Больница располагалась в старинном здании католического монастыря рядом с изящным костёлом и носила название монашеского ордена. Мрачные сводчатые коридоры, палаты-кельи с покосившимися жестяными умывальниками, узкие железные кровати с сиротскими тумбочками, минимум удобств – один туалет на всё отделение. Недостатки современного уюта «компенсировались» строгими порядками. Здесь поступающие больные сдавали одежду на хранение в гардеробе (её не разрешалось, да и не было где хранить в палатах). Когда каменные бабы из гардероба запихивали личные вещи новоприбывших в мешок, а взамен выдавались бесформенные линялые одеяния, казалось, что попадаешь сюда не на лечение, а в заключение. Путешествие по сводчатым подвальным коридорам приёмного отделения это настроение только усугубляло . Не лучше было и потом. Во время тихого часа полагалось оставаться в палатах, а сами отделения запирались, запрещалось покидать территорию больницы даже ненадолго, во время карантинов посторонняя муха не могла пролететь, посетители допускались только в определённые часы и беспощадно выгонялись в неурочное время.
Но самое тяжёлое впечатление производило детское отделение. Отделённое от холла дверью с кодовым замком, оно казалось настоящей тюрьмой. Особенно тяжело было разлучённым с родителями малышам. Бедные ребятишки прилипали к окнам на первом этаже и переглядывались с мамочками, которые, утирая слёзы, уговаривали их потерпеть, мол, скоро домой. Иногда в сопровождении сестричек детей ненадолго выводили в холл, малыши кидались в объятия к мамам, плакали и просились забрать отсюда. Было так трудно их оторвать, когда свидание заканчивалось, что со стороны просто невозможно было смотреть и понять, для чего устраивались такие мучения.
Попасть в последнюю неделю декабря в больницу на плановое лечение небольшая радость, но в другое время пришлось ещё бы долго ждать вакансии. Противная болячка отравляла жизнь – нос почему-то «не дышал». На консультацию к знаменитому ЛОР – профессору Рута попала по знакомству. Проведя все возможные экзекуции и убедившись в отсутствии синуситов-гайморитов, светило предложил полечиться входящим тогда в моду иглоукалыванием. Для этого следовало лечь недели на две в больницу, ибо процедуры производились только днём, в рабочее время, после них полагалось часок отдохнуть, так что совмещать лечение с беготнёй на работу было невозможно. Такое амбулаторное лечение с отрывом от производства тогда не практиковалось, просто столь долгий больничный получить «на дому» было бы нереально. Родные уговорили – и она согласилась. И жених, Виктор, успокоил: «На Новый год я тебя украду!»
В палате на 8 коек только две были не заняты. Две старушки-польки, пани Зося и пани Мария, миловидная улыбающаяся молодая женщина из районного городка, с которыми Рута как-то сразу подружилась, и ещё две ничем не примечательные тётки. Вот в такой компании и началась больничная жизнь.
Впрочем, само лечение занимало немного времени – утренние визитации, потом завтрак и поход «на иголки», получасовой отдых после процедуры, «витамины в задницу» - и больше никому она была не интересна. Оставалось слоняться по коридорам или читать и ждать вечернего часа, когда было разрешено посещение.
Отвратительную больничную еду она не могла есть, поэтому Виктор до работы забегал к ней домой и забирал тщательно упакованный завтрак и обед, ужин приносили родители в час посещений. Утром она выходила на лестничную площадку к чёрному входу в отделение, Виктор с провизией пробирался туда. Они целовались в этом закутке, пока их не засёк заведующий, тот самый, светило. Он разорался:
- Я вам не швейцар закрывать двери!
Виктора это всё равно не отпугнуло, и он находил лазейки и пробирался в отделение в неположенные часы. Самоотверженность его подкупала старух-сопалатниц, которые очень душевно относились к Руте.
- Ты за этого хлопца держись, он тебя на руках носить будет, – постоянно твердили они.
В свободное от лечения время больные слонялись по коридору, завязывали знакомства и даже романы. В ЛОР-отделении были свои традиции – в палатах мужики вечно играли в рамс*, а в коридорах ухаживали за симпатичными пациентками и женским медперсоналом. Насчёт последнего не знаю, но, говорят, рамс был всегда.
Пациенты в отделении все были ходячие, тяжело или опасно больных тут не было, вот пациенты и придумывали развлечения. Руте сообщили, что за всё время здесь когда-то по какой-то случайности, умер один человек, а так всё всегда было хорошо, все выздоравливали.
Двое подростков из крайней большой палаты лет 14-15-ти особенно подружились с Рутой. Они всё время крутились возле неё, посвящали в больничные сплетни (и откуда только знали всё?), покатывались со смеху от её анекдотов и шуток. Мальчишки гуляли с ней по коридорам, рассказывали свои секреты, хвастались достижениями. Один из них, рыжий конопатый Серёжка, прямо с обожанием смотрел на неё и взял над ней «шефство».
Он решительно раскритиковал Виктора:
- Ты – такая красивая, а он – некрасивый, тебе не подходит! Посмотри, какие глаза и эти очки, и роста нет совсем. Тебе другого искать нужно!
Серёжка серьёзно взялся за устройство судьбы своей любимицы. На следующий день он представил ей своего соседа по палате, симпатичного, седоватого мужика лет сорока.
- Вот она, самая красивая тут, - с гордостью произнёс он. Видимо, он с большим уважением относился к соседу, что решил составить протекцию.
Володя, так звали нового знакомого, понравился Руте. Был он остроумный, симпатичный, и, ко всему, у них оказалось очень много общих знакомых. В своё время он был женат на дочери одного известного медицинского светила, но разошёлся и сейчас пребывал в свободном полёте. Жизнь его здорово потрепала, он не скрывал, что «употребляет», но общаться с ним было интересно. Держался он неизменно галантно, рассказывал замечательно весёлые истории и анекдоты и вообще скрашивал серые больничные будни. Да и мальчишки неизменно составляли компанию.
- Ты иди в коридор, там хлопцы ходят, нечего тебе со старухами тут сидеть, - пани Зося не допускала ни малейшей хандры и, заметив иногда невесёлое настроение Руты (дома было не всё хорошо, тяжело болели дед и бабушка), выталкивала её на прогулку.
Больничная жизнь текла однообразно, это однообразие иногда нарушали мелкие происшествия – то санитарка разоралась, что кто-то по большому сходил в биде, не понимая, что это не туалет, то ночью в палату привезли пациентку с носовым кровотечением, переполошив всех остальных больных, то стали пропадать продукты из тумбочек, пока не выяснилось, что это дело рук беременной новенькой (впрочем, за это её простили), ну и в таком же духе .
В фойе отделения стояла рождественская ёлочка, по-медицински украшенная ватой и фигурками из трубочек для капельниц. В каждом отделении есть умелые пациенты, которые их мастерят. Накануне праздника максимально повыписывали пациентов, и отделение опустело. Рутины поклонники, Серёжка и Володя, тоже отправились домой. Володя оставил свой телефон и попросил звонить, не забывать. На прощание нежно поцеловал Руте руку.
31 декабря персонал подобрел, поэтому Виктор с отцом Руты без особого труда договорились с дежурными сестричками, что её отпустят до утра. Правда вернуться велели до утреннего обхода – зловредный светило-заведующий даже в праздничное утро был на страже и отлучек не прощал.
Виктор вечером подкатил на такси и, укутав Руту в шубку, увёз её домой. Новый год встретили спокойно, скорее даже буднично. Увы, шампанского попробовать даже не смогла, потому что при иглоукалывании и какое-то время после него алкоголь возбранялся. Но, всё равно, она была рада провести эту ночь дома. В отделение вернулась во-время, и отлучки её никто не заметил. Впрочем, лечиться оставалось уже меньше недели.
В тот вечер заснула она с трудом и снились какие-то тяжёлые сны, от которых невозможно было избавиться. Не то во сне, не то наяву почувствовала, что её кто-то тормошит. Перепуганная она подскочила – что такое? Рядом стояла дежурная медсестра Наташа и будила её.
- Что случилось ?
Сердце сильно колотилось. От неожиданности ей даже стало нехорошо. Медсестра испугалась и накапала ей валерьянки. Потом сообщила:
- Там к вам приехали. Требует, чтобы вас к нему выпустили, а то говорит, что отделение разнесёт.
- Да кто приехал ? – изумилась Рута.
- Ну лежал тут перед новым годом. – она назвала фамилию Володи. - Он вам кто? Вы будете выходить к нему? Он там внизу с ещё двумя приятелями. Вас требует, говорит, что любит. Нам милицию вызывать, что ли ?
- Вообще-то я его не приглашала и повода не давала, мало ли у кого фантазия по пьянке разыграется, - рассердилась Рута. - Для чего надо было меня будить?
- Так не выйдете? Ведь придётся милицию вызывать, если он не уйдёт. Совсем не жалко ? Ведь , что у трезвого на уме… А он такой симпатичный, – растерянно пролепетала сестричка.
- Да я с ним практически не знакома, я его не звала, - Рута замешалась. – Но милиция… хотя кто его знает, что ему в голову придёт. – Скажите ему, пусть уходит домой, привет от меня передайте. Ну, скажите, потом свяжусь. Может, подействует. А если не уйдёт … Ну посмотрим. И правда, жалко.
Минут через пятнадцать медсестра сообщила, что буяна удалось уговорить, и он, наконец-то, ушёл.
Заснуть в эту ночь Рута больше не смогла. За окном занималось серенькое январское утро…
Через пару дней во время тихого часа в палату осторожно приоткрылась дверь. Рута увидела букет нежно–розовых гвоздик и улыбающееся лицо Володи. Прижав палец к губам, он жестом попросил её выйти.
- Что ж вы себе позволяете, чуть больницу не разнесли, хулиган. Прямо дебош устроили, - нарочито строго спросила Рута.
- Ну , простите меня пожалуйста, - виновато улыбаясь, попросил он.- Вы - мой добрый ангел.
Рута улыбнулась, и в глазах её заплясали чёртики.
- Идёмте, - она решительно потянула его к медицинскому посту, где как раз дежурила Наташа. - Вот, знакомьтесь, вот он ваш добрый ангел, Володя.
Володя улыбнулся и, галантно преклонив колено, поцеловал растерявшейся Наташе руку.
Насколько я знаю, из них вышла прекрасная пара.
* рамс - карточная игра