"Волшебник запаса" - это третья часть романа "Запретная Гавань"
Читайте начало истории на моей страничке http://www.proza.ru/2015/03/28/1286
самое начало, роман "Возвращение солнца": http://www.proza.ru/2009/05/22/353
и продолжение самого начала, роман "Отрицание Имени": http://www.proza.ru/2014/02/16/1531
ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.
Часть 3.
ВОЛШЕБНИК ЗАПАСА.
Глава 1.
ПОХИЩЕННЫЙ И ПОХИТИТЕЛЬ.
РАССКАЗЫВАЕТ РИКИ АГИ.
Нет, вы читали это? Будто бы Петрик мне дорог меньше, чем Миче. Да, когда Миче был моим братом, Чудилка был всего лишь его другом – здесь всё верно. Но с тех пор многое изменилось. Да и тогда я любил его тоже очень сильно. Чувствовал, наверное. Хорошо бы ему запомнить это уже.
Я маленький с точки зрения моих братьев. Чувствую, останусь для них маленьким навсегда, что бы они там ни говорили. Петрик много страдал из-за того, что наша семья и её традиции такие неправильные. Миче был счастливее, конечно. Он ведь до двадцати одного года не знал ни о чём. Но он меня любил и боялся за меня, учил меня и заботился обо мне, и теперь ему грустно видеть, что на лицо я становлюсь копия Петрик. Они ведь, хоть и двойняшки, но не очень похожи, и это не о цвете кожи. Все замечают, даже я, и Миче мне не раз говорил, что некоторые манеры, и замашки, и даже интонация некоторых фраз у меня как у Петрика. Кроме того, я собираюсь продолжить дело, которому посвятил себя Чудилка. То есть, защищать природу. Ну и, конечно, не брошу ни ювелирное ремесло, ни колдовство и гадания.
Я что хочу сказать? Мои старшие братья капельку ревнуют меня друг к другу. С этим не могу я ничего поделать, кроме как в равной степени твердить каждому из них, как он мне дорог, и проявлять внимание. Если бы они не любили друг друга также сильно, как меня, даже не знаю, что могло бы произойти и чем закончиться. Особенно, в нашем непонятном семействе.
Поэтому я не хочу, чтобы вы всерьёз принимали такие Петриковы строчки. Всё не так, как он вбил себе в голову.
Тогда, значит, вы хотите знать, почему я не остался в городе Иште поджидать Чудилку и его команду? Как я мог не почувствовать, что он где-то недалеко, меня ищет? Почему я нёсся, как угорелый, к Миче, и не повернул навстречу Петрику, хотя на душе у меня скребло три тысячи кошек? Я всё вам сейчас расскажу.
Я повёл себя, как простофиля, согласившись ранним утром порыбачить с Канеке. Взял всё, что нужно для рыбалки. Надел рубашку с длинными рукавами – анчу должны опасаться солнечных ожогов, а в море негде укрыться. Жёлто-коричневую, очень приметную, клетчатую рубашку мне прислала на Верпту мама, и я улыбнулся, вспомнив, что был в ней в порту в тот день, когда Петрик оглоушил Таена кирпичом. Мы с Канеке пошли к лодке. Я видел, что у него вещей больше, чем нужно, но даже не посмеялся над ним – мало ли, какие у людей причуды. В старой, но замечательно прочной лодке Миче мы взяли курс в море. И тут проклятый Канеке предательски напал на меня сзади. Он оглоушил меня оглоушивающим заклятием и уложил на дне. Он замкнул нашу акваторию и применил сильнейшее из заклинаний, сбивающих с пути. Заметьте, до Канеке никто и никогда не использовал в море руны Аюна. Тем более, это такая редкость, что ни я, ни даже Миче, ни разу не видели картинок. Капараколка нарисовал их на плоских камнях. Дурацкий Канеке проявил такое мастерство, находчивость и такую силу, что это невольно вызывает восхищение и уважение. Даже не знаю, кто из взрослых волшебников на такое способен.
Я действительно орал и вопил на паршивца, когда очнулся. Нет, а как я мог не орать? Вы представляете, что натворил поросёнок?! Люди, купцы и владельцы грузовых судов, терпят ужасные убытки: товары заперты в гавани у берега Някки. Или не могут туда попасть. Договора срываются. Рынки опустели. Туристы, купившие билеты на морские экскурсии не могут путешествовать. Люди, уже потратившись на дорогу, вынуждены тратиться ещё и терпеть неудобства, чтобы воспользоваться другим транспортом. Детские экскурсионные группы, прибывающие летом в Някку, приходится пересаживать на всякие телеги. Лишние переживания для педагогов и родителей и убыток для агентств, продающих билеты. Рыбаки, из тех, кто рыбачит далеко в море, целые артели, сидят без работы. Тут я вспомнил об отце нашей Наты, хозяине таких артелей и торговце рыбой – и чуть не прибил Капараколку! Грузчикам нечего разгружать, и потому им не платят денег. Если какого больного надо срочно доставить с острова в больницу Някки – какая тут, к чёрту, скорость? Мало того! Эта козявка сорвала большие морские гонки, которые проходят во время Великих Состязаний мастеров. Военный флот ни туда, ни сюда. А если на нас нападут? А если дядя король посчитает, что нам надо срочно самим напасть на подлую Запретную Гавань? Ну, я был в шоке! Я был в ярости! Вот что натворил Капараколка.
- А если тебя, паразита посадят потом в тюрьму за похищение людей и такие вот страшные дела? – орал я. – Хотя нет, до тюрьмы ты ещё не дорос. Ничего! На тебя тоже найдётся управа! Так тебе и надо, бандиту.
- Нашёл, чем напугать, - сказал мне этот гадёныш. – По сравнению с тем, что будет, если я потеряю Таена, мне все твои вот эти штуки – тьфу! Просто тьфу, и всё. Представь, что речь идёт не о нём, а о твоём замечательном Миче. Представь-представь. Ну что? Как тебе? Если б ты мог сделать то, что сделал я, разве ты не сделал бы этого?
Ну что тут представлять? Однажды наша компания мчалась на помощь Миче и Петрику по рекам, взбесившимся в половодье, а подбил всех на это безумие я. А ещё я взял, да и отправился за братьями на Навину, и Лалу потащил с собой.
Я ударил по борту лодки кулаком и признался, что сделал бы. И такое сделал бы, и другое, и ещё что-нибудь похуже.
На время я унялся, но Канеке не расслаблялся. Он понимал, что сейчас я снова начну на него вопить. И я начал. Потому что понятное дело, у нас дома творится кошмар.
- О Миче? – порычал я угрожающе. – А ТЫ подумал о Миче? Ты можешь себе представить, что он сейчас чувствует? Да я утоплю тебя – вот, что я сделаю. Да я…
Мне прямо плохо стало. Подвергнуть такому ужасу моих родных! Маму и папу! Хотя, наверное, это мне наказание от светлой Эи за то, что сбежал от них на Верпту, и Лалу с Мичикой потащил с собой.
Мне было очень душно, я теребил ворот рубашки и судорожно пытался наполнить грудь воздухом. А у меня никак не получалось. Ужас! Меня затошнило, и я вторично испытал, каково приходится Миче, когда у него в момент потрясений темнеет перед глазами и ничего не видно. Я никому не сказал тогда, в Веше, что со мной такое стряслось, когда я прибежал на перекрёсток, где… Не могу вспоминать. Но потом я увидел море, морскую воду.
Так-так. Я же умею управляться с морской водой. Можно вернуться к берегу. Ну-ка…
- Не делай этого, - сказал Капараколка. - Я так тоже могу. Мы сделаем бурю и оба утонем. А твоя задача, после того, как ты мне поможешь, вернуться к своему Миче живым. А вовсе не утопленным.
Я отступился. Мне ещё потребовалось некоторое время, чтобы смириться с тем, что произошло. С тем, что я ничего не в состоянии сделать. И с тем, что, видимо, мне и впрямь придётся помогать паразитскому Канеке в его безумных затеях. Чем быстрей помогу, тем быстрее, стало быть, вернусь. Я ещё долго потом дулся и обижался, ругался, ворчал и брюзжал, но Капараколка был готов к этому и не обращал внимания. Я сто раз говорил ему по дороге, что сбегу от него, когда мы пристанем к берегу, но понимал, что не сбегу. Миче и Петрик не одобрили бы меня, если бы я бросил товарища одного в беде. А что мне сказали бы по этому поводу Лёка и Ната – это просто страшно представить. А что я сам себе бы сказал! Лучше не будить мою совесть, а то она меня загрызёт.
Капараколка ещё мальчик, хоть такие дела, как он, творят взрослые волшебники. И пусть он даже заглядывается на Лалу, я не могу оставить ребёнка с его горем и в большой опасности.
На самом деле Капараколка мне нравится. То, что он положил глаз на Лалу – это отдельный разговор. Мне ещё бабушка говорила, что в таких делах сердцу не прикажешь, и никто на самом деле не виноват в том, что полюбил девочку. Канеке – он весёлый, когда не пищит о своём Таене, он всё знает о птицах, он знает толк в путешествиях, он здорово рисует! Очень здорово! Он смелый. И так смешно рассказывает о трактатах, которые прочитал! Мы могли бы стать лучшими друзьями, если бы он не причинил горе моей семье и не увивался вокруг Лалы. В общем, сложным было моё положение и наши отношения с этим хитрецом.
Иногда мы болтали обо всём на свете, про всё на свете забыв – вот до чего нас увлекала беседа. Вместе делали разные дела, управляли лодкой, смеялись. Но потом на каждого из нас накатывала грусть-печаль, и мы злились друг на друга и ссорились, и даже плакали – каждый о своём. Мы восхищались друг другом в одни моменты и ненавидели в другие.
Если сильно экономить, не должно было возникнуть недостатка ни в воде, ни в пище, Капараколка позаботился об этом заранее. Скорость у лодки была будь здоров. Вот вам ещё пример удивительного ума Канеке. Он заколдовал не всю лодку плыть быстрее, а какой-то её кусочек, который управлял скоростью. Но не руль и не парус. Этот кусочек он замаскировал не известным мне способом, и я всю дорогу подбирал контрзаклятие, чтобы найти это место и, может, повернуть к Някке. Как такие идеи приходят некоторым в головы? О! Я нашёл это место на корме и понял, как повернуть, но тогда мы уже прошли больше половины пути до Запретной Гавани. Так какой смысл?
Жуткие мысли приходили мне в голову. О том, как меня ищут, как мама, и Ната, и Мадиночка с Аней обо мне плачут. Миче сейчас, конечно, ослеп, но некоторые врачи говорят, что от нового потрясения это может пройти. И вдруг прошло, и он с Петриком и Лёкой Мале кинулся нас искать. Куда? Как? Каким образом? Может, они догонят нас в пути? Я всматривался в море до боли в глазах. Это было бы отлично! Все вместе мы быстренько выручили бы этого нюню Таена и предотвратили бы войну или что там затевается против нашей страны. Но вдруг мои братья попадут в беду без меня? Вдруг на них нападут в этих водах? Этот Зов Крови! Он доконал меня! Говорил мне что-то странное. Что-то непонятное вообще. Это была тревога. Я воображал себе такие кошмары! Я хорошо ощущал, что недаром все мои мысли об опасности для братьев. Опасность кругом! Усталость. Отчаяние. Неизвестность. Растерянность. Снова и снова опасность. Где? Почему? Может, на Някку уже напали?
- Полдневный поиск! – воскликнул я как-то.
- Ну-ну, - равнодушно откликнулся Канеке. Он, бедолага, не высыпался. Всё следил за мной.
А нечем было нарисовать карту. Этот юный художник не взял с собой карандаша. Я корябал на скамье и бортах перочинным ножиком, пытаясь изобразить пентакль, карту и нужные знаки. Канеке смеялся и даже пробовал мне помогать. Но это не то, что надо. Требуется ровное пространство, но это же лодка. Какое в лодке пространство? Ничего не получалось. Ритуал был нарушен. Не только здесь, но затем и в пещерах, где мы никак не могли уловить точное наступление полудня.
Хотелось бы рассказать всего о двух моментах нашего морского путешествия.
Во-первых я подозревал, что Канеке когда-нибудь разорвёт от гордости, что он прямой потомок старшего сына Отца Морей. Я так понимаю, что у них, у заморышей, это источник особого счастья. Он мне повторял, что я, вроде как, тоже потомок. Только младшего сына. И чтобы я не кривил физиономию при этом радостном сообщении. А какая мне выгода от этого? Выгода есть, нудил Капараколка. Сказал, я ведь держал в руках перстень, называющийся Шутка Отца Морей. Он даёт покровительство тем из потомков, кто надевал его когда-либо. Я всё фыркал и злился, больше для виду, конечно. Но то, что я надевал заколдованный перстень, нам потом действительно помогло.
Капараколка научил меня говорить волшебную фразу: «Именем Отца Морей!» - и после этого можно было рассчитывать на помощь. Это выручило нас в прибрежных водах Запретной Гавани. В нас не заподозрили чужаков даже те, кто обязан был заподозрить. А может, решили, что два мальчика не могут быть подозрительны. Это помогло мне вызволить из каменной глыбы девушку, у которой отшибло память. Нам её было жалко – она очень хотела есть. Канеке совершенно правильно объяснил, что два потомка Отца Морей могут не бояться в океане ничего. То есть, ничего природного. Я и сам это знал. Мы не можем сбиться с пути, погибнуть во время бури, если у нас есть хоть какая-то опора типа деревянного обломка. Потомков Покровителя не жрут акулы, а корабли – призраки обходят стороной. Мы не можем врезаться в скалу, если вдруг заснули и не следим, куда несётся наша лодка. В общем, всё здорово.
Канеке говорил так. Будто бы родство это самое передаётся по линии королевы Унагды Агди. Значит, её потомки, и потомки её прочих родственников могут похваляться на всех перекрёстках этим замечательным обстоятельством. Дальше мой приятель-неприятель рассказывал мне легенду, согласно которой младший сын Отца Морей отправился на Большой континент, потому что ему просто было любопытно. Ну, ещё он хотел девушку себе найти, такую же славную и весёлую женщину, как его мать. Рукодельницу, кулинарку, певунью, твёрдой рукой ведущую дом и хозяйство. И после странствий построил дом при слиянии двух рек. Я говорил Капараколке, что все на свете знают эту легенду, и что я даже видел развалины этого дома, которые берегут в нашем государстве, как не знаю что. У Лёки пейзаж есть с этими руинами. Это такое очень заповедное место. Там никогда ничего не будет построено и вспахано людьми. Там можно просто купаться, гулять, рисовать и смотреть. Там до сих пор кто-то поддерживает в порядке красивый сад. Можно зайти и немного полакомиться плодами и попить воды из родников. Неизвестно кто засеивает и убирает поле и косит траву на лугу. Никто не может это узнать и увидеть. Раньше дом находился и впрямь при слиянии двух рек, а город Анука – как раз напротив того места, на правом берегу Някки. Но перед Мрачными временами то ли от землетрясения, то ли ещё от чего, великая река сменила русло. Чудом уцелевшая Анука враз оказалась на левом берегу, отрезанная от долины Айкри, частью которой являлась. Потом там построили мост. А разрушенный временем дом младшего из сыновей Отца Морей стоит теперь на берегу большого озера, и речка Малинка, тоже вильнувшая в сторону, бежит к океану одна, без Някки, по её старому руслу.
Канеке, однако, занимало не описание красот знаменитого места. Этот, озабоченный историей рода дурачок радостно поведал мне, что предок Унагды нашёл–таки жену. Светлая Эя! И кто бы мог подумать?! Я-то прямо голову сломал: откуда взялись потомки у мужчины? А он, оказывается, нашёл жену!
Нашёл он её в Айкри, не оцеплялся Капараколка. Вот это тоже поразительно! Мужчина живёт практически на краешке Айкри. И где он, по мнению Канеке, должен найти любимую? В Ивере?
В общем, потомки замечательных предков – это королева Унагда, правящая в Мрачные времена Нтоллой, подземной страной, и её родной брат, правящий тогда же в Айкри. У них, соответственно, тоже были потомки. Два самых известных рода, которым начало дала Унагда – это Охти и Корки. А ещё есть Паги, которые в родстве с теми и с другими. Лала Паг – да, она тоже потомок.
Это я вам объяснил не потому, что придаю особое значение родословной, а чтобы вы не путались в дальнейшем и не удивлялись, какое, мол, я имею отношение к Отцу Морей. Моя мама – сестра короля, а у него фамилия Охти. Мой папа носил бы фамилию Агди, если бы она, как нынче всем известно, со временем не превратилась бы в Аги. Происходит наша линия рода от брата королевы Унагды. Понятно? Так что, согласно сказочкам, я ещё больший потомок Отца Морей, чем Миче и Петрик.
Теперь я расскажу о втором моменте путешествия, как и собирался.
Касается это Таена.
*
Этот Таен! Я и видел-то его один только раз, и только значительно позже узнал, кто он такой, этот тип, оглоушенный кирпичом.
Зато и мои братья, и Лёка, и Ната, как пошли обсуждать эту тему и вспоминать свою детскую дружбу с Таеном, так прямо остановиться не могли. Уж Таен у них такой, да Таен сякой, а то, что, как я понял, ему сильно нравилась Ната, это никого и не волновало. Ната – это жена Миче. Она мне объяснила, между прочим, что раз ей самой всегда нравился её будущий муж, то о каких Таенах вообще может речь идти? Я не знаю. У меня, например, иногда очень сильное желание заехать Канеке в ухо. Только ради бабушки не заезжаю.
Простите, отвлёкся.
Так вот, в море мне стали сниться сны про этого самого Таена. А ещё – видеться видения про него же. Или не прямо про него, но с ним связанные.
В первую же ночь, когда, устав ругаться на противного Капараколку, я заснул, наконец, мне снова приснилась та женщина. Она уже снилась мне, да-да. В Някке ещё, когда я ходил с другом Тиле и другими ребятами в поход, и мы ночевали в палатке. Было прохладно, я спал, помнится, в этой же самой рубашке. Я потому её везде надеваю, что скоро вырасту из неё, а она красивая.
Эта женщина! Я возненавидел её с первого же сна! Но в походе он был невнятный какой-то. А теперь он приснился мне снова, был подробным, ярким, страшным, и ни капельки не забылся с утра.
Мне снилась комната, бедная, обшарпанная, маленькая, но залитая солнцем. У окна стоит красотка с длинными толстыми косами пшеничного цвета и лёгкими, как у Лалы, кудряшками вокруг головы – они выбились из причёски. Красотка очень молода – почти девочка, у неё очаровательное лицо, милые веснушки, руки изящные, загорелые. Миче сказал бы, что на такие пальцы и украшений не надо. А вот что надо – так это маленькую подвеску на шею, на длинной цепочке, которая оканчивается там, где начинается красивая грудь, а драгоценный камушек переливался бы на солнце. Это очень привлекает внимание мужчин. Ювелирные изделия должны украшать женщин и привлекать к ним внимание.
Я не совсем правильно выразился. Лицо женщины было бы очаровательным, если было бы… Ну, обычным. Как у вас, если вы женщина. Или у вашей дочки, если вы мужчина. Оно у красотки было невыразимо злым. Я видел, как резко сузились глаза, как физиономию перекосила гримаса ненависти, а рот оскалился, как у чёрта. У самого, самого наизлейшего чёрта из самого вонючего болота.
- Ненавижу! – взвизгнула она, уткнувшись в грудь мужчины, подбежавшего к ней со стаканом воды. – Ненавижу червяка у себя внутри! Он сжирает меня! Он раздувается от того, что питается мной! О! Наши планы! Наши планы! Он помешает им совершиться!
- Ну какая связь-то, курочка моя? – бормотал мужчина, пытаясь напоить её водой. – Все женщины рожают, вынашивают детей. Природа так устроила, что ребёнок женщину не ест. Он просто растёт внутри.
- Нет! Нет! Нет! – визжала истеричка. – Не хочу! Ненавижу!
- Но мы же решили, детка, что не позволим ничему помешать нашим планам. Если нам мешает ребёнок – мы избавимся от него. Я тоже ненавижу крикунов.
- Мы пытались! Но было поздно! Никто не взялся! Сказали – убийство! О! Я бы убила! О-о-о! Ненавижу! Как я не поняла, что беременна?
- Дурочка, - приглаживая кудряшки, шептал мужчина. – Мы подкинем его куда-нибудь – да и все дела. Уже обсуждали это. Так делают многие. Зачем снова и снова плакать?
- А до этого он будет сосать мою кровь? Портить мне фигуру? Мне, первой красавице Одды!
- Думаешь, я хочу ребёнка? – хохотнул парень (мужчина тоже был очень и очень молод), - мы с тобой единодушны в этом вопросе. И во всех других. Да, курочка? На первом месте – планы. Только так. Но я тебя люблю и хочу взять тебя в жёны.
- Чтобы я надела свадебное платье? На это толстое пузо?
Я тут увидел, что женщина и впрямь беременна. И беременность не в самом начале. Я бы сказал, что в самом конце. Дрянь эта принялась бить себя по животу кулаками, мять, и давить, и щипать живот, и орать: «Ненавижу! Когда я избавлюсь от этого? Когда приступлю к делам?»
- Милая, - пытался урезонить её жених, - перерыв в делах будет небольшим. Несколько недель, пока мы не избавимся от докуки и ты не наберёшься сил. Подумай о своём здоровье. Пока ты не родишь, мы не продолжим путь.
Человек этот хватал ненормальную за руки и просил, чтобы она не причиняла СЕБЕ вреда. Себе! Он говорил что-то такое, из чего я понял, что отвратительная сцена повторялась не раз. Что, получив отказ от врачей, длиннокосая гадина пыталась сама вытравить плод – уже вовсе не крохотный, но ей, ясное дело, не удалось. Младенец у неё в животе цеплялся за жизнь всеми силами.
Как непонятно устроен мир! Некоторые мечтают о детях, но Эсьняи, мать Трёх Сестёр, не благословляет их ребёночком. Почему? Моя мама хотела иметь много детей, а ей выпало на долю всю жизнь горевать о старшем мальчике, который умер. А я родился у неё только через десять с хвостиком лет. И больше никого. Отчего так? А этой мерзости не нужен ребёнок, она его бьёт, ещё не родившегося, слабенького и беззащитного, и даже голоса его никто ещё услышать не может. Только что ему было тепло и уютно и, может, к нему даже немного проникали солнечные лучи, и, может, его уже тянуло туда, где они заполняют собой всё на свете в погожий день, и вдруг его бьют, и он чувствует ненависть к себе всем своим маленьким тельцем, всем сердечком. За что?
А может, ребёночек уже привык быть ненавидимым, и там, внутри, сжимается в комочек, при любом звуке голоса матери, и ждёт удара? И нет ему радости.
Мне говорили, что внутри у мамы деточка чувствует себя в безопасности, это самая надёжная защита. А этому малышу не повезло...
Мужчина ныряет куда-то вглубь комнаты, подбегает с кувшином воды и резко выплёскивает на злобную девку. Та стоит мокрая, тяжело дышит, хватает ртом воздух.
- Если он умрёт внутри тебя, - назидательно говорит жених, тебе может понадобиться помощь врача, врач увидит, что весь живот в синяках, доложит полиции, и тебя посадят в тюрьму. Или меня посадят, решат, что я тебя бью. Тогда конец нашим планам. К тому же, ты будешь долго болеть. Гораздо дольше, чем оправляются после родов.
- Но ты ведь меня не оставишь? Ты будешь меня любить? Даже если я буду в тюрьме? – плаксиво занудела она.
- Непременно, - вытирая, целуя и укладывая чудовище в постель, лопотал влюблённый. – Но ты будешь плакать. Потому, что вместо недель наши планы отложатся на годы.
- Не хочу на годы.
- Посмотри на себя. Ты ведь не такая на самом деле. Ты выдержанная, целеустремлённая, ты не устраиваешь сцен. Ты можешь командовать мужчинами. Что с тобой стало?
- Это ОН меня такой сделал! Попробовал бы походить, как бочка! С червяком в животе!
- Не начинай снова. Думай о том, что скоро станешь свободной. Мы поженимся и осуществим всё, что задумали.
- Что бы я делала без тебя? Без твоей поддержки, любимый!
- Ничего, ничего. Спи, моя курочка, спи.
Дверь в комнату приоткрылась и в щель всунулась белобрысая чья-то башка. Парень, сидящий у ног негодяйки, отрицательно помахал рукой – уйди, мол. Голова исчезла.
Жених тихонько завёл кощунственную в этих обстоятельствах песню:
- Баю-бай, моя рыбка. Баю-бай, моя радость. Я принесу тебе вкусненького. А-а-а. Баю-бай. Я с тобой. Я всё решу. Баю-бай. А-а-а!
С ума сойти! Кто-то любит и таких вот женщин!
Он имеет высокий рост и огненно-рыжие волосы, этот совсем молодой мужчина.
Я проснулся в слезах. И под впечатлением кошмара всё рассказал Капараколке. Один я не мог пережить это. Канеке под впечатлением моего рассказа молчал всё утро, и только время от времени тряс головой и проводил рукой по глазам.
- Слушай, - сказал он, наконец, - если тебе ещё такое приснится, ты мне не рассказывай. Не могу успокоиться. Придушил бы мерзавку! И мерзава её заодно! Это тебе от переживаний привиделось. Ну прости, что я умыкнул тебя, ладно?
В другой раз мне приснилось про ту же компанию. Приснился дождь и помещение, гораздо более затрапезное, чем комната, в которой находилась та тётка в прошлый раз. За окном лило, дождь шумел, в углу капли плюхались с худого потолка в ведро, один угол кровати опирался на кирпичи, за дверью кто-то пьяно орал песню «Если ты, крошка, гуляешь с другим». В таких условиях молодая женщина, та самая, родила крохотного мальчика, и теперь вместе с двумя мужчинами, рыжим и белобрысым, брезгливо разглядывала его. Из их разговора стало понятно, что квартиру и даже город пребывания пришлось сменить прямо на днях для того, чтобы всё сохранить в тайне. Специально выбрана такая жуткая дыра, где никому ни до кого нет дела и преступления, подобные задуманному, не редкость. Роды принимал белобрысый, оказавшийся братом молодой матери. Мало того, оказавшийся не белобрысым, а седым. Такая вот странная особенность молодого человека, может, болезнь, хотя выглядел он здоровей здорового. Теперь седой спешно ликвидировал все следы. Ребёночек чуть слышно попискивал.
- Ужасное существо, - с отвращением приговаривала женщина. – Посмотри, милый, с ним что-то не так.
- Да ладно, просто младенец.
- Нет, - откликнулся белобрысый, швыряющий в печь грязные тряпки, - он действительно странный. Как бы ненормальным не вырос.
- Ноги какие-то непонятные, - бурчала роженица. – Что это скрюченные такие? Руки тоже: поглядите на правую. Это урод. Я чувствовала. У меня не может быть такого сына. Я первая красавица в своём городе. Мой жених красавец. А это – убожество. Унесите его от меня. Скорей. Вы обещали.
- Но курочка, на улице дождь. Я промокну.
- Возьми плащ.
- Такой ливень! Я и так немного простужен.
- Послушай, ты хочешь, чтобы я его кормила? Клала свою грудь уродищу в пасть? Я? Ни за что. Да вы мне уже перевязали грудь. Эя, как же это всё неприятно! Он сейчас откроет рот и будет орать.
- Похоже, он и так орёт, только ненормально тихо. Нет, с парнем точно не всё в порядке. Оставь мы его в живых, он бы, пожалуй, всё равно копыта отбросил, - сказал седой. Он распахнул окно и выплеснул во двор содержимое большого таза. Сполоснул его под дождём.
- Не выживет – и отлично, - откликнулись оба, жених и невеста.
- Братец, унеси выродка, а? – попросила нежная мамаша.
- Ну нет, давайте позже. Устал я. Положим его в угол и поспим. Ну и что, что орёт? Не слышно совсем.
- Делайте, что я говорю, - сурово сдвинув брови, велела женщина. – Мужчины! Дай вам волю – и вы будете спать весь век. Пользуйтесь темнотой. И тем, что здесь все пьяны. Не желаю терпеть младенцев. Взяли урода - и унесли. Живо.
- Ладно, - сказал седой рыжему. - Сиди с ней. Я унесу племянничка. Эй, не хочешь ли оставить сынка?
Рыжий скорчил такую гримасу, что стало ясно: ни за что не оставит.
- Утопи его в канаве, - посоветовал он.
Седой положил в корзину тряпки, опустил на них мальчика и другими тряпками прикрыл. Подумал – и бросил сверху кусок клеёнки. Те двое с насмешливым выражением лиц наблюдали за его манипуляциями. Я думал, что сейчас стану свидетелем убийства во сне.
Но седой, оказывается, воспользовался клеёнкой не для того, чтобы перекрыть ребёнку доступ воздуха, а для того, чтобы уберечь его от дождя: за дверью он тщательно её расправил. Парень донёс малыша до какого-то дома с навесом над крыльцом и тусклым фонариком над дверью.
- Ну-ка, - сказал он. И, слив воду с клеёнки, разворошил тряпки и достал младенца. Мне во сне тоже стало его хорошо видно, я смог нормально разглядеть мальчика, пока тот держал племянника на руках.
Я видел новорожденных детей, но этот и впрямь был странным. Я не врач и не могу объяснить. Ножки и ручки у мальчика выглядели неестественно. Хотя, может, он просто сильно замёрз. Белобрысый потянул его за конечности, попробовал разжать кулачки. Ребёнок был как деревянный. Крохотные ручки и пальчики распрямлялись с большим трудом. Словно его верёвками связали для удержания в скрюченном положении. Говорил же я – он привык сжиматься в комочек.
- Всё же, в тебе что-то есть, - проговорил седой. – Волшебник ты, не иначе. А ну как нам понадобишься? Вот нюхом чую, что где-нибудь да пригодишься. Не знаю как, не знаю, когда, но… Нет, не буду тебя швырять в канаву. Лучше ничего не выбрасывать, авось в хозяйстве сгодится. Эй, что ты думаешь об этом, уродец? Ладно, живи. Пока это будет нашей тайной.
Добрый дядя положил заходящегося в почти неслышном крике, посиневшего от холода, голодного младенца в корзину, полез карман, вынул карандаш, послюнявил, и прямо на ребёнке, на его животике, написал слово: «ТАЕН».
Таен, да.
Седой сунул племянника в тряпки, а затем громко постучал в дверь. С той стороны послышались шаги. Хозяйственный дядя растворился в темноте и дожде.
Дверь с надписью «Детский приют «Милосердие» г. Поштойты» отворилась. Сначала чуть-чуть. А потом на крыльцо и корзину упал прямоугольник яркого света. Я не поверил своим ушам. Перекрыв звуки стихающего дождя, из корзины донёсся вовсе не плач. Тоненькие звуки, похожие на смех. Я знаю, бывает, хоть и редко, что новорожденные не плачут, а смеются - это просто непроизвольные звуки. Это не зависит от настроения ребёночка или его желания, просто так получилось случайно. Но Таен плакал, хоть и тихо совсем, и засмеялся, когда среди темноты и холода на него упал яркий свет. Быть такого не может. Он же ещё ничего не понимает, не имеет никакого опыта и вряд ли нормально видит!
- А что это мы такие весёлые? Холодные и весёлые, – заворковала над мальчиком женщина из приюта. – Откуда же мы такие? Секрет, да? Секретик? - Подняла его, увидела голый животик. – Таен, говоришь? Вот так Таен! Маленький Таен Секретик.
Весёлая женщина понесла весёлого Таена внутрь, в тепло и ярко освещённый коридор. Дверь закрылась, стало темно. Только над дверью тускло горел фонарик, почти не дающий света…
Я резко сел, сильно качнув лодку, потому что забыл, где нахожусь. Опять море вокруг. Ну что тут делать?
- Эй, Капараколка, - я потряс его за плечо. – Ты спишь?
- Не вздумай применять своих волшебств, - заплетающимся языком, сонно произнёс Канеке. – Я за тобой слежу. Я не сплю, - сказал он и слегка захрапел.
- А вот как врежемся в тот остров! - рявкнул я. На самом деле никакого острова не было вовсе. Я решил Канеке напугать.
- Мы не можем врезаться, - предварительно всхрапнув особенно сладко, просветил меня мой страж. – Ну, крутани руль. Не умеешь, что ли?
- Ща крутану, - пригрозил я и затряс его с новой силой. – Немедленно ответь на вопрос!
Тут Канеке тоже сел и начал озираться.
- Какой ещё остров? Не говори ерунды. Какой ещё вопрос?
- Немедленно отвечай: чей сын твой Таен?
- Ну не мой же, - резонно ответил он. – Какой ещё сын?
- Канеке, ну пожалуйста!
- Ты про Таена, что ли? Ничей он не сын. Его где-то у вас в степях подбросили под дверь приюта. Вот и всё.
- А дальше?
- Дальше его привезли сюда, потому что он оказался Познавшим Всё. Ему, конечно, предстояло ещё учиться и поправлять здоровье. Он немного был в детстве не таким, как все. Это даже сейчас капельку видно. Тут ему назначили мужчину и женщину, которые его воспитывали и ухаживали за ним. Получилась как бы семья.
- Назначили? Ты это в Някке не рассказывал.
- Зато я много другого рассказывал. Да, назначили. Что такого? Не слышал о няньках и домашних учителях?
- Мужчина, которого назначили, был рыжим?
- Нет.
- Белобрысым? Седым? Стоп. Я помню: ты говорил. Плор и Атта. Плор Паг. Он рыжий.
- Правильно. А светлейший Моро седой вообще. Считай, с детства у него такая особенность. Все вместе они живут по соседству с садом, где стоит домик Таена. В большом стеклянном доме, оставшемся от великанов. И типа мудро – ха-ха! – управляют нашей страной. А чего ты так всполошился? Опять чего-то приснилось?
Я бы рассказал ему, что мне приснилось! Собственно, я и рассказал.
Умолчал только о том, что точно знаю теперь, кто такой Таен, чей он сын, чей он брат, и где проживают его нежные мама и папа. И хозяйственный дядюшка до кучи. Дядюшка, который в своё время не выбросил в канаву племянника, справедливо рассудив, что со временем в быту всякая мелочь пригодиться может. Племянник-волшебник! Моро уже в молодости был завидно рационален.
Да, я умолчал. Несколько минут стоически умалчивал. Мне нужно было время на то, чтобы возблагодарить всех Покровителей, отвечающих за судьбы людей, за здоровье, за магов, за младенцев и за девочек, за то, что Лала Паг, родная Таенова сестра, не волшебница и не калека. Где-то на восьмом Покровителе меня прорвало, и я всё выложил Капараколке.
Но можно ли верить снам?
Мы проговорили весь остаток ночи, но к внятному выводу так и не пришли. Не поняли, почему мне снится ЭТО про Таена. Может, всего-навсего от того, что Канеке много о нём говорит? Решили подождать с выводами до следующих снов, если они будут.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/07/20/928
Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".