Лошадка со сколиозом или Господствующая страсть?

Елена Шувалова
   
   Вот ведь вопрос: а кто такой - или что такое вообще "конёк"? Конечно, если сказку написал восемнадцатилетний разночинец Петруша Ершов, то вряд ли в этом коньке заложена какая-то глубокая и хитрая идея. Маленький, славный, ушастый, двугорбый коник, сюси-пусечка такая - вот кто этот - ершовский - конёк-горбунок! Просто леденец на палочке. Но леденец обсосёшь - одна палочка и останется, а здесь - какая-то загадка, какае-то чудо заложено, в нашем-то коньке, в этой "лошадке со сколиозом", как обозвал его в одной из своих миниатюр Михаил Николаевич Задорнов.

    Разница - повторяю - в том, - как воспринимать это существо - в зависимости от того, кто его сотворил. Конечно, от Ершова мы ожидаем лишь такой ожившей плюшевой игрушки, хорошенького такого, с чёлочкой - как в мультфильме Иванова-Вано или на картинке Кочергина... Ожившая игрушка, которая тебе сочувствует и вытирает твои слёзы - мечта маленького ребёнка!

   Если же автор конька - Пушкин, - то тут дело может быть не так просто. То есть, совсем не просто. У Пушкина ведь вполне могло и не быть никакого такого осязаемого конька, могло оказаться, что это - метафора такая ушастая, - как и всё остальное в этой странной сказке. Воображение великого художника показало нам его, создало некий образ - на спине с двумя горбами да с аршинными ушами, - обозвало его коньком-горбунком, а кто он на самом деле - гадайте-угадывайте! Заморочил всем головы, отдал сказку Ершову, да и пошёл стреляться с Дантесом. А вы тут сидите теперь двести лет, его загадки отгадывайте...

    В случае с Ершовым этот конёк тоже многим кажется странным, - и Азадовскому в своё время казался, и Лупановой. Ну не было в русском фольклоре крошечных лошадок с длиннющими ушами и на спине двумя горбами - хоть что говори, а не было! Значит, Ершов его придумал - этот совершенно новый образ. Или - что-то такое от кого-то там слышал, от каких-то старух сибирских якобы... Но никакие старухи не могли нашептать то, чего не было в принципе.

    Самый распространённый сказочный горбун был Рике-Хохлик французского сказочника Шарля Перро, которого взяли в свои истории и Карамзин, и Ф.А. Кони, и попытался взять Державин, - о чём я писала в миниатюре "Горбунки". Вариация этого горбуна - и у Виктора Гюго в "Соборе Парижской Богоматери". Байрон - говорят - своего горбуна ("Преображённый урод") взял из какой-то забытой английской сказки, - но эта английская сказка вполне могла быть так же вариацией шарле перровской. Но это - что касается горбунов. А что касается коньков, то самый популярный конёк в первой половине девятнадцатого  - и ещё и с шестидесятых годов восемнадцатого  - века - это вовсе никакая не лошадка.

   "Коньком" вообще не очень принято было тогда называть  маленькую живую лошадь - и в словаре В.И. Даля этого значения слова "конёк" и нет. Самыми популярными в это - державинско-пушкинское - время -  в значениями слова "конёк" были: 1)"украшение на стыке крестьянской избы" и 2)"конёк" в смысле - "чья либо слабость, охота, страсть. У каждого свой конек", - как написано в Словаре Даля. И вот это "у каждого свой конёк" - оно пошло после издания в 1760 в Лондоне романа Лоренса Стерна "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена". Это был культовый роман того времени - и все его знали, читали, интерпретировали, подражали ему. Очень увлечён был стерновскими произведениями Н.М. Карамзин, которого недоброжелательный критик даже обозвал "Новым Стерном"(Шаховской). Потом уже Пушкин с горечью констатировал "Стерн нам чужд", - всем, - исключая его самого и Карамзина, - но - чужд - не чужд, - а образованное общество его читало и знало. В отличие от общества советского. Роман Стерна был издан во "Всемирке"; его проходили в гуманитарных ВУЗах, но всё же он был незнаком в массе своей русскому советскому читателю. Слишком он был "странный" для нашего человека. Как "странен" и стерновский конёк. Сам Стерн называл свой роман "романом о коньках". Я приведу ниже цитаты из романа, где автор говорит о коньках, - может быть, нам станет понятно, что он имел ввиду?

   Во-первых, для Стерна конёк - это прежде всего господствующая страсть каждого из нас.

   "Когда человек отдает себя во власть господствующей над ним страсти, - -
или, другими словами, когда его  конек  закусывает  удила,  -  прощай  тогда
трезвый рассудок и осмотрительность!

Да, сэр,  если  уж на то пошло, разве не было у мудрейших людей всех времен, не исключая самого Соломона, -- разве не было у каждого из них своего  конька : скаковых лошадей, -- монет и ракушек, барабанов и труб, скрипок, палитр, -- -- коконов и бабочек? -- и покуда человек тихо и мирно скачет на своем  коньке  по большой дороге и не принуждает ни вас, ни меня сесть вместе с ним на этого  конька , -- -- -- скажите на милость, сэр, какое нам или мне дело до этого?"

Понятно: хобби - это конёк, то есть, конёк - это хобби. Отсюда, из романа Стерна и пошло это слово - от его "hobby-horse" - конька-скакунка. И вообще это их - английская, вернее - шотландская - игрушка. Помните, у Шекспира упомянут в "Гамлете" и "Бесплодных усилиях любви" так же "hobby-horse" ? Каждый раз герои восклицают: "Стыд, о стыд! Конёк-скакунок позабыт!". Собственно, и Уильям наш Шекспир называет коньком-скакунком господствующую страсть героев - но не так явно и выпукло, как это делает Стерн. "Уж не мою ли ты возлюбленную к коньку-скакунку причисляешь?" - восклицает Армадо в "Бесплодных усилиях любви". Гамлет же приравнивает к забытому коньку самого старого Гамлета, так же забытого, - хоть принц и восклицает"дважды два месяца, и ещё не забыт!" Вообще, Стерн в свой роман берёт гамлетовские образы, - прежде всего он воскрешает старого шута Йорика. Так же писатель выводит из забвения и конька-скакунка, посвящая ему свой роман, наполняя этот образ жизнью и смыслом.
 
  Одна из глав романа Стерна почти целиком посвящена конькам.
 
   "De gustibus non est disputandum {О вкусах не спорят (лат.).}, -- это значит, что о  коньках  не следует спорить; сам я редко это делаю, да и не мог бы сделать пристойным образом, будь я даже их заклятым врагом; ведь и мне случается порой, в иные фазы луны, бывать и скрипачом и живописцем, смотря по тому, какая муха меня укусит; да будет вам известно, что я сам держу пару лошадок, на которых по очереди (мне все равно, кто об этом знает) частенько выезжаю погулять и подышать воздухом; -- иногда даже, к стыду моему надо сознаться, я предпринимаю несколько более продолжительные прогулки, чем следовало бы на взгляд мудреца. Но все дело в том, что я не мудрец; -- -- -- и, кроме того, человек настолько незначительный, что совершенно не важно, чем я занимаюсь; вот почему я редко волнуюсь или кипячусь по этому поводу, и покой мой не очень нарушается, когда я вижу таких важных господ и высоких особ, как нижеследующие, -- таких, например, как милорды А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, И, К, Л, M, H, О, П и так далее, всех подряд сидящими на своих различных  коньках ; -- иные из них, отпустив стремена, движутся важным размеренным шагом, -- -- -- другие, напротив, подогнув ноги к самому подбородку, с хлыстом в зубах, во весь опор мчатся, как пестрые жокеи-чертенята верхом на неприкаянных душах, -- -- --точно они решили сломать себе шею. -- "

 
    А потом Стерн говорит о коньке одного из главных героев своего романа - коньке дядюшки Тоби.

   "Чтобы избежать всех этих ошибок при обрисовке характера дяди Тоби, я решил не прибегать ни к каким механическим средствам, равным образом и карандаш мой не подпадает под влияние никакого духового инструмента, в который когда-либо дули как по эту, так и по ту сторону Альп, -- я не стану также рассматривать, чем он наполняется и что из себя извергает, если касаться его non naturalia, -- короче говоря, я нарисую его характер на основании его  конька."
 
 Ещё и ещй раз автор повторяет эту мысль: характер каждого из нас напрямую связан с нашим коньком.

    "Если  бы я не был внутренне убежден, что читатель горит нетерпением узнать наконец характер дяди Тоби, -- я бы предварительно постарался доказать ему, что нет более подходящего средства для обрисовки характеров, чем тот, на котором я остановил свой выбор.
   Хотя я не берусь утверждать, что человек и его  конек  сносятся друг с другом точно таким же образом, как душа и тело, тем не менее между ними несомненно существует общение; и я склонен думать, что в этом общении есть нечто, весьма напоминающее взаимодействие наэлектризованных тел, и совершается оно посредством разгоряченной плоти всадника, которая входит в непосредственное соприкосновение со спиной  конька . -- От продолжительной езды и сильного трения тело всадника под конец наполняется до краев материей  конька : -- так что  если  только вы в состоянии ясно описать природу одного из них, -- вы можете составить себе достаточно точное представление о способностях и характере другого."

    Итак, как вы уже поняли, более всего внимания в романе уделяется одному "коньку" - оригинальному коньку дяди Тоби.

    "Конек , на котором всегда ездил дядя Тоби, по-моему, вполне достоин подробного описания, хотя бы только за необыкновенную оригинальность и странный свой вид; вы могли бы проехать от Йорка до Дувра, -- от Дувра до Пензенса в Корнуэльсе и от Пензенса обратно до Йорка -- и не встретили бы по пути другого такого  конька ; а  если  бы встретили, то, как бы вы ни спешили, вы б непременно остановились, чтобы его рассмотреть. В самом деле, поступь и вид его были так удивительны и весь он, от головы до хвоста, был до такой степени непохож на прочих представителей своей породы, что по временам поднимался спор, -- -- да точно ли он  конек . Но, подобно тому философу, который в спорах со скептиком, отрицавшим реальность движения, в качестве самого убедительного довода вставал на ноги и прохаживался по комнате, -- дядя Тоби в доказательство того, что  конек  его действительно  конек , просто-напросто садился на него и скакал, -- предоставляя каждому решать вопрос по своему усмотрению.
   По правде говоря, дядя Тоби садился на своего  конька  с таким удовольствием и тот вез дядю Тоби так хорошо, -- что его очень мало беспокоило, что об этом говорят или думают другие."
   
Конёк дяди Тоби - это его игра в войну. Побывав на настоящей войне и получив "стыдное" ранение в пах, дядюшка Тоби стал устраивать игрушечные сражения в саду своего дома по всем правилам военной науки; построив всякие бастионы и подвесные мосты, установив на башнях пушки и зарядив игрушечные мушкеты. В этих затеях его поддерживает добродушный слуга - капрал Трим. Над дядей Тоби всё время посмеивается - по-доброму и не очень - его брат - отец заглавного героя. Порой дядя Тоби бывает этими насмешками очень задет.

     "Мне нет нужды говорить читателю,  - пишет Стерн, - если   он   обзавелся   каким-нибудь   коньком , -- что  конек  есть самая чувствительная область и что эти незаслуженные удары по  коньку  дяди Тоби не могли остаться им незамеченными. -- Нет, -- как выше было сказано, дядя Тоби их чувствовал, и чувствовал очень остро."

Итак, - по замечанию Стерна - конёк есть для нас самая чувствительная область. Конечно, ведь он - то, что нам милее всего в этой жизни, и в то же время - он может быть самым нелепым чудачеством, - как игрушечные войны дяди Тоби.

    И снова и снова издевается над ним его брат.

   "Отец мой, как вы заметили, не питал большого уважения к  коньку  дяди Тоби -- он считал его самой смешной лошадью, на которую когда-нибудь садился джентльмен, и  если  только дядя Тоби не раздражал его своей слабостью, не мог без улыбки думать о нем, -- -- так что каждый раз, когда дядиному  коньку  случалось захромать или попасть в  какую-нибудь  беду, отец веселился и хохотал до упаду; но теперешнее злоключение было ему особенно по сердцу, оно сделалось для него неисчерпаемым источником веселых шуток. -- -- -- "

    Дядя Тоби же продолжал отдаваться своему увлечению только с ещё большим жаром.

    "Это привело к появлению в очередную кампанию полудюжины медных полевых орудий, -- которые расставлены были по три с обеих сторон караульной будки дяди Тоби; через короткое время за этим последовало дальнейшее увеличение артиллерийского парка, -- потом еще (как всегда бывает в делах, где замешан  конек ) -- от орудий полудюймового калибра они дошли до ботфортов моего отца."

   "Мой отец, который был великим разгадчиком мотивов и, стало быть, человеком, с которым было весьма опасно садиться рядом, -- ибо когда вы смеялись или плакали, он обыкновенно знал мотивы вашего смеха или слез гораздо лучше, нежели вы сами, -- отец всегда в подобных случаях утешал дядю Тоби словами, которые ясно показывали, что, по его мнению, в этом деле дядя Тоби больше всего огорчен был потерей своего  конька . -- -- Не горюй, брат Тоби, -- -- говорил он, -- бог даст, на днях у нас снова возгорится война; а когда она начнется, -- воюющие державы, как они ни хлопочи, не могут помешать нам вступить в игру. -- -- Пусть-ка попробуют, дорогой Тоби, -- прибавлял он, -- занять страну, не заняв городов, -- или занять города, не подвергнув их осаде.
   Дядя Тоби никогда не принимал благосклонно этих косвенных ударов отца по его  коньку . -- -- Он находил их неблагородными; тем более что, метя в коня, отец задевал также и всадника, да вдобавок еще по самому малопочтенному месту, какое только может подвергнуться удару; вот почему в таких случаях дядя Тоби всегда клал на стол свою трубку, чтобы защищаться с большей горячностью, чем обыкновенно."

    Дядя Тоби то был дружен со своим коньком, то - как видим - остывал к нему, и даже - ссорился с ним...

   "Я сказал читателю-христианину в начале главы перед апологетической речью дяди Тоби, -- хотя там я употребил не тот троп, которым воспользуюсь теперь, -- что Утрехтский мир едва не породил такой же отчужденности между дядей Тоби и его  коньком , какую он создал между королевой и остальными союзными державами.
   Иногда человек слезает со своего коня в негодовании, как бы говоря ему: "Скорее я до скончания дней моих буду ходить пешком, сэр, чем соглашусь проехать хотя бы милю на вашей спине". Но про дядю Тоби нельзя было сказать, что он слез со своего  конька  с таким чувством; ибо он, строго говоря, не слезал с него вовсе, -- скорее, конь сбросил его с себя -- -- -- и даже в некотором роде предательски, что показалось дяде Тоби в десять раз более обидным. Пускай жокеи политические улаживают эту историю как им угодно, -- -- а только, повторяю, она породила некоторую холодность между дядей Тоби и его  коньком."

      При этом конёк дяди Тоби - целомудренное существо, - в отличие, скажем, от осла его брата.

     "Здесь я должен обратить ваше внимание на разницу между
   ослом моего отца
   и моим  коньком  -- дабы вы их тщательно обособляли в вашем сознании, когда о них заходит речь.
   Ведь мой  конек ,  если  вы еще помните его, животное совершенно безобидное; у него едва ли найдется хоть один ослиный волос или хоть одна ослиная черта. -- -- Это резвая лошадка, уносящая нас прочь от действительности -- причуда, бабочка, картина, вздор -- осады дяди Тоби -- словом, все, на что мы стараемся сесть верхом, чтобы ускакать от житейских забот и неурядиц. -- Он полезнейшее в мире животное -- и я положительно не вижу, как люди могли бы без него обходиться. -- -- --
   -- -- Но осел моего отца -- -- -- ради бога, не садитесь -- не садитесь -- не садитесь -- (я трижды повторил, не правда ли?) -- не садитесь на него -- это животное похотливое -- и горе человеку, который не препятствует ему становиться на дыбы."

    Вот такой конёк. И именно такой конёк, - как я уже сказала, -  был распространён в России пушкинского времени, в которое была написана сказка "Конёк-Горбунок". Конёк не настоящий, конёк метафизический. Но - на котором с удовольствием ездят, с которым ссорятся и мирятся, и в котором видят смысл своего бытия.
 
  Именно о таком коньке и написал сказку "Конёк-Горбунок" Александр Сергеевич Пушкин. О своей главенствующей страсти. Главенствующей страстью было для него - служение своему Гению, воплощение его, подчинение ему всего себя-человека. Гений его воспитывал и утешал. Именно ему на шею Пушкин-человек бросался в слезах от жизненных обид и неурядиц, и Гений спасал и выводил его в цари и боги. С ним он победил. С ним стал бессмертен. Как он мог не написать о таком чудесном коньке? Как видим - никаких плюшевых лошадок с чёлочками! "Ростом только в три вершка." Три пальца участвуют в держании пера. Вершком называлась в старину верхняя фаланга указательного пальца. Здесь же - верхние фаланги трёх пальцев, собранные вместе, составят рост конька. Если пальцы развести - то рост конька и будет - между большим и средним пальцами. Когда поэт думает, он охватывает этими именно пальцами свой лоб, - а потом берётся за перо, - так пальцы то расправляются, то сжимаются - получается скачка.
   Конечно, пушкинский гений-конёк восходит к Пегасу, - только крылья у него спелёнуты, как у сумасшедшего, - поскольку - цензура и слежка жандармская - всю жизнь. От этого - и горбы - вместо крыльев. А ещё - у нас на пальцах суставами образуются так же два горба. Перо же в руке торчит длинным "ухом". Но вообще, аршин - на который протянулись уши конька - это прежде всего римский норматив натяжения лука - "арка". В уши заложены пушкинские острые стрелы, готовые полететь в цель, как только мы готовы будем эту цель увидеть. Он их пока упрятал "под колпак дурака" - шапку своего героя, - младшего крестьянского сына Иванушки...

   Пушкин брал своё отовсюду, где видел его. Вот он и взял конька у Стерна, и преобразил его в собственного конька, - Конька-Горбунка, - своего доброго Гения.

   Вы же - кто не верит в Его авторство этой сказки - можете и дальше думать, что это - сказка про милую лошадку-мини-пони, живую игрушку дурака Ивана, сюсе-пусечку миниатюрную.

    В заключение скажу, что и сам Стерн в этом романе изображает самого себя так же скачущим на коньке: "девятнадцать часов из двадцати четырёх я сижу верхом на палочке и валяю дурака", - так говорит он о своём писании романа. Hobby-horse - конёк-скакунок - лошадка на палочке - прискакавшая к нам из средневекового шотландского площадного театра, из шотландских майских мистерий, из романов Вальтера Скотта и пьес Вильяма Шекспира, и ставшая русским Коньком-Горбунком. (Кстати, революционно настроенный автор начала двадцатого века С.А. Басов-Верхоянцев прекрасно понимал, откуда у нашего "Горбунка" ноги растут, - поэтому и назвал свой памфлет, основанный на этой сказке - "Конёк-Скакунок" - то есть, "Hobby-horse".)

Иллюстрация - Конёк-Горбунок С.Д. Лебедевой, 1936 г. 11 пластелиновых марионеток к "Коньку-Горбунку".