Глава из книги Ich wurde geboren…(Я был рожден…)
На фотографии: с гитарой Ирина Осипова, справа Борис Панин и я.
Мясинские четверги
Напротив моего дома на углу Покровского бульвара и Подколокольного переулка находится дом писателя Телешова, где в начале прошлого века проходили «Телешовские среды» – посиделки и вечера московской творческой интеллигенции. Здесь выступали В.Я. Брюсов, К.Д.Бальмонт, И.А. Бунин, А.М. Горький, А.И. Куприн и многие другие известные писатели и художники (см. приложение http://www.proza.ru/2016/06/02/767). Мне как-то пришла в голову мысль упорядочить визиты друзей и знакомых. У нас с Катей практически каждый день тусовались по нескольку человек, что создавало большие неудобства из-за потерь времени, дополнительных расходов на кормежку и питье и это уже начало тяготить.
Я объявил, что отныне по аналогии с Телешовскими средами мы вводим Мясинские четверги. Любой желающий мог запросто придти к нам в дом и привести с собой. кого считает нужным. Картошку и легкие овощные закуски мы гарантируем, а о напитках и закусках гости должны позаботиться сами. Сказано – сделано. Опыт оказался удачным. Уже на первый такой четверг собралось человек 15. Потом эта цифра менялась то в большую, то в меньшую сторону. Но, как минимум, гостей 10-12 набиралось всегда. Конечно, по составу наши «четверги» уступали тем «средам», но и у нас было, что показать.
Как-то на наш четверг привели Марину Есенину, внучку поэта. Она пришла гордая своим происхождением и потому как бы требующая особого к себе внимания. Я на правах хозяина сначала представил ее гостям, а потом начал знакомить ее с присутствующими: - Марина, это Филипп Рене-Базен из Франции, кстати, потомок французских королей из династии Валуа и хоть и дальний, но родственник писателя Эрве Базена. Это Франсуза, дочь всемирно известного французского математика-тополога, создателя теории катастроф Рене Тома. А вот и наши земляки – Сергей Бердяев, да, да…того самого, но он и сам по себе доктор медицинских наук. А это Георгий Анджапаридзе, представитель известного грузинского княжеского рода, племянник великой Варико Анджапаридзе, но он и сам парень хоть куда, кандидат филологических наук, литературный критик и писатель. А это представители мира искусства - скульпторы Борис Дубрович, любимый ученик и помощник самого Вучетича, и подающий большие надежды Александр Твердов,- и продолжил: - Владимир Исаев – актер, снимался в фильме «Женщина, которая поет» вместе с Пугачевой (на тот момент фильм еще не вышел в прокат). Галина и Александр Лебедевы – архитекторы. А я хозяин дома - Евгений Мясин, мне особо пока похвастаться нечем, но для тех, кто хорошо знает историю балета, моя фамилия что-нибудь да значит,- так примерно закончил я свое представление собравшихся. После всего услышанного Марина заметно расслабилась и оказалась милой интеллигентной девушкой. Мы заговорили о кино. Я тут же предложил свои услуги по кинопросмотрам в Иллюзионе, но выяснилось, что Марина хорошо знала Марка Кушнеровича, киноведа, который постоянно там читал лекции, предшествующие показам.
На этих вечерах мы вначале усаживались за раздвинутый стол, начиналась общая трапеза. Как правило, все приходили после работы и были голодны. Общие и локальные тосты, анекдоты, заумные беседы, обсуждения книжных новинок и фильмов, художественных выставок – всё это продолжалось примерно час, потом гости разбредались по квартире и разбивались на группы по интересам. Наша квартира в доме на Большом Каретном (тогда - улице Ермоловой) была коммунальная. Мы занимали две смежные комнаты, наша пожилая соседка Ева Израилевна две таких же. Недавно она потеряла мужа (это случилось еще при нас) и жила одна. В нашей дальней комнате устраивали танцы-шманцы. Летом соседка жила на даче, и наша с Катей дочка Людмила (Ляля) крутилась возле взрослых, но случалось ее забирала к себе на дачу соседка или бабушка – Катина мама. Не в сезон Ляля отсиживалась на половине соседки.
С соседкой мы ладили. Она была мудрая и долготерпимая женщина. Единственным ее недостатком, пожалуй, была нелюбовь к моему коту. Когда кот выходил в коридор, а нас не было поблизости, Ева Израилевна тихонько ногой подталкивала его к двери и выставляла на лестницу. – Женя, он сам попросился, и я его выпустила, - оправдывалась соседка на мой вопрос, куда делся Барсик. История Барсика заслуживает отдельного описания, не могу ее обойти. Однажды в квартире раздался звонок. Я открыл дверь. На пороге стоял серый, полосатый кот. Никого на площадке не было. Кот спокойно вошел, потерся о мою ногу и решительно прошел в комнаты. Мы решили его оставить. Через пару дней в дверь позвонил молодой мужчина и спросил, не видели ли мы серого полосатого кота. В это время из комнаты в коридор вышел приблудный кот.- Так это же мой Барсик, - возликовал мужчина. Так мы узнали имя кота. Хотя и было жалко (кот уже освоился, и мы к нему привыкли), пришлось его отдать. Но еще через пару дней история повторилась. Снова звонок, снова на пороге кот без сопровождения, снова он вальяжно проходит в комнаты. Так он остался у нас, больше за ним никто не приходил. Видимо, у Барсика с его бывшим хозяином отношения не сложились, и тот отказался от дальнейших попыток вернуть кота. Мы жили на втором этаже. Кот дорогу знал. Поэтому, когда ему хотелось на улицу, его выпускали, а нагулявшись, он возвращался и звонил в дверь (шутка!). Конечно, звонил не он сам, а проходившие мимо жильцы, которым кот, кружась под дверью и призывно мяукая, давал понять, что надо нажать на кнопку звонка. Соседи по дому звонили и, не задерживаясь, спускались или поднимались дальше. Для тех, кто не знал эту историю, при открывании дверей возникал эффект неожиданности, как и со мной в самый первый раз появления Барсика. Этим мы с Катей иногда пользовались. Зная примерно, что кроме кота в это время никто не должен звонить в дверь, мы отправляли ее открывать кого-либо из новичков. И это действо всегда проходило на ура.
Народу у нас на четвергах собиралось много. Иногда приходили совершенно незнакомые люди, которых мы видели в первый и часто в последний раз. Как-то я вышел проводить одну из гостий через дворы на Садовое кольцо, но присели на лавочку и задержались за разговорами и поцелуями. Вдруг из соседнего двора к нам кинулся молодой парень с обезумевшим взглядом: - Ты, кажется, из того дома, где устраивают четверги, как туда вернуться? Я вышел проводить девчонку, проводить - проводил, а найти дорогу обратно не могу, уже полчаса тут кружусь, я там оставил свои вещи, выручай, - скороговоркой проверещал он. Пришлось прервать наше занятие и довести бедолагу до квартиры. Ближе к 12 ночи, большинство гостей расходилось, чтобы успеть на метро. Но многие оставались. В это время начиналось самое пение под гитару. Солировала Ира Осипова, бывшая жена Бориса Панина. У неё был высокий красивый голос, она проникновенно исполняла бардовские песни. Иногда в руки брала гитару и Людмила Анисимова, тогда она еще не была Секачевой. У неё был тоже замечательный голос, но более низкий. Она не была так артистична, как Ирина, в аккомпанементе ей уступала, но тем не менее пользовалась не меньшим успехом чем Ирина.
Однажды часов в 5 утра, когда Ирина исполняла «Лучину», в дверь позвонили, кот был дома, дома был и Филипп. Гога Анджапаридзе трагическим шепотом произнес: - КГБ. Водить несанкционированные знакомства с иностранцами тогда было себе дороже. Я пошел открывать, если КГБ, то открывай – не открывай, а дверь взломают, перебудив весь дом. На пороге стоял мужчина лет 35. – Скажите, это у Вас только, что пели «Лучину»- Я подтвердил. – Можно я послушаю? - продолжил таинственный незнакомец.
Я пригласил его в комнату. Все присутствующие, а к тому времени нас оставалось человек 6-7, напряглись. Ирина спела еще пару песен и отложила гитару. Незнакомец сидел молча. Когда же пауза затянулась, он попросил передать ему гитару и ударил по струнам. Он спел несколько жалостливых неизвестных нам лагерных песен, а потом затянул «Таганку». Когда он закончил. Все вздохнули с облегчением, но не потому, что незнакомец плохо пел, а потому что мы вычислили его лагерное прошлое. Кроме репертуара дополнительным свидетельством были еще многочисленные наколки на руках. Гога задал наводящий вопрос и догадки наши подтвердились. Незнакомец всего несколько месяцев назад освободился. Был у подруги в соседнем доме. Проходил мимо наших окон. Услышал красивое пение и затосковал. А было отчего.
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня, тоска...
Скоро ль, скоро ль гробовая
Скроет грудь мою доска
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит -
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит…
Меня всегда удивляло, почему КГБ так и не вышло на нас. Филипок, правда, соблюдал меры предосторожности. Свою машину он никогда не ставил во дворе нашего дома. Чуть ближе к Садовому кольцу на другой стороне улицы было гетто, так здесь называли дома, специально отведенные для проживания иностранцев – дипломатов, работников представительств иностранных компаний. Филипп обычно оставлял свою машину неподалеку от гетто, а сам кружными путями через дворы добирался до нашего дома. Одно время его активно пасли. Он это видел и с огромным удовольствием любил поводить наружку, а потом эффектно от нее оторваться. Как-то мы должны были вместе зайти в гости к моим знакомым Лене и Леве Высоцким (нет, не родственникам). Договорились о встрече в метро «Преображенская». Все уже давно собрались, Филипп опаздывал. Прошло минут 40, и мы уже намерены были идти без Филипка, Но тут он выскочил из подошедшего поезда, в радостно-веселом расположении духа. Оказывается ему сели на хвост, и он никак не мог этот хвост стряхнуть. Филер в этот раз практически не скрывал своего присутствия. Филипок проехал на метро, попробовал применить известный прием с выходом и входом в вагон – но ничего не получалось. Вышел на улицу из метро на «Дзержинской» (теперь Лубянка), спустился до Китайгородского проезда. Там вошел через заднюю дверь в троллейбус, вышел через переднюю и тут же вскочил обратно через заднюю. Двери захлопнулись, троллейбус тронулся, филер, который все время следовал за Филиппом, как привязанный, прозевал этот его последний рывок и в результате остался на улице.
Но все эти меры предосторожности не помешали КГБ засечь одну нашу знакомую Лену Москалеву, оставшуюся на ночь в квартире у Филиппа, которая располагалась в другом гетто на Б.Спасской. Хоть тот и вывез утром Лену из гетто и довез до метро, уже в обед ее вызвали в отдел кадров МГУ (она там училась на искусствоведческом отделении), где она предстала перед очами работника КГБ. Тот с ходу предложил Лене во избежание неприятностей посотрудничать с органами. Заданием было вытащить Филипка в ресторан, заранее предупредив, когда и куда они соберутся. Что планировалась дальше – провокация с шантажом и вербовкой либо случайное знакомство с подсадной уткой, либо еще какое-то оперативное мероприятие – не известно. Лена от предложения отказалась и о случившемся рассказала нам, а мы уже Филипку при последующей встрече. В конечном итоге для Лены Москалевой, кажется, всё обошлось. Во всяком случае от сестры (а Лену как искусствовед состоявшийся искусствоведа будущего в наш дом привела она) мы знали, что Лена благополучно доучилась. С Филиппом она более, насколько нам известно, не встречалась.
Возможно КГБ интересовалось Филипком из-за его знакомства с Борисом Спасским - моим шахматным кумиром на протяжении нескольких десятков лет. Экс-чемпион мира по шахматам в 1975 году женился на Марине Щербачёвой, француженке русского происхождения, внучке царского генерала Дмитрия Щербачева, видного деятеля Белого движения. Спасский познакомился с ней в 1974 году, когда та работала вместе с Филиппом во французском посольстве. Филипп был одним из немногих, приглашенных на эту свадьбу. Со стороны жениха в церемонии участвовал Виктор Корчной, который как и Спасский отличался свободомыслием. Большинство знакомых Спасского предпочли пропустить данное мероприятие. Спасский же давно был в разработке КГБ. В 68-м году он открыто поддержал «пражскую весну», отказывался подписывать «осуждающие» диссидентов письма.
На него «стучали» и Сергей Павлов, бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ, а в то время председатель Спорткомитета СССР, и партийные функционеры, сообщавшие наверх, что «Спасский извращённо освещал положение шахматистов в Советском Союзе и допустил выпады против советской действительности». Но я думаю, главное. что не могли простить Спасскому наши власти, это его отказ переводить в СССР призовые деньги, которые он получал за участие и победы в международных турнирах. По действующим тогда в стране нормам всю заработанную валюту надо было переводить на счета в Госбанке, на часть денег можно было отовариваться в «Березке», часть использовать при выездах за границу. Фактически человек не был полновластным хозяином своих кровно заработанных денег. Борис Спасский одним из первых нарушил монополию государства на распоряжение валютой. Кстати, положенные по закону 35% налога с этих призовых он честно переводил в СССР. Всё это власти терпели пока Спасский носил шахматную корону, пока он был шахматистом № 1 у нас в стране. В 1976 году он открыто поддержал Корчного, который отказался вернуться в Советский Союз после какого-то зарубежного турнира. После этого тихая травля Спасского получила новый виток, и он вынуждено переехал на постоянное место жительство во Францию. Однако до 84-года он продолжал выступать за сборную СССР. Потом лет 5 Спасский выступал за Францию. В 90-х годах он прекратил играть в серьезных турнирах.
Большой резонанс вызвал его матч в 1992 году в Югославии с Робертом Фишером. Скандал был вызван наложением ООН эмбарго на Югославию. Фишеру грозило судебное преследование в США. Но цена вопроса - $ 5 млн. (победитель - Фишер - получил 3,5 млн., проигравший 1,7 млн.), а также неуступчивый характер обоих великих шахматистов пересилили беспрецедентное давление на организаторов и участников матча.
Нулевые годы Спасский занимается популяризацией шахмат в России, много ездит по стране, открывает шахматные школы и клубы. В сентябре 2012 г. Спасский подал в суд во Франции заявление на развод. Этому предшествовала странные обстоятельства. После второго перенесенного в Москве инсульта Спасский в 2010 году проходил лечение в России, но затем семья перевезла его в Париж, где он проходил длительный курс реабилитации. Но неожиданно в августе 2012 года Спасский вернулся в Москву. Его жена и сын утверждали, что он был похищен и вывезен в Россию неизвестными. Борис Спасский-младший во Франции обратился в суд с заявлением о похищении и незаконном лишении свободы своего отца. 21 августа 2012 года вследствие гипертонической болезни Борис Спасский был госпитализирован. После выписки из больницы в интервью программе «Человек и закон», вышедшей в эфир 6 октября, Спасский утверждал, что в Россию прибыл добровольно, поскольку во Франции чувствовал себя в условиях домашней изоляции, и все его контакты с шахматным миром были прерваны. Совсем недавно Спасский появился на телевидении в передаче, посвященной 75-летию Владимира Высоцкого, где ему были заданы вопросы об его отношении к творчеству юбиляра и реакции на шутливую песню Высоцкого о его матче с Фишером. Спасский держался достойно.
В нашей компании и за ее пределами кое-кто считал, что с КГБ был связан Гога Анджапаридзе. Эти слухи имели под собой реальную почву. Гога в свое время был секретарем комитета комсомола филфака МГУ, что по тем временам не могло быть без санкции органов. К тому же Гога прославился на весь мир в связи с бегством на Запад писателя Анатолия Кузнецова в 1969 году. К тому времени Кузнецов был известным писателем. Его повести «Продолжение легенды» о молодом человеке –строителе Иркутской ГЭС, «У себя дома» о девушке, не поступившей в институт и ставшей дояркой в колхозе, стали предметом обсуждения на различных молодежных литературных форумах. Их ставили в пример другим писателям. Еще более широкую известность Кузнецову принес роман «Бабий Яр». С ним были проблемы, Кузнецов несколько раз подправлял рукопись, пока сам Суслов ни дал разрешение на публикацию. Как говорили, редакция «Юности» в своей рецензии для Секретариата ЦК сделала «хитрый ход», противопоставив роман известному стихотворению Евтушенко, вызвавшему в свое время жесткое недовольство партийного руководства страны.
Итак, летом 1969 года Анатолий Кузнецов выезжает в Англию в творческую командировку для работы над будущей книгой о В.И.Ленине. Как потом признавался сам Кузнецов, чтобы пробить такую поездку он согласился быть осведомителем КГБ и стучать на своих собратьев по перу. По одному даже осведомителей КГБ за границу в советское время выпускать было не принято. Поэтому Кузнецова сопровождал в качестве переводчика наш Гога. Естественно, что в поездке первым лицом был Кузнецов, а Гога выполнял функции подсобника. При этом кто на кого должен был стучать, а может оба друг на друга – доподлинно не известно. Как потом рассказывал Георгий, ничто не предвещало такого развития последующих событий. Они с Кузнецовым днями не вылезали из Королевской библиотеки Великобритании, собирая нужные материалы. Ну, вот, кажется, материал собран. Пора в обратную дорогу. Накануне отъезда утром Кузнецов сказал Гоге, что желает пройтись по магазинам. Гоге же надо было еще что выполнить по работе, и они разошлись. Во второй половине дня в отель, где они проживали, приехали сотрудники посольства, подхватили Гогу под белые ручки и доставили куда следует. Там его быстро допросили, что как и почему он оставил Кузнецова. К этому моменту уже стало известно, что тот обратился к английским властям с просьбой о предоставлении политического убежища. После допроса, который ничего не прояснил, Гогу отвезли в аэропорт прямо к рейсу самолета Аэрофлота. Единственное, что он успел сделать из покупок – это приобрести несколько вечерних газет, сообщающих о бегстве Анатолия Кузнецова на Запад. На одной из них Гога обнаружил свой собственный портрет с кричащим заголовком: Агент КГБ Г.Анджапаридзе – последний русский, кто видел беглеца.
После этой истории Гога стал не выездным. У меня есть все основания считать, что Гога с тех пор точно не стучал. Иначе бы на нас с Катериной в КГБ обязательно должно было появиться досье из-за связей с иностранцами. Но как мне удалось узнать в начале 80-х годов по своим каналам, такого досье на нас не было, и разработки наших душ органами не велись. А ведь кроме двух французов у нас периодически возникали и другие иностранцы: немец Альфред Шпрёде, англичанка Кристина, сестры-француженки Кауфман, одну звали Сесиль, имя второй уже не помню. Все они изучали русский язык, хотя владели им в разной степени.
Еще как-то у нас появился канадец, не знающий ни слова по-русски. Его имени и обстоятельств, кто его к нам привел, я уже не помню, но зато хорошо запомнился мне конфуз, который случился с Бердяевым. Он тогда активно изучал английский язык, прошел спецкурс. Но когда он попытался объясниться с канадским парнем, то у них ничего не вышло. Я перешел на немецкий, который к тому времени стал подзабывать из-за отсутствия должной практики, Канадец не очень владел этим языком, однако мы довольно быстро поняли друг друга, поскольку запас слов у нас был примерно одинаковым. Тут же в разговор вступила Ритуля, у которой не было специальной языковой подготовки, но был опыт общения с иностранцами и, имея в своем словарном запасе несколько десятков самых употребляемых слов и выражений, в том числе сленговых, она легко находила общий язык со своими партнерами.