Как в общих чертах можно описать обычный провинциальный городок нашей необъятной Родины? Тихий, простой, неприметный городишко, тетки с газетами на автобусных остановках, по праздникам пробки на дорогах. И даже перебегая улицу в неположенном месте можно быть уверенным, что маршрутная газелька густо-оранжевого цвета успеет остановиться и обязательно тебя пропустит. Все друг друга знают, все друг другу рады… Ну, может быть, не все, но в общих чертах приблизительно так. Но если кто-то думает, что здесь живет простой, ничем не выдающийся народ, смею вас заверить, тот глубоко заблуждается. Порой в этих тихих гаванях безумного XXI века можно встретить настолько незаурядные и замечательные личности, что только плечами пожимаешь, каким ветром занесла их сюда судьба.
Пятиэтажка на Выборгской стороне стала для меня родной около пяти лет назад. И хотя пять лет – срок довольно приличный, соседей по подъезду я знаю очень плохо, чего уж там говорить о соседних домах. А история эта происходила как раз в доме напротив. Но обо всем по порядку.
Познакомиться с жильцами, если честно, у меня просто не хватало времени. Но, чтобы хоть как-то «влиться в общество», я решила первым делом выйти на поклон к генералам нашего двора – к бабушкам. Семечки мешками мы с ними на скамейке не грызли, но постоять рядом минут десять – пятнадцать после работы, поболтать о том, о сем я могла. Бабушки вообще очень любят, когда молодые обращают на них внимание, и со временем мое дружелюбие и искреннее любопытство сделали свое дело: бабушки получили еще одного собеседника, а я – гарантию положительного общественного мнения обо мне и надежный источник информации. Благодаря этому источнику я и узнала о Петровиче.
Случилось это как раз лет пять назад. В один прекрасный осенний день я возвращалась с работы и как обычно, собиралась поздороваться с нашими бабулями. Но не успела я дойти до середины двора, как справа от меня на игровой площадке раздался громкий детский плач – наш местный акселерат, шестилетний Володя Баринов, не справился с управлением на своем новом велосипеде, грохнулся и рассадил себе в кровь коленку. Старушки хором ахнули и сорвались в сторону площадки, естественно, я тоже поспешила на помощь. И вдруг совершенно неожиданно вместе с нами возле ребенка оказался какой-то странный незнакомый мужик. Точнее, совершенно неожиданно это произошло только для меня, потому что бабули, как только его увидели, принялись наперебой тараторить:
- Ох, слава Богу, Петрович!
- Терпи, Володенька, счас Петрович тебе поможет.
- Давай, Петрович, говори быстро, что нам делать?
Честно говоря, я немного растерялась. Вид у Петровича был еще тот – небритый, с заплывшими глазами за обтертыми, треснувшими линзами очков, нос явно сломан и кривил на сторону; старый, затасканный пуховик непонятного цвета выглядел так, словно его вытащили со свалки, из-под пуховика выглядывало рваное горлышко джемпера времен перестройки, замызганные, бывшие когда-то черными брюки потерлись и пузырились в коленях, огромные зимние ботинки потрескались в носах, на одном замок застегивался при помощи канцелярской скрепки, на другом был зашит намертво. Если бы я встретила этого Петровича где-нибудь в городе, на улице, в голову мне пришло бы только одно – либо он бомж, либо алкоголик со стажем. Запах алкоголя, конечно, чувствовался, однако не было никаких сомнений, что среди наших бабушек Петрович пользовался большим авторитетом, и это показалось мне более чем странно. Но еще больше загадки добавили его руки - огрубевшие от работы, испещренные шрамами и царапинами, обветренные, но, как ни странно, чистые, с аккуратно подстриженными ногтями и длинными, сильными как у музыканта, пальцами. И если бы не опухшее, заросшее лицо и сломанный нос, я бы сказала, что он вполне мог быть каким-нибудь учителем музыки, волею судьбы вынужденным подрабатывать дворником.
Тем временем, не обращая никакого внимания на мой удивленный взгляд, Петрович принялся оказывать мальчику первую помощь. Первым делом он оторвал пацана от вцепившихся в него сердобольных старушек. Потом аккуратно закатал штанину на пострадавшей ноге, внимательно осмотрел рану.
- Эх, отберет теперь папка велосипед… - покачал он головой, глядя на окровавленное колено. Вовка тут же забыл про боль и испуганно заглянул Петровичу в глаза:
- И как же быть?..
- Так, значит… - деловито выдохнул тот. – Ты, Вовка, побудь пока с бабками, а я быстренько за бинтом смотаюсь. Сделаем тебе перевязку и скажем маме, что ты бабушек от бандитов защищал, чтобы не ругалась. Потерпишь десять минут?
- Потерплю-у-у… - героически выдохнул зареванный Вовка, посмотрел на свое несчастное колено и горестно всхлипнул.
За десять минут Петрович не только успел притащить откуда-то бутылку воды, бинт и антисептик в баллончике. Он успел вполне сносно перевязать мальчику ногу, подхватить его на руки и доставить домой, прямиком к ничего не подозревавшей матери. И при этом – ни грамма сомнения ни в одном своем движении.
Вовку спасли, бабушки были счастливы, а меня распирало любопытство. Поэтому, как только Петрович скрылся с мальчишкой на руках за дверями подъезда, я тут же принялась расспрашивать старушек, кто же он такой. Но вместо вразумительных и последовательных ответов мой источник информации выдал такой фонтан эмоций, что мне приходилось переспрашивать перебивавших друг дружку старушек по нескольку раз. В итоге из кучи восторженных фраз, порой совсем не связанных между собой, мне удалось в общих чертах понять, что же представляет собой этот загадочный Петрович.
Как оказалось, живет он в доме напротив уже лет двенадцать, и все эти годы является у нас бессменным дворником. Почему бессменным? Потому что за все время он ни разу не прогуливал работу, не брал больничный, не уходил в запои, его ни разу не пришлось кем-то подменять. Да и работал наш Петрович практически круглосуточно и без выходных. И не потому, что заставляли, а потому, что сам так хотел. Зовут его то ли Игорь, то ли Илья, фамилию тоже никто не знает точно. Представляется он всем только отчеством, на расспросы о личной жизни, о своем прошлом отшучивается: «У-у-у, это было так скучно!» - и тут же переводит разговор на другую тему. Так что кем он был, где жил, чем занимался – никто не знает. Просто однажды заселили в муниципальную «однушку» нового дворника, и с тех пор Петрович стал непременным атрибутом нашего двора. Мужикам он внушал уважение своей принципиальностью и твердым, справедливым характером, женщинам нравилась его какая-то внутренняя интеллигентность и неконфликтность, дети просто любили Петровича за то, что он любил их и к каждому, от трехлетних двойняшек Толи и Тани до пятнадцатилетнего «оторвы» Вадима, мог найти подход: помочь, успокоить, договориться. Собственно, дворовая слава Петровича по большей части состоит именно из «детских» историй. Одна из них связана все с тем же Володей Бариновым.
Как-то раз отец Володи Никита разговорился с Петровичем во дворе и пожаловался, что его 7-месячный сынишка в последнее время закатывает дикие истерики, когда его кормят с ложечки. Дворник отшутился и попытался подбодрить молодого отца, мол, дитё просто проверяет родителей на прочность, а сам слегка призадумался. Вечером, в самый разгар Вовкиной истерики, в квартире Бариновых запиликал дверной звонок. Седеющий от детского крика и визга Никита открыл дверь и застыл в изумлении. На пороге стоял Петрович, в стареньком клетчатом пиджаке, в чистой рубашке, отглаженных брюках, с аккуратно подстриженной бородой, в старых, но довольно приличного вида очках в серебристой оправе и (кто бы мог подумать!) при галстуке и в новых, начищенных ботинках! Никита был удивлен таким чудесным преображением дворника и не нашел ничего лучше, как, тупо улыбаясь, проговорить:
- Здорово, Петрович! Ты это чего?
- Да я… - смущенно начал тот, - Ты говорил, с дитем у вас проблемы…
Баринов - старший понятия не имел, чем обычный дворник может им с женой помочь, но, тем не менее впустил его в квартиру. Петрович сразу пошел на кухню, откуда доносился детский плач и раздраженный голос Светланы, Вовкиной мамы. Увидев Петровича, Светлана удивилась не меньше своего мужа, но тот одобрительно кивнул ей, и мамаша успокоилась. Однако настала очередь новой волны удивления родителей, когда дворник спросил, что Володя больше всего любит делать. Света подумала и немного растеряно сказала, что он любит качаться на качелях в детской. Петрович взял со стола миску с кашей и сказал:
- Пойдем.
- Куда? – недоуменно выдохнул Никита.
Петрович улыбнулся ему и уточнил:
- На качели.
Переместившись в детскую и усадив Вовку на качели, Бариновы с интересом и восторгом наблюдали, как их сынишка радостно дубасит рученками по деревянным перекладинам, покачиваясь взад-вперед при помощи Петровича, при этом с большим энтузиазмом тянется к ложке с кашей, как будто бы даже и не замечая, что ест. Минут через десять такой кормежки сытый и довольный Вовка запросился на руки к Петровичу, где благополучно через три минуты уснул. Счастливые родители не знали, как отблагодарить «спасителя», но Петрович от всего отказывался, просто сказал на прощание:
- Принцип поняли? Если есть не хочет, надо занять его чем-нибудь интересным и между делом предлагать ложку-другую, только без фанатизма.
- Спасибо, Петрович! – обхватил Никита двумя ладонями его руку. – Ты прямо волшебник какой-то!
- Какой там волшебник… - смутился дворник, - Ребятишек просто люблю… До свидания!
Была история и посерьезнее, чем Вовкины капризы. Зима, воскресенье, обычный выходной день. Маленькая Ксюша Перепелицына стала с утра жаловаться маме с бабушкой, что у нее болит голова. Ближе к полудню Ксюше стало хуже, поднялась высокая температура. Сбивали сиропом, сбивали таблеткой – ничего не помогало. Папа решил вызвать «скорую». Врач осмотрела девочку, сказала: «Горло чистое, ничего страшного, бывает» - выписала жаропонижающее и уехала. Через два часа после очередной таблетки Ксения зарыдала и объявила, что у нее «теперь еще и животик болит». Снова вызвали «скорую», снова приехала та же врач. Осмотрев в очередной раз ребенка, она недовольно заворчала на родителей, мол, что вы тут панику сеете, ничего у нее не болит. Просто капризничает, в садик завтра идти не хочет, а температура из-за аллергии. Сколько не пытались объяснить горе-врачу: «Ну нет у ребенка аллергии!», она все равно собралась и ушла, пригрозив штрафом за ложные вызовы.
Тем временем внизу наш дворник разговорился с водителем, выясняя, к кому же второй раз подряд «скорую» вызывают. Выяснив, что к чему, Петрович вдруг заторопился, быстренько распрощался с водителем и кинулся к подъезду. На лестничной клетке он столкнулся с женщиной в белом халате и Перепелицыным, едва ли не на коленях умоляющим ее отвезти ребенка к детскому врачу. Услышав, что та в ответ в грубой форме объяснила отцу, что частным извозом не подрабатывает, Петрович схватил ее за рукав и потащил обратно в квартиру. Нет слов, чтобы описать возмущение врача, так бесцеремонно «впихнутого» в чужую квартиру! Однако Петрович, не обращая на нее ни малейшего внимания и лишь крикнув ей в лицо: «Свидетелем будешь!» - сам быстренько осмотрел девочку. Положив ей ладонь на лоб, приблизительно определил температуру, спросил, где болит и аккуратно прощупал ребенку живот. Успокоив Ксюшку, что все будет хорошо, Петрович вышел в соседнюю комнату и приказал родителям собирать девочку в дорогу. Услышав за спиной голос врача: «Да кто вы такой? Что вы себе тут вообще позволяете?» - дворник резко обернулся и в ярости прошипел: «Аппендицит от аллергии отличить не можешь?! Вези дитё в больницу, иначе я за себя не отвечаю!!!» Врач не нашлась, что на это ответить, только ошарашено вытаращила глаза и пожала плечами. Петрович махнул от злости рукой, дождался родителей с девочкой на руках и проводил их до машины.
На следующий день Перепелицын разыскал Петровича во дворе и благодарно сжал ему руку:
- Спасибо тебе, Петрович! Действительно аппендицит оказался. Хирург сказал: еще чуть-чуть – дождались бы перитонит, могли и не спасти.
- Как она себя чувствует, все хорошо? – забеспокоился дворник.
- Слава Богу, все в порядке. Недавно от наркоза отошла. А врачиха эта сама к нам потом подошла, извинилась.
- Я бы на ее месте по собственному желанию уволился, – нахмурился Петрович. – Таких к людям подпускать нельзя, а к детям тем более…
Перепелицын согласился и, сделав серьезное лицо, положил руку Петровичу на плечо.
- Ты вот что, Петрович, слушай, - начал он. – Ксюшка, она же одна у нас. Даже не представляю, что бы было, если бы ты вчера не появился. Знаешь, что? Ты только не вздумай отказываться, ладно? – и протянул дворнику пять свернутых пополам тысячных купюр. Петрович посмотрел на Перепелицына, взял деньги, покрутил их в руке и ни с того, ни с сего рассмеялся:
- Ты что? Куда мне столько? Тебе еще ребенка вылечить надо, пригодятся.
Перепелицын принялся его уговаривать, даже сделал вид, что обиделся, но Петрович так и не взял у него эти деньги. Просто сказал:
- Раз ты такой щедрый, дай сто рублей, я малышню во дворе леденцами угощу.
В конце концов, Перепелицын сам засунул Петровичу в карман «пятисотку», соврав, что мельче с собой нет, и еще раз благодарно пожал дворнику руку.
И таких историй за двенадцать лет у Петровича набралось немало. Ссадины, порезы, укусы, даже сломанные пальцы и выбитые зубы – Петрович промывал, бинтовал, вытирал слезы, звонил родителям, вызывал «скорую»… Неудивительно, что ребята, а за ними и их родители звали его «добрый дворник Айболит». Ему доверяли безоговорочно, его уважали, некоторые даже материально пытались помогать, но денег он никогда не брал и часто ругался: «Что, я на буханку хлеба себе заработать не могу что ли?». Его любили настолько, что практически в каждой семье считали родным человеком. Но почему-то никто никогда не задумывался, как так получается, что у Петровича нет ни одного настоящего родственника. К нему никто не приезжал, ему никто не звонил, не писал писем. Казалось, Петрович и сам не сильно переживал по этому поводу – малышню он любил как собственных внуков, к их родителям он относился по-отцовски, старшее поколение, кто помоложе, были ему братьями и сестрами, кто постарше – дядьки и тетки. «Вот какая у меня семья большая!» - смеялся он на скамейке с бабушками, обводя двор широким жестом руки. И они смеялись вместе с ним, не замечая своим подслеповатым старческим взором, как ему грустно в эту минуту и сколько печали в его спрятанных за стеклами очков глазах.
Но однажды случилось так, что наш Петрович оставил нас и ушел в мир иной. Бабушки умывались слезами, когда его увозили на «скорой» с сердечным приступом, а когда пришла страшная весть, плакала даже малышня, еще не понимающая, что такое смерть. Естественно, каждый из нас посчитал своим долгом проводить Петровича в последний путь со всеми почестями, как родного отца, как любимого деда. И никто не посмел сказать что-нибудь против – при жизни отказывался от благодарности, но теперь-то уж, Петрович, окажи нам честь, прими…
И вот тут-то и открылась странная и удивительная правда о жизни нашего Айболита. При установлении полного имени и даты рождения выяснилось, что никакой он не Петрович, он Петрович! Это было не отчество, это была фамилия! Петрович Илья Афанасьевич 2 мая 1946 года рождения, в 1951 году вместе с родителями переехал из Польши к нам в областной центр, где и проживал до недавнего времени. Больше подробностей отдел кадров местного ЖЭУ, к сожалению, дать не мог. Но этот последний сюрприз от нашего Петровича настолько меня поразил, что я решила - как только у меня появится возможность, я обязательно узнаю об этом человеке все, что будет доступно. И вот недавно наконец-то представился случай побывать в районном архиве, и то, что я узнала из кипы официальных бумажек и подшивок старых газет, поразило меня до глубины души.
Илья Афанасьевич Петрович – в прошлом знаменитый на всю область детский хирург, доктор медицинских наук. Вот, оказывается, откуда «музыкальные» пальцы! Больше двадцати лет он успешно практиковал в областной детской клинической больнице, спас немало детских жизней, но судьба распорядилась с ним жестоко. Пятнадцать лет назад сноха подарила ему внучку. Роды были тяжелыми, молодую мать спасти, к сожалению, не удалось, и единственный сын Ильи Афанасьевича остался вдовцом. Родители помогали парню, девочка росла здоровая, веселая, ни в чем не нуждалась. Вроде бы жизнь потихоньку налаживалась, но судьба – штука злая и непредсказуемая. Через два года случилось новое несчастье - автобус, в котором сын и внучка Ильи Афанасьевича ехали к нему на дачу, столкнулся с фурой, вылетел в кювет и несколько раз перевернулся. Сын погиб сразу, девочку Петрович оперировал сам, но спасти ребенка не смог. Жена не выдержала такого горя, наглоталась таблеток, уснула и не проснулась. Вот так Петрович остался один в целом свете. Нетрудно представить, что творилось в душе Ильи Афанасьевича. Доктор был на грани сумасшествия. Друзья, коллеги, персонал, даже маленькие пациенты – все его поддерживали, как могли. И, наверное, именно благодаря детям, которые его любили и которых любил он, Илья Афанасьевич не сошел с ума. Но после той трагической операции, когда он не смог спасти собственную внучку, доктор все реже и реже стал подходить к операционному столу.
И настал такой момент, когда что-то внутри сказало ему: «Не подходи к ребенку! Ты не сможешь…». Петрович взял отпуск, собрал кое-какие вещи, сказал, что едет на дачу… и больше его никто не видел. Был объявлен розыск, но ни живым, ни мертвым Илью Афанасьевича так и не нашли. Ну а в нашем городишке его имя, видимо, оказалось не настолько знаменитым, чтобы объявить о чудесном возвращении, да и скрывать себя от общества Илья Афанасьевич придумал умело. Вот так у нас появился Петрович. Тихий, бескорыстный, справедливый, он дарил всем вокруг добро и теплоту, и не надо обижаться на него за то, что утаил от нас правду, мы и сами нередко утаиваем ее от себя.
Жизнь порой богаче самых смелых фантазий. Никогда нельзя знать точно, что произойдет с тобой через год, через день, через час… Таких историй, как эта, по всей стране великое множество, что еще раз доказывает – не так уж и прост душой «русский Ванька», и если рядом с вами живет какой-нибудь одинокий человечек, молчаливый и необщительный, не делайте из него «отброс общества», а вдруг перед вами Гений?