«В Москве полночь» – хрипло сообщило радио. «В Москве полночь» – тоненько пропищали часы. «В Москве полночь» – подтвердила я, морщась от боли, тупой иглой пронзающей левый висок. Я выключила свет, закуталась поглубже в одеяло, прижала к себе покрепче своих игрушек и стала смотреть на мрачное, темно-серое ночное небо. И, наверное, я заснула, а может это был и не сон. Я оказалась у каких-то ворот. Они распахнулись передо мной, и кто-то в атласном черном сюртуке пропел мне на ухо бархатным голосом: «Добро пожаловать на ярмарку разбитых сердец! Здесь вы обязательно найдете то, что вам нужно. Осмотритесь. У нас есть все».
Я вошла в большой зал. Под потолком висели яркие люстры, освещая все желтым светом. Вдоль левой стены стояли стеллажи, уходящие куда-то вдаль, в бесконечность и пустоту… Я подумала, что здесь есть сердца всех, кто когда-либо жил на земле.
-Вы совершенно правы, - сказал скучающий от безделья привратник. – Слева – сердца умерших, справа – живых. Думаю, живые будут вам интересней.
Я рассеянно кивнула, беглым взглядом осматривая стоящие на полках большие банки. В них-то, в спирту или формалине, плавали сердца ныне не живущих. Некоторые были вдвоем, некоторые целыми семействами. Ни одно из них не вздрагивало, ни одно даже не покачнулось. Некоторые из них были гладкими, некоторые были покрыты ужасными язвами. Смотреть на них было не слишком-то приятно, от них веяло холодом и смертью.
Я повернулась направо. Два ряда столов, накрытых белыми скатертями, тянулись куда-то в пустоту, терялись вдалеке во тьме. Был слышен громкий стук. От правой половины веяло теплом. Я медленно пошла между столов, вглядываясь в лежащие на них сердца. Два, самые первые привлекшие мое внимание, бились в такт, завернутые одним зеленым шарфом. Глядя на них, я подумала про двух своих лучших друзей. Это наверняка были они. Я улыбнулась и пошла дальше. Здесь было почти то же самое, что и слева – по одному, по несколько сразу они лежали на столах. Отличались они тем, что все они ритмично сокращались. Они дышали жизнью.
Но до чего же разными были эти сердца! И странно, но почему-то с первого же взгляда на них определялось мое к ним отношение. Одни – совершенно больные, изъеденные червями, с хрипами и хлюпаньем пропускающие через себя кровь, казались безмерно прекрасными. Другие – гладкие и ровные, бесконечно красивые, вызывали отвращение. Больше всех других мне не понравилось одно. Оно – гордо возлежало на золотом троне, изящнейшем троне, сплетенном из тончайших золотых нитей. Оно сокращалось, а сердца вокруг пытались подстроиться под его ритм. При моем приближении оно попыталось изобразить радостное биение, но я ни на секунду ему не поверила и только аккуратно ткнула его пальцем, чтобы перестало зазнаваться. На ощупь оно было похоже на шелк или атлас, но вовсе не на мышечную ткань. Я нагнулась и присмотрелась. Так и есть. Обычные нитки, хоть и хорошего качества. Отлично сделано. И до чего натурально! Только что же ему, фальшивому, делать здесь, среди настоящих?
Я пошла дальше. Несколько сердец приветливо качнулись в мою сторону, но я прошла мимо. В них было что-то ненатуральное. Что-то ненастоящее. А может это просто мне так показалось.
И вдруг я остановилась. Прямо передо мной на чистой белой тряпочке (по-моему, это был хлопок, обыкновенный хлопок) лежало оно – крохотное и почему-то молчащее. Его тишина была отчетливо слышна среди шума других. Я подумала, уж не мертвое ли оно, но тут оно коротко стукнуло. Через несколько минут еще раз. Видимо оно билось только для того, чтобы не умереть. Оно было не холодным, а ледяным. Это чувствовалось в разделявшем нас воздухе. И это тоже было странно. Вся правая половина была горячей, но оно совсем замерзло. Наверное, оттого что не билось. Почти не билось. Я дотронулась до него ладонью, и под кончиками моих пальцев оно содрогнулась. Рука была горячей. В первую секунду ощутив лед, я почувствовала, как он начал таять. Сердце забилось чаще. Из мертвенно-бледного оно стало вдруг ярко-красным. Теперь оно стучало так, что перекрывало собой всех остальных. Обрадовавшись, что оживила его, я собралась было идти дальше, но, сделав шаг вперед, я вдруг почувствовала, что не могу уйти без него. Я обернулась. Оно уже начинало снова остывать, но, словно почувствовав на себе мой взгляд, заколотилось еще сильнее. Я подскочила к нему, завернула его сначала в эту его тряпочку, потом в свою перчатку, чтобы оно не замерзло на холоде, прижала к груди и пошла к выходу. Привратник, беличьей кисточкой №5 смахивавший с дверных ручек пыль, обернулся ко мне и удивленно взглянул в мое лицо.
-Вы уже сделали свой выбор? Так быстро? Обычно здесь ходят месяцами, - тут он бросил взгляд на сердце, выбранное мной. – К тому же выбрали вы неправильно. Это – уже забронировано. За ним вот-вот придут. Быстренько положите его обратно или давайте я отнесу.
Он протянул руку. Но тут сердце бешено заколотилось и в этом стуке слышно было «нет… нет... нет…».
-Нет, - громко сказала я, почти закричала. - Я не отдам его! Скажите, сколько нужно заплатить, и я уйду.
-Платить? – тихо сказал он. – За сердца не платят. Просто оно должно принадлежать не вам. Так ничего хорошего не получится. В этом нет никакого смысла. Давайте мы договоримся с вами так – вы вылечите его. А потом отпустите на свободу. Ведь вы не хотите, чтобы оно стало черствым и сухим?
-Нет, - прошептала я. – Не хочу. Я верну его. Когда оно станет совсем здоровым.
-Вот и славненько. Вот и договорились. А теперь ступайте. Берегите его.
Он улыбнулся, не разжимая губ, и помахал мне на прощание рукой. Я распахнула дверь и попала в ужаснейшую метель. Ветер трепал мои волосы, словно пытаясь сорвать их с моей головы. Он залеплял мои глаза летящими сухими снежинками. Он больно щипал и колол щеки, а в вое его слышалось «Отдай!». Но я прижимала сердце к себе и шла вперед. Вдруг все стихло. Из серой мешковины неба сыпались крупные снежинки. Они падали мне на голову, на зажимаемую в руках перчатку, они щекотно касались моего носа и губ.
Кто-то прошел мимо меня, но за сыпавшимся с неба снегом я не разглядела его, хоть и запомнила шелест шагов. Я продолжала идти, и вдруг те же шаги догнали меня. Кто-то, чьего лица я не разглядела, а может не запомнила, остановился передо мной и обхватил за плечи. Взгляд его грустных глаз переходил с зажатого в руках сердца на мои глаза. Глаза – я не помню их цвета – сияли тоской, но светлой. Черные зрачки горели огнем. Он коснулся рукой сердца, и оно вздрогнуло и ненадолго затихло, после чего заколотилось сильней и стало намного горячей, чем раньше.
-Береги его, - тихо сказал мне он. Его взгляд коснулся моих ресниц и смахнул упавшие на них снежинки. – Я вернусь за ним. Ведь ты отдашь его мне?
Я кивнула. Тогда он отпустил меня и скрылся за пеленой снега. Еще несколько минут я видела силуэт его темного пальто, под которым угадывались очертания сложенных крыльев. А потом я осталась наедине со снегом и бешено колотящимся в моих руках сердцем.
Обнаружила я себя бредущей домой по дороге от метро. Ветер бросал мне в лицо горстями сухие снежинки. Я прижимала к себе замерзшими руками пустую перчатку. Но мое собственное сердце билось в груди хоть и тревожно, но ровно.
Наверное, что-то появилось у меня в глазах, проходящие мимо люди так странно смотрели мне вслед.
Но мне было все равно. Я знала, что должна вылечить его. Хоть оно и лежит теперь опять в том же зале, но принадлежит мне. Пока. До тех пор, пока не придет время отдать его тому, крылатому. И я должна подготовить маленькое глупое сердце к его жизни.