Первая глава: http://www.proza.ru/2015/07/19/189
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/02/08/603
Посленовогодний выходной случился в наше, православное Рождество. Это был четверг, но в среду в Италии что-то праздновали, поэтому нас отпустили только в четверг. Мы не расстроились. Я собралась в Таормину, в среду это не получилось бы: в праздники автобусы не ходят! Праздник – святое, здесь все отдыхают.
С утра позвонила родителям, поздравила с Рождеством. Мама сказала, что погода сказочная: морозец и густой снегопад. Я представила дачу, выше забора занесённую снегом, старого пса Цыгана, рвущегося с цепи навстречу гостям, тёплых кошек, разнежено дрыхнущих в духовке, и чуть не заревела.
Пульманы в Таормину отправлялись с соседней площади. Касса размещалась на другой улице, за перекрёстком. Это нам объяснила русская, Галя, уже усевшаяся в автобус. Она сказала, что этот автобус идёт до Таормины два часа, заезжая во все городки по дороге, и ещё есть скорый, но он уже ушёл.
Время в поездке пролетело незаметно. Галя была из Питера, причём, из моего же района. Она ездила в Катанию по завидному для нас поводу: получала окончательное permesso, заменяющее визу. Нам извещений пока не прислали. Галя показала, как выглядит конверт с вызовом в квестуру и добавила, что после полного узаконивания нам придётся договариваться с хозяевами о выплате контрибутов. Государство будет высчитывать с нас ежемесячно по 100 евро, и кто будет платить налог, мы или хозяева – это кто как договорится.
Галя четыре года работала в одной семье, ухаживала за бабушкой и помогала по хозяйству её детям, которым уже за 70. Старая синьора умерла осенью, но Гале успели сделать permesso (до этого не делали, и за документы она заплатила сама). Теперь она работает в этом же доме, но в другой семье, так же ухаживает за бабушкой. Её прежние хозяева предложили ей жить у них, за то, что она будет им помогать. Таким образом, она работает за 500 евро 8 часов в день в одной семье, и живёт в другой, не платя за комнату, но помогая по хозяйству. В Россию не собирается.
Мы рассказали о своих работах. Галя констатировала: «Вам повезло. Знали бы вы, как тут наши перебиваются!» - «Как?» Наши перебивались по-всякому. Оказалось, что прислугу кормят не в каждом доме. Прислуге практически не положено спать: 4-5 часов сна в день, всё остальное время – работа. Прислугу нередко бьют, а, если и не бьют, то обзывают. Баданта или компаньонка, это – скотина, животное, дура, идиотка и проститутка. Я поёживалась, боясь представить, что могла попасть в подобные условия.
Галя выходила раньше. На прощание обменялись телефонами, ещё раз поздравили друг друга с праздником. В России – снег и мороз, у нас +22 и солнце. Вчера по телевизору сказали, что на Сицилии началась весна.
Таормина расположена в горах, на высоте почти 400м над уровнем моря. Когда автобус повернул на горную дорогу, у Алины началась истерика. Я во все глаза глядела по сторонам, восхищаясь видами, открывающимися после каждого поворота и тормошила Алину: «Смотри! Боже, как красиво!» Алина, крепко зажмурившись, стонала: «Отстань от меня, экстремалка чёртова! Я высоты боюсь, а тут такие обрывы и никаких заграждений! Что, если автобус свалится?» Я успокаивала трусиху: «Если автобус свалится, никакие ограждения не помогут – так зачем их делать? Всё нормально!» Дорога поднималась круто вверх, на поворотах автобус едва не задевал скалы.
Как только приехали, Алина схватилась за сигарету, я – за фотоаппарат. Слегка успокоившись (Алина – от страха, я – от восторга), посмотрели на расписание. Обратный автобус в 17.45. Плюс два часа до Катании. Сегодня мы опоздаем. Ну, и ладно. Один раз за 7,5 месяцев можно и задержаться.
Спросили у прохожих, где находится Греческий театр и направились вверх по улице. Я сказала: «Стокгольм». Алина непонимающе воззрилась на меня. Я сказала: «Европа. Оглянись вокруг, дорогая: идеальная чистота, на улицах сплошь магазины, гостиницы и рестораны. Чистота, покой и комфорт – где ты видела подобное на Сицилии?»
В садах, между кипарисами, буйно цвела мимоза.
Вход в Греческий театр стоил 6 евро. Театр, знаменитый своей акустикой, до сих пор используется для концертов. Алина морщилась: «Римский театр в Катании лучше!» Я протестовала: «Этот театр славен своим расположением! Какие виды! А Этна?!»
Я влезала куда можно и куда нельзя, Алина бродила между скамеек и кричала: «Наташа! Где ты? Не уходи! Куда ты опять?»
Наконец, присели отдохнуть. Я достала апельсины. Мимо прошла молодая парочка: «Здравствуйте! Приятного аппетита!» Русские. В Италии полно русских. Мы заулыбались: «Здравствуйте! Спасибо! С праздником!»
Обратно ехали с комфортом. На весь автобус – пять пассажиров. Мы уселись на передние места, вернее, почти улеглись, низко опустив спинки сидений. Водитель, проверив билеты, выключил в салоне свет. На улице уже стемнело. Пока не съехали на автостраду, Алина мужественно молчала, не открывая глаз. Я извертелась в кресле: слева внизу, вдоль моря, сияли яркие огни городов. Справа вверху, в горах, светилась Таормина.
По шоссе мчались с ветерком. Вдоль дороги мелькали знаки ограничения скорости: 80,60, 40. Я косилась на спидометр: стабильно 120. Ограничители игнорировали все водители, поток машин нёсся к Катании на всех парах. Я не стала говорить об этом Алине: вдруг, она ещё и скорости боится?
Справа, над огнями городов, мрачно светилось тяжёлое облако. Этна? Я отвлекла Алину от каких-то её невесёлых мыслей: «Посмотри! Страшно, правда?» Алина посмотрела и буркнула: «Я убью тебя когда-нибудь!»
В Катанию прибыли через час. Стали озираться из окон: где мы? И вдруг слева возникла наша станция! Мы всполошились: «Остановите! Нам надо выйти!» Водитель ответил, что здесь остановки нет. Мы заорали, повторяя: «Fermo! Prego! Prego! Fermo la!» (Остановите! Пожалуйста!) Зажёгся красный светофор. Водитель распахнул двери. Мы скатились по ступеням, вопя: «Grazie! Tante grazie! Mille grazie!» (Спасибо! Большое спасибо! Тысяча благодарностей!), обежали машины и взлетели на площадь. Через минуту подошёл наш семичасовой автобус. Я сказала: «Это Рождество – лучшее в моей жизни!»
В казе всё было кувырком. Агата, чуть дыша, лежала в постели. Джузеппе сказал, что ужин для меня на плите, и сбежал.
Утром привычно отвезла Агату в душ. Старушка на водные процедуры не отреагировала. Отказалась от завтрака, даже не стала пить. Я уложила её в постель. Андреа звонила несколько раз, спрашивала, как дела. Вчера, пока меня не было, что-то случилось? Как-то резко синьоре поплохело. Мне ничего не сообщили, и я лишь отчитывалась по телефону: «Агата в постели. Не ест и не пьёт». Андреа отвечала: «Ладно» и вешала трубку.
После обеда молодые приехали с сыном. Парнишка глянул на бабушку и удрал. Джузеппе сходил в аптеку, купил уколы. Андреа вколола что-то Агате. Потом отвела меня в мою комнату и, набирая по шкафам чистое бельё для свекрови, сказала: «Агата умирает. Но ты не переживай. Когда Агата умрёт, её надо будет одеть в обычное чистое бельё, но этим займёмся мы» и добавила: «Я сожалею, что когда она умрёт, ты, Наташа, останешься без работы».
Молодые синьоры вели себя супер-спокойно, ходили по дому, разговаривали о чём-то. Я уныло пила чай. Андреа спросила, где я была вчера. «В Таормине» - «В Таормине? Как добиралась?» - «На автобусе» - «На автобусе? Не пешком?» Вот нравится мне эта женщина своей непосредственностью! Она ездит на машине в супермаркет на соседней улице, но полагает, что в Таормину можно дойти пешком!
Я сказала, что Таормина слишком далеко, автобусы идут два часа. Андреа попросила показать фотографии. Посмотрела и вздохнула: «А я никогда не была в Таормине…»
В субботу Андреа, доставая из пакета продукты, велела мне не нервничать. Я не нервничаю.
Андреа попыталась накормить меня мармеладом. Эта женщина постоянно пичкает меня сладостями, и я, как ребёнок, послушно открываю рот всякий раз, когда она, развернув конфеты или пирожные, обязательно собственноручно подносит лакомство к моим губам. Я бы и сейчас, как птенец, разинула клювик, но этот мармелад мне не нравится. Летом она пыталась кормить меня фруктами и мороженым и, когда я сказала, что буду есть сама, обиделась: «У меня руки чистые!» Наверное, в этом семействе принятие пищи так и происходит: Джузеппе и трое отпрысков сидят за столом с открытыми ртами, а Андреа закладывает во всех супы, спагетти и десерты.
К вечеру полил дождь. Такой странный дождь: Сант Мариа погрузился в густой туман, ветер колыхал верхушки деревьев, но туман оставался на месте. Над туманом гремел гром и сверкали молнии.
Я люблю дожди, но не на Сицилии. Во-первых, во время и после дождя здесь ходить сложно. Все улицы под углом, выложены лавой и камнями и отшлифованы до блеска ногами миллионов пешеходов. Скользко! Надо быть эквилибристом, чтобы разгуливать по таким тротуарам во время дождя. Во-вторых, дожди здесь грязные. Этна постоянно выбрасывает из недр пепел, ветер разносит его по окрестностям, и после некоторых дождей стёкла окон, стулья на террасе и мраморная лестница – в грязно-серых потёках. Апельсины становятся похожими на арбузы – в чёрных полосах по жёлтым бокам. А, когда влага высыхает, на белом пластике стульев остаётся слой жёсткой чёрной пыли.
Днём в воскресенье забежала на часок Алина: «Курить есть? – «Нет» - «Пойду к автомату, может, кто купит. Тебе взять?» - «Не надо».
Автоматы продают сигареты по кредитным карточкам. У нас кредиток нет. Приходится просить о любезности прохожих.
Алина быстро обернулась. Я заварила чай, достала печенье и варенье. От варенья подруга, севшая на диету, отказалась, а зря. В этот раз у меня получилось необычно вкусно. Нет, не так. Обычно всегда вкусно. В этот раз у меня варенье необычного вкуса. Мне не понравились яблоки, принесённые молодыми хозяевами накануне – это раз. И я уже смотреть не могу на лимоны – это два. На ночь я нарезала лимоны, засыпала их сахаром. Утром в сладком соке сварила яблоки. Получилось яблочное варенье со вкусом лимона.
Андреа не понимает, зачем я варю варенье. Я угощала её, но она даже не стала пробовать. Сказала, что не надо так делать и стала приносить мне джемы из магазина. Я пробую джемы (обожаю всё пробовать) и скармливаю их Агате. А себе варю варенья. Андреа приносит мне сахарный песок, но продолжает не понимать мои действия.
Поев, Алина прошла в спальню к Агате и надрывно вздохнула: «Готовься, подруга, синьоре твоей недолго осталось!» - «Сама вижу…»
Я поправила Агате подушку и пожаловалась: «Я хотела её помыть, но боюсь уронить. Душ – не ванная. Сидеть она не может». Алина ужаснулась: «Не трогай её!» - «Да я не трогаю… Просто, голова у неё уже грязная. Агата всегда любила мыться, у неё бзик на этом. Лицо и руки я ей вытираю постоянно, но вот волосы… Я даже подумала про шампунь из зоомагазина. У меня один из котов мыться не любит, так я его пшикала из специального баллончика, а потом только полотенчиком протирала. И ещё есть сухие кошачьи шампуни, в виде пудры. Правда, сомневаюсь, что хозяевам понравилось бы, узнай они, что я мою их матушку, как кошку» - «Ты собралась купить кошачий шампунь?» - «Нет, конечно. Вдруг, у Агаты какая-нибудь аллергия возникнет? Так, продумываю варианты» - «Придумай что-нибудь другое!» - «Придумаю…»
Когда подруга ушла, я осторожнейше вытащила Агату из постели, посадила в кресло, обложив подушками и, для надёжности, обмотала, словно коконом, старой простынёй, закрепив позади спинки узлами. Взяла ножницы и расчёску и подстригла тусклые, словно запылившиеся, волосы. Агата даже пыталась держать голову поровнее, но у неё получалось плохо. За полчаса она устала так, что уже не шевелила и веками. Я стряхнула обрезки волос с её шеи, протёрла влажным полотенцем совершенно иссохшую кожу, развязала кокон, переодела синьору, чтоб исключить попадание состриженных волосков под одежду и уложила старушку в кровать
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/07/19/449