждой сказал Романов, и показал распухший палец.
– Это вам –  выход, – почему-то серьезно  сказал старший робот.
– Как-нибудь доберетесь, – зло сказал другой.
Но лечить его они  не собирались. У подъезда ждала машина – рафик.  Он поздоровался с шофером.
Но услышал странный ответ:
– Это – муляж.
Машина шла сама собой. Двое молчали на заднем сидении.  Эти роботы  были не теми, кто приходил раньше  к  Роману во сне. Они вполне похожи на людей, кто живет бок обок рядом.
Привезли Романова в прежний  район Москвы, где когда-то он жил.
– Выходите.
Спустились в погреб, рядом с прежним домом Романова  у станции Белорусская.  Бывшее  бомбоубежище. Романов интересовался всегда закрытым подвалом, когда жил в этом дворе. «Инопланетяне построили? – подумал он.  – Или все же брошенное бомбоубежище с проржавевшим инвентарным номером? «Знаем ли мы со своей бесхозяйственностью, – подумал Романов, – что построили сами то, что внушили нам инопланетяне?»
Прошли по  узкому  тускло освещенному коридору. Вошли в комнату – стены ее свежевыкрашенны. Романов вспомнил, как в детстве ходил на занятия музыкой в подвальное помещение своего дома.

Его мать и он жили в сталинском доме, седьмом, недостроенном у Белорусского вокзала. Семь высоток Сталин решил построить на семи холмах. Это должно было сделать страну непобедимой, считали мистики. Тогда и решили одну вышку не достроить – поломать суеверную примету. Но все это сплетни.
Мать не работала, и стояла на учете в партийной организации ЖЭКа. Общественная  нагрузка – больше, чем работа. Мать Романова  вела бухгалтерию на общественных началах. Подвал был приспособлен под музыкальный кружок. Делал большие успехи. Там немка Альма  вела немецкий кружок. Учеников называла слушателями, потому что раньше она преподавала в академии.  Стасика она называла самым способным учеником. Надеялась, что мама Стасика достойно оформит ее работу в кружке, как официальный стаж работы. Но когда это не удалось сделать, Стасик превратился из талантливого слушателя в оболтуса, как  и  все.
В подвале – такие же  скамейки, такой же стол и лампочка под потолком. Похитители  посадили Романова на крашеную скамейку и ушли.  В этой пустой комнате он сидел-сидел и уже стал сомневаться: в горячке ли попал сюда после вчерашней выпивки с горя, в этот подвал далекого детства. По инерции пришел именно в этот знакомый дом – как говорят пьяницы – «на автомате».
Романов подумал, может быть это органы внутренних дел?
Ведь они  могут перлюстрировать  кассеты, сайты интернета, бумажные рукописи и письма, узнать все воспроизведенные любым способом мысли. Если  найдется что-то крамольное – их датчики сигнализируют о тревоге. А инопланетяне – тем более высшие специалисты. В голове Романова был весь секретный рассказ. Правда,  не оформившаяся тайна. Но как только он его «наговорил» на кассету, они сразу взяли автора в плен.
Единственно, что его утешало, что всё это – сон. Что многое  не сходится с реальностью –  он жил когда-то в доме номер восемь, а здесь дом номер один. Учительница музыки  здесь была у его сына в школьные годы, а не у него. Почему он думает, что она была у него? Может быть, потому, что часть его досталась при рождении сыну наравне с частью матери. И он, отец,   живет своей жизнью, и продолжает своей частью жить  и в сыне? Как это?

Романов решился, было, уходить, но на стуле рядом появился новый  субъект. А может быть, один из тех, двоих, из  самой процветающей группы живых организмов. Он был какого-то розово-зеленого цвета, худой, ниже среднего роста, с длинными фалангами пальцев и  субтильной головой. Но Романов не испугался такого существа. С детства он читал фантастику об инопланетянах. Но никак не мог угадать, как будет чувствовать себя при встрече с ними. Как с Богом? Или как с библейским  ракитовым кустом?
Романов читал   раньше про ангелов в православной книге. И там Епископ Серафим объяснял, почему ангела нельзя видеть.  Чтобы не устрашить, не смутить человека своим явлением, ибо ангел знает, как человек малодушен, боязлив и робок перед всем таинственным.  Даже пророк Даниил, увидевший однажды ангела, сильно испугался его.  Ангел явился ему на берегу Тигра в льняной одежде, опоясанный золотым поясом. Тело его – как топаз, лицо – как молния, глаза – ярко горящие светильники, руки и ноги – блестящая  медь, а голос – как хор людей.  Даниил упал на землю в оцепенении, чуть не умер от страха.
Может быть, ангелы – и есть контактеры? – догадался Романов.  И написал недавно стихотворение   своему другу астрофизику, лауреату Государственной премии на день его рождения.

АСТРОНОМУ

– Молчанье – нам ответ
Из глубины Вселенной, –
Сказал один эксперт
С улыбкой Галилейной.
– Открытие других
Галактик  послужило
Понять себя самих
И  в космос путь открыло.
Кто ж выйдет на контакт
С космической дружиной?
Чужой язык и  такт
Планет недостижимы.

Но он понять не смог:
Мы всем мирам известны,
В контакте с нами Бог
И сонмы Сил Небесных.

Послал это стихотворение ему по скайпу. И он долго не отвечал. А потом сообщил: «Станислав, я много раз прочитывал стихотворение, прежде чем написать мою реакцию на него. Поразительно, как вы, поэты можете практически из ничего (из очень скудной информации) написать такое стихотворение. Я пытался вникнуть в каждое слово. Меня поразило стихотворение. Очень неожиданным оказался последний абзац. Это стихотворение послано мне было неслучайно.

Глава двадцать первая

Но эти инопланетяне – далеко ни ангелы, ни серафимы, ни херувимы, ни престолы, ни господствия, ни силы, ни власти, ни начала, ни архангелы, ни просто ангелы. Они – всё сразу. И религии у них нет. Они – Хозяева Вселенной.  Нет – они не божьи слуги. Отправляют сюда свои тени – роботов, которые могу принимать вид человека, и хозяйничают на своей плантации.
Вот и эти два  робота привели Романова в подвал  проверить его.  И только после этого решат, что с ним делать. Но почему он  не боится их и невозмутимо подчиняется им? Они  выключили его волю, только волю?
Членистоногий попросил Романова, повернуться на скамейке лицом к беленой стене. И разные голоса начали допрос. А членистоногий оставался сидеть молчаливым охранником.  Голоса разного тембра стали задавать  Романову наводящие вопросы, чтобы в их инопланетном интернете отыскать его судьбу. Но спрашивали не паспортные данные, не резюме, а задавали вопросы, которые особо значились в их непонятном тесте.
Например, спросили не дату  и место рождения, а параметр из хиромантии –  время суток рождения. Хорошо, Романов знал, что родился в два часа ночи. О родственниках спрашивали от  третьего колена (больше, чем раньше уточняли органы власти для его поездки за рубеж). Оказывается, сведения о бабушке и дедушке дают возможность узнать дату предстоящей смерти, объяснили они. Романов не знал почти ничего о бабушке и дедушке  по отцовской линии, потому что его отец осиротел в раннем возрасте. Да и видел он отца три раза в жизни. Один раз малышом познакомился (не помнил), другой раз, когда отец при встрече отдал матери свидетельство о рождении Стаса, и раз в зрелом возрасте, когда приезжал на его похороны на Дон, отдать умирающему отцу «последний долг».  А не знаешь свою родословную, значит, не знаешь и свое будущее. «Так от знания породы рассады зависит знание об урожае растения», – мелькнуло в голове у Романова. И ему показалось, что членистоногий одобрительно кашлянул за спиной.
Спрашивали о его болезнях, так как  болезни – это характер, а характер – это судьба. А фамилия, имя и отчество их не интересовали. Как собаку –  характеризует не имя, а порода: фокстерьер, бульдог, пудель…  Зато спрашивали, с кем Романов дружил, на ком женился. Похоже было, действительно,  на собачью родословную, кого нашел подругу по нюху, с кем скрещивался…
Наконец, вспыхнул экран на стене, и на нем с очень большой скоростью стали мелькать кадры жизни Станислава Романов. И то, что он запомнил, и то, о чем даже не знал. Еле уловимые кадры сопровождались каким-то чириканьем комментатора.  Еще был какой-то текст, по крупным заголовкам Романов, вроде, узнавал свои публикации. Он понял, что в его голове мелькают такие же мысли, значит, он не только видел кадры из своей жизни, а проецировал их, как кинопроектор, на экран.
Потом он стал видеть отрывки своих мечтаний и надежд. Но не то, чего боялся увидеть. Он узнавал свои сны, даже те, которые раньше не вспоминал. С удивлением вспомнил детский сон, как будто в широком высохшем устье огромной реки,  или даже высохшего моря, куда-то уходят густой толпой  все животные  Земли, даже динозавры, слоны, до самых мелких ящериц и скорпионов. С детства он не вспоминал этот сон.
Вдруг он увидел, что  его насиловали четыре пьяных сотрудника Института Вселенной.  Потом отвезли к пьяной сотруднице, раздели и положили с ней, умирая со смеху.
– Что это такое? – вскрикнул Романов.
– Это то, что с тобой делали твои враги, – ответил сзади членистоногий. 
– Не может быть, – заплакал Романов. – Я этого не помню.
– Тебя подпоили и вырубили.   Но подсознание не дремлет.
И на экране вернулся  кадр, как Рогов обхватил ладонями голову пьяного  Романова  и с размаху  ударил подбородком о свое колено. Это тот самый Рогов, который потом стал  помощником заместителя Министра внутренних дел. 
«Вот почему Рогов испугался, встретив меня с Юлей в Домжуре, – догадался Романов. –  Засуетился, купил бутылку шампанского. Выпил с нами и исчез. Боялся черт рогатый, что я помню его преступление!»
– Секретный сотрудник  убийц. – Эти слова тоже прозвучали чириканьем комментатора и надписью  зажглись  на мгновение на экране.
Вдруг чириканье убыстрилось, и на стене замелькали картины вообще непонятного свойства. Вроде,  героем был Романов, но действия были чужими.  «А это что?» – спросил Романов. «Это твои жизни, которые продолжаются без тебя в сознании твоих бывших близких», –  пояснил контактор.
 Глаза Романова, как подвижные  плавающие системы видели мелькание кадров. Потом на белой стене  замельтешили цифры, цифры, цифры … и экран погас.
– Вы сейчас не умрете, – сказал пришелец. – Мы сможем обезвредить ваш вирус.  Мы вас испугали. Успокойтесь, вы скоро вылечитесь. А мы вас решили купить, отдать ваши долги. Деньги получите в соседней комнате, – показал он на боковую дверь, и ушел.
Романов прошел в соседнюю комнату.  Рядом со старыми мамиными счетами с выщербленной костяшкой лежали деньги. Он знал эту  комнату, где сидела мама, когда выполняла общественную работу бухгалтера.  Узнал эти большие счеты, на которых катался по полу, как  на санках, тогда и покалечил угловую костяшку.
Взяв деньги и посчитав, ровно четыре тысячи, Романов вышел на знакомый двор. Этот двор  стал каким-то маленьким. Побрел по  пустынным темным улицам. И засомневался опять – это галлюцинация, или сон, или кто-то подсыпал ему в еду наркотик?  Несмотря на бред, в кармане  чувствовал тяжесть денег, пощупал –  деньги на месте.
Сел на встречное такси, приехал домой, довольный, что так дорого продал свой секретный рассказ.
« Молчать – в ваших интересах»,  – сказал ему на прощание членистоногий контактор.
«Что он имел в виду? Что они могут  вмешаться в мою судьбу?»  – подумал Романов.
Ему порой кажется, что среди людей есть пришельцы, которые прикидываются землянами и следят за ним.  Как посмотрит такой в спину – сразу обернешься. Одно время даже по телевизору показывали сюжет, что в хрониках замечали в толпе пришельцев из другого времени. Например, с сотовым телефоном шел человек в Москве 50-х годов.
Романов решил все рассказать Юле. Она слушала его, как в забытьи. Никакой реакции. Видимо, мучили ее боли в сердце.
И вдруг ее понесло. Она даже удивилась тому, что сама говорила:
– Почему именно мы понадобились за тысячелетия этим чертовым инопланетянам, или их роботам? Почему? Да потому, что каждый из людей  не знает, что является приемником-передатчиком нужной информации в непрерывном процессе жизни. Обычное состояние  – эфирный шум, как в радиоприемнике. А что через нас передается  в любой момент, мы порой даже не догадываемся. Просто хочется что-то сказать кому-то или всему миру. И  наступит час космической связи, из глаз будут лететь искры, а взгляд будет почти безумный, как у тебя, – рассуждала Юля, – когда  у тебя  творческий процесс. Писатели – это мощные ретрансляторы.
– Ну, ты скажешь! – рассмеялся Романов. – Не дотрагивайся – убьет! – отшатнулся он от протянутой к нему Юлиной руки. Он тоже так считал. Или Юля тайно смотрела его тетрадку стихов?  Но и прочитал жене свое стихотворение «Ретранслятор».

РЕТРАНСЛЯТОР

Я ловлю в многозвучье эфира,
Над землей приподнявшись чуть-чуть,
Зажурчавшую солнечной лирой
Зарыдавшую музыку чувств.

Только ветер  сует посторонний
Глушит мне позывные порой.
Но поет  ретранслятор гармоний,
О грядущей судьбе и  былой.

Романов не развивал в себе в полную силу эти задатки. Чтобы быть ближе к людям. Чтобы они не клевали его,  как белую ворону. Но люди клевали. И Юля просчиталась. Голос ее  мужа не разнесет  по свету  тайну Парника. Маломощным оказался  ретранслятор –  и был нестрашен для Хозяев. Тайна Парника осталась не услышанной землянами. Поэтому они не тронули Романова. Только у одного большого чиновника от литературы вырвалась из уст при всех догадка: «Романов – черт!».
«Как Юля поняла, что я – ретранслятор? – удивился Романов. –  Только подсознанием я чувствовал в себе задатки таких ретрансляторов, какими были, например, Энштейн, Менделеев, Ландау… А что Хозяева сделали с Ландау? Оставили ему только голову?»
Хотя у  пришельцев ограниченные возможности на другой планете.  Тем более, если они какое-то время живут среди людей для контроля и слежки, у них возможности не лучше местного населения.  Чуть пикнут – могут попасть под подозрение земной полиции. Если  он – инопланетянин, это не значит, что у него все в хрустале и золоте.
Вот и Романова после таких невероятных испытаний инопланетяне даже не довели до дома. И, вообще,  ошиваются они по старым заброшенным подвалам.  Правда,   экран всей жизни  человека – как библейское Чистилище. Это высоко! А с другой стороны – каждый человек перед смертью часто может быстро вспомнить всю жизнь.
«А может, их и нет совсем – и завтра я проснусь?»– опять засомневался Романов.

Назавтра он  проснулся…  от стука в дверь. Звонка во сне не слышал, пришлось стучать в дверь. Пришла Полина Яновна,  забрать кое-какие вещи Юли. В основном норковую шубу и золотые украшения. Попросила снять хрустальную люстру,   подготовить  ножную швейную машину и кухонный комбайн, вечером за ними заедет Алексей Иванович на машине. Только потом сообщила, что Юле плохо, будут вскрывать череп.
– Вы уж не приходите пока к ней,  – сказала она, сморщив лицо, и вытирая глаза платком, – мы с Алексеем там дежурим.
«Они меня выгоняют из своей семьи?»  – догадался  Романов.
Но  промолчал. Еле сдерживал слезы  от нанесенного тещей удара.  Юля при смерти, что ее вещи у мужа забирают.
Когда теща ушла, Романов позвонил Шамхалову и все ему рассказал.
– Боятся, что Юля помрет, и ты не отдашь ее драгоценности, – вдруг сказал Шамхалов.
И Романов расплакался навзрыд. Ему стало плохо с сердцем, и он, перед походом к жене в больницу  имени  Бурденко, решил зайти в Литфондовскую поликлинику к своему врачу.
Софья Иосифовна рассказала, что все документы о Юле отдала ее матери Полине Яновне. Она посочувствовала Романову, посоветовала принимать сейчас по одной таблетке   феназепама на ночь, чтобы справиться с волнениями. И, заполняя рецепт,  вдруг сказала:
– В лучшем случае жена ослепнет и будет инвалидом. Всю жизнь вам ее водить, если не парализует.
– Вы что!? – воскликнул испуганный Стас.
– Советую вам развестись, пока не поздно, – это я как врач Вам говорю.
Романов заметался от такого предложения, и со слезами сказал:
– Ведь горько уходить от больной.
– Нехай гірше, абы інше! – говорится в украинской пословице, – вздохнула  Софья Иосифовна.
И Романов рассказал о том, что теща забрала золото и вещи Юли.
– Тем более… – кивнула врач.


 
ЭПИЛОГ

Романов развелся с Юлей.  Но  она  подала встречный иск в суд на взыскание с Романова  Станислава Егоровича алиментов на содержание больной  Стручковой Юлии Алексеевны в размере пяти рублей в месяц.
– Они же миллионеры, а требуют с меня пять рублей алиментов! – вырвалось у Романова возмущение на несправедливый и позорный иск.
Судья так угрожающе посмотрела на него – и он сразу вспомнил, что сестра Юли замужем за офицером службы безопасности.
– Если им не стыдно, пусть получают пять рублей, – произнесла судья.
После операции в институте имени Бурденко по удалению  кисты головного мозга Юля выписалась из больницы.
Романову тоже удалили аденому предстательной железы. Это был ужасный период  Романов на краю смерти. Он назвал его «Арфей в Аду».  Секретный рассказ о проекте «Парник» Романов так и не смог  вспомнить без помощи Юли. Инопланетян тоже больше не встречал. Работал по специальности. И выпустил первую книгу своих стихотворений.
По старой памяти и любопытства решил  подарить свою первую книгу  Юлии Алексеевне. Жива она или нет? По старому телефону никто не ответил.




































ОБ АВТОРЕ


Рябухин Борис Константинович, русский, поэт, драматург, прозаик, критик. Родился 7 ноября 1941 г. в с. Зимник, Фрунзенского района, Волгоградской области. Окончил среднюю школу  в Астрахани. Стихи начал писать с ранних лет (с 1959 г.). 
В 1963 г. окончил рыбвтуз – Астраханский технический институт рыбной промышленности и хозяйства (по специальности инженер-механик), в 1979 г. –  сценарный факультет ВГИКа – Всесоюзного государственного института  кинематографии, по специальности кинодраматург.
Работал инженером на Алтае.
С 1966 г. переехал в Москву. Работал в редакциях  журнала «Монтажные и специальные работы в строительстве» (Стройиздат), издательства «Молодая гвардия», журналов «Смена» и «Молодая гвардия»,  «Литературный газеты», журнала «Юность», издательств «Современник» и «Художественная литература».
Был секретарем коллегии Министерства по делам национальностей в чине  советника государственной службы Российской Федерации 3 класса.
С 1973 г. –  член Союза журналистов, с 1986 г. –  член Союза писателей (литературный псевдоним Борис Карин), с 2013 г. – действительный член Академии российской литературы. 
Публиковался в центральных и региональных газетах, журналах, альманахах, антологиях, коллективных сборниках. Автор 27 книг поэзии, прозы, драматургии и публицистики. Среди них –  «Полынь» (1983); «Степан Разин» (журнальный вариант, 1983); «Даль отчего света» (1986); «Перелетные годы» (1990); «Степная воля» (1993); «Кондрат Булавин» (1993); «Степан Разин» (полный вариант, 1994); «Мятежный круг» (1998), «Поле любви» (2002), «Избранное». Стихи, драматические поэмы, переводы стихов (2002); «Император Иван» (2005); «Силы весенние» (2007);  «Выход в небо» Рассказы, очерки, драматическая поэма (2005);  «Отцовский след». Роман в письмах (2009); «Птица Сирин» (2010); «Российские хроники». Драматическая трилогия (2011); «Волжский царь». Роман-хроника (2013); «Открытый урок матери». Повесть (2014); «Любовиада». Стихотворения (2015).
Много творческих сил Борис Рябухин отдал переводам  произведений поэтов и прозаиков как России, так ближнего и дальнего зарубежья.
Особое место в творчестве Бориса Рябухина занимает его драматическая трилогия  исторических хроник в стихах «Степан Разин»,  «Кондрат Булавин», «Император Иван». В 2002 г. Государственный Донской казачий театр в г. Волгограде поставил по мотивам драмы Бориса Рябухина спектакль   «Кондрат Булавин».
Окружное казачье общество «Волгоградский округ» Войскового казачьего общества «Всевеликое войско Донское» выдвигало  исторические хроники Бориса Рябухина «Степан Разин» и «Кондрат Булавин» на Государственную премию РФ в области литературы.
Международное Сообщество Писательских Союзов присудило Борису Рябухину за исторические хроники в стихах «Кондрат Булавин», «Степан Разин» и сборник стихов «Мятежный круг» Международную Литературную премию имени Николая Тихонова за 1999 г. За  драматическую поэму «Император Иван»  журнала «Юность» присудил литературную премию имени Владимира Максимова в 2005 г. За поэтические книги «Избранное» и «Силы весенние»  Астраханский государственный технический университет присудил Борису Рябухину премию имени Бориса Шаховского в 2008 г. В 2013 г. Борису Рябухину за книгу  «Российские  хроники» (Драматическая трилогия) присвоено звание лауреата конкурса «Лучшая книга 2011–2013» с вручением медали «Литературный Олимп», а за книгу «Волжский  царь» – Серебряный крест» (2014)..
Живет в Москве.
boryabukhin@yandex.ru


СОДЕРЖАНИЕ

Пролог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
Глава двадцать первая

ЭПИЛОГ

ОБ АВТОРЕ


























Рябухин Борис Константинович

ПАРНИК

Фантастическая повесть

Издается в авторской редакции


Художественный редактор
Компьютерная верстка
Корректор


Сдано в набор.2013. Подписано в печать.
Формат 84х108 1/32 . Бумага офсетная.
Печать офсетная.
Усл. печ. л.. Уч.-изд. л.
Тираж 300 экз. Заказ №


Издательство

Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных материалов