Фашисты

Какого разлива герои? Взгляд автора. 2-5 стр.
Фашисты
И людям и себе враги. 6-136 стр.
Глава 1 6-11 стр.
Глава 2 11-13 стр.
Глава 3 13-16 стр.
Глава 4 16-21 стр.
Глава 5 22-24 стр.
Глава 6 24-26 стр.
Глава 7 26-28 стр.
Глава 8 28-30 стр.
Глава 9 31-32 стр.
Глава 10 32-34 стр.
Глава 11 34-36 стр.
Глава 12 36-39 стр.
Глава 13 39-41 стр.
Глава 14 41-42 стр.
Глава 15 43-44 стр.
Глава 16 44-48 стр.
Глава 17 48-52 стр.
Глава 18 53-55 стр.
Глава 19 55-57 стр.
Глава 20 57-59 стр.
Глава 21 59-62 стр.
Глава 22 62-70 стр.
Глава 23 70-71 стр.
Глава 24 71-73 стр.
Глава 25 73-76 стр.
Глава 26 76-84 стр.
Глава 27 84-88 стр.
Глава 28 88-90 стр.
Глава 29 90-95 стр.
Глава 30 95-102 стр.
Глава 31 102-109 стр.
Глава 32 109115 стр.
Глава 33 116-122 стр.
Глава 34 122-127 стр.
Глава 35 127-136 стр.









КАКОГО РАЗЛИВА ГЕРОИ?


Показ романа «Фашисты» был организован в 2003г. (Издан в 10 экз.)






Название романа смутило рецензента из г.Томска – Нину Анатольевну Стусь. «Название романа, - писала она, - слишком категорично и не точно. Речь идет о бытовых подлостях и пакостях стервозных  персонажей романа».
Как автор, я вынужден объясниться по поводу смысла понятия «Фашизм».  В словаре С.И. Ожегова (1961г.) содержится большой перелет в пристрелке значения этого слова. Явление приписано исключительно «диктатуре империалистической буржуазии», которая устанавливает режим жестокой реакции и ведет агрессивные войны. Суть – организация и устремления людей.
По этому толкованию выходит, что фашизм – явление внешнее (за преде-лами нашей страны процветающее) и поэтому  к нам отношение не имеет. Я же, как автор, сосредотачиваю внимание как раз на внутреннем истреблении и осо-бенно на самоистреблении. Я провожу толкование шире того, что разрешили Ожегову. На мой взгляд, фашизм еще страшнее и пагубнее для граждан страны моей, когда он проявляется в уничтожении нации родными властями и в само-уничтожении бытовыми актами граждан по отношении не только к соседу, но и к самому себе. Не следует творить зло себе и людям. Нельзя становиться самому себе врагом ни косвенно, ни прямо. Не вреди и людям, ибо тем самым ты вре-дишь и самому себе. Если ты вредишь обществу, то от этого пострадаешь сам. Ты член сообщества и потому тоже получишь долю зла, тобою сотворенного.
Итак, и на бытовом уровне процветает фашизм. Это уничтожение (вместо поддержки) и самоуничтожение, т.е. личная жизнь без работы на хорошую пер-спективу.
А Нина Анатольевна (светлой памяти ей) исходила из разрешенных пределов употребления понятия фашизм. Фашист (в моем понимании) – это враг себе и людям. Самый неожиданный вывих. Это когда человек сам себе враг!
Что касается темы романа, то она очень широка. Это приступ к капиталистическому строительству. Как страна к нему обернулась, как граждане к случившемуся отнеслись. Как по-дурному ломали трудом нажитое, как бездумно ждали в бездействии улучшения и обновления. Как врагам поручили дорогу указывать, напрочь забыв, что их задача всячески вредить нам до полного разорения России.
И создалось такое впечатление, что в стране нет ни одного человека, кото-рый бы искал безболезненный, экономически объяснимый и практически проду-манный переход со старой на новую платформу.
Возьмем тот же Госстрах. Богатейшая отрасль. Крупнейшая в мире по объ-емам и прибыльнейшая. Она подарила правительству Николая Рыжкова 10 000 000 рублей на штопанье дыр. Казалось бы, данный факт ее положительно характеризует и сие надо держать в уме и быть благодарным. При случае выру-чать. Да просто воспользоваться опытом ее во благо всем.
Ан нет. Строители капитализма в России повели себя так, будто они с Луны свалились: ничего не знают, ни о чем не ведают. За бугром обнаружили хорошее дело – медицинское страхование. Помимо другого. Ну, и решили отличиться. Стали внедрять… на голом месте. Вроде для того, чтобы не ошибиться. Не попасть впросак. На самом же деле – против здравого смысла.
Ни о каком Госстрахе не вспомнили, ни о его связях с государством, ни о долгах, ни об опыте.
Дескать, все в соискании доверия должны иметь одинаковые условия, то есть все должны взятки давать и в специализированных офисах поселяться. Словом, акцию удорожить решили неимоверно. Дескать, подавайте отдельного директора, отдельного главбуха.
А ведь если расходы посчитать да на развал в стране кинуть, то можно бы-ло легко удешевить ради обнищавшего народа. Ведь эти тренировки на его горбу и за его счет практикуются. Даже если в Фонд ОМС обращается толстосум. Деньги готовые показывает. Но откуда он их взял? У того же народа наворовал. Капиталистические котлы еще не кипели. А потому взять больше негде. Да и тот пришел не подарить, а купить себе право грабить. Именно так. На обязательное медицинское страхование сразу жулики набросились (очереди у Фонда позанимали). А врачи их приветствовали. Это же шайки, для которых Фонд должен быть костью в горле. Фонд должен (по назначению своему) быть контролером (противником) врачам в больницах и поликлиниках. Через страховые компании.
Но в Фонде как раз об этом напрочь забыли. Сам фонд стали начинять вра-чами. Дескать, специалисты грамотно дело поведут. Ведь о медицине речь. Но речь на самом деле об улучшении существующего здравоохранения.
Дело не в том, чтобы просто деньги в кормушку  подсыпать. Дело в том, чтобы лечение перестраивать, улучшать, т.е. фундамент укреплять: оборудова-ние обновлять, лекарствами обеспечивать. Все улучшать в лечении граждан.
А на самом деле фундамент-то не укрепляется, а рушится. Если до этого лечили кое-как (на нехватках горели) и расходовали, допустим, на что-то 1000000 рублей. А теперь бюджет наполняют только на 50% и, стало быть, вместо 1 000 000 дают только 500 000р. Какое ж тут улучшение?
Тут страховым компаниям и заглядывать нечего. Понятно, что дело пойдет только хуже. И думать надо о спасении лечебных учреждений и больных в них. Экономить надо.
Зачем страховым компаниям дворцы строить? Зачем между ними страхова-телей делить?
Да надо просто это дело (обязательное медицинское страхование). Гос-страху поручить и пусть из своих трущоб обслуживает. Без лишних затрат. При минимальных убытках.
Нанять дополнительно по этой отрасли человека – зам. начальника Гос-страха и двух агентов – секретарей. Остальные агенты имеются. Пусть прираба-тывают.
И не надо орать: «Караул! Год кончается, а страховые полиса не выданы?!» Что страшного? Кому надо, тот придет и получит. Не все же граждане бросили работу и двинули лечиться. Да нет. Идут по мере заболевания. Пусть 10 человек из сотни.
Ведь потом как раз на этом варианте все трезво и сошлись. Приходили и получали неработающие в страховой конторе, а работающие – по месту службы. Очереди подтверждали, что процесс идет.
И вместо дворцов, автомобилей и зазывал скромный закуток в здании самого филиала Фонда. И не надо дурную работу делать – выписывать каждому человеку каждый год этот полис, если он на одном месте трудится или пенсионером стал.
А вот когда экономика организуется, тогда и будем улучшать работу медуч-реждений и контролировать этот процесс через страховые компании. Тогда и будем им строить отдельные офисы. Тогда и будем от Госстраха отгораживаться, т.к. он сам сгорает на нищете народной. А можно и ему (Госстраху) помочь выжить на видах обязательного страхования. Из-за бедности сократите количество видов страхования. Не избежать пожаров и неурожаев, наводнений и землетрясений, автоаварий и болезней. Вот на этих простынках и протягивайте ножки. По одежке.
А нынче правительство вроде как отговаривает страховать. Полностью само убытки погашает, то есть иждивенчество поощряет. Не нужно ему страхование.
Вот что мне хотелось втолковать о текущем времени жизни страны.
Да, это время невиданных и неслыханных грабежей. Это время невероятного равнодушия, черствости и душевной пустоты.
Докатились до того, что даже в такой малой ячейке общества, как семья, бывает, что человек человеку враг. А уж молодежь, та сплошь и рядом напитыва-ется ложными идеалами и скатывается в пропасть. Зримо и подспудно.
Не существует никаких авторитетов (кроме криминальных). Трудно (почти невозможно) предотвратить беду. Ни требования, ни советы не признаются.
В такой атмосфере тяжело добиться успехов и в учебе, и в работе, и в страховании здоровья.
Практически и нынешнее государство настроено на уничтожение простых и честных людей. Это показано в романе на жизни Макара Ивановича Стожкова, ни за понюх табака сгинувшего в тюрьме.
Государство истребляет людей тем, что оставляет их без работы. И при этом государственные мужи удивляются, что в стране так много проблем.
Но ведь наличие работы и заработка от нее решает много важных задач повседневного бытия. Во-первых, избавляет от голодания. Во-вторых, поддерживает физическое и духовное здоровье. Отрезает путь к наркомании, наркозависимости. Открывает реальные перспективы к разнообразной, интересной жизни.
Большинство  недорослей не желает учиться. Многие учебные заведения торгуют экзаменами и дипломами. Не говоря уже о жуликах, для которых фунда-ментом их бизнеса стали эти учебные заведения. Они показали пример, как из ничего делать деньги, нанося государству вред на замене настоящих специали-стов липовыми.
И еще, нынешнее государство исповедует принцип: что наворовал – это твое. Никакой конфискации. Нажито непосильным трудом! И точка! Хотя дураку понятно, что нет в реальной жизни таких заработков и доходов, на которые можно возвести семиэтажный особняк и завалить его драгоценностями. Если ты просто чиновник. И наглые прокуроры без стыда и совести с телеэкрана убеждают рядового гражданина, что сделано все по закону. Заработано. На игровых аппаратах. Не признаются только что с тех заработков и им перепало.
А надо бы вешать таких удачливых тружеников, а наворованное сливать на укрепление доходов бюджета страны.
Добровольно ничего не получится. Естественно надо принуждать. Принуж-дать и к отдаче наворованных, награбленных миллиардов рублей и валюты, принуждать и к труду всех трудоспособных.
С этими любителями демократической демагогии строго по факту: если ты ешь и удовлетворяешь другие потребности, ты их должен оплатить трудом (по-лезной работой).
Сам затрудняешься выбрать профессию, дадим первое попавшееся рабо-чее место. А места у нас имеются. На работу в Россию едут миллионы из приграничных и неприграничных стран. Так чего же своих в первую очередь не трудоустроить?
Вот давайте всех учтем и трудоустроим. В тех, конечно, краях России, где для них есть работа, есть возможность  ею прокормить и благоустроить. Чиновников много, пусть поднатужатся. Тяжело, конечно. Если без взяток. Но надо привыкать заниматься делом, а не только народ грабить.

Автор.






















ФАШИСТЫ


И ЛЮДЯМ, И СЕБЕ ВРАГИ







ГЛАВА ПЕРВАЯ

1
Набегавшись за ночь, Макар Иванович и Катерина Спиридоновна встретили рассвет окаменело сидя на диване. Около семи позвонили. «И кто бы это мог быть? – подумал вслух Макар Иванович, будто ему и на самом деле было все равно, что за пределами квартиры творится, будто они и не вели никаких поисков и не остались ни с чем. – Наверное, Багрова в столицу нарундилась и о чем-то предупредить забыла…»
Макар Иванович устало поплелся к двери и равнодушно отодвинул массив-ный засов-шпингалет. Дверь сама на него подалась, а на пороге возникла Рита. Та самая, какую он с Катериной после двенадцати ночи искал. Та, которая утром ушла на работу в поликлинику, та, которая после работы должна была часов до десяти вечера в медицинской школе заниматься на другом краю их небольшого городка, а потом, запнувшись на часок о какую-нибудь дискотеку, должна была вернуться домой. И вот этого, последнего, в течение позднего вечера и ночи не случилось.
- Привет! – восторженно воскликнула она в гробовой тишине, не сомнева-ясь, что мать тоже не спит.
И та действительно тут же к ней ринулась и в плечи коршуном вцепилась.
- Где тебя носило? – затрясла она худую коротышку.
- Все в полном порядке! – защищалась Рита и голосом, и руками, стараясь сбросить материны руки с бордового плаща.
- Да какой же это порядок? – не унималась Катерина Спиридоновна, тесня широкой спиной, будто стеною, обалдевшего от неожиданного успешного завер-шения ночных трудов Макара Ивановича.
- Я из хутора Каменного! Там была с друзьями! – открылась Рита, освобо-дившись, сияя круглым конопатеньким лицом и рыжими смятыми кудряшками, а главное, голубыми глазами.
- Еще лучше! – не смирилась мать. – Какие ж это собаки тебя туда загнали?
- Да это рядом. Километров десять, - оценил Макар Иванович.
- В воскресенье вас повезу! – продолжала Рита.
- На каких радостях? – справился отчим.
- Я – выхожу замуж!
- Неплохое дело, - одобрил Макар Иванович. – Не знаю, конечно, как для тебя, а для нас просто - спасение: по ночам спать будем, а не приключения на свою задницу искать.
Катерина Спиридоновна не нашла, что вставить, но напряжение между членами семьи оборвалось, будто пружина сломалась. Двое, дородная Катерина Спиридоновна и мелкий Макар Иванович, на диван вернулись, а Рита поодаль на стуле примостилась, как и положено отвалившейся части семьи. Будто такое уже состоялось.*

2
Настроение у Макара Ивановича было всегда подпорченным. Он и дома не
чувствовал себя как дома. Чаще как спасатель к себе на четвертый этаж подни-мался.
Чувствовать себя дома – это в предсказуемой обстановке жить. Это когда вокруг делается то, что считаешь разумным и чего сам добиваешься. А если тво-их предостережений утром не послушались, а вечером вопят «Спаси!», это уже не дома. Очень похоже, что это у мало знакомых соседей, у тех, чьих устремле-ний ты не знаешь и объяснить не можешь. А тебе еще и лепят, что ты ж и вино-ват.
А с некоторых пор Катерина Спиридоновна последовательно повела линию на непременное нарушение всех его предписаний и правил. Та никакого режима, никаких обязанностей не придерживалась. Но стоило Рите не в те двери влететь, как Катерина Спиридоновна предлагала ему искать выход. Но он-то не волшебник. Не в том его талант и сила, чтоб красиво из пламени выхватывать. Его разумность в том, чтоб до этого пламени не допускать.
Когда он в том признавался или вынужден был подчеркнуть, то, по мнению Катерины Спиридоновны, выходило, что он помогать не желает, так как он и лодырь, и неумеха.
И на работе он был чужим. Правда, там он все хоть мог объяснить. Дескать, на работе есть начальник, над родным начальником есть другой. И если там что-то против здравого смысла делается, то он может понять и согласиться обязан, что по его и не будет: он в партии не состоит.

3
Не позже как без четверти девять каждый день Макар Иванович спускался по склону, по главной улице – ближе к реке – в страховую контору. На этот раз была ранняя тихая осень. В природе. Догорала на каштанах и платанах роскош-ная листва. Ветер заодно с уборщиками (а ветры случались часто) очищал от цветного крошева старый и щербатый асфальт. И это было вроде даже к лучше-му. А вот на службе у Макара Ивановича ни тишь, ни шум роли не играли в опре-делении спокойствия и успеха. И теперь вот издали, с горки, он на просторном, со ступеньками на обе стороны широком крыльце, Багрову, своего начальника, заприметил. Вблизи голубой «Москвич» поджидал ее с рядом стоящим таким же рослым, как она сама, водителем. Оба одеты в стального цвета свежие плащи, что выдает и вкус хороший, и достаток.
Макар же Иванович всегда одет во что попало. В мешковатые брюки, в курт-ку, если не великоватую, то маловатую. Словом, не в то, что тщательно подбира-ют, а в то, что попадает в руки случайно, впопыхах.
Предупредив о возможном появлении приглашенных солидных клиентов, Багрова скрылась за дверью «Москвича», а Макар Иванович отомкнул дверь кон-торы, куда до начала рабочего дня он каждый раз прибегал первым и устало уползал в конце последним. Такова была его должность.
На своем производстве он был кем-то вроде главного инженера, но одно-временно и завхозом, и даже простым рабочим, и рассыльным, когда дело каса-лось каких-то срывов. Если не подмели, если полы не помыли, если свет погас или воду отключили. Он был крайним, как говорится. Это он должен был бежать, искать, находить, следить… Остальные служащие были строго при штатных обязанностях. Они не просто сидели, но для солидности щеки надували и крепко за самописцы держались. Попробуй такого послать куда-нибудь за чем-нибудь. Сам три раза сбегаешь, пока договоришься: каждый подчиняется начальнику напрямую. А потому, если поручение делает зам, то сие противозаконно. Тем более, когда наделяет несвойственными должности функциями. Кто-то, конечно, и согласится сбегать. Не станет спорить. Но это только из личного уважения и как аванс за поблажки в будущем. Патриотов же, как таковых, фирма не имеет.
Вот потому-то, кроме своего кабинета, где он от клиентов заявления принимал, договоры подписывал, расчеты проверял или сам их составлял, было еще несколько других закутков, куда он заглядывал, если кому-то из коллег нужны были бланки журналов, списков, ведомостей, плакаты рекламные, календарики и просто писчая бумага.
От тесного фойе ответвлялось три узких лабиринта, по которым рассаживались сотрудники.  Только штатные. Нештатные, хоть и отчитывались еженедельно, как бы повисали в воздухе: они отведенного места не имели. А их почти в три раза больше.
Сам Макар Иванович успел насидеться в разных углах служебной площади, но в последнее время Багрова определила его в первый кабинет направо, вблизи входа, в так называемый аквариум. Столь странное название кабинету прилепили из-за наличия окон в двух внутренних стенах (кабинеты строились для другого ведомства, где так полагается).
Итак, перешагнув порог аквариума, Макар Иванович не прикрывал дверь уже до конца смены. Вывалив на широкий старый солнечного цвета стол из портфеля расчеты, сработанные поздним вечером дома, он бросил портфель под стол, как пустой мешок, разобрал документы по видам выплат и заглянул в стол, где хранились со дня минувшего подобные.
Когда в конторе Багровой не было, он отвечал за всех и все. Казалось бы ему и делать ничего нельзя, кроме как следить за тем, кто в какие рискованные игры играет. Однако он этого не делал. И не по причине нерадивости, а в силу занятости плотной и большого опыта: он, примерно, и так, не глядя, представлял, кто к чему отвлекается. Между тем перед ним многочисленные клиенты проходили, свои специалисты с текущими делами, главный бухгалтер – с темными махинациями, нештатные врывались, то есть агенты, с успехами и провалами, с дикими предложениями, с отчетами и объяснительными.
Так и просидел он для себя незаметно в аквариуме в этот день до самого обеда безвылазно. Может, и до конца рабочего дня изловчился, если б кассир о ЧП не объявила: «Кто-то украл печать!»
Эта рослая, полная, миловидная блондинка, одетая по последнему крику моды, хотя и была большой охотницей до всякого рода срывов, относилась  к нему лучше других и все шутила по поводу того, когда он, Макар Иванович, усту-пит ей, наконец, свою должность, должность заместителя. Такие она чувствовала в себе силы необъятные. И он ей шутя обещал, что такой поворот в жизни конторы наступит скоро и что она до того дня непременно доживет. И она старалась.
Когда она в расчетно-кассовый центр (банк) без автомобиля отправлялась, то непременно брала с собой Макара Ивановича. В роли телохранителя. Но случись на самом деле на них нападение, она бросила бы драгоценную сумку Макару Ивановичу, а отстреливалась бы сама. Она была чемпионом района по стрельбе из пистолета. И поскольку Макар Иванович пистолетом ее не вооружил, она бы вела огонь из своего собственного и управилась бы с бандитами-непрофессионалами отлично.
Ну, а пока, Марта Петровна, ломала голову над тем, кто подложил заму свинью. Зам, естественно, помнил, у кого на штемпельной подушке лежала печать с утра. И не потому, что приходил и проверял. Нет, просто был железный порядок: раз Поленова в отпуске, то чеки выписывает Зайцева.
Ну, а Зайцева – женщина молоденькая, писаная красавица – как экономист невесть какая фигура. И человек тоже. Во-первых, неопытная самая. И роста невнушительного. Куда ей до Марты Петровны! Главный же ее недостаток, что она еще не наловчилась заставлять ходить своих визитеров по одной плашке. И похоже, сама в жизни плохо успевает: от нее сбежал муж.
Печать же в страховой конторе – это такой инструмент, который не выпус-кать из рук ответственное лицо никак не может: у хранителя нет времени, чтобы прикладывать ее собственными руками, да и руки отвалятся, если в том пере-усердствовать.
Судите сами. Если обратится один нештатный страховой агент с полисами и квитанционными  книжками, то сие значит, что он должен около ста раз тиснуть. Таких агентов в конторе восемь десятков с лишним. Штатные работники – инспекторы и экономисты – тоже захотят… Их больше тридцати…
Потому-то главный бухгалтер давно простилась с намерением держать пе-чать на своем солидном столе и отвела ей место рядом с чековыми книжками у своего второго заместителя, старшего экономиста Поленовой. На ее столе, в ее сейфе.
Поленова была и достаточной занудной, чтобы шантажировать и агентов, и штатных. Была она и состоятельной, и порядочной женщиной. К тому же, бездетной, то есть каждый день на работу выходила и, следовательно, без проблем держала печать наготове.
Кража печати оглушила Макара Ивановича не как факт, а как источник больших сложностей при ее восстановлении.
«У нас ничего не делают быстро! – ужаснулся он. – Работать каждый день надо, а милиция как начнет копаться, так на целый месяц хватит!..»
Естественно, следом он принялся размышлять о том, кому и зачем пред-приятие с похищением печати понадобилось.
«Ясно, - заключил он, - чтоб меня уволить…»
Не сомневался он и в том, кто это мог сделать. Но одно дело знать, другое – доказать.
К счастью, Багрова не вернулась ни сразу после обеда, ни к концу рабочего дня. И Макар Иванович действовал по своему усмотрению. Хотя то и не имело никакого практического смысла, он решил виновницу беспрецедентного ЧП до-просить.
Макар Иванович не мог пытать Зайцеву в своем аквариуме (предвидел: бу-дут подглядывать и станут кричать: «Не так!»), а потому вызвал ее в кабинет Багровой. У той кабинет тоже был тесноватым, чтобы преступницу можно было поставить на почтительном расстоянии от ведущего дознание и заставить ее через это прочувствовать ту пропасть, за которой она оказалась в результате… Он на своей шкуре успел испытать подобное унижение и потому имел представление о нем в деталях: знал, как такие дела раскручиваются. Все должно начинаться с отчуждения…
В кабинете Багровой было то преимущество, что кабинет имел не четыре окна, как аквариум, а одно-единственное, хоть и очень широкое, но глядящее на тротуар поверх голов прохожих.
С Зайцевой он столкнулся на пороге (хотел до экзекуции еще за чем-то сбегать). Отступил, примкнув дверь на ключ, чтоб не прерывали вторжениями, и задал вопрос почти шепотом. Как сообщнице. И вышло совсем не по правилам. Но вину она все равно прочувствовала: подняла на него большие карие глаза и разрыдалась.

4
А надо помнить, что с Катериной Спиридоновной у Макара Ивановича, с некоторых пор, раскол наметился. Хорошо нащупав в его характере мягкость и уступчивость, проистекающие из привычки обдумывать прежде чем ломить что-то, из осторожности, из желания не ошибиться и не навредить, Катерина Спиридоновна принялась безоглядно и нахально на него наезжать, на ее взгляд, разумными предложениями. И когда следом ее предложения оказывались глупыми и приносящими только убытки, она не только не остепенялась, к нему и после провалов своих не прислушивалась, а продолжала ломить свое с большим упрямством. И не только ломить, но и бравировать своим безраздельным главенством в семейных предприятиях. Итак, она перестала с его мнением считаться. И это было не только пренебрежением, но и оскорблением непростительным, какое уже исключало и доброжелательность по отношению друг к другу, и, тем более, верность. Оно настраивало на поиски взаимопонимания на стороне.
Донимала Катерина Спиридоновна Макара Ивановича многими заскоками, вынесенными из детдома. Она всегда заботилась о том, чтобы ею не помыкали, не перекладывали на нее разные домашние хлопоты. Независимо от своей занятости она положила не ходить в гастроном за продуктами. Тем более, что там непременно приходилось стоять в очереди. Она подгадывала с уборкой квартиры к моменту возвращения Макара Ивановича с работы, даже если у нее был день выходным. Ну, а если она готовила завтрак, то он должен был накормить ее ужином. Риту она обычно поручениями не оделяла, а о нем пеклась неустанно, будто он был в доме нахлебником.
Из заботы о своем равноправии она создавала для него полное бесправие.
Он же не имел привычки отлынивать. С удовольствием занимался и готов-кой, и уборкой, но терпеть не мог в начатую работу включаться, когда не просто приглашают, но за рукав тянут. Переступает порог, а ему под ноги мокрую тряпку из ведра вручают. Переобуться, переодеться не дают. Он ведь не из мехмастерских и не из-за руля явился. Если сказать, что в таких ситуациях взаимопонимание отсутствует, то это значит не все сказать, так как в ситуации присутствует не испытание, а наглое доставание.
Но если вас достают преднамеренно и методично, то сие означает не только то, что вами недовольны, но и то, что вас уценили. То бишь в сознании состоялся разрыв. И осталось его реализовать физически. Стало быть, как движение под уклон, он невольно набирает силу.

5
- Итак, Рита объявила, что революция грядет, - размышлял Макар Иванович иронизируя. – Все встанет вверх тормашками. Она выходит замуж. По ее мнению, как все, - навсегда. Она выбрала доброго и надежного попутчика жизни. Она не ошиблась: хорошенько все обмозговала. И его плюсы, и свои минусы. Все сошлось. И без всяких там обсуждений с родителями. Только вот я крепко сомне-ваюсь…
- Почему? – удивилась Катерина Спиридоновна.
- Я бы ей сельский вариант не посоветовал. Если б она меня о том спроси-ла… Сельская жизнь, она чем интересна? Да тем, что беспрерывна. Как у солда-та на походе. Во время войны. Солдат и спит на ходу… Она без отпусков, без выходных и без рамок рабочего дня. Она кипит однообразно двадцать четыре часа в сутки. И не одни сутки, а все! К первым последующие приклеиваются без пауз. И так до конца жизни. Без сменщиков, без помощников. Так это ж совсем не то, что ты восемь часов отдежурила на стройке, а остальные шестнадцать от тревог отдыхаешь. Даже если кран твой угонят, не твоя забота и печаль: он не твой собственный.
На хуторе остального не бывает. Там только переходят в течение суток из одного цеха в другой. Из колхозного в двор собственный. А на своем дворе все остается живым, пока ты свои шестнадцать часов заботишься о нем: кормишь, поишь, оберегаешь, охраняешь, лечишь и даже во сне не забываешь.
К такой жизни надо привычку иметь. Любовь, если хотите. Закалку. А у нее где они?.. Я на ужин картошку жарю, завтрак и обед ты готовишь заодно. Дере-венскую жизнь она еще и издалека, со стороны, не видела. И нечего б ей в нее влазить… А она смело заныривает… Нет, добром это не кончится.
- Не надо запугивать, - возражала Катерина Спиридоновна.
Переубедить никого никому не удавалось. Каждый считал себя умнее ос-тальных, хотя нигде и никем то не было подтверждено: ни в теории, ни на практике. Настоящего опыта не было. И потому перед каждым тревога маячила угрожающе. Макар Иванович догадывался: чем жизнь разнообразнее, тем больше в ней сюрпризов и срывов. «Люди, они как осенние листья в затишке двора, - думал он. – Пока нет ветра, в тишине покоятся. Но как подует, то не только в дальний угол прибьются, но могут и вовсе со двора разлететься. По крышам да по кострам.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1
На хутор Каменный семья Макара Ивановича в воскресенье двинулась. На автовокзал в одиннадцать пришли. В огромном зале ожидания купил он билеты без очереди, пробравшись к заветному окошку спешно, на близкий миг отправления ссылаясь. Потом штурмом «лиаз» взяли (тот им почему-то без опоздания подали). Даже сели. В смысле какие-никакие места заняли. Ну, а в течение получасового пути, так как люди кругом стояли и просто висели, ничего не изменилось.
Даже остановка на промежуточном хуторе скопление пассажиров не проредила, а напротив уплотнила: и Каменный для некоторых не был конечным пунктом следования.
Сошли с автобуса на въезде в хутор, на развилке: автобусный маршрут пролегал мимо. Правда, в случае с нашими гостями то обстоятельство, что авто-бус не заходил на хутор, значения не имело. Нужная улица первой пересекала въездную дорогу. И выходило, что их доставили чуть ли ни под крыльцо.
По долгу службы, Макар Иванович перебывал почти на всех хуторах района, как и на всех улицах города. Особенно хорошо он знал те хутора, где находились сельисполкомы и правления колхозов. Таким был и Каменный. К нему примыкали еще два – две бригады колхоза.
Но гидом была Рита. Она не знала названия улицы, по которой вела, не могла назвать и номер дома жениха.  И тем не менее, без ошибки остановилась у нужной деревянной калитки в голубом штакетном заборе.
Фасад кирпичного дома был в двух метрах от тротуара. Дом был огромным, но с тесным, маленьким двориком – узким проходом между крылечком и автога-ражом. Парадным входом, похоже, не пользовались, так как крыльцо было зава-лено запчастями к легковому автомобилю, мешками и ящиками.
Тем не менее, низкорослая, крепкая хозяйка спустилась к гостям с высокого крыльца. Тепло поздоровалась и повела в дом. Через квадратный тесный кори-дорчик проникли в узкую прихожую, перегруженную диваном слева, вешалкой и холодильником справа. Между ними дверной проем зала.
Сам зал удивил Макара Ивановича простором. Размером этак метров пять на восемь. Тут уже и потолок попал в поле зрения (до того пробирались как по дну колодца). Потолок тоже оказался завидным, высотой в четыре метра.
Макар Иванович не сдержал восторга открывшимся простором, но улыбчи-вая хозяйка охладила его. «Дурное дело – нехитрое, - открыла она тайну своего недовольства. – Когда белю, так всех чертей вспоминаю…»
В двух метрах от порога, против ближнего высокого и широкого окна, стоял темный полированный раздвижной стол под розовой скатертью. Наполовину был уже накрыт. Полумягкие стулья, ковровая дорожка, широкая, по цвету скромная, украшала свободную часть пола.
Гостей хозяйка сразу за стол усадила. И они спинами к окну устроились, чтоб и сервант у противоположной стены видеть, и телевизор в дальнем правом углу, и диван в левом, и дверной проем в другую, тупиковую комнату.
Макару Ивановичу, погостившему в своей жизни не в одной сотне домов, понравилась расторопность хозяйки. Та на словах экономила и потому быстро управлялась с делами. У нее все было готово. У Катерины Спиридоновны в таких случаях наоборот получалось. Она, часто останавливается, в словопрения пускается и продвижение вперед тем тормозит. Любит помощника заполучить, команды отдавать, хозяина в лакея превратить. Словом, самыми дальними путями к трапезе подбирается. И это при всем притом, что как лучше все устроить, вовсе не заботится.
Возле Риты, выпорхнувшей из зала, скоро жердистый, молчаливый, стеснительный парень появился. Светлый такой, простенько экипированный. По-домашнему.
Вошел отец. Тоже лобастый, светловолосый, как жена и сын. На слово ску-пой и будто пристыженный. К столу присел скромно, как гость.
Анатолий (так звали жениха) и Рита последние закуски из кухни доставили, и Нина Сергеевна, хозяйка, тоже, наконец, заняла место напротив гостей.
Макар Иванович был доволен приемом. Похоже, все ладно складывалось: сразу заговорили о свадьбе. И не вообще, а о ее деталях: о дне свадьбы, обо всех слагаемых подготовки. К названным лицам незаметно присоединилась еще одна женщина, очень похожая на хозяйку. То была ее сестра, тоже прибывшая из города. В спокойную речь хозяйки она время от времени впрыскивала свои нервные замечания типа: «Но чтоб это было твердо!»
И когда Макар Иванович пообещал подвезти колбасы и цыплят, она тут же его обязательство прошила.
Катерина Спиридоновна отдыхала душой и телом в компании будущих сва-тов. У нее был тот день  недели (очень редкий!), когда она не чертыхалась, а улыбалась. Хозяева заслужили того. Домочадцы – другое дело. Те никогда ничего не заслуживали, кроме выговоров и зуботычин. А как же иначе в объятиях тесноты, серой бедности, при их-то инертности и беспечности.
Макар Иванович не курил, а потому не случилось, чтоб он больше с буду-щим сватом породнился, посидев с ним на крылечке или под навесом из вино-градных лоз. Нет, он все время (короткое время!) до отправления автобуса кам-нем проторчал под боком у Катерины Спиридоновны. А покидая гостеприимный дом, на крылечке они оказались наедине с Ниной Сергеевной, и та, тяжело вздохнув, открылась: «Все хорошо, но вот только отец у нас… выпивает. Не могу ничего поделать… И в колхозе не работает… На хим.складе работал – заболел. Подлечился. Легкий труд прописали. А где он этот легкий в колхозе?.. Отпустили. На сторону подался. А теперь и окреп, а в колхоз возвращаться не желает…»
Макар Иванович не сразу смикитил, что бы эти тревоги Нины Сергеевны практически означали. На порядок и достаток в доме они, похоже, не повлияли.
Но и по новым временам, поведение Спиридона Сергеевича, мужа Нины Сергеевны, еще оставалось для многих странным. Как это не работать в колхо-зе?.. Однако лично она уже могла хотя бы к Анатолию присмотреться и понять его, старшего сына. Он-то, вернувшись из армии, в колхозе не работал. Он, как и отец, добывал свой хлеб более трудными путями. И хлеб тот у него не перево-дился. Был он тяжелее, хотя ароматнее и пышнее.
Он сам отвечал за то, будет ли у него заработок, будет ли он одет, обут и накормлен. От него требовалось больше, чем просто на работу выходить. Ему еще полагалось найти, куда ходить. Лично самому осилить ее, вознаграждение выбить не в убыток, а выше произведенных затрат.
Да и Спиридон Сергеевич, он ведь не просто не работал в колхозе и по подворью своему тынялся. Нет, он трудился, обеспечивал и себя, и семью. Он брал и исполнял заказы как плотник, как каменщик, как хороший огородник и как везучий рыбак. И на самом деле ему жилось и сложнее, и ответственнее. Он был лишь вне колхозного закона. Но он был самостоятелен. Как и положено всякому человеку. Он придумывал, искал, находил заказы, исполнял и вознаграждение получал.

2
Свадьбу отгуляли по всем правилам и в назначенный срок. Все прошло как полагается, благополучно. Оглядываться не было никаких причин, кроме одной. Стожковы, родители Риты, подарили молодым деньги на … фундамент будущего дома. По этому поводу инициативная Катерина Спиридоновна, взявшая за правило навещать дочь и сватов каждую субботу, неотступно требовала приступать… К строительству.
- Оно, конечно, логично, - шутил Макар Иванович. – Деньги имеются, сват – строитель. И зять – мужик хозяйственный. К тому же, на службе казенной не со-стоит. Сам заказы принимает. Ему даже положено отдельное место для этого иметь. Все как быть должно при новой жизни. После отмены строительства ком-мунизма. Теперь уж точно с неба никакие блага падать не станут. Так чего тя-нуть?..
Вот так пошутил раз-другой да сам это дело и подтолкнул нечаянно. Слу-чайно. На хуторе хата загорелась…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1
 - Не надо, - сказал мягко Макар Иванович Зайцевой. – Это ничего не меня-ет. Что положено, то нас не минует…
- Уволят…
- Я так полагаю, что не агент это сделал. Свинью мне подложил штатный работник. Я догадываюсь, кто… Так вы мне скажите, Людмила Павловна, кто в кабинет наведывался?.. Вспомните и список полный мне…
- Ее зареванное лицо оставалось красивым, и Макар Иванович залюбовал-ся.
- Так мне теперь все равно, - всхлипывала Зайцева.
- Да нет же! – утешал он убежденно. – Уволить могут только меня…
- Почему?
- Да потому. Вы были не на своем месте: вы подменяли Поленову. А я на своем. И обижаться на вас могу только я. Вы меня нечаянно не уберегли… Толь-ко и всего.
- Как?
- Да вот так! – и он влепил в румяную щеку разведенки Зайцевой поцелуй. И впопыхах добавил: - Надо ж и мне взамен хоть что-то. Идите! И не оглядывай-тесь!
И она убежала.
Потом они в понедельник встретились. Когда он заглянул к ней, она подала ему список и поцеловала. Их интимный разговор прервала тетя Паша. Уборщица.
- В женском туалете, - доложила она, - у сливного бачка поводок пропал. А смывать надо…
Макар Иванович отправился с уборщицей, куда она его позвала. До унитаза добрался, встал на него осторожно, вынул из кармана складной нож, потом шнур и устранил аварию. Тетя Паша у входа караулила и удаляться не торопилась:  имела по своей службе еще просьбы.
- Мне тряпки нужны, - продолжила она, когда он спустился.
Макар Иванович с обрывком старого поводка подошел к корзине для мусо-ра, что в углу, вблизи раковины стояла, и обратил внимание на странную вещь на полу. Наклонился и поднял… печать.
- Вы видите эту штуку? – спросил он уборщицу. – Вы видели, где я ее на-шел?! – повторил он радостно.
Так он заполучил свидетеля.
Потом, уже в кабинете, они целовались с Зайцевой, бросив печать в сейф. Так они пристрастились целоваться. По ранним утрам и поздним вечерам. И в командировках. По городу своему.

2
Через полчаса появилась Багрова, которой, о ЧП еще в пятницу вечером донесли. Она не смогла отчитать зама тотчас: тот не имел домашнего телефона. Но теперь, теперь ее час пробил. С порога конторы она распорядилась: «Макар Иванович! Пройдемте ко мне!» И тот мигом пристроился к ее темпу и вместе с нею добежал до ее кабинета. Она лихорадочно обшаривала карманы и все никак не могла ключ нащупать. Тогда он отомкнул своим (ему полагалось иметь ключи ото всех кабинетов).
Когда дверь за собою притворил, Багрова закончила расстегивать свой ве-ликолепный дымчатый плащ, сняла, повесила и, уже присаживаясь за широкий свободный стол, спросила: «А где печать? Почему вы не доложили мне в пятни-цу?»
- Потому что не успел завершить следственные действия…
- А теперь?..
- Что теперь?
- Теперь следствие закончили? Чего это вы шутите?
- Да. Управился. Можно порадоваться и обмыть…
- Чему порадоваться?
-Ну, тому, что у меня помощники имеются. Что они усердно помогают мне…
Вовремя докладывают. Дают вам дополнительное время на составление проекта решения… Не позволяют вас за нос водить…
- Послушайте! Зачем эти словопрения и обиды? Вы докладывайте!
- Да докладывать-то нечего. Печать на месте… Печать найдена. Возле му-сорной корзины. В дамском туалете…
- Вот как!.. Значит, кто-то из девчонок пошутил…
- Да нет. Не думаю. Просто дверь эта всех подобных ближе. А сделал маль-чишка. Таранец… Чтоб меня подсидеть… Это он вам звонил?..
- Какие доказательства?
- Да никаких. Прямых, разумеется. А косвенное давно всем известно: своим появлением я лишил его должности зама. И навсегда. Он не успеет ее занять и после моей смерти!
- Почему?
- Должности этой уже не будет!.. Из соображений экономии в условиях со-кращения объемов нагрузки.
- Зачем же вы тогда на него вешаете?
- Обязан был! Проанализировать… Высказываю соображения…
- Пишите докладную!
- Зачем? Я в докладной этого не покажу. Бездоказательно…
- А как быть с Зайцевой?
- А что Зайцева? Сейчас Таранец занимается в одном кабинете с нею. Она вышла, на его порядочность положась… Вот если бы его в кабинете не было, то ничего бы и не случилось: она бы дверь примкнула…
- Да это все фантазии.
- Я при Таранце двадцать лет работаю и его наклонности знаю. Допускаю и более легкую версию.
- И какую же? – на ее подобревшем миловидном лице зрелой блондинки мелькнула улыбка. Багрова выбросила уже давно из головы очевидные мотивы недовольства старших специалистов – Таранца и Стожкова. При смене начальника в этой страховой инспекции, если б ни коммунистическая кадровая политика, начальником должны были назначить Таранца или Стожкова. Но Таранца, вышедшего из рода местных кулаков, дальше должности зама допускать не полагалось. Не повысили и Стожкова: тот со вступлением в партию замешкал. А ведь образование имеет высшее. Значит, мешкает умышленно. И сложилась смехотворная ситуация: дали человека со стороны, абсолютно не причастного к страхованию. Хорошо, хоть ветеринара. Вот они теперь и сидели пришибленные политической незрелостью: один с тридцатилетним стажем и дипломом финансиста от техникума, а другой с двадцатилетним. И Багрова рядом – с нулем. В деле развития страхования.
До сих пор она не догадывалась, что Таранец мог таким скандалом и ее под увольнение подвести.
Но теперь Стожков копал глубже. Он и третий из возможных мотивов нащу-пал. По жалобам официальным и неофициальным, зам знал, что Таранец боль-шой бабник.
- Возможно, что имел место и самый простой вариант, - рассуждал Макар Иванович. – Таранец пошел на кражу печати, чтобы шантажировать Зайцеву и добиться ее расположения к себе в интимном плане.
- Ну, я вижу, вы тут чего угодно нафантазируете! – возмутилась Багрова.
- Извините! – стоял на своем Макар Иванович. – Тут дамы мне не откажут в доказательствах. Тем более, перед начальником – женщиной…
- Ну, вы и фантазер! Куда меня завели! И сколько мы тут напрасно времени ухлопали? – заключила Багрова.
- С последним согласен. Но все потому, что не с того разговор начали. Вам следовало придержать эмоции и справиться, есть ли проблемы. Я бы ответил, что их нет. И разговор бы тем закончили… Но Таранец все-таки загипнотизировал вас? Так ведь?..

3
Хата от керогаза загорелась. Керогаз в тамбуре коптил, за входной дверью. Разлетелся на куски шифер кровли, истлели потолки, выгорели рамы и ставни. А хозяева все спали после ночного дежурства на ферме.
На другой же день погорельцы к Макару Ивановичу явились, в страховую контору. Так он – против обыкновения – поручать никому не стал, а лично прика-тил на служебном «Москвиче» на пожарище и составил акт для выплаты страхо-вого возмещения. Ну, и посоветовал сватам разоренную огнем усадьбу купить. Она была в центре хутора, а не где-то на задворках. Именно где-то на окраине могли нарезать молодой семье участок под застройку.
На такой вариант (на продажу усадьбы) и погорельцы с радостью согласи-лись. Восстановить хату им было не под силу, но зато, как коренные колхозники, они могли занять брошенную усадьбу на неперспективном хуторе своего сельсовета и колхоза. В этом у них было больше прав, чем у того же Макара Ивановича. Тому бы колхоз клочка земли не дал бы и купленную хату сельсовет не узаконил бы. Дескать, если не колхозник – нечего на колхозной земле устраиваться.
Нина Сергеевна спешно перевела сгоревшее подворье на имя Анатолия. А Катерина Спиридоновна через пару дней пригнала со своего строительного комбината два «Краза» с фундаментными блоками.
- Давайте делать саман! Кирпича не обещаю! – объявила она.
На этот подвиг уломала она сватов тоже довольно быстро. Созвав на «по-мощь» знакомых хуторян, наформовали две тысячи.
Хорошие то были деньки. Макар Иванович все выходные проводил на хуто-ре. Саман сушили, тесали и скирдовали. Отличались на этом фронте обычно трое: Макар Иванович, Катерина Спиридоновна и Нина Сергеевна. Остальные занятыми на других фронтах числились.
Катерина Спиридоновна на такую каторгу никак не рассчитывала. Она дей-ствовала с коммунистической уверенностью, что в любом аврале главное – это инициатива и ее принятие массами, а потом можно и просто руками махать. Руководить. Но в этой крестьянской семье никакая инициатива не была ни удивлением, ни чудом: никого не зажигала. А потому принятие ее сделалось процессом изматывающим. И воплощение ее в жизнь стало казнью для того, кто инициативу придумал.
Для Макара Ивановича – худосочного горожанина, кроме авторучки, ничего в руках отродясь не державшего, - инициатива жены была не просто испытанием, но настоящим угроблением. Не ведая, жив он еще или уже в лучший мир отходит, терпеливо плелся за Катериной Спиридоновной, в душе клянясь впредь никаких инициатив не проявлять. Супруга же, хоть и чувствовала себя так, будто цепами ее обмолотили, не каялась. Управившись с саманом, принялась убеждать, что-де пора копать картошку. Будто все вокруг о том не знали, будто новичками или наемниками равнодушными были. Тем не менее, по ее команде картошку выкопали. В ранние сроки. И тут же принялись ломать кукурузу.
Управившись с кукурузой, на амброзию навалились. На приобретенной усадьбе. Бывшие хозяева за хату не заглядывали, а там она настоящим лесом поднялась. Значит, косить уже было невозможно, приходилось рубить топором. Но этот разумный метод Макар Иванович одобрил лишь после того, как порвал свою новую косу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1
Еще летом 1987 года получил Макар Иванович из соседнего городка пись-мо. Писала ему кузина Леонора Никифоровна Гвоздилина. Адрес – уже россий-ский – сообщала, по которому можно ее семью найти, из Германии прибывшую. Муж ее, подполковник-танкист, оставил службу по возрасту, то бишь отслужил положенное. И полагалось ему выбрать для дальнейшего проживания и работы на гражданке любой городок страны родной.
Мог он к родителям в Самару вернуться, мог и на теплый юг податься. По-ближе к родственникам Леоноры. Но имел он, Гвоздилин Аркадий Иванович, шанс и в Магдебурге остаться: друзья-немцы работу на заводе предлагали.
Последнее было бы заслуженной наградой после двадцатипятилетней ка-торги, после скитаний по военным городкам Азербайджана, Украины и Германии, где служил он уже по второму заходу.
Конечно, тогда еще и в страшных снах не могло привидеться то, что ожида-ло в ближайшем будущем военных сынов России. А потому и заманчивое, и ра-зумное предложение немцев осталось для Гвоздилиных лишь комплиментом.
Леонора на теплом юге настояла. Вот они и приткнулись вблизи деда Ивана и бабы Анны, а также Макара Ивановича, который сам болтался как тряпка на ветру и не был надежной опорой даже самому себе, а уж родственникам – тем более. Правда, родственники оставались им довольны: он, круглый сирота, у них помощи не требовал, а они в фундамент его жизни мало что вложили. В чудеса они не верили и потому его малыми успехами не огорчались.
Работал и жил он на одном месте, однажды выбранном, получил квартиру. Вся беда его в том состояла, что в партию не пролез и потому к вершинам его никто не подталкивал. Так, слава богу, он хоть у подножий не валялся. Его можно было понять и принять.
Друзей заводить во что бы то ни стало он не стремился. Полагал, что по совести поступает. И рассуждал так: «Даром для меня никто ничего не сделает. Так зачем поощрять тех, кто пытается и надеется? Я отблагодарить не сумею. По-честному такое не сотворишь, а закон переступать не хочу.  Не вижу смысла».
Словом, под крыло к такому человеку прибиваться не следовало. Но Леоно-ра, одиночества на чужбине убоявшись, бездумно именно этого добивалась и добилась. Как потом выяснилось, то была ее большая и непоправимая ошибка.
Вот так выбрали Гвоздилины южный городок в Предкавказье. В трех кило-метрах, на хуторе, старики жили – очень дальние родственники Леоноры и в полусотне километров – Макар Иванович с новыми домочадцами. Девять лет назад он второй раз женился.
Привезли с собой Гвоздилины автомобиль, мебель немецкую, одежду эле-гантную и чувал воспоминаний, по преимуществу, горьких: как проваливались, как выныривали. Сходу подворье с хатой арендовали. При наличии автомобиля, одной квартиры  было им маловато.
С ними жила дочь Анжела. Десяти лет. Сын взрослый сосал родителей на расстоянии, то бишь от бабушки с дедушкой – из Самары.

2
Получив несколько настойчивых приглашений кряду, Стожковы, наконец, с визитом вежливости прибыли. В километре от центра города нашли узкую глухую улочку. Хатки были по холмикам посеяны.
Дворик Гвоздилиных Макару Ивановичу глянулся своим возвышением над улицей. То, что он на холме закрепился, для стока воды было удобно. А это не последнее дело при здешних затяжных осенних, зимних, весенних и летних дождях. Несомненное неудобство холмик для автомобиля представлял. В такой, не одетый в бетон, дворик легко мог только гусеничный трактор или танк подняться.
Но Макар Иванович рассудил философски: «В жизни не бывает вещей во всех отношениях приятных. Что для одного случая годится, для другого не пой-дет…»
Дворик примыкал к длинной хате с востока. В него гляделись главные окна. Улица оббегала его с севера, и северные окна могли быть только окнами спаль-ни. И действительно, они были даже ставнями прикрыты.
Квартира состояла из трех комнат. Разумеется, две первые оказались про-ходными (хата была слишком узкой, чтобы внутри еще какие-то коридоры горо-дить). Вторая  комната была приемной залой, на долю первой сложности прихо-жей и кухни достались.
Итак, в зале – слева по ходу – стоял аккуратный диванчик зеленого цвета, перед ним изящный темный полированный столик на каточках. К нему легко подплывали такие же совершенные, низкие, удобные кресла. Все эти чудеса были из одного комплекта (гарнитура).
- Если присесть за наш, отечественный, раздвижной стол, пользуясь нашим же диваном, то подбородок на столешнице зависнет, - сравнил Макар Иванович.
Немецкий же столик был таков, что под него едва колени прятались и на столешницу можно было глядеть удобно, сверху. К тому же, и длина, и высота столика по обстоятельствам регулировались.
А такого рода столы для россиянина – главное ристалище. Потому-то Макар Иванович прямо-таки любовно оглядывал и по достоинству оценивал удобства.
- Умеют же люди такую конфетку сотворить! – восхищался он.
Хозяевам то было очень приятно, и они показали и другие приобретения, тем подтвердив, что недаром жизнь прожили. Катерина Спиридоновна согласи-лась с ними и на словах, и в душе. Позавидовала. Но Макар Иванович сокрушал-ся по поводу главного упущения Гвоздилиных.
- И охота ж им было из рая в помойное ведро сигать?! – выплеснул он свою досаду, когда хозяева в переднюю за горячим блюдом отвлеклись.
Дочка у Гвоздилиных была существом бледным, с прямыми льняными волосами, с правильными чертами лица, с карими, как у отца глазами. И хорошо, что она на мать не походила. Та была полноватой коротышкой, а русые волосы подбеливала и завивала. Нос имела с широкими крыльями. Такому носу никто не завидовал.
Сам Аркадий Иванович лицом был строг, без завитушек, гладкий, литой, будто позлащенный блондин. Ему и с гражданской экипировкой мудрить не при-ходилось: на нем все сидело ладно, как форма. Зато его супруга являла некое облако цветастое. На ней болталось не то платье просторное, не то халат.

3
Получив письмо от Гвоздилиных, Стожковы вопросом задались: «А что из приезда Гвоздилиных следует? Какие перемены? В какую сторону?» В том смысле призадумались, что Гвоздилины показались им людьми бывалыми, удачливыми, умными и богатыми.
- Ну, вот. Теперь у тебя под боком родственники деловые, - заметила Кате-рина Спиридоновна. – При них и ты богатым сделаешься. Кое-чего они тебе подкинут и кое-чему подучат. Не стихи, конечно, сочинять…
- Может, быть,.. Может быть, - бездумно согласился Макар Иванович, чтоб лишний раз не спорить. Да и с другой стороны, что-то должно было выйти. Ведь ходили легенды о том, что граждане страны Советов – в некоторой части – о загранкомандировках мечтали. И те из них, кому мечту осуществить удавалось, на самом деле зажиточными становились. Во всяком случае, непременно привозили автомобили легковые. Конечно, непонятным оставалось, каковы причины удачи. То ли их таланты там оценить по достоинству умели. То ли другой секрет действовал. А Гвоздилины в Германию ездили дважды и каждый раз не на один год. Уже из этого следовало, что они самые счастливые и самые состоятельные люди. Но Макар Иванович озадачил супругу, в заключение разговора брякнув: - А может и не быть…
Катерина Спиридоновна, естественно, на такую шутку возмутилась, его крепко захмелевшим посчитала, хотя последнее было не его амплуа, а ее собст-венное.
- Вечно ты со своим карканьем настроение испортишь! – отчитывала его она. – Перенести не можешь, когда все идет хорошо. Тебе везде и во всем хочется пакость выкопать!..
- Не желаю я ничего выкапывать, - оправдывался он спокойно. – Жизнь так устроена, что со стороны никогда ничего хорошего не свалится, если о том сам не позаботишься.
- Так подтаскивай, пока есть возможность! Пока есть откуда!
- Да сомневаюсь я, что есть откуда, - продолжал он размышлять вслух. – Леонора и Аркадий не раз проводили отпуск у стариков моих. Так на моей памяти, ни один приезд без демонстрации Леонорой своего недовольства супругом не обошелся. В ней постоянно разбухало разочарование всеми и вся. Даже стариками, которым на год, на полгода бросала она своего маленького сына. Она расписывала свое настроение так, будто ее все надули. А Аркадий – больше всех. Будто из-за него она какой-то более выигрышный вариант жизни упустила. Однажды я даже не удержался и высказал Аркадию свое возмущение. На твоем месте, сказал я, я б давно бросил Леонору! Зачем тебе эти коврижки с нервотрепками!? Парень ты честный, трудолюбивый, умелый (то было даже не мое мимолетно составленное мнение, а мнение тертого жизнью слесаря, нашего деда). Не в чем у тебя ковыряться да на свет рассматривать! Но он отверг мой совет: посчитал, что со временем все уладится.
- Вот закончу службу, - пояснил он, - выберем место жительства поудобнее и заживем без ссор. Не из-за чего будет…
- Ой, сомневаюсь! – не соглашался Макар Иванович. – Было бы желание показывать друг другу кузькину мать, а предлог всегда отыщется!
- Ну, а теперь вот дождались, - высказывалась Катерина Спиридоновна. – Сдружились…
- Может быть, - опять вслух подумал Макар Иванович. – А может и не быть… Если до сих пор не о том пеклись, то и теперь… по инерции.

4
Когда Стожковы посетили Гвоздилиных второй раз, то уже на новом месте нашли: в центре города, в квартале от главного рынка, к которому автовокзал примыкает.
Теперь они жили в высоком доме. Двор был на уровне тротуара и проезжей части узкой улицы, по которой так часто грохотали грузовики, будто шла эвакуа-ция города.
Место для легкового автомобиля во дворе имелось, но не было уже  его са-мого. Продали.
Аркадий Иванович в автошколе работал, учебной частью заведовал. Леонора Никифоровна – там же, машинисткой. В свое время она зубоврачебную школу закончила, но ни одного года по этой специальности не практиковалась: из школы замуж поступила и пошла колесить по свету со своим офицером.
В правом углу двора находилась кухня. Высокий старый дом просторное крылечко имел, но доски подгнили и лишних шагов по нему делать не полагалось. Проход был подстрахован свежим настилом. Перед входной дверью был тесный, тоже дряхлый тамбур дощатый с полуоблупившейся голубой краской.
Из тамбура всяк входящий в тесную прихожую попадал, из нее – две ком-натки направо и две налево. Комнаты небольшие, но с очень высокими потолками и холодными, неухоженными стенами. Чужими, не обжитыми, как в сарае, в который вас случайно загнал ливень.
Так что уюта здесь было еще меньше, чем на первой квартире с ее низкими потолками, с меньшей жилплощадью. Та же красивая мебель в этих клетушках-колодцах уже не создавала уюта.
В воздухе витала некая отчужденность, нечто вроде казенного вокзального ожидания или трагического прощания. Словом, господствовал некий излом.
Леонора по-прежнему не дремала, Аркадий радушно улыбался гостям и ожиданиями угощений не томил, хотя причин торопиться и не было: гости подга-дывали под конец рабочего дня, под выходные.
Тем не менее, для спокойствия души чего-то не хватало. Макар Иванович, любивший не анекдотами развлекать, а других выслушивать, обычно помалкивал и сбои в настроениях улавливал.
А когда Стожковы под Новый год прибыли – на день рождения Анжелики – и Аркадия дома не оказалось, то почувствовали себя и вовсе лишними. Пришлось развернуться и к старикам на хутор укатить. Там от Стожковых особых подарков не ждали, принимали радушно, и они не замечали, что угощения очень просты: студень из свинины да стопка самогона. Здесь они были свободны как дома.
- Вот видишь, - заметила тогда Катерина Спиридоновна, - мы уже и до рав-нодушия дослужились. Прибыли по приглашению и вдруг – не до нас.
- А я тебе на что намекал? – оправдался Макар Иванович.
- И все же, Аркадий, хоть и не родня, но при нем лучше, - выдала свои на-блюдения Катерина Спиридоновна, трясясь в пригородном автобусе.
 - А дома его нет потому, что поскандалили накануне, - предположил Макар Иванович. – Семейная их жизнь не налаживается… Я, по темноте своей, думал, что переход его на гражданку простым будет: оставил воинскую часть, прибыл на постоянное жительство – заселяй квартиру. А тут все ждут и ждут и никак не дождутся. Вот они с еще большим воодушевлением скубутся.
- А если разобраться, то он здесь не при чем… Не сидит же сложа руки на пупке!? – принялась анализировать Катерина Спиридоновна. – На учете состоит. Дом достраивается. И мне известно, что сдать такой дом не быстро и не просто… Да другие люди и не столько ждут. Пятилетками!
- Да она и не против, чтоб другие ждали. Ей самой неохота… Нет, сканда-лам этим не будет конца.
- Конечно. Потом этаж не понравится. Соседи…

5
Стожковы были правы. Атмосфера вражды в семье Гвоздилиных поддерживалась из-за споров о том, что Аркадий Иванович плохо у властей квартиру тре-
бует: ленится лишний раз напомнить, кулаком по столу не стукнет и т.п.
На самом же деле он не только еженедельно посещал все приемные (от военного комиссара до первого секретаря горкома партии коммунистов), но давно вступил в союз единомышленников. И союз вел наступление на властьпридержащих напористо и неослабно. Его члены часами осаждали и секретаря горкома, и председателя горисполкома, и военного комиссара.
Союз братства отставников побеспокоил и депутата Верховного Совета Союза ССР и члена ЦК компартии, проживавшего в городке Макара Ивановича, но надежная перспектива все не вырисовывалась. А потому Леонора тигрицей на Аркадия кидалась, как на убийцу, застигнутого на месте преступления. И Аркадий под любым предлогом убегал из дома.
Если бы Леонора не торопилась судить мужа, то и в итоге она бы меньше потеряла. Если бы она могла заглянуть на пятилетку вперед, то убедилась бы, что ему еще повезло, что с ним еще можно прожить счастливо. Не повезло тем, кто был моложе и шел следом. Вот тем уже никакая квартира после отставки не светила.
Но она все назад оглядывалась, на нелегкий путь Аркадия от лейтенанта до подполковника. И все терзалась тем, что там могло быть лучше, чем на самом деле сложилось. Никак не хотела забыть неприятности, какие довелось пережить. Особенно когда он состоял уже на должности зампотеха дивизии.
Досаднее всего было то обстоятельство, что свалилось последнее горе на них не из-за халатности подполковника, не из-за лености или слабого знания дела. Нет, причиной сделалось его же трудолюбие и ответственное отношение к службе.
Его чуть не разжаловали. Случилось это в Германии во время инспектор-ской проверки. Гвоздилин возразил юному генералу по поводу глупости, которую тот сморозил подполковника поучая.
Юный генерал не имел в своем багаже знаний и опыта Гвоздилина и потому не мог понять подполковника-трудягу, лучшего подполковника в войсковой группировке. Генерал рос не по собственным заслугам, а по протекции. Потому и не успел, и не мог успеть, не мог толком овладеть предметом.  Это учли и не назначили его работать, то бишь командовать, а поручили проверять.
А от проверяющего немного требуется: наводить страх на подотчетных людишек. Проверяемому надлежит быть испуганным, подобострастным, сговорчивым, податливым. Независимо от состояния дела. Другими словами, требуется молчать и в рот проверяющему заглядывать. И каяться, каяться, каяться при малейшем намеке на недоработку.
А Гвоздилин, по простоте душевной, стал опытом делиться. Ну, генерал и усек в том непочтение. Оборвал подполковника, его начальнику на непорядок указал. Тому делать нечего – согласился. И тогда все за Гвоздилина взялись и поволокли его по кочкам служебного протокола, в душе кляня и называя его идиотом, который не только лишнюю работу задал, лишние расходы организовал, но и испытание им устроил. Дескать, начнешь отличаться да вдруг переусердствуешь и не в те двери залетишь. Какие уж тут проверенные истины, какая правота? Тут бы тихо сидя в собственном кресле удержаться! Тут бы пронесло хоть как-нибудь! Поменьше бы замечаний и контактов!
Потому и висела судьба Аркадия Ивановича на волоске не один месяц. О такой «удаче» мужа Леонора не могла не прослышать. Не могла она и не про-клясть его. Которого не то, что не любила, но не уважала. По ее мнению, он много обещал, но мало чего добивался.
А тогда, естественно, она крепко испугалась. За самою себя. И потому спа-сать положение кинулась. Но в поисках выхода только захлебывалась и гибла: сама-то она вообще ничего не умела и не могла. Ходила по знакомым Аркадия Ивановича, унижалась, на все соглашалась. На все свидания отзывалась. И те мужики, которые в защиту пикнуть боялись, делали вид, что от них все зависит, что они повлиять могут. Выручат.
Ситуация же сама по себе в лучшую сторону переломилась. Выяснилось, что никто ничем не помог, хотя плату за помощь взял. И тогда она еще больше возненавидела спасшегося мужа и… самою себя, которую потеряла.
Мучилась-мучилась да и выплеснула.
- Спасители! – истерично вопила она на многолюдном торжестве. – Сами все в штаны наложили! А как торговались! Ну, как настоящие! Как стоящие! Фа-шисты! Вот кто вы!
ГЛАВА ПЯТАЯ

1
Катерина Спиридоновна была так навязчива со своими инициативами, что Макар Иванович догадался: «Надоели мы сватам хуже горькой редьки. Надо как-то выкручиваться, чтоб однажды взрыва не случилось…»
И на самом деле такое могло произойти. Ведь не все ее предложения были полезны, уместны и ко времени вносились. Вот, к примеру, на огородах она ко-сить амброзию торопила, видя в том только одно: амброзия – сорняк карантинный и всякое ее уничтожение полезно. Но Волоховы давно заметили, что под амброзией картошка великолепно от жары спасается. Вот они и не торопились ее косить. Копая ту же картошку, не могли не обратить внимание и на то, что в соседстве с мощным корнем другого растения картофельный куст богаче: картошка крупнее, ибо тяжелую почву тот корень взрыхлил. То мог быть не только корень подсолнуха или кукурузы, но и амброзии.
Опять же у свахи, в колхозе работавшей, набиралось много и других сроч-ных дел, чтоб неотлагательно за предлагаемые Катериной Спиридоновной хва-таться.
Наконец, частые наезды Стожковых Нине Сергеевне работы по их кормле-нию и устройству на ночлег добавляли. И Макар Иванович стал голову ломать, как бы это по-другому на хуторе утвердиться. А уже разрешалось, и многие горо-жане воспользовались этим: под дачи хаты покупали.
- Тогда свахе убытков будет меньше, - прикидывал он. – Мы приезжаем к себе и навещаем сватов. Если им не до нас, на своей усадьбе копаемся.
- Каких сватов? Сваха уже давно свата прогнала! – неожиданно разозлилась Катерина Спиридоновна (разговор вели за вечерним чаем в городской квартире). – Тот гусь и сам у нее медалью на шее болтался, так предложил еще и его мать приголубить. Вот она и отпела: «Либо в колхоз, либо со двора вон!»
- Тем более! – не смутился Макар Иванович идейной дикостью домашней руководительницы, направляющей силы. – А то и нам то же самое будет!
И нашел он очень скоро усадьбу подходящую. По цене. И от свахи недале-ко. Домик давно продавался. Многие внимание обращали, но купить никто не решался. Посмотрят, посмотрят и отвернутся. По соображениям разным. Спиридон Сергеевич, к примеру, тем огорчился, что усадьба угловая.
- Городить много, - пояснил он. Речь о заборах.
Других изумляло то, что все продаваемые хаты, даже с дырявыми стенами, имели надежные и традиционные крыши: из шифера, черепицы, из железа, из камыша, на худой конец, а эта – из бумаги, из рубероида (ни тебе прочности, ни вида. Значит, лысая какая-то. И это под ураганными ветрами!)
На самом же деле то была и не хата вовсе, а домик. Хата – строение узкое и длинное, а тут почти квадратное. Домик был железом крыт, но железо то давно сгнило. Вот безалаберные бедняки-хозяева и прикрылись рубероидом. И было то в округе настолько непривычным, будто домик стоял и вовсе без крыши. А что крыша влетит в копеечку, сомнений не было. Было сомнение и в том, стоит ли натягивать на эту горку хлама новую крышу.
Однако Макар Иванович не о таких деталях печалился. Сомневался он, хватит ли денег даже на такую роскошь. И потому объявил твердо, что имеет две тысячи рублей и что отдает их за хату. И что еще готов уплатить сельсовету за оформление договора купли-продажи.
Такую стратегическую тайну вызнав, низкорослый и худосочный хозяин, бу-дучи в душе фашистом, то есть врагом и себе, и людям, вырубил на усадьбе че-решни и продал домик.
Как одолжение великое сделал. Будто подарил да еще в хорошем состоя-нии: и с настоящей крышей, и без сквозных трещин в стенах. Из местных мужиков ему бы больше одной тысячи никто бы не дал.
- На дармовую прибыль разогнался! Сорок ведер черешни за сезон! Он по-ложил их задарма отхватить! – оправдывался он в душе, разорение на усадьбе творя.
Он всегда был недоволен. Домик – это было то единственное, что ему при-надлежало. Женой парни со своей улицы пользовались. И в любое время: хоть при нем, хоть без него. Вот он и мечтал защитить свои права на неперспективном хуторе (приговоренном под снос). В той, еще большей глуши, он присмотрел себе жилище бесхозное. Не было, конечно, там на входной двери крючков надежных, но не было и нахалов. А здесь его же крепкие крючки (один сверху, другой с низу двери) его в дом не пускали, когда с его смазливой женой незваные гости развлекались. Он бегал под окнами да скрипел зубами: «Ну, фашисты! Передавлю трактором!»

2
Вообще-то с зарплатой у Макара Ивановича получалось уже не плохо. Если бы ему кто кредит выдал, то он смог бы его и вернуть. Новые времена создали для него неплохие условия. Появилась новая отрасль – страхование кредитов. Коммерческие банки выдавали кредиты проходимцам и арендаторам, но только под гарантию Госстраха. А в городе уже работало четыре новых банка. Но, как и в любом виде страхования, так и в этом, главным было развитие, то бишь принцип: если берешься страховать, то страхуй много. Естественно, Багрова не справлялась с очередью желающих, и она законно поделила эту работу с замом. Вот из этой догрузки у Макара Ивановича вторая зарплата набиралась. Была она порою даже выше основной. Потому он надеялся – со временем – накопить денег на строительство нового домика.
«Дело к старости, - рассуждал он. – Да и вообще… Может, делиться придется… Особенно «вообще» было убедительно ядовитым. Из страховой конторы его пытались выдавить два обстоятельства: недовольство сотрудников (его стационарным, а не командировочным участием в развитии страхования да еще дополнительными заработками) и то, что сам  он по горло был сыт частыми хозяйственными неурядицами.
Нашел, к примеру, фирму для ремонта и улучшения интерьера конторы. Вроде бы - живи и радуйся. Себе же памятник при жизни ставишь! Ан нет! Из простого дела скандал вылущился. Деньги фирма получила, а работы не завершила. Фирма исчезла!
Но если договор с фирмой не каждый читал и не каждый о причине срыва знает, то в других случаях все на виду оказывалось и разумность действий под сомнение ставилась. К примеру, авария канализации. Тут всякий переступивший порог рисковал в дерьме по щиколотку оказаться и стать судьею.
- Те обезьяны, что верхние этажи заселили, никак не могут найти разницу между унитазом и мусоропроводом! – чертыхался он.
Одна такая авария основательно подмочила деловую репутацию Макара Ивановича. Милы Михайловны Багровой, как обычно, на месте не оказалось. Стал он сам разбираться (урывками, между делом!) Позвонил на предприятие, которому квартиры принадлежали, потом принятия срочных мер дожидался.
Сообразил-то сразу, где выход: рядом с унитазом дырки прорубить и нечистоты в подвальное помещение сбросить. Однако там два склада с архивами его же конторы располагались. И лишь когда убедился, что там все равно воды по колено, операцию проделал. Выволочку же от Багровой получил за то, что вынос документов наверх не организовал. Лежали они высоко, подтопление шло снизу, вода не могла подняться до полок, потому что коридор в подвальном пространстве сквозной и свободной площади столько, что нечистоты могли только смочить ее, но не заполнить коридор даже на полметра в высоту. Так оно и было: грязная вода вширь растекалась.
Но неожиданно она стала через потолок просачиваться по всей площади. Значит, она заполнила пустоты перекрытий и пробилась вниз по стыкам. Тут уж получился дождь, и теперь документам грозила порча.
Их надо было спасать, но как? Выносить без сапог и руками голыми?  Без халатов? Брать окропленные нечистотами  сшивы  охотников найти невозможно: люди не затем на службу пришли, чтобы и одежду, и обувь испортить.
А чуть позже наступило время заняться проблемой и Багровой. Она пыта-лась привлечь виновников аварии к ответственности. Предприятие-домовладелец сразу оказалось ни при чем, а найти конкретного виновника в му-равейнике из жильцов дома было невозможно. Специалисты установили (для себя), что канализация засорилась не по вертикали, а правее страховой конторы. Словом, в суд дело не пошло. Знатоки убедили, что в стране и закона такого нет, который бы в подобном случае защитил.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1
Квартиру Гвоздилины получили в девятиэтажном доме, на окраине города, в новом микрорайоне. Поселили их на четвертом этаже, с видом на восток, на сосновый лес. Все это было великолепно. Квартира имела множество недоделок. Но то не было новостью в подобном положении ни для кого. То были мелочи жизни, допущенные строителями и властями очень давно, а потому о них и говорить было не принято, хотя при большом старании и ими можно отравить жизнь человеку.
Леонора по телефону позвала Макара Ивановича обои клеить, представляя его жизнь такой, будто ему и разу заняться нечем, будто он о таком приглашении всю жизнь мечтал, будучи опытным специалистом в этом виде ремонта. На самом же деле (на тот момент) он не приклеил ни одной ленты за свою жизнь. Свою квартиру Стожковы все еще белили.
Понятно, что клеить обои ни он, ни Катерина Спиридоновна не бросились. И Гвоздилины с ними, с обоями, сами управились. Да и почему бы им втроем не управиться, когда жилплощадь они получили самую обыкновенную – две комна-ты, коридорчик и кухню тесную.
Гвоздилиных Стожковы навестили через год, в конце лета. Привез их Ана-толий. После традиционного застолья Аркадий Иванович предложил за город поехать, на участок дачный – место его бдения по выходным.
Через весь город пробились, на окраину противоположную. И показал он гостям любовно выпестованный огород, где контейнер стоял железный – узкая коробка в рост человека. В ней хранил он лопату, тяпку, ведро, грабли, косу  и прочий инвентарь огородника. Контейнер замыкался, был привинчен полом к фундаменту, чтоб любители легкой наживы не могли похитить.
Аркадий Иванович выставил экскурсантам картошку хорошую, морковь, по-мидоры, арбузы, дыни, лук, чеснок, перец, капусту. Дынями одарил на прощанье да и остался среди своих грядок, а они, гости, укатили.
- Здесь я отдыхаю, - признался он, и Макар Иванович понял: «Человеку больше негде жить. После того, как квартиру получил… Чем же Леонора его тра-вит? За что?.. У меня, конечно, жизнь не лучше. Но у меня не те данные, не те возможности и потому я худшей доли заслуживаю… И то, у меня есть Людмила. Я хоть с нею отогреваю душу».
Грустно было оставлять одинокую фигуру на безлюдном поле.

2
Поздней осенью Гвоздилины к Стожковым приезжали. На день рождения Макара Ивановича. У Стожковых были и другие гости. В этом отношении всегда Катерина Спиридоновна отличалась: без согласования с супругом, своих знако-мых приглашала. Макару Ивановичу искусственные знаки внимания на службе надоели, а потому в гости к себе он никогда никого не звал. А коллеги, учитывая невысокий уровень его жизни и особенно скромные кулинарные таланты его жены, сами не набивались.
На этот раз Катерина Спиридоновна заполучила своего директора с женою и зама. Видные мужики любили не только хорошо выпить и закусить, но и пошутить, анекдотами попотчевать, а также попеть и поплясать. Особенно зам отличался. Мужчина крупный, высокий, говорун отменный, на своей усадьбе хозяин толковый и трудолюбивый. А дом и хозяйство он в пригородном хуторке держал. В гостях же теперь хвалился достижениями разными и отменным виноградным вином угощал. От чистого сердца предложил он Гвоздилиным десятилитровку как людям основательным, солидным, для потчевания и удивления гостей своих в своем доме, то бишь на квартире.
С замом Леонора плясала и заигрывала. С вечера десятилитровку купить согласилась. Афанасий Федорович, зам, пообещал утром подбросить, а пока обсказывал, как на Украину к знаменитому доктору за мануальной терапией мотался. Естественно, с юмором расписывал.
- Подъезжаю это я к его усадьбе роскошной, - повествовал он, - и вижу та-кую вереницу легковушек, как если бы весь город знаменитость хоронить тронул-ся. Ну, думаю, в этой очереди меня точно похоронят. Не дай бог, болячки прихватят. Бросил своего горбунка, вперед пробиваюсь, осматриваюсь. И голову ломаю: за что же зацепиться? То, что я издалека, из заграницы, тут не диво. Таких навалом. На виноградник наткнулся. Запущенный, дальше некуда. Обрадовался. За ножницами сбегал. Благо, в багажнике нашел. Вернулся и за дело. Лесенку поблизости присмотрел. Условия создал, работаю. Час проходит, другой, третий. Никто моего усердия не замечает. И так до вечера. Вечером на меня дворник наткнулся. Зашумел: «Ты что? Лесенку раздавишь!» А я не растерялся и ему: А ты если опасаешься, так предоставь другую! Приволок он мне попрочнее и поинтересовался, наконец, кто меня к делу приставил. Как, говорю, кто? Сам! Сказал, наведи порядок! Дворник отцепился, побежал выяснять, что со мною, медведем, делать. Доктора-хозяина привел, а тому работа моя глянулась. Так мы и вошли в контакт… Жду. Обещал теперь ко мне в гости пожаловать… Со своей работой к нам…
Утром, к восьми, до позднего подъема в выходной, доставил Афанасий Фе-дорович обещанную емкость. Леонору для вручения и расчета вызвал. Вот он своими брежневскими бровями играет, праздник вечерний возобновляет. А она: «Не надо! Дорого!» Макар Иванович от неловкости готов сквозь землю прова-литься. Сам бутыль выкупил, Афанасия Федоровича приветил, другим разгово-ром занял. Неловкость загладил, проводил гостя. Потом Гвоздилины – до отъезда – то вино выпили. А Макар Иванович так и не понял, богато живут Гвоздилины или бедно.
После второй ночи – из перебранки – Макар Иванович уяснил, что дорогой гость его приговорен был в лоджии спать. Всю спальню Леонора одна оккупиро-вала да еще и недовольной осталась.
- В чем дело? – вмешался Стожков.
- А он храпит! – бросила в ответ Леонора.
- Ну, вот что, сестрица. Коли ты и впредь так хамить будешь, я знать тебя не хочу!

3
Еще через полгода позвонил Макару Ивановичу Гвоздилин и попросил, чтобы они, Стожковы, в гости с зятем приехали.
- Хочу, чтобы Анатолий машину посмотрел как мастер-ремонтник, стоимость ремонта прикинул. Купить намереваюсь, - пояснил он.
Просьбу исполнили. Прикатили и тотчас в автошколу заглянули, где в охра-няемом дворе, под окном кабинета завуча, красный «Москвич» стоял. Анатолий свои соображения высказал и тем убедил, что автомобиль приобрести стоит.
Стожковы после застолья благополучно восвояси вернулись, а Аркадий Иванович «Москвича» у автошколы выкупил, гараж подобрал и запчасти добы-вать принялся.
Теперь Леоноре прокатиться на «Москвиче» не терпелось, и она с ремонтом торопила. У Аркадия Ивановича появился повод пореже дома бывать. Завел любовницу, домой возвращался трезвым редко.
Дело в том, что в те времена в стране еще с запчастями туговато было: их за магарычи доставали. Но еще одно затруднение не отпускало. По дурной тра-диции, он, добытчик и семьи кормилец, получив зарплату, пенсию получив, отда-вал все деньги Леоноре. Та чуть ни половину их отсылала на пропой сыну, а ос-тальными тоже сама на месте распоряжалась. Фактически на ремонт «Москвича» приходилось брать деньги из третьих источников, которые надо было придумать.
Старались ремонт произвести дешевле, а выходило все дороже и дороже. Словом, дело с ремонтом затягивалось, запутывалось.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1
Вспоминая о кошмаре аварии канализации в своей конторе, Макар Ивано-вич благодарил бога, что квартира у него на четвертом этаже, что в ней с ним такая ситуация невозможна. Чистой водой заливали с пятого: забыли кран за-крыть, когда в водопроводе воды не было. Но то ж сущие пустяки.
Багрова жила на земле (без этажей), в доме от предприятия мужа, а потому и намека хоть на какую-нибудь аварию быть не могло. Да у него там было кому ликвидировать. С другими сотрудницами всякое случалось. Воспоминания остались живописными. Молодые мужья впервые при юных женах в таком переплете крыли матом, а уж вони, а уж грязи, как в страшном сне. Совсем не то, что ушли из своей конторы, и забыли. А тут сутками да по выходным! Поленится какая-то обезьяна мусор вынести и запихнет его в унитаз, а все следом расхлебывают.
Потому так сладостно думалось Макару Ивановичу по пути на хутор о соб-ственном домике на земле. И чем дольше он обдумывал этот проект, тем больше тот ему нравился. Как прыжок в новую жизнь.
«Если хорошо вдуматься, - мысленно рассуждал он, - то горожане, на эта-жах благоденствующие, фактически и места на земле не имеют: по каким-то кар-манам временно сидят. Сыграет такой жилец в ящик и – никаких следов! А на хуторе непременно бы сказали: «Да вот он, дом Михаила Петрова. Он двадцать лет, как помер, а все, как им устроено, держится. И забор решетчатый, и крыша черепичная».
Был ранний осенний вечер, когда Макар Иванович в Каменном с автобуса сошел, чтобы купчую оформить. Как обычно, на пригорок, к дому Нины Сергеевны поднялся и о секретаре сельсовета справился до того, как в центр хутора отправиться.
- Да она только что к дочке уехала, - пояснила Нина Сергеевна, - но скоро вернется. Тогда и попросим…
И Макар Иванович ко владельцу приобретаемой хаты поспешил, о пред-стоящем посещении сельсовета предупредить. Застал дома и хозяина, и хозяйку с младенцем. Молча и осторожно выслушали они Макара Ивановича (как о надвигающейся опасности), и тот ко двору свахи  вернулся. А та уточнила: «Как только Зоя Николаевна с автобуса прибежит, так надо Зюзиных за жабры взять». У нее почему-то отношение к рядовому люду было не то высокомерное, не то убийственно презрительное. Будто и эти Зюзины, и те Угловы, у которых она после пожара усадьбу для Анатолия купила, были невозможными проходимцами, которых, наконец-то, удалось подсачить законом. Она не говорила с ними, а внушала им правильный порядок, убеждала, что все будет иначе, не по-ихнему раскладу.
- К ней – с ними, а потом в Совет, - очень дельно расписала она последова-тельность операции (в ее мудрости Макар Иванович убедился часом позже). – Толик на машине свозит, чтоб меньше хлопот у Зои Николаевны получилось…
По такому плану Макар Иванович и стал действовать. Подкараулил Зою Николаевну на тротуаре, домой управляться пропустил, и повез его Анатолий к Зюзиным, но там, как говорят в народе, поцеловали пробой: тех дома не оказалось. Правда, тому Анатолий сразу объяснение нашел.
- Да то ж они  протелились и хату на Соколином ни вчера, ни сегодня не проведали. Вот на рейсовом автобусе и покатили посмотреть, не занял ли кто. Могут и не вернуться, если до отправления автобуса сбегать не успеют, - здраво предположил он.
- И как нам быть?
- Да проедем и увидим. Тут всего-то пять километров.
И Анатолий повез Макар Ивановича на хутор Соколиный, когда уже стемнело. Ориентиры для Макара Ивановича перепутались, но Анатолий родные поля отлично знал и был на верном пути, и многие углы полевыми дорогами срезал. Перед въездом он на трассу вернулся. Навстречу им рейсовый автобус выскочил, а потом и дорога, и улица во тьму и пустынность погрузилась. У заброшенных хат пробежались – огней не обнаружили, других признаков жизни тоже.
Вернулись в Каменный – Зюзины дома сидели. Забрали их.
Для Зои Николаевны, смуглянки цыганского типа со стройной фигурой, за-минка с поисками Зюзиных была кстати: она с живностью во дворе управлялась – напоила, накормила. К сельсовету устремилась.
Одинокий особняк под деревьями-великанами притаился. В темноте его единственная лампочка выдавала. Над входной дверью. Зоя Николаевна за угол отлучилась, с ключом вернулась, замок амбарный сняла. Осветила коридор и повела в знакомом для Макара Ивановича направлении в свой кабинет, где сейф открыла, печатную машинку настроила.

2
Зоя Николаевна о цене хаты справилась, пошлину получила и подписи у обеих сторон отобрала. После чего новый домовладелец получил свой документ (деньги Зюзину при свидетелях он две недели тому назад вручил). Приняв доку-мент желанный, Макар Иванович радостью в душе умылся.
Потом так же безмолвно, как заговорщики, все с освещенного крыльца в темноту и сырость прохладного вечера спустились. В освещенном салоне расселись, и Анатолий завез домой сначала Зою Николаевну, потом Зюзиных и потом погнал в райцентр, чтоб успокоить тещу, которая и на самом деле крепко разволновалась, решив, что Макар Иванович напрасно концы ищет.
- Плакали наши денежки! Плакали! Отдал раньше времени, а те, бездельники, смылись! – причитала она.
Из того исходила, что в нормальном варианте течения дела поездка должна была пройти без задержки и, следовательно, Макар Иванович должен был вернуться последним рейсовым автобусом. Но автобус вернулся без него.
Макар Иванович отвел Зюзиным на сборы и отъезд две недели. У Зюзина был брат-тракторист, проживающий в Каменном. На его помощь переселенец и рассчитывал. Тракторная тележка вполне могла вместить не только кровать, стол, табуретки, люльку, постель и одежду, но и хлысты выкорчеванных черешен.
Все и прошло по плану, кроме того, что брат долго отчитывал отъезжающего за погубленные черешни.
- Идиот! – внушал он зло. – У человека, может на самом деле денег не хва-тило. Отдал бы потом. Предупредить надо было.
- Да я их с корнями. На новом месте посажу, - оправдывался Зюзин-младший.
- Так они тебе и принялись, дурак жадный! – стоял на своем старший, что был в два раза ростом выше, степенней и расторопней.
Словом, когда Макар Иванович через три дня прибыл на оставленную усадьбу, то нашел во дворе лишь серого пса на цепи, не очень маленького, да кота, тоже серого. Пес протестовал против смены хозяина: с цепи рвался, а кот без обиняков есть требовал.
На входной двери дома контрольный замок висел. Макар Иванович его гвоздем отомкнул и заменил настоящим, амбарным, внушительного размера.
Макар Иванович дал хлеба и ливерной колбасы собаке, накормил благодарного кота. Он привез с собой электроплитку, но хата была обесточена. Монтеры колхозного электроцеха строго блюли порядок. Едва за колхозником калитка закрывалась, как они срывали провода на участке от угла дома до столба на улице, чтоб новый владелец и дня не мог попользоваться электроэнергией до того, как уплатит долги за уехавшего.
И с огородом неприятности припасены новоселу. Не колхознику не положено владеть всей землей приобретенного подворья. Рядом будет бесхозная полоса амброзией красоваться, но у него, у новосела, отрежут всю землю, за исключением шести соток. Как бы скажут: «Помни, что ты здесь чужой. Мы всякими способами тебя выживать будем. То, что разрешили хаты горожанам покупать, не значит, что они здесь богатеть или объедаться начнут. Не надеются пускай. За наш счет не разживутся. Потеряют и то, что сейчас имеют. Мы плохо живем, но и вам, пришельцам, разбогатеть не позволим! При любой демократии! Тем более, при нашей, коммунистической!»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1
Страховая контора Макара Ивановича переживала пик компьютеризации. С помощью специалистов областного управления все долгосрочные договоры вводились в компьютер, натаскивали экономистов по учету премудрости работы на них. А потому ежедневно, с утра, те неслись на служебном «Москвиче» в областной центр с документами и возвращались к вечеру с новыми знаниями и головной болью от непомерных тревог.
Под эти выстраивались и другие осложнения. Багрова водителя поменяла. Следом случилось ей на недельный семинар уехать. Перед отъездом довела она до сведения Макара Ивановича план использования «Москвича», чтоб избежать самодеятельности и кривотолков на сей счет, так как покататься на «Москвиче» хотел каждый из ста тридцати служащих.
Прутков отвезет меня в воскресенье, после обеда, - объяснила она. – За это отгул ему в понедельник дадите. Документы рейсовым автобусом отправите. Во вторник – как обычно. В среду на ремонте постоит. Документы в четверг повезет, в пятницу – и меня, и документы заберет.
Водитель, юный брюнет, на неисправность автомобиля во вторник пожало-вался, в самом начале рабочего дня. Потом на заправку уехал. У него был вид усталого и раздраженного человека, но о том, что болен, разговору не велось. Так вот. Угнал на заправку «Москвича» и не вернулся.
Макар Иванович подумал, что Прутков самовольно вторник на среду поме-нял, то бишь ремонтом занялся, и документы рейсовым автобусом послал. Однако не появился Прутков и в среду. И вот в среду, после обеда, незнакомые ПТУшники сообщили, что в десяти километрах от райцентра, на краю станицы, близ республиканской дороги, «Москвич» лежит.
Макар Иванович позвонил Нине Сергеевне и попросил Анатолия с машиной прислать. А пока зятя дожидался, на квартиру к Пруткову сбегал. Но широкий двор заброшенного консервного цеха  рыбхоза, на ближнем к улице углу которого был жилой дом, пустовал. Ворота и калитка заперты изнутри. Ни «Москвича», ни других автомобилей не видно. По огромному двору овчарка прогуливалась.
Занавески на окнах задернуты, форточки закрыты. Соседка подтвердила: в доме никто не живет, еду собаке со стороны приносят. И Макар Иванович ни с чем вернулся.
Его служебная почта поджидала. Рассеянно перебрав корреспонденцию, он в сейф ее бросил, а из газет принялся просматривать районную. На первой полосе за маленькую заметку зацепился. В ней сообщалось, что Прутков на территории охотничьего хозяйства в охранника стрелял, что дело в суд передано и что суд из-за неявки обвиняемого не состоялся.
Приняв эту информацию к сведению, Макар Иванович заявление составил на предмет задержания Пруткова милицией, поскольку Прутков вместе с автомобилем исчез. Но в милиции заявление от страховой конторы не приняли: рекомендовали в суд обратиться. «Это не посторонний человек, - втолковывали ему, Макару Ивановичу, свою дикую правоту, - а ваш работник. Он оставил вам обязательство о материальной ответственности. Вот и пусть возмещает ущерб по решению суда.»
- Да никакой он уже не работник, - возражал Макар Иванович. – Он бандит. В суд он не пойдет. Он скроется… Не могу же я его разыскать, скрутить и ждать месяц-другой вызова в суд?..
Однако убедить милицию в своей правоте Макару Ивановичу не удалось.
Тем временем появился Анатолий, и они отправились к месту аварии. Но нашли там неожиданно относительный порядок.
В ста метрах от трассы располагался за проволочной сеткой колхозный склад ГСМ. У самой сторожки, на открытом месте, - легковая автомашина с раз-битым передком, с выдавленными передними дверьми приткнулась. Это и был «Москвич» страховой конторы. Госномер подтверждал.
Макар Иванович предъявил сторожу документы и попросил на следующий день отдать автомобиль Анатолию, который с тягачом явится.
Возражений, претензий не было. Сторож, оказалось, страхового начальника в лицо узнал: не раз видел его на собраниях колхозников и выступления слышал.

2
Анатолий уговорил парня-арендатора, и они, закинув передок «Москвича» на полуприцеп, отбуксировали его на подворье к Нине Сергеевне. Макар Ивано-вич возместил расходы парням за счет страховой конторы, и Анатолий в душе стал надеяться, что, в конце концов, «Москвич» ему достанется. Сразу колеса снял и отдал в аренду.
Багрова другого варианта хранения «Москвича» не предложила. Документы для суда подготовили. Надеялись, через своего нарзаседателя всучить их так, чтобы рассмотрение прошло одновременно с первым уголовным делом Пруткова. Правда, потом так гладко и мудро не сложилось.
Багровой удалось даже войти в контакт с матерью Пруткова (с начальником рыбного консервного цеха), но ни самого Пруткова, ни следов его пребывания в районе так найти и не удалось. Все уведомления о получении Прутковым Претензий и приглашений почта приносила исправно, но сам он не показывался. Одно время служащие Госстраха его видели в городе, но скоро и они видеть перестали. Наконец, паспортный стол выдал справку о выписке Пруткова и его выезде на Украину, то бишь за рубеж.
Багрова до судебного разбирательства решила не ремонтировать «Моск-вич», но, того не дожидаясь стремилась приобрести новый. И муж на том настаивал. Из-за этой проблемы жены у него тоже возникла проблема: жена замучила его ежедневными выпрашиваниями служебной «Волги».
Очень скоро страховая контора получила новую «Волгу». Правда, почему-то без надлежащих документов. «Волга» пришла необычным путем: не из областного управления, откуда обычно поступали дорогие и дефицитные вещи, а от посторонней фирмы, заключившей договор страхования очень большого кредита. Договор был заключен прямо в областном управлении, но при горячем участии Багровой.
Но удача с изъяном оказалась. Новую и дорогую машину Багрова уже не решилась доверить человеку с улицы: он мог оказаться новым Прутковым. При-шлось сыну передать. А тот собирался найти более высокооплачиваемое место. И еще одно недоразумение – вечное, неиссякающее – привязалось. Каждый техосмотр превращался в игру в кошки-мышки. Страховой инспектор по транспорту, сотрудничавший с ГАИ, месяцами мучился, пока страховая контора ни получала подтверждение, что техосмотр зачтен.
 Макара Ивановича за утрату «Москвича» не расстреляли и не посадили. На прежней должности оставили, но с тяжелой обязанностью горючесмазочные материалы списывать. А изводилось того добра тьма тьмущая, потому что «Волга» служила и самому водителю,  жившему отдельной семьей, и семье Багровой, у которой три взрослых дочери, и страховой конторе в лице главного бухгалтера, инспектора по страхованию имущества колхозов, инспектора по выплатам за гибель имущества у населения и даже Макару Ивановичу, когда полагалось садить или копать в поле картошку (земельный надел страховиков в двадцати километрах от города).
По этой причине сослуживцы шарахались от Макара Ивановича как от про-каженного, когда их подписями требовалось узаконить очередной акт на списание запчастей и бензина. Им казалось, что именно в этот момент Макар Иванович надевает на них ошейник, чтобы, как уводят на прогулку или в вольер овчарок, увести их в тюрьму за соучастие в мошенничестве. Некоторые в отчаянии кричали: «А где вторая машина, которую вы из этих запчастей собрали?»
Самому Макара Ивановичу такая канитель тоже была крайне неприятна, но страха он почему-то не испытывал: никакого преступления не видел.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1
Правление колхоза на хуторе Каменном к неколхозникам как к врагам оте-чества относилось: старалось, чтобы таких было как можно меньше, если сельсовет не может устроить так, чтоб их не было вовсе.
Обращаться в электроцех в субботу или воскресенье не имело смысла: в выходные ничего не делалось. И через других Макар Иванович не мог подать заявку: после заявки следовало сидеть и ждать электриков в хате. Но Макар Ива-нович и Катерина Спиридоновна работали, более того, состояли на таких долж-ностях, что было очень сложно на полдня незаметно отвлечься.
«Отгул или командировка», - определил выход Макар Иванович.
А пока он изучал усадьбу и удивлялся ее запущенности. Двор был замусо-рен по всей территории: и передний, и хозяйственный – перед сажком и сараем, и сад вишневый за хатой, и по межам – между улицей и огородом, между садом и огородом. Однако не все было плохо: он несколько серьезных приобретений обнаружил. Сад сетчатым забором обнесен, хозяйственный дворик тоже. Со стороны улицы забор из покосившихся жестяных щитов состоял. Они как мертвые пленники на проволочных петлях болтались. Калитка не отворялась, а оттаскивалась для прохода и выхода, но была тоже железной и даже непроницаемой для глаза прохожего. Условно можно было посчитать, что и ворота имеются: два щита были приспособлены к тому, что их можно было развести или разнести, чтобы въехать.
А еще везде валялось много кирпича (и целого, и в виде добротных полови-нок, то есть небесформенных), полезного железа, и на столбы годного, и на перекрытия. Но главенствующим кругом был мусор, мусор самый разнообразный. Вблизи водопроводного крана (на хоздворе) – курганчик из пустых бутылок, в корыте замоченные полгода назад спецовки, рядом клубки ссохшегося и полусгнившего тряпья. К чему отнести старый холодильник и сломанную стиральную машину, Макар Иванович пока затруднялся. Можно было и к приобретениям. Но вот бак – с трактора или автомобиля – ему сразу понравился. «На устройство летнего душа годится!» - решил он.
Рад он был и грязным ведрам, кастрюлям, чугунам. «В хозяйстве все приго-дится!» - радовался Макар Иванович.
На хоздворе имелось два необходимых сооружения с дощатыми стенами и рубероидной крышей – сарай и сажок. Сажок выглядел нормально, а крыша сарая вогнулась внутрь и напоминала тарелку. Вместо того, чтобы отбрасывать всякую влагу от потолка, она ее собирала по впадинам его середины.
В сарае не было пола и не на что было его настилать: посреди сарая зияла совершенно бесформенная яма. Об ее происхождении Макар Иванович догадался. «Это Зюзин мечтал погреб устроить, - сказал он себе. – Но не учел, что сарай стоит на траншее засыпанной, а потому ни квадрат, ни прямоугольник вырезать на земле пола не удалось. Все края обвалились до самых стен. Ни в один из углов пройти было невозможно, в пыльное крошево не спустившись. Конечно, делать для погреба специальные стены в планы Зюзина не входило…»
Макар Иванович строительство погреба на свой манер прикинул. Он поло-жил оставить в сарае только лаз, только ляду, а главную его часть – в передний двор задвинуть. Потолок погреба решил забетонировать и пол в сарае тоже.
И шагнул он, наконец, из тесного коридорчика в комнаты. Переднюю столб украшал, как дуб в поле. Подпирал треснувшую матку с кольцом. Но поскольку в сооружении присутствовала конструкция дома, а не хаты, то в передней была и вторая матка, поровнее и без подпорки. Два окна передней смотрели на север и одно на запад. Оконные коробки перекосились, и рамы старались действовать самостоятельно: перекоситься успела только западная. Комната была квадрат-ной.
«Строили с умом. В начале века, - заключил Макар Иванович. – Ума не хва-тило уже потом. При эксплуатации».
И еще удивили полы. В передней они были крепкими: широкие крашеные дубовые доски. Настоящий монолит. Целехонькие! И еще Макар Иванович отме-тил, что стена северная и стена-перегородка (от светлицы) были заметно выше южной, фасадной стены светлицы. В светлице матки гляделись, как приспущен-ные древка знамен или как смотрятся удилища на берегу. Три оконца южных и два восточных маленькими глазками казались.
В горнице пол был глинобитный, даже рубероидом не прикрытый, к чему прибегают в подобных ситуациях современники в бедности, стремящиеся полы уже мыть, а не смазывать при генеральной уборке, как в старину поступали.
Занятным в горнице было и то, что посреди нее лежало ведра три борщовой или винегретной свеклы и крыса спокойно завтракала.
- Как это понимать? – обратился Макар Иванович к коту, сопровождавшему хозяина, но кот промолчал. Подумав, хозяин догадался: «Помощь требуется… Потравить надо хоть половину». И еще Макар Иванович припомнил, что Спири-дон Сергеевич, сват, называл это подворье крысятником.

2
В следующий раз привез Макар Иванович отраву для крыс и инструмент необходимый: пилу-ножовку, топор, молоток, рубанок, гвоздодер, плоскогубцы, а также гвозди, крючки для ставен и т.п.
Кот его встретил приветливо, а пес… исчез вместе с цепью. Сосед, малень-кий, щупленький старичок в черном, благожелательно сообщил: «Забрал хозяин».
С припоздавшей Катериной Спиридоновной Макар Иванович часа два раз-гребал мусор вблизи водопроводной колонки, потом они к свахе потащились, и Катерина Спиридоновна убеждала всех, что надо незамедлительно скосить ам-брозию на подворье у Анатолия и Риты, куда Волоховы редко заглядывали, а Стожковы считали его чуть ли ни своим главным приобретением.
Там в скирдочке саман лежал и лез в глаза прохожим большой запас фун-даментных блоков. А Катерина Спиридоновна грозилась еще подбросить. За свой счет. И, кроме них, кое-чего. «Я закажу знакомой, - высказалась она перед свахой, - оконные и дверные коробки…»
Но Нина Сергеевна моментально сообразила, что сие приобретение будет стоить недешево, а в дело может и не пойти – по размерам или качеству. И она тут же сбила Катерину Спиридоновну на то, что у той же знакомой достаточно круглый лес купить, а остальное дома сделается, быстро и дешево (своими рука-ми). На том и остановились до уточнения деталей технических: отбора, замера, погрузки, вывозки и оплаты.
Как позднее выяснится, вариант проекта по Нине Сергеевне оказался трижды спасительнее. Во-первых, он состоялся – прошел в дело. Во-вторых, был проплачен не авансом, а после свершения сделки. В-третьих, мужики Волоховы смогли выбрать себе лучшие бревна. А вот свой вариант, повернутый уже на себя, Катерине Спиридоновне реализовать не удалось. Надули. Авансом проплаченные деньги (полная стоимость!) пропали. Но о том разговор отдельный, чуть позже.



ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
Помещение страховой конторы, где Макар Иванович служил, еще недавно казавшееся маловатым и потому не совсем удобным, Багрова разделить решила на площадь достаточную и излишнюю. Планировка дележ допускала. Из зала заседаний, к которому два кабинета примыкали, можно было во двор выйти, туда, где квартиросъемщики бегали. Этот выход – пожарный выход – даже просторное крылечко украшало. Крылечко с перилами, кое Макар Иванович проклинал, так как они помешали ему однажды передвинуть сейфы с плоскости грузовика на плоскость полов напрямую.
Так вот этот зал заседаний и оба кабинета Багрова налоговой инспекции сдала. Можно сказать, родственникам. Дело в том, что традиционно районный финансовый отдел считался старшим братом инспекции Госстраха. Такие поня-тия поддерживались на уровне областного управления. Родство-сотрудничество имело некие здравые смыслы для брата. К примеру, Госстрах строил квартиры для своих сотрудников, а работники финансовых органов эти квартиры заселяли. Госстрах содержал базу отдыха на берегу моря, а работники финансовых органов там отдыхали. И весьма неожиданно устраивались. Им бы, как бедным родственникам, пользоваться бы крохами со стола, а они наоборот: завладевают всей буханкой и крохи хозяевам бросают, да еще и благодарности жаждут принимать. Но для нашего случая дело не в этом. Все дело в наличии родства.
Налоговая инспекция, может, и не сделалась бы признанной родней Гос-страха, посколько ведомственные их интересы уже не пересекались. Но ведь ведущие сотрудники налоговой службы из финотдела вышли и так не могло слу-читься, что они бы вдруг узнавать страховиков перестали. Тем более, что не уз-навать не выгодно: так труднее станет чем-то разжиться.
Тем более, что налоговая инспекция в некотором смысле бедствовала, как и положено неожиданно объявившемуся новоселу. Эта новая очень громоздкая служба, как смола, облепила все свободные углы в здании городской и районной администрации, на задворки управления архитектора и бюро технической инвентаризации вытеснила.
Руководитель налоговой инспекции – маленького роста молодой человек, вчерашний зам заведующего райфо, очень уверенно говорили о прекрасных перспективах своего ведомства: за два года планировалось возвести и заселить типовое здание, которое должно было и налоговую полицию приютить.
Правда, налоговая полиция таким приглашением оскорбилась и пригрозила – за народные деньги! – отгрохать себе особняк не хуже, а до того заняла территорию закрытого детского садика с его клетушками в полуподвалах.
Однако судьба ехидно улыбнулась обоим самоуверенным деятелям: за следующие десять лет никто из них ничего в этом плане до ума не довел. Отсюда понятно, как дороги им оказались все временные приобретения вроде аренды помещений у Госстраха.
Итак, за аренду на два года налоговая инспекция взялась обновить полы в двух кабинетах страховой конторы, сгнившие после неоднократных затоплений. Появилась возможность рассчитаться незаметно: планировался ремонт арендуемых площадей.
Для Макара Ивановича эти тревоги имели не только неприятные последст-вия в виде утраченных его конторой лопат и ведер, но и в виде приобретения некоторого количества половых досок, оставшихся нетронутыми гнилью полностью или частично. Эти доски с помощью соседи он на дачу отправил.
Что же касается сокращения служебной площади, то для Макара Ивановича в том было определенное неудобство: его этой акцией ограбили дважды. Во-первых, лишили возможности уходить из кабинета в другое, спокойное место, когда он техническую учебу с новыми агентами проводил. Во-вторых, к нему в кабинет двоих инспекторов подселили.

2
В страховой конторе шел неумолимый процесс сокращения работающих. По двум каналам: через увольнение на пенсию вышедших, через увольнение тех, кто сумел найти работу в другой организации. Теперь даже когда за махинации главного бухгалтера выкурили, брать нового со стороны не стали. Вопреки традиционному желанию не выдвигаться на ответственную должность, а лишь к повышению зарплаты продвигаться, у женщин Госстраха вдруг излом случился. Одна из экономисток – правда, дама зрелая уже – заявила, что уж лучше в кресле главного бухгалтера, то бишь главного виновника всех бед коллектива, оказаться, чем остаться без работы вообще.
На фоне таких тревог очень странным выглядело заявление Зайцевой Людмилы Павловны об уходе. Все стремились удержаться.
- Я увольняюсь, - призналась она Макару Ивановичу, хотя по ходу оформления увольнения могла пройти мимо.
Как человек честный, он не стал ее задерживать, сбивать с толку несбыточ-ными обещаниями. Нет, он высказал лишь свое грустное сожаление и то очень осторожно. А можно было и в отчаяние прийти: как-никак от его берега отталки-валась последняя спасительная лодка и он оставался один в пустыне равноду-шия людского. Ему предстояло лишь умереть в безмолвии.
- К сожалению, милая девушка, моя королева, не могу я связать вас и оста-вить, - ответил он, упершись взглядом в ее смуглую шею. – Пытать где-то счастье не время. Боюсь, не получится. Крутые времена на наши хлипкие плечи и бесформенные души… Мы не готовы…
В подробности она не входила, да и правильно сделала: зачем царапать живую душу, лучше оставить ему на вечную память темную гроздь локонов, стройные ноги и еле заметный взмах перчатки.
Время спустя, до него дошло, будто Людмиле попутчик подвернулся. И не случайный, а из знакомых детства. Говорили, что она где-то за пределами области исчезла. Чуть ли не в столице России.
Похолодало после такого излома в страховой конторе для Макара Ивановича. Замедлился его суточный бег по жизни. Не торопился теперь пораньше прибежать на работу, не стремился попозже уйти. Потускнели его дни, поблекли.
Но что делать? Другого разумного выхода, кроме как смириться, не было. Связывать свою судьбу с судьбой Людмилы он не мог: и она на том не настаива-ла, и он находил неразумным, безрассудным заполучить в жены женщину, кото-рая на четверть века моложе, которая к тому же притягивает красотой и обаянием чуть ли не весь мужской мир. «Уведут! Украдут! Непременно. Не сегодня, так завтра», - убеждал он себя в ответ на щемящую пустоту в душе перед темной бездной одиночества.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1
2-го ноября 1990 года, около восьми вечера, когда уже хорошо стемнело, Аркадий Иванович, исчерпавший все заделья и зацепки привычных задержек, обреченный на возвращение в опостылевшую квартиру, сошел с попутного при-городного автобуса против своего микрорайона, в трехстах метрах от дома, под сосновым леском, на республиканской трассе Ростов-Баку. Под мышкой правой руки держал он сверток с документами. При нем был паспорт, что случается не с каждым, кто по городу домой в мирное время возвращается. Но главное, при нем было ощущение того гнета, какой на него навалится в виде язвительных вопросов Леоноры, когда он перешагнет порог квартиры.
Предвкушение неизбежных неприятностей затопляло его сознание. На все стороны он оглядывал свое положение (хуже собачьего) и не находил выхода из него, не готовился чем-то умаслить жену, чтобы хоть на время нейтрализовать ее остервенение в бесконечном скандале. Ведь он не нес ей никаких приятных сообщений о подвижках в ремонте «Москвича», он был даже слегка пьян.
Чтобы по голому песчаному пустырю в голубоватом тумане напрямик дви-нуться, ему предстояло пересечь широкую автодорогу Ростов-Баку. Дом его был от нее слева, а высадили его по ходу, на правую обочину.
Подвезший автобус лишь поднатужился, чтоб надрывно двинуться дальше, а он, Аркадий Иванович, уже шагнул на полосу встречного движения. Практически этот участок дороги – за пределами города, а потому автомобили несутся здесь на предельных скоростях.
Аркадий Иванович отметил свет «Волги», но посчитал, что успеет свои два шага сделать. Но не успел. «Волга» срезала его с полотна дороги. И останови-лась.
Смерть наступила мгновенно. От травмы головы. Водитель о том догадался.
До ближайшего поста ГАИ около километра, и владелец «Волги» (а в салоне он был один) на попутной за считанные минуты туда добрался.

2
Три дня Леонора Никифоровна и дирекция автошколы Аркадия Ивановича Гвоздилина искали. По всем мыслимым и немыслимым адресам; пока не про-слышали, что в морге труп неопознанного мужчины валяется. И только мастер автошколы зажатые под мышкой документы обнаружил.
Похороны на седьмое назначили, на день праздничный, после обеда. Лео-нора Макару Ивановичу позвонила, привезти десять литров самогона попросила. Телеграммы сестрам мужа в Самару отбила. И сыну тоже. Остальные, самые сложные и дорогие хлопоты взяли на себя представители автошколы и райвоенкомата.

3
Леонору душило чувство вины. Теперь она сообразила, что это возмездие за все ее пакости. Она стремилась оставить его в дураках. Твердила, что муж мешает ей налаживать жизнь, хотя ни одного существенного дела самостоятельно не провернула. Упорно ловчила и обвиняла во всех неудачах его. Какие-то неспособности выкапывала. А неспособность состояла в самом простом повороте. Отобрав все деньги, она требовала, чтобы он какие-то приобретения делал. Ну, и другие невыполнимые задания подбрасывала.
Как-то Стожковы на ночь глядя к ним прибыли. Она предложила к старикам на хутор съездить. Так она поручила Аркадию Ивановичу автомобиль организо-вать, будто тот у них в гараже стоял исправный. Он ответил, что организует, но только утром. И тогда она чудо в его посрамление сотворила: позвонила подруге, и та незамедлительно на «Жигулях» подкатила. И съездили. Правда, только вчетвером (с подругой вместе.)

4
Отсутствию у Леоноры такта Макар Иванович удивлялся постоянно. Он и сам-то вырос на улице, на ветру, без отца и матери, но все-таки научился сооб-ражать, что такое хорошо и что такое плохо, а также что и как кому преподнести. Она же никаких правил приличия до сих пор в голову не брала и ломила свое где попало и как попало.
Накануне дня похорон гроб с телом в квартире ночевал. Сестры покойного от гроба не отходили. Стожковых спать у соседа холостого устроили. Так Леонора перед сном на полтора часа полоскаться в ванную отправилась. Там она причитала, выла, но нарушила тем главное требование обряда. Сестры в ужасе о том шептались.

5
Ни рев машин на подходе траурного кортежа к кладбищу, ни скопление на-рода у могилы – ни что другое так не потрясло Макара Ивановича, как свидетельство им подъема гроба с телом на четвертый этаж шестью молодцами и столь же успешный вынос тела по узкому, неудобному лестничному пролету.
«Как хорошо, что я на даче умру, - подумал он. – Кто бы это поднимал мой прах на четвертый этаж да потом еще мучился, опуская снова до земли!?»
На въезде в город, вблизи кладбища, забронировали столовую для поми-нального обеда. Там Макар Иванович и разлил по бутылкам подаренный ему Ниной Сергеевной самогон. Там его и распили, а ящики с водкой до следующих поминальных дней отодвинули.
Макару Ивановичу было так стыдно за свою кузину, что он пристроился ра-ботать на подхвате и за стол садиться не собирался, но сестры Аркадия Ивано-вича все-таки вытащили его из кухонного закоулка и разговорили.
После этой трагедии у Макара Ивановича пропала всякая охота навещать Леонору. Она тоже не приставала. Жила заслугами мужа в коллективе автошко-лы, редко, но наезжала на хутор к старикам. А по ночам повизгивала от восторга, когда к ней в спальню через балкон сосед забирался. Анжелика, как и прежде, спала в зале.
Связь эта оборвалась по старинному принципу: бог шельму метит. Объеди-нить свои судьбы любовникам не удалось. Ровно через год на том же месте, что и Аркадий Иванович, был убит автомобилем расторопный сосед-любовник.
Простой и вроде бы удачный замах Леоноры на благополучное устройство семейной жизни с другим, на ее взгляд, более оборотистым и сильным, сорвался.  И она догадалась, что обрыв этот для нее уже вечный. Она как-то скоро вывернула свое положение и оценила его честно и сообразила, что никому не интересна. Кроме собственных детей. А тем нужны были большие средства. И если сына пришло время от кошелька отлучить, то дочь еще была школьницей. Да и вообще девчонкой.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1
В очередной приезд Макар Иванович привез электродрель, намереваясь пристенный шкаф строить. Во время командировки удалось ему подключить свой домик к электролинии. Так появилось первое удобство. Потом он железную кровать доставил. Теперь предстояло столик сколотить и дров заготовить. Топку подправил, тяга была хорошая. Сажу почистил. Требовалось пошпаровать да побелить стены, что Катерина Спиридоновна брала на себя.
Радуясь хорошим планам и первым подвижкам в благоустройстве дачи, прибыл Макар Иванович на хутор и на этот раз. Но когда он ступил на еще не до конца приведенный в порядок двор, то обнаружил, что дверь коридора сломана, а с двери сарая вместе с накладкой замок сорван.
В светлице старый фанерный шкаф распахнут. На полу опрокинутая, отку-поренная бутылка из-под самогона. Хулиган, похоже, самогон за яд принял, а потому просто разлил на полу, чтоб и этим тоже навредить дачнику. Из шкафа припасы исчезли: сахар, вермишель, соль, картошка, масло подсолнечное. Испарились и инструменты: топор, молоток, стамеска, плоскогубцы, гвоздодер, обе ножовки – по дереву и по металлу, нож складной, отвертка, гвозди, новый врезной замок, электрические предохранители и прочие хозяйственные мелочи. Макару Ивановичу нечем было работать.
Он выбежал за калитку, чтоб инструментом у Нины Сергеевны разжиться: входную дверь надлежало сбить заново. Но сразу у перекрестка на участкового наткнулся и пригласил того следы преступления осмотреть.
И только когда милиционер откланялся, Макар Иванович продолжил свой бег к свахе. И опять ему счастливо не повезло: свата, шагающего с автобусной остановки, увидел. Тот Анатолию помочь приехал. В планировке будущего дома. Предстояло контуры фундамента на расчищенную площадку нанести.
Поздоровались. Разговорились. И Макар Иванович, пользуясь случаем, справился: «А нельзя ли вон тем трактором огород вспахать?» Трактор с плугом в переулке стоял.
- Почему нельзя? То мой друг Николай. Сейчас попрошу, - со светлой улыб-кой ответил лобастый голубоглазый сват. Такой приятный человек этот Спиридон Сергеевич. Глядел на него Макар Иванович и никак не мог в толк взять, почему его так дико Нина Сергеевна ненавидит. Она его прогнала…
Они приблизились к трактору, и тракторист, рослый, крепкий, с широким морщинистым лицом и серыми добрыми глазами, приветливо подался со двора гостям навстречу. Те обсказали свою заботу, и он готовно принял в ней участие: погнал трактор к усадьбе Макара Ивановича. А чем был для тракториста этот огород удобен, так это тем, что заехать на него можно прямо с переулка ни с кем свою акцию не улаживая, хотя все огороды уже вспаханы и все квоты на въезды и выезды с них исчерпаны полной блокадой проходимых берегом мест.
Итак, все началось без задержек, как в сказке. Однако, едва Николай пер-вые борозды сделал, как Спиридон Сергеевич предвидя близкий конец акции по вспашке, извинился и исчез. И Макар Иванович один любовался, как из-под кор-пусов плуга стлались-сыпались темно-коричневые полосы чернозема, застилая свежей, пышной и топкой пашней огородную площадь.
Николай быстро управился, и Макар Иванович повел его на свахино подво-рье: пахаря угостить полагалось. Тем более, что он деньги за работу взять отка-зался, пояснив, что не заработать старался, а Спиридона выручал.
На кухне у Нины Сергеевны Катерина Спиридоновна хлопотала и Рита тоже.
- Вот, - доложил Макар Иванович, - Николай огород нам вспахал. Дело от-ветственное и вовремя исполнено. Вспрыснуть надо.
И тут он Катерину Спиридоновну просто не узнал. Застрельщица, обожа-тельница таких действ, она предстала перед ним не то глухой, не то контуженной. Она к его информации отнеслась безучастно, будто он всего лишь до ветру сбегал, а не управился с важной хозяйственной задачей. Ну, ладно. Пускай до нее сложность акции не доходила. Но как могло не дойти такое всегда желанное предложение?! Макар Иванович остолбенел от ее равнодушия. Выходило, что они тут на кухне делом занимаются, а он черт знает чем увлекся!?
- Давай, - отозвалась она глухо через затянувшуюся паузу.
Еще лучше! Он работу осилил, а они тут ему: «Давай!» Это ж они должны были давать! Хвалить его за неожиданный успех! Тащить за стол! Наливать и предлагать лучшую закуску!.. А они оглохли!
- А у свахи бутылка найдется? – справился он.
- Не знаю. Спроси, - снова отгородилась она от его тревог, полную незаин-тересованность выказав, будто он навредить им собирался: сам от работы отлынивал и их туда же хотел втравить при всей очевидной запарке и жены, и дочери, и свахи. Но на самом деле ничего они такого солидного не замышляли: варили обычный борщ, какой был в запасе еще и от предыдущего дня. Только маловато его было.
Сваха и та была повнимательнее, поотзывчивее обернулась. Не заставила вопрос повторять.
- Нет! – весело, почти радостно ответила она. – У нас не задерживается.
- Да я-то приберегал бутылку на такой случай, да на наш «замок» враги на-лет совершили. Бутылка пустой валяется, - объяснил наконец, причину своего вымогательства Макар Иванович, которого, по равнодушию окружающих судя, могли заподозрить в том, что он возжелал надурняка разжиться.
Макар Иванович надеялся, что в срочном деле его сваха выручит, а та без заначки оказалась. И положение было скверное: не мог же он пойти к соседям и у них занять. Проще то было бы ей сделать. Но она почему-то к этому простому выходу не повернулась.
А Николай сидел во дворе и поджидал приглашения к столу. А тут все скла-дывалось так неловко, будто над ним издевались. Тянули резину, между собой договориться не могли, хотя инициатора и не ругали. Другое дело, если б Макара Ивановича бабы дружно погнали прочь с его предложением. Тогда б Николай сообразил, что к чему и скорешенько восвояси убрался. А так он сидел и ответа дожидался.
- У Толика спросить надо: он с кем-то рассчитаться собирался. Так то у него с собой, в машине, - наконец, вспомнила домашний выход из затруднения сваха.
- Ну, что ж. К нему на подворье сбегаю, - обрадовался Макар Иванович.
Ходьбы ему в один конец минут на двадцать, и Макар Иванович заторопил-ся, казнясь своим неловким положением из-за какого-то пустяка. Боялся он, что не дождется Николай его угощенья. Сбежит. А тогда этому доброму человеку и на глаза будет показаться неловко.
И вот он одолел уже большую половину пути: из парка, помогшего срезать большой угол квартала, на перекресток высунулся. И тут его – на асфальте ули-цы – на мотоцикле Геннадий настиг, младший брат Анатолия.
- Меня послали. Садитесь! – объявил он.
- Значит, нашли-таки. У соседей перехватили. Ускорить решили, - подумал Макар Иванович.
Геннадий развернул мотоцикл, и они полетели к Волоховым. Едва Макар Иванович спешился, как Геннадий по своим делам пыхнул.
- Ну, что? Наливать борщ? – справилась Рита.
- Наливай борщ, раз другой закуски нету, - согласился Макар Иванович, ко-торый вообще-то всегда сухими и холодными продуктами привык закусывать: колбасой, сыром, ветчиной, рыбой маринованной, вяленой, салом свиным, соле-ным или копченым.
Заняла место за столом и Катерина Спиридоновна. Николая пригласили. Ложками всех вооружили.
- Ну, так наливай! Чего тянешь? – подала голос недовольного человека Ка-терина Спиридоновна. Все сосредоточились на Макаре Ивановиче. Только Нина Сергеевна – как противник употребления спиртного по мелким поводам крестьянской жизни – от плиты не отрывалась и садиться не собиралась. Ну, и в другие детали не вникала.
- Стаканы или рюмки? – уточнила Рита.
- Давай бутылку! – потребовал Макар Иванович. – По ней и сориентируемся.
- Какую? Ты что, не привез? – удивилась Катерина Спиридоновна.
- Так вы ж меня с полпути вернули!? Я и решил, что нашли! Захотели уско-рить…
- Ничего мы не нашли. Мы хотели, чтобы скорее обернулся…
- Так надо было гонцу объяснить. Я ж не мог догадаться, чего вы добивае-тесь!?
- Чего-чего! Да все того ж…
- Ну, тогда спокойно ждите. Сейчас сбегаю. Уже разминку сделал…
Макара Ивановича продолжало раздражать костяное равнодушие жены и дочери. И особенно то, что Катерина Спиридоновна – энтузиаст таких мероприятий – походила на этот раз на вареную рыбу.
Но делать было нечего. Он прилежно вымерял заново расстояние до подворья Анатолия тем же кратчайшим путем, который все равно был непростительно длинным для этого случая. Геннадий, естественно, на глаза ему не попался.
А когда Макар Иванович все-таки доковылял, новое затруднение объяви-лось. Не хотелось ему свата бутылкой искушать, при нем спрашивая Анатолия. Мечтал незаметно к тому подъехать. Но Спиридон Сергеевич не только за шпагатом и кольями не отвлекался, но сам напрямую Макара Ивановича спросил, за чем тот пожаловал. Пришлось признаться.
- У меня есть, но в гараже, - ответил Анатолий. – Сейчас отвезу и выдам.
Вот так угощение Николая на целый час затянулось. Правда, вспаханным огородом позднее Макар Иванович угощался еще хуже.

2
До отъезда в город Макар Иванович успел наладить запоры на обеих две-рях, но электродрель уже поопасался оставить и к Нине Сергеевне отнес, хранение Анатолию поручив.
На другой день участковый часть похищенного вернул. Кроме складного но-жа, все вещи были чужими. Вручал он их Катерине Спиридоновне. Та разницы не заметила и готовно приняла, посколько Макар Иванович на подворье Анатолия со сватом траншеи рыл. Она же подписала заявление отказное, чтобы мальчишку-хулигана (с этой же улицы) не посадили.
Катерина Спиридоновна хату мазала и белила. Когда Макар Иванович вер-нулся, занялся крышей. Крыша протекала на месте лаза на чердак. Он тот лаз сломал и дыру рубероидом заштопал. И тут же переложил попутно полуразва-лившуюся трубу. Катерина Спиридоновна ту трубу побелила, изловчившись хату своим немалым весом не завалить.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

1
После смерти Аркадия Ивановича связь между Стожковыми и Леонорой оборвалась. Несколько раз Анатолий возил Стожковых к старикам, попутно к Гвоздилиной заворачивали, но дома ее ни разу не застали, хотя каждый раз выбирали нерабочее время. И вдруг она сама пожаловала и деловой разговор с Катериной Спиридоновной поимела. Насчет ремонта «Москвича».
- Привози без разговору! Помогу, - заверила Катерина Спиридоновна не тратя время на изучение и обдумывание, а также на согласование.
Леонора, обрадованная, домой вернулась, в контору Макара Ивановича не заглянув, с ним не посоветовавшись. А тот засомневался, что может быть выгод-но машину на другой машине в соседний город везти. Катерине Спиридоновне он сразу, как только потом та заикнулась о затее, указал на нецелесообразность. Да еще и добавил: «Не получилось бы так, как с нашей дрелью…»
- А что с дрелью?
- Найти не может. Говорит, что подумал, будто мы ее подарили. Ну, и не следил. А у них там ведь проходной двор.
- Ну, машина – не дрель! Не потеряется!
- Хорошо, если так обернется…
На такой позиции спор прервали. А Леонора через пару дней «Москвича» привезла. Со всеми запчастями, мужем добытыми. С Катериной Спиридоновной на хутор проехали. И там выяснилось, что Анатолий вовсе и не вольный стрелок, а в организации городского друга состоит, в городском товариществе, и мастерская в городе находится. Пришлось «Москвича» назад, в город транспортировать. Наконец, отгрузили, но не как ответственный груз, не как деловые люди, а как отгружают кирпич. Не пересчитывая, не уточняя.
- Через меня будешь связь держать! – заявила Катерина Спиридоновна, воодушевленная участием в серьезном деле, не ведающая о границах своей ответственности и понятия не имеющая о технических сложностях затеянной акции. Ее увлекла возможность отличиться.
Анатолий помалкивал.

2
Продать в собственность Багровой разбитый Прутковым «Москвич» областное управление Госстраха отказалось. Через месяц после разговора о том прибыл в Дымск на «Камазе» начальник одной из участковых инспекций, при которой управление организовало ремонтные автомастерские.
Макар Иванович смекал, что мастерские существуют не для того, чтобы че-рез них производить ремонт разбитых автомобилей, застрахованных фирмой, а для того, чтобы обеспечивать транспортом страховое начальство, с областного управления начиная.
Посланец, полноватый, в плечах широкий, приземистый малый, предъявил приказ, доверенность, акт на прием-передачу и повез Макара Ивановича на хутор Каменный.
Он крепко сомневался, что машину ему отдадут без скандала и что отдадут вообще, посколько по отношению к Багровой и ее заму сия акция была разбоем: те отдавали «Москвича» за здорово живешь. Себе в оскорбление и в убыток.
Но Макар Иванович показал «Москвича» в натуре – в глубине двора у Воло-ховых. Правда, без колес. На этот счет Геннадий неудовольствие высказал: «Предупреждать надо!»
- До того, как брать, спрашивать надо, - спокойно пояснил Макар Иванович.
Не первый раз в таком разбое участвуя, посланец худшего дожидался, того, что на пути фигура с топором возникнет или распоряжение Макара Ивановича выполнить откажутся, или выяснится, что тот «Москвича» продал… А все обошлось лишь милым препирательством, нисколечко не покорежившим субординацию.
Пока съездили к правлению колхоза и кран наняли, пока крановщика дома подняли, колеса к «Москвичу» прикатились. Правда, другое огорчение прилипло. Колхоз за погрузку содрал знатно, как и положено с бандитов. И посланец не-вольно почесал свой просторный затылок.
- Ну, и жрет этот «Москвичонок»! – вздохнул он.
Анатолий, естественно, расстроился, а Рита вознаграждение за охрану по-требовала. Как хозяйка рачительная.
- Будет оплачена, - заверил Макар Иванович и неделей позже рассчитался. Из собственного кармана на этот раз.
На такой оборот дела и Катерина Спиридоновна косо глянула. Она привык-ла к мысли, что Макар Иванович, по примеру начальников и подначальников дру-гих организаций, «Москвича» как-нибудь присвоит. Текло ведь это самое время повальных присвоений государственной собственности – «прихватизация».
- Не сумел. Прозявал! – с горечью заключила Катерина Спиридоновна. – Так мы и будем мучиться без машины до конца дней.
- А люди в любом варианте мучатся. И с машинами тоже. При машинах не только удобства, но и расходы, - весело огрызнулся Макар Иванович.
Но еще больше удивило его третье открытие вокруг того же «Москвича». Оказывается, сотрудники его страховой конторы давно уже числили за ним при-своение этого автомобиля и все  никак не доходили у них руки составить донос по такому случаю, чтобы зама прищучить. И хотя решимость их обуяла, в конце концов, но прищучить не удалось.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1
Избавляясь от мусора, двор у Стожковых преображался: в нем зарождалась новая, понятная жизнь. И добрые хуторяне удивлялись дачникам. Не ожидали, что те окажутся старательнее Зюзиных. Они сжились с мыслью, что такова уж судьба у этого несчастного углового двора. Нашлись среди крестьян даже такие, что мимоходом вслух выразили пришельцам свое одобрение.
Катерина Спиридоновна радовалась таким признаниям и перед знакомыми в городе хвалилась. А заинтересовались ее успехами Рукавниковы, супруги на десяток лет ее моложе. Они имели дачный участок в пригороде и мечтали его просторным домиком украсить. Таким, какой сгодился бы и для постоянного проживания после электрификации и устройства водопровода.
Наталья Георгиевна Рукавникова состояла на должности прораба в ремонтной государственной организации, а Владимир Прохорович был сварщиком, токарем и автолюбителем. Они имели «Запорожца» очень старой модели, но достаточно мощного, чтоб в его багажниках, заднем и верхнем, перевозить неимоверные тяжести типа цемента, картошки, труб, дверных и оконных блоков.
Познакомились, подружились семьи еще в заводском общежитии, потом в одном доме квартиры от завода получили: Стожковы за снос, а Рукавниковы че-рез Владимира Прохоровича, токаря завода. Наталья Георгиевна, миловидная дама с реликтовой длинной и пышной косой, глаз не сводила с домашнего чуда – дочек-близнецов, когда тряслась с ними на вечернем автобусе по пути домой, в заводское семейное общежитие, что стояло через улицу от заводской проходной, на самом краю города. Макар Иванович тоже не мог не обратить внимание на эту милую компанию в полупустом автобусе. А у Катерины Спиридоновны, хулиганки от природы, вообще привычка всякую диковину не только в упор рассмотреть, но и руками потрогать. Словом, она первая подошла и Наталью Георгиевну разговорила. И выяснилось, что обе – воспитанницы детского дома. Это их и сдружило.
Владимир Прохорович же напротив был потомственным семьянином. Имел брата младшего, уже взрослого, и даже живых родителей. Но выглядел беспри-зорником. Его длинная и тонкая фигура напоминала обглоданную кость, тогда как жена на свежую сдобную булочку походила. Жили они дружно. Жена боготворила мужа, а тот все рыскал в поисках дополнительных заработков: варил заборы, туалеты чистил, грузы перебрасывал. Они разбогатеть мечтали и для того многое делали. Из ничего им предстояло сотворить нечто завидное.
Однажды Владимир Прохорович и спросил Катерину Спиридоновну, нанес-шую им визит и дачными успехами поделившуюся: «А что нельзя ли у вас самана наделать?»
- Конечно, можно! – ответила та. Она всегда радовалась очень, когда пред-ставлялась возможность оказаться полезной. То было ее призванием в жизни. По отношению к знакомым.
- Приезжайте. Сами увидите, - подтвердил Макар Иванович уже в другом разговоре. – Мы на углу живем. Периметр наших заборов развернуться позволяет неплохо.
Рукавниковы не заставили себя долго ждать. Посетили Стожковых на даче и признали, что и на самом деле место стоящее. Срочно завезли глину, солому, полову. Ну, и за производство…
К тому моменту они уже отгрузили Волоховым лес круглый и крепко надея-лись, что те – в свою очередь – тоже помогут. Однако и сами не плошали.
Рукавникову удалось нанять ездового с колхозными лошадьми, и в пятницу замес сделали. В субботу же утром грузовик с рабочими подкатил. Засомнева-лись, что хуторяне на толоку сбегутся. И не ошиблись.
Нина Сергеевна предоставила им свою кухню с газовой плитой, и Рукавни-ковы туда своих поварих с продуктами приставили. Нина Сергеевна на формовку вышла, но одна: Спиридон Сергеевич с Анатолием затеялся на его плану фундаментные блоки расставлять. Так они оба там и просидели день, будто спрятались: не дождались автокрана. Рукавниковы отформовали саман без их участия. Вот так Волоховы, в свою очередь, выручили.
Макар Иванович в меру своих сил старался: вилами вымешанную глину но-сил, станки наполнял. Вконец разбил свои старенькие туфли. Другие мужики босиком носились, рискуя на стекло или железо напороться. Катерина Спиридоновна столь же смело и счастливо трамбовала глину в станке и за каких-нибудь три часа руки отмотала. Опытные же работники, хоть и скоро оборачивались, но на усталость не жаловались.

2
Завершив формовку, у Стожковых же под краном во дворе умылись и орга-низованно к Волоховым на обильный обед ушли. А Рукавниковы удивить и разносолами постарались, и водкой казенной. Торопиться было некуда, и обед затянулся. Владимир Прохорович так в благодарностях перед городскими помощниками рассыпался, что Наталье Георгиевне неловко сделалось, и она осадила его, запретив на плечах у пировавших виснуть.
Стожковы со всеми обедали, и на подворье никого не было. Вместе со все-ми и вернулись. И ужаснулись: половина самана оказалась изувеченной – потоп-танной.
Макар Иванович не мог в толк взять, откуда могла ватага хулиганов про-рваться и как дети деревенские, знающие, как тяжел ручной труд, могли на такую пакость решиться. Они уничтожили труд десятков взрослых.
Он вслух удивился, почему ничего такого у Волоховых не случилось, когда саман для Анатолия и Риты делали. И догадался: сват в обеде не участвовал. Он вообще подворье не оставлял, пока саман не затужавел.
Но до главной причины Стожков не сразу добрался: до того, что они, дачни-ки, на хуторе вроде занозы. Их удачи оскорбляют хуторян. И те жаждут чужую поступь тормознуть. Ну, а дети эту злобу усваивают.
Изувеченные саманины аккуратно собрали и отформовали заново. Теперь Стожковы четко представили свою главную задачу и решили ее. Однако этим они не все варианты вредительства упредили.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1
Весна была теплой. В марте картошку посадили. Те, кто в ней толк знает и об урожае печется. Макар Иванович толку еще не знал, а Нина Сергеевна не торопилась. Однако земельную политику Стожковым она разъяснила заранее не боясь ни огорчить, ни разочаровать этих надоедливых горожан.
- Огород на вашей усадьбе – это не ваш, хоть вы его и вспахали, - призна-лась она. – Вы – неколхозники и вам нарезали только десять соток вместе со двором и садом. Остальные двадцать я на себя записала.
- А где же картошку садить? – удивился Макар Иванович.
- Картошку в поле садят!
И Стожковы при доме посадили ее маленькую грядку: землю отвели под лук, чеснок, морковь, помидоры, свеклу, перец, капусту, баклажаны и огурцы. Стали со знакомыми советоваться. В поле земля от Госстраха была у них, но это в двадцати километрах от города, а от хутора еще дальше. Смысл покупки дачи – по большому счету – сводился к тому, чтоб в ту даль не ездить, не мучиться. Туда ведь приходилось не только с тяпкой и лопатой мотаться, но и с ведрами и даже с водой, когда жук колорадский появлялся. И выходило, что в этом плане Стожковы напрасно старались: власти им ноги подрубили. Дескать, дачи покупайте, но того, чего вы хотите, мы вам не позволим добиться. Как ни крутитесь, а толку с этих перемен не будет. Не позволим быть!
Размышления и поиски разумный выход подсказали. Правда, уже нелегально, в нарушение коммунистического закона. Картофельное поле Стожковы придвинули: нашли на своей улице пожилую женщину, согласившуюся впустить их на свой огород. Половину своей земли она им уступила, уступила бесплатно, под гарантию добросовестной обработки. Весь огород обслуживать ей стало не под силу: ей и двадцати соток хватало.

2
Катерина Спиридоновна – человек открытый, контактный – никогда не вела хозяйства на земле, но мечтала обзавестись живностью, как соседи. Она вслух радовалась по ходу благоустройства дачи. И однажды, к слову, разнорабочая Петрова предложила ей уток на развод. Уток кубинских. Эти молчуны как нельзя лучше для дачи подходят.
За эту идею Катерина Спиридоновна цепко ухватилась, но за утками не са-ма поехала, а Макару Ивановичу поручила. Она вообще страсть как любит пору-чения делать. Она поручает не только тогда, когда сама сделать не успевает или не может, не только для того, чтобы сделали лучше, но чаще просто, чтобы с рук подвернувшуюся работу сбыть. А там уж неважно, сделают порученное, испортят ли затею. Главное для нее – работу делить. И только чтоб другие не отлынивали (как учили следить в детдоме), но чтоб себе меньше оставалось или не оставалось совсем, если работа не очень приятная.
К примеру, она избегала такого нудного занятия, как стоять в очереди. На работе ломом ухая, она наотрез отказывалась получить пять килограммов сахару по талонам: в магазине полагалось часок в очереди постоять. А с живыми утками возиться в транспорте – это уж и вовсе черт знает что.
Вот Макар Иванович и поехал из центра города на его окраину. Разыскал он домик Петровой. Той дома не оказалось. Подождать пришлось. Потом с утками он в центр вернулся. Очередного рейса на Каменный дождался. Наконец, доехал и довез.
На передний двор уток из сумки выпустив, Макар Иванович базок мастерить принялся. А устроив уток за высоким дощатым заборчиком, сразу сообразил, что теперь во дворе и собака нужна.
Добрые люди собак для охраны двора заводят. У Стожковых сие предпри-ятие с противоположной акции началось. Собаку завели, чтобы ее прятать. Правда, и это пошло с инициативы Катерины Спиридоновны. Та у себя на заводе на чокировщика внимание обратила. Тот имел обыкновение на праздничных застольях коллектива цеха перебирать… Не раз случалось ей видеть, как чокировщик, за территорию предприятия вывалясь, вытягивался свободно под кустом зеленым и до отрезвления отсыпался. Но был он не один: при нем рослая черная дворняга дежурила. С вислыми ушами. Она скалилась и кидалась на того, кто пытался к ее хозяину приблизиться в час такого блаженства.
Удалось узнать, что у этой умной суки как раз щенок имеется. Катерина Спиридоновна выпросила щенка. Потом этого симпатичного детеныша Макар Иванович привез на дачу. Сначала запирал в доме, потом во дворе как-то оста-вить решился. Красавца сразу же увели. Хорошо, что не дальше своей улицы. А еще и то хорошо, что противники экспроприаторов донесли тут же, и Макар Ива-нович сбегал и забрал свое сокровище, и снова стал запирать щенка в доме.
В одиночестве, на досуге и с тоски, тот поперекусывал электрические удли-нители. Однако сам сберегся и выжил. И тут на непродолжительное время уда-лось приручить мелкую дворняжку бездомную. Она напоминала ему своей издерганностью и злостью бывшего хозяина подворья Зюзина: всюду ей провокации мерещились. Вот она и была гувернанткой у умного щенка. Она преподала ему основы собачьей службы. Кусала она его немилосердно. Подходил ли он к ее чашке с едой, пытался ли он к ней присоседиться для согрева или поиграть, встречал ли гостя хвостом повиливая – за все ему доставалось.
Но вскоре дрессировщица сбежала, и щенок стал сам принимать решения во всех ответственных случаях жизни. Правда, его уже в свободе ограничили: на цепь посадили. И он вдруг решил, что посторонним в охраняемом им дворе де-лать нечего, и смело хватал их за пятки и выше.
Так Стожковы, наконец-то, зажили под охраной. И при живности.
Но при всяком хорошо имеется и свое плохо. И охрана, и живность, они по-стоянного,  ежедневного внимания требуют: их кормить, поить полагается. И вот тут уже взвешивать приходится, стоит ли шкурка выделки.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1
Между тем Спиридон Сергеевич и Анатолий давно засыпали фундаментные траншеи гравием, протрамбовали заливая водой, на эту подушку блоки поставили, а выше – для горизонтального выравнивания цоколя и устройства перегородок – опалубку дощатую сколотили. Дальше заливать бетоном предстояло. Работа огромная, тяжелая. Периметр только внешних капитальных стен дома пятьдесят с лишним погонных метров. И ширина в полтора кирпича.
И Катерина Спиридоновна рационализаторское предложение внесла: «Я готовый раствор у себя на заводе выпишу, а вы самосвалом вывезете и зальете.»
Спиридону Сергеевичу предложение понравилось. Нине Сергеевне – не очень, но и она согласилась на внедрение его, смекнув, что так и к цели ближе, и управиться легче. Колебание же ее тем объяснялось, что это ей предстояло в колхозе самосвал выгрызть. А там с нею разговор вели так.
- Это что ж получается? – заводился председатель правления. – Как маши-ну, так колхоз – дай! А как в колхозе работать – одна! Ни мужа нету, ни сыно-вей!?..
В беседе такой мало приятного, но и возразить нечего. Но идти на эту пытку она согласилась. То для блага семье требовалось. О своих трудностях Нина Сергеевна Катерине Спиридоновне не докладывала, и та продолжала делать все новые и новые заявки.
Хотя и в последнюю очередь, но Катерина Спиридоновна запланировала завезти блоки и на свое подворье. Никаких затруднений с выгрузкой она не по-дозревала. Главным считала – вовремя Нину Сергеевну предупредить, чтоб та кран заказала.
Да и с другой стороны, даже если б о сложностях свахи Катерина Спиридо-новна и ведала, то отказать сваха морального права не имела. Ведь Катерина Спиридоновна два раза блоки Анатолию привозила на машинах своего завода. Сама грузила, сама в рабочее время и сопровождала. Так за это можно ей один раз организовать кран!? Блоки достались бесплатно! Для Волоховых.
О тягаче она в другой организации договорилась, где раньше трудилась. Но сопровождать блоки на этот раз Макару Ивановичу поручила.
По примеру Катерины Спиридоновны, тот накануне Нине Сергеевне позвонил. В семь утра за тягачом явился. Подал платформу под козловый кран Катерине Спиридоновне. Ее чокировщики по-товарищески охотно десять блоков на платформу поставили с завидной аккуратностью. Но тут обнаружилось, что пара скатов у платформы просела. Пришлось на базу вернуться. Поправили дело. Потом выяснилось, что горючего маловато. Полтора часа на заправке проторчали.
Но Макар Иванович на обе задержки не роптал. Адское терпение его объяснялось опасением, что в Каменном выгрузка пройдет не четко. И как в воду глядел.
До хутора дотащились благополучно, но автокран их не дожидался. К сча-стью, тракторист вспомнил, что на хуторе родня живет и навестить на полчаса отпросился. До обеденного перерыва около часа оставалось. Макар Иванович к свату кинулся, на подворье Анатолия. Те на соседний хутор сбегали и подтвер-дили, что крановщик в Каменном, дома, обедать будет. Тогда-то Макар Иванович смекнул, что кран сваха не заказывала, а стало быть, и не оплачивала.
Анатолий отца к платформе с блоками подбросил, а сам в город за бетоном впереди самосвала побежал. Обеденное время приспело, автокран в отдалении замаячил, на усадьбу крановщика повернул. Спиридон Сергеевич следом кинулся. Но Долотов, седоватый, приземистый, плотный мужик, от Волохова решительно отмахнулся, уличая того в нечестности.
- Знаю я вас, мудрецов, - выговаривал Долотов. – Колхозу копейки заплати-те, а я потом на десятку кручусь!
- Не расстраивайся, - умасливал Спиридон Сергеевич. – Заплатим тебе де-сятку. И потом в долгу не останусь. Только выручи!
А надо заметить, что на хуторе Спиридон Сергеевич за отличного рыбака слыл и за первоклассного специалиста рыбу вялить. У многих мужиков слюнки текли при мысли, что Волохов угостить может. Но Долотов не из тех был, кто на даровые угощения кидается или кто себя за копеечное угощение продает. Доло-тов норовил все угощения сам припасти и заставлял свое мнение уважать.
 Долотов вроде ничего не пообещал: к трапезе приступил. Спиридон Сер-геевич к Макару Ивановичу вернулся сникшим.
- Выгрузит. Куда он денется.., - неуверенно заявил он.
Тракторист вовремя из гостей вернулся. Спиридон Сергеевич, представ-лявший, как должна встать платформа, чтобы блоки через забор во дворе можно было составить, скомандовал подъезжать. И тут задержка непредвиденная вы-шла: как к нужному месту втиснуться между железным забором и деревом. При-шлось дерево рубить. А обеденное время истекло, и стрела автокрана уже за-маячила на дороге. В этот самый момент и подскочил Анатолий с самосвалом.
- Бросай! Поехали! – крикнул он отцу издали. – Твое это дело?! Сами разберутся!
- Ничего себе! – Макар Иванович остолбенел от «благодарности» зятя. – Это за дармовые блоки! За готовый бетон!
Правда, Спиридон Сергеевич не отступился, пока помощник крановщика не принялся опускать «лапы».

2
В город Макар Иванович решил на тягаче вернуться. Поездка заняла почти весь рабочий день, тогда как официально тягач с платформой были на два часа выписаны. Такой разрыв надлежало как-то уладить. К примеру, доплатить за те часы, какие набрались по его, клиента, вине. Осложнялось положение еще и тем, что Афанасий Федорович Стожковых вопреки желанию своего начальника выручил.
Застал он богатыря с брежневскими бровями в мастерских. К скандалу при-готовился, но… претензий не услышал.
- Как говорится, не первый год замужем, - успокоил Афанасий Федорович. – Когда наша техника за пределы города выезжает, я второго задания не планирую. Потому и срыва не было. Так что все прошло как оформили. Потом он был на ремонте.
- Ну, что ж. спасибо. Магарыч за нами, - заключил успокоенный Макар Ива-нович.
По пути домой он в памяти попытался восстановить историю, в которой Ка-терина запуталась, работая в этом управлении механизации. Из него она на завод железо-бетонных изделий перебежала. А началось с того, что она с Софьей подружилась. Вообще-то, если Макар Иванович никогда дружбы не искал, то Катерина Спиридоновна просто болела такими поисками: легко знакомства заводила и старалась их не терять: новых знакомых она всячески ублажала. Страсть к знакомствам и поискам дружбы заполняла большую половину ее каждодневной жизни. Будто она пыталась срочно отыскать двери в другой мир, более благополучный и для нее спасительный, так как в этом она свой лимит дочерпывала.
Софья была свежим человеком в коллективе и имела большие проблемы в новой жизни. Тридцатипятилетняя болезненная беженка из Азербайджана, симпатичная блондинка, отличалась общительностью, улыбчивостью и расторопностью. Умела подкупить и заинтересованностью в жизни товарищей по работе. Катерина Спиридоновна, ею очарованная, не раз затаскивала молодую подругу к себе и у нее тоже бывала.
Владимировы, такова фамилия семьи Софьи, в семейном общежитии обос-новались, где две комнаты получили (максимально возможную жилплощадь). А случилось это благодаря стараниям Афанасия Федоровича. В управление меха-низации ее диспетчером приняли.
Муж Софьи был простым электриком, но в то же время человеком проныр-ливым. Да и по внешней своей солидности и обаятельности на министра тянул. Покрутившись полгода в маленьком городке, сереньком и тесном, он в одну из африканских стран завеялся на строительство не то завода, не то дороги.
Софья осталась с детьми и своими частыми больничными листами. Правда, дети – старший мальчик и младшая девочка – были большенькими и могли себе и есть приготовить, и постирать.
Когда требовалось к доктору отвезти или доктора к больной доставить, Афанасий Федорович старался, собственную «Волгу» используя. Ну, из искреннего сочувствия рядом Катерина Спиридоновна переживала.
Два года минуло, а болезнь все не отпускала Софью, и та дала знать мужу, что одной ей больше невмоготу. Тот просчитал заработанное, смекнул, что всего все равно не выхватишь и согласился вернуться. Попросил в Москве встретить.
- Поедем? Встретим? – предложила Макару Ивановичу Катерина Спиридо-новна.
- Да ты что? Белены объелась? Может, мне еще и уволиться из-за твоей подруги?! – удивился он бредовому предложению превратить его в прихлебателя, в слугу.
И в эту конкретную дружбу он не верил, и вообще имел более умеренное понятие об участии в скорбях ближнего. Полагал, что страждущему должно раз-другой плечо подставить. В свободное от службы время, то бишь не сходя с соб-ственного фундамента, не рискуя на страждущего всю свою жизнь или хотя бы репутацию положить.
Катерина же Спиридоновна работу оставила и встретила Владимирова в Москве. Вместе с его шестнадцатилетним сыном. Туда и обратно не ехали, а летели. Катерина Спиридоновна Владимирову была кстати как дополнительная квота на багаж в самолете и как свидетель в аэропорту, если бы там бандиты Владимирова отстреляли.

3
Потом начались благодарности. По случаю возвращения главы семьи Вла-димировы сходу вечеринку устроили. Софья Катерину Спиридоновну и Афанасия Федоровича пригласила. Ну, и троих жильцов-соседей по блоку.
Макар Иванович упирался, идти к Владимировым наотрез отказывался, по-скольку заслуг перед той семьей не имел и иметь не желал. И спорили они до тех пор, пока за ними сам Владимиров не пожаловал. Общежитие было в квартале от дома Стожковых.
Тогда Макар Иванович сдался. Не убедили его. Он просто покривил душой: к Владимировым поплелся и проторчал там до глубокой ночи.
А неделей позже Рита подлезла к матери со старым магнитофоном, в кото-ром не ладилось что-то. Катерина Спиридоновна потащила магнитофон к Владимирову как к обладателю подобной техники, а потому и разбирающемуся в ней. Тот взял магнитофон без энтузиазма и так же холодно через неделю вернул, приложив пояснения нудные: дескать, сам он не может и его хороший друг тоже за ремонт не берется. Отсюда ясно просматривалось такое убеждение: другие помогают потому, что им больше делать нечего.
Через полтора года Владимировы трехкомнатную квартиру получили. Естественно, на имя больной Софьи и стараниями Афанасия Федоровича.
- Вы ж свою электроплитку не выбрасывайте! – Катерина Спиридоновна попросила. – Она у вас двухконфорная. На даче нам пригодится.
Владимировы для подруги дома не пожалели старой, поржавевшей элек-троплитки, но вручили… в разобранном, неисправном виде: что-то надо было прикупить, какие-то провода перекинуть. Макар Иванович техникой не занимается и что Катерина Спиридоновна, которой по должности то положено, тоже в электрооборудовании ни в зуб ногой.
- Вот это благодарность! Можно сказать, разорительная для дарителей вещь! – язвил Макар Иванович.
Потом Владимировы газовую плитку грозились выбросить, что с квартирой им досталась, но не устраивала по соображениям дизайна или комфорта. Кате-рина Спиридоновна и тут успела встать в очередь первой, но этой плиты ей уже ни в каком виде не досталось.

4
Награжден был, наконец, Софьей и Афанасий Федорович. За все его стара-ния. В трудовом коллективе она распространила слух о его якобы преступных махинациях, а потом (с тех, кто слышал) собрала подписи для подтверждения обвинения. Как человек прямой и решительный, Катерина Спиридоновна тоже оказалась в рядах борцов за честность и справедливость: она тоже «телегу» подмахнула.
Однако Афанасий Федорович не бросился бежать прочь очертя голову, как на то Софья рассчитывала. Нет, он напротив принялся скрупулезно клубок наветов распутывать. Перетолковал с каждым «свидетелем» отдельно, и оказалось, что никто ничего такого засвидетельствовать не может. Тогда некоторые, законного гнева убоявшись, просто сбежали. Катерина Спиридоновна в том числе оказалась. А Софья чего добивалась? Она хотела проредить коллектив перед тем, как акции делить и на них потом дивиденды получать.
Но Катерина Спиридоновна, хоть и уволилась, подпись свою собственно-ручной, коряво исполненной объяснительной отозвала. Тем Афанасия Федоровича в сложнейшей ситуации поддержала. Как раз директор уволился, а он, его зам, приняв хозяйство, встал уже перед неизбежностью махинаций ради спасения предприятия от разору налогами.
Афанасий Федорович в долгу не остался. Явился он на новое предприятие к Катерине Спиридоновне и публично вручил ей подоспевшую медаль «Ветеран труда». Это подняло ее авторитет:  оказалось, что Катерина Спиридоновна из обоймы людей порядочных. И после этой поддержки он еще много раз помогал. То она без работы оказывалась – в отпуске без содержания, так он приглашал ее к себе на подмену. То в очередном отпуске, но без денег. Он опять ее на работу звал, работой обеспечивал. И не только. Он за выполненную работу – зарплату ей вовремя отдавал. Это когда пошла мода рассчитываться с опозданием на пару месяцев, на полгода, на год, а то и вовсе – прощать. Забывать о задержанной зарплате напрочь.
А вот с Софьей он расстался. Сократил ее должность. Новые времена по-зволили не церемониться. По документам судя, вся техника числилась нерабо-тающей, а предприятие не платящим налоги. Зачем предприятию диспетчер?
На самом же деле горючесмазочные материалы приобретались. За налич-ный расчет. Грузовики, тягачи, автокраны уходили на задания и возвращались, выполнив заказы клиентов. Конечно, слесарей не держали, механиков, токарей тоже. Весь аппарат управления сократился до начальника в лице Афанасия Федоровича и главного бухгалтера. И Владимировы напрасно на собраниях акциями потрясали: дармовые дивиденды не сыпались.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

1
Довести саман до ума Рукавниковым удалось. Стожковы успешно отдежу-рили, пока он высох. Потом вместе тесали, досушивали в продуваемых ветром пирамидах. Наконец, в скирду вдоль забора сгрудили. Жаль, за забором спрятать не могли. У Стожковых огородик маловат, а сколько лежать саману, ясности не было.
Рукавников основательно продумал, как лучше непрочный строительный материал упаковать, чтоб ни люди, ни зимняя сырость не могли подпортить. Землю на месте скирды подсыпали, подровняли, рубероидом выстлали. А когда скирду завершили, то не только крышу рубероидную натянули, но и бока надежно укутали. И чтобы ветром рубероид не сорвало, Рукавников по толстым рейкам стопятидесятимиллиметровыми гвоздями прошил. Так что не только ураганный ветер, но и хулиган голыми руками навредить не мог.
Однако на даче Стожковых по-прежнему никто не жил. В рабочие дни Макар Иванович вечерами наезжал и только на полчаса (пока автобус в соседний хутор – на кольцо – бегал). Хозяин кормил уток, собаку и кота.
По причине спешки и темного времени суток Макар Иванович не мог толком оглядеть усадьбу в будни. Этому он посвящал субботу.

2
Холодало. Пришлось о топливе основательно подумать. Завезти дрова из города для Стожковых было бы накладно. На месте никто ничего не предлагал. Дрова и уголь остались проблемой на хуторе для немногих. Большинство пользовалось газом.
Домик Стожковых стоял на одной из улиц, вычерчивавших периметр хутора, а потому соседствовал и с полем, и с лесополосами. Макар Иванович знал, естественно, что лесополосы не бывают ничейными, что надо бы у их хозяина разрешение выправить, прежде чем туда за дровами соваться. Однако в конкретном лице такой хозяин на хуторе не был представлен. И он положил пользоваться, как все бедолаги: без спросу.
Но проблема сводилась не только к риску быть наказанным. Для доставки дров из лесополосы собственными силами тележка требовалась. Нести на плече дровинку даже полкилометра тяжело и надсадно. Следовало купить или смастерить тележку. В магазине такую не предлагали: на магазинной можно было разве мешок с зерном подвезти или ведро с известью. Не больше. Такой у нее маленький кузов. Да и колеса могли только на асфальте крутиться. Очень узкие и хлипкие.
Поспрашивал Макар Иванович мужиков на своей улице – никто не продал подходящей. Даром детские коляски предлагали. «Но мне же не воздух возить!?» - отказывался Стожков.
И задачка эта очень долго не решалась. Но однажды к нему мужичок явил-ся, маленький, жилистый, солнцем просмоленный, с острым птичьим носом, и объявил: «Вот! По бутылке за штуку!»
Держал он в руках, шрамами изрубцованных, то и не то. И потому Макар Иванович не сразу обрадовался. «А где ось?» - справился он.
- Будет и ось! – бодро соврал мужичок. – Добавишь третью – закажу токарю.
В магазин побежали. Макар Иванович три бутылки водки взял. Мужичок спешно исчез, будто за ним гнались и отобрать могли. Макар Иванович же к себе на подворье вернулся, из-под замка колеса достал и изучать принялся трезво, неторопливо.
Колеса были сплошь из железа. Спицы в палец толщиною, обод в три пальца шириною, ступицы, похоже, чугунные. И чем смущали колеса, так только тем, что ось фигурную предполагали: с наружной стороны отверстие на полдюйма, а с внутренней на все два. Такую ось голыми руками и на колене не сделаешь. И опять же было бы из чего?!
Зачем так придумано, Макар Иванович сообразил по-своему: «Чтоб колеса внутрь жались, а не разбегались».
Такое совершенство оси крепко усложняло ее поиск. Железный прут не го-дился: колесо перекашивалось. Из дерева вытесать ось – тонкий конец ненадежным будет.
Макар Иванович скоро догадался, что продавец колес об оси до  конца дней своих не вспомнит: приврал он насчет токаря. «Этот гусь, похоже, привык не зарабатывать, а выдуривать…»
Наклонность такая показалась ему более чем странной из-за очевидной краткости ее действия. Полезнее было бы отнестись к нужде пришельца всерьез. Ведь представилась возможность в несколько дней заработать неплохие деньги. Постарался бы этот мужичок ось достать, так следом мог бы и тележку собрать. Из дарового, подручного материала. «Что там осталось бы? – прикидывал Макар Иванович. – Дышло. Две поперечины. Шесть ребер. И платформа для перевозки дров готова. И я бы еще две сотни доплатил. В магазине за нечто подобное пятьсот требуют. Вот бы и сошлись: мне дешевле и товар надежнее, а ему ползарплаты за три дня! Ан, нет! Человеку лень работать. Легким промыслом обмана жить хочется».
И Макар Иванович не ошибся в оценке талантов своего колесного спасите-ля. Через неделю тот припер ему выварку винограда. Откровенно его за полного идиота принимая. Макар Иванович, естественно, от ненужного товара отказался.
- Ты сначала сделай то, за что взялся, - выговорил он. – А не получается, так признавайся. С этого разговор начинать надо вместо того, чтобы умника из себя корчить. Не держи за дураков других – сам умнее будешь… «Умник» этот числил себя классным каменщиком. Однако работу ни у кого не просил. Сидел и ждал, когда придут к нему работодатели и будут уламывать пойти к ним на стройку и отличиться. Но так и не дождался. Пил на случайные магарычи, голодал, естественно, валялся пьяный под заборами. И в конце концов, замерз в суровую зиму.
Другого выхода не осталось, как побеспокоить зятя. Тот никогда не отказы-вал в помощи, но так получалось, что Макар Иванович не вовремя к нему подла-зил и потому долго ждать приходилось. Но на этот раз он положил во что бы то ни стало дождаться.
Месяц прождал, другой. Железо, подобранное Макаром Ивановичем для оси, на дворе у Анатолия потерялось, но колеса чудом сбереглись. Тележку Ана-толий слепил: сварил раму из старой прогнившей дюймовой трубы.
Спиридон Сергеевич, в строительных работах сына постоянно участвовав-ший, неоценимую выручку Макару Ивановичу лично засвидетельствовать взялся: к Макару Ивановичу тележку сам потащил. Но через полсотни метров колеса послетели: новейшая технология – без шплинтов и гаек на концах оси – подвела. Ось была обрезана заподлицо со ступицами. Колеса могли удерживаться только за счет отеков сварки на торцах оси или какой-то хитрой комбинации с подшипниками.
Анатолий после такой скорой аварии технологию менять не стал: несколько капель добавил (расплавленного металла) и объявил, что все в порядке. И Спиридон Сергеевич доставил-таки тележку по назначению. Правда, у самого двора Макара Ивановича уже дуга отвалилась, дышло заменявшая. Но это обстоятельство огорчения у заказчика не вызвало: приварить дугу он и не просил. Чтобы дрова возить хлыстами, дышло требовалось. Главная радость состояла в том, что ось появилась и колеса связала. Дышло Макар Иванович сам изготовил и с помощью деревянных накладок к оси гвоздями пришил.

3
И наступил, наконец-то, у Макара Ивановича праздник: запасать топливо теперь ничто не мешало. До ближайшей лесополосы он мог даже по асфальтированной дороге добраться. Предстояло петлю метров в триста выписать, но по сравнению с бездорожьем то были сущие пустяки. Тележка на подшипниках шла по асфальту легко.
Теперь Макара Ивановича смущало лишь то, что к нему могут быть претен-зии от управления лесным хозяйством. И он убеждал себя в том, что вредить не собирается. Что напротив будет выполнять полезную работу, очищая лесополосу от валежника.
Но несмотря на такие ободряющие доводы неловкость не отпускала его: ступая в лесополосу с ее торца, он непрестанно оглядывался. Грузовики и легковые автомобили проносились мимо. В самой лесополосе было не просто безлюдно, а как-то мертво. Он сразу же наткнулся на множество свежих пней, брошенных вершин и толстых веток. Спилены живые молодые деревья.
К таким находкам он не притрагивается, хотя и они могли бы ему сгодиться вперемешку с валежником. Нет, он положил брать сухостой и валежник. И не всякий, а только тот, какой можно разделать без пилы и вынести без помощника.
Пробираться вглубь трудно. Ежевичник, трава высокая, высохшая, подле-сок, ямы, хлам разный в виде ржавых ведер, стиральных машин, бездонных тазов и кастрюль мешали и вид портили.
Обнаруживались и тропинки торные. Они могли возвращение облегчить – вынос хлыстов. Валежника, брошенных порубщиками сучьев, хорошо подсохших, а где и подгнивших, в достатке. И Макар Иванович включился в заготовку с размахом. Сразу положил, что отобранное в одну ездку не заберет. Запас сделает.
Под покровом сумерек вернулся он с пышным  возком. Нижнее белье про-мокло от пота, но в теле чувствовалась некая обновленная сила, и на душе при-ятно, как от победы в смертельном бою.

4
Хотя топить уже и было чем, Макар Иванович не оставался на даче на ночь среди недели. Ночевки привязывались только к выходным. В город он мог не вернуться и в пятницу, и в воскресенье. В понедельник он приезжал в семь утра. Рабочий день с девяти. Все легко сходилось. Тем более, что до страховой конто-ры десять минут ходьбы. Увлечение дачей работе не мешало. Мешал на хуторе он.
Он не подозревал, что враги капитализма, враги тех, кто хочет дополни-тельно честным трудом подработать, его приезды и отъезды отслеживают. И вот в январе, когда он в город, с забега ночного на дачу, вернулся, сильный ливень случился. Так в ту ночь кто-то с саманной скирды рубероид содрал и с собою уволок. Вместе с рейками, естественно. Саман обильно залило водою. А обнаружилось это только через пару дней, в субботу, когда при свете дня Макар Иванович свои скудные владения оглядел.
До того момента никто из соседей ничего не заметил. Будто и не было ди-версии. Будто мок тот саман с самой осени. А что была то не авария, а именно диверсия Макар Иванович по исчезнувшим брускам и рубероиду заключил.
- Ветер не может стопятидесятимиллиметровые гвозди все до единого по-выдергивать, - рассуждал он. – Буря может кусок рубероида через один-другой огород перекинуть, но чтоб бруски собрать… То дело рук или комсомольцев, или коммунистов по призванию. Враг не сдается – его подрубают!..
Новый участковый миллиционер не пришел по заявлению осмотреть место происшествия, где кое-какие улики сохранились. К примеру, след от колес телеги и навоз конский.
Макар Иванович в райотдел милиции обратился. Но там только его самого допросили и выводы сделали с кресла не поднимаясь: «Отказать!»
- А что об этом соседи говорят? – уточнил юный следователь.
- Ничего. Они внимания не обратили, - честно пояснил Макар Иванович.
- Значит, ваш участковый прав. Рубероид ветром унесло!
- Но гвоздодера-то у ветра не было!? И платформы тоже. Чтоб бруски со-брать и… И еще: мой приезд и отъезд отслеживали…
-Да мало ли кто кого поджидал.
«Понятно, - догадался Макар Иванович. – Милиция перешла на работу в облегченном, чисто умозрительном варианте. – Выходит, теперь каждый сам себе милиционер, следователь и судья…»
Не пожелав обзавестись вещдоками, милиционеры получили возможность делать выводы произвольно. Они решили, что этот Стожков крышей поехал, что разбойные налеты ему мерещатся.
А чуть позднее и не такие чудеса на хуторе случались. К примеру, ограбле-ния магазинов. Так о них пострадавшие в милицию уже и не заявляли. А сам уча-стковый делал вид, что ничего не слышал, когда о том хуторяне гудели. Обнес свой просторный дом непроницаемым двухметровым забором, пустил по двору овчарку. Сам же старался из дому не высовываться.
И не только милиция ворам потакала. Вся жизнь для них складывалась удачно. Хозяйственные объекты, к примеру, охраняет сигнализация. Но какая сигнализация сработает, когда в темное время суток электричество вырубают?!

5
Как-то наведалась Леонора узнать, как ремонт «Москвича» продвигается.
- Да уж немного осталось, - доложил ей Анатолий. – Но у вас там нет короб-ки передач!? Как быть?
- Коробку передач я привозила! Куда вы ее заныкали? У меня свидетели есть! – возмутилась Леонора.
- Коробки нет! – стоял на своем Анатолий.
Леонора к Катерине Спиридоновне кинулась, с которой машину в ремонт сдавали.
- Ну, нет, голубушка! Анатолий – мой зять! И он не такой, как ты думаешь! – отрубила та в пол глядя. – Если каких-то запчастей не хватает, то, значит, их и не было.
- Да нет же! Была! Я по суду докажу! У меня свидетель есть!
- Доказывай, как хочешь! Только я твоей коробки не видела. А я – твой сви-детель! – оправдывала Анатолия Катерина Спиридоновна. На самом же деле она не могла о таких деталях помнить. Отгружали они – умные головы! – автомашину как кирпич. Без счету.
И коробка передач была. Ее после очередного ограбления недосчитались. В мастерской товарищи Анатолия редко бывали, ибо она им служила лишь прикрытием, а ремонты шли по дворам и гаражам. Потому и об охране мало заботились.
Хотя все сделали без него и, как были женщины уверены, умнее чем он бы им предложил, Макару Ивановичу неловко было выслушивать претензии кузины. Он ни мастерской не видел, ни способностей кузины глубоко не изучил. Но он и жене не верил: та имела обыкновение не признаваться в ошибках. Потому в его положении докопаться до истины было невозможно. Тем более что и Анатолия – после бетонного аврала – в ангелах не числил.
Единственное, чем он был удовлетворен, так это тем, что предсказание сбылось: затея плохо кончилась. Леонора же сразу зачислила его в соучастники ограбления. О том он догадался. Но он не мог ее судить строго: она не знала, прожив в отдалении, проходимец он или нет.


ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

1
Следом жизнь Стожковых вступила в полосу непрерывных скандалов. А на-чалось это третьей  весною и не по их вине. Нина Сергеевна, за неимением мужа (Спиридон Сергеевич, как они и договорились в итоге долгих препирательств, обитал в соседнем районе, и в другой республике, где времянку построил, старенькую мать, его, беспризорника, вскормившую, на жительство определил) поручила Геннадию к посадке землю на прихваченной части огорода Стожковых подготовить. Тот себе в помощь такого же недоросля позвал. Вместе они и проборонили свой участок. И все было бы хорошо, если б сделали по совести и правилам. Они ж напротив о своей доле заботились в ущерб огороду Стожковых. Они разворачивались на чужой земле и утрамбовали ее.
Будучи земледельцем липовым, Макар Иванович, хотя и видел этих ударников издалека, их варварства не разглядел. Мужик опытный на его месте сразу бы за дрынок схватился и пересчитал им ребра. А наш дачник обнаружил пакость в свиной голос: когда хулиганов и след простыл. Он попытался загнать в пашню лопату, а лопата не врезалась, будто под ней дорога гравийная была. И так полосой в четыре метра. А всей-то пахотной земли у него восемь. Выходило, что половина земли испорчена. Теоретически сие означало: паши заново. Но пахать весной уже нельзя. Земля не рассыпится, а засохнет глыбами. Ведь она влажная, спрессованная, не сдобренная песком, а склеенная черноземом, как глиной. Да и заехать невозможно: кругом картошку посадили.
Макар Иванович на место преступления Катерину Спиридоновну позвал. Дал порыхлить и лопатой, и ломом. Ничего не получилось.
- Видишь, какие свиньи? – сказал он. – И ведь знали, что делали. Здесь те-перь ничего не посадишь!
Погоревали-погоревали, но со свахой спорить не стали, решив, что сканда-лом делу не поможешь. Промолчать лучше. Однако вечером их Рита навестила. Ну, мать и излила обиду дочери.
- Это ж надо, какие свиньи! – уже заключение Макара Ивановича Катерина Спиридоновна повторила.
В свою очередь Рита на неуют в доме свекрови пожаловалась. И на  то, что уборки много и что друзья Анатолия и Геннадия, коим несть числа, ее труды на этом фронте уничтожают следом.
- Вам с Толиком надо как все делают. Времяночку поставили и перешли жить отдельно.
- Не хочет. Да и мать не отпускает.
- Все равно. Надо только так. Другого выхода нет, - втолковывала Катерина Спиридоновна. – Не хотите на времянку тратиться – во дворце своем угол отре-монтируйте (пару комнат) и уходите. Да можете и в наши хоромы перебраться: мы ж тут не живем, но уже подладили.
В тот же вечер Рита поддобрилась к свекрови и доложила о недовольстве матери и заявление ее передала дословно.

2
Через неделю Стожковы снова прибыли на хутор. Катерина Спиридоновна сходу к Волоховым на разведку отправилась, а Макар Иванович к себе на подво-рье повернул. Катерина Спиридоновна перед воротами костер из половых досок обнаружила.
- Бросай! Пошли! – скомандовала она Макару Ивановичу, вернувшись. – То-лик дома. Покажет, куда переносить.
Доказывать, что есть и свои дела более срочные, бесполезно: начнутся по-дозрения на предмет увиливания. Она ругаться примется и все равно помешает начатую дома работу довести до конца. И потому Макар Иванович к Волоховым поплелся молча.
Поднялись на взгорок, где дом красного кирпича со вставками из белого по углам и карнизу царствовал. Дом огромный, с широкими окнами. Деревянные ворота распахнуты. На входе низкорослые дворняги – рябой, присадистый, и черный постройнее, как обычно дежурили. В гостях знакомых опознав, тревоги поднимать не стали.
Стожковы первую плаху взяли и, кряхтя, в глубину двора поволокли, за угол дома направо. Доска была новой, сырой, а потому и тяжелой. Из хаты-кухни в дом, к его черному входу, Анатолий пробегал.
- Где складывать? – справилась у него теща.
- Чего-нибудь на прокладки! – добавил Макар Иванович.
Анатолий указал на свободную северную глухую часть дома (от крылечка до угла). Потом его гибкая фигура в выгоревших одеждах небесного цвета в соседний сарайчик нырнула – оттуда десяток кусков старых досок вылетело. Анатолий в доме скрылся и, как выяснилось, насовсем.
Макару Ивановичу это показалось странным. Для случая, когда люди помо-гать приходят. Но корячились в недоумении Стожковы недолго. До того момента, пока за ворота Нина Сергеевна выбежала. Она для чистой работы в конторе приготовилась. Она и бросила: «Мы по делам уходим. И вам тут нечего со свиньями возиться…»
- С каким свиньями? – удивился Макар Иванович. – Мы ж с плахами!?
- Свиньями нас сваха за глаза называет…
Тут Макар Иванович и прикусил язык: что к чему, смикитил. Но оправды-ваться, спорить не стал. Против обыкновения, и Катерина Спиридоновна расте-рялась, язык проглотила: так основательно ее сваха огорошила.
Словом, дотащили Стожковы поднятую плаху до места по инерции, будто пару минут на размышление взяли, и медленно, отдыхая, восвояси посунулись.
- Ну, хватит! Благодарность заработали! – заключил Макар Иванович.
Катерина Спиридоновна так растерялась, что еще долго молчала. Все никак не могла в себя прийти: не ожидала такого предательства от Риты. «Это Рита поссорила,» - догадалась она.
- Оно и к лучшему! – уже весело принялся размышлять вслух Макар Ивано-вич. – А то, как у пожарника, тревога за тревогой. Как чуть, так на коня и в бой! А за что? В бой-то?.. Непонятно. Значит, за твоими призраками… Скажешь, за благополучием? Так на него как глянуть.
- Я ж хочу как лучше, - оправдывалась Катерина Спиридоновна, что с нею случалось, может, один раз в три года. Не чаще.
- Да ты и не знаешь, когда им лучше, - продолжал он философствовать. – Ты меня три раза свинью резать гоняла. А они всю жизнь сами резали и на этот раз без помощника обошлись. Только о нас плохо подумали… Амброзию косить, косу рвать уламывала, а у них под амброзией отличная картошка от жары сбереглась… Теперь я спокойно хоть погреб построю. Не вздумай коммунистический субботник собирать.  Ты мне только гравию да цемента подбрось. Я сам управлюсь.
Вот с этого самого момента и стали Стожковы работать прилежно на своей даче.
Границы огородика своего Макар Иванович плетнями обозначил, не сломав которые (не записав таким образом характер вторжения), навредить сделалось невозможно.
После этого и пахали, и боронили Волоховы уже за забором, отступая от него невольно на целый метр. Свой же кусок (за вычетом дворов, сада и площадей под строениями) – сотки четыре – Макар Иванович вскапывал лопатой, а помогавшая ему Катерина Спиридоновна все хваталась за вилы. Где-то на песчанных почвах Сибири она установила, что копать вилами способнее. Макар же Иванович отказывался в то поверить. И они всякий раз спорили, пока ей не доводилось сломать вилы в тяжелой почве  предкавказья.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

1
Катерина Спиридоновна дала  денег Рукавниковой и попросила попутно с заказами своего прорабского участка изготовить два блока оконных и дверной. Для будущего нового домика, на фундамент которого и завез Макар Иванович блоки. Рукавникова операцию провернула, но к себе на тайный склад сработан-ное вывезла. Извинилась, что попутно Стожковым подбросить не решилась. Дескать, за рулем был водитель непроверенный и был риск конспирацию провалить. Условились доставку до более удобного случая отложить.
А случай такой в запасе оставался. Саман, хоть и подпортил ливень, но уничтожить весь не смог. О том напрасно мечтали хуторяне-недоброжелатели. Макар Иванович спасти страался: снова накрыл, чем смог. Потом Рукавников с материалами приезжал. Он Стожковым четыре мешка цемента за хлопоты под-бросил.
Словом, сотрудничество продолжалось. Рукавниковы успешно приворовы-вали и этим со Стожковыми делились.
Макар Иванович четыре железных секции для ремонта забора прикупил: фасад подворья Катерина Спиридоновна распорядилась украсить. Так Рукавни-ков со сварочным аппаратом приезжал и поприваривал все, чтоб растащить было невозможно. К примеру, ворота или калитку снять.
И Стожковы в долгу не оставались: то вишней, то яблоками, то огурцами снабжали. А еще утками одаривали. Вроде бы дружили искренне. И вдруг случи-лось то, чего Стожковы никак не ожидали. Рукавниковы на крытом грузовике за саманом прибыли. Скирду раздели тихо и грузить принялись. Катерина Спиридоновна их за этим воровским занятием накрыла и справилась: «Вы блоки привезли?»
- Нет. Не привезла! – смело призналась Рукавникова.
- Но ты же обещала?! А я деньги давала…
- Во-первых, они и нам оказались нелишними после того, как наши повыло-мали и покрали. Во-вторых, если хочешь, те деньги, что ты тогда давала, могу вернуть. Но теперь тебе их и на хлеб не хватит…
- Но ты ведь не сегодня, а тогда на мои деньги сделала?! При чем тут тепе-решние?..
- А при том, что проехали!
Так Катерину Спиридоновну и вторая подруга околпачила.

2
Между тем Макар Иванович с сооружением погреба управился. Брониро-ванную горловину ему успел еще Рукавников сварить. Из-за коротких, двухметровых швеллеров, погребок получился узковатым и тесноватым. Зато строительство без особых затрат прошло. Продольные стены из бетона вылил, а торцевые из половинок кирпичных выложил.
Завершив работы на погребе, Макар Иванович привел в полный порядок пол в сарае и сараем стал пользоваться как складом для цемента, реек, досок, рубероида, железа. И обратил все свои усилия на дом. Медленно, но верно, он вел вокруг него бетонную отмостку. Благо, вовремя подвернулась машина гравия.
Домик не имел фундамента, и снизу стены размокли от дождей и обвали-лись. И Макар Иванович придумал дешевый, экономный, выход из затруднений: на полметра обшил он стены снизу рубероидом. Для стен плохо то, что крыша у домика была круглой: дождевая вода лилась на все четыре стороны, так как же-лоба при железной крыше сгнили и уже не собирали воду на углы и не отбрасы-вали ее своими хоботками-трубами далеко в сторону. В принципе, так теперь стены нуждались в бетонной облицовке, так как их донимала не только вода от земли, но и ее брызги при падении на землю.
Стожковы цыплят завели в конце зимы. Держали в светлице. Днем их соседка кормила, а на ночь стал Макар Иванович приезжать. От крыс кот охранял. Поначалу у кота, правда, были другие планы: он мечтал молодой курятиной угощаться, но цыплят сначала в проволочной клетке разместили, и он их оттуда достать не мог: лапа оказывалась короткой.
Когда же цыплята подросли, Макар Иванович клетку уже оставлял открытой и даже сам подкладывал коту на печную лежанку цыплят послабее. Но бройлеры были так велики, что кот терялся в выборе, как приступить к съеданию цыпленка, и от смущения то щурил зеленые глаза, то закрывал их вовсе. А цыплята доверчиво жались к нему, как к источнику тепла. В таком положении, естественно, было бы свинством их коварным нападением предать. Опять же, птицы позволяли ему в своей пище выбирать лакомые кусочки. И он на голодовку пожаловаться не мог.
И дворовый сторож тоже к цыплятам и утятам благожелательно относился. Однажды, когда весна была в разгаре, когда и солнце временами пригревало чувствительно, и трава зеленела заманчиво, нес Макар Иванович в мелком ящи-ке утят на травку. Глядь – и одного недосчитался. Повернулся и обнаружил: уте-нок на носу у Дика сидит. И тот терпит такое нахальство.
Подросшим цыплятам Макар Иванович сеткой на переднем дворе угол вы-городил, поблизости от Дика. И было то хорошо, что и кот дружбы не терял, по-прежнему находя в птичьем корме для себя лакомства. И получалось, что и кот, и собака сорок отпугивали. И во дворе был полный порядок. Зато стоило утенку или цыпленку за калитку высунуться, там он редко живым оставался: если не сорока, то хулиганистые мальчишки уничтожали.
Вообще этот народ чуть ли ни с первого дня выискивал разные зацепки и поводы для разжигания войны. Макар Иванович о том сразу догадался. Именно в тот момент, когда он нырял в домик, градом камни сыпались на крышу, и ватага огольцов устремлялась прочь. Домик имел окна на все четыре стороны, а потому не было нужды выскакивать на улицу, чтоб запомнить хулигана в лицо. И Макар Иванович старался выделить заметную  фигуру и запомнить. Но он не торопился вступать в контакт. Он просчитывал, как его реакция потом на поведении улицы отразится. Не следовало забывать, что он-то не всегда во дворе бывает, что практически здесь не живет. И что без наличия весомых вещдоков заводить разговор с обещанием наказать не только бесполезно, но и опасно.
Дело в том, что провокации творились повсеместно. О том он в ходе рабо-чих встреч в страховой конторе был хорошо наслышан. Пришлось одному из его инспекторов совсем недавно с диким случаем разбираться. Старичок одинокий, участник  войны, Великой Отечественной, был отмечен вниманием товарищей: ему путевку в санаторий выхлопотали. Он и отправился подлечиться. И даже не плохо подлечили. Но когда он через месяц на хутор вернулся, то на месте своей хаты турлучной развалины увидел. Хулиганы сломали хату. И как водится, никто ничего не видел и не слышал. И у страховой конторы на такой случай ответственности нет. Да и не платит она никогда без подтверждения от суда и милиции.
Поэтому хулиганы напрасно били перед Макар Ивановичем на улице фонари: фонари те не ему одному светили. Так что уморились они звать его на бой. Провокации не удались. Но Макар Иванович твердо знал, что в случае долгого отсутствия подходы к дому и сараям надо минировать. Напрасно старик-инвалид о том не догадался.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

1
- Что делать? – горевала Рита, придя к матери из вражьего стана. – Живу как на вокзале. Ни отдохнуть, ни поесть по-человечески. Не знаю, за что хватать-ся…
- Ну, а дом как?
С тех пор, как зять высказал свое недовольство частыми визитами на его подворье, теща тоже стала уединяться, а потому не знала, как продвигается строительство.
- Да там работы еще на год, а то и на два.
- Ну, что ж. Тогда в наш теремок переходите, - повторила свой рецепт Кате-рина Спиридоновна. – Мы его подладили. Крыс перевели. И цыплят давно высе-лили. Побелили… Постоянной охране будем рады. Не надо будет нам каждый день мотаться…
- Да уж десять раз говорила. Не хочет…
- Значит, заставить надо. Хватит ему на бездельника брата батрачить. Тот пускай сам ума набирается.
- Я то же говорю. Нас теперь трое. Я с Данилкой сижу…
- Ну, вот и переходи к нам с Данилкой. За ним и Толик придет, никуда не де-нется.
На том и порешили. Катерина Спиридоновна о тракторной тележке с сосе-дом договорилась, наметили из города с Макаром Ивановичем на другой день приехать пораньше.
И вот только мать и отчим с автобуса сошли, Рита Данилку принесла и оставила. С Макаром Ивановичем к Волоховым вернулась. Тракторная тележка следом прибежала.
На колоде, вблизи калитки, Геннадий сидел, а в проеме ее Анатолий пока-зался, похудевший, задерганный, со взглядом потупленным.
- Я за вещами, - объявила ему Рита вполголоса.
- Не дам, - ответил он тоже тихо.
- Ну, я ж тебе втолковывал, что зря все это, - сказал Макар Иванович и ото-шел в сторону, к соседу, тракторную кабину оставившему.
Супруги довольно мирно минут десять пререкались, потом Анатолий про-пустил Риту, и та принялась в спальне свои платья, белье, зимнюю одежду и другие мелочи выбирать.
На тележке одеяло разостлала и на нем принесенное сложила. Попросила шкаф вынести. Не шифоньер, что был в ее распоряжении с детства и который она после свадьбы все-таки забрала, не решившись купить новый, а небольшой фанерный шкаф, Макаром Ивановичем подаренный. Точно такой же Стожковы и у себя имели. Эти шкафы оказались немодными и не у дел очутились, когда в страховой конторе пристенных понастроили, поаккуратнее и повместительнее.
За шкафом и двинулись в дом тракторист и Макар Иванович. Геннадий за ними увязался. С черного входа входили: так ближе во двор вынести и меньше предметов на пути следования мешающих.
- Вы куда это в туфлях поперлись? – неожиданно Геннадий прицепился с возмущением.
Привязался не к месту. И сухо, и чисто было – наследить невозможно. И пол накануне, похоже, не подметали даже. Да и побегали уже достаточно, обувь не снимая. А главное, что сам-то он к уборке отродясь отношения не имел. Не помогал Рите и тогда, когда она его о том просила. Половики тряхнуть обычно приглашала.
- А ты помалкивай! – осадил его Макар Иванович. – Пока к прокурору не пригласили.
- За что?
- Сам знаешь.
Макар Иванович на скандальное увольнение с завода намекал. В городе. Туда через знакомую Катерина Спиридоновна его устроила. А он, будучи охран-ником, стал бензин приворовывать и вместе с дружком-хуторянином попался.
Вообще-то на том заводе воровали три клана: вневедомственная охрана (ее люди службу на проходных завода несли), рабочий контроль (внутренняя охрана – по цехам и территории) и милиция. Но все в рамках приличия действовали. Что через проходную протащить нельзя, через ограду или сквозь ограду за пределы территории выталкивали.
Была и мера выносимой продукции, которую охрана на проходной как ком-пенсацию законную пропускала. На проходной полагалось и сумки, и, тем более, багажники проверять. Кто бы ты ни был: простой рабочий или начальник смены. Геннадий же, нагрузив багажник «Жигулей» канистрами с бензином, досмотру воспротивился: кричал, что он тоже охранник и что его проверять не положено. И с наворованным выскочил.
Охранница милиционерам пожаловалась, и те на следующий раз взяли Геннадия с другом-водителем с поличным. В районной газете писали, что по факту уголовное дело возбуждено (факт надлежащим образом взвешен!). На самом же деле увольнением ограничились. Нина Сергеевна взятку всучила. Все оставалось шито-крыто, потому что никто на наказании не настаивал. Появись же такое лицо, разбирательство возобновилось бы. Вот и приходилось оглядываться. Потому-то своим намеком Макар Иванович парализовал Геннадия, который мог ему и Рите воспрепятствовать в выносе шкафа, в проникновении в дом.
Погрузив шкаф, Макар Иванович за тракторной тележкой потрусил домой с Ритой. Навстречу им Анатолий бежал. Оказывается, он к теще мотался, чтобы сына забрать под шумок всеобщей занятости, увлеченности переездом. Но теща его визит вычислила и к обороне приготовилась всерьез. Заперев в доме Данилку, встретила зятя на пороге с топором в руках. И Анатолию в течение получаса борьбы так и не удалось нейтрализовать тещу. И теперь он возвращался восвояси не солоно хлебавши.

2
На другой день, едва Стожковы проснулись, у калитки Анатолий показался. На багажнике «Жигулей»  кверху ножками широкая деревянная кровать лежала.
- Где поставить? – спросил он.
С Макаром Ивановичем Анатолий кровать в горницу внес. Следом доставил стулья, столы, тазы, ведра, кастрюли.
Холодильник Стожковы на даче уже держали. Новый и вместительнее для городской квартиры приобрели на его место. И телевизоров у Сторжковых было два: на даче «Берёзка» старая, в городе «Электрон» новый. Из самого необходимого на даче квартирантам они не могли предложить лишь отопления водяного и ванной. Зато небольшую площадь легко печка нагревала. И уборки было мало, обед на электроплитке подогревали. Словом, молодые согласились, что жить можно, тем более что и от Нины Сергеевны неподалеку. В случае какой нужды за пять минут сбегать можно.
Через этот переворот Макар Иванович облегчение великое получил. Как—никак, а на даче в будние дни бесплатные сторожа и помощники появились. И стал он только днем, только по выходным наведываться. Сбылась мечта первого участкового милиционера, который советовал Макару Ивановичу жить на даче неотлучно. Чтоб краж не было. А выяснилось на практике, что милиционер не прав: при молодых, постоянно живущих сторожах  чеснок у Стожковых выкопали дочиста.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1
В 1993 году страховая контора Макара Ивановича увидела в глаза двух первых конкурентов. С тех пор она, то бишь Госстрах, уже не могла всерьез делить территорию района между своими агентами, чтоб запрещать своим резвым и старательными бывать на участках неудачливых и ленивых.
  В новых условиях одна за другой были закрыты четыре вспомогательных конторы  /участковые инспекции/ в отдаленных уголках района. По поручению Милы Михайловны ездил Макар Иванович на будущие пепелища, чтобы документы забрать, мебель списать, свой материальный подотчет в порядок привести.
Нештатные страховые агенты такую ломку объявили преждевременной и безумной. Но практика жизни очень скоро ее оправдала. Когда пришлось забыть о поступлении страховых взносов путем безналичных расчетов. Даты ежемесяч-ных перечислений не просто неожиданно сдвигались с раз навсегда установленных банком сроков, но в нахлынувших беспорядках растворились вообще. Договоры вступали в силу /после оплаты/, когда заявление на их заключения оказывались просроченными, то бишь недействительными.
Оформление договоров за наличный расчет затруднила подскочившая стоимость проезда: сумма, истраченная агентом на оплату проезда, равнялась или оказывалась больше процентного вознаграждения по заключенным в данный заезд договорам.
А традиционно агент страховой должен был зарабатывать достаточно, чтобы сам процесс страхования на запланированном уровне поддерживать. Дело в том, что некоторые агенты в разное время и в разных объемах практиковали кредитование своих страхователей: они заключали договоры в долг, то бишь под свои деньги. Не все страхователи такие долги возвращали, но в сводках развитее страхования обеспечивалось.   
Теперь же получалось, что в долг дать нечего: стоимость проезда превышала заработок. Оставалось одно - увольняться. И агенты увольнялись.
У штатного состава падали объемы нагрузок и за счет уменьшения числа агентов, и за счет сокращения числа договоров. Штат быстро ополовинился. А как только последний долгосрочный договор с помесячной оплатой взносов ввели в компьютер, преобразовав его в договор с разовым взносом, Макар Иванович лишился привычной очереди клиентов. И то был не намек, а подтверждение, что в развитии страхования он человек бесполезный. В развитии страхования он участвовал оформлением выплат при расторжении договоров, в случаях смерти или окончания срока страхования /выплатами за травмы занимался еще целый отдел/.
Багрову изматывали непрерывные торжества по поводу выходов на пенсию агентов. Таких всегда было много. И объяснение тому простое: пожилые люди приходили на год-два в Госстрах на должность агента, чтоб заработать хорошую пенсию. Справившись с такой задачей, они сразу уходили. При таком контингенте у страховых работников было много и панихид по преставившимся. И они не могли обходиться без участия Багровой. Макар Иванович в торжествах праздничных не любил участвовать, тем более тяготился похоронами. Но не сочувствовать Багровой не мог, а потому старался её подменять. При заметном уменьшении нагрузки отвлекаться от дел ему стало проще.
Стожков четверть века оттрубил в страховой конторе, и Багровой было не-ловко спешить с его выходом на пенсию. Вот и думала она над тем, куда бы его приткнуть после сокращения его должности. Как-то на очередные похороны они следовали вдвоем, и она вдруг спросила: «А как вы смотрите на то, чтобы перей-ти в филиал по обязательному медицинскому страхованию?»
Должность была высокая, по статусу равнялась той, какую сама Багрова за-нимала. Но беда в том, что дефакто она в глубокой яме лежала. Эта новая от-расль. Все к ней относились с опаской: недолговечность предрекали. Спускаться в эту яму даже доктора боялись. Как и страховщики, они  соглашались трудиться на этой ниве только по совместительству. Но Макар Иванович был готов рискнуть без всяких совмещений, поскольку впереди он был уже не зам, а пенсионер. Совместительство с будущим положением не могло быть смертельным.
- Смотрю я положительно. Для себя лично, - ответил он, о грядущим сокра-щении смекнув. – Только вот не очень уверен, что много будет пользы от меня на новом поприще… Уж  очень темное это дело. И вокруг него такие страсти кипят. А в нашем районе так уже и конкурент поднял забрало. Фирма «Виктория». Опять же главный врач района против нас, но за «Викторию», как я догадываюсь.
- Да. Главврач от нашей затеи не  в восторге…   

2
Смущало Макара Ивановича то обстоятельство, что, по опыту многих, пен-сию ему начнут платить лишь где-то на третьем месяце пенсионной жизни /так оформление затягивается/. А если б в ритме зарплаты был переход, так он бы не стал искать службу: работы и на даче хватило бы. В затруднительном положении финансовое благополучие поддержать хотелось. Он, конечно, собрал скромную сумму на счету коммерческого банка, но не дело тотчас же за неё приниматься. Она ведь округления ради там находится.
Вот почему он решил рискнуть, а вовсе не потому, что провала не предви-дел. О неизбежном провале ему все коллеги твердили. «Да там никто всерьез и не работает, - повторяли они.- Директор фонда ОМС, директор филиала «Виктории»- совместили, практикующие врачи. Они в райбольнице боятся работу потерять, а сюда на заработки бегают…»
Да, было и очевидно, что побаиваются не напрасно. Год тому назад медра-ботники района твердо решили никого и близко к ОМС не подпускать. Они сочи-нили свою специальную организацию, но оказались такими неграмотными стра-ховщиками, что обратились за помощью к Макару Ивановичу. Наведывался лично доктор Гордиенко, заведующий реабилитационным центром.
Еще годом раньше познакомился Макар Иванович с Гордиенко, и тогда тот понравился ему как большой энтузиаст своего дела. А случилось это неожиданно. Макар Иванович активно занимался пропагандой страхования и сделался завсегдатаем в редакции районной газеты. Его и попросили написать о медсестре, что явилась основательницей физиотерапии в районной больнице.
Собирая сведения о славной юбилярше, Макар Иванович и до Гордиенко Ивана Кононовича добрался. И тот не только богатырским ростом удивил, лицом миловидным, но большими планами в развитии своей отрасли и смелыми сужде-ниями. Это от него Макар Иванович узнал, что бывший главный врач района Абрамов –проходимец. Если сказать мягко. Все бальнеологические изыскания и проекты исчезали, когда он перевелся в область.
И вот Гордиенко пожаловал с приятным поручением медицинской братии – сосватать его, Стожкова, на должность коммерческого директора. Правда когда он назначил размер месячного вознаграждения на новой, незнакомой, очень хлопотной и трудной работе, то оно оказалось в три раза меньше получаемого Макаром Ивановичем на работе привычной, стабильной надежной. Естественно, разошлись они без спора: перед выходом на пенсию понижать заработок мог согласиться только умалишенный.

3
Багрова с лета 1994 года закладывала фундамент будущего филиала стра-ховой медицинской организации  /СМО/ при Госстрахе. Она заключала договоры с предприятиями и колхозами на обслуживание обязательным медицинским страхованием /ОМС/. И, к ужасу главного врача района, преуспела в этом непло-хо.
Госстрах /и она с ним/ областным территориальном фондом ОМС был по-ставлен в весьма странное положение. Требовалось сначала договоры заключить /непонятное сомнение в том, что служащие Госстраха умеют заключать договоры: чем же они тогда занимались семьдесят три года при советской власти?/, и только потом фонд обещал разрешить работу на своем фронте или не разрешить. Опять нестандартный поворот: запретить Госстраху производить работу, которую он уже сделал!?
Но даже на такой зыбкой площадке /работа бесплатная!/ Багрова соорудила домик филиала ОМС и тем крепко огорчила фонд, деятели которого взятку получили от конкурента Госстраха - фирмы «Виктория». У фонда обнаружилась труднейшая задача: под благовидным предлогом деревянный домик Багровой утопить. Вместе с нею, естественно.
Фонд принялся тянуть резину с заключением договора на госстраховской филиал ОМС в Дымске. Переговоры с фондом вел учредитель - областное управление в Дарске. Там фонд и докопался, что госстраховский «Дарскмед» не имеет лицензии, а значит, подбил Багрову на незаконные действия. Опять же не понятно, почему Госстраху могли отказать в лицензии?
Все документы по новой отрасли у Багровой изъяли и арестовали, опечатав в Дымском филиале фонда. Директор филиала фонда не на шутку перетрусил: его заподозрили в сообщничестве с Багровой, в пособничестве Госстраху. И ему ничего не оставалось как потирать шею, убеждаясь, что на ней нет еще той веревки, на которой его повесят.
Тем временем через районную газету директор Дымского филиала «Викто-рии» запугивал граждан района  тем, что если они немедленно не получат в «Виктории» страховые полисы по ОМС, то после нового года будут обречены лечиться только за плату. Агенты «Виктории» бежали по следам Багровой и переписывали с колхозами и предприятиями района договоры на свою фирму. И уничтожили таким образом больше половины трудов Багровой и её помощников.
В разгар такой кампании и повезла Багрова Макара Ивановича в областное управление Госстраха, ведавшее ОМС. С этим юридическим лицом и спорил фонд и генеральный директор страховой медицинской организации «Виктория».
Итак, генеральный директор СМО ОМС «Дарскмед» Плетнев собирался су-диться с генеральным директором «Виктории» по поводу разбоя, учиненного филиалом последнего в городе Дымске и районе.
Всех тонкостей тяжбы Макару Ивановичу никто не объяснил. Его пригласи-ли, чтобы решить другие вопросы. Например, хочет ли он работать директором будущего филиала СМО ОМС «Дарскмед» у себя в Дымске. Признает ли его кан-дидатуру подходящей Плетнев и согласен ли он его, Стожкова М.И., нанять.
Плетнев увел Багрову из общего кабинета фирмы, где занимались на рав-ных все: и секретарь, и бухгалтер, и заместитель и сам Плетнев. А теперь еще и Стожков втиснулся. Удалившиеся совещались недолго.
- Я мог бы вас назначить директором и сегодня, но подождем с организаци-ей филиала еще немного, - объявил он Макару Ивановичу и вручил доверенность на ведение страхования в районе по ОМС, но назвал его в выданном документе директором.

4
Вернулся Макар Иванович из Дарска, и сел на свое привычное рабочее ме-сто в «аквариуме» и будто забыл о высоком доверии Плетнева. И целых три не-дели не отвлекался он к ОМС. Багрова его не увольняла, хотя установленным порядком выход его на пенсию «обмыли». А сложность перехода состояла в том, что и договоры, и страховые полиса оставались под арестом и она ничего не могла ему передать.
Но неожиданно час перевода пробил. Багровой позвонили, что арест снят. Никого не судили и не повесили. Багрова повезла Макара Ивановича в филиал фонда и забрала там документы по ОМС.
Никто никаких радостей не испытал и не мог испытать: они были почти на похоронах своего детища. Работа Госстраха была блокирована по ОМС в самое золотое время - вплоть до Нового года. В декабре агенты Багровой были свобод-ны и могли бы здорово помочь в выписке и вручении полисов ОМС. А с января эти агенты сами искали помощников, так как начиналась кампания по обязатель-ному страхованию строений и животных, принадлежащих гражданам. Два-три месяца они сами день и ночь выписывают извещения и всех родственников на это мобилизуют. Значит, никакой помощи от них не будет директору новорожденного филиала ОМС.      

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

1
Филиал Макара Ивановича занял в инспекции Госстраха самую уютную и теплую комнату со встроенными пристенными шкафами,  решетками на двери и окне. Багрова сейф выделила, пять столов новых, десяток стульев полумягких. Горели  лампы дневного света, был телефон.
  Перед широким окном, глядящим на восток, торцами к нему были сдвинуты два двухтумбовых стола. За левом Макар Иванович крутился от ящиков стола к пристенному шкафу, сортируя документы - за правым - главный бухгалтер, Завадская Рима Семеновна, свежая пенсионерка из экономистов Госстраха.
На остальных трех столах лежали списки пенсионеров района и безработ-ных. Были и списки работающих по предприятиям, какие не поддались уговорам агентов «Виктории».
  Дело, как говорится стояло за малым- зарегистрировать филиал.
Процедура эта оказалась непростой. До рассмотрения главой района Положения о филиале СМО ОМС требовалось обойти более десятка организаций типа: налоговая инспекция, дорожная служба, служба занятости населения и т.д.
Все организации Макар Иванович где обошел, где объехал удачно, то бишь по первому заходу отметился. Движение застопорил юрист районной админист-рации.
Сначала Макар Иванович никак не мог застать её. А когда все- таки посча-стливилось свидеться  с суровой, пожилой, серой женщиной, она наотрез отказалась поставить в знак согласия свою подпись на «ходунке».
- Что это за липа?- сверлила она Макара Ивановича выцветшими серыми глазами. - Чем вас они, учредители, наделили? Вы уставной капитал имеете?... Не имеете. Так зачем тогда вам они? Беритесь и выполняйте работу без них! И прибылью не делитесь!
Вот так она оскорбила проект, составленный умными страховщиками и врачами в областной  столице. И  сделалось непонятно, куда и зачем идти дальше. И вернулся Макар Иванович к заведующей общим отделом администрации. Пожилая добрая женщина, которую ежеминутно, будто снежными хлопьями, осыпали бумагами, назвала выход: «К самому. Вместе с Богровой»
Багрова согласилась. Позвонила секретарю приемной, и секретарь нашла окно в плотном графике приема у главы района в тот же день.
Жилистый старик с морщинистым лицом непрерывно курил, время от вре-мени менял позу не оставляя кресла, на гладкий потолок просторного кабинета поглядывал, когда от физиономии посетителя отвлекался.
- А какие тут могут быть сложности? - подумал он вслух и перевел взгляд на Багрову. - Это ведь не самостоятельная организация, а всего-навсего филиал. Так чего мудрить?!
И Положение утвердил.

2
Настало время обзавестись печатью. Операция эта оказалась намного проще, чем Макар Иванович ожидал. По жидкому снегу он сплавал на местное телевидение, где такие заказы принимали. Его заказ приняли без чертежа - по эскизу. Багрова работу оплатила и через три дня Макар Иванович получил печать и штамп своей организации.
Создание филиала завершилось его регистрацией в Дарске, в вычисли-тельном центре. Деньги для регистрации дал Плетнев. И хотя тот день был не-приемным, Макару Ивановичу все равно удалось свою задачку решить с первого заезда. А потому Плетнева он удивил дважды. И тем, что в неприемный день проскочил, и тем, что с него взяли меньше, чем с таких же  директоров филиалов накануне.
Плетнев же, рыхлый добряк, в свою очередь ничем не смог его порадовать. Ему все не удавалось заключить договор с Фондом. Там не были уверены, что достаточно навредили Госстраху, чтобы его участие в ОМС сорвать. Не были уверенны и в том, что Дымский филиал «Виктории» достаточно закрепился и устоит.
Плетнев, как старый страховик, хоть и доктор, понимал, что каждая неделя отсрочки заключения договора размывает фундамент Дымского филиала и потому запустил его - на свой страх и риск – раньше получения на то согласия Фонда. Об этой авантюре Макар Иванович, естественно не догадывался.


3
Макар Иванович и Римма Семеновна погрузились, наконец, в изучение но-вой отрасли страхования.
Вот они еще тонут в технических неясностях, норовя сдвинуть непонятную машину с рекламной площадки в производственный цех. Машина пока мертва: она не работает в главном назначении - в определении границ страхового поля и в открытии способов его рационального - освоения.
Конкуренты создают видимость  успешного продвижения вперёд, а на самом деле пока только стараются застолбить для себя побольше объектов страхования да удержать на замке границы по-воровски захваченных территорий. Мечтают избежать законных вторжений Госстраха. Конкуренты тоже лишь приплясывают на месте, но приплясывают с задором: хоть зримой пользы нет, но у них помощники имеются. Это  персонал лечебных учреждений района с главным врачом в авангарде.
Непорядочные  конкуренты всю дорогу сбивают с толку Макара Ивановича - стараясь предстать перед ним опытнее и удачливее. А он таращится  на них и никак не может разглядеть их законных успехов: маячит кое-что, но это ж плоды жульничества.
С другой стороны, Макар Иванович и сам не без опыта, но у него опыт дру-гого сорта, опыт исполнителя, не ставящего под сомнение таланты руководителя. Уж так он воспитан. А новые времена требуют других подходов. Они предписывают непременно сомневаться и уточнять, а не жулик ли перед тобою, не проходимец ли, который дела не сделает, но, как пить дать, обворует. Вот и жди от такого трудового участия и помощи. Значит, его проверить надо, а потом ждать.
Время требует, чтоб Макар Иванович был стратегом, а не статистом. Даже  проходимцем, обставляющим по уму и проницательности бандитов. И пустозво-нов, разумеется. Он обязан стать уголовником, иначе его сожрут.
Об  истоках и перспективах ОМС /обязательного медицинского страхования/ слышать приходилось немало. Ещё до этих тренировок. Однако как-то не обратил он внимания на то, что одно с другим не сходится: из разных материй проистекает.
Об истоках горячо говорили, эксплуатируя идею важности улучшения лече-ния трудового народа. На самом же деле идея эта могла заработать практически только при наличии средств. Вот если бы маховик экономики так размахался, что прибыли девать некуда было, тогда б настало время ОМС строить  /именно с целью улучшения лечения! / А когда бюджет в районе  исполняют на 50%?.. Какое тут ОМС?.. Положение лечебных учреждений от недофинансирования ухудшается. Естественно, лечить доктора должны хуже. Ну хотя бы потому, что не на что приобретать лекарства и постельные принадлежности в больнице. А еще кормить больных чем? Так за что могут бороться и чего могут добиться страховые компании?
Если бы Макар Иванович  спросил районного министра финансов, то тот бы ему с удовольствием правду выдал: «Зарплату себе ты заработаешь, но делу... не поможешь!»
Значит, страховым компаниям при Фонде ОМС пока делать нечего.
С фонда  и того достаточно, что он на свой аппарат немалые деньги тратит. Хоть пользы с него только половина  /только аккумулирует средства для здравоохранения да распределяет не по заслугам -не для улучшения, а только для спасения , /но в зарплате заинтересован. Вот и раздувает видимость кипучей работы: договоры со страховыми  компаниями городит.  И не просто со страховыми, но со специализированными. Участвовали бы в ОМС не из каких-то углов, но из заблаговременно отстроенных корпусов, то есть выходили бы во чисто поле, специально строили бы, ставили бы конторы страховые по ОМС за свой счет, оборудовали, заключали бы договоры по ОМС, а деятели областных отделений Фонда только чесали бы затылки и думали: чи брать их на службу, чи не брать… А страховые компании за это право ... между собой дерутся, всякие бури в стакане организуют. Ну, как в Дымске. Только всё это темнота непроходимая. И для всех убытки неоправданные, разорительные. Да за такой разбой судить и вешать надо думцев и других инициаторов. Это же неизбежное мошенничество.
Но  Макар Иванович и Римма Семёновна, не обращая внимание на хлипкие бумажные сваи системы ОМС, выяснили, что поиски фамилии явившегося пен-сионера много времени отнимают. А доискаться при нем непременно надо: в общем списке таких же номер полиса и подпись получившего проставляются. А подпись - главная часть в документе, основа еженедельной отчётности. И дога-дались заготовленные полиса в алфавитную картотеку сгруппировать, создав таковую. Пробовали и сами отыскивать стариков, да только у большинства адре-са оказались устаревшими. Таких неработающих искать на улицах города, что иголку в стогу сена.
А Фонд торопит, в тупик гонит, где только задохнуться можно.
У него будто горит: охватить вниманием всех немедленно требует.
Много народу приходило: объявление в газете было. Всех с первого захода удовлетворяли. Ну, и радовались всякий раз тому, что немалый поток обслужили. Умудрялись. Перенапрягались. Сотрудники Багровой не выдерживали: на помощь бросались.
Итак, Макар Иванович приступил к выдаче страховых полисов пенсионерам. Очереди - по объявлению в газете - набирались большие и шумные. Клиенты заполняли весь холл. Впрочем, и при небольшой очереди они всё равно растекались бы по филиалу Багровой. Учреждение Макара Ивановича располагалось не при входе /что практически тоже можно было устроить/,а в самой глубине.
Итак, середина января. Госстрах занят обложением домовладельцев  и владельцев скота /обязательное страхование имущества граждан/. Доброволь-ных помощников от Госстраха в филиале ОМС нет. Полиса выдают двое – Макар Иванович и Римма Семёновна. Редко, видимо, с тоски и от неурядиц к ним Багрова заглядывает /её кабинет напротив/. Полная неясность с оплатой труда. Потому Макар Иванович не решается официально нанимать помощников - агентов. Он обходится услугами совместителей, завербованных Багровой.
Новый директор и новый  бухгалтер изучают особенности новой отрасли. Итак, они двинули в другом направлении, и выяснили, что много времени отни-мают поиски фамилии пенсионера в списках. А искать надо: в списке ставится номер полиса и подпись. 
Это главная часть в документе, основа еженедельной отчётности.
И заготовленные  полиса пришлось расставить по ящикам в алфавитной картотеке, создав таковую. Тем не менее Макар Иванович и Рима Семеновна, как дети, в конце смены радуются тому, что немалый поток обслужили.  Однако после нескольких удач их радостям подрезала крылья уборщица филиала Багровой. А дело было так. Неторопко прибыла она по темной улице на службу и вместо пола в фойе подобие просёлочной дороги обнаружила. Нанесено было столько песка, что до того, как за тряпку взяться, его пришлось совком выгребать. Неожиданная незадача оплеуху напоминала. Уговору такого не было: зарплату повысить не обещали, а забот добавили. Правда, когда половина убираемой площади к налоговой инспекции отошла, зарплату ей не урезали. Но того она как-то не заметила. А теперь загорелась желанием узнать, как надлежит понимать обнаружившуюся перегрузку.
- А кто за ними  убирать должен? — спросила она.
Багрова ответила в потолок глядя, то бишь неуверенно, неубедительно: «Пока выручать придётся. А как у них вопрос решится, либо доплачивать станут, либо свою наймут».
Разумеется, о претензии уборщицы Багрова тут же Макару Ивановичу со-общила, а тот с Риммой Семёновной горькую пилюлю разделил. Житьё-бытье в такой обстановке настроение отравляло.

4
Суд над «Викторией» не состоялся: команда Плетнёва сдрейфила. Процесс проиграть побоялась и на мировую пошла. Противник поклялся, что публично извинения принесёт. В районной газете поношение в адрес Багровой снимет. Обещал честно территорию района с филиалом Макара Ивановича поделить. Ничего такого на самом деле не случилось.
Когда к судебному разбирательству готовились, и Плетнёв, и его молодой, но как доктор опытный, зам сумму ущерба определить затруднялись. Ещё не ведали, что почем.
Намного позднее Макар Иванович сообразил, какие именно операции сле-довало поставить в начёт «Виктории», определяя убыток от действий её филиала в Дымске. Посколько «Виктория» замахнулась срубить под корень Дымский филиал ОМС от Госстраха, то в ущерб следовало внести сумму годовой зарплаты штатного состава и оплатить работу нештатного по заключению тех договоров, какие «Виктория» аннулировала, то бишь на себя переписала.
Сложность состояла в том, что фонд и сам не знал, какая операция сколько стоит. В частности, сколько платить за договор агенту. У него, фонда, вроде бы и нужды такой не было. Дескать договор заключает с предприятием директор. Директор же получает зарплату. А фактически Багрова, к примеру, договоры заключала как агент. И ей не заплатили.
Следовало также посчитать, сколько получили бы агенты за выписку и вру-чение страховых полисов на отторгнутых предприятиях и в колхозах. Ведь для доброй половины они были выписаны. А сроки затянули?! Здесь и был похоронен успех! Это только теоретически все едино, что в декабре тридцать один день, что в январе. Так и в январе фонд не решился допустить до работы Дымский филиал СМО «Дарскмед» от Госстраха.
По привычке человека честного и спокойного, не исповедующего девиз «во что бы то ни стало!», Макар Иванович копался в деталях, осматривался и с раз-борками не торопился. А его уже начали долбить со стороны филиала фонда за недобор договоров. И тут Багрова сбила с толку. Она предложила опробовать ходовой советский, коммунистический прием - посоветовала накатать на «Викто-рию» «телегу» - письмо, уличающее в нарушениях закона.
Макар Иванович – для спасения своего филиала - такую обвинительную петицию составил и принялся вручать незамедлительно. В администрацию района понес. Был принят замом и получил, как говорится, отлуп.
- Сегодня это вопросы внутриведомственные, не наши,- бесстрастно пояс-нила зам, дама спокойная, рослая, миловидная и очень занятая.
Прокурор свой экземпляр получил по почте и с подсказки «Виктории» отпи-сался: «Предстоит судебное разбирательство. На нем все вопросы будут рас-смотрены…»
- Да не все! – в свиной голос возразил Макар Иванович. Там, что директор Дымского филиала «Виктория» практикующий врач, находящийся в подчинении главного врача района, суд интересоваться не будет, а в этом прямое нарушение закона. Макар Иванович, как говорится, в свиной голос догадался, что поспешностью испортил дело: главный козырь из собственных рук выбил.

5
Согласно установленного порядка Макар Иванович был обязан представ-лять в местный филиал фонда еженедельную сводку о заключенных договорах с хозяйствующими субъектами. Волей-неволей он занимался инвентаризацией ранее заключенных договоров.
Потому и перезвонил директору федеральной почтовой связи.
-Михаил Андреевич! У нас с вами имеется договор на обслуживание меди-цинским страхованием. Пора полиса выдать, а списка работающих у нас нет,- напомнил Макар Иванович.
- Действительно. Помню. Но сам договор исчез…
- Ничего страшного. Восстановим. Готовьте списки по форме… Я догадыва-юсь. Договор представитель «Виктории» уничтожил. Чтобы уломать к ним пере-метнуться…
- Вон как! Я их уломаю! Они впредь, ближе чем на сто метров, ко мне не по-дойдут!
И на самом деле принципиальный, как наждак, твердый, Михаил Андреевич спустил на «Викторию», как говорится, камни с горы.
На другой день замдиректора филиала «Виктория» на телефонном проводе в истерике билась. Так она была ошпарена неожиданной и дерзкой акцией Макара Ивановича.
- Таким Макаром,- утешал он её,- я верну все договоры, что вы подлым об-маном у нас отобрали, пока Багрова со связанными руками сидела. Я на вас, уголовников, найду управу. И вы перестанете в мутной воде рыбку ловить. Так что прекращайте запугивать честной  народ: «Только у нас до февраля получайте! Иначе придется за лечение платить!»
То была блистательная победа. У Ковшова – директора филиала фонда- волосы дыбом встали после доклада Пришибейко, директора филиала «Викто-рии».  А что если он таким образом по всему району пройдется?- подумал тот вслух.- Тогда не мы им будем руководить, а он нами!?

6
И тут Багрова попутным рейсом привезла от Плетнева долгожданный дого-вор с областным фондом ОМС. Договор определял рамки первого этапа работы Дымского филиала ОМС от Госстраха с февраля по май. С февраля и только с февраля полагалась зарплата директору и бухгалтеру, заместителю и водителю несуществующего автомобиля. Никаких уборщиц, никаких телефонов, ни отопления, ни водоснабжения, ни канализации.
Договор, как мина замедленного действия, нес в своих положениях много еще и завуалированных капканов. К примеру, расход горючесмазочных материа-лов мог быть узаконен /оплачен/ только при наличии договора аренды автомоби-ля, а на аренду его деньги не были предусмотрены в статьях расходов, так же как и на аренду помещения и компьютера. Следовательно, арендовать автомобиль не было практической возможности.
 Фонд заработной платы штатного состава был отделен от фонда нештатного /вознаграждения агентам/. А потому выдача полисов и директором, и бухгалтером не создавала филиалу никакой экономии не предполагала перевод части средств на счет штатного состава. А это было важно на тот случай, если филиал не справится с намеченным объемом работы до конца мая.
Для нештатников нормы выработки были с потолка взяты:  практически ни одного агента не могло быть, который бы трудился прямо у него в конторе : такой агент не смог бы прокормиться.
- Смысл ограничений - сорвать работу,- догадался Макар Иванович, но ему хотелось изловчиться и капканы обойти.

7
Представитель предприятия, заключающего в госстраховском филиале ОМС договор, должен был положить  на стол Макару Ивановичу справку о реги-страции предприятия в Фонде ОМС. Без такой справки Макар Иванович договор заключить не имел права. И он посылал клиента в контору Ковшова. Но тот кли-ент к нему уже не возвращался: подручные Пришибейко  перевербовывали его. Дело в том, что филиал «Виктории» квартировал прямо в филиале фонда.  Кли-енту такой поворот представлялся более выгодным. Во-первых, отпадала необ-ходимость на шесть кварталов возвращаться по городу. Во-вторых, здесь на его непросвещенный взгляд, вырисовывался более надежный вариант: там, в Гос-страхе, лечить ладились страховщики, а здесь настоящие врачи, каких за делом в больнице районной можно видеть.
Неоднократно убедившись в обкрадывание своего филиала   по такой схе-ме, Макар Иванович стал умышленно нарушать порядок. Он страховал без спра-вок.

8
Через неделю /уже февральскую/ Макар Иванович и Римма Семеновна к Плетневу приехали. Свои нерешенные вопросы привезли. Плетнев на седьмом небе пребывал, полагая, что добился невозможного: вырвал у фонда ОМС дого-вор на Дымский филиал. И был уверен, что правила игры определились, что кон-фронтация с «Викторией» уже в прошлом. Но Стожков и Завадская уперлись в другой угол: «Когда мы получим зарплату за январь?»
Если бы Плетнев вел дело честно, если бы знал, что он делает и что полу-чается, то должен был решить этот вопрос с учредителем. Взял бы у него деньги /а ещё проще, надоумил бы начальника управления областного Госстраха напрямую рассчитаться, так как и Стожков, и Завадская - страховые работники/. Придумали бы поощрение и все было бы закончено.
Но Плетнев стал городить, как на его взгляд, дешевле: посоветовал взять деньги из перечисленных фондом согласно договора. Дескать, на гребне блиста-тельных побед все спишется. Он совсем забыл о реальном положении, о том, что филиал находится на испытательном стенде, что любому нарушению договора Фонд будет рад.
- На это пишите свой приказ. От генерального директора, - потребовала Римма Семеновна.
В приказе том Плетнев так изловчился: « …за выполнение плана на двести процентов зарплату за февраль - удвоить…» Так они и получили ее в марте. И только полученное по кошелькам растолкали, как ревизор из филиала фонда нагрянул и по нарушению акт составил. Фонд стал требовать, чтобы Стожков и Завадская по одной зарплате вернули на счет в банке. Завязался скандал.

9
Макар Иванович продолжал искать ответы на неразрешимые вопросы договора с фондом. С Багровой он заключил фиктивный договор на аренду автомобиля. Расчет на четвертый квартал запланировали. И потому водителю Багровой законно выдавали горюче-смазочные материалы и платили полставки.
На период, указанный в договоре, принял он и заместителя. Не врача, естественно, а молодую женщину с дипломом какого-то техникума /как это обычно практиковалось в Госстрахе/. Эта симпатичная дама согласилась за одну, но большую зарплату зама выполнять две работы - секретаря и уборщицы, то есть в течение рабочего дня она страховые полиса выдавала, а после - производила уборку в холле и в кабинете.
Но уже сразу после первого марта Макар Иванович подал заявление на увольнение.

10
Макар Иванович догадался, что учредителю его филиала дешевле сквозь пальцы смотреть на то, как постояльцы бесплатно пользуются помещением, освещением, отоплением, мебелью и разной техникой, чем выделять на эти цели деньги официально: не приходилось ничего закупать и платить в этой части налоги.
Сам он тоже определился в стратегическом курсе трудов своих, сказав себе: «В этом учреждении нет смысла работать: сработанное следом исчезает, как вода в песок. Потому и нет оснований требовать оплату».
Как исчезли договоры, организованные Багровой, так могли в тумане безза-кония раствориться и его собственные.
Как на Руси повелось издавна, задержку с увольнением отсутствием замены объяснили. А потому Макар Иванович дал слово, что замену подыщет. И судьба ему навстречу пошла. К нему заглянул доктор, метивший в замы. Это был опытный, хотя и молодой, хирург. Для страховой организации то был не доктор, а сущий клад. При нем было очень важное и в условиях района неожиданное, немыслимое условие: доктор был не зависим. Он не состоял на службе у главного врача района.
А как представил себе свое дело Макар Иванович, независимость - главное в работе медицинской страховой организации. Ведь ее задача – отстаивать интересы граждан, обратившихся за медицинской помощью. Страховая организация следит за качеством лечения. Она возбуждает судебное преследование в случае смерти больного по вине лечащего врача.
Обратившийся к Стожкову врач был иностранцем, хотя и окончил советский вуз и жил в соседней станице. Одно время он работал в Дымске на скорой помощи, но главному врачу не понравился, и они расстались.
 Макар Иванович был в восторге, что предстоит неожиданный подарок ди-ректору филиала фонда и главному врачу района. Последний так ненавидел цветного иностранца, как будто тот его родную мать зарезал.
Но Плетнев засомневался, стоит ли принимать иностранца. Проконсульти-ровался и убедился, что это не худший вариант: человек перед ним был компе-тентный. Не беда, что он у себя на родине не сошелся во взглядах с президен-том. Зато он сотни жизней спас при авариях на нефтеперегонных заводах.
У Плетнева появилась уверенность, что этот директор /не в пример Багро-вой и Стожкову /не станет просить о помощи в заключение договора между Дым-ским филиалом СМО «Дарскмед»и главврачом района. Он его и сам доконает: главврач сам приползет. Не станет же он, монополист, лечить бесплатно. А без договора платить лечебному учреждению страховая организация не будет.
Эффект сюрприза сработал благодаря правилу, которого придерживался генеральный директор «Дарксмеда» Плетнев. Он не возил представлять своих директоров филиалов в областной фонд ОМС.  Те объявлялись сами, как снег на голову, в филиалах фонда по районам. Там их должны были знать в лицо.
Когда Багрова представила Ковшову Макара Ивановича, Ковшов справился: «А у кого вы были в фонде?»
- Ни у кого! А что мы там забыли?.. У нас здесь работа. Для объяснений же разных начальство имеется, – отрубила она.
По этой схеме опальный и безработный доктор – иностранец и появился перед Ковшовым неожиданно. Как гром среди ясного неба. Ковшов тотчас позвонил своему работодателю и «порадовал» сюрпризом.
Для главного врача то была чувствительная пощечина. Он почему-то про-должал стоять на том, что и впредь будет бесконтрольно вредить народу, что никакая система ОМС ничего не изменит. Он не хотел, чтобы его работу страхо-вые компании оценивали.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1
Анатолий и Маргарита перебрались в свой недостроенный двухэтажный дом с наступлением апрельского тепла, когда взошла картошка. Забрали они с собой все, что понравилось им на даче Стожковых: холодильник, телевизор, стиральную машину, пылесос, шкафы и прочее. Так самоуправно Катерина Спиридоновна распорядилась.
Они постоянно приглашали Макара Ивановича и Катерину Спиридоновну мазать, белить, полоть, кирпич выгружать, складировать, переносить к местам строительства. Самый легкий вариант помощи Стожковых состоял в том, что им оставляли Данилку нянчить.

2
Так сложилось, что Стожковы одновременно вышли на пенсию и жить на хутор перебрались. Макар Иванович крепко надеялся, что после ухода на пенсию и поселения на хуторе глава сельского округа на его нужду в нормальном огороде по-другому глянет. Если по коммунистическим установкам горожанину на хуторе полагалось подрезать крылья, то бишь не допускать, чтобы он всерьез поддерживал свое благосостояние за счет огорода, то пенсионера вроде бы поощрять полагалось в том, чтоб он с голоду не умер. Так он хорошо о местной власти думал.
И однажды пришел с заявлением насчет добавки огорода, то бишь- возвра-та ему отрезанной части его же усадьбы. При покупке усадьбы.
Глава округа /под таким шифром значились теперь руководители сельских советов, те же самые, что сидели здесь и раньше,/жирный карлик со свирепым взглядом гестаповца, тут же уличающий в злых замыслах вопрос Макару Ивано-вичу подбросил: «А ты с Волоховой договорился?».
Он ответил: «Ну, во-первых, мы не разговариваем, находясь в ссоре с нею, по её инициативе.  А во-вторых, не она же землею в сельсовете распоряжается».
«А с другими на хуторе, такие же отношения?... Тоже скандальные? Тоже склочные?..» - ломил свое глава сельского поселения.
- Да нет. Если люди мне землю под картошку бесплатно дают, то, наверное, не со зла, а по доброму расположению, из сочувствия…
- Проверим… Ну, если ты такой хороший, огород добавить не возражаю. Завтра Волохову к восьми вызову, тогда и договоримся.
На другой день, такой же серый и тоскливый, потащился Макар Иванович в администрацию сельского округа снова. У подъезда Нину Сергеевну нашел. Та под пронизывающим холодом, как баран на вертеле крутилась в стареньком зеленом пальто. Крепко продрогла.
К другому углу особняка землеустроитель устремился- молодой, стройный блондин высокого роста. Мимоходом у Макара Ивановича справился: «Договори-лись?»
- Нет, - готово отозвался тот.
- Тогда к главе. Не ко мне.
Прикатился мячиком и глава. В кабинет к нему поднялись следом. Не оста-вили ему времени на приготовление к приему.
- Владимир Владимирович! Я свой огород люцерной засеяла. Корову ради внука держу. А у них картошку садить буду.
- Ну, если так, - поверил ее вранью глава сходу,- то без картошки тебя оста-вить мы не можем.
- Так я побежала!? Мне в больницу … Еле стою.. А через год я землю свату отдам.
- А не доживу если? – усомнился Макар Иванович.
- Ты и меня переживешь! – бросила Волохова и из кабинета улизнула.
Она успешно сумбура в разбирательство добавила и спешкой от посрамления спаслась.
- А мы вот как поступим. Дадим тебе землю возле МТФ. Где у нас колхозни-ки картошку садят…
- А почему не на хуторе Соколином? От МТФ до него каких-то три километ-ра. Да и здесь до МТФ два…
- Что за шутки?
- Да какие шутки? Не на чем мне туда ездить. Вот Волоховой было бы там картошку вырастить сподручнее: она в ту сторону на работу бегает и два надела там уже имеет…
Потом Макар Иванович ревизию учинил. Пробрался берегом речки к огороду Нины Сергеевны и обнаружил, что никакой люцерны на нем нет /люцерной она соседский огород заняла, по обоюдному соглашению/: была картошка как всегда посажена /ему ведь там в первые годы дружбы картошку капать приходилось, и кукурузу ломать/, была кукуруза, помидоры, огурцы. Словом, как у всех соседей. На клине Стожковых она где- то полсотни лунок картошки воткнула, чтоб сдержать слово, данное главе, остальную площадь отвела под кукурузу. Выполоть вовремя не сподобилась /не успела/, и по картошке отличная амброзия поднялась. Так что убирать было нечего: картошку колорадский жук съел, а кукурузу сорняки забили. А на работе Нина Сергеевна политическое заявление сделала: «Буду амброзию выращивать, но землю не отдам!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1
Подыскав преемника, Макар Иванович еще и убедился, что тот действи-тельно к Плетневу съездил, и только потом перестал на работу выходить. Не сомневался, что Плетнев его подведет.
«Этот любитель бесплатной работой снабжать, - рассуждал Макар Ивано-вич,- снова поросенка подложит. Я тут работать буду, а окажется, что он меня уже уволил».
А потому с Риммой Семеновной он условился, что работу прекращает и удаляется на дачу.
- За счет директора, то бишь меня, вы фонд зарплаты сэкономите. А по-скольку у нас и зам. имеется, то любой документ за директора она законно под-пишет. В крайнем случае – для такой цели – меня вызовите. Мне же отныне зар-плата не начисляется. Я без содержания как бы...
Так оно и сложилось. Об увольнении Стожкова, Плетнев  приказ отдал, а выписка в филиал только через месяц поступила. Еще через пару недель новый директор объявился. Тогда-то Макар Иванович для передачи хозяйства и прибыл.
Смене директора Римма Семеновна в душе порадовалась. Она находила, что Макар Иванович был человеком недостаточно жестким. Она полагала, что в сложившейся ситуации – во спасение филиала – смена обязательна. Однако после ухода Макара Ивановича ни она, ни новый директор, ни зам., зарплату ни разу не получили. Пошло планомерное, неотступное и зримое съедание нового директора Ковшовым, Пришибейко и компанией.

2
А Макар Иванович на даче газ провести надумал. Из рассказов людей бы-валых уже знал, что столь ответственная кампания с получения поэтажной выкопировки в бюро технической инвентаризации начинается. Тут же выяснилось, что специалист от этой организации два раза в месяц на хуторе бывает и что его легко и в городе найти. Узнал фамилию, до БТИ добрался, заявку сделал.
Так первым начальником на тернистом пути газификации симпатичная де-вушка-блондинка встала. Роста ниже среднего, щупленькая, в темном плаще и в черной широкополой шляпе. Миловидное лицо ее светилось сочувствием. Види-мо, она приняла Макара Ивановича за уже затертого жизнью настоящего старика, у которого нет денег, но который их ищет, на помощь чью-то надеется и, возможно, не напрасно. Потому от газификации она его отговаривать не стала, но на чем сэкономить можно, подсказала. В частности, как лучше управиться с обмером строений двора, чтобы за обмер не платить дважды.
- А это что? – указала она на расставленные по периметру запланированного нового домика фундаментные блоки. Они были вкопаны по всем правилам экономного хуторского строительства. Траншея гравием засыпана, гравий залит водою, утрамбован, песком покрыт и на песок блоки поставлены.
- Да это грядка на манер теплицы. Мечтали, конечно, домик новый поста-вить…
- У вас разрешение на пристройку котельной имеется. Могу включить и это, если хотите…?
- Боюсь, что фундамент сей нам не понадобится…
Словом, с БТИ, несмотря на полное отсутствие документов (кроме договора купли-продажи), отношения сложились благожелательные.

3
Другое дело в райгазе. Там выкопировку вернули: на ней котельной не ока-залось. Котельную Макар Иванович и на самом деле не пристроил. Он так рассу-дил: «Специалист райгаза укажет, где должно быть окно и где дверь. Чтоб ошибки не получилось…»
Нам нечего смотреть на то, чего нет. Когда построишь, тогда и увидим, где дверь и где окно! – заявили ему.
- И если они не там, где надо, окажутся, перестраивать заставите? – дога-дался Макар Иванович.
- Возможно.
Вернувшись на дачу, Макар Иванович отрыл траншею под фундамент ко-тельной, заполнил ее подходящим для арматуры железом и стал бетонировать. Одновременно решил и трубами запастись, что лишними в хозяйстве никогда не бывают. Опасаясь новых скачков цен, он торопился. Так что, когда договорен-ность о грузовике на хуторе сорвалась, он спешно до города добрался, забежал на территорию знакомой ему по долгу службы автоколонны, на ладан дышащей, и грузовик нанял. Заломили с него  втридорога. Но беду эту без большего опыта обойти было сложно. Она вытекала из стандартной длины труб. Они были пред-линные и потому не всякий грузовик мог их доставить без штрафа от ГАИ. Вот и нанял он «КамАЗ» с прицепом. Именно на прицепе трубы разместились безопасно.
Планировал Макар Иванович и самый легкий, самый дешевый вариант про-водки газа – воздушкой от соседа. И теоретически, и практически, то бишь технически, препятствий не было.
По первому запросу и сосед согласился. Но тут же стал вдруг по ночам ки-даться, кошмарами преследуемый, просыпаясь в холодном поту. Осаждало предчувствие, что он замерзнет из-за услуги соседу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

1
У Катерины Спиридоновны давно странная привычка обнаружилась: если она, к примеру, что-то готовить собиралась (особенно вкусненькое и редкое), то накануне старалась исходные позиции испортить (вместо того, чтобы их укре-пить). Если она обещала: «Завтра пирожков напеку!», то сегодня вечером кислое молоко выпивала, молоко, необходимое ей, чтобы завести тесто. А если готови-лась сделать окрошку, то накануне квас расходовала, съедала прикупленный золотой огурец, а то и яйца куриные. Ну, а потом, при столь уважительных прорехах, как отсутствие нужных продуктов, ее хороший план легко срывался, и она не огорчалась.
И вот, когда Макар Иванович с газификацией забегался, она потребовала с его счета в банке два миллиона рублей снять на гарнитур мебельный в квартиру городскую.
- Если мы сейчас не купим, то потом у нас никогда денег не хватит! – таков был главный её аргумент.
- Да он там и не нужен. Мы в той квартире не живем, и жить уже никогда не сможем, - возражал Макар Иванович.
- И не надо нам там жить. Надо чтоб квартирантам она нравилась, - стояла на своем Катерина Спиридоновна.
- А если нам из-за этого приобретения на газ денег не хватит? Тогда как выкручиваться?
- Да с газом у тебя, хоть так, хоть эдак, ничего не получится!
- Это почему же?
- Да потому, что у тебя нет машины, чтобы газовиков катать. Толика не на-просимся. Это не одну неделю и не две… И опять же, не с твоей расторопностью за такое дело браться.
После спора она посчитала, что ее правота доказана, а потому заняла у городской соседки-предпринимательницы деньги и диван с парой кресел в квартиру затащила. Благо, перед домом на тротуаре продавали. Соседка, зная, что у Катерины Спиридоновны муж финансист и не пьяница, деньги заняла. Да и срок для возврата был обещан небольшой – три дня. И на самом деле три дня проссорились, и Макар Иванович погасил долг.
Только с этим управились, новый сюрприз. У Маргариты и Анатолия холо-дильник отказал. Они его на городскую квартиру отвезли. Сдать в ремонт не су-мели. С квартиры новый забрали. Но пакость еще не в том состояла. Главная пакость была в участии Катерины Спиридоновны. Та мастера на дом заказала, а угробившие холодильник молодые дарования, ложный диагноз подсунули – отказ двигателя. И когда мастер прибыл, то его уже не просили разобраться, а скомандовали: «Меняй двигатель!».
Мастер замялся и все-таки справился, куда холодильник возили и кто его смотрел. Катерина Спиридоновна ответила. Мастер почесал затылок, помедлил, но потом рукою на все сомнения махнул и немецкий исправный двигатель отцепил. Поставили отечественный, по имени «Бирюса». Включил в сеть – не холодит, хоть и работает. Фреона добавил, вроде морозить начал. Получил мастер плату и удалился.
Простоял холодильник отключенным больше месяца. Наконец, понадобил-ся. Включили – не морозит. Кинулся Макар Иванович в мастерскую, двигатель заменившую, там ответили: «Привозите!».
К месту, надо заметить, что, несмотря на искушающий намек Катерины Спиридоновны, мастер не забрал снятый двигатель, и Макар Иванович в подвальную кладовушку на хранение его определил.
При участии соседа, Макар Иванович отнес холодильник в мастерскую, что была рядом, через улицу, напротив. Проверили и установили: радиатор пробит.
- Паять надо! – объявил новый мастер.
- А это надежно? – полюбопытствовал Макар Иванович.
- Не очень. Года на два, на три.
- А заменить если?
- Можем. У нас имеется «Бирюса».
- Заменяйте! – объявил свое решение Макар Иванович, подумав о том, что впереди не лучшие времена грядут, тогда наверняка ни сил, ни денег не останется.

2
День был сухой, солнечный, жаркий. Обливаясь потом, Макар Иванович вел кладку трубы. Труба была частью стены будущей котельной. Это было очень важное обстоятельство. Оно избавляло хозяина нанимать специалиста, а потому немалую экономию денег сулило. По-настоящему, ремеслу каменщика Макар Иванович никогда не учился, но, будучи студентом, подрабатывал то у печника, то у каменщика в помощниках. Тогда он и усвоил главный принцип строительства: стена к линии горизонта должна стоять вертикально. А еще, что имеется в природе такой прибор, как уровень и отвес, на худой конец.
А чтоб вертикальная стена не завалилась, он чтил опыт из анекдоточного случая. Подрабатывал он как-то на строительстве сельского молокозавода. С самого фундамента свидетелем и участником того строительства был. Поначалу народу трудилось очень много. Траншею вручную копали, вручную и фундамент заливали. Но когда с фундаментом управились, обстановка упростилась. На стройплощадке каменщик остался и три помощника при нем.
Каменщиком ссыльный молдаванин был. Враг коммунистического строи-тельства, адвентист седьмого дня. Мужчина лет сорока пяти, жилистый, высокий, выносливый и неразговорчивый. Допекал он прораба железной линией жизни: в субботу – выходной. Это при том, что тогда вся страна отдыхала только по воскресеньям. Но он воскресенье для отдыха не прихватывал.
Уж так измотал он прораба своей непокорностью по этому единственному поводу, что тот уж и не знал, что ему делать: пить или не пить. Горькую, естест-венно. Прораб был уверен, что при таком работнике, как этот молдаванин, его должны подкарауливать большие неприятности. И дело явно к тому кренилось.
Подсобники каменщика, юный Стожков и две еще нестарые замужние жен-щины, сначала выходили на работу по субботам, а отдыхали со всей страной в воскресенье. Но по субботам для них была маета, а не работа уготована: их бросали на другие участки, где они не успевали к делу приноровиться, как рабочая смена заканчивалась. И им стало ясно, что по субботам они ничего не зарабатывают, а только нервы трепят. И они перестали выходить в субботу, а потом докопались, что каменщик по воскресеньям один мучится на всех операциях сразу: и раствор заводит, и подносит его, и кирпич себе подает, и кладку ведет. И они на помощь к нему поспешили. Так что однажды прораб застал все звено в воскресенье дружно работающим. Для прораба то была первая диверсия.
На будущее прораб решил упредить злоумышленника и напомнить ему, что он еще не в самом глухом углу земли сибирской благоденствует, что будет ему организованно более каторжное существование, если хоть одна стенка завалится.
На эти угрозы каменщик глухо бубнил, что такое не случится, даже если кто-то очень будет стараться. Потом проработали благополучно целых три недели. И тут прораб на трезвую голову вдруг взял в руки проект, протер глаза и ахнул: в капитальной внешней стене, которая уже ростом его обогнала, не было дверного проема. То есть, в проекте он был, а в натуре – не было.
- Как ты мне сказал, так я и сделал, - бесстрастно пояснил каменщик. – Ты ж видел. Я не за один день стену эту выложил…
- Ладно. Прорубишь дверь! – смилостивился прораб.
- Я не ошибился. Я не буду прорубишь!
Долго и бесполезно спорили. В конце концов, пришлось прорабу искать охотника на эту скромную, неквалифицированную работу. Только тот охотник тщетно две недели с зубилом, молотком, ломом и кувалдой грыз эту стену. Плю-нул и сбежал.
Вот с тех пор Макар Иванович и помнит, как правильно раствор заделать, чтоб стена не упала.

3
В тот момент, когда Макар Иванович, от жары обессиливший, висел на хлипких лесах и творчеством каменщика наслаждался, любовно два колодца в трубе выстраивая, перед двором «Волга» притормозила. Молодой, хорошо оде-тый, опрятный мужчина, оставив салон автомобиля, к калитке приблизившись, справился: «Здесь проживает Стожков Макар Иванович?».
Молодой человек прибыл на поиски проходимца и никак не ожидал, что че-ловек в лохмотьях, с дремучим чубом, болотного водяного напоминавший, и есть предмет его внимания. Стоял и вглядывался в зеленые лабиринты двора, наде-ясь отследить вальяжного жулика, чистенького, как конфетка.
- Это я! – хрипло ответил Макар Иванович и осторожно на землю спустился.
- Из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, - представился работник милиции.
- Чем могу помочь? – спокойно отозвался Макар Иванович, привыкший на страховой службе общаться с работниками милиции без настороженности и опасений, как с коллегами-чиновниками, содействующими в выяснении важных обстоятельств.
- Вы работали директором филиала страховой медицинской организации «Дарскмед?»
- Да. Я открыл этот филиал в Дымске.
- Когда уволились?
- Год тому назад.
- Дело в том, что ваше областное начальство стучит нам, в милицию, будто этим филиалом допущена растрата в пять тысяч страховых полисов… Как вы считаете, в чем тут дело?
- В конкуренции. Еще: в вешании лапши на уши… И в продажности.
- То есть? Поконкретнее…
- До меня, при мне и после меня шла жестокая борьба между филиалом фирмы «Виктория» и Госстрахом («Дарскмедом»). Госстрах, пользуясь своей традиционной вездесущностью, сразу оккупировал район, едва филиал фонда ОМС заговорил о создании страховой организации по обязательному медицин-скому страхованию, и поставленные фондом условия выполнил: набрал догово-ров на большей половине территории района и приступил к выписке и выдаче полисов. Тогда Дымский филиал «Виктория», филиал Фонда и главный врач рай-она (это одна шайка, шайка медработников нашего района) озверели и, как гово-риться, огнем и мечом, то бишь клеветой, дезинформацией и темнотой право-славных в районе по этому вопросу, вопросу обязательного медицинского стра-хования, принялись выдавливать Госстрах из его бастионов – родных предпри-ятий, организаций, учреждений города и района. Госстрах, естественно, пред-ставляла Багрова, начальник районной инспекции.
Багрову так удачно, так смело оговорили, что сам Ковшов, директор филиа-ла Фонда ОМС, струхнул не на шутку. Ведь он на законных основаниях дал Баг-ровой возможность в соревновании с «Викторией» поупражняться. Он ее страховыми полисами снабдил. Следом, в связи с угрозами, по команде из областного фонда, он арестовал все документы по ОМС у Багровой. И тотчас агенты «Виктории» кинулись по следам Багровой. Они переписывали на себя договоры, выбрасывали выписанные Госстрахом полиса, заменяли своими, такими же, из того же фонда. Но выданными от имени филиала «Виктории». И этот шабаш длился почти месяц. А теперь кто там, Плетнев или его зам, делают вид, что никакой анархии не было. Будто они и не собирались с «Викторией» судиться. Только у прокурора должно письмо сохраниться на эту тему. Мое письмо.
- Вы акт передачи при увольнении подписывали?
- Акт я с преемником подписывал, но это ничего не дает: уходил я один, а главный бухгалтер оставалась. Полиса в ее подотчете. Зачем было ей переда-вать их самой себе? Больше того, при мне Ковшов учинял ревизию, но почему-то этим вопросом проверяющие не занимались: остаток не снимали и расход поли-сов не отслеживали.
- А когда Римма Семеновна уволилась?
- Этого я не знаю. У нее выясните.
На другой день Макар Иванович в милицию ездил, письменные показания давал. Тем дело и завершилось. Не удалось его бывшим начальникам его поса-дить, за свои собственные грехи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

1
Одолев строительство кухни-котельной, Макар Иванович заказал проект. Дешевый вариант не прошел: поставить в грубу форсунку не разрешили. При-шлось водяное отопление монтировать, котел покупать.
Из проектного бюро он в магазин кинулся и АОГВ взял. Багрова автомобиль предоставила, чтоб котел до городской квартиры довезти: на большее не согла-силась.
Но вернулся Макар Иванович довольным: посчитал, что в проектном бюро к нему с пониманием отнеслись. А дело в том, что газовики максимум затрат своих на счет клиентов отнесли. К примеру, специалиста по проектированию клиент должен сам к себе привезти и в город вернуть. Услуга же проектировщицы в том состояла, что та подсказала адрес клиента из Каменного, который ее вызывает и привезет на следующей неделе.
- Вступите в долю по найму машины, и вам обойдется дешевле, - пояснила молодая милая женщина.
Зацепка удалась. Договорился он с тем клиентом, а тот действительно ав-томашину нанимал, а не на своей ездил. Подежурил. Перехватил на перекрестке. Только и делов-то.
И получилось все вовремя. Но тут же срыв обнаружился. За день до приез-да проектировщицы перетолковал с соседом насчет подключения к его трубе во дворе. И сосед ему решительно отказал.
- Не могу, - извинился он. – Старуха день и ночь воет: «Замерзнем!»
Так отпал дешевый вариант с воздушкой. Оставалось подключиться к маги-страли, спрятанной под полотном дороги. Благо, дорожное покрытие было гра-вийным, а не асфальтовым.
Но этот вариант предполагал приобретение другой трубы – изолированной и большего диаметра, чем привезенные. Ну, и, естественно погонный метр ее был в два раза дороже самой толстой из привезенных. А еще угнетала мысль, что придется траншею рыть и дорогу грызть.
Специалист райгаза сняла все размеры газопровода, показала, где труба в котельную войдет и где плита стоять будет. Об остальном ни звука. О том, кто и почему траншею отрыть должен, и о том, что колхозу за допуск к его газовой трубе тоже заплатить надо.
Но в заключение она еще и огорошила, объявив: «Проект мы два месяца делаем».
Такой неожиданной затяжки Макар Иванович не предвидел. Он полагал, что при нахлынувшей дороговизне в стране, количество клиентов поубавилось. Что газовики без дела сидят и, следовательно, будут рады отличиться. Он не знал, что в любом положении находят люди способы не только зарабатывать деньги, но и вымогать. Например, брать за срочность исполнения заказа. За срочность он платить не стал бы. И теперь решил терпеть и ждать. Будь, что будет. Но в то же время спешил закупить все для монтажа необходимое. Цены не ждали. Они росли лихорадочно.
И изолированную трубу он закупил задолго до изготовления проекта. В ма-газине подсказали, что к изолированной трубе отвод нужен и показали, что это за штука. Он почему-то думал, что отвод и размером поменьше, и полегче, и покомпактнее: собирался на плече его в городскую квартиру отнести. Не сошлось. Выкупил и на складе оставил до прибытия еще не нанятого грузовика.
При выборе изолированной трубы выяснилось, что она короче той, что ему необходима. Но продавец обнадежил, сказав, что на практике недостающие шестьдесят сантиметров могут и не понадобиться. А вот что на самом деле может обернуться проблемой, так это отсутствие нюхательных трубок. Если их не прикупить. И счетчик необходим.
За счетчик шестьсот тысяч с хвостиком Макар Иванович отстегнул без раз-говору. Не сомневался: без счетчика дело нормально не пойдет. А вот насчет трубок нюхательных и коверов Анатолий, себе газ проведший, рассказывал невероятное. Будто при монтаже сами газовики не знают, что с ними делать, куда приткнуть. Так что будто бы те, кто ими запасся, их просто повыбрасывали. Но добро это стоило не менее шестисот тысяч – две пары в проекте.
С другой стороны, (если их придется купить), Макар Иванович обратил вни-мание на то, что вещицы эти довольно увесистые и потому на рейсовом автобусе их не подбросить. Значит, придется транспорт нанимать. И все-таки он их не купил. А зря.

2
Проект Макару Ивановичу на третьем месяце выдали, хотя уплатил он за него в день подачи заказа. Побежал через улицу в другой двухэтажный корпус фирмы, где один экземпляр оставил, и стоимость монтажа оплатил. И в тот же день стал сварщика дожидаться. Сварщик жил и работал в Каменном. Ждал-ждал, да и сообразил пойти к тому на дом представиться. С первого захода, естественно, дома того не застал. Объяснилась же неудача очень просто. Как может человек дома оказаться, если он с восьми утра на работе, а после работы пьянствует до утра. И потом ему снова к работе приступать. Конечно, срывы-перерывы случаются, но им же вовсе не обязательно в тот момент быть, когда Макар Иванович с визитом пожалует.
Вполне понятно, что неудача повторилась. Но в конце концов, со сварщиком Макар Иванович встретился и попросил того заглянуть и проверить, все ли им припасено, а потом и о дне приступа предупредить заранее. Все-таки событие нешуточное. А для семьи, так и вовсе историческое. Сварщик пообещал, но ничего не сделал.
В его, сварщика, понятии, любой клиент, кроме того, конечно, который мо-жет морду набить, это мальчишка, коего можно послать куда угодно и когда угод-но. А потому с ним нечего насухую чикаться.
И пришлось Макару Ивановичу ломать шапку снова и снова. Понимал, что прав никаких не имеет, кроме права деньги платить, потому, что дело, в которое влез, монопольное. А для сварщика он вроде бы их и не платил: в его конторе все платят. У него же, у сварщика, свой интерес.
По его плану. Монтаж с обмыва на счастливой усадьбе начинается. И как этот обмыв удастся, таково и отношение к хозяину будет. Такого типа мастера сами темноту сеют в народе, сами всю ответственность на клиента переклады-вают и с того еще и дополнительную выгоду стригут.
- Если не хватит чего, уйду к другому! – угрожал сварщик. – Так что крутись!
-Такая система. За ускоренный прием взятки берут, за монтаж – натурой добирают: угощениями, подношениями, и другими способами. Потому о газификации и слава в народе как о деле архисложном, запутанном, непредсказуемом, была не напрасной. Потому-то Катерина Спиридоновна не верит, что у меня может такое дело выгореть.
- Не хватит у него терпения все их тонкости без скандала одолеть, - вздыхала она. – У него все должно быть прямым, как по линейке.
Но неосведомленность Макара Ивановича в технологии монтажа ему и по-могла. И осторожность, конечно. Согрелся и спасся он тем, по его выражению, что хвост на шею закинул.
Доверившись опыту Анатолия, человека современного, пробивного, хватко-го, Макар Иванович глупость совершил. Уже монтаж реально замаячил, и свар-щик подтвердил, что без нюхательных трубок не обойтись, а их-то и не было. Вот тут-то и заметался Макар Иванович. И допытываться стал, где те улицы, на которых нюхательные трубки с коверами валяются. А сварщик его и огорчил: «Да нет таких!»
-Как же нет, когда зять прямо, принародно в магазине, что при райгазе, го-ворил!?
- Потому что одно время были. Сегодня уже нет.
- И как же быть?.. Сейчас в магазине их тоже нет!?
- Найдем… В магазине они сколько стоили, когда последний раз были?
- Шестьсот тысяч! – Макар Иванович отбросил весомый «хвостик».
- Ну, так готовь шестьсот, - обрадовал сварщик, человек ничем не примеча-тельный, кроме основного назначения. Как ключ гаечный.
Вырученный таким обещанием, Макар Иванович все же огорчился: мечтал за полцены с рук взять. Не ожидал и того, что даже за полную цену он приобретет у сварщика не совсем то. Да еще сколько нервотрепки хлебнет.
Если поступить по-честному, то сварщик должен был успокоить, признав-шись, что к сварке, к монтажу, те трубки и ковера не привязаны, что понадобятся эти игрушки через месяц – другой: при завершении всяких сверок и проверок, то бишь в канун подключения газа. А значит, на раздолье такого моря дней в мага-зин ковера и трубки успеют снова завезти.
Но для сварщика признание Стожкова было находкой, тем крючком, за который можно было в его дворе зацепиться его личному интересу. Его выгоде. За сущее дерьмо он положил своей родне более чем полмиллиона рублей подкинуть.
Макару Ивановичу готовить деньги для уплаты за ковера и трубки было не сложно: он их на счету коммерческого банка нарастил, а в виду непрерывных расходов, в сбербанк перебросил. По другому варианту проводили газификацию крепкие колхозники. У них этот процесс затягивался. Продал полсвиньи – газовую плиту купил. Вырастил двух – на мощный котел хватило. И так до победы полной.

3
Нащупав свой интерес в клиенте, сварщик Георгий, кавказец из Тбилиси, тянуть с монтажом не стал. Когда Стожков через три дня к нему явился на поклон, объявил: «Сегодня же забери на Комарова, 70 стол и остальное мое имущество. Действуй, как сможешь!»
Если по-людски, то подсказать следовало: колхоз за это деньги получает с фирмы «Райгаз», а та с клиента. Дескать, заявку сделай – они привезут.
Осчастливленный приближением немыслимого значения событием, Макар Иванович взял тележку и прогрохотал по асфальтной дороге на Комарова. Ас-фальт был на всем пути следования. Благодаря длинному дышлу стол на тележ-ке поместился. За остальным пришлось второй раз сгонять. Все сделал без по-мощницы: Катерину Спиридоновну на то время в город унесло. Словом, Макар Иванович прекрасно выкупался в собственном поту, а потому к приезду жены переоделся, чем ее несказанно удивил.
О выполнении задания он Георгию доложил: тот старался быть дальновид-нее.
- А ты траншею-то отрыл? – справился сварщик, хотя раньше о том не заговаривал.
- Нет.
- Поторопись. Не стану же я сидеть и ждать…
Опять затруднение немыслимое. Никто никогда не заикался, что это обязанность колхоза. Поэтому Катерина Спиридоновна на этот ожидаемый случай мечтала в городе выручиться: знакомый обещал на хутор с раковой шейкой подбежать. Теперь она к тому знакомому срочно смоталась, а он на больничном оказался.
Макар Иванович – в колхоз, чтоб нанять, хоть за большие деньги, землеройную машину. А эта машина замерла. Рассупоненной на хоздворе электроцеха стоит.
- Тут у одного арендатора есть, - подсказали сочувствующие мужики.
Он к арендатору, а тот: «Был такой экскаватор, да зачем он мне?! Продал».
- Это надо было, умная голова, отрыть заранее, - укусила Екатерина Спиридоновна мужа.
- Конечно. Разворотили бы дорогу за год до монтажа, и летайте, земляки, через яму, как знаете! – отверг обвинение Макар Иванович и за лопату взялся.
Копать, естественно, не с дороги, а с палисадника начал, соображая, что отвод из-под тротуара в палисадник вынырнуть должен.
Знатоки прикидывали накануне: «Да ничего сложного в том нет. Четверых мужиков наймете. По полсотни каждому в день заплатите, и они за два дня закончат».
- Да, - просчитал Макар Иванович. – Им четыреста тысяч по договору, да на прокорм и водку столько же. Так они меня точно разорят».
Исходную глубину он взял намного меньше метра (как по проекту). На дороге она должна быть больше полутора метров.
Едва на три шага продвинулся, на подмогу Катерина Спиридоновна поспе-шила: землю выбрасывать принялась. И они с таким энтузиазмом к дороге устремились, что к концу второго дня уже придорожную канаву раскопали. На третий день неожиданно колхозный землеройный механизм подбежал и принялся грызть дорогу.
Экскаваторщик около получаса поковырялся и встал.
- Лопатой пробуй. Боюсь клыками трубу распороть. Она совсем близко, - пояснил он.
С двумя лопатами Макар Иванович в яму прыгнул. Со штыковой и подбо-рочной. Тоже с полчаса помахал и Катерине Спиридоновне доложил: «Нашел! Через час как следует подберусь!»
И подобрался. Потом дно траншеи на подъем выравнивал в сторону пали-садника. Встреча была неприятной, но неизбежной. Старая водопроводная труба в трех метрах от теперешней газовой траншеи год тому назад дала течь под горкою гравия. Откопали, залечили и все засыпать яму не решались. Совсем недавно ее Макар Иванович сам засыпал. Она как будто оставалась в порядке. И вот теперь надо было постараться ее не повредить.

4
В долгожданный день приступа к монтажу Катерину Спиридоновну в город унесло, и Георгий не нашел привычных приготовлений хозяев к его встрече. Ма-кар Иванович, как холостяк, показал запасы кранов, муфт, сгонов, переходов и прочих необходимых мелочей.
Георгий забраковал муфты на подсоединение счетчика, а еще - болты, шайбы и гайки на фальцевое соединение отвода с трубой-воздушкой. И не нашел он костылей для крепления труб на стенах.
По этим причинам дорога от Стожковых в колхозную мехмастерскую про-легла. Там Макар Иванович - с подачи Георгия – заказ сделал. Потом они на примыкающую к мастерским территорию бывшей молочно-товарной фермы устремились. Между полуразобранных корпусов было брошено столько сельхозмашин, что скопление всего этого полным отсутствием жизни напоминало кладбище. Георгий нашел подходящие для костылей прутья на сеялке.
- Заказ у токаря заберешь вечером, а я приду завтра, - заключил Георгий, вручая прутья.
Однако они не расстались. На обратном пути завернули в дом, где могли Макару Ивановичу нюхательные трубки и ковера продать. Но готовых к выдаче не оказалось: надо было выкапывать. Заявку приняли, день выдачи назначили.
А на другой день и в самом деле монтаж начали. Еще в день предшествую-щий Макару Ивановичу подфартило (по наводке Анатолия) найти кусок изолиро-ванной подземной трубы для удлинения основной. Остался излишек около метра.
- Ну, прямо, как в артиллерии, - констатировал факт перерасхода денег Ма-кар Иванович. – То перелет, то недолет.
Потом Георгий приварил отвод и помощника потребовал, чтобы, забор не ломая, по траншее завести отвод в палисадник. Макар Иванович заловил на тротуаре знакомого мужика, и они втроем, с четверть часа попыхтев, операцию, на первый взгляд нехитрую, осилили. Сложность была в том, что траншея узкая и под забором железным угораздило Макара Ивановича фундамент залить. Вот и пришлось отвод на глубине траншеи втыкать. А труба-то длинная и тяжелая.
Закрепили отвод вертикально, и Георгий в яму к магистральной трубе прыг-нул, чтобы в нее торец только что опущенной трубы вварить.
Место сложной, ответственной и неудобной работы Макар Иванович песком посыпал, мешками выстелил, чтобы смело можно было ложиться.
Все хорошо вышло, но только труба газовая впритирку на водопроводную легла: не стал Георгий над нею дугу гнуть.
- Ничего, - заверил он. – Присыпь, чтобы в глаза не лезла. А потом все рав-но придется газовую песком обштопывать.
Песка заготовить Макару Ивановичу не удалось. Повезло в том, что хоть гравием обеспечился.

5
С гравием же целая история вышла. Началась она более года тому назад. Не по его инициативе.
Перед своим двором пас Макар Иванович гусей после обеда. На складную скамеечку присел и следил, чтобы птиц проходящие коровы и собаки не отвлекали. Гуси приближение этих зверей издалека примечают и сразу в убежище устремляются.
Вот Макар Иванович и взял за правило не оставлять гусей без присмотра: пастьба не получится. Потому и отдыхал при них.
И вдруг перед ним на корточки присели двое – молоденький паренек-блондин и средних лет брюнет, слегка обрюзгший. Блондин еще и щетиной как следует не обзавелся, а брюнет просто щеголял ею: похоже, больше недели не брился.
- Дед, займи на бутылку. Я тебя знаю: ты у нас пшеницу покупал, начал разговор блондин не совсем удачно. Наступили такие времена, когда занимать стало негоже. Обычно взаймы брали без возврата. И брюнет догадался, что дед, который перед ним сидит, рассудком еще не помутился, а потому не займет вот так вот – ни с того, ни с сего.
- Я рассчитаюсь, - добавил брюнет. – Гравия привезу. Ты ж бетонировать собираешься?
Брюнет в точку попал. Макар Иванович чувствовал себя на хуторе сиротой, в том плане, когда что-то приобрести требовалось, он не находил продавцов. Вот у Анатолия то успешно складывалось. Быстро, как бы между делом. И дешево. Ему многие считали себя обязанными за ту или другую выручку. Анатолий и пшеницу покупал дешево, и гравий завозил первосортный, но баловать тещу в таких вопросах не спешил.
- Собираюсь, - признался Макар Иванович, сглотнув слюну от приятной до-гадки.
- Ну, так в чем дело? Чего тянуть? За полцены и сладим!
- Да с того и тяну, что занимать не с чего. Вот и не занимаю. Но если с предложением дельным, то поднатужиться придется, а пока отдам тебе свою бутылку, что гостям приготовил, а те не явились.
Такая история на самом деле имела место. Сослуживцы не раз на его даче компанией навестить грозились, но всякий раз готовился он напрасно – подводили. Макар Иванович недолго мучился в определении причины срыва. Он смекнул, что знаки внимания, коими пользовался он на службе, были коньюнктурными. Теперь Макар Иванович вынес парням не самогон (чего они добивались), а «казенку». Те спешно удалились, будто боялись, что старик передумает или догадается, что его надули.
Недели через три, курчавый брюнет о Стожкова споткнулся, поздоровался и праздный вопрос задал.
- Дед! А тебе какого гравия? – справился он совершенно серьезно (уж такой артист). – Я тут на неделе дорожникам возил. Тот был сильно крупным. Я и подумал, тебе не подойдет.
- Да мне любой. И чем скорее, тем лучше. Я уже и денег расстарался.
- Тогда займи полсотни. Я с тебя за гравий недорого возьму…
Макар Иванович вынес полсотни. Брюнет исчез, а старик в душе порадовался, что уговор не забыт и что дело скоро сладится.
Через месяц снова столкнулись. Брюнет поздоровался, Макара Ивановича о делах обстоятельно расспросил и объявил о главном: «Стоим. Нет работы. А так, ни с того ни с сего, машину из гаража не выгонишь. И опять же, бензина нет».
- Так может на бензин дать? Вдруг выгнать случай представится?!
- Давай немного. Полсотни…
Макар Иванович деньги вручил и снова порадовался: «Полцены все-таки! Слышал, самосвал гравия нынче на четверть миллиона тянет!»
Потом месяцев шесть разговору не было. Брюнет был жив: мелькал иногда вдалеке. Макар Иванович не кидался на перехват, не досаждал, думал: «Еще не работает…»
И вот однажды на ближнем перекрестке самосвал остановился. Пустой. Водитель из кабины не вышел, курчавый брюнет на подножке висел. Долгонько они так обсуждали что-то. Потом брюнет начал Макар Ивановичу знаки подавать, чтоб тот приблизился. И тот, своих гусей на свежей стерне оставив, пришагал торопливо. Похоже, судьба решалась…
- Это напарник мой! – пояснил Макару Ивановичу брюнет тихо. – Если ты, дед, не передумал, то мы можем гравию подбросить…
- А мне чего передумывать? – удивился Макар Иванович дикому сомнению брюнета, сто раз убедившемуся в твердости его намерения. – Везите! Чем рань-ше, тем лучше. А деньги – раз вы точно срок исполнения назвать не можете – через неделю после доставки.
- А выгружать где? – засуетился брюнет с надуманной проблемой, чтоб паузу заполнить и не дать другим словам деда выпорхнуть, поскольку главное обговорили, а подробности могли все испортить, навредить.
- Перед двором. В любом месте. Только не на тротуаре.
- Значит, договорились, - догадался водитель, и самосвал медленно под горку поплыл. Брюнет спрыгнул с подножки и на свою улицу повернул.
Через две недели, в присутствии Макара Ивановича, гравий ссыпали. Води-тель из-за руля не вылезал: брюнет вокруг самосвала суетился.
- Цена, значит, у нас двести сорок тысяч, - напомнил водитель.
- Рассчитаюсь, как договорились, - ответил Стожков.
И разбежались.
На другой день Макар Иванович в городе побывал, деньги привез. После обеда он брюнету вручил: разницу – за вычетом долга. Получилось вместо двух-сот сорока тысяч – сто.
И вздохнул Макар Иванович с облегчением: смертельный узел распался. Он уже и не надеялся, что деньги его не пропадут, а отоварятся, не сделавшись безвозвратным кредитом для алкаголика.
И при таких-то переживаниях, при совершенно случайном выполнении обязательства, брюнет продолжал себя преподносить в качестве солидного партнера.
- А песок тебе тоже понадобиться. Уж песок я тебе точно привезу бесплатно, - врал брюнет при расчете, на новый кредит намекая.- Или хотя бы за поллитруху.
- Песок не надо! – отмахнулся Стожков. – Обойдусь как-нибудь! В крайнем случае, из этого гравия всегда насеять можно.
Гравий был плохим. Из него не то, что песок, глину добывать можно было.
Но этим разговором история с гравием не завершилась. Через неделю ко двору Стожковых пустой самосвал подкатил, и знакомый водитель с рыжим ежи-ком волос и длинноватым носом на Макара Ивановича выжидающе уставился.
- В чем дело? – с недоумением подошел к нему Макар Иванович.
- Как это в чем? А деньги за гравий?!
- Так я ж их Юрке отдал!?
- Когда?
- Да вот. Дней пять назад.
- И сколько?
- Он раньше мне сто сорок тысяч задолжал. Я и доплатил сто. Он же вокруг тебя крутился и напарником представился…
- Какой из него напарник! Полтора года, как из автоколонны выперли. Ханыга!
- Так ты ж чего не предупредил?.. Теперь с ним разбирайся! Водитель к бывшему напарнику метнулся, но дома того не обнаружил: Юрка в сарае отси-делся. А домашние заверили, что его на хуторе нет.

6
К указанным Геогргием колхозникам Макар Иванович с телегой за нюха-тельными трубками и коверами подался. В наличии, во дворе, ничего не было. Старшая хозяйка, только-только достигшая пенсионного возраста доярка, послала молодую, около тридцати лет, румяную и круглую, торопить должников своих, а Макара Ивановича в кухне- котельной усадила чай пить и жизнь оценивать.
По ходу беседы призналась, что потому работу не бросает, что свиней на продажу выращивать надо. Чтоб с долгами рассчитаться. А на работе всегда комбикормом разжиться можно. В долг же семья от родственников мощный и дорогой котел заполучила. Он и дышал теплом за спиною Макара Ивановича, а стоил пять миллионов.
В распахнутую дверь Стожков видел утепленную трубу-воздушку, которая несла в дом через двор широкий горячую воду. И видно, доносила ее хорошо, если в окнах дома форточки были распахнуты и двери стояли настежь.
- Может и так обошлось бы, но мы мастеру взятку дали. Вот и подключили быстрее, но траншею засыпать не разрешают, - доверительно призналась хозяйка.
Макар Иванович отдал деньги, но получил один комплект.
- Остальное вечером сами привезем, - заверила молодка, успешно тренировавшаяся в перетаскивании тяжестей. Она помогла Макару Ивановичу погрузить нюхательную трубку и ковер. Стожков подивился неимоверной тяжести ковра.
- Два комплекта тележка и не выдержала бы,- подумал он вслух.
Вечером, когда хорошо стемнело, ему действительно привезли второй ком-плект. И если в первом Макара Ивановича ковер смущал (трубка была стандарт-ная, какую в магазине видел), оказался он намного шире магазинного и заподли-цо со своей чугунной рамой не закрывался. Крышка припухшую губу напоминала.
Во втором комплекте ковер был аккуратнее, но тоже не магазинный, зато трубка и вовсе была коленом изогнута и половинки трубы в виде полумесяца на конце не имела. Так что после засыпки никакой пустоты рядом не создавалось.
Поразмыслив, Макар Иванович согласился, что одна из трубок и должна быть короче: на выходе отвода из земли глубина траншеи в три раза мельче, чем вблизи трубы магистральной.
Пробки-гайки на верхних концах нюхательных трубок свинчивались отлично. Они были заводскими. А вот ковера, похоже, с фермы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

1
Получив с Макара Ивановича деньги и передав ему трубки и ковера, их бывшие владельцы стали в холодном поту просыпаться: боялись, что проверка нагрянет, а показать-то и нечего, хотя газ уже давно горит. Георгий старался предвидеть ход событий. И однажды предупредил, что мастера, получившего взятку, другим заменили /то ли на время отпуска, то ли навсегда – не понятно/.
Сам же Макар Иванович еженедельно навещал Райгаз. Два раза ему отве-тили, что приемки не будет, пока его сварщик переаттестацию не пройдет, то бишь вроде были не довольны стремительным продвижением дела и тормозили умышленно. Потом, наконец, объявили, что проект передан дальше. Отдел не назвали, считая, что все настолько просвещенные люди, что понимают с полу-слова, когда речь идет о райгазовских закоулках. А Макар Иванович понял так: проект протолкнули в отдел врезки. И принялся туда заглядывать. А там люди опытные, уставшие. Они уверены, что не всегда надлежит зад отрывать от стула, идти к шкафу и там копаться. Можно и на потолок глядя раз-другой ответить.
- А нам когда передали? – спросили его.
- Дня три тому назад.
- Тогда еще рано. Недели через две справитесь. Да звоните! Зачем ездить!?
Звонить с хутора было неловко и трудно. Своего телефона не было, побли-зости у соседей – тоже. А главное, звонить бесполезно: дозвониться не удава-лось.
Так и шло время. Зима наступила. Траншею то и дело снегом заметало, а она ведь в любой час должна быть к досмотру готова. Обычно снег больше неде-ли не лежит, но это обстоятельство не могло Макара Ивановича ни утешить, ни выручить. Не мог он знать заранее, когда его мастера из райгаза навестят. Этого вообще никто не мог знать наверняка. Даже они сами. Уже морозы установились. Землю сковало.
То, что он продолжал дрова возить из ближних лесополос, оставалось де-лом привычным и с газификацией как бы не связано. В доме уже печку топили для тепла. Но вот появилась угроза замерзания воды в той части отопительной системы, которая в кухне-котельной находится.
Правда, в некоторой степени его здесь райгазовское правило спасало: до врезки (включения газа) не полагалось газовую плиту подсоединять к подготов-ленной для нее полудюймовой трубке. Вот Макар Иванович и имел возможность отодвинуть плиту в другой угол, а на освободившимся месте печку-времянку со-брать и принялся ее регулярно протапливать – два-три раза в сутки.
Естественно, он каждый день траншею и яму чистил. Обязанность эту мар-тышкиным трудом окрестил. Да и ходившие мимо хуторяне были того же мнения, наблюдая за этим самоистязанием, здравому смыслу противным.
Но Стожков не один неудобства терпел: с ним и вся улица страдала. Размытое полотно дороги объезжать приходилось по пахотной земле. Трактора и грузовики выбили яму на объезде, что уже был риск однажды застрять в ней. На легковых автомобилях приловчились по гаревому тротуару проскакивать. Макар Иванович дубовыми досками для этой цели узкую траншею перекрыл.
2
Еще до появления снега у продавших Макару Ивановичу трубки и ковера крестьян, аврал случился. Георгий предупредил о проверке. А счастливцы эти были на двойном крючке. Мало того, что им все не выходило разрешение тран-шею засыпать, так газ взялись проводить в доме напротив. И новая траншея оказалась не только продолжением их собственной, но в той же яме, какую они засыпать мечтали, должна была врезаться труба от дома напротив. Не имело смысла ее закапывать, а потом отрывать снова. И газовики-приемщики могли явиться по тому адресу, а заодно посмотреть нюхательные трубки и ковера в их хозяйстве.
Потому однажды поздним вечером и прикатили они к Макару Ивановичу с нижайшей просьбой у него одолжить ему проданное. На самое короткое время. И Макар Иванович не мог не выручить. Одолжил. Просили на три дня, да две недели продержали. И тут уже он сам десять дней не мог уснуть. По поводу возможных срывов ужасался.
Макар Иванович неотступно все ездил и ездил в райгаз. И выездил, в конце концов, нужную информацию: узнал, где его проект застрял. Оказалось, что меж-ду отделом монтажа и отделом приемки-вырезки существует еще один, попутно интересы магазина блюдущий. Эта контора на задворках. И вот ему дорогу к ней открыли.
В очень тесной комнатушке сидело шесть молодых женщин. Им он свое не-доумение высказал.
- А у вас, - отозвалась конопатенькая, серенькая блондинка, ближняя слева, - сертификаты не приложены.
- А кто меня о том предупреждал? Я уже два месяца ищу концы!
- Несите сертификаты, и мы сегодня же на приемку передадим. Макар Ива-нович в магазин кинулся.
- Я ваш клиент! – напомнил он. – Котел у вас брал, счетчик, трубы…
- Нет. Ковера и нюхательные трубки у нас не покупал…
- А вы мне дайте на то, что купил!
- Иди в лабораторию.
Лаборатория была вблизи: через проезд на складской двор магазина, но за проходной.
Макар Иванович на проходную сунулся. Там на его пути, два молодых чело-века в новых плащах и элегантных шляпах приглушенно спорили. У них он и справился, как попасть в лабораторию.
- А зачем?
- Сертификаты требуют…
- А когда проект на монтаж взяли?
- В сентябре.
- Так вот. Сертификаты могут требовать только с октября.
- Напишите, пожалуйста, им ответ.
- Я сейчас буду у них и скажу, - заверил тот, что был в коричневом плаще.

3
Приемку проводили двое. Пожилой крепыш роста ниже среднего и молодой, высокий, стройный малый в светлой куртке. Так тот, что постарше и в спецовке, вызвался ковера и трубки посмотреть. А они во двор к Макару Ивановичу – вопреки опасениям Катерины Спиридоновны – уже вернулись. Ту трубку, что коленом изогнута, он около отвода закопал и ковером украсил. Второй комплект в сарайчике хранил. Его предстояло посреди дороги, над соединением трубы с магистралью засыпать.
Когда Макар Иванович подвел проверяющего к коверу в палисаднике, при-емщик напомнил: «Сертификат нужен…» Макар Иванович не стал возражать и доказывать обратное. Он сообразил, что острого спора избежать надо. Уж такие перед ним люди. Тут только нарвись. А потому ответил прямо: «Да кто ж его на такое добро даст?..» Он на бедность свою намекнул. Он и предстал-то в лох-мотьях, как всегда обряжался для работы в сараях и по двору. И не трудно было предположить, что его на подвиг газификации чуть ли не всем миром собирали: и каждый от чистого сердца подсоблял, чем мог. Так и появились тут остатки роскоши. Сговорчивость старика пришлась по душе инспектору.
Макар Иванович готовно откинул крышку ковера, напоминавшую сильно распухшую губу. На показавшемся торце нюхательной трубки, обсыпанном ут-рамбованным песочком, отвинтил пробку, чтоб убедить, что трубка настоящая, а не какой-то огрызок. На этом разговор и закончили.
А молодой и стройный, что котельную изучал, целый список претензий накатал: «Вместо фрамуги – форточку устроить. Дверь подрезать… Опору в метре от отвода поставить…» И так далее.
Больше всего Макару Ивановичу понравилось в предписании – опору ста-вить. Когда не только мороз на дворе, но и земля уже промерзла. Ту опору из трубы изготовить надо: выкрасить, высушить, потом в землю больше чем на метр опустить и не присыпать - притрамбовывать, а забетонировать.
Не менее занятным ему показалось и то, что печники-ревизоры из района вытяжную кирпичную трубу его одобрили, без разговора приняли. Даже к утонув-шей в потолке разделке не придрались. А приемщик райгаза на воздушный колодец потребовал дверцы поставить, как на дымовом. На воздушном Макар Иванович кирпичной пробкой ограничился.

4
Переживал Макар Иванович и по поводу того, что не имел песка хорошего. Изолированную трубу потребовали подштопать и присыпать песком. Песок он, конечно, еще по теплу из гравия насеял, но смущало то, что его песок был какой-то крупнозернистый, с галькой мелкой, которая в глаза лезла.
Но тут его погода выручила. Была такая слякоть, что разобраться трудно. В траншею нырять было опасно: чистым не выберешься.
Потом трубу до ямы – места стыковки труб и врезки – разрешили не только песком, но и грунтом присыпать. А чтобы в важную яму грунт не сыпался, тран-шею предписали деревянным щитом перехватить. Против обыкновения, этот щит до самого завершения операции никто не утащил.
Итак, объем работы сократился. Теперь Макар Иванович ежедневно чистил только яму – место врезки.
Постепенно он и к решающему моменту подобрался. Через месяц. Речь о врезке. Врезку каждый встречает по-своему. К примеру, кассир колхозный – дама с роскошным миловидным телом – четыре утки съела. Ей только после этого врезали. Как? Да вот так! Она волнуется, звонит. Они ей день, число называют. Она готовится. До работы, утром раненько утку зажаривает. Известно, что они ж не на день, не на полдня приезжают, а на минуты считанные. Так все должно быть готово заранее. Итак, она утку зажарила, день прождала - их нет. Не приехали. Снова звонит, снова дату ей назначают. И она снова утку готовит. Не явились – она утку съедает. И только на пятый раз получилось: утку газовики съели.

5
Макару Ивановичу сочувствовали. Отчасти потому, что он движение транс-порта на улице блокировал. Но были и неблагожелательные заявления. Скандал предрекали в том случае, если какой-нибудь пьяный в яму скатится и замерзнет, если залетный удалец на машине ночью в яму вскочит. Но проходили и технические дискуссии на тему, почему не врезают. В последнем варианте споров, колхозный кассир заявила: «А ему и не врежут!» Она имела ввиду не то, что у Стожковых утки перевелись. Она о деньгах речь держала: «Он колхозу не заплатил!»
Макару Ивановичу про такое затруднение соседи донесли. Он считал, что колхозу платить время не приспело: работа не окончена – яма не засыпана.
Но на поверку оказалось, что кассир и Стожков думали о разных деньгах. Когда Макар Иванович к главному бухгалтеру колхоза обратился, тут это и выяс-нилось.
- Не о том речь, - пояснил тот. – Откапывать и засыпать мы, конечно, обязаны и не задаром. Главное в вашем положении – плата за допуск к колхозной трубе газопровода. Вот это полтора миллиона стоит. Пока. Сегодня. И только в нашем хозяйстве. Вот соседи берут уже пять. Своим – бесплатно. И у них, и у нас. Акционерам…
- Так в чем дело?.. Завтра сниму, послезавтра внесу!
- Ну, и отличненько. Поторопитесь, пока повысить не вздумали, - заключил моложавый, но лысоватый мужичок, весь светло-рыжий, как блин.

6
А случилось знаменательное, завершающее событие ранним утром, в начале девятого часа. Стожковы были дома, только поднялись навстречу холоду и туману февраля. Приготовились. Ощипанный и выпотрошенный гусь в холодильнике лежал. Не очень-то надеялись, что объявленный план не сорвется. Ведь дело нешуточное – восьмой месяц тянется.
Но состоялось. Вот так. Подкатил микроавтобус. Из него пятеро мужиков вышло. Двое в спецовках брезентовых. Эти два молодца к яме кинулись, а высо-кий, плотный, в плечах широкий – ну, из всех самый видный – в обычной серой чистой куртке к калитке заспешил, держа в вытянутой руке пластмассовую двух-литровую бутылку.
- Карбид нужен? – спросил Макар Иванович у молодца, на дне ямы оказав-шегося с еще не зажженным огненным змием в руке.
- А есть?
- Как полагается.
- Неси! И постлать чего-нибудь?!
- Дам мешки.
- Водички! – объявил мастер, протягивая бутылку и свинченную крышку при ней Катерине Спиридоновне.
Та рот не успела открыть, чтоб гостей обругать за бесконечные муки ожидания. Занялась делом, на нем не сосредоточившись. Она машинально отложила мешавшую ей крышку-пробку, на птичий двор отправилась к крану и наполнила бутылку. А мастер, подивившись на несообразительность хозяйки (бутылку он под самогон представил), с осадком легкой досады на душе и с помощником, шагнул в котельную. Макар Иванович, на участие Катерины Спиридоновны не надеясь, полагая, что та скорее дело испортит, чем подтолкнет, побежал следом. Его печка-времянка беспокоила: как бы мастера-гости не бросились прочь, обвинив в неготовности к их приему. Однако претензий не последовало.
Пока мастер на счетчик пломбу ставил и абонентскую книжку выписывал, удостоверения хозяев читал и убеждался, что инструктаж в городе они прошли, помощник мастера вокруг котла крутился.
- Могу подключить и включить, если в системе вода имеется!? – предложил он. – Плиту, местный наладчик - завтра…
- Вода есть, - подтвердил Макар Иванович, разбирая верх времянки, чтобы хобот из оцинкованной трубы в сторону котла повернуть. Повернул, и тот, с вер-тикальной, тоже г-образной частью, упиравшейся основанием в крышку котла, точно соединился.
Паренек автоматику подрегулировал, запальник зажег и … основную горел-ку включил. Система отопления, смонтированная Анатолием еще в августе, начала греться.
- Где моя вода? – справился у Катерины Спиридоновны, начинавшей уже радоваться и опять не переключившей внимание на мастера, главного гостя и работника.
- Да вон, на столе! – ответила она сухо и не сразу.
- А крышка?.. Колпачок?
- Да не было никакой крышки!
С бутылкой без пробки мастер устремился к выходу. Макар Иванович при-держал помощника. Ему целлофановый пакет вручил: «Водка из магазина, а гусь – сырой. Зажарить не сумели, портить не стали…»
Газовики исчезли, а Макар Иванович продолжил разборку печки-времянки. Потом кирпич выносил. Катерина Спиридоновна освободившийся угол вымыла и в него газовую плиту вернули. Оба, обалдевшими от счастья носились.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

1
Получили от стариков письмо Стожковы – редкое явление: последнее время обе стороны взяли моду на конвертах экономить. Те о своем неважном здоровье сообщали, о невозможности газ провести: труба вдоль их забора к соседям нырнула. Были в письме и другие новости. О Гвоздилиной Леоноре, у них погостившей.
Она об успехах дочери своей поведала. Дочь в соседнем крае учится.
Сама Леонора свою квартиру с мебелью квартирантам сдала и за дряхлого старичка замуж вышла, чтоб наследством его завладеть и старичка прилично упокоить.
Жаловалась Леонора на Анатолия, зятя Стожковых, за то, что он коробку передач присвоил с бывшего у него на ремонте «Москвича».
Новости были невеселыми.
Макар Иванович тут же ответный отчет составил и отослал.
2
 Не получив земли весною, Макар Иванович не забыл справиться осенью. Снова заявление настрочил.
На этот раз глава сразу начал аргументы для отказа подбирать. Почему-то напрочь забыл об обещании Нины Сергеевны уступить.
- Во-первых, тебя нет в списках землепользователей, - отрубил он. – Во-вторых, ни ты, ни жена здесь не проживаете. По нашему учету…
- Так это все поправимо, - не растерялся Макар Иванович. – В списки по-прошу внести. И прописку тоже оформлю, чтоб вы сомнениями не мучились.
Он тут же составил заявление на включение в список землепользователей округа, а через неделю и Катерину Спиридоновну на хуторе прописал.
Но старался напрасно: полноценным владельцем усадьбы его все равно не признали.
- Похоже, - сказал он, - надо в КПРФ вступать…


3
Макар Иванович на ребристом диване, у своей посадочной площадки, си-дел. Между двумя домами постоянно мотался. На этот раз, на хутор возвращал-ся.
По соседству слева два старика-земляка присели. Макара Ивановича по-крупнее, с мыслями поопределенней и проще, знающие его давно, когда он только начинал в этом краю работать. Старики с ним уже обговорить успели причины хлопотной поездки в город, замолчали и теперь, подремывая, видели себя дома.
В такой вот момент, легко и весело, на два шага справа к Макару Иванови-чу, мужчина лет сорока пяти приблизился. Со стрижкой нулевою, с очень живыми серыми глазами и вполголоса заговорил участливо, как добрый знакомый: «Ну, как дела?»
Простым вопросом, благожелательным тоном, он ловко в точку попал, в на-строение Макара Ивановича приподнятое, сделавшееся таковым после нескольких мелких удач.
Не давая клюнувшему на участие старику опомниться, тоном пересмешника, продолжил заинтересованно изучать его жизнь: «И чем же ты так нагрузился?» Он бордового цвета льняную сумку оглядывал, сумку, во всех отношениях нестандартную, очень вместительную и до отказа набитую.
- Да ничего особенного. Три булки хлеба на неделю, макароны, два кило-грамма сала, старые книги… Главное не в этом. Деньги снял, какие накопились, и долг за пшеницу вернул…
- И сколько ж пшеницы закупил? Тонну? Две?
- Да нет. Полтонны только. Главное недорого и вовремя. По нынешней си-туации. Может, без ничего останусь, так хоть с пшеницей…
Прическа собеседника несколько смущала Макара Ивановича: не помнил он, чтобы среди знакомых кто-то по доброй воле щеголял такою. Да и не сезон было без головного убора форсить. Однако приодет собеседник был, как и многие из деловых мужчин, в джинсовую пару, удобную почти для всех случаев жизни. А если он за рулем и только что из салона автомобиля выпорхнул, то также понятно, почему налегке и с головой непокрытой.
Так и в отношении прически темно-русых волос Макар Иванович свои со-мнения рассеял, сказав себе: «Да мало ли какой при теперешней жизни случай. Я вот тоже не за пятнадцать тысяч прическу делаю, как нынче с нашего брата требуют, а за так – руками Катерины. А уж из нее парикмахер, как из … тяж».
- А я с машиной подзалетел. Гаишники припутали, права отобрали. Ну и если под закон подвести, то полтора миллиона… А они за магарыч отпустить согласны…
Круглое лицо собеседника навязчиво знакомым казалось. Когда Макар Ива-нович только на приветствие ответил, он подумал, что перед ним кто-то из това-рищей по работе жены. С завода… Уточнять было неловко, не отозваться - тоже нехорошо. Своих знакомых перебирать было бесполезно: по его службе таковых сотни. Всех он не мог упомнить. Опять же, и заноситься ни к чему. Такое собачье время. Только и радости, что встретишь кого-то из той, благополучной, жизни, какая безвозвратно ушла. И ни в одном смысле: и в смысле стабильности, и молодости, и известности.
Потом решил, что перед ним просто человек из общего двора трех пятиэтажек, где городская квартира находится.
«Да, да. Тот самый, что квартирантку направил. А она, она ему, алкашу, ма-гарыч не поставила,- припомнил Макар Иванович.- С ним поласковей надо. А то обидится и продаст…»
Потому и не прогнал навязчивого собеседника.
- Не поможешь? – быстро добрался улыбчивый молодец до главного.- По-сле обеда верну…
И Макар Иванович из внутреннего кармана голубой, уже сильно выгоревшей на солнце, куртки извлек паспорт в старой коленкоровой темно-зеленой обложке, раскрыл, и глянула оттуда одна - единственная денежка – пятьдесят тысяч рублей. Освободил он ее из-под мутно - прозрачного целлулоидного зацепления и вручил просителю. А тот, отскочив, как ошпаренный, шагов на пять, восторженно крикнул: «Чего медлишь? Люди садятся!?» 
- Это не мой, - отозвался Макар Иванович равнодушно, будто вернулся в яму скудного бытия с какого-то яркого праздника. Казалось, не был он ни околдо-ванным, ни от дорожных хлопот отвлекшимся. Был он каким-то потерянным, костенеющим. Даже не проследил, в каком направлении его улыбчивый собеседник с круглым лицом и нулевой стрижкой скрылся. По обыкновению, глядя под ноги, глядел бездумно и слепо. Старики-земляки слева молчали, будто умерли.
И только намного позже Макар Иванович вдруг повторил для себя: «После обеда?.. Это кому ж он отдаст?..».
Мышиного цвета немецкий автобус, к которому подталкивал Макара Ивано-вича улыбчивый говорун, поплыл от платформы.
«Да какие там, «после обеда»? Он же адреса не знает!.. Не ведает, куда еду и когда вернусь!.. Да и знать-то ему никакой нужды нету!.. Нет, то не алкаш с нашего двора… Теперь вспомнил: наш ростом пониже и в плечах пожиже. Значит, этот – жулик просто!».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

1
Из-за свадьбы младшего брата Анатолий Волохов крепко поиздержался: и себе костюм купил, и брату подарок. Вообще-то ремесло неплохо выручало: без работы не сидел, не скучал (рихтовки хватало). Шесть должников на счету имел, а вот живые деньги кончились. И где их взять, пока не ведал.
Рита просила помочь матери – в душевой батарею отопления повесить, да воду с птичьего двора в дом провести. То был неплохой шанс выкрутиться. Отчим Риты все отрыл, трубы, краны, муфты, сгоны заготовил. Никаких поисков, никаких задержек. Ну, и рассчитываться имел правило в день завершения работы.
Анатолий пообещал Рите, а та матери передала: будет все сделано после свадьбы сразу. Но имел он в виду оговорку при этом: «Если ничего не случится». И Макар Иванович о той оговорке догадывался, а потому сомневался крепко, что повезет. Много раз уже при похожих обстоятельствах Рита успевала планы со-рвать.
На свадьбу Катерину Спиридоновну и Макара Ивановича пригласили. Для них неожиданно: ведь сваха с ними (и они с нею) уже пять лет не разговаривали. И вдруг, такое внимание. Что делать? Похожий вопрос Макару Ивановичу Кате-рина Спиридоновна задала. И тоже для него внезапно: она имела моду решения принимать единолично и уж потом перед фактом мужа ставить. Вот такая пакостница по своей натуре была. Но возможности все сужались, а дело упиралось в деньги. И тут легко было на неприятность великую нарваться. Ведь он мог ее бросить с ее своевольным решением наедине.
- Отложенные на устройство душа, мы, разумеется, не имеем права про-пить-прогулять. Но доброе расположение к нам поддержать обязаны. Значит, на свадьбу призаймем! – мудро рассудил Макар Иванович.
И они в долги влезли. Зато пошло все хорошо… до самого вечера первого дня свадьбы. Макар Иванович и пил, и закусывал, но не до такой степени при-лежно, чтоб взреветь вдруг «Шумел камыш, деревья гнулись» . В смысле, с окру-жающими не в лад. Нет, он отслеживал, в какой сам позиции и как к нему другие относятся. Да и вообще, как молодой народ веселится и как за тем народом кинокамера успевает.
Солнышко к горизонту клеилось, а потому поджарый Анатолий на своего вороного жестяного коня вскочил и на подворье к себе улетел с живностью управляться – гусей, уток, кур да свиней кормить. Риты такое срочное мероприятие почему-то не касалось, хотя Данилка руки ей не связывал: он на кухне под ногами бабушек крутился.
Выходило, что Рита затейником работала, хотя деньги за это парни из города получили. Рита с азартом отплясывала. И в том диком танце – к большому ее удовольствию – хуторские парни Риту с рук на руки кидали.
Засвидетельствовав для себя картину такую, Макар Иванович тотчас смек-нул, что Анатолий незамедлительно не отлупит Риту только потому, что они дома лишь завтра встретятся.
«Плакало наше перемирие, а с ним и другие грандиозные планы, - сказал себе Макар Иванович, восвояси убираясь. – Конечно, не впервой все это. Недели через три они помирятся. Но то для них хорошо, а для нас и другое важно – на дворе осень, вот-вот дожди прорвутся. Нам откладывать нельзя… И в этом смысле, мы напрасно старались».
Катерина Спиридоновна на кухне помогала, и огорчить ее Макар Иванович не торопился: только сам спешно удалился и  больше на свадьбе не показывал-ся.

2
Лариса Николаевна – давняя добрая знакомая Катерины Спиридоновны – по два раза на день, а то и чаще, мимо двора Стожковых пробегает. За их забором ее соломенные кудри мелькают и плечи в серебристом наряде, а когда она на ближний перекресток взбирается, то и вся стройная фигура молодой вдовы, как картинка, вырисовывается.
Она обязательно здоровается, если на переднем дворе или в саду, за хатой Макара Ивановича замечает, а с самой Катериной Спиридоновной непременно заговаривает, на минутку остановившись. И какой-нибудь городской новостью угощает. На неделе четыре раза она на работу ездит. Так что есть где новости черпать.
- Да вот, - поделилась она на этот раз, - хотела сыну помочь. Еще одну ра-боту надыбала. У нас, на хуторе. По вечерам, в кафе…
- Везет же тебе! – Катерина Спиридоновна порадовалась.
- Везет. Только не всегда довозит. Вчера только открыла и одного клиента обслужить успела, как подваливает ко мне один верзила и объявляет: «Я рэкетир здешних мест. Мне десять шоколадок и две бутылки коньяка»…
- А я-то тут при чем?
- Так я ж крыша!?
- Крыша – для хозяина. Я же зарабатывать пришла, а не крышу содержать. У меня сын без отца учится… О крыше с хозяином в станице договаривайся. А мне с тобой толковать не о чем!
И из-за прилавка вышла.
- Потом потолкую. Сегодня у меня прием братвы. Некогда. Так ты давай, а то сам возьму!
- Бери! Сам – бери! Только я тебе не давала! И это по -другому называется! А первый клиент сидит и наблюдает. Потом спросил: «А какая тут у вас самая дорогая шоколадка?»
Я подала. Он рассчитался и добавил: «Это вам… Понравился мне разговор ваш».
Ну а верзила за прилавок влез, взял, что объявил, и скрылся. Следом и первый клиент ушел. Примкнула я кафе, от соседей хозяину позвонила, потом сыну. Тот за полчаса добежал и при мне до конца смены дежурил.

3
Рано утром, на третий день после свадьбы, Макар Иванович за калитку вы-шел. Еще по-летнему было тепло и сухо. Еще один для работы золотой день занялся, а от Анатолия никаких вестей. Похоже было, что тещу он  выручать не собирается.
Макар Иванович на кирпичный дом уставился. Дом большой, с четырмя ши-рокими окнами по фасаду, но какой-то невеселый. Может, потому, что старый. Дом этот молодой фермер Артамон у колхоза купил.
Артамон со своим братом и братом жены хозяйство крестьянское организовал. Два трактора имеет, грузовика два, микроавтобус, «Жигули» и прочий для работы на земле необходимый инвентарь.
Словом, когда что-нибудь подвезти надо, то Макар Иванович за выручкой к Артамону бежит. И дальний сосед ему чаще, чем Анатолий помогает, хотя Анатолий – по жене и теще – наследником приходится.
Артамон – симпатичный, молодой человек, лет тридцати с небольшим. И не только по внешности: стройный, собранный, серьезный, но по- настоящему в крестьянском деле грамотный, в поведении обстоятельный, рассудительный. А еще в обращении внимательный, уступчивый, мягкий. Но на хуторе есть люди, что на него косятся и костырят за глаза. Он, видите ли, много имеет. Желающих помидоры убирать приглашает. И кабачки, и огурцы тоже. Деньги лопатой гребет…
А о том, чего Артамон не имеет, и не слыхивали будто. У него самого глав-ного – здоровья нет. Чернобылец он. Каждый раз, под Новый год, Артамон в са-наторий едет. Подлечиться.
Так в этот самый момент ему можно и забор шиферный разнести, и доски со двора уволочь, и с грузовика кое-что поснимать, а уж бензин высосать, так это первое дело. А какие у Артамона сторожа? Жена щупленькая, дочка семи лет, да маленький пепельный дворняга. Дворняга справедливо на мир оскаленными зубами  глядит. Да что толку против таких слонов, как недоброжелатели хозяина.
Когда из-за зеленой железной калитки смуглый, голубоглазый Артамон в кожаной кепке вынырнул, Макар Иванович заспешил к нему.
- Слушай, Артамон! А кто бы мог мне в душевой батарею отопления пове-сить и воду провести?
Артамон на моложавого старика глаза поднял, на его густой чуб рыжий, пе-ревел взгляд с белоснежной майки на выцветшие зеленые штаны из комплекта рабочей одежды, уже с темными заплатами по ляжкам и коленям, и принялся разъяснять обстоятельно, как старожил.
- Коли быстро, то это к Скокову, - без запинки начал он. – Есть у нас еще Самодуров, но ему сейчас некогда. Хороший сварщик Пошехонцев, так он на пенсию выходит, а потому уже вторую неделю не работает – друзей угощает.
Макар Иванович справился, где живет Скоков. И оказалось, что это тот са-мый умелец, которого ему, Макару Ивановичу, еще жена рекомендовала, когда он наездами из города по делам своей службы хуторские дворы обходил. Так и попал к Скоковым.
- Если кому отопление устроить или воду провести, мой муж сможет, - про-сила она при случае подсказывать.
И вот теперь Макару Ивановичу самому такой спец понадобился. Приятно было думать, что все удачно складывается. Раз под рукой люди, знакомые и доб-рожелательные, то непременно выручат. «Опять же, четыреста тысяч, - рассуж-дал старик, - это находка. По нашим-то лихим временам!» И засеменил по гребле через речку.
Узким фасадом хата Скоковых из глубины двора на улицу глядела. Собст-венно двор был от хаты слева и мог грузовик вместить, если б не низкие арки с виноградными лозами. Отлично забетонированный, он был ограничен в глубине распахнутым гаражом, заваленным мешками с зерном.
«Ну, вот, - отметил Макар Иванович. – Не я один в мешках пшеницу держу. И не такие опытные хозяева ничего лучше придумать не могут».
Слева от проезда собачья конура обнаружилась. Крупная черная дворняга залаяла, но никто на лай не отозвался.
Подворье соседа слева на заброшенное походило, палисадник свалку на-поминал. Однако там только деловой металл кострился: уголок, трубы, швелле-ра. Стало быть, в этом старом просторном кирпичном доме, еще недавно живые планы вынашивались, а теперь и собаки перевелись.
И Макар Иванович попытался на подворье справа навести справки. Там от-кликнулись и заверили, что хозяйка должна быть дома. Макар Иванович вернулся и дразнил собаку до тех пор, пока за его спиной на узкой асфальтированной дороге, не случился парень на тракторе «Беларусь», вместо мотоцикла используемом.
- У них там никого! – объявил он, по летней привычке по пояс обнаженный, – сам Сидор на вашей улице. У Татаринова днище «Москвича» варит. Садись, дед, доставлю. Мне по пути.
Макар Иванович неловко вскарабкался в тесную кабину. На душе, неожи-данным участием омытой, потеплело: досада улетучилась. В три минуты кудря-вый кареглазый тракторист домчал его до дома, развернулся и исчез. Макар Иванович ко двору Татаринова кинулся.
За серыми деревянными воротами, полное равнодушие хозяина ко своему двору выдающими, сухой, невысокий молодой муж с прыщеватым лицом колдо-вал над днищем кузова поставленной на бок автомашины.
 Выслушал он Стожкова от дела не отрываясь и пообещал: «Через час до-мой поеду – загляну». И на велосипед у внутреннего забора кивнул. Такая пози-ция Макару Ивановичу и Катерине Спиридоновне всегда странной казалась. Она, например, считала, что такой счастливец, как владелец автомобиля, без него никуда, то бишь, чуть ли в туалет не ездит. А тут не то получалось: Скоков вместо автомобиля на велосипеде по хутору мотается. Ну, это мелькнуло в уме между прочим. От главного не отвлекло.
- Буду ждать, - подтвердил Макар Иванович и к своему подворью отправил-ся. И тут навстречу Катерина Спиридоновна вышла. В халате клетчатом, вы-цветшем. Крупная, грузная.
- Да вот, Татьяна отраву заказала, а сама не идет. Отнесу. Ты хату ее помо-жешь найти? – попросила она. У нее привычка такая – привязывать Макара Ивановича даже к самым пустяковым ее хлопотам. Будто он у нее в хозяйстве слуга, и она никак не может придумать, чем его занять, чтоб он даром хлеб не ел.
Макара Ивановича такое бесконечное седлание раздражало, а потому он частенько грубил ей, чтоб от этой замашки отвадить. Она же его возмущения понять не сподобилась и все с большим остервенением в такие распоряжения  въедалась. На этот раз причина серьезная без скандала от участия в ее походе его освобождала.
- Не ко времени твоя экскурсия: мастера жду. Душ осмотрит. Мастер побли-зости работает. Должен домой вот-вот ехать.
А Скоков уже по тротуару рулил: видно, раньше что-то дома взять из инст-рументов потребовалось. И Макар Иванович порадовался: «Чем скорее, тем лучше!»
«Надо же, - подумал следом. – Чуть не подсуропила Катерина. Приспичило ей отраву нести. Увела бы из дому, а человек явился. Во что бы вылилась мне эта услуга?»
И потащил Макар Иванович Скокова в душевую – тесную комнатушку в пра-вом торце веранды, потом в переднюю, откуда до душевой на полтора метра трубы отопления продлить предстояло. Наконец, к яме, из которой гусак водопроводного крана торчал. Сам кран на дне ямы крупными слезами плакал, требуя ремонта или замены. Макар Иванович из-за двери ближайшего сарайчика два новых крана достал, сгоны, муфты, контргайки и тройник дюймовый – все, что полагалось на торец главной трубы навесить.
- Этот узел приваривать не надо, - подчеркнул он простоту операции. – И резьбу нигде нарезать не придется: сгоны заготовлены. Работы на один заход… Сколько стоить будет?
- За один день не управиться, - возразил Скоков. – Понимаешь, дед? Две точки! Водопровод – одна, отопление – другая.
- И сколько же?
- Четыреста.
- Пойдет! – возрадовался Макар Иванович тому, что собранной суммы хва-тает.
- А вода выключается? – засомневался Скоков.
- Нет - честно признался Макар Иванович, не опечалившись. – Полдня ее нету. А когда идет, то напор слабый. Ну, и пока что тепло. Ноги промочить не страшно. А коли ты боишься, то я сам искупаюсь. Мне здоровье еще позволяет…
- Сейчас некогда…
- Так я и не думаю, что прямо сегодня… Подожду с недельку, если что…
- Ладно. Загляну, – неопределенно подытожил Скоков.

4
Вручив заказчице привезенную из города отраву для крыс, Катерина Спиридоновна вернулась притомленной, вспотевшей, недовольной.
- Ну и что? Был твой мастер? – насмешливо уставилась она, морща бело-брысое лицо с носом-картошкой.
Зная, что она забракует его действия в любом варианте, постарается пока-зать себя и дальновиднее, и мудрее, как то всегда коммунисты делали и ее учи-ли, он всегда занижал свои достижения и удовлетворение свое прятал, если таковое испытывал. А на этот раз он его даже и не переживал.
- Забегал, - спокойно отозвался Макар Иванович. – В цене я не ошибся. Че-тыреста тысяч хватает. А в остальном надежд немного. Капитализм по-ударному строят. Запарка. Борзеют по - коммунистически и круче…
- Еще бы. Дерут втридорога! Надо же!? Считай полмиллиона за день! Сры-вают, так срывают! – возмутилась она. – Да еще батарею он повесить-то повесит, да та батарея греть не будет!
- Не убивайся раньше времени. Может, и не повесит, - утешил Макар Ива-нович. – Предложение без энтузиазма принял.
- Твое предложение! – решительно отмежевалась Катерина Спиридоновна. – У меня бы он со двора летел! Живоглот какой! Ему полмиллиона мало! Дают в руки за день! А он кочевряжется: стоит ли руки пачкать! Совсем обнаглели, фашисты! Себе же вредят. Отвадят людей таких мастеров приглашать.
- Что сомневается – это точно… Ну, да посмотрим…
Скоков через три дня наведался, но не работать, а все еще примериваться. С ним миловидный ровесник был. Блондин. В меру кругленький. Одет чисто. Не для работы в яме.
С Макаром Ивановичем Скоков собственно и не толковал: тот за умельцами как любопытствующий сосед пробежался. Друга своего Скоков по всему фронту работ протащил: объяснил, что и как сделать следует.
- На один день хлопот всего-то, - ввернул Макар Иванович, чтобы начинаю-щего мастера воодушевить.
- На два! Отмахнулся тот от хозяина, как от мухи.
- Ну, что ж. На два, так на два, - сдался Макар Иванович и злиться начал.
- А о цене договорились? – справился новичок у Скокова.
- За четыреста.
- А не мало?
Скоков не ответил и повел брата по цеху со двора вон. А на душе у Макара Ивановича гадко сделалось.
«А что это он, - подумал Стожков о Скокове, - сам решает!? Я такому масте-ру, может, и не доверю!? А уж дороже точно не заплачу!.. И когда делать заявят-ся, ничего не сказали. Будто меня и не касается. А вдруг нас дома не окажется, когда они прикатят?!»
Еще три дня подождал, но, как говорится, ни слуху, ни духу. И адреса пре-емник не оставил.
«Так что же получается? – взвешивал Макар Иванович. – Он и месяц, и больше резину потянет, а потом жаловаться будет, что за шиворот капает, что в траншее от дождя не только грязь, но и вода стоит?!.. Нет, пора другого искать».
И снова за калитку вышел. Со знакомым парнем столкнулся. Небритым, но бойким, компанейским, хозяйственным и любителем при случае выпить. Обсказал ему свою задачку, и тот дельное предложение выдал. На исходе рабочего дня.
- Давай к Москвитину сгоняем?! Вон туда, в конец моей улицы, - заявил он.
Отправились незамедлительно. Шли, шли по забурьяненным просторам односторонней улицы, а значит и по краю поля соевого. На девчонку лет тринадцати набрели. Та, на скамейке, под низким штакетным ломаным-переломанным забором сидела. У нее об отце и справились, на пустынный двор глядя. Там вместо мощений просто трава росла.
Девочка охотно доложила: «Спит. Готовый!»
Что означает «готовый», гости вмиг смекнули. И смех, и грех, но сие означа-ло «пьян в стельку». И что они зря ноги били. Ну и ничего не оставалось, как пле-стись восвояси.
- Утром надо, - не унывал болельщик Макара Ивановича.
- Хорошо. Попытаюсь утром, - согласился тот.
- Пошехонцев сварщик хороший, но он пенсию обмывает, - продолжал об-думывать задачку небритый болельщик. – Его и утром не возьмешь!
Удивляясь, как беззаботно в такое серьезное время люди живут, Макар Иванович и отошел ко сну.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

1
Ранним утром, на гаревую дорожку тротуара выбравшись, Макар Иванович не стал Москвитина навещать, а попытался нечто новое предпринять. И сообразил: «Да у нас же умелец под боком! – хватил он себя кулаком по лбу. – Он даже к нам наведывался, когда Георгий нам газ проводил. Я ж к нему за куском трубы бегал для перехода с дюйма на полдюйма… Дворов через шесть. Он арендатор, конечно, сегодня, но вдруг и старым ремеслом промышляет. В виду нынешнего неурожая. Он же точно от нехватки денег бедствует. А у меня валяются: подобрать некому! Вот и выручимся обоюдно. Да он меня задушит от восторга. Ему это не просто удача, а праздник жизни».
Застопорил Сергея Макар Иванович на выходе со двора: тот как раз вело-сипед за калитку выталкивал. Поменяв головную боль арендатора на статус кол-хозника, Сергей на свинарню мотался. Молодой круглолицый брюнет среднего роста был веселым говоруном. Тотчас на засуху пожаловался, на то, что легковая машина ремонта, то бишь запчастей требует. И что кругом у него по фермерскому делу одни долги.
К Стожковым заглянуть согласился, хоть и на работу опаздывал. Признался в главном, что при случае и ремеслом сварщика промышляет. А ведь когда-то, при социализме, он им одним жил и не тужил.
Оглядел Сергей фронт работ внимательно, прикинул, как бы его раздвинуть и удорожить: где бы еще батарею – другую повесить.
- Сколько стоить будет? – приставал с больным вопросом Макар Иванович, мечтая настоящую, справедливую цену услышать.
- Не знаю. Давно не приходилось, - уклонялся от ответа сварщик, чтоб ни себе, ни братьям по цеху не навредить.
- Скоков в четыреста оценил, но ему некогда. Берись. Больше не дам. Нету.
Уже на тротуаре условились, что через три дня Сергей займется. К удивле-нию Макара Ивановича, и у Сергея, оказалось, имеются дела поважнее, чем за день большие деньги заработать. Он ведь не сослался на то, что в другом месте заказ выполняет. Нет, на семейные хлопоты кивнул. На то десятистепенное и напрямую от наших денег зависящее, а потому могущее подождать. Особенно при нынешних-то его, кормильца семьи, удачах.
В остальном же Макару Ивановичу Сергей понравился больше, чем Скоков с его подручным. Оттого, что вода не выключается, не содрогнулся, размером оплаты не смутился и не стал заливать, что ему три дня корпеть придется. А главное, о сроке приступа определенно высказался. А потому Макар Иванович подумал, что, наконец-то схватил свою удачу за бороду. Стало быть, поиски мас-тера завершились. Но он ошибся.
Успокоенный, он собачью конуру ремонтировал, когда крупная фигура Катерины Спиридоновны у калитки замаячила. Жена подругу поджидала.
Лариса Николаевна рано из города вернулась – первым из вечерних автобусов. Катерине Спиридоновне не терпелось успехами Макара Ивановича на ниве поиска мастера сварки поделиться. Не верилось ей (и на этот раз она была права), что заполучили они то, что им надо. Потому-то край как обсудить требовалось.
- Что-то ты нынче, Ларисочка, рановато освободилась? – еще издали Кате-рина Спиридоновна со своей доброй знакомой заговорила.
- А я и не работала сегодня. К следователю вызывали. Моего-то рэкетира заловили. В станице. В тот же вечер…
- Так ты в свидетельницы выбилась? Жить тебе надоело?!
- Надоело не надоело, а деваться некуда. Надо ж как-то отбиваться… Ну, а ваши дела как?
- Наши дела, как дед Макар баит, идут в гору. Только та самая гора в болоте тонет. Дед нынче мастера расстарался. Это Сергей с нашей улицы. Пообещал через три дня отличиться. Прямо, как в сказке… Дед-то по темноте своей, наде-ялся, что он сразу штаны подтянет, рукава засучит и – за дело! Ан нет! У Сергея, оказывается, денег куры не клюют и дел поважнее ворох…
- Конечно. Как же, через три дня дождетесь. Это была б на самом деле сказка. Моя подруга Неля, уже три месяца тому Сергею магарычи ставит, чтоб забор сварил. Так воз и ныне там. А уж с вами он резину потянет. Аж до праздников октябрьских. Когда в вашей траншее от дождей осенних воды по колено наберется.
- Так мы и магарычи ставить не собираемся. И без того цену грабительскую назначили. А если с магарычами, так это ж куда выпрет? Одна поллитровка, дру-гая, третья! По четвертаку! А закусь еще дороже! Этаким манером и три сотни набежит. Куда ж это годится? Мы ж и сами с голоду передохнем!
- Вот именно! Так что гоните вы этих алкоголиков ко всем чертям!
- Слышу, слышу! Только выход-то какой? – Макар Иванович к разговору подключился. – Я уже и в городе бывшего соседа просил, так он подрулить сюда мотоцикл не решается. Боится, что на посту ГАИ разденут и весь заработок отберут.
- А выход есть! И, такой, - нашлась Лариса Николаевна. – В станице, вот ря-дом, у меня родственница живет. Так у нее муж – сварщик. Давно и до сих пор этим делом занимается. И, главное, не пьет! Десять лет как бросил. Я попрошу, чтоб она его уломала. У них тоже лишних денег нету. Опять же, растягивать на неделю эту работу ему не интересно. Раз не пьет и ездить надо. И на совесть сварит. А это и есть самое-самое, что надо. А то один сделает, а троим доделы-вать-переделывать. Вам таких тренировок, тем более, не надо.
- Да боже упаси! – согласилась Катерина Спиридоновна.
- Неудобно как-то, засомневался Макар Иванович. – Договаривались твердо. Слово держать полагается…
- Да никаких неудобств и моральных покривлений! – возразила Лариса Ни-колаевна. – Все пройдет по протоколу. Как по маслу! Мой мастер, между прочим, тоже очертя голову не бросится. Дня три жене воду поварит и только потом… А Сергей в назначенный день точно не явится. Вот первым и нарушит слово. Вы ж к нему не ходите, не умасливайте, как он на то рассчитывает. И не надо слушать и принимать всерьез причины, какие он там для оттяжки заготовит. Так вы и слово свое не нарушите, и дело свое спасете.
- Ну, если по такому плану пойдет, - согласился Макар Иванович.
- Решено! Добегу до порога и начну звонить, - бросила она на прощанье и заспешила домой.

2
И ведь права оказалась. Сергей в назначенный день ни работать, ни причину срыва объяснить не явился. А ездил мимо. Поджидал, что Стожковы упрашивать прибегут. Макар Иванович же молчал, будто об уговоре забыл напрочь. Набрался терпения. «Не мне, а ему деньги зарабатывать надо, - успокаивал он себя. – Ему сподручнее и помнить крепче».
В момент испытания такого приснился Макару Ивановичу вещий сон, ласковый и дивный. Будто в институте он был, в обществе двух лаборанток. Значит, имел отношение к двум кафедрам. Лаборантки были старенькими, и дело разбиралось чисто академическое, не интимное. Не похоже было, чтоб он статус студента имел. Скорее всего преподавателем значился или, на худой конец, аспирантом. Лаборантка с другой кафедры попросила его, Стожкова, вернуть книги. Один, довольно пухлый фолиант, он под рукой держал и передал незамедлительно, а второго не было. Не мог он и сообразить с ходу, где он его приткнул – оставил. Тогда первая лаборантка, лаборантка-хозяйка, припомнила, что книга лежала здесь, у нее, и она ее выдала некоему Самойленко и что Макар Иванович, стало быть, от долгов чист. И Макар Иванович за свою аккуратность и порядочность порадовался.
Потом события вне стен института развивались. Проезжал он по улице и видел дом и пристройку на подворье Волоховых – старших. И одно, и другое строение ребрами стропил красовались. И он удивился: «И чего это они резину тянут? Почему до сих пор шифером не накрыли?»
Катерины же Спиридоновны в том сне почему-то не было. Может, поэтому и настроение у него было хорошее. И еще имел Макар Иванович домик. Не такой, как на хуторе. Нет, симпатичнее и в городе. В городе же он и жениться собирался. И с этим сложным предприятием все складывалось необычно мягко, светло, доброжелательно: без споров, подозрений и прочих сложностей. Целовал он девчонку – невесту, и она стыдливо его знаки внимания принимала. Ничего он плохого не замышлял, не таил, и она тоже.
В другой раз в ее семью пожаловал, где дома были ее отец с матерью. Лиц их он не запомнил: они как-то в тумане благожелательности растворились. Но главное удивление в невесте было. Она на пороге подъезда его встретила и тапочки ему протянула: « Переобуйся». С волнением и радостью он ее заботу принял. И они поднялись в квартиру. А там отец невесты как-то уместно пояснил: «Жить вон в том доме будете».
«А как же мой? – спросил себя Макар Иванович и сам же себе ответил: - Продам. Деньги поделю: половину ей (невесте – жене), половину себе. На другие расходы».

3
Была суббота. Макар Иванович уже и не знал, кого он ждет: заказаны были трое. Это не во сне, а наяву. И вдруг голубой «Москвич» подкатывает. Два пожи-лых коренастых мужика принадлежности сварочного аппарата выгружают: шланги, баллоны с кислородом, бак для карбида и т.п.
Макар Иванович еще до кювета не добрел, а «Москвич» к перекрестку попятился и исчез. Со своим добром мужчина в клетчатой рубахе и простых серых брюках остался. Макару Ивановичу представился: «Владимир Иванович Цыбин. По рекомендации Ларисы Николаевны».
- Все сходится! – весело приветствовал мастера Макар Иванович.
А был Владимир Иванович роста ниже среднего, в плечах широк, как дуб, крепок, седоват. С крупным добрым лицом. Свежим. Хорошо выбритым, без по-резов. В обращении мягок. Говорил мало, но успевал нужное сказать вовремя.
Макар Иванович тотчас повел его по «точкам» и по пути главное обсудил.
- На хозяйстве у нас, - признался он, - четыреста тысяч рублей. Можем от-дать за эту работу. Вы согласны?
- Ну, зачем же отдавать все? Хоть на хлеб пятьдесят оставьте! – ответил Владимир Иванович и тем снял напряжение с души Макара Ивановича, который опасался, что может не хватить денег: «Одно дело, когда человек с другой улицы приходит, а другое, когда он из соседней станции на чужой машине приезжает».
Работу Владимир Иванович с водопровода начал. Трудился играючи, в по-мощнике не нуждался. А если Макар Иванович и держался поблизости, то только потому, что кладовщиком являлся: то краску доставал, то паклю, то тройник подавал, то кран, то сгон, то муфту. Яма была тесная, не обложенная и класть детали было некуда.
Прогрев заржавевший узел, Владимир Иванович легко поснимал все со-ставляющие с неисправной колонки, а в заключение и протекающий кран выбро-сил. И не заспешил, не заметался, всех чертей вспоминая, когда из конца осво-божденной трубы вода хлынула. Нет, он до того предусмотрительно истребованные сапоги надел.
На гибкую же струю собранный новый узел медленно навинтил. И надел так, что стратегическое неудобство – невозможность на момент монтажа воду отключить – осталось незамеченным.
И Макар Иванович догадался, что дерганье других в подобной ситуации от неуверенности, от незнания и неумения образуется. «Сами нормально сработать не могут и свой же изъян в начет заказчику вешают. Да еще с каким апломбом! Вот, обезьяны!» - заключил он. Дальше и того было проще. К концу новой трубы, что от угла веранды по траншее к яме пролегла, сгон приварил, и та труба в яме с краном через муфту соединилась. Теперь на тот конец, что под веранду уходил, другой сгон надставил и на него уголок навинтил. В тот уголок вертикальная труба вошла, ввинтилась. Так водопровод до душевой вмиг добрался. На входе запасной кран определился, а дальше и последний, над раковиной.
За полтора часа мастер с водопроводом управился.
Потом, без перекура, Владимир Иванович к системе отопления перешел. Пробил из душевой в переднюю две дыры и через них трубами к углам ближнего регистра присоединился. На концах этих труб оставалось в душевой батарею повесить. Готовой батареи не было и быть не могло: ее размеры от расстояния между концами труб зависли: конец верхней должен быть ниже угла батареи в передней, а конец нижней – выше нижнего угла батареи в передней, чтобы вода и приходила и уходила под уклон.
Сделав замер, Владимир Иванович стал варить регистр из двухдюймовых труб. Тут уж долго пришлось возиться. Но через каких-то полтора часа батарея была готова. Приварить ее оставалось. А когда он и с этим справился, в систему отопления воду закачали – ни на одном стыке не капнуло.
Так и к экзамену подобрались: будет ли новая батарея нагреваться? Зажгли котел и обедать сели.
Катерина Спиридоновна крепко сомневалась в своей удаче, в том, что мас-тер экзамен у нее сдаст.
- А если не будет греться, тогда что? – вопрошала она, с укором на мастера глядя, будто тот уже попал впросак. И потому попал, что ее инструкции не выполнил.
- Такого быть не может: - ответил Владимир Иванович кротко.
Макару Ивановичу было неловко за этот аванс недоверия и за то, что Кате-рина Спиридоновна не постаралась приготовить ради гостя-работника что-нибудь повкуснее, а борщом ограничилась. А вот про себя она не забыла - «остаканилась». Чтоб мастера-трезвенника не смущать, в светлице причастилась. Вот она и чувствовала, что праздник в доме, а гость и Макар Иванович – нет.
Пока обедали, батарея нагрелась.
- Ну, вот. Всего-то и времени шесть часов понадобилось! – ликовал Макар Иванович. – А местные умельцы запугивали: «Два дня и никак ни меньше!»
- И за неделю можно, если постараться, - посмеялся Владимир Иванович.
Так ведь он еще сверх того хозяевам попутно, для порядка, кое-что поде-лал. На птичьем дворе «гусак» так и оставался действующим. Но нос у «гусака» из трубы в три четверти дюйма, а шланг на хозяйстве надевался только на полу-дюймовую. И Макар Иванович вынужден был придумать переходник из резино-вых трубок. Из-за несовершенства его устройства большая утечка воды получа-лась. Так Владимир Иванович на тот толстый нос кусочек полудюймовой трубы приварил. Теперь подключение сделалось и простым, и аккуратным.
Рычаг включения дворового крана в яме Макар Иванович проволокой кре-пил. Как коня взнуздывал. Был люфт большой, да и проволока часто ломалась. Так Владимир Иванович ему жесткое и вечное крепление сварил.
Петля, в которую Макар Иванович в душевой раковину посадил, за пределы последней выпирала и вид портила. Владимир Иванович досмотрелся, петлю срезал, излишек выбросил и концы соединил. Да не внахлест, а заподлицо. Красиво.
Трубка от расширительного бачка, по стене рядом с котлом выведенная, мимо подставляемого ведра приходилась, так он прогрел ее  и в удобное место повернул.
И все по своей инициативе сделал, с благожелательностью и предупреди-тельностью.
Так и сложился праздник у Стожковых. При таких фантастических успехах полагалось за столом бутылку распить, однако Макар Иванович навредить опа-сался. Только дипломатично справился.
- Да. На самом деле уже десять лет не принимаю, - благодушно признался Владимир Иванович.
- Ясно. Компотом вишневым заменим.
Макар Иванович в погреб слазил, трехлитровку достал. Из скудных запасов на зиму (засуха подкузьмила).
- А может, не надо!? – остановил его Владимир Иванович. – А то зимой не будет!?
- Надо. Вон солнышко сегодня как припекает. Да у нас и дня такого счастли-вого может не случиться. Большущее тебе спасибо, Владимир Иванович.

4
То, почему Сергей не поинтересовался ни через неделю, ни через месяц, было ясно. Он не мог не заметить, что Стожковы без него управились. Если он приезда или отъезда Цыбина и не видел, то ему легко выдала случившееся при-вычка сварщиков вываливать отработанный карбид в канаву против подворья клиента. А вот друг Скокова, тот на самом деле ничего не подозревал. И когда хорошо задождило, со сварочным снаряжением прибыл. С грузовика ссадил все и водителя отпустил с напутствием: «Завтра заверни к обеду. Обмоем за счет клиента!» И торговаться к калитке подвалил.
- Ну, что, дед, ждешь?
- Жду. Всегда чего-то доброго жду. Уж так устроен.
- Может, и дождался?
- Не ведаю.
- Значит так. Добавляешь еще две сотни, и я в твою канаву с водою ныряю!
- Ныряй, коли охота.
- Тогда давай таскать!
- Мне-то зачем таскать? Твоя охота, ты нанимаешься – ты и таскай по-молодецки. Мое дело, как хозяина, командовать и деньги платить, если заработаешь. А ты предлагаешь, чтобы я же и угроблялся за то, что тебе плачу!?
- Вона как! Ну, ладно!
И умелец принялся заселять двор Стожковых своим имуществом. А когда управился, за домик, на птичий двор устремился. К траншее. Оценить, как там работать приспособиться. Глянул, а там место ровное.
- Засыпал? Передумал?.. За то, что откопаю, еще сотню добавишь!
- Нет. Канительную кампанию вовремя завершил. Хочешь – покажу! За один день, между прочим!
5
На другой день Рита пожаловала. За авансом под тот же проект.
А было так. Она из города с подружкой вернулась. Не спеша расстаться, остановились: за дела домашние переживать не привыкли, а потому полагали, что чем позже домой явятся, тем меньше хлопот останется. Пассажиры – попутчики их быстрыми ручейками обтекли и в окрестностях растворились. А эти две девицы – худые и от беспутной жизни бледные – все языки чесали. И потихоньку к забору Стожковых приблизились.
Макар Иванович со стороны сада дырки в изгороди затыкал, чтоб куры ни в огород, ни на улицу не выскакивали. Так в тишине он невольно речи подружек подслушал. А там и его кое-что касалось.
- Ты подожди, Марина, я забегу деда пограбить. В счет забот будущих. То-лик ему воду собирается провести и отопление добавить, - пояснила Рита. – Вообще-то Толик напрасно на меня камни с горы пускает. Упрекает, что не работаю. Так у меня бизнес: я деда славно граблю. С маминой помощью уже давно и пылесос, и телевизор, и холодильник, и стиральную машину, и швейную увела. Да мы и новый мебельный гарнитур из городской квартиры вывезли. Только эта хата осталась, крысами подъеденная. Так она и сама завалится, и наследникам дедовым ничего не достанется. И похоронить не на что будет. Вот так. Я вокруг мамочки больше добываю, чем Толик на своих ремонтах. Он, что зарабатывает, то все на запчасти расходует. Так что у нас все мое! Есть и будет!
- Слепой сказал побачим. Ну, а если твой план и на самом деле удастся, обмоем знатно! – ответила рослая и стройная подружка в элегантной брючной паре кофейного цвета.
- Не боись! У меня не сорвется!
Рита сад обогнула и при молчаливом согласии Рябчика зеленую калитку распахнула.
- Привет, дед! – поздаровалась она с Макаром Ивановичем весело на пе-реднем дворе, у порога веранды.
Тот молча глянул на размалеванную физиономию падчерицы, на плечи ху-дые, на джинсы узкие на ногах-палках и, ничего не ответив, на птичий двор посу-нулся. Рита в дом нырнула.
«Надо ж быть такой нахалкой! – подумал он. – Так под монастырь подвес-ти… и явиться как ни в чем не бывало».
На чурбан присел, на котором недавно клин тесал.
«Сейчас Катерину разжалобит. Тем, что Анатолий к ней относится плохо: на сигареты денег не дает и по дому работать заставляет. Особенно обед готовить, - подумал он с досадой. – И Катерина заступаться побежит».
- Здравствуй, мать! – произнесла между тем Рита. – По дочке соскучилась?
- Нет! – неожиданно отрезала та. – Так ты скажи, где твое слово?
- А я виновата? Делает он, а не я. Не сделал, так подождать можно! Сдела-ет еще! Куда он денется? – визгливо кричала Рита, будто ее за горло хватали.
- Значит, ты нам ждать до весны советуешь? А у тебя времени нет? – насе-дала Катерина Спиридоновна, изобличая надуманные оправдания.
- Да сколько ж можно? Он меня лупит!
- Так ты б предупредила, что тебе скорее надо! Зачем бы мы тогда на свадьбу таскались, долги заводили?!  Зачем, когда миру быть не может!?
- Я тебе говорю: он меня избивает! – снова взвизгнула Рита.
- А что ему делать остается? Как-то ж надо тебя к жизни приспосабливать!? Ты чего явилась?
- Денег занять…
- Денег нет. Деньги мы другому сварщику отдали. По твоей милости, и сами долгами обзавелись. Так что гуляй!
- А я виновата?
- Ты ничего для нас не сделала, а мы отдали тебе все!
- А что я могла сделать?
- От пакостей воздержаться! Ты не думала, зачем и как себя повести, чтоб работу у нас не сорвать. Чтоб к вам наши деньги попали! Те, что теперь на сторону ушли! И ты так каждый раз стараешься. Что с Толиком ни наметим сделать, ты обязательно перегадишь!.. У тебя несложная, посильная работа: воздерживаться от пакостей! Легче и проще не бывает… А у тебя так и быть не может, если ты трудиться не желаешь!.. Так вот. Хватит нас дурить! Найдем других, и помощников, и наследников. Если вас сегодня за деньги помочь не допросишься, то чего ждать потом, когда лежать будем? Нечего! Это ж надо полными идиотами быть, чтоб на тебя надеяться. Вот и иди отсюда и не оглядывайся! А все, что должна, что взаймы уволокла, верни!.. Бога благодарила бы, что в мужья тебе Толик достался, а не пьянь какая-нибудь!.. Перво-наперво, наши долги за свадьбу сама покроешь!
- Так ты, значит, за Толика горой?
- За справедливость! Он прав. Работает и зарабатывает, а ты на его мозо-лях руки греешь да еще нервы трепишь. Хватит! Вижу, бестолку тебе внушать! Вон с моих глаз!
И она потеснила Риту во двор.
- Похоже, до Катерины доходит фашисткая политика дочери, - подивился и даже обрадовался Макар Иванович. – Раньше ведь было как? Слова против ее капризов не скажи. Будто капризы те мне одному во вред. Они ж ей самой на погибель. Хитростью да злобой многого не добьешься… Ведь что получается? На людей обижаемся. Дескать, прохвосты, хапуги, грубияны. А у самих чадо? С матери своей последнюю рубаху стянет… И хотя б в дело, а то лишь бы стянуть. Тут же и бросит за первым углом. Им тренировки важны, сам процесс, чтоб показать деятельность…»
Остаток дня и ночь бессонную Макар Иванович над положением таким раз-мышлял, с Катериной Спиридоновной делился.
«И что делать? Если хорошенько задуматься, то выхода нет. Здесь одна пружина – нет любви. Уж так воспитаны по-скотски. И ее не достанешь так вдруг, не купишь и в черствую душу не вложишь. Коммунисты всегда идею любили, а не людей. И нас тому учили. У них нет ни родных, ни близких, ни здравого смысла. Есть единомышленники и враги», - смекал Макар Иванович.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1
Катерина Спиридоновна отправилась Риту навестить, и Макар Иванович один против телевизора время коротал. Когда Рябчик с большим напряжением залаял, он на калитку в окно глянул. За нею макушка маячила, вишневой шалью покрытая.
Фуфайку рабочую накинув и шапку схватив, у порога в калоши нырнув, он на крылечко вышагнул. Калитка приоткрылась, и неподкупный Рябчик изо всех сил с цепи рвался: так его раздражала рыхлая фигура соседки.
На тротуаре соседка пояснила Макару Ивановичу причину визита: «Слыха-ла, будто вам ванна нужна!? У моего Петра знакомый сидит. Он продает. У него две…»
- И за сколько?
- А не спросила.
- Если за полмиллиона, то наскребем. А коли дороже, то ничего не выйдет. Сказывали, новая – более миллиона, - признался Макар Иванович.
- Спросить можно. Продавец трезвый. Через час ему на работу. Где-то ря-дом дорогу мостит. С трактором. Сам подвезти ко двору может.
- Все это очень хорошо. Катерины дома нету…
Соседка отойти не успела, как на тротуаре два низкорослых, плотных мужика показались. Небритые, взлохмаченные. Петр и его гость. Макар Иванович к ним ринулся.
- За девятьсот отдам, - ответил продавец.
- А за восемьсот если?..
- Пятьсот унитаз стоит, а это все-таки ванна, - взял сторону продавца Петр.
- Если честно признаться, то больше пяти сот у нас и в запасе нету, - заключил Макар Иванович. – Однако с хозяйкой перетолковать надо. Так я не стану ее дожидаться, а сбегаю.
Бежать ему в один конец при новой стариковской скорости было около получаса. Правда, бежать было удобно. Стоял теплы й, можно сказать, даже ласковый для зимы день. Ни дождя, ни снега, а главное – без ветра.
Дорога протоптанная. По четырем улицам прошагал и только на последнем перекрестке показался, как «Жигули» зятя появились. Тот вез тещу домой.
Макар Иванович со стороны Анатолия очутился и потому причину озабоченности своей ему объяснил.
- Дорого, - согласился Анатолий. – Я подешевле знаю. Сейчас проверим.
Макар Иванович в салон забрался, и Анатолий в ближнем переулке машину под горку пустил. Удачно вышло: хозяин в гараже возился, и черные ворота были распахнуты.
- Сейчас поторгуюсь, - предупредил Анатолий и, пригнувшись, в гараж ныр-нул. Макар Иванович за ним увязываться не стал: был уверен, что только поме-шает, а не поможет.
Анатолий быстро вернулся и был доволен: «За пятьсот отдает!»
- Значит так, - спланировал он вслух. – Домой вас доставлю, прицеп возьму и вашу ванну привезу».
И на самом деле через полчаса во дворе у Стожковых появилась  ванна. Нежданно-негаданно. Полгода о том робко мечтали после устройства комнаты для мытья.
- Только деньги через неделю отдам, - предупредил Анатолия Макар Иванович.
- Он переживет. Деньги ему не нужны.
- Вот спасибо Егоровне: вовремя разбудила. А то мы б еще полгода с мыс-лями и силами собирались, - смеялся довольный Макар Иванович.
- Да, что ни говори, здорово получилось, - согласилась Катерина Спиридо-новна.
Даже и после того, как выяснилось, что длина у ванны не полтора метра, как в городской квартире, а метр семьдесят, настроение не испортилось. Макар Иванович быстро нашел выход. Он подрубил внутреннюю стену, и вдвоем они втащили ванну в душевую комнатку и в отведенном углу установили.

2
Накануне поездки в город за деньгами радость от удачи с приобретением ванны у Макара Ивановича не исчезла, она лишь потихоньку размывалась тревогой по поводу городских сложностей. Месяц заканчивался, а по городской квартире не плачено ни за газ, ни за воду, ни за отопление, ни за вывоз мусора, ни за техобслуживание, ни за свет, ни за радио. Деньги он намеревался снять последние, а постоялец съехать грозился. И долг на совести Стожковых повисал: постоялец за январь в декабре рассчитался. Вот это и смущало. Не на то Катерина Спиридоновна те деньги израсходовала.
На автобусной остановке почему-то встречались только незнакомые люди. И ощущение этого как-то изолировало Макара Ивановича. Однако в подкатившем автобусе свободное кресло нашлось, и в дороге, против обыкновения, он немного подремал.
До того, как принялись капитализм строить, иногда случалось, что старикам молодые уступали место. Теперь же такие жесты были напрочь забыты: все мо-лодые сидели, все старики в проходе стояли, и их толкали.
На вокзале задержался, потянул время, а поразмыслив, решил все-таки сначала на квартиру заглянуть, чтоб с постояльцем свидеться. Да и вообще, на этот раз, спешить было некуда. Главное было – посетить сбербанк. Но из-за отсутствия электроэнергии сбербанк прием клиентов не с восьми, а с половины десятого начинал. И два часа Макару Ивановичу девать было некуда. Потратить время на производство покупок он не мог: денег не было.
На лестничной площадке уже светло сделалось. Показания счетчика элек-троэнергии легко прочитывались. Макар Иванович списал и только потом позво-нил. Михаил, рослый блондин, открыл незамедлительно: уже на работу собирался.
Макар Иванович поздоровался, объяснил цель приезда. Похвалился помо-щью зятя в приобретении ванны.
- А я, - отозвался Михаил из комнаты, куда вернулся, впустив гостя, - могу за февраль уплатить. Начальство оставляет пока…
Он вынес из спальни, одновременно ему и кабинетом служившей, пачку червонцев и попросил пересчитать.
Приняв деньги, Макар Иванович себя счастливым человеком почувствовал.
- Побегу по всем службам платить! – объявил он и исчез.
Спускаясь резво к выходу из подъезда, Макар Иванович запланировал ку-пить хлеба, печенья и капусты.
Быстро и удачно оббежал он все нужные кассы и как раз к открытию сбер-банка управился.
А там очередь к контролеру была небольшой, но не подвигалась: не было денег. Кассиру вносили мелкие платежи, как и он, Макар Иванович сам, отдавший за электроэнергию червонец.
Простоял час и уже смирился, что на очередной автобус не успеет. Ре-шил следующим вернуться (на четыре часа позже). Контролер уже троих клиен-тов отправила, из тех, кто желал снять пятьсот тысяч и более.
- Тут наберется только по сто пятьдесят, по двести, - убедила она их. – За-гляните в конец рабочего дня или завтра.
Макар Иванович делал выводы из текущей информации. «Получается вариант, - размышлял он, - какой Катерина, на всякий случай, запретила.
- Не вздумай за ванну платить из денег квартиранта, - предупредила она, не исключая, что тот еще не съедет.
- Да ты что? Я такого и в голове не держу: ты и без того долгов наделала! – отрубил он в ответ.
Теперь же ситуация вела именно к тому. «Если полных пятьсот не выдадут, доплачивать из этих придется» - запланировал он.
Но к моменту, как его очередь подошла, появилась пожилая симпатичная дама, худощавая блондинка, в стального цвета манто до пят. Элегантная дама. Она выложила на стойку перед кассиром пачки сотенных и полусотенных, стяну-тые черными резинками. Там было миллиона четыре.
У Макара Ивановича тревога за дополнительную поездку и за скандал с Ка-териной Спиридоновной отлегла. И он снова счастливым человеком себя почув-ствовал.
Следом еще одна удача обнаружилась – перечисление задержанной пен-сии. Оно два дня тому назад состоялось.
Словом, вернулся Макар Иванович довольным своей экспедицией и не вто-рым, а очередным рейсом.
В минуты его доклада Катерина Спиридоновна – против обыкновения – тоже просияла радостью.

3
Передать Анатолию деньги за ванну Макар Иванович решил после обеда, чтоб наверняка застать того дома. Рита могла быть дома в течение всего дня, так как ее служба в колхозе была символической, как и зарплата (минимальная). Служба занимала не более двух часов, но с шести утра. Только Макар Иванович положил твердо Рите деньги не доверять. Катерине Спиридоновне он, конечно, о том не заикнулся: она бы отговаривать от таких строгостей стала и принялась бы над его предосторожностями издеваться, говорила бы, что он редкостным даром обладает самое простое дело усложнять.
Погода стояла отличная. И тепло, и солнечно, и тихо. Пройтись по березо-вому парку не торопясь, с сознанием, что у тебя все в полном порядке, - большое удовольствие. И Макар Иванович вкушал его на этом пути. Но, как и в прошлый раз, добраться до зятева дома ему не довелось. Совсем близко от его подворья он встретил Риту с подругой.
- Толика нет дома, - бесстрастно сообщила она. – Картошкой торгует.
- Ну, что ж… Забегу завтра, - ответил Макар Иванович, разочарованный не-ожиданной неудачей, и быстрее подруг двинул.
Как только в душе досада на неувязку со встречей с зятем проклюнулась, он не переставал удивляться тому, что такой простой акт-передача готовых денег – сорвался и хлопоты вокруг приобретения ванны остались незавершенными. Они будто держали его в некоем подвешенном состоянии, не давая сосредоточиться. Но делать было нечего, кроме как смириться и потерпеть.
Катерина Спиридоновна была вне себя оттого, что он вернулся ни с чем.
- Рите отдал бы, и Толик бы вечером с человеком рассчитался! – укоряла она.
- Да не подумал как-то, - схитрил он.
Утром она вспомнила о недоразумении, случившемся накануне, и, как гово-рится, принялась приставать к нему с ножом к горлу, продолжая выстраивать свои укоры.
- Тебе вот человек сделал хорошо, а ты никогда по-человечески добром от-ветить не можешь. Ты всегда по-свински. Вечно что-то выгадываешь! – пилила она без перерыва, провоцируя в нем ответное негодование.
И очень скоро они уже орали друг на друга в бешенстве.
- Уйду я от тебя! – угрожала она. – Сколько можно терпеть твои надувательства?!
- Это кто ж тут кого надувает? По-моему, так это ты с Ритой!? Если уж хо-чешь знать истину, то я еще не идиот, чтоб последние деньги этой обезьяне доверить!
И так дальше, и так больше. И до того самого момента, когда на калитке щеколда звякнула и к веранде пружинисто подбежал Анатолий.
Тогда Катерина Спиридоновна примолкла. Макар Иванович протянул день-ги, что держал в застегнутом кармане клетчатой рубахи. Анатолий пересчитал и так же молча исчез, как и заявился. Эта странность сопровождала его всегда при встречах: родителям жены он никогда не говорил «здравствуйте!», будто не хотел им здоровья и будто предполагал прямой переход этого магического слова в действие. А это все-таки были его враги, враги его матери.
Но и после столь благополучного и своевременного разрешения спора и при обнажении явной правоты Макара Ивановича Катерина Спиридоновна не смягчилась и вины своей не признала.
Макар Иванович в сарае скрылся, где за птицей наблюдал и чистил. Он в поисках яиц чертыхался, так как вчера, в утренние часы его отсутствия, Катерина Спиридоновна его распоряжения не выполнила: не открыла гнезда несушкам. Он на ночь их прикрывает, чтобы туда подросшие цыплята не гадили.
Зимний день короток. Когда стемнело, он запер все три сарая, примкнул на ночь калитку и спустил с цепи Рябчика, чтобы тот мог проникнуть в любой угол переднего и птичьего двора. Рябчик тотчас бросился к соломе под навесом в поисках куриных яиц и тут же оказался с добычей: выкатил и проглотил три.
Макар Иванович посидел часок за ранним вечерним сериалом у телевизора, потом, как с начала года было принято, на два часа свет вырубили. Из-за этого второй фильм выпадал и оставалось рассчитывать только на третий. После выпуска новостей.
Катерина Спиридоновна имела обыкновение заваливаться в постель с шести, а потому уже давно время от времени стонала на кровати. Спать она, естественно, не спала, но свет зажигать в светлице не разрешала. И Макар Иванович чувствовал себя неуютно. Как на вокзале. Книгу почитать можно было разве что на кухне, в чувствительной прохладе, а значит, в шубе, как Меньшиков в Березове. Потому, даже когда и свет загорался, комфорта ему мало добавлялось: Катерина Спиридоновна всегда доставала. По нужде поднимаясь, непременно на кухню заглядывала и проверяла, чем он занят. Будто мог он топор точить, чтоб ей отрубить голову и таким образом дележа наследства избежать.
И все повторяла: «Дура я, дура. Это надо ж! он все записал на себя!» Она никак не могла взять в толк, как могло быть иначе, если записанное он сам при-обретал на свои заработки и трудовые заслуги.
- Стоит мне перекинуться – дите мое останется ни с чем…
- А ты не спеши, - шутил Макар Иванович в ответ. – Тогда Рита все немед-ленно заглотит и за неделю промотает. Большое будет достижение! Ты воодушевись этой идеей, как коммунистка, и поживи-переживи. Ты ж почти на десяток лет моложе?! Куда ты торопишься?
Тогда она принималась злобствовать еще упорнее.
На этот раз, в темноте, Макар Иванович не прилег, а на краю своей кровати сидел. Вдруг кто-то калитку затряс, а Рябчик молчал. В окно глянул – через щель в заборе свет легкового автомобиля отметил.
- Анатолий! – сообразил он и, прихватив ключи, на выход бросился.
- Бабушка дома? – на ходу Анатолий справился, не употребив почему-то «моя любимая теща» или «вторая мать».
- Конечно. Почивает, - ответил Макар Иванович, досадуя, что, раскрыв рот от удивления ночным гостем, Рябчика упустил: тот юркнул на улицу ко всеобщему возмущению соседских цепных дворняг.
Когда Макар Иванович в переднюю вернулся, тщетно попытавшись Рябчика во двор заманить, Анатолий уже во двор выскочил.
- В чем дело?
- Ритка куролесит, - отозвалась Катерина Спиридоновна из светлицы, кряхтя в темноте.
Макар Иванович решил, что Анатолий, уведомив тещу о скандале, домой погонит, и к калитке вернулся. Анатолий же стоял у открытой двери машины и садиться не торопился, а потому калитку запирать было неловко.
- Что случилось? – заговорил Макар Иванович.
- Попросила денег на новогодние фотографии и как ушла утром, так и про-шлялась до сих пор. Как свинья, пьяная вернулась. Я так больше не могу! Заби-райте ее!
- А куда? Деньги за квартиру вперед получили и денег тех уже нету. Нет возможности вернуть квартиранту.
- За квартиру я платить согласен. Лишь бы ее перед глазами не было…
И тут Макар Иванович понял, что Анатолий Катерину поджидает. А та, чер-тыхаясь на темноту, наконец, во двор выбралась. Они уехали, а Макар Иванович принялся Рябчика на улице отлавливать. Гонялся, пока ни сгреб и ни приволок во двор.
Опасности, что он запершись, уснет, не было: сюрприз Риты его тоже разо-злил. Закономерность подтвердилась: как только они, Стожковы, начинали с Анатолием сотрудничать, так Рита тут же своим очередным срывом отношения портила.
Однако, поразмыслив хорошенько, Макар Иванович вдруг не согласился с таким заключением. «Да нет же, - сказал он себе. – Они так всегда схлестывают-ся. В другие времена мы не заглядываем и потому не знаем, что у них в доме творится».
И на самом деле. За помощью к теще Анатолий лишь второй раз обратился. До сих пор он считал (да она и была таковой) слепой и неумолимой защитницей Риты.

4
В тесной спальне свеча горела. Рита, одетая, на неразобранной кровати лежала. Данилка на взрослых с соседней озирался. Анатолий подлетел к ней, хотел с кровати сбросить, за рукав кожаной куртки рванул: «Собирайся! Поехали! Осточертела ты мне!»
- Никуда я не поеду! Пошел вон! – уцепившись за спинку кровати, неожиданно окрысилась она. И тем обоих крепко озадачила: и мужа, и мать. Ведь мужа она все время шантажировала тем, что грозилась на городскую квартиру Стожковых уйти. И мать к тому готовила.
Анатолий, опомнившись, продолжил свои попытки захватить ее понадежнее и оторвать. Предвидя, что он - таки ее одолеет, она Данилку присоединила, и тот разревелся.
Оценив ее хитроумные ходы, Катерина Спиридоновна вырвала Данилку и принялась месить Риту кулаками.
- Сволочь, ты! Скотина, недоразвитая! – шипела она. – Сколько ж ты еще меня позорить будешь?! Куда ни ткнешься, всюду одни неприятности! В школе – ленью, из техникума – вышвырнули! Повезло, наконец, вовремя замуж выскочи-ла. Так и тут тебе, суке, неймется. Убью, гадину!
Но Катерина Спиридоновна очень скоро умаялась и сама приступа своей ярости испугалась.
- Забирайте ее! Она мне не нужна такая! – не остывая, твердил Анатолий и прижимал к себе Данилку, которого ему на этот раз теща вручила.
- Забирать-то некуда! Пенсию задерживают, так мы хоть за счет квартиран-тов перебиваемся, - призналась Катерина Спиридоновна.
- Тогда в милицию отдам. Пускай куда хотят, туда и определяют! – не отсту-пал он.
- Да они ее там раздерут за ночь! Это ж стая волков! А потом что нам с калекой делать? Подумай об этом! Потерпи!
- Вот и хорошо. А то уже месяц, как мужа не знаю… а ты лупить меня еще со школы принялась. Не привыкать, - безрассудно дразнила Рита обоих сразу.
- Мало! Мало била! Теперь каюсь. Да, видно, поздно, - не оправдывалась Катерина Спиридоновна.
- Вот как! Да был бы жив отец, он бы заступился. Он бы показал этому мудаку, как обижать меня и денег не давать.
- Да был бы жив твой отец-алкоголик, так тебя бы давно на свете не было, такой расторопной: он бы долго не рассусоливал. Он бы за твои подвиги тебе на одну ногу наступил, а другую оторвал и выбросил… А денег тебе Толик и не дол-жен давать: не умеешь ты ими по-хозяйски распорядиться. Он тебя послал за газ заплатить, а ты что сотворила? Третью шапку купила. Это у тебя крайняя нужда: бесконечно на себя тряпки тянуть да прически по сорок тысяч делать. По-твоему, так деньги и потратить больше не на что. А то, что муж без штанов красуется, так ты не замечаешь. И Данилка босой…
А теперь еще пить пристрастилась. День прошел – ни разу поесть не сварила. Сбыла Данилку свекрови и – гуляй до не хочу. Да за это тебя, сволочь, надо как кобеля, на улице привязывать. Если тебе делать нечего, пока муж с темна до темна для семьи копейку добывает. Теперь тебе не то, что давать, показывать деньги нельзя. А потом. Ты ведь тоже зарабатывать должна. А ты только ему мешаешь. Думаешь, разбогатеешь, если он свалится? Да тебя куры загребут. С твоей ленью. Да ты сейчас хорошо обед не приготовишь, когда есть из чего готовить. А не из чего будет? Тогда как? Придешь и мне на шею сядешь? В тридцать-то лет!
Ты всех опозорила! И меня, и сваху, и Толика, и Макара Ивановича, который за все твои пакости и пальцем тебя не тронул, а все только говорил, что нехорошо поступаешь. Так что хватит рыпаться! Сиди ото и помалкивай в тряпочку. А племенного жеребца не ты одна, несчастная жаждешь. Так их набраться где? Особенно таким дурам, как ты…
Тебя-то при твоих запоях и на работу никто не возьмет, если работа и под-вернется. Тебе теперь ничего нельзя доверить!
- Доверят. Меня знают…
- Знают. Потому лаборанткой в морг и не взяли. Знают, что за птица. Что от тебя пользы на работе? При твоем опыте – никакой. Так ты хоть дома трудилась бы!
Захватом такими претензиями в петлю и завершилась вечерняя разборка с Ритой. Зять на машине вернул тещу домой. Раньше в подобных обстоятельствах, когда Катерина Спиридоновна пыталась зятю показать кузькину мать, «чесала» она домой пешечком независимо от погоды и времени суток. Чаще, под дождем, конечно. Но на этот раз она заслужила уважение: зять вернул ее с комфортом.

5
Макар Иванович между тем решал ту же проблему. Во-первых, констатиро-вал, что многолетние старания Катерины по втаптыванию его в грязь на виду у Риты дали неожиданные плоды: пододвинули Риту к краю пропасти. Не удалось ей взять верх над Анатолием и им командовать, она лишь изолировала себя – оказалась в семье лишней и, по заслугам, никчемной, ненужной.
«И что ж теперь получается? – анализировал он. – Катерине тоже надо ехать в город, если Рита туда работать подастся. И не столько потому, что она мною ежечасно недовольна, а больше по той причине, что без нее Рита и работы не найдет, а коли найдет, то не удержится. На квартире попоек быть не должно. Если такие строгости не обеспечить, толку не будет. Убытки будут и еще что похуже. Она себе роковое приключение организует. Ее там и соседка в пропасть подтолкнет…»
«Надо Анатолия предупредить на случай разрыва, чтоб ничего, кроме се-зонных носильных вещей не давал, - решил Макар Иванович. – Диван, кресла, холодильник, шифоньер и прочее – все пускай остается там, где стоит. Иначе она все промотает. И мать не уследит…»

6
На другой день, после привычного подъема в семь, Катерина Спиридоновна к зятю и дочери поспешила.
«До чего ж они там договорились? – переживала она тоскливо. – И надо ж было Ритке такое коленце выкинуть!..»
Анатолий в привычном молчании по двору хлопотал. На приветствие кивнул и в птичьем сарае скрылся.
«Похоже, дела плохи, - Катерина Спиридоновна заключила и в дом устре-милась, где широкий коридор все комнаты первого этажа обтекал и к черному ходу, в гараж, в подвал уводил.
В зале было пусто, в спальне тихо: Данилка еще спал. Рита на кухне, у газовой плиты, возилась. Блинчики жарила.
- Ну, и как ты после гастролей вчерашних? – справилась Катерина Спиридоновна.
- Ничего не помню, - бесстрастно отозвалась Рита. – Только бока болят по-чему-то.
- Вот те раз! – удивилась мать. – Я боялась, ты уже и вещи собрала… Ну, что ж, набирайся ума. Может, еще все образуется…
И она не стала задерживаться, чтоб шаткий порядок не вспугнуть, не нару-шить. На душе полегчало. Даже головная боль вроде бы затихла. Хотелось спать.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

1
Макар Иванович и Катерина Спиридоновна целую неделю просидели дома безвылазно: с гриппом провалялись. Но день облегчения, в конце концов, насту-пил. Поднялись, хотя и нерешительно.
Хлеб кончился, обходились сухарями, картошки давно было внатяжку: на мелкую нажимали. Но зато масло подсолнечное имели, смалец свиной тоже, муку и яйца. И Макар Иванович сказал: «Сварю-ка я вареников. Еще пару дней продержимся. Окрепнем, и кто-то в город за деньгами съездит».
С хлебом на хуторе вечные проблемы. Колхозники по талонам получают, а остальным то завезут, то забудут. Как везде и со всем. На хуторе даже работа сберкассы не ладилась: за свет удавалось только с третьего захода уплатить. То она три дня в неделю по три часа работает, то неделю-другую вообще не откры-вается. И лишь за газ принимали платежи исправно – каждый вторник, до один-надцати дня.
Интересно, что и счастливцы были счастливцами условными, то бишь толь-ко если на них со стороны глянуть. А если в суть вникнуть, то тут же обнаружится, что они тоже жертвы, так как их неустанно грабят.
Те же колхозники вместо нормального свежего хлеба получали в своем спецларьке вчерашний или позавчерашний. То, что магазинам города не удалось реализовать, привозили им.
Похоже, на Руси нельзя практиковать оптовые закупки. Стоит подписать договор, как тут же вместо товара труху подсунут.
Катерина Спиридоновна не знала, куда себя деть и была не в духе. Она терпеть не могла тесто месить (привычка к узкой специализации сказывалась со времен коммунизма, а раньше трудовых лет – отсутствие воспитания в семье, где такие операции неизбежны и без обсуждения реализуются в силу зримой необходимости и личной заинтересованности). А в детском доме другой подход. Там каждый получающий такой наряд, считает своим долгом проверить, не надувают ли его, не прокатывается ли кто за его счет. И вообще, там не готовят, там, воспитанники, только едят.
Из той же оперы, как говорят в народе, были жалобы на то, что в течение дня приходится несколько раз посуду мыть. Раньше столовые да рестораны ее щадили.  Те самые «точки питания», какие Макар Иванович терпеть не мог и был убежден, что там непременно помоями кормят. Были с ним случаи, когда он до-верялся им и когда через двенадцать часов они о себе напоминали, из рабочей колеи выбивая.
План мужа Катерина Спиридоновна забраковала, но тот не отступил. Как только на птичьем дворе управился, так за мелкую картошку принялся.
- Ты мне вермишели свари: я с голоду помру, пока ты вареники слепишь! – фыркнула она, заглянув на кухню, будто перед тем, как в обморок упасть.
- Не буду я твой огород городить! – возразил он. – И ты не умрешь: я тебе часть начинки выделю.
Не получилось сбить с толку Макара Ивановича одним путем – она другим стала ладиться: за стиркой чертыхалась и все чайником воду грела.
А когда со стиркой управилась, по разным надуманным делам непрерывно во двор выскакивала, через коридорчик холодный воздух на кухню закачивая: из-за тесноты дверь на кухню закрывать отвыкли да и сделать это с пользой было невозможно: дверь по указанию газовиков была подрезана.
- Ты когда пакостить перестанешь? – рычал Макар Иванович. – Что ты меня все в холоде полощешь? Я, кажется, не в шубе! И вообще еле на ногах держусь.
- А я не могу лежать! Не могу больше!
- Так посиди. Могла бы и мне помочь, если у тебя так руки чешутся.
Катерина Спиридоновна отмахнулась и в светлицу удалилась. Он накормил ее картошкой-толченкой, заготовленной для начинки, но и после такого внимания она все равно лепить вареники не помогла. Все мимо бегала и по новым поводам чертыхалась.
Вообще-то почти всякое застолье Катерина Спиридоновна умела превра-тить в способ настроение отравить. Если она бралась завтраком накормить, то он в испытание терпения превращался. Прием пищи она самым последним, самым десятистепенным делом считала. В первую очередь производила уборку в квартире, потом со стиркой управлялась. И уж потом, когда заняться было нечем, обращалась к плите.
Ну, и если макаронами собиралась насытиться, то она лишь отваривала их, а уж заправлять или поджаривать Макару Ивановичу поручала. И независимо от того, занят он был другой работой во дворе или на огороде или в светлице завтрака поджидал.
Если же трапеза была праздничной и ей неторопливость и разнообразие блюд сопутствовала, то Катерина Спиридоновна старалась максимум обыденности, приземленности привнести. Она не только  не стремилась стол украсить, но напротив столько торопливости привносила, что готова была ту же селедку хоть на колене рвать и на газету бросать. Удовольствия в разнообразии закуски не находила, но спешила выпить. И не только первый тост поднять поскорее, но всю их череду нанизать в бешеном темпе. И спиртного для нее никогда не было в достатке: всегда не хватало.   
Так что Макар Иванович не мог под настроение, под небольшую удачу, на-лить ей, как себе, пятьдесят граммов. Нет, он должен был, если угостить решил, выставить полную бутылку. И сколько б он ей ни втолковывал, что это некрасиво и вредно, она продолжала придерживаться своего железного правила – осушала бутылку.
Макару Ивановичу пришлось свою затею с варениками доводить до     по-бедного конца одному. И ушло на это полдня. Кроме лепки и варки, ему пришлось еще отражать бранные наскоки супруги. Вроде выговоров, что какую-то посудину не там поставил, а ложку не туда сунул. Она все подскакивала с возгласом: «И когда я тебя научу?!» А он, следя за огнем под кипящей кастрюлей, продолжал машинально то отодвигать мешающие предметы, то перебрасывать их на столик холодильника. И складывалось их общение, как в сумасшедшем доме. Против здравого смысла.
«Просто болезнь какая-то, на озлоблении замешанная, - обдумывал он. – Надо с этим кончать как-то…»
Налупившись вареников, Катерина Спиридоновна несколько притихла. Но ненадолго.
- Если Ритка сунется, гони ее в шею! Это ж надо! Хоть подохни, не заглянет! – распорядилась она в своем привычном недовольстве и нахальном главенстве.
- А я тебе что, дворник? Ты чего мне распоряжения строчишь? Сама на тротуар вылетишь и прогонишь… Это ж фашистское отребье на коммунистической подкладке! Ну, никак по-хорошему не может! Обязательно хамит! – умышленно двинулся он на обострение.
- Надоело!
- Так ты мирно удавись и не нарывайся! А то ты так меня воодушевишь од-нажды, что я за топор возьмусь.
Она замолчала. Поскольку сама не меряла никогда оскорблений в его ад-рес, то и на встречный шквал не обижалась, к самым язвительным замечаниям не придиралась.

2
На обратном пути холодный дождь загнал Макара Ивановича на автовокзал. С тех пор, как отпала нужда покупать билеты на пригородные автобусы, он обычно на посадочной площадке свой поджидал. Тут он и плату заранее готовил под расчет. А потому зал ожидания сделался для него холодным и отчужденным. И теперь он не присесть, как прежде, вошел, а просто послоняться. Со скуки рассматривал витрину киоска Роспечати, пытался выбрать для себя какую-нибудь мелочь. Купил календарик.
- Макар Иванович! Макар Иванович! – позвал его знакомый голос.
Оглянулся и на дальнем конце ближнего ряда диванов обнаружил Зайцеву. Людмилу Павловну. Ее большие карие глаза звали его. И он подошел к молодой даме, одетой в длиннополое черное меховое пальто.
Вы что здесь делаете? Людмила Павловна!? – шутливо справился он, вос-прянув духом от ее лестного внимания.
- Тебя ищу, - ответила она полушепотом, с лукавой улыбкой пухлых щек с ямочками.
- Как это? Меня ведь уже нет… Я не работаю. Не служу. Зачем же меня ис-кать?.. Для какого употребления?
- Обыкновенного. Для полного… Ты разве забыл, что я люблю, что я с тобой навсегда не прощалась.
- Так ведь и еще кого-то?! И намного моложе… Я так слышал…
- Правильно и расслышал, и понял. Все было. Было и прошло. Песня с дру-гим не сложилась. Обманул, проходимец…
- Да уж какие нынче песни! Волчий вой да и только… Этим не удивишь… Но, надеюсь, ты помнишь, что я не холостяк?..
Он переживал редкую радость от этой встречи. Хотелось говорить и гово-рить. Что-нибудь приятное. Но говорить-то было вроде бы и не о чем.
- Помню. Я все помню. Знаю, что все равно один. И пускай твоя бабушка са-ма собою командует…
- В принципе, так я с тобою согласен. Но откуда у тебя такие мудрые речи?
- Оттуда. Из дальних странствий. Из голубых далей. От запахов тайги, - ба-лагурила она, встав рядом и плечом прижимаясь к нему, чтобы убедиться, что он есть, что он живой и настоящий.
И он сообразил, что она не шутит, что она ждет ответа.
- Ну, что ж. принимаем решение. Я отвезу эти покупки. Предупрежу, чтоб меня не ждали, не искали. И вернусь на это место в шесть часов вечера. Где я тебя найду?
- Во дворе твоей пятиэтажки.
- Отлично. Наш квартирант как раз съехал.

3
Утром, в половине восьмого, когда Макар Иванович и Людмила были уже на ногах (она собралась идти на работу), раздался звонок. Макар Иванович открыл дверь - пред ним стояла Рита.
- Привет! Мать сказала, чтоб я здесь жила. Я здесь работу нашла, -  пояснила Рита.
- Я, как всегда, не успел за вами. Не успел сказать, что комнату сдал квар-тирантке. Сам в зале живу, - разъяснил ситуацию Макар Иванович. - Не будешь же ты в прихожей устраиваться?
Для долгого разговора он на площадку вышел, но дверь не прикрыл.
- В чем дело? - присоединилась к ним Людмила, готовая уйти.
- Да вот. Наше чадо решило жизнь делать заново. Оставила, похоже, мужа, детей, на работу поступает и жить в этой квартире вознамерилась, считая, что тридцать процентов этого жилфонда у нее в  кармане, но забывая о том, что зарплата у нее двести, а услуги по содержанию квартиры – триста. Вот вы, вознамерившаяся здесь жить, сколько в месяц зарабатываете?
- Три тысячи.
- Так что мне делать? - захныкала Рита.
- А ничего! Раз нечем делать! - отрезал Макар Иванович.
- Нет. Пусть попробует. У меня подруга в длительной командировке, - всту-пилась Людмила.
- Ну, что ж, пускай посмотрит смоленого волка, - согласился Макар Ивано-вич. - Не училась раньше, силы экономила, хитрее  других быть хотела. И вот без специальности...
- Значит, план такой. Идем ко мне на работу, - предложила Людмила. - Я от-прошусь. До пустующей квартиры доберемся и после этого каждый по своей тропе!

4
С работы Людмила вернулась в шестом часу. Макар Иванович навел поря-док в квартире и ужин приготовил. Ждал. И вот она вошла - его сказка с тяжелой косой, с ямочками на щеках, с темным омутом глаз. Помог снять шубу, и она тот-час припала к нему тугой грудью. И он в блаженстве растворился во всем ее кра-сивом теле.
Потом был душ и ужин с восторженным молчанием, с разговором уже ни о чем, с тягучими, сладкими взглядами.
- А что с квартирой для Риты? - не забыл он справиться к месту через пару дней.
- Не переживай. Не сорвется. Это моя квартира. Мама оставила. Одноком-натная. Не очень далеко отсюда. Просто мне там соседи не нравятся. Некоторые.
- Покажешь как-нибудь, в субботу или в воскресенье. Дело в том, что чадо наше жить без присмотра не приспособлено. Надо быть в курсе, какие отношения вокруг нее в  районной столице сложатся. Как бы там собачья свадьба не сочинялась...
- Хорошо. Проведаем. Скажешь когда. Прогуляемся.
- Надо адрес Катерине Спиридоновне срочно передать. Пусть влияет положительно, почаще навещая.
- А  как? Повезешь этот адрес что ли?!
- Нет. Позвоню ее подруге, а она сообщит: подруга на работу мимо бегает.
- И все равно. Этот твой гладиатор сюда явится...
- Ничего страшного. Я в творческой командировке. Ты - квартирантка. Впол-не правдоподобная история.
- А деньги за квартиру? Их ведь берут вперед? Так ведь?
- По нынешним временам, да. Но денег я не должен. Я оставил ей живность и все припасы. Здесь я с базара кормлюсь. Наконец, можно объявить, что я оплатил квартиру для Риты...
- Правдоподобно.
- На первый месяц. А потом будем решать. Если тебе союз со мною подой-дет, разменяемся. Себе оставим эту, а хуторянам твою.
- Итак, ты в творческой командировке?!
- Именно так!
- Тогда завтра же и вернемся к творчеству… Сколько лет в редакцию не за-глядывал?
- Годиков семь.
- Почему?
- По службе, надобность отпала. Потом дачу ремонтировал, газ проводил, птицеводством увлекся.
- А теперь?
- Теперь можно. Квартира не хата. Вокруг нее делать ничего. Да и внутри забот поменьше.
- Сговорчивый ты, Макар Иванович. Нам с тобой совсем не о чем спорить. Наверное, все так и будет, как я мечтаю.
- Хорошо бы хоть тебя сделать счастливой.
- Будем стараться.

6
Макару Ивановичу и на самом деле удалось на работу устроиться, и он тут же с головой ушел в хлопоты городской жизни. Потому навестить Риту он вы-брался только на третьей неделе, в субботу.

Отправились утром, как на работу. Во дворе старой пятиэтажки к толпе у мусорных баков приблизились. Люди с потупленными взглядами вполголоса говорили. На бетонированной площадке валялся труп. Соседи опознали в нем новенькую квартирантку.
- И всего-то позавчера мать навещала, - пояснила старушка, кутавшаяся в клетчатый плед.
- К ней с первого дня девицы на вечеринки зачастили, - заметила другая, в зеленом пальто.
- А потом и парни досаждать начали, - доложила третья, раздетая, в рас-стегнутой черной безрукавке, при голых локтях.
- Не уберегла мать. Не уберегла.
- Да и сколько ж их караулить можно? Ведь тридцать лет девушке. Замужем. При детях...
- Да. Пора бы уже вести себя соответственно. Приключений-то избегать.
Привезли следователя. Скорая помощь появилась.
Макар Иванович едва подобрался ближе, как толпу потеснили. Голова уби-той лежала так, будто она прислушивалась левым ухом к подземным шумам. То была Рита. И бордовое платье, истрепанная коричневая кожаная куртка, и маль-чиковая стрижка. Людмила подумала так же.
- Откуда позвонить можно? - спросил Людмилу Макар Иванович.
- От моих соседей.
И они побежали Ларисе Николаевне звонить, чтобы та печальную весть Ка-терине Спиридоновне передала.
Квартира Людмилы была не заперта и хранила следы молодежной тусовки: стол с объедками, будто бульдозером сдвинутые в угол стулья, разбросанные по желтому дивану кассеты.
- Не хочу такой участи! - бормотала Людмила плача. - Я совсем одна! Мне нужен ты! Спаси меня!
С нею приключилась истерика.

7
Когда они из подъезда выбрались, кругом было уже пустынно, но случив-шееся не опускало их ощущением страшного пролома в опасной близости. И сколько бы они ни отдалялись от места трагедии, она бежала рядом. И терзала их. А ведь каких-то полчаса назад все было так тихо, спокойно и уютно.
Еще вчера Макар Иванович думал о переломе в своей жизни: «Это награда мне за все, что я вытерпел в последние годы от взбесившейся вдруг Катерины. Должен же, в конце концов, и я пожить по-человечески».
Так оно и складывалось. Непривычная тишина окутала его благожелатель-ный мир давно обжитой квартиры, где все прислушивалось к нему, а не обвали-валось поперек его устремлений, не дыбилось вспять.
Людмила словно с небес спускалась к нему спокойной, красивой, молодой, притягательной женщиной, зовущей в мир понимания, свободы и творчества. Она боготворила его бескорыстие и преданность. Она увлекала в мир прекрасного, к думам о вечности и долге, склоняла к благожелательности и уважению.
Она излучала любовь, и тем делала мир приветливым, исполненным уча-стия, здравого смысла, ответственности, удовлетворенности, всеобщей широты и возможности быть необходимым, полезным и способным дать все, что обстоя-тельства требуют.
И это заселение и часов, и дней благодарными трудами создавало новую, непривычную, переполненную жизнь. Не верилось, что она есть, что она течет и что не оборвется, что она продлится долго-долго и никогда не испортится, не покорежится.
И все это исходило от нее, от Людмилы, от ее удивительно живых глаз, мяг-ких губ, и красивого, нежного тела.
Но интуиция неотступно нашептывала, что неслучайно так хорошо, что пе-реживаемое счастье не вечно, что трагический надрыв уже подкарауливает и вот-вот настигнет и все разрушит. Возможно, поэтому ему так хотелось остановить и увековечить неожиданный разлив умиротворенности. И он мучился сладостью бытия сочиняя стихи. Отливая свою благодарность в словах, он осознавал, что получается это, как всегда, как у большинства, коряво, несовершенно и даже тупо. Великолепная, кипящая картина переживаний гасла в череде неудачных, серых слов: выписанная картина – то блекла, то растворялась туманом, а он так хотел, чтоб она лучами брызнула и навечно лучами же прочертила свои главные золотые линии. И он не отступал. Так и сложил о ней, о Людмиле, эти строки:
А вижу я только глаза…
И в них я тотчас растворяюсь…
И что бы тебе ни сказал,
Душою тебе улыбаюсь.
Как в небе свободен я в них.
Похоже, я в бой поднимаюсь.
Всегда я был беден и тих,
А тут твоей роскошью маюсь.
За что? Почему и зачем?
Вопросов тех злых я не ставлю,
Я будто меняюсь совсем
И имидж свой новый здесь славлю.
Случайные встречи с тобой…
Уверен: они не случайны…
А взгляд твой такой дорогой,
Не милый, скорее отчаянный…
Не тихим лесным ручейком
Бежали две жизни раздельно:
Они приближали тайком,
Что богом, судьбою им велено.
Не надо всего объяснять,
Искать его смыслы отдельные.
Понять, тороплюсь я понять,
Что мне этим даром отмерено.
Итак, уплываю в рассвет,
В объятья твои беспредельные.
Быть может, бессмысленно, может, и нет?
Пускай будет даже смертельно!
Любовь, она как ни мила,
Проходит, стареет и листиком падает,
А ты мне такое дала,
Что жизнь, как бессмертием, радует.
А вижу я только глаза
И в них, неземных, притяжение:
Нет рядом ни лести, ни зла.
Есть полное жизни движение.


ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1
Непонятным образом, но Людмиле тоже жестоко открылось, что в счастли-вом повороте ее жизни очень скоро обнаружит себя неотвратимый разлом. Но как и почему, оставалось тайной. Могла она предположить, что Макар Иванович бросится свою долю вины в гибели Риты замаливать. Но на то похоже не было ни его настроение, ни поведение. Ей казалось, что не вину он переживал, он досаду чувствовал, ибо намучился там предостаточно. Не маячила и никакая другая причина, кроме смерти.
Однако такая причина все же затаилась. Макар Иванович про нее просто забыл. А она от него не зависела. Зависел он от нее. Назвать же ее можно духом времени, его законом. Потому-то она, хоть и медленно, но неумолимо подтопляла, как половодье, жизненное пространство. Многие уже захлебывались и пошли ко дну, но он, Макар Иванович, все не чуял опасности и внимания не обращал на это всенародное бедствие.
На основе здравого смысла он полагал, что коли иного способа выжить нет, то никто и права не имеет вводить строгости, то бишь невозможного нравственного здоровья требовать.
На самом же деле в жизни все плыло своим чередом, часто за пределами прямых связей и здравого смысла. Все было автономно. Правители, сделавшие жизнь народа невыносимой, спотыкались сами по себе. Из бедствия народного выводов не делали, а стало быть, и мер к улучшению жизни не принимали. Каж-дый стремящийся выжить искал способы к тому без оглядки на власти, закон и мораль. Даже на войне вместо очищения душ их немыслимое загнивание обна-руживалось. Солдат продает оружие врагу, окопавшемуся напротив него и его товарищей. А уж чиновникам и сам бог велел в такое смутное время действовать независимо от законов и властей. Ведь дошли до того, что даже видимость ста-раний никого не интересует. Так чего ж тут не руководствоваться личной выгодой. Почему бы не превратить свою службу в бизнес. И борющиеся с преступлениями стали их сами каждодневно совершать. Да при такой анархии трудно что-либо понять и предвидеть. С точки зрения здравого смысла.

2
В потоке современной безответственной жизни хутора, где главными -двигателями выступают нищета и неприспособленность к новым правилам поиска опоры, сделалось привычным для любого поехать на опустевшую ферму и набрать там с опустевшего корпуса брусьев на свой сарай или хату, а также кирпича или шифера, полагая почему-то, что там все это уже никому никогда не понадобится, а значит, все равно пропадет. А ему, нуждающемуся в этом добре, взять его негде: работы или нет, или за нее не платят. Как тут купишь?
И стала буйно прорастать новая логика. У доярки появилась привычка везти с фермы домой комбикорм и ведро молока. Комбайнер принялся торговать зерном из бункера. Ведь если даже туалет стал платным, то как он, комбайнер, может работать бесплатно. Ведь он же работает!
И Макар Иванович не мог не привыкнуть к хуторским нормам поведения. Молоко, как и все, покупал у хозяйки, которая коровы не держит. У свинарки ком-бикормом отоваривал свою пенсию. Пшеницей – у любого, кто предложит.
Так повелось и меняться не собиралось: никаких перемен к лучшему не ви-делось.
Все это, продиктованное необходимостью и отсутствием выбора, в обиходе приобрело статус законности, то бишь правильности поведения. До тех пор, пока кто-то из страдающих не обнаружит чрезмерное усердие или жадность. Жадности Макар Иванович не обнаружил, но все-таки погорел. И на операции, вовсе на правонарушение не похожей.

3
Средь бела дня, ближе к обеду, наткнулись на него, за калиткой два молод-ца лет двадцати четырех и поинтересовались: «Дед, тебе пшеница не нужна? Мешок…»
- Не нужна! По той причине, что денег нету! – отмахнулся он.
- А мы недорого.., - зацепились русоволосые лохматые парни в мутно-голубых модных спецовках, крепко потертых. – Не за сто, как некоторые, а за семьдесят…
- Так и семьдесят не наберу, - упирался Макар Иванович.
- А сколько ж есть? – допытывались назойливые продавцы.
- Шестьдесят, наверное, наскребу…
- Ладно. Отдадим за шестьдесят. Наскребай!
Не успел Макар Иванович за очередную работу приняться, как парни мешок приперли и на переднем дворе ему под ноги кинули. Мешок стандартный, полный.
- Сейчас! – предупредил Макар Иванович и в сарае, что на птичьем дворе, скрылся. Со своим мешком вернулся, пересыпать велел.
Пшеница была чистой, тяжелой, ярко-коричневой, мелковатой.
- Сейчас, - повторил Макар Иванович и в хату нырнул, с деньгами появился. Вручил.
- Мешок мы пока оставим…
- Пускай полежит, - согласился Макар Иванович.
Парни исчезли.
«Завтра в «столицу» поеду, денег сниму,» - подумал он да так потом и сде-лал.

4
Когда же он – ближе к полудню – с покупками вернулся, Катерина Спиридо-новна предупредила: «Тут хлопцы мешок пшеницы предлагают, так я за пятьде-сят договорилась. Больше не давай!»
- Так больше и не наберется, - ответил Макар Иванович. – За свет еще пла-тить, за газ, за воду, а у меня сотня осталась.
Хлопцы ждать себя не заставили. Принесли мешок, но неполный. И потому для Стожковых пшеница дешевле, чем вчера не стала. Макар Иванович Катерину Спиридоновну на очную ставку вызывать не стал, рассчитался, но положил на будущее с такими ловкачами не связываться. Он не знал еще, что у молодых людей не было намерения его надуть: впопыхах они мешок дырявый прихватили. Ну, и по дороге с ведро рассыпали. А это было еще хуже, чем если бы надули. Пшеницу-то они уволокли тайно. Не свою. И след ею по тротуару выписали.

5
А через неделю, когда Макар Иванович в огороде возился и собаки на тай-ных дневных постах дремали, главные неприятности завязались.
А какой день был дивный! Тихий, теплый и даже солнечный. Тек он спокой-но. Ни тебе авралов, ни планов срочных и тяжелых.
Осеннее тепло на фоне ярких красок, проступающих на всей перезревшей  зелени канувшего лета, особенно дорого человеку, заслужившему отдых после каторжного напряжения на прополках и уборках.
Когда главные дела переделаны, когда ты уже прочувствовал их значимость на будущее, естественно ощутить удовлетворение и пережить сладость отдыха через остатки хлопот, через символическую работу. Эту легкость жизни, ее светлость, ее праздник. Та же работа, но уже неспешная и по времени короткая – наслаждение. Ибо она – вершина, на которую ты взбирался, чтобы полнее пережить удавшееся. И таким часам побольше бы тишины, раздумий и согласия со всеми и всем. И когда так настроение слагается и сберегается надолго, тот миг и есть счастье. Зато когда минут этих недостает, когда они в безоглядной спешке с грубостью или равнодушием смешиваются, жизнь просто теряет смысл.
Макар Иванович только-только нащупал эту струну в сумбурных сечениях серых дней и при ней удержаться старался. Он неторопко грядку за грядкой вскапывал в своем тесном опустевшем огородике, окаймленном пышным плетнем. Плетень был одет в зеленую шубу хмеля с рясными золотистыми пуговками из тонких пластинок. Огородик напоминал убранную с великим тщанием комнату.
Правда, идиллию Макара Ивановича почти каждые четверть часа грубые оклики вечно рассерженной Катерины Спиридоновны взрывали. И на этот раз дородная и сварливая особа возопила громогласно: «Макар! Доигрался! А ну, иди на расправу! Разбираться пожаловали! Сколько раз я тебе твердила: не лезь, не связывайся!»
Макар Иванович приткнул лопату, пересек птичий, потом передний двор. За коричневой калиткой, с облупившейся местами краской, торчал знакомый незнакомец. То был мужик, какого Макар Иванович знал в лицо: он четыре раза на день проходил мимо и даже иногда здоровался. Зрелый, лет пятидесяти, с лицом широким, гладким, красноватым, с корпусом полным и коротким. До сих пор он попадался на глаза только в рабочем, а тут, как на праздник, принарядился. Свежевыбрит, коротко подстрижен.
Себя он не назвал и у Макар Ивановича фамилию не спросил.
- Только без собак! – запротестовал он, когда за Макаром Ивановичем без определенной цели рослый черный пес увязался – гость от зятя. Макар Иванович примкнул его за калиткой, во дворе, но тут же с улицы прибежавший внук пса выпустил. И тот равнодушно шмыгнул мимо визитера.
В сравнение с гостем, Макар Иванович в своей выцветшей фуфайке мог за нищего сойти. И протершиеся на коленях коричневые штаны, выдававшие поддетое синее трико, не прибавляли ему респектабельности. К тому же, был он не брит, умудрился солдатскую шапку напялить в то время, как пожаловавший молодец без головного убора стоял, как дуб, твердо, не ежился под слабым, но режущим холодом ветерком.
И при столь очевидном неравенстве сторон визитер подал руку, и Макару Ивановичу ничего не оставалось, как вяло, формально пожать ее. Вроде бы че-ловек с миром пожаловал. Однако то был трюк обманный.
- Ты покупал у парня пшеницу?.. Не отпирайся: бабки видели! – тут же со-рвался миловидный гость.
- А чего тут не видеть, коли среди бела дня и даже дождя не было. Да никто и не прятался… Чего ради?.. Что дивного в том? Парень-труженик – не в костюме и при галстуке, а в повседневных одеждах – предложил, а я купил!? Продавать я его не уговаривал. Это он умолял купить. Видно, деньги хотел заработать, а рассчитались ненужной ему пшеницей. Все было как на рынке, - пояснил Макар Иванович.
- Да ту пшеницу он украл! Дома… Это сын мой. Я его отметелил – он на твой угол указал.
- А мне откуда знать?.. По его годам, так заработать должен. Я вот хожу за-рабатывать, когда работу посильную соседи предлагают… Ну, и платят натурой, за неимением денег. Ну, мне-то деньги и не нужны. А если молодому, так тому деньги подай…
- Полтонны уже продал и пропил. А вчера козла сплавил, пока я на свадьбе гулял… Ну, я ему и дал… И он – на тебя!..
- Мне он не подарил. Ему за два мешка я сто десять рубликов отсчитал. Что наскреб. Если мало, так мог другому предложить…
- И все?
- Правда, еще приходил. Кукурузу предлагал. В кочанах. Денег не было. Да и зачем мышей кормить? Чтобы хранить, железной тары не имею.
- А зря не принялись за кукурузу. Кукурузы много! Могли б развернуться… Значит, так. Пшеница мне не нужна. Требуется, чтоб ты подтвердил. Договори-лись?.. Когда спросят, подтвердишь!..
Пожал руку и удалился. А в Макара Ивановича ноющая заноза досады-тревоги вошла. Он никак не мог взять в толк, зачем этому «обрубку» (он так визи-тера окрестил) подтверждение: «Он что, сына посадить намерен?» И другое обстоятельство смущало: «Если этот гусь такой стабильный, расторопный и старательный очень, то как же он сына алкашом вырастил? А еще и врагом, как сам считает!? Если в доме и окрест все правильно, то отчего сын свихнулся?.. Нет, тут что-то не так…»
Свянувший Макар Иванович на передний двор вернулся, где Катерина Спиридоновна, присмиревшая, причитала тихо: «Я ж тебя предупреждала: со шпаной не связывайся…»
- Да полно брехать-то! – оборвал он. – Ты ж до моего приезда сторгова-лась?! Я рассчитался по твоему долгу… А подозрительные нынче все!
- Ну, ты еще не сидел ни разу, так тебя простят. Дескать, влип по неопытности, - она тут же перестроилась.
- Посижу. И это успеть надо. Глядишь, поумнею… Если доживу. Потом при-сматриваться обещаю, у кого брать, а кого прогнать. А то взяли моду: возят тут и носят по-над дворами всякую всячину каждый божий день. И все без справок, что не воры. Да хоть бы и со справками: справки-то уголовники выдают…
Катерина Спиридоновна в корыте над бельем хлопотала, тяжело двигаясь крупным телом. Расстроенный и на время интерес к своему хозяйству утерявший, Макар Иванович на чурбан поблизости петушком примостился. На прощанье будто. Сухонький, маленький, рыженький – жалкий.

6
А через три дня участковый подкатил.
- Разговор будет долгим, - солидно предупредил молоденький лейтенант, брюнет с полными губами.
Угасшая было тревога опять всплыла. Снова мысли неприятные зароились. Однако делать было нечего, и Макар Иванович гостя в светлицу повел, к единственному в доме письменному столу. Но молодой человек не стал себя этим удобством баловать: в сторонке в старое кресло опустился и писать на колене прицелился, черную папку подложил. Записал интересовавшее. И тут же попросил мешок с купленной пшеницей показать. Макар Иванович на внутренний, птичий двор, в кладовку отправился. Участковый продвигался за ним вплотную и беспокойно, как вор, оглядывался.
- А где собаки? – справился, наконец, он.
- В дневных укрытиях. Успокойся. Травить тебя ими я не собираюсь, - пояс-нил Макар Иванович.
- Один? – удивился участковый, когда добрались до мешка, стоящего в ряду крайним.
- Да. Эти с ячменем. Второй скормил уже. А где еще восемь?
- Их не было, потому и нет. Закром полный, но в нем кормовая. Она и круп-нее, и бледнее, и легче. Вот, - показал Макар Иванович, сдвинув железную пла-стину с кирпичных стенок.
Участковый оторопел. Не ожидал. Обрубок заверил его, что вся пшеница в запасах у старика будет одинаковая (из этого же колхоза), хоть и у других купленная. И что доказать разницу будет невозможно, а потому ее легко будет причислить к той, что сын продал. А старик выставил на темной, потрескавшейся от воды ладони неоспоримое опровержение. Правда, практически это обстоятельство мало что меняло: старик все-таки купил то, что оказалось уворованным. Да и сам Макар Иванович догадывался, что решающим в этой разборке станет не тяжесть содеянного, а объем приписываемого: «Что захотят, то и сделают…» 

7
Еще три дня минуло. Макар Иванович со двора не отлучался. Чтоб не поду-мали, что юлит или прячется. В город не ездил, к зубному в амбулаторию прибе-гал, когда очередь иссякала, а потому с уколом за полчаса управлялся.
В третий раз с огорода Катерина Спиридоновна позвала его уже спокойней, ласковее: «Макарушка! К тебе пришли!»
Участковый уже собак не боялся. Пока Макар Иванович калоши чистил да переобувался, тот уже полулежал в кресле и акт изъятия набрасывал. Поздоро-вавшись и не получив ответа, Макар Иванович присел поодаль, у стола, молча дожидаться стал. Участковый же, с писаниною покончив, поручил понятых при-вести. И Макару Ивановичу пришлось долго соседок уговаривать: те опасались очень, что участие их в его деле одним посещением не обойдется. Что этим оно только завяжется, а завершится нескоро и в суде, куда их будут многожды раз таскать. Но, в конце концов, они поверили в простоту и скоротечность своей мис-сии. Пришли и акт, не читая, подписали. Да милиционер и не дал им ознакомить-ся.
И уже после этого участковый сам сбегал за гражданкой, заявление о краже пшеницы подавшей. С нее полагалось сохранную расписку получить и ей пере-дать злополучный мешок с пшеницей. На хранение.
На подворье Стожковых высокая, плотная молодая женщина в простом темном платье робко ступила. Будто виноватая, будто ее на месте преступления милиция накрыла. Поздоровалась. Макар Иванович и участковый на передний двор мешок вынесли, и она удивилась, что тара не из ее хозяйства.
- А куда ж тогда наши мешки подевались? – подумала она вслух.
Потом стала отказываться брать эту пшеницу.
- Люди ж купили.., - повторяла она.
- Так нельзя. Так не получится, - уговаривал участковый. – Это ж вещест-венное доказательство. Его сохранить надо. Иначе…

8
В этот момент естественного и обоюдного смятения на передний двор к Стожковым Обрубок вбежал.
- А где еще восемь? – рявкнул он, побагровев и в землю глядя. Как принято говорить, глаза пряча.
- Откуда? Какие? – вспыхнул Макар Иванович.
- Да ты ж мне сам признался!?
- Такого не было! Это брехня твоя свежая!.. Ты очумел или перебрал??..
- Да бабки ж видели!
- Не могли они видеть того, чего не было!
- Так пойдем!?.. Они подтвердят!
Три бабки-соседки, на длиной лавочке устроившись, под голубым штакет-ным забором, против солнышка, гостей молча встретили. Оборвыш Стожков и истец респектабельный перед ними в жестоком споре сцепились.
- Не надо голову морочить, - оборвала их та, что покрепче, посредине си-девшая. – Видали мы один раз, как твой шельмец, для трудов праведных со-зревший, мешок волок и с ним за калиткой у него скрылся. А что в том мешке бы-ло, не знаем. Куда на самом деле о с тем мешком делся, не проследили. Может, он только передержал там и дальше попер!?
- Брешешь! Ты не за деньги, а за бутылки! И всю пшеницу! – нагло лепил обвинение Обрубок в тот самый момент, когда оно свидетелями спокойно и на-прочь опровергалось. Его, Обрубка, в наговоре уличали, а он старался сам не слушать и других отвлекал.
- Ах, ты фашистская морда! Коммунист проклятый!
- Я не коммунист! Я не был…
- Как это не был, когда ты есть?... Откуда у тебя эта хватка? Только от них! Это они через наговоры людей уничтожали. И ты их же проверенным способом решил меня сожрать!
- Работать надо, а не чужое пригребать!
- Я свое отработал! Мне шестьдесят восемь!
- Не в колхозе!
- Так ты, сволочь, оскорблен тем, что я с тобой этот колхоз не разворовы-вал?
- Ладно-ладно! Я тебе еще припомню и сделаю!
И за углом своего подворья спешно скрылся.
Макар Иванович же, от ярости остывая, посреди улицы застопорил. Сам подивился, что от посрамления негодяя полнейшее удовлетворение испытал. На темно-серой фуфайке оторвавшуюся заплату поправил на правом боку и тут же себя кулаком по лбу хватил: «Так вот почему не подсказали Обрубку соседи о проделках сына. Наслышаны, каков гад! Ему помоги, так он тебе же и напако-стит… ясненько. Никто и не признается больше. Участковый лапшу на уши вешает: «потом и к другим пойдем…» Ни к кому он больше не сунется. Знает, заикнуться стоит, так отметелят. И правы будут. Не живешь правдой сам, так незачем с нею заигрывать!»

9
- Иваныч! – окликнула Стожкова одна из понятых (та, что помоложе): румя-ная, смазливая, с вытянутым носом, напоминающим клюв утиный. – А это наш участковый или из района?
- Сказал, будто наш, - отозвался Макар Иванович, приблизившись.
- Так, значит, тот самый, что с моего тысячу двести рублей слупил!?.. Взятку такую…
- За что?
- Да мой Вася по скошенному полю потерянные кочаны кукурузы собирал. Ну, и целых полмешка нахапал…
- Да уж грабанул! Разжился…
- Так за те полмешка, чтоб машину и права выручить, он в полночь деньги отнес, как участковый ему наказывал…
- И на что же ты намекаешь, свою страшную тайну мне выдавая?
- Тебе так же сделать надо.
- Спасибо за поддержку. Подумаю… Хотя чего тут думать? Денег-то нет! Стало быть, у меня так не получится. Меня засудят…
- Постараться надо. Занять у кого…
- Положение на этой ниве очень сложное. Догадываюсь, что теперь знаю, сколько ему Обрубок дал! Чтоб меня посадить…
- Да ничего он не давал. Надеется дуриком провернуть. Это такой жмот…
Потом голову Макара Ивановича долго не оставляло открытие, что комму-нисты до сих пор за колоски преследуют. «Да это ж бессмертный принцип коммунистов: пускай лучше пропадет!.. Снова в колоски вцепились. Выгодная суета. Особенно по этим временам. И взять можно, а не даст – сдать. Рвение показать случай. А лучше, конечно, взять. Тогда и начальству будет что дать…»

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1
Полученная по телефону от Макара Ивановича весть о трагедии потрясла Ларису Николаевну. Минут пять она не поднималась с дивана, сидя на котором продолжала машинально держать трубку. Все силилась представить, что с Кате-риной Спиридоновной будет, когда она просьбу Макара Ивановича исполнит. «Как смягчить этот удар?.. Он, Макар Иванович, может, затем и звонил ей, чтобы не в лоб, а как-то вскользь, со стороны.., - думала она.
Катерина Спиридоновна чертыхалась, разгоняя кур с переднего двора, и на зов подруги отозвалась не сразу, что несколько и Ларису Николаевну отвлекло.
- Там с Ритой что-то случилось. Макар Иванович звонил. Просил вас с Ана-толием срочно приехать. Не то в больницу попала, не то в милицию, - неожидан-но для себя принялась сочинять она.
- Вот уж, бездельник! Не мог разузнать точно, - завелась Катерина Спиридоновна.
- Да не успел он еще. Видно, туда же торопился, да и меня дома застать старался, фантазировала бледная подруга, убеждаясь, что вызов передала без мгновенного наката горя и женщину от обморока избавила.

2
Катерине Спиридоновне тоже повезло: она Анатолия дома застала за лю-бимой и главной работой – у чужой автомашины. Но ей, Катерине Спиридоновне, теперь наоборот предстояло краски сгустить, чтоб зять не послал ее куда подальше, а согласился отложить прибыльную работу, и в город смотаться, тещу отвезти. Ту тещу, которая ему уже и не теща.
Затруднение Катерины Спиридоновны в том состояло, что оба рейсовых автобуса уже ушли и до обеда уехать с хутора можно было только на попутных, если такие подвернутся: ведь каждый уехать старается пораньше.
Вообще-то в последнее время у Анатолия не было причин на тёщу обижаться: он сам хотел, чтобы Рита его оставила. И та ушла, а мать приняла её. И это был лучший вариант: она оставалась рядом и через какое-то время могла вернуться. А что касается Данилки, у тёщи обитавшего, то тут тоже никаких происков, никакого насилия над его волей не содержалось: он по закону за Ритой числился. Это не Катерина Спиридоновна и не Рита решила.
- Похоже, Маргариту нашу милиция сцапала, - Катерина Спиридоновна объявила. – Повидать надо, пока живая.
- Так втроём поедем? Где Данилка?
- Нет, давай вдвоём. Данилку я Нине Сергеевне поручила. Мало ли что мы там увидим…
- Хорошо, - согласился Анатолий. – Сейчас переоденусь.
Как то ни удивительно, но фантазия Ларисы Николаевны явью обернулась. Мужа и мать Риты следы в больницу, в травматологию привели. Там в тяжелом состоянии лежала Рита. Повидать не удалось, но Катерина Спиридоновна, в городе оставшаяся, убедилась, что дочь не только еще жива, но и большие шансы выкарабкаться имеет.

3
Когда Макар Иванович и Людмила к себе на квартиру вернулись, часа пол-тора молча, как завороженные, просидели. Потом Людмила окончательно от нервного срыва отошла и повседневными хлопотами попыталась от мыслей о случившемся отвлечься. Макар Иванович тоже подключился: пылесосить помо-гал, пыль стирать. И лишь после обеда объявил: «Так я поеду?!»
- Куда? Зачем? – встрепенулась Людмила. – Хотя, конечно, надо помочь как-то…
- Я на хутор. На усадьбу, - уточнил он. – При таких тревогах Катерина о хо-зяйстве не вспомнит. Куры, утки, гуси без воды и корма передохнут. А не вернется на ночлег – разворуют…
- Хорошо, - согласилась Людмила, – дня на три…
На автовокзале, увидев участкового, Макар Иванович удивился. «И чего это он, автомобиль имея, решил на автобусе покататься?» - подумал он, к посадоч-ной  площадке приближаясь. Участковый же, в свою очередь его заметив, на-встречу  двинулся.
- Ну, вот, наконец-то, свиделись! – заговорил он нарочито громко. – А то в бега кинулся!
- В какие бега? Меня никто не привязывал! Я городской житель. По пропис-ке, - возразил Макар Иванович.
 - Как же! Как же! – ехидничал толстогубый милиционер. – Три повестки по-сылали – не явился. Почему? Да потому, что уклониться решил. А почему так решил? Да потому, что соучастник…
- В паспорт надо смотреть, чтобы знать, куда слать следует, чтобы получил.
- Вот теперь и посмотрим. Паспорт при тебе?
- Конечно.

4
В конце концов, Рита оклемалась, и Катерина Спиридоновна попросила Анатолия привезти ее, естественно, к себе, а не к нему. Тогда и зачастила наве-щать ее Марина. Подруга.
- Пойду торговать! – объявила Рита однажды.
- Это кто ж тебя возьмет? Специалиста такого!? – усомнилась Катерина Спиридоновна.
- Марина уверяет, что возьмут запросто. Она ж работает!?
- Марина, хоть тоже, как и ты, с придурью, но она техникум окончила, а не вечернюю забегаловку, - подчеркнула разницу в возможностях Катерина Спири-доновна.
- В техникуме ее учили сахар варить, а не шашлыки жарить!?
- Ну, если у плиты, то ты не хуже других управишься. Если сильно захочешь.
- После работы домой буду ездить. Каждый день.
- Это как же? Не ближний свет! Во что обойдется?
- Да не из города. Из станицы. Вот, рядом. Марина там на трассе торгует. Одну сменщицу уволить должны, а меня возьмут.
- И сколько ж это вас там? В одном-то ларьке?
- Трое. Буфет работает круглосуточно. И без выходных.
- А не ограбят? Ночью-то?
- О том хозяйка думает. Да ее не ночью, а днем грабят. Милиция, полиция, санэпидстанция и прочие смельчаки.
- Да что ж это я отговариваю? Все равно где-то ж работать надо! Попробуй!

5
Осень серела. Осень мрачнела. Железная утроба ларька по ночам холоде-ла. Усеченный с шести сторон его голубой шар смотрелся весело, а выставлен-ный перед ним белый столик с такими же приятными стульями да яркий полоса-тый тент напоминали дальнобойщикам о домашнем тепле и уюте. Потому и у Риты принимаемое заведение ни тревоги, ни страха не вызывало. Не последнюю роль в приливе смелости и сама Марина сыграла. Рита знала подругу как человека ветреного, взбалмошного и ленивого. К тому же, Марина пила, не выбирая ни подходящего времени, ни места. Она и подотчет без присмотра бросала, чтобы поболтать с соседом или соседкой.
Сама Рита была человеком более осмотрительным и осторожным. Стало быть, у нее оставался шанс на то, что добрая половина сложностей ее минует. И до вступления в должность, столь незнакомую и ответственную, Рита с ведением дела основательно познакомилась. Она три дня стажировалась при Марине. И еще хорошо то, что в новой работе, в работе торговки, были элементы привычного.
- Будешь чебуреки жарить! – объявила Марина, и Рита сразу себя на своем месте почувствовала. Уж это она умела. На семейных приемах напрактиковалась. До остального ей пока дела не было. Не переживала, что обсчитаться может, что вдруг и на самом деле ограбят. Вот в этом, по сравнению с Мариной, были у нее минусы.
Марина уже опыт немалый имела. К тому же, она симпатичной внешностью располагала. Эта крашеная блондинка с миловидным лицом, голубыми глазами и пухлыми губами была рослой, эффектно оголяла стройные ноги, умела красиво носить одежду.
Словом, привлекательная фигура Марины отвращала у клиентов мысли о грабеже, о разбойном нападении на ларек. У них скорее могла зародиться мысль самою продавщицу из буфета украсть. Рита же выглядела худенькой, серенькой, беспомощной мышкой. Конечно, она старалась внушить себе, что она и улыбчивая, и красивая, и остроумная.
Как говорят в народе, маленькая собачка всю жизнь щенок. Так и на Риту глядели некоторые и сомневались, что она заслужила те дивиденды, какие может прилавок обеспечить.
 Если Марине двадцать пять, и сомнений не было, что она выросла (по но-гам и бюсту судя), то тридцатилетняя Рита за шестнадцатилетнюю сходила. Некоторые умилялись от этого, но объявлялись и волки с другими рассуждениями-оценками: «Надо же! Такая конопатенькая пигалица и уже нашего брата грабит». Имеем алкоголиков в виду, то бишь тех, кто от подобных действий вообще не в силах пострадать, ибо они сами только тем и живут.
И вот с одним из таких Рите и довелось столкнуться в первые же дни новой службы. Ни она сама, ни мерзавец этот не подозревали, что из той мелкой пако-сти начнет завязываться целая цепь событий в жизни и трагической обреченно-сти слабого человека.
День был как день. Самый обыкновенный. Привычно мыши играли в чехарду на мешке с мукою. Привычно солнышко пригревало скупо ранним утром. Привычная пустота широкую улицу затопляла. Клиент со стороны рынка подвалил. Чуть-чуть знакомым оказался. Из Каменного.
- Сто пятьдесят водки! Пару чебуреков! – заказал он.
Лариса Николаевна, подруга матери и профессиональный продавец, нака-нуне подсказывала, когда и как принимать плату за товар.
- Сначала, - призналась она, - я получаю деньги, а потом подаю…
Но Рита ценному совету благожелательницы значения не придала. Мимо ушей его пропустила. Потому и не воспользовалась. А день только начинался. Соседи еще не открылись. И других свидетелей не было.
Рита проворно выставила требуемое, а ехидно улыбающийся рыжий Кащей полученное на столик умыкнул, где и оприходовал молниеносно, а потом мятую спину серого затасканного пиджака показал. Рита стрелой вдогонку кинулась и настигла вора. Но тот не смутился и даже скорости не наддал.
- Ничего. Один раз можно и бесплатно, - нагло огрызнулся Кащей-Воронков, известный ей по колхозной работе как слесарь автогаража, любитель выпить да сплетню посмаковать и настроение ехидной улыбочкой отравить.
Промах свой Рита скрывать не стала. Да и денег не имела, чтобы убыток молча возместить. Ну, и о перспективе подумала: «Узнать надо, что девчата в таких случаях делают…»
Но вышло так, что ее первой хозяйка навестила.
- ЭТО ДЕЛО Аслана, - успокоила она Риту. – Он к тебе наведается. Расска-жешь или покажешь, где этот Воронок обитает.
Аслан не был красавцем. Хотя бы из-за своей медвежеватой фигуры. Но и нахалом не был при всем своем физическом превосходстве. Он расспросил о происшествии по-деловому и исчез. Потом к концу смены объявился, и они по-ехали в Каменный.
А с Воронком разобравшись, в должницы Риту не зачислил: никакого неудо-вольствия по поводу заданной ему работы не выказал. И никаких намеков не сделал. И когда на встречу с Воронком ехали, не приставал, а за дорогой следил молча, будто изучал и запоминал. Рита же затаилась выжидая, но так и не дож-далась разговора о расчете. Очень удивилась и потом, через несколько дней, свое удивление высказала ему. Чтобы прояснить свое положение до конца.
- Но ты ж повода не давала?! – ответил он. И опять же, человек должен ос-таваться человеком. Работать надо честно, а не урывать что попало и где попа-ло, как чиновники государственные. Их, конечно, понять можно: у них срок корот-кий, они торопятся. Им в разных измерениях жить. А нам лучше всю дорогу без обмана, по совести… Если будешь вести себя так всегда, я помогу тебе на зиму в кафе устроиться. По справедливости. Кто надуть старается, пускай померзнет.
Потом оказалось, что Аслан и от милиции защищает. Опять Рите «повезло». К ней участковый наведался. Днем, при торгующих соседях. Понадеялся, что она ему без разговора отстегнет и промолчит. Ведь буфетчицы всегда виноваты, а потому всяких официальных представителей остерегаются: ларек на торговлю спиртным разрешения не имеет.
Рита же, за свои труды еще ни рубля не получившая, не могла с ним своим заработком поделиться, и она тотчас хозяйке доложила о наезде участкового.
- Ну, и наглец, - заключила Тамара, владелица буфета. – Он же у меня па-сется! Так сколько ж можно?.. Надо ж и честь знать! И к нему Аслана послать придется… А ты – молодец! Не замалчивай. Я должна знать, откуда какая мразь выныривает…
Эта деловая женщина, несмотря на свои тридцать пять, то бишь на моло-дость, боязливостью не отличалась, как и вежливостью особой. Не опасалась имидж подпортить. При ее крупной голове, жидких соломенных кудрях и стрижке короткой, при фигуре широкогабаритной и круглой она не была для мужчин по-сильным соблазном, а потому частых отклонений от чисто деловых контактов не могло быть. На грубые наезды она отвечала двойной грубостью, поскольку терять ей было нечего: у нее пытались вырвать последнее. Вот и работницам своим она сочувствовала, менять их не торопилась, а потому срывы на их счет огульно не списывала, если те прямой вины не имели. Она все уяснить старалась: мир на самом деле мерзкий или только ей так везет, или кажется.
С участковым Аслан перетолковал в присутствии друзей своих. Участковый неделю не мог на люди показаться. На то время и Аслан исчез. Тамару в наруч-никах увели. Будто у налоговой полиции к ней претензии появились. На самом деле, допытывались, где Аслан скрывается. Будто они сами не знали, не ведали, что он дома, в соседней республики живет, куда от Тамариного ларька всего пол-часа тихой езды.
Тамара ж была готова хоть на костер идти. Она на том стояла, что никакого Аслана знать не знает, что всегда услугами участкового пользуется и, ему, есте-ственно, расходы погашает. О поборах ни звука.
Подержали-подержали под арестом Тамару да и отпустили.

7
Потом вскоре и Аслана увидела Рита. Был он веселым, оживленным. К ее ларьку подошел один, но поодаль на двух машинах была его охрана. Охране удобнее было со стороны наблюдать в случае налета милиции, отбить с тыла.
Огорчения Риты на лице отпечатались.
- Что случилось? – справился он.
- А ничего. У нас все в порядке. Никто не грабил. Тамару отпустили. Ничего не добились.
- Значит, дома нелады?
- Дома… Деда посадили. Некому по хозяйству работать…
- И кого же он убил?
- Никого. Мешок пшеницы купил, а пшеница ворованной оказалась. Ту пше-ницу ему средь бела дня предложили…
- И какой же гад заложил?
- Да коммунист с нашей улицы. Его сын у него ту пшеницу украл. А наш дед не любит коммунистов. Особенно тех, какие сыновей алкоголиками и ворами воспитывают.
- Так за что ж любить таких? Сами себе пакостят, а отвечать кто-то дол-жен,… Значит, тот коммунист сильный. Бандитская власть на его стороне. Значит, деда и растоптать можно. Дед Зюганова не любит. Деда защитить некому. Можно размазать и забыть?!
- Конечно. У деда ни сына, ни зятя под рукой…
- А зря зарывается этот коммунист. Не подумал. Он себя умнее всех счита-ет… Нет, хорошие люди всегда найдутся. Бог глумления не простит. Дай-ка мне адрес и приметы этого фашиста… Я его тоже посажу. Голой задницей на асфальт холодный…

8
Обрубок чувствовал себя таким сильным и неуязвимым, что к задребезжав-шей калитке без раздумий бросился и принялся нарушителя спокойствия матом крыть.
- Я вот сейчас тебе по башке постучу… Я тебе… ребра переломаю, демо-крат сраный! – ревел он.
За углом дома, у калитки, тьма кромешная, и Обрубок со света ничего не различал, никого не видел. Ноги несли его привычно по бетонной дорожке, минуя глубокие выбоины и лужи. Он рвался к тому, кто молотил ногами в калитку. В гневе со своим врагом разобраться торопился. Но отомкнуть не успел.
Его под руки на подлете подхватили и первое падение на спину пришлось, а потом уж приспособились приземлять на бетон задницей. И приземляли мето-дично, пока не обмяк. А крикнуть и разу не дали: рот чем-то вонючим заткнули.
Сожительница, в физическом здоровье своего партнера по жизни уверен-ная, только через полчаса выглянула. Лампочка освещала площадку крыльца, но очень слепила. Пришлось выключить. Кругом было тихо и пустынно. Голубоватый воздух холодом бодрил. Она за угол, к калитке направилась и о тело споткнулась. Оно мешком валялось и преграждало узкий проход между кирпичной стеной дома и соседским железным забором.
Перелезла. Звонить от соседа кинулась. Скорую из города вызвала. Участ-кового искать принялась. А участковый у себя на подворье, близ фасада нового дома, рабами-заключенными на пустом месте отстроенном, висел, к газовой трубе ногами привязанный, с кляпом во рту. И не мог в толк взять, за какой именно из своих грехов и кем наказан. Мстители пистолет выбили и в колодец бросили. Он ясно слышал, как тот булькнул. На срубе каменном не застрял.

9
Участкового утром соседи сняли. И тот решил по начальству не доклады-вать. В колодце рыбачил. Потом ждал, что дальше будет. Прятался. За домом своим по ночам со стороны наблюдал: сидел в засаде.
Похороны Обрубка людными были. Однако земляки отчуждение выказыва-ли. Зло шептались.
- Сбылась пословица: не рой яму ближнему – сам в нее угодишь.
- Да. Крепко наш умник промахнулся. На беззащитность старика понадеял-ся, а тот его из тюрьмы достал. Теперь старик сидит себе да посиживает. Может, по амнистии и скоро выйдет, а нашего удальца расторопного на кладбище несут. Возмездие-таки настигло. Вот так-то! Не заносись! Не пакости! Свои промахи на плечи других не перекладывай!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

1
Оставив травматологию, Катерина Спиридоновна ранним утром на квартиру заглянуть решила. Пожурить Макара Ивановича хотела. «Бесстыжая ты морда, - репетировала она. – Девчонка при смерти, а ты и носа не показал. Надо же быть таким фашистом. А еще меня коммунисткой обзываешь!»
На звонок миловидная особа лет сорока, свеженькая, брюнетка с большими карими глазами дверь открыла. Она не спросила: «Вам кого?» Она догадалась, кто пожаловал и кого ищет.
- Заходите, - мягко пригласила она.
При резком развороте на тесном проходе передней, пристенными шкафами зауженной, розовый халатик взвился и стройные ноги обнажил. По ним и скользнула жадным взглядом Катерина Спиридоновна. «Неплохо устроился, - подумала она- не может такого быть, чтобы он с нею не миловался. Похоже, она податливая…»
Людмила выжидала, слегка потупившись. Катерина Спиридоновна между тем времени не теряла. В зал заглянула, потом в спальню. В зале диван пусто-вал, и постельных принадлежностей не было поблизости. Кровать в спальне при одной подушке, причем чужой. «Значит, в квартире три подушки. Будто готовились. И открыла быстро,» - недоумевала Катерина Спиридоновна.
- Но ведь спал же? Не мог не спать!? – продолжила она вслух.
- Конечно. Только не сегодня, - подтвердила Людмила.
- А сейчас где?
- Вчера после обеда на хутор уехал. Сказал, что кур кормить надо, а то по-дохнут. По ситуации, некому больше о них позаботиться. Хозяйство как-никак не чужое, а потому спасти надо.
- И до сих пор кормит? Уже второй автобус из Каменного вернулся!?
- Значит, хозяйку дожидается. Он и говорил, что дня три там может пробыть, если понадобится. Вы, полагаю, дома не ночевали?
- В травматологии ночевала. Если точнее, то около. Ждала, пока Рита ожи-вет, - сообщила Катерина Спиридоновна.
- Слава богу! А мы думали, что ее насмерть…
- Так он, значит, готовится: гробовые доски строгает, что для себя припас?!
- Может быть. Дело срочное, а денег в обрез. Что ж еще делать?
- Это хорошо. Мне бегать не придется, когда сам в ящик сыграет…
- Не придется. Этим я займусь.
- С какой стати?
- Так условились.
- Я его условлюсь! – и толстый пень тела Катерины Спиридоновны лицом к двери повернулся и за нею провалился.
На хуторском подворье следов пребывания Макара Ивановича Катерина Спиридоновна тоже не обнаружила. Вся птичья посуда была осушена, голодные куры и гуси ей навстречу кинулись и облепили, как собаки.
Пришлось поить и кормить. И думать, куда же Макар Иванович мог запро-паститься.
Управившись с хозяйством, она в город вернулась, Людмилу отыскала и своим открытием удивила. Тогда они вместе стали гадать о том, что же с ним случилось. И вспомнила Катерина Спиридоновна о повестках, которые она в мелкие клочья рвала. Так и вычислили милицию. А потом и убедились, что сидит.
- Значит, договоримся так, - предложила Людмила. – Я – ваша квартирантка: живу здесь и за квартиру плачу. Я работаю. Надеюсь, что так будет всегда. У меня есть своя квартира, но она мне не нравится: я там жить боюсь… Свою в аренду сдам. Будем Макара Ивановича ждать, а потом разберемся.
Катерина Спиридоновна недолго возражала, согласилась.

2
Анатолий держал в голове очень простой выход из своего холостяцкого по-ложения после разрыва с Ритой. Он хотел на Марине жениться. Дело в том, что совсем недавно Марина и Антон были друзьями его семьи, Марина была мест-ной, хуторской девчонкой, а Антон парнем из города. И до их свадьбы и после Марина не скрывала своих симпатий к Анатолию. В прямом и переносном смысле она вешалась на него. Ну, просто ездила на нем, когда они собирались вчетвером на какое-нибудь торжество. Антон же подобных знаков внимания Рите не оказывал, но и не ревновал жену к Анатолию. Он на эту тему не распространялся, потому что на стороне погуливал.
Через три года, уже сыном обзаведясь, Марина порвала с Антоном, к роди-телям на хутор из города вернулась и молодых Волоховых в качестве крестной матери Данилки посещала. Когда же Волоховы тоже разбежались и Рита спросила Марину, как она к этому относится, та ответила неожиданно не то: «Мне вас обоих жалко…» И больше ничего не добавила.
Рита ожидала, что в новой ситуации у подруги с Анатолием дружба окрепнет и они поженятся. Да на такой поворот и Анатолий в душе крепко надеялся. Полагал, что такую простую, ветреную, открытую и бескорыстную девчонку он запросто уговорит на это нормальное, серьезное дело. И вдруг такая незадача: Марина ему отказала. Да она уже и не заигрывала с ним. И дорогу к его дому забыла. Так что приезжал он ко двору ее родителей поздним вечером, умаявшись поджидать приличного случая. Она как нарочно ему не встречалась.
А дело в том, что при всех сложностях жизни и переживаниях разных
Марина не сидела дома. Хоть порой и в убыток себе и родителям, но она уходила в люди. И там исподволь набиралась ума, и идеалы ее начали меняться. Потому и сговорчивость ее на глазах таяла. Еще задолго до откровенного разговора пригласил ее как-то Анатолий поехать на море, пожить там пару дней дикарями и досыта накупаться. Данилке удовольствие доставив, а она, как и оскорбленная Рита, отказалась.
То был странный и неожиданный ответ. На взгляд Анатолия, для отказа никаких причин не было. Отправиться они могли в любой из тех дней, какие бы она выбрала. Это ж не групповая поездка, привязанная к одному автобусу и целому коллективу.
И отказ ее от замужества тоже не мог себе объяснить. Ведь он – не Антон: квартиру ему снимать не надо. В доме он один – никто ее тиранить не сможет, никакая свекровь поучать не будет. Опять же, он, Анатолий, парень самостоя-тельный, неплохо зарабатывает. Живет с удобствами: автомобиль имеет. Очень даже заманчивый вариант. Когда многие вокруг просто голодают. Не работают. Вроде хотят, но работа им в руки не дается. А он без дела не сидит: многими ремеслами владеет. Он и картошкой торгует, и подсолнечное масло (как посредник и при колхозном цехе, и при частном) продает. Свиней на продажу выращивает. Нутрий, кроликов держит. Ну, куда ни повернись, со всех углов деньги к нему в карман плывут. Чего еще крестьянке нужно? Но Марина ответила: «Нет!» И этим «нет» крепко его удивила: она на тот момент была безработной. Да и накануне за гроши нанималась: весь заработок фактически из чаевых складывался.
Служба у предпринимательницы – совсем не то, что на государственном советском предприятии. Здесь не кладут твердую зарплату. Здесь сами заранее не знают, куда кривая вывезет. В разгар сезона деньги плывут приличные. За смену и до десяти тысяч выручала. Но как только холодало и дождить начинало, то иной раз и тысячи не набирала. Ну, и капают с такой выручки копейки в заработок. Словом, бывали дни, когда заработанного на текущие скромные расходы не хватало: проезд к месту работы, да на взносы на очередные праздники. И тогда было уже выгоднее не работать.
Но Рита скоро сообразила, в чем причина охлаждения Марины к Анатолию. Когда Марину с кавалером из областной столицы принимала. Они явились крестника с днем рождения поздравить.
Вот тут и выяснилось, что у кавалера Марины, на плечах и в карманах бо-гатства больше, чем у Анатолия после самых удачных расчетов с клиентами. К тому же, не похоже было, чтобы тот, в гости собираясь, снял  спецовку сварщика или свинаря. Нет, этим не пахло. И потом тоже.
Вот и стало ясно, что идеалы Марины, несмотря на ее все ту же естествен-ность и простоту, переселились в другие круги капиталистического бытия: в круги сытости, независимости от тараканьих хлопот, в круги потребности чего-то более значительного и более вечного. Вот почему Анатолий остался у разбитого корыта. Но надо, справедливости ради, заметить, что и он не все потерял. При нем осталась вера в свои силы, в свою удачу, жажда поиска и удовлетворения от того, что сумел сделать своими руками, а значит, сотворил своей душе праздник. А праздник этот всегда можно разделить с сыном. О разнице идеалов так говорят в народе: кому что нравится, тот тем и давится.
3
Если милая Людмила – подарок Стожкову от неба и земли – крепко надея-лась, что Макар Иванович в тюрьме выживет и вернется скоро, то сам он в этом очень сомневался. Одной из причин столь дурного настроения было и известие об акте возмездия, настигшего Обрубка. О нем Катерина Спиридоновна на сви-дании проговорилась.
Это событие не только огорчило его однажды, но сделалось предметом по-стоянных, изнуряющих размышлений. Когда короткие часы отдыха выдавались, когда он, ложась на спину, облупившуюся штукатурку потолка оглядывал и отсы-ревшие углы неуютного места обитания, наваливались на него темные неприят-ные думы.
С одной стороны, он вроде бы никому и ничего не был должен: сколько при-судили, столько и сидит-отрабатывает. Никого не просил, никто кару не отвел, никто срок скостить не пытался. И, стало быть, волен будет он потом распоря-жаться собою, как захочет.
Но, с другой стороны, смекал, что за так никто ничего не делает, тем более, головой не рискует. Обрубка казнили, и это то, чего он в порыве гнева не мог не желать (чтоб всякая коммунистическая сволочь переводилась и получала в но-вые времена достойный отпор!). естественно, не только в философском плане. За тюремное житье-бытье он не мог благодарить иначе.
И на то выходило, что теперь он, Стожков, заступников-единомышленников отблагодарить обязан. И кого же? Да того, кто над врагом победу организовал. Риту! А сие означало, что он не может, не имеет права на хутор не вернуться. Она ждет и надеется, что он ей старый дом отремонтирует. Тот, что на деньги Анатолия куплен. На деньги, какие тот сплатил при полюбовном разделе имуще-ства. Она верит, что он за ее хозяйством присмотрит и мать успокоит. И получа-лось, что он приговорен и на воле (после освобождения). Приговорен мучиться пожизненно.
Конечно, чтоб они на него палачу не пожаловались. Можно и договориться. И он знает, чем ту же Катерину умаслить. Ей надо уступить права на всю недви-жимость – на квартиру в городе и домик на хуторе. На меньшее она не согласит-ся. Ее задача – отобрать все. Никакой дележ ее не устраивает. Это ее коммуни-стическое убеждение. Врага надо добить!
Если со своей стороны защиту нанять, то неизвестно, справится ли она. И опять же, в уплату за такую услугу придется тоже отдать все. Потому что владеет он немногим.
А совсем без ничего (без копейки за душой) он никому не нужен: ему ведь не тридцать лет, когда еще можно начать все сначала.
И опять же, если с другой стороны прикинуть, то в любом варианте с него, Стожкова Макара Ивановича, сущие пустяки берут (да и успеют ли взять-то!). вот с кого настоящую цену слупят, так это с Риты.
Аслан намекает, что в Германию или Швейцарию ее повезет. Вот там он ее и продаст в рабство.
Думает о таком повороте судьбы Риты Макар Иванович и содрогается. Ему кажется, что это еще до его освобождения случится.
«Вот ведь что, скорее всего, получится, - твердит он. – За жизнь этого него-дяя Обрубка она рассчитается своей собственной… И где же выход?»

4
Нина Сергеевна Волохова, мать Анатолия и Геннадия, после выхода на пенсию свой большой дом мечтала оставить и к брату в соседнюю Республику податься. Брат жил один и вознамерился свою недвижимость Геннадию заве-щать, а пока был жив, в помощи нуждался. И Нина Сергеевна свой большой дом тоже планировала Геннадию поручить, полагая, что для ведения такого хозяйства он созрел. Ведь и женат был, и опыт работы на усадьбе имел. Да и продолжал  под ее руководством стажироваться. И она к его успехам присматривалась. Редко, но успехам сына радовалась.
Однако сам Геннадий на виду такой прекрасной перспективы рвения боль-шого почему-то не обнаруживал. Единственное, в чем он был завидно тверд, так это в решимости не уступать Стожковым отрезанный клин их огорода. Мать из сил выбивалась, уже отдать была готова, а он требовал владение этой землей продолжать.
А положение в их большом доме складывалось непросто. При четырех жи-вых голосах-работников и двух не набиралось. У Геннадия до огородов часто руки не доходили: трудился он на свинарне колхозной. Место золотое: свиньи колхозным комбикормом держались да еще того комбикорма на продажу хватало. Понятно, что служба нелегкая и непростая. День и ночь крутился. Зато какой навар!
Жена Геннадия, Юля, родила сына. То и был четвертый голос в доме. По-доброму (и по ее разумению тоже), так ее полагалось на руках носить. Однако от столь легкого занятия (была она маленькой, худенькой, светленькой и, как пе-рышко, легкой) Геннадий упорно уклонялся. Отдыхать-развлекаться вне дома предпочитал (по примерам из зарубежных фильмов). В компаниях холостяков на дискотеке резвился. Ну, и дорезвился: ему голову пробили. Особой вины его в том не было: ни к кому он не приставал, никто его конкретно и калечить не соби-рался. Просто ему не полагалось в том месте и в тот час находиться. Все по чис-той случайности сложилось: под горячую руку хулиганы из соседней станицы замели. Парни из Каменного, в гостях накануне будучи, наквасили морды станичникам. Вот те, чтобы срам смыть, и явились большой бандой на хутор, то бишь на дискотеку в Каменный. Врасплох хозяев застали. Быстро костей наломали, и на пяти легковых автомобилях организованно скрылись.
 От того развлечения Нине Сергеевне много дополнительной работы привалило: пришлось каждый день в районную больницу ездить.
Оставшись с глазу на глаз с шестью свиньями, десятью индюшками, три-дцатью гусями и сотней кур, с коровой дойной, которую пасти некому и негде, Юля почувствовала себя так, как если бы в джунглях очутилась на виду у зверей хищных. И одно дело, что страхом с головы до пят пропиталась, а другое, что вспомнила: так не договаривались. Геннадий что обещал? Что будет она жить в большом красивом доме хозяйкой. И жить красиво и легко. Как королева! А тут что? Неподъемные ведра с помоями да свиные рыла клыкастые. Тут если свинья руку не отхватит, так корова забодает. Но даже если эти звери пощадят, то все равно калекой сделаешься: пупок развяжется.
И она уже не сомневалась в том, что ее попросту эти Волоховы надули.
С момента такого невесткиного открытия Нине Сергеевне сделалось еще труднее: пришлось и внука нянчить, и Юлию разыскивать. Та, отодвинув все ра-боты, к родителям кинулась (вместо того, чтобы их на помощь призвать). Конеч-но, то был шаг против здравого смысла: родители и дома-то своего не имели, запущенную хатенку снимали. Были они беженцами и прибивались к тому месту, где было прожить подешевле.
Когда сватали Юлю, они не в Каменном обитали, а в соседнем глухом хуто-ре, где улицы амброзия позабивала, где каждый второй двор пустует с тех пор, как колхоз съежился и здесь отдельная бригада умерла. По-прежнему никто не мог занять пустующее подворье: перестроечная советская власть следила за этим.  Юлиным родителям повезло: они изловчились занять не весь домик, а его половинку (с согласия живущего где-то в станице владельца). И все было закон-но: их не могли власти подсачить и вышвырнуть. Они снимали как бы угол, а рас-считывались тем, что стерегли усадьбу от разорения. И в таком оформлении аренды властям, следящим за тем, как бы сделать людям жизнь еще тяжелее, придраться было не к чему.
Но из этого рая они после свадьбы дочери сумели перебраться в Каменный. Родители Юли так шикарно жили, что на окнах даже занавесок не было. И казалось бы, при таких достатках родителей, Юле следовало бы думать о том, как еще продвинуться вперед, а не застревать в обрушенном окопе. Но она о выборе и перспективе как-то не думала.
Прострелив светлицу через незанавешенное окно пытливым, опытным глазом, Нина Сергеевна еще за калиткой усекла, что родителей нет дома и что сама Юля как раз на месте. Но, переступив порог дома, Нина Сергеевна Юли вдруг не обнаружила. И было странно и необъяснимо это. Во двор никто из дома не выбегал, окна во двор смотрели. Так что и через окно улизнуть было невозможно: и на виду, и шибки крошечные. Одна общая комната была настолько пуста, что затаиться негде: две табуретки, стол, диван да груба. На голом полу лаза в погреб не было. Но от входной двери направо шкаф стоял. И когда, наконец, Нина Сергеевна на него внимание обратила и распахнула, то голые колени под вешалкой разглядела.
- И от кого же ты тут прячешься? От мальца собственного? – справилась она.
С неожиданной стремительностью, как змея, высигнула на нее Юля и оска-лилась.
- Хватит! Не пойду к вашему дураку! И так не все заклепки на месте, а те-перь еще и дырка в голове! И внука забирайте!
Нина Сергеевна опешила. То невестка огород полоть отказывалась и каж-дый раз кричала: «Я не садила!» А теперь, похоже, и вовсе спятила: даже от сына отказывается. И чем она сама-то кормиться собирается, было непонятно. Ведь жизнь какова? Не до жиру, быть бы живу?!
И ни с чем посунулась Волохова домой, обмозговывая, как она теперь со связанными внуком руками крутиться станет.
«Придется Рите кланяться», - решила она.
Рита же, как по сговору, помочь отказалась. Из-за этого они с Анатолием двое суток дрались и ссорились. И надо ж было провидению в тот тяжелый час Спиридона Сергеевича в Каменный послать. Приехал сыновей проведать и Ана-толия попросить картошку на продажу вывезти.
- Вот что, - заявила Нина Сергеевна для него неожиданно, - возвращайся-ка ты, отец, домой. Замотал тут меня Гена со своей женушкой и приключениями. Теперь он в больнице, а она сбежала. И младенца мне бросила.
- И как же это я вернусь!? – удивился тот. – У меня ж хата, хозяйство да и мать на руках. А у тебя тут места нету…
- Место найдем. Там хату свою продавай, а за те деньги здесь Генке купим. Невестка со мной жить не хочет. Да и ему, вижу, наше хозяйство не под силу. Пускай на своем, на малом попрактикуется самостоятельно.
И Спиридон Сергеевич согласился. Мать перевез, а совсем недавно и с большим трудом нажитое подворье продал. Вернулся. Хату Геннадию купили, Юля к нему вернулась. Обустроили их неплохо.
Но через короткое время на Спиридона Сергеевича хвори навалились, и он слег. Тогда снова вопрос о выселении возник. И ему пришлось наживать все сна-чала.
Однажды на улице он с Катериной Спиридоновной столкнулся и пожаловался: «Три дома поставил, а жить негде. Не знаю, как быть. Здоровье уже не то. Надеялся, что вечно и работать буду, и зарабатывать…»
- Вовремя ты мне подвернулся. Я хоть и не президент, и не любый кресть-янскому сердцу Зюганов, но помогу. Я не такая фашистка, как твоя благоверная. Я надувать не буду. И ты легко с моими заданиями справишься. Главное, у меня не горит. И ты соглашайся сходу. На Анатолия не оглядывайся, что он в двух-этажном доме один. Он когда-нибудь женится, и ему самому потом места не хва-тит, не то, чтоб еще тебя приголубить. Ты был ему нужен, когда руки надрывал, бетон да кирпич на второй этаж таская… Значит, так. Поселяйся-ка ты в хату, что мы для Риты купили. Рите она не понадобится: она и в нашей век доживет. А та Данилке останется. Только надо ее, пока не поздно, в порядок привести. Мы планировали с Макаром провернуть это. Да Макар теперь в тюрьме. И оттуда, пожалуй, он не успеет выйти – вынесут. Потому надеяться на него не стоит.
- А что? Для меня неплохой выход! Когда все деньги отобрали…

5
 Доходили до Макара Ивановича и новости политической жизни. И то, что в стране начудесили, он пытался на досуге излить в стихах, обнажая свою, никому не интересную позицию. К примеру, о думских выборах:
Понапутали, понапутали:
Заблудилися в своем дворе.
Вечерами да с баламутами
Думу выбрали в декабре.
Не на свежую, не на свежую
Обуяла нас простота.
«Все на съезжую! Все на съезжую!» -
Заливает дом немота.
Надоумили, надоумили
Вокруг столиков пробегать…
Понадеялись, что их вымели,
Что осталося только жать.
Ах, не тех дровец нарубили же!
Ой, не будем мы здесь топить!
Отрубили же, отрубили же!..
Теперь кровь они станут пить!

УРОК
О как опасны, видим, игры
В бездействие и тормоза!
До коммунизма не допрыгнем,
Хоть голосуем мы все «за».
Террор под знаменем ислама
Взрывает в городах дома,
И проявляться стал фундамент,
На кой нам не дал бог ума:
Террор под знаменем ислама
Перекромсает всю страну,
Беднее станем мы Вьетнама,
Пустив по весям сатану.
Чудить по-своему кроваво –
Так то ж совсем другой вопрос.
А здесь свое теряем право
На жизнь, на память, и на взнос.
Нет, не пройдет такая песня:
Страна-то все же велика!
Чуть ни сто лет в ней все чудесили –
Пора б дождаться и звонка.
И вот мы пашем траком танка,
Отставив хитрость болтовни –
Ту мира бледную приманку –
По лагерям чужим Чечни.
Уже пол-осени минуло,
И дела половина есть:
Коварство сила пошатнула
И сбила у бандитов спесь!

6
«А ведь я всегда был уголовником, – говорил себе Макар Иванович, на об-шарпанный потолок глядя. Он свой первый и единственный большой скандал с Катериной Спиридоновной припомнил. На свадьбе племянника, при доме у ста-риков, то произошло. Там, где его всегда главным гостем считали. Где уважали.
Стемнело. Веселье в полном разгаре. Во дворе под баян танцуют. Он, Ма-кар Иванович, себя никогда не причислявший ни к танцорам, ни к алкоголикам, за веселящимися со стороны наблюдает. А свадьба, по его представлениям, оригинальной была. Она не с ЗАГСа начиналась, а с того, что невесту у ее родни отбила группа удальцов со стороны жениха. Удальцы и доставили невесту на подворье жениха, шумно обсуждая эпизоды штурма и похваляясь свежими синяками. Все дело было в том, что невеста немножко не дотянула до общепринятого возраста. И еще была в этой истории одна особенность. В то время, как жених русским числился (родные его из украинских переселенцев), невеста немкой была. Не зарубежной, конечно, а российской. Естественно, что и родным языком для нее стал русский, которым владела она лучше, чем ее русский жених, ибо в учебе прилежнее была. Вот почему на свадьбе в большинстве были немцы. А Катерина Спиридоновна воспринимала их с каким-то послевоенным привкусом, как оккупантов времен Отечественной войны 1941-1945.
Словом, наблюдала она за ними, как кошка за мышами, вместо того, чтобы консолидацию поддерживать в соответствии с принятым ею важным поручением. Крепко набравшись, она принялась к баянистке придираться, обвиняя ту в фальши.
Баянистка тоже была навеселе и не из робкого десятка. Отвечала задире тем же. И они начали на скамейке толкаться. И внимание многих к своей ссоре привлекли. Тогда немцы хулиганку, Катерину Спиридоновну, в окружение взяли и подхватили уже, чтобы за калитку вынести и обмолотить. Хорошо, что Макар Иванович вовремя неладное почуял да к деду невесты обратился и трезвым голосом пояснил, что это его жена над своим поведением контроль потеряла. Дед вовремя вмешался, и замысел Катерины Спиридоновны сорвал. Драки не получилось. Но зато Макар Иванович свою репутацию в глазах Катерины Спиридоновны вконец испортил. Можно сказать, опозорил себя.
Ведь она чего добивалась? Чтобы он отбил ее у врагов кулаками. Как поло-жено настоящему мужчине любимую женщину выручать. А он выручил! Даже рукава не засучил. Правда, к ней, освобожденной, сразу подступил. Хотел в сторонку отвести и успокоить. Так она, его дешевым способом спасения оскорбленная, последними словами его обложила и прочь бросилась в темноту. Ну, он, естественно, следом. Унижением невиданным обозленный, озверел.
В ближнем глухом переулке, рядом с берегом пруда, она о корень вишни споткнулась и завалилась. Он тем воспользовался и на ней оказался и в горло ей, проклятья изрыгающей, вцепился.
На них гуляющая пара наткнулась, опознать скандалистов не сумела.
- Не люблю, когда женщин обижают! – объявил парень-великан. Он сгреб мелкого мужичка-хулигана и под крутой бережок бросил.
Это первый раз в жизни Макара Ивановича, человека положительного поведения, спутали с отрицательным. Первый раз наказали. То было для него и досадно и странно. Но дальше в тот вечер его дела пошли и того хуже.
Пока он в воде барахтался да потом на берег выкарабкивался, Катерина Спиридоновна исчезла: во двор к старикам не вернулась. Переодевшись и по-размыслив хорошенько, он довольно скоро вычислил, где она укрылась.
Катерина Спиридоновна легко с людьми сходилась, а потому быстро зна-комства заводила и друзьями обрастала. Об одной такой знакомой и вспомнил Макар Иванович. Квартира ее находилась на противоположном берегу: прямо к ней дамба выводила. Потому-то Стожковы и ходили мимо нее, когда приезжали или уезжали.
И он не ошибся. Она сидела в той тесной квартире, где было много народу. Что-то интересное по телевизору смотрели. Он предложил ей домой идти, а она бранью ответила и развестись поклялась публично. Как с последним подонком.
Такой исчерпывающий ответ заполучив, он спешно удалился, вернулся к своим старикам и спать улегся. Спал не спал, но до утра за калитку не вышел. А Катерина Спиридоновна там его всю ночь поджидала, но не дождалась. Уже утром ее зазвала хозяйка и уложила на пару часов отдохнуть. Ясно было, что они после скандала не задержатся.
Домой вернулись врозь. Каждый своим автобусом. Но развестись, так и не развелись.
- Не сумел, стало быть, за любовь пострадать, - повторяет он теперь. – Вот она и кончилась. Только ведь не случайно. Так жизнь научила. Всю дорогу огля-дываться да сомневаться. Ну, и досомневался до самой тюрьмы. Ничего хорошего не вышло. Зато какое взаимопонимание в самом начале было. И без ничего. Без обещаний и подвигов.

7
Это старики ее расхваливали ему, когда он погостить заглянул. Это они и ее с толку сбили, наговорив, каков он молодец. Дескать, не пьет, не курит, в тюрьме и разу не сидел, сам в люди выбился. Вот-вот квартиру получит.
И о ней. Трудолюбивая как пчелка. Скромная, приветливая, надежная. И собой видная. Хозяйственная, старательная.
И они отнеслись к друг другу с той же, хорошей предвзятостью. И долго держали в уме то, чего сами не видели и не чувствовали. Вот потому-то у них очень долго претензий друг к другу не было: они все еще на фундаменте из сплошных достоинств топтались.
На первом месяце знакомства такую привязанность выказывали, что даже случайному встречному влюбленными, как юнцы, казались.
Как-то провожала Катерина Спиридоновна Макара Ивановича. Вблизи автовокзала, в скверике городском они сидели. Мило беседовали. В довольно безлюдном уголке. Но случайно пробился к ним интеллигентного вида старичок дымчатый. Споткнулся, пристальным и удивленным взглядом их наградил. А потом, поманив Макара Ивановича в сторонку, предупредил: «Эта женщина вас любит. На самом деле. А это с ними, по теперешним временам, редко бывает. Берегите ее!»- и исчез, оставив его с таким подарком в душе.
Потом он, счастливый Макар Иванович, на свой автобус сел, а на другом она на хутор вернулась. Зато через день, когда он с работы в общежитие явился и принялся с ужином возиться, она из его спаленки, то бишь из-за перегородки, тихо вышла. А он забыл, что приглашал, что даже ключом вооружил. А она от-стояла свою двенадцатичасовую смену и на автобус, подремала в пути, потом по-настоящему уснула в его постели.







ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Размышляя о судьбах этих людей, моих персонажей, я, мой читатель, пре-бываю в положении человека, который на место катастрофы прибыл откуда-то издалека, который по обломкам пытается разгадать тайну неожиданного взрыва. Конечно, для меня важно вызнать, как тот взрыв вызревал и куда случившееся разрушение уведет нас дальше.
Передо мной израненная земля даже в тех краях, где не было военных действий, порушенные и время от времени обваливающиеся составляющие прекрасных улиц, кладбища на производственных площадях крупных заводов и богатых колхозов. Неужели так уж и невозможно было все это бережно переместить из коммунистического котла в капиталистический. Неужели непременно следовало это уничтожить сначала (как говорится, «до основанья, а затем…»), а потом надрываться над восстановлением. Да еще в лохмотьях и на голодный желудок армии безработных.
А эта зияющая пустота в душах людей, их физическая и моральная угнетенность из-за того, что их лишили главного – вырвали из их рук спасительную ежедневную работу и благодарную службу.
Так вдруг все обвалилось, что народ враз одичал, обезумел и принялся на темноте своей и одиночестве звереть дальше.
Не могу спорить: перемены напрашивались, перемены зрели, но зачем же перестраивать жизнь диким образом? Куда сгинули, почему спрятались руково-дящие и направляющие силы с их разумной стратегией? Почему воцарился хаос и беззаконие? Так нагло, так вызывающе!..

1
Леонора Гвоздилина довела свое единственное самостоятельное предприятие в жизни до запланированного конца. Старичка, подвернувшегося случайно, упокоила, большим его домом в городе завладела законно. А потому легко квартиру дочери передала, удачно выдав ту замуж. Сына она сразу – при первом накате вдовства и трудностей по строительству капитализма – от своего кошелька отлучила. Он быстренько окончательно спился и погиб. Жизнь не удалось устроить сладкой, но все же она оставалась сносной и безбедной. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись.

2
К Макару Ивановичу астма привязалась. Из тюрьмы он не вышел: его на кладбище вынесли. Людмила, как и обещала, его похоронила. На поминки, на сорок дней уже, Катерину Спиридоновну пригласила и о свершившемся в известность поставила.
Самой Людмиле Павловне Зайцевой, в конце концов, повезло: наткнулась она в своей непростой жизни на надежного мужчину: замуж вышла, квартиру материну продала. Купили квартиру Стожковых – попросторнее, прекрасно спланированную и наполненную воспоминаниями о жизни недавней, такой простой и желанной ко времени, но теперь уже прошлой.

3
Катерина Спиридоновна свата своего Спиридона Сергеевича приручила. Сначала позволила ему, обездоленному, в домике, для Риты купленном, пожить и в порядок его привести, а потом и в свой перетащила. Пожил он у нее недолго и сбежал куда неведомо. Так что пришлось Катерине Спиридоновне хозяйство птичье на усадьбе ликвидировать. А земли ей власти никогда не доверяли больше, чем лук да морковь посадить, помидоры да огурцы. Остальное на стол попадало с рынка да от арендаторов.
Данилка к отцу ушел. Домик его матери заколоченным стоит. Данилка в школу бегает, отцу пятерки приносит. К языкам иностранным пристрастился. Сразу два учит. Немецкий и английский. Отец репетиторов держит.

4
Риту, как и обещано было, в Германию увезли. Ни оттуда, ни из какой другой страны она не вернулась и знать о себе не дает. Похоже, продана в рабство. Искала-искала путей-дорог полегче, да и нашла самую каторжную.

5
Анатолию удалось молоденькую вдову сосватать. Из своих, из хуторских, к хозяйству, к земле привязанных. Настоящая крестьянка попалась. И духом, и статью. Так что живут они в согласии. Троих деток воспитывают. В доме достаток и простору довольно. Пристройку сделали и второй этаж заселили.

6
Нина Сергеевна, едва брата похоронила, сама померла. Сыновья большой семейный дом выгодно продали и деньги поделили. По второму автомобилю приобрели. Не стали о наследниках лишний раз думать, о меркнущей памяти переживать, грядущими дележами души смущать. Уничтожили все следы сразу и делу конец.

7
Марина же, верная подруга Риты, в областную столицу под крыло к богато-му мужу перебралась, но частенько и в Каменный заглядывает. И к родителям немощным, и ко всему, что у нее здесь было. Крестника Данилку навещает, по-дарками заваливает.
Мятежная ее натура нищете дорогой юности кланяется. Правда, свои истинные чувства она уже скрывать научилась, от пьяных истерик избавилась. Сообразила, что в жизни больше думать надо, а не пить. Так что молча терзается, подспудно, но неутомимо. Чувствует: чего-то очень важного не хватает. И удивляется, откуда в жизни людоеды наподобие Нины Сергеевны берутся. И Катерина Спиридоновны тоже. Неужели на самом деле из коммунистических шкур, из отчаянной пустоты для них в капиталистической 
Ее жизнь, ей чужая, и в золотой клетке не согревает. Она, как боль, посто-янно ощущает утрату привычной и настоящей. На нее ей оглядываться страшно, будто уронила она ее в бездну, когда на чужой берег прыгнула. И все ж не думать о ней она не может.
Там счастливый Анатолий остался. Где-то Рита по чужим странам мыкается. То ли жива она, то ее уже и нет. И ее странного отчима Макара помнит. Того, что стихи пописывал, не разбойничал и даже не хамил, и вдруг ни за понюх табаку в тюрьме сгинул. Чем-то не угодил кому-то, и его слопали.
И Спиридона Сергеевича отлично помнит. Такого работящего такого ласко-вого. Говорят, на склоне лет в скитания пустился.
Все это так близко ей и так непонятно. И еще непонятнее, что ей самой-то делать. Без собственного, обжитого места в жизни. Без цели, без мечты и удов-летворенности. Она, конечно, одета, обута, сыта, но что дальше? Жизнь бес-смысленна и холодна, будто на чужбине где-то.
Еще недавно она была на самом низу, на самом донышке, в опасном соседстве бед разных. На любую работу соглашалась, мизерным удачам радовалась. С Ритой болтать любила. Да и не только с нею. Со всеми перемен, ясности здравого смысла во всей заварухе ждала, в поступи своей великой империи, необъятной России.
Но в Чечне война продолжается. Опасаются, что она никогда не завершит-ся, а, напротив, по всему Кавказу разольется кровью. И ощущение такой опасно-сти временами отрезвляет ненадолго и побуждает комфортной жизни радовать-ся.
У нее большие возможности читать. И она читает. Не газеты, а романы. О современности. О криминале. Книги наподобие «Девять жизней черной кошки», «Поцелуй феи», «Саван для блудниц» и т.п.
Сохранились у Марины и вырезки из районной газеты со стихами Макара Ивановича Стожкова. И под настроение она их время от времени перечитывает:

Боль ты моя и мечта!
Догорает, как осень,
Твоя красота.
О пощаде не просит…
Он ушел, но не бросил:
Ты вся еще им занята.
Он подобие весел
На теле плота.
Но течение сносит:
Ведь он – пустота…
Догорает, как осень,
Твоя красота.

***
Хорошо мне, когда тишина.
Лишь сверчок прорезает голос.
Хорошо, когда дума одна,
Словно в поле оставшийся колос.
Хорошо и когда луна
На спокойном звездится небе.
Хорошо, когда выпил до дна,
А пьяным ни разу не был.
Хорошо, когда жизнь светла
И уверенно движется днями.
Очень больно, когда дотла
Выгорает любовь за нами.

***
Потому не имею стихов к юбилею,
Что эпоху я не обогнал.
Как и многие, просто лишь тлею,
Приближая постыдный финал.
Ни тогда, ни в начале, ни после
Я по жизни бежать не спешил.
Ничего, что имел, я не бросил,
Да и вроде по совести жил.
Опасался, но твердо не знал я,
Что за мною таскается черт.
Ненароком поднес ему знамя –
И готов мне жестокий расчет…
Не написаны нежные строчки:
Не хватает  ни сил, ни огня.
Все слова – пересохшие бочки:
Рассыпаются,  тщетно маня.
Не хотел, но она состоялась,
Состоялась продажа души…
И  теперь меня гложет усталость
При покое и сельской тиши.
Не слагается искренне исповедь:
Вместо сердца сухие шиши.
Бесполезно пред Музой заискивать:
Состоялась продажа души.

4.02.2001 г.
х. Железный
Краснодарский край.