Что сохранила память из детства?- Длинные ряды бараков, клетушки квартир с отдельными выходами на тротуар, а напротив каждой двери – калитка в маленький палисадник через этот самый тротуар. У нас две комнаты, но окно есть только в первой из них, вторая без окон. В комнатке с окном – печь, большая, беленая. Туалет один на несколько бараков – большой, кирпичный, разделенный надвое - мужское и женское отделения. Самое раннее воспоминание: железная ванна, я сижу в ней, на мою голову откуда-то сверху льется вода – я купаюсь! Потом мама с удивлением скажет, что мне не было и года, я рано пошла и выскочила на улицу в открытую дверь. В палисаднике стояла ванночка для дождевой воды, была осень, было уже холодно – вот в эту купель я и забралась. ….
Еще одно ранее воспоминание: теплое море, я сижу в нем посередине, мне очень хорошо, а мама на берегу почему-то кричит на меня. Как потом выяснилось, она собиралась со мной к врачу, а к врачу, как правило, одевали детей в самое лучшее, но пока она сама одевалась, я выскочила из дома и забралась в огромную лужу! Естественно, мне досталось, но этого память уже не сохранила. ….
А вообще-то, жизнь моя началась несколько неординарно.
Начать с того, что родилась я в рубашке, опутанная пуповиной. Когда мама увидела, что она родила, то воскликнула: «Господи, урода родила! Только ноги!» Меня распутали, сняли с меня рубашку, и я стала обычным ребенком, но старенькая акушерка, принимавшая роды, сказала маме: «Ну, девка, эту ты дома до 18 лет видеть будешь, а дальше и не жди!»
Не знаю, то ли предсказание ее сбылось, то ли так уж на роду мне написано было, но в 19 лет уехала я из дома. Боже мой, прошла немалая жизнь с тех пор, а я до сих пор вижу тот перрон, маму в слезах, одноклассницу( мою случайную попутчицу на Урал), школьных подруг….
В поезде были открыты окна, было жарко, из трубы паровоза валил дым и летела копоть, и мы, высунувшись в эти открытые окна, все смотрели, как остается где-то позади наш город… наше детство. А когда, наплакавшись, глянули друг на друга, то долго смеялись, потому что все лица у нас были в копоти как у трубочистов….
После выпускного я не знала, куда идти? Учиться дальше не хотела, а вот мир посмотреть мечтала. Я рвалась в мореходку, мечтала стать штурманом дальнего плавания, исписывала целые тетради стихами о море, писала целые поэмы! Эти мои рукописные творения читали мои первые поклонницы –школьные подруги и учительница по русскому языку и литературе, которая говорила: «Тебе надо поступать в Литературный институт», - Но я и слышать не хотела о таком, как мне казалось, бумажном деле!
…И спустя 10 лет после школы, пройдя через многое в жизни, сменив 4 города, окончив Гидрометеорологический техникум, проработав 5 лет в аэрофлоте, я поступила в этот самый Литературный институт. Удивительная это штука – жизнь!
Надо сказать, в Лит. Институт я поступала дважды: первый раз на заочное, второй – на дневное. И без казуса, естественно, не обошлось. В приемной комиссии почему-то решили, что я списываю стихи у Анны Ахматовой, и на собеседовании взялись меня пытать, как, мол, я к ней отношусь? К стыду своему должна признаться, что на момент поступления, я понятия не имела, кто такая Анна Ахматова!
Была у нас в Грозном поэтесса Раиса Ахматова, ее я знала, поскольку однажды попала на слет молодых писателей Чечено-Ингушетии ( была тогда такая республика), там с ней и познакомилась, как с метром.
Когда это было? Сейчас уже точно сказать не могу. Скорее всего, когда я возвращалась в Грозный в начале семидесятых… Работала я тогда в Грозненском аэропорту. Впрочем, это несколько иная история….
Возвращаюсь к собеседовании в Лит. И-те . На вопрос комиссии, знаю ли я Ахматову (имени названо не было, видимо, компетентной комиссии это даже в голову не пришло!) , я совершенно спокойно ответила: «Да, я с ней хорошо знакома» . Возникла пауза, этакая финальная сцена из Ревизора. Потом меня стали пытать дальше и, наконец , выяснили, о ком собственно идет речь.
А все было просто: родилась и выросла я в глубинке, в рабочей семье, трудовую жизнь начала с заводов и стройки, в техникуме литературу нам не преподавали , а в школах в то время ни Ахматову, ни Цветаеву, ни Пастернака не проходили. О Есенине упоминали, но лишь затем, чтоб мы знали, что самоубийц в нашей стране не жалуют.
Господи, как же давно все это было! Смутно помню, как впервые опубликовали в газете «Комсомольское племя» мои стихи. Для меня это было и неожиданно и , впервые в жизни, у меня возникло ощущение собственной значимости…
В редакции газеты работал тогда Иван Минтяк – замечательный человек, неплохой поэт. Это он напечатал мои стихи – стихи «человека с улицы», у которого не было никакого протеже. Впрочем, тогда я о таких нюансах не знала, многого я тогда не знала…
Иван Минтяк…- он ушел из жизни молодым… еще до чеченской войны… Это он терпеливо объяснял мне, что нужно получить гонорар за стихи, а я, как истинная комсомолка, возмущенно говорила : «Это за что Вы мне деньги хотите дать?! – За мои стихи! – Они у меня не продаются, не за деньги я их писала!» … Да, теперь это кажется смешным и даже нелепым. Теперь я б с радостью получила гонорар – да не дают!
Город Грозный. Он остался где-то в ином измерении. Тот город, который я знала и по-своему любила – где он теперь? Уже потом, далеко, в Сибири, я услышала песню русского мальчика, воевавшего в Чечне, и стало больно. И я написала строки: «Я отрекаюсь от этого города! Вновь возвратить ничего не дано. Все, что мне было так близко, так дорого, Все, что любила – исчезло давно.»…. Но это уже потом… потом.
Когда-то, очень давно, я сделала для себя маленькое открытие : стоит лишь однажды перешагнуть порог отчего дома - и уже невозможно вернуться назад! И закружит водоворот, и начнется совсем иная, взрослая, жизнь, о которой ты, в сущности, ничего не знал, и которая поначалу тебя совсем не пугает! И лишь потом, через годы, оглянувшись назад, вдруг с удивлением задаешь себе странный вопрос: «Как же я прошла через все это?!... Как смогла…»
Первые публикации, первые встречи с читателями, первое выступление на местном телевидении… как же это было давно! Тогда, в студии в Грозном, в прямом эфире я должна была читать какое-то свое стихотворение о войне (тогда почти все читали стихи о войне , или что-то еще – патриотическое) Сейчас я уже не помню того стихотворения. Все что было написано до 1977 года, года поступления в Лит.ин-т., давно потеряно. А тогда, когда подошла моя очередь читать, у меня вдруг перехватило дыхание, я не могла открыть рот и произнести слово! Меня стало трясти, как в лихорадке!
Выручил оператор – он просто дал заставку, на экране пошли кадры из военной кинохроники , и я смогла заговорить. Потом, много лет спустя, я уже не пугалась камеры. Потом я научилась удерживать внимание людей, уводить их в свой мир, завораживать словами… - И резко ВСЕ оборвала однажды, сделав выбор , чтоб выжить в этом мире, когда сил уже совсем не оставалось и мне уже пророчили скорый уход….
Но это потом… потом. Вернусь назад, на дорогу, ведущую меня от города к городу, от встречи до встречи, от разлуки до разлуки, от взлетов до падений – на дорогу моей жизни.
Каменск-Уральский. Первый город самостоятельной жизни. Что осталось в памяти о нем? Березовые рощи, река Исеть с ее неожиданными скалами по берегам, с ее льдом, который я тут же опробовала, прыгнув с берега через полоску еще не замерзшей воды и совершенно спокойно, даже не подозревая о непрочности этого ледяного покрытия еще не полностью замерзшей реки, прошла под мост и, впервые в жизни, смотрела на него снизу .. Потом меня случайные прохожие снимали со льда, поскольку обратно перепрыгнуть было невозможно, не сорвавшись в воду у берега!
И катание с ледяной горки возле кинотеатра, когда люди, целыми семьями, дети и взрослые, с криками и смехом, катились по ледяному желобу в снежные сугробы, а потом, отряхиваясь и все еще смеясь, шли смотреть кино. Нигде и никогда больше я такого не встречала.
И мое освоение профессии крановщика на металлургическом заводе, и цветение черемухи, и вахтер в общежитии, Баба Галя, пожилая татарка, которая говорила : «Девочки, вы такой хороший, а у меня сын такой хороший!» И на наш вопрос : «Баба Галя, а где Ваш сын?» - она отвечала : «А тюрьма сидит. Судьба у него такой» …. Сколько лет прошло с той поры. Нет уж давно той бабы Гали, а память ее сохранила….
Потом, много лет спустя, когда работала я на вахте в Восточных Саянах, у нашей собаки, Мухи, лабрадорши, отличавшейся прилипчивым характером, в одну из ночей украли всех щенят, которых я подкармливала с момента их рождения и была к ним очень привязана. Один из рабочих совершенно буднично сказал мне, что их съели. Тогда мне было очень больно, а ночью приснилась мама, к тому времени уже ушедшая, и сказала : «Не грусти, открой файл памяти – мы все там есть, все, кого ты любишь и помнишь.» И там, в том сне, все щенки были живы, и моя мама, улыбаясь, отдавала их мне.…
Файл памяти… В далеких 60-х, в моем детстве, не было даже такого понятия! А что было? – Полетел в космос Гагарин , и мы, дети, всем классом писали ему письмо – была такая установка, чтоб все школьники обязательно написали космонавту письмо, а мы к тому времени впервые услышали о его полете и даже не знали, кто это и что произошло! Когда, вернувшись из школы домой я сообщила о событии маме, стиравшей белье (в ванне, руками, на стиральной доске куском хозяйственного мыла), она охнула, села на табурет и, уронив все в мыльной пене руки, воскликнула : «Господи! Человек в космос полетел!»…. А теперь вот – файл памяти…
В Каменск-Уральском я проработала год и вернулась домой, но лишь затем, чтоб вновь уехать, как думала, обратно на Урал, но, как оказалось – на Украину, в город Киев. Киев остался в памяти ранним утром, вымываемый дворниками из резиновых шлангов, с влажными, блестящими тротуарами, с гомоном птиц, с первыми автобусами, с зеленой листвой каштанов, с Днепром…
Там, на Днепре, строила я Трипольскую ГРЭС вместе с такими же комсомольцами-добровольцами, впрочем, если уж быть честной, из комсомола я к тому времени выбыла по собственному желанию – надоело . А еще были там и заключенные, жившие в некоем поселке по прозвищу Даманский, о котором ходили рассказы один другого ужасней! Но нас это мало касалось. Мы плавали на чьих-то лодках по разливу Днепра по ночам. В воде плавали звезды, а из воды торчали ветки деревьев, телеграфные столбы, крыши домов… а потом мы привязывали лодки на место и шли на работу.
Бригада, в которую я попала, приехала со строительства Красноярской ГЭС . Вот тогда, в 1970 году, на мои восторги окружающей красотой, мои собригадники сказали :«Это что?! – Ты Дивногорск не видела! Тебе обязательно надо увидеть Дивногорск.» …. Прошло с тех пор почти сорок лет – в 2009 году я увидела Дивногорск. И не только увидела, но и прожила в этом городе 5 лет…. – Еще одно предсказание-пожелание сбылось.
Пожелания-предсказания. Иногда они были смешными, но всегда – неожиданными. Так в Тамбове один мой знакомый почему-то решил, что мне обязательно нужно носить золото, а у меня в то время не то чтоб на золото, на хлеб не всегда хватало денег… Но на следующий день меня позвала квартирная хозяйка и объявила, что они с мужем решили сделать мне подарок, что подарок этот маленький, рук не оттянет, но передаривать его нельзя – и одела мне на шею золотую цепочку…. Цепочка эта и сейчас у меня.
А за несколько месяцев до этого моя хорошая знакомая сетовала на то, что неправильное желание загадала в Новый год – все загадывали всеобщее братство, мир во всем мире и т.д., а ей очень хотелось ананас! Я посмеялась над ее печалью и сказала, что ничего страшного в ее проступке не вижу, что я тоже очень хотела бы сейчас съесть ананас. И каково же было наше удивление, когда через несколько минут раздался телефонный звонок, и наша общая знакомая торопясь, и оправдываясь, буквально выдохнула в трубку: «Ты знаешь, я хотела к тебе зайти, но нигде не могла найти ананас! Я взяла консервированные – в банке! Это ничего?»….
Пытаюсь идти по порядку, по срокам, а память застревает, затягивает в свой омут прошлого, которого давно нет, но которое так настойчиво рвется в день сегодняшний, заслоняя собой летящее «Сейчас»!
По большому счету, хронология и не важна. Города: Киев, Харьков, Грозный, Самара (тогда еще Куйбышев), Москва…. Годы: 1970, 1971, 1973, 1975, 1977….. – Всего лишь города и даты. Всего лишь отрезок жизни, в котором уместилось несколько абсолютно разных периодов, абсолютно разных жизней.
Год 1973-й. Город Харьков. Первое знакомство с авиацией, с сидящими на земле огромными металлическими птицами, только что рожденными на авиазаводе, еще не покрашенными. Я подходила к ним, когда меня никто не видел, гладила их холодные крылья и говорила с ними о небе, в котором они обязательно будут летать!
И когда пожилые летчики-испытатели поднимали их в небо, мы, работники метеослужбы, буквально прилипали к окнам и, замерев, наблюдали этот их первый, самый непредсказуемый и самый опасный полет! …
Так и осталось у меня на всю оставшуюся жизнь теплое чувство к небесным труженикам, к серебряным птицам неба и земли….
Пять лет наблюдала я за их взлетами и посадками, передавая в эфир данные о метеоусловиях. И долго-долго потом снились мне ураганные ветры, срывающие с земли этих серебряных птиц, и там, во сне, летели они, кружась, как осенние листья, почему-то хвостами вперед… И долго еще потом я не могла просто любоваться небом, и с тревогой смотрела на него каждый раз, выходя из дома…..
А стихи? – Я писала их всегда. Я просто не помню своей жизни без них. И лишь теперь, перешагнув 65-и летний рубеж, я их неожиданно потеряла… «Года к суровой прозе клонят…» - не я сказала, А. С. Пушкин, и гораздо раньше 65-и, но ведь СКАЗАЛ!
С прозой мне всегда катастрофически не везло! – Мои рассказы непременно терялись! И лишь два, случайно отданных хорошему другу , оказались напечатанными в первом моем сборнике, выпущенном в свет друзьями и подаренном мне на день рождения в далекой теперь Тамбовской деревне, где очутилась я в памятные многим 90-е годы…
Девяностые… Самое тяжелое и самое удивительное по количеству открытий время! Именно тогда, когда жизнь шла на пределе сил, стали приходить ко мне необыкновенные сны и явления. Невидимые помощники и защитники вливали в меня силы жить, поддерживали, показывали неоднозначность видимого мира, посылали стихи-откровения, накрывая, словно хрустальным куполом, наполняя уши его звоном – и моя рука едва успевала записывать то, что приходило ко мне в виде мысли…. Такие стихи я почти не правила. Они просто рождались сами. Я была лишь средством для их прихода в мир…
Впрочем, необычное со мной стало происходить давно – с детства. Но тогда явления и сны были страшными. Первое, что врезалось в мою еще детскую память – катящаяся по полу нашей квартиры корзина с живыми человеческими черепами. Я была одна, был вечер, мы жили на втором этаже дома, как потом выяснилось, построенного на старом кладбище, и вдруг увидела, что из угла комнаты выкатывается эта жуткая корзина! Я забралась с ногами на стул, ухватилась за его спинку и замерла в страхе.
Как долго это длилось – не помню. Мама застала меня сидящей на стуле в испуге и спросила, что случилось. В то время моя старшая сестра уже училась в школе и на уроке истории они проходили «Кровавое воскресенье», не знаю, по какой аналогии у меня это ассоциировалось с увиденным, но на мамин вопрос я ответила : «Там – Кровавое воскресенье!»,- и указала на угол комнаты. Конечно, мама посмеялась надо мной и сказала, что ничего подобного у нас нет.
Страхи буквально преследовали меня в детстве. Особенно в нашем последнем доме, который потом, в чеченскую войну, уже после маминой смерти, отец продал, и который теперь стал чужим домом в чужом городе.
Я почему-то инстинктивно боялась оставаться в этом доме одна. Но даже когда все мои родные были дома, по ночам на меня прыгал невидимый «кот», кто-то , лишь осязаемый, пытался периодически утащить меня за ноги в открытое ночью окно… Но главное – сны. Эти сны не давали спать. В них страшное неведомое существо выходило из-за платяного шкафа и пыталось меня поймать. Я убегала, закрывая двери и включая свет – но двери распахивала некая нечеловеческая сила, а свет не загорался, сколько бы я ни нажимала на выключатель. И каждую ночь сон заканчивался тем, что я выбегала из дома, а то существо появлялось в дверях и говорило, что никуда мне не деться, что завтра все повторится, что рано или поздно , ОНО меня поймает….
В конце концов, в один из вечеров я разрыдалась и кинулась за помощью к маме, все рассказав и прося о защите. Я не знаю, что сделала мама, но эти сны мне больше не снились.….
Потом еще очень долго, где бы я ни была, в какой бы город меня ни забросило, вплоть до 90-х, в моих снах меня все кто-то искал, кто-то, от кого я бежала от города к городу……от жизни – к жизни….
И в одну из ночей в тамбовской глубинке, в ветхом, маленьком домике , вся площадь которого составляла 16 кв.м. , этот кто-то меня нашел.
Сон был таким ярким, все в нем было так реально, так совпадало с действительностью, что я не сразу, проснувшись, поняла, что это был все-таки сон! В том сне распахнулись двери моего дама и в сени, пригнувшись, вошел в сопровождении монашек в черных одеяниях со свечами, очень высокий человек тоже в черной рясе с наброшенным на голову капюшоном. Пройдя сени, Он вошел в жилое пространство дома, оставив монашескую свиту в сенях. Он был так высок, что потолок был для него слишком низок, и поэтому он стоял словно в поклоне. Внимательно посмотрев мне в глаза, Он откинул капюшон, и я была поражена обликом этого удивительного многовекового моего преследователя!
Очень правильные, строгие черты лица, черные вьющиеся пряди, спадающих на плечи волос, аккуратная бородка клинышком, пронзительный взгляд бездонных глаз…. Он был красив. Красота эта покоряла своей величественностью и строгостью. Царственностью и средневековьем. Протянув ко мне руку Он сказал: «Вот куда она спряталась. Я ее нашел». Затем сел на маленький табурет у печки, открыл дверку и, смотря на огонь, отдал мне свой приказ: « Спрячь наследника».
А на моем старом диване, отгороженном от пространства кухни занавеской и листом ДВП, сидели две придворные дамы в кринолинах и париках и говорили о том, что король умер, что теперь грядут перемены, и они были рады этим переменам, и рады были посудачить о них. Они не видели и не слышали ни меня, ни моего нежданного гостя.
Я выбежала в сени, пробежала мимо строя монашек со свечами к моей грубой входной двери, но пространство внезапно изменилось, и вместо старых сеней оказался длинный коридор, переходящий в анфиладу дворцовых комнат и теряющийся где-то в бесконечности. Я бежала от комнаты к комнате, заглядывая в боковые двери. Там было множество придворных, которые не обращали на меня ни малейшего внимания! И, наконец, я увидела того, кого искала – мальчика лет 9-10, чем-то очень похожего на моего сына. Пространство вновь стало искажаться, комнаты перепутались, но анфилада осталась. Я не помню четко, что и как я делала дальше, но мальчика я спрятала.
Я вновь пробежала этот длинный коридор и вновь оказалась в сенях своего дома. Пространство захлопнулось, как входная дверь за моей спиной. Я вбежала в комнату и сказала тому, кто сидел у горящей печки и терпеливо ждал: «Я спрятала его»
И тогда Он поднялся во весь свой рост, потолок словно подвинулся, давая ему эту возможность. Я откинула занавеску и с вызовом крикнула тем дамам на диване: «Кто говорит, что король умер?! – Вот король»
Растерянность, замешательство, поспешное заискивание…. Все стало расплываться…. Мой дом вновь опустел…. Я открыла глаза - не проснулась, просто открыла глаза – вокруг была ночь. Было тихо. От печки шло тепло, в ней ровно горел огонь….
И лишь потом, много лет спустя, уже в Сибири, этот «сон» внезапно всплыл в памяти, а вместе с ним и странный ответ: « Ты исполнила то, что должна была исполнить. Поэтому Он больше не ищет тебя. Ты ИСПОЛНИЛА»
Но тогда, в деревне, в бесконечном напряжении выживания, я лишь поспешно записала то, что, как я думала, мне приснилось….
В те, далекие теперь девяностые, многое в пространстве моей жизни происходило такого, что на взгляд обычного человека показалось бы, мягко говоря, странным….
В один из самых обычных летних вечеров шла я по людной улице на Выхино, мне надо было перейти перекресток, было много машин и людей, и вдруг, внезапно, посреди перекрестка, меня ослепила невероятно яркая, как вольтова дуга, вспышка белого света! Я вскрикнула и застыла на месте, не понимая, ни - где я, ни что происходит в реальном мире вокруг меня, но отчетливо, всем существом ЗНАЯ – КРЫЛЬЯ РАСТУТ! Два огромных белых крыла за моими плечами...
Из этого состояния выдернула меня человеческая рука, спасшая от отчаянно сигналящих, машин….
Город моей юности. Город, который я любила и который не замечал меня, как и сотни других людей, занесенных в него с разных концов огромной периферии, тогда еще Союза Светских Социалистических Республик. Город Москва. «Город надежд моих и одиночеств», как сама я его назвала в одном из стихов. Я отдала ему много строк и много лет… И долго-долго не могла смириться с тем, что потеряла его навсегда.
Москва. Все стихи, что у меня сохранились и вошли в сборник, начинаются с нее. Со времени учебы в Литературном институте. Только там я стала их собирать, только там я неожиданно поняла, что они для меня значат. А значили они не много, не мало, а всего лишь мою жизнь. В них я задавала вопросы – и получала ответы, в них я выливала свою боль, свое одиночество среди людей – и получала радость и утешение, в них жила та, настоящая «Я», так старательно спрятанная в обыденности земных дней.
И там, в Москве, была ВСТРЕЧА. Встреча с человеком, который , сам того не зная, спас меня от навалившегося отчаяния и от шага в мир иной. Этим человеком был Булат Шалович Окуджава.
Два года назад я была в Москве, на Ваганьковском кладбище, и увидела его могилу…. А тогда, в семидесятые, он выступал у нас в Лит. Институте, и почему-то именно мне было поручено подарить ему цветы. Его выступление было сорвано пришедшими в зал чужими молодыми и очень наглыми людьми. Они перебивали его, хамили и всячески пытались показать, что он никто.
Булат Шалович не стал петь, опустил гитару и сказал, что плохо себя чувствует и не может продолжить эту встречу. И я вышла к нему со своим дежурным букетом цветов и стояла рядом, и смотрела в эти пронзительные, полные боли глаза. И только и смогла сказать: «Пожалуйста, выздоравливайте!»
И потом, уже на пятом курсе, когда на самой себе испытала травлю, пусть не в таком масштабе, как пришлось вынести ему, но от этого не было легче, я стояла в метро, была уже ночь, и мне страшно было от того, что завтра опять наступит новый день в котором мне надо будет жить. И я вспомнила его номер телефона, номер, который давно уже взяла в институтском телефонном справочнике, и я вышла из метро, вошла в стоявшую рядом телефонную будку и набрала этот номер. И ОН мне ответил.
Я не буду пересказывать тот разговор – это не важно. Я посылала ему свои стихи-песни, мы договорились о встрече и – я испугалась. Я вдруг решила, что мне нечего показать такому человеку, как Булат Окуджава. И я не пришла на встречу. Больше наши пути не пересеклись. Но на всю жизнь сохранила я благодарную память об этом удивительном человеке-поэте!
«И уходят годы, и уходят люди, и уходят звезды
В первозданный миг.
Только неизменно: непременно – поздно,
Непременно – после
Мы грустим о них»
- я напишу это потом, в тех девяностых, когда внезапно, вытащив с огорода последние тыквы, уставшая и плохо осознающая действительность, я взглянула на небо и УВИДЕЛА там - звезды!!!…. И одна из звезд, прочертив быстрый росчерк, исчезла с небосвода. Конечно, это была никакая не звезда, а всего лишь один из небесных скитальцев, попавший в земную атмосферу и сгоревший в ней. Но душа моя замерла и откликнулась стихами…
Вечная тема – тема жизни и смерти. Тема, решаемая каждым живущим и никому не дающая исчерпывающих ответов.
И был сон – ответ на мой странный вопрос. Как часто задаем мы вопросы, понятные нам, но совершенно непонятные тому Высшему, которому мы их адресуем! А я всего лишь спросила, засыпая: «Что ждет меня дальше?» И вот я оказалась на ладони ВЕЛИКОЙ ЖЕНЩИНЫ, я – бестелесный дух, но осязающий самое себя. ОНА, совершенно лишенным каких бы то ни было эмоций голосом, произнесла: «Твой земной путь окончен»,- и перевернула ладонь.
И я полетела в пропасть, конца которой не было видно! Мое несуществующее сердце сжалось от тоски и ужаса, я вся сжалась в комочек – и вдруг поняла, что не падаю камнем, а медленно, как пух, опускаюсь в неведомое мне пространство. И ужас разжал свои лапы. И тот же голос где-то далеко надо мной произнес: « Доверься волнам реки и зеленому листу, на который опустишься….» И я увидела внизу и эту реку, и этот лист…. И проснулась.
Была лунная зимняя ночь. Снег за окошком моего домика искрился и казался серебряным покрывалом земли – прекрасным, но безжизненным. Дом еще не успел остыть, было тепло и тихо. И я подумала: «Как же прекрасно жить на ЭТОМ свете, где даже ночь – светла!»
А Земля продолжала вращаться и вращать мое время. И был в ЭТОМ времени еще один опыт - опыт прохождения сквозь умирание – не смерть. И вновь невидимые силы привели в движение все пространство вокруг меня, и это движение приняли люди, и все сложилось….
А все было очень буднично. Просто разболелся зуб в неурочное время – в выходной. Ну кто, отправляясь к стоматологу, думает о последних своих шагах в этом мире?! Я тоже не думала.
Потом, спустя время, вся картинка четко вырисовалась в моем сознании и вызвала восторг своей завершенностью! Но по порядку.
Я прихожу в поликлинику, и дежурный врач вызывает стоматолога. В это же время главврач больницы вызывает скорую к себе домой, чтоб приехать в поликлинику и взять там круглую печать, которая ей срочно нужна?!
Прибежавшая из дома стоматолог сажает меня в кресло и вводит ледокаин. Главврач подъезжает к поликлинике и идет к дверям. В скорой помощи ее ждут водитель и фельдшер с чемоданчиком экстренной помощи, возвращающийся с вызова.
Мне становится плохо, я не могу понять, что происходит – просто что-то не так с организмом. Успеваю сказать врачу, что мне плохо и дальше провал. Испугавшись, врач бежит в коридор пустой поликлиники с криками о помощи. Главврач входит в двери и спешно поднимается на наш 3-й этаж.
Я открываю глаза и вижу главврача, спрашивающую: «И кто это у нас тут?»,- спокойно отвечаю, что, конечно же, это я – главный заяц, который боится уколов. Но что-то опять не так! Я вижу происходящее кусочками, как в фильме, где кадры вырезаны и события развиваются скачками.
Вижу над собой испуганное лицо главврача и падающий из ее рук прибор для измерения давления…. Вижу, как она лихорадочно вкалывает мне один за другим уколы в руку, но не чувствую ничего…. Слышу ее голос: «Она уходит! Пульса нет, давления нет!» Недоумеваю – кто уходит? Я вроде бы сижу себе в кресле, зуб перестал болеть, мне хорошо…
Возникает откуда-то фельдшер и делает мне укол в вену. Я смотрю на него, а главврач спрашивает, что я вижу? Естественно, что, полулежа в кресле на третьем этаже здания в деревенской местности, я могла видеть только небо, а поскольку был деть, то был и свет за окном. Я и ответила, что вижу свет.
Не буду дальше описывать всего, что происходило в кабинете – это не сложно представить. Меня на носилках вынесли на улицу (больница была в соседнем здании), и когда дверь захлопнулась, я вдруг четко осознала: «ВСЕ. БОЛЬШЕ МНЕ ЗДЕСЬ НИЧТО НЕ ИНТЕРЕСНО)
Очнулась я в реанимации. Была уже ночь. Около меня хлопотала медсестра и дежурный врач, были подключены приборы, и стояла капельница….. И во все время моего выпадения из бытия не было НИЧЕГО.
….Потом, когда все уже было позади, я шла из больницы домой. Все было привычно вокруг, все было буднично. И вдруг в сознание буквально ворвалась мысль: «Как? – Снова жить? Снова все это? Непосильный труд, отчаяние, боль….!!!!!!!! – Н Е Т!!!! НЕ ХОЧУ!»
Но что-то накрыло мою голову плотной невесомой пеленой. Я огляделась вокруг. Закрыла глаза и несколько мгновений постояла так, ни о чем не думая. И новая мысль пришла ко мне: «Что это было? Что со мной? Я жива. Жизнь продолжается. Все хорошо…»
Время, сквозь которое я иду, но в любой момент могу остановиться. Остановиться во времени – умереть? Или все же пройти во что-то иное, сквозь изначальный страх, названный смертью? И почему, случайно возвратившись из-за черты, страх жизни оказывается сильней? Что здесь не совпадает?...
Сколько об этом написано, сколько прочитано. Почему же там, в глубине (или – наоборот - на поверхности) сознания живет крик - крик отчаяния, ужаса и обреченности? Перед чем? – Смертью или жизнью?
…Вспомнить бы все, что было «ДО». До того, как началось это прохождение во времени из неведомой реальности, из которой все мы приходим….! Но все ли из одной реальности, или реальность тоже у каждого – своя. Как ДО, так и ПОСЛЕ? …
Сейчас, вспоминая прошлое, я осознаю, что почти не помню его! Вернее, то, что мы привыкли считать своим прошлым, существует вне меня, оно – не мое. Наверное, это правильно, это так и должно быть, ведь тот отрезок пути во времени, больше мне не принадлежит. Он больше никому не принадлежит. Он просто существует и все. Вне всех. Вне всего. Все – мираж. И я сама – мираж, скользящий сквозь время, переходящий из реальности в реальность.
Да, я знаю, что ежесекундно в моем теле происходят изменения, остановить которые не в моей власти, и потом, когда я остановлюсь в этом временном отрезке, когда выйду из него безвозвратно, то, что сейчас является моим телом, будет продолжать изменяться так же ежесекундно! Без меня? Или же мое присутствие все же останется? Где предел?
Я не в силах дать ответ на все эти вопросы. И все те ответы, что дают книги, или те, что смутно высвечиваются в моей памяти (или это просто игра сознания) – они не конечны, потому, что конечность просто не может иметь место в том, что принято считать мирозданием.
И даже если я, та, внутренняя Я, сможет прервать движение во времени, произойдет всего лишь разделение на составные части – тело будет унесено потоком, а то, что обитало в нем, в мгновение ока окажется на недосягаемом расстоянии от него! И совместить эти составляющие будет уже немыслимо. И все, что было связано с телом, перейдет в разряд все того же прошлого, никому и ничему более не принадлежащего. Я словно вижу этот туннель, по которому уносятся остановленные во времени тела, а множество моих «Я» беспомощно смотрят им вслед и лишь фиксируют, как все это где-то распадается и исчезает. А потом опять рывок и начало нового движения, и новое попадание в тесное, маленькое тело! Зачем? Почему я делаю это вновь и вновь?
Но где-то совсем рядом пытается пробиться мысль – ответ. И кто-то протягивает мне навстречу руки сквозь мой сегодняшний мираж. И мне хочется плакать , нет, не от жалости к себе – от ощущения близости кого-то необыкновенно родного и доброго, того, кого искала я во все пребывание в моей сегодняшней реальности…..
ОН – сияющая личность, посетившая меня внезапно в момент полусна-полуяви. ОН шел ко мне в сиянии золотого света, его глаза были полны такой бесконечной любовью, что у меня перехватило дыхание, моя душа рванулась навстречу, откуда-то из самой сокровенной ее глубины вырвался крик: «Не уходи! Не оставляй меня здесь!»
Но прекрасное видение, омыв душу неземной любовью и осветив самые потаенные уголки сознания , исчезло …… А душа все рвалась следом. Все не хотела принять данность. Все умоляла ЕГО вернуться…
Какая это все же сложная задача – описать свою жизнь. Описать что? – Видимую глазами реальность, или ту, что реальна, но не видима?....
То, что наши глаза нам лгут, я поняла все в том же тамбовском селе. Вернее, мне это было очень доходчиво объяснено!
Я шла по дороге, глубоко задумавшись и лишь краем сознания фиксируя окружающее. Дорога была хорошо знакома, я автоматически свернула с нее на тротуар и продолжала путь все в том же состоянии глубокой задумчивости. Но что-то вокруг было НЕ так, и это что-то заставило меня очнуться.
Я обнаружила, что стою на кусочке асфальта, никуда не ведущего и ниоткуда не выходящего. Просто серый кусочек привычного асфальта. И все. Вокруг НЕ БЫЛО НИЧЕГО. Вернее, БЫЛО НЕЧТО без формы, без цвета – но ЭТО не было пустотой. ОНО было чем-то заполнено, чем-то невидимым, но осязаемым. В земном нашем языке нет аналога этому, нет слов, чтоб описать то, что , существуя, НЕ существует. Где-то глубоко в сознании проплыли картинки моего пути: дорога… старый асфальт тротуара… зеленый островок травы… теленок на этом островке… - то, что успело зафиксироваться прежде, чем я оказалась там, где оказалась.
Как ни странно, но страха не было. Не было и смятения. Я совершенно спокойно стояла на месте и ждала. Чего? – Не знаю. Я просто стояла и ждала.
И вот нечто, окружающее меня, стало меняться. В нем возникли линии , тени и свет. Все это начало колебаться, как от ветра колеблются ветки деревьев. Из непроявленного стали проявляться текучие и колеблющиеся силуэты домов, деревьев – всего, что составляет наш привычный мир.
Я по-прежнему стояла на своем кусочке тротуара, а вокруг выстраивался «реальный» привычный мир. Наконец движение прекратилось. Все вернулось на свои места. Был день. По дороге проезжали машины. На траве у тротуара лежал теленок. Из дома рядом долетали человеческие голоса. – Все было, как прежде.
Я сделала шаг по этому реальному тротуару, в этом реальном мире и четко осознала, что ничего реального здесь нет. Что все это существует лишь потому, что мое сознание принимает именно эту «реальность».
Потом, заезжая целительница-ясновидящая, к которой я пришла со своими «заморочками» в поисках ответов и с просьбой взять меня в ученицы, сказала, что я побывала в параллельном мире; что выйти из него можно было лишь тем же путем, что и войти; что она не может объяснить, КАК я вернула ЭТОТ мир, и что она не может взять меня в ученицы, поскольку ей сказано, что у меня СВОЙ ПУТЬ.
Мой Путь…. Я ищу его всю свою нынешнюю жизнь. И я не знаю до сих пор – где он – МОЙ ПУТЬ?! Я писала стихи. Я была поэтом. И это, как тогда казалось, и был Мой Путь. Но на этом пути встречались мне точки невозврата, в которых нужно было делать выбор, и я его делала. Иногда осознанно, иногда нет. Но после выбора жизнь моя менялась. Не всегда, как мне казалось, в лучшую сторону, но всегда это были новые уроки, новые задачи и вопросы, на которые я должна была давать ответы.
ПУТЬ воплощения души человеческой – как разглядеть тебя в суетности земных дней? Что еще должна выполнить я на этом земном пути? ….
И я вновь возвращаюсь назад. В то прошлое, которого уже нет, но которое есть и навсегда внесено в файл моей памяти. Зачем? Что там, в этом файле памяти, так бережно хранится до поры осознания самой себя? И все мои странные сны, все видения наяву, все испытания на пути…..- что значат они все?! Возможно, однажды разрозненные пазлы сложатся в целостную картину и я замру от удивления и восхищения мудростью жизни….
Но пока я еще иду по своей жизни, еще ищу свой путь. И как же часто, когда казалось, что жизнь прожита, что впереди ничего больше нет, внезапно открывалась некая потаенная дверка – и жизнь вновь вспыхивала разноцветьем красок и событий. И границы между снами и явью становились все тоньше и все менее различимыми.
Мои профессии в «реальном» мире менялись с городами и с годами. Люди встречались и терялись, и я уже не вспомню всех лиц и имен. Но каждая встреча, как соприкосновение с иной реальностью. Как кем-то оставленное не зашторенным окно. И с улицы моей жизни я нечаянно заглядывала в эти окна, и порой мне даже открывали двери и впускали в дома, и я становилась на время частью их реальности, чтоб потом вновь уйти и вновь продолжить поиск одного-единственного Своего окна….
В деревне, в девяностые, в зимние вечера, когда лишь ветер пел свои нескончаемые песни в дымоходе, я выходила в темноту внешнего пространства и смотрела на свои светящиеся в ней окна. И мне казалось, что этот свет будет светить мне всегда. И казалось, что жизнь моя так и пройдет в тесном маленьком пространстве дома, где из всех благ цивилизации есть лишь электрическая лампочка под провисшем потолком, где воду нужно приносить из колонки или колодца, а потом выносить ее, где нужно топить печь и заготавливать на зиму топливо, где очень страшно внезапно заболеть и оказаться беспомощной перед зимой и одиночеством…
И только стихи, уводящие за пределы всех страхов и ограничений – мои защитники и мои судьи. Да, я много писала в то время. Писала, создавая свое пространство жизни в чуждом мне мире видимой глазами «реальности».
И когда однажды болезнь все-таки настигла меня, когда я едва могла пошевелиться от боли и лишь думала от чего быстрей умру – от холода или от жажды, я почувствовала внезапно чье-то присутствие. Я смогла повернуть голову и краем глаза успела заметить смотревшую на меня с величайшим состраданием женщину. Она была очень легкой, ее ноги не касались пола, ее светлые волосы не падали на плечи, а словно струились от невидимого ветерка, и одежда на ней была тоже воздушной и тоже словно струилась! Заметив мой взгляд, она не ушла, а словно скользнула за невидимую ширму, и лишь удивительная ткань ее платья еще мгновение втягивалась за ней следом….
Потом, в Сибири, я плыла на пароходе по Енисею. Я возвращалась одна с полевых работ в тайге, наша партия еще оставалась там, но ночами уже были морозы и мужчины решили отправить меня в город. Я плыла на пароходе в незнакомый мне Красноярск, у меня не было с собой сотового телефона, я не помнила адреса квартиры, в которой мы с мужем снимали комнату, не было и ключей. Я смутно представляла , где находится тот дом! Я совершенно не знала, что меня ждет в конце этого пути. И ночью проснулась от прикосновения чьей-то руки к моему плечу. Я открыла глаза и повернула голову – надо мной стояла, склонившись, молодая женщина со светлыми, легкими волосами и очень добрыми глазами. Она улыбнулась мне и тихо произнесла: «Не беспокойся, Оленька, все будет хорошо! Спи». Я ответила : «Ага»,- закрыла глаза и спокойно заснула. И лишь утром поняла, что такой попутчицы в моей каюте нет. И на всем пароходе ее нет!
Я благополучно добралась до Красноярска, меня встретили и отвезли к нужному дому, хозяйка встретила меня в подъезде и дала ключи от квартиры – все сложилось, как по волшебству!
Тайга… Там пережила я самые ужасные и самые лучшие мгновения моей жизни. Там, в тайге, написала я песню, которую потом пел незнакомый мне бард, предваряя ее словами: «А сейчас я спою вам нашу, сибирскую песню, здесь написанную…» Песню, которую писала я торопясь, оставшись одна посреди тайги во временном лагере, когда все мужчины ушли в маршруты, а где-то неподалеку бродил мишка и в воздухе ощущался запах зверя… И больше всего я тогда боялась, что не успею ее записать, что пропадет песня!
Но мишка остался в тайге, и песня осталась - и теперь живет уже без меня….
«Дымом пропахшие вечера.
Пламя прожорливое костра.
Как хорошо отогреться
После ненастного дня! –
Что ж так мучительно сердце
Нынче болит у меня?....»
Там, в тайге, я всей кожей чувствовала притаившуюся рядом опасность. Я вспоминала город, улицы, залитые светом фонарей, асфальтовые дороги… А в тайге дорог не было. Были завалы, через которые я едва перебиралась. Были болотные кочки, между которыми я проваливалась и вылазила лишь положив на них палку. А еще была мошка – тучи мошки! От этой напасти скрыться было невозможно. Мишки и мошки – два главных моих врага.
И когда в первый раз после заброски над нами показался вертолет, я кинулась навстречу, мне казалось, что вот сейчас он опустится и заберет меня из этого страха, и увезет назад – на знакомую территорию – территорию безопасности. Но вертолет сбросил мешки с хлебом и улетел. А я осталась все в той же незнакомой и страшной тайге…
И был сплав по реке, где на первом же перекате наша лодка села на камни, нас развернуло боком и стало захлестывать волнами. И тогда мужчины с другой лодки, более опытные сплавщики, не раздумывая, прыгнули в воду и сняли нас с камней, вымокнув насквозь, но ни словом не упрекнув за оплошность. И как же часто потом я с гордостью смотрела, как мой муж уверенно преодолевал препятствия , направляя лодку в нужный поток, и сама старалась помочь, где только было возможно. А вокруг стояла все та же тайга – нетронутый еще человеком, первозданный мир.
Я смотрела вокруг и думала: «Господи! Как прекрасен мир! И я могла бы прожить всю жизнь и не увидеть всего этого – никогда!» И сердце наполнялось благодарностью Богу и людям, взявшим меня с собой и поверившим в меня.
И были километры вверх по таежной реке, где эти лодки нужно было тащить на бечеве, и мужчины тащили их, а я шла берегом, то взбираясь вверх, то съезжая вниз, и уже ничего не боялась от усталости. Главным было – не отстать, а мишка? Мне кажется, тогда я его бы даже не заметила.
И когда самый трудный для меня путь был пройден, и после страшной грозы и ливня мы по высокой воде за несколько часов преодолели обратный путь вниз по той же реке, как же больно было мне с ней прощаться навсегда! Словно оставляла я кого-то бесконечно родного. Навсегда оставляла...
И я приходила к реке прощаться. И там, у таежной реки, я поняла, что это и есть – главное, настоящее. Этот мир, где нет места фальши, где невозможно что-то выгадывать для себя, где рядом люди, на которых можно положиться в любой ситуации, где ценится человек не по его положению в обществе и не по его денежному эквиваленту, а за способность отдавать себя делу и тем, кто идет рядом с тобой.
Годы прошли с тех пор. И на одной из асфальтовых трасс, ведущей от города к городу, соединяющей и разъединяющей людей, я вспомнила этот опыт прохождения сквозь страх и тайгу. И свои мысли о территории безопасности. И совсем иные мысли пришли в мою голову.
Территория безопасности. – Что это? Есть ли на земле место, которое можно так назвать? Наши города, наши дороги сквозь леса и горы, наши дома со всеми удобствами – наша зависимость ото всего! Мы боимся войти в лес у дороги, потому, что там клещи, там дикие животные, там ОПАСНОСТЬ! Мы любуемся его красотой, проносясь мимо со скоростью за 100 км и чувствуем себя защищенными в кабине своей машины. И стараемся не знать о чужих искореженных автомобилях, трупах у обочины, и не замечать этих крестов вдоль всей трассы! – Мы все еще верим в свою полную безопасность, и мы спешим от одного пункта человеческого поселения к другому. От дома – к дому. Под защиту надежных стен… Мы прячемся. Нас гонит страх оказаться не защищенными, в одиночестве, среди деревьев и животных, которые в сущности никаких злых намерений против нас не имеют – просто мы не умеем с ними обращаться, просто есть МЫ и есть ОНИ. Разделение. Вот что воистину страшно. И пока оно существует, говорить о безопасности нет смысла. Весь окружающий нас мир разделенности – территория повышенной опасности.
… Лишь дважды в моей жизни мне было дано испытать чувство единения со всем сущим. И это было прекрасно!
Впервые такое случилось со мной в деревне, когда я уставшая стояла на меже и вдруг подняла глаза к небу, и увидела летящих журавлей… Видимо, мое сознание в тот момент было слишком утомлено бесконечной тяжелой работой на земле и не успело вовремя сориентироваться – и меня вынесло вверх! Нет, ноги мои остались стоять все на той же меже, но все вдруг перелилось в меня – все пространство клином раскрылось от меня вверх – в эту стаю пролетающих птиц. И я стала этими птицами, небом, воздухом, землей… Меня охватил такой восторг, таким светом наполнилось сердце, что невозможно было даже дышать!
Но тут проснулся разум, а с ним и стандартное: «Этого не может быть потому, что этого просто не может быть!»- И разрушилось все.
Я опять стояла на земле, высоко в небе пролетали журавли, был вечер, дул ветерок – все существовало, «как надо», как было привычно и понятно. И лишь сердцу было грустно.
Во второй раз это произошло в тайге. Целый день я была одна в лагере. Я жгла костер и во все горло пела песни, пытаясь справиться со страхом диких зверей и этой совершенно незнакомой и непонятной тайги, в которой и человек, и зверь исчезали почти мгновенно, всего за несколько шагов!
И лишь река была понятна и надежна. Она бежала рядом, журча, перекатывала невидимые в воде камни, откликалась на любое прикосновение к своим водам – и это успокаивало. Я сидела у костра лицом к тайге и спиной к реке - ведь река обязательно предупредила бы меня заранее, не то, что это странное зеленое нечто, где нет даже птиц. И когда поздно вечером вернулась в лагерь одна из маршрутных пар, я зашла в палатку, упала на свою постель и уснула, как дома на диване!
И сквозь сон услышала песню. Это была необыкновенная песня, и голос, певший ее, был тоже необыкновенным… Я назвала ее в своем сознании эльфийской песней. Почему? – Не знаю. Но песня эта подняла меня высоко над землей, и я увидела под собой бескрайнюю тайгу, реку, пробирающегося вдалеке медведя, и каких-то еще маленьких зверюшек и птиц, занятых своими очень важными делами.
А голос пел мне: «Смотри : это все – ты! И ты – все это» «Ты – эта река»,- пел голос, и я была рекой, я чувствовала, как теку по невидимым камням, как струится мое тело…. «Ты – это лес»,- пел голос, и я была лесом, я шумела от ветра ветвями многочисленных деревьев, и я была каждым деревом, и каждое дерево было мной. .. «Ты – это животные»,- пел голос, и я пробиралась сквозь лесной завал, принюхиваясь к запахам и прислушиваясь к тайге… Я БЫЛА ВСЕМ И ВСЕ БЫЛО МНОЙ.
И не было во мне страха, не было разделенности с окружающим миром – все было мир и гармония.
И долго еще слышалась мне потом эта чудная песня, слов которой я не запомнила, но запомнила то, о чем она была. И поняла я тогда, что не одна сейчас на Земле, что рядом есть нечто, или некто, кто меня охраняет, помогает справляться со страхом, пытается показать иной, открытый и прекрасный мир…..
И потом, когда вертолет вывез меня на «Большую землю», мне было странно слышать вокруг человеческие голоса, видеть играющих детей, дома, магазины, улицы…. – Это была какая-то другая жизнь – НЕ МОЯ ЖИЗНЬ.
… Города. Я родилась и выросла в городе. Я любила их, как и всякий горожанин, и я не представляла своей жизни без них. Города давали мне работу, жилье, людей. И оказавшись в 90-е в российской глубинке, я так и не смогла поверить, что ЭТО и будет моей жизнью до конца! Города звали меня, и в конце концов я ушла на их зов.
Но в одну из ночей приснился мне сон…. Я помню его отчетливо и сейчас, хотя прошло уже много лет, и многое в жизни изменилось, и точка невозврата осталась далеко позади.
Мне снился город. Но что это был за город! – Он был словно весь из железа. Его улицы располагались ярусами и кольцами, отгороженными друг от друга железными оградами. Все это уходило куда-то в землю, а сверху был дворец Правителя и нечто, вроде посадочной площадки для огромных птиц, похожих на грифов, но шея у них была короткая, покрытая жесткими перьями.
В городе жили люди. Внешне они ничем не отличались от нас, но какая-то средневековая тяжесть сковывала их сознания и их тела. Он работали, как роботы, их глаза были пусты , а их поступки агрессивны. И во всем была серость, переходящая в черноту – в домах, в одежде, в улицах, заполненных грохочущей техникой…. А в небе над Городом висела разорванная массивная железная цепь.
Я жила вне Города на некоем кусочке необжитой земли, отгороженной топким болотом. И со мной жила моя птица. Она была лазоревого цвета, на длинных изящных ножках, с длинными острыми крыльями, с длинной шейкой, на которой располагалась небольшая аккуратная головка с великолепным хохолком. Я и моя птица были словно одно, но в двух телах.
Птицы из Города периодически залетали к нам, они хватали кого-то из обитателей этих мест и уносили их к Правителю. И я откуда-то знала, что им под страхом смерти запрещено приносить лазоревых птиц! Но не все знали, какие они – эти лазоревые птицы.
И вот однажды носитель (так звали в Городе своих птиц) увидел нас. Он закружился над нами, не в силах решить, кто же это? Он спросила у другой птицы, но и та не знала. И тогда носитель ринулся вниз и, схватив в когти мою лазоревую птицу, попытался взлететь. Но это удалось ему с огромным трудом. И тогда он понял, кого схватил, но разжать когти уже не мог, какая-то великая сила не позволяла ему этого сделать!
Тяжело, на пределе своих возможностей, перелетел он болото и буквально рухну на посадочную площадку Города. Боже, какой же поднялся там переполох! Правитель пришел в ярость, Город сотрясался от его гнева. Люди попрятались по своим домам, носители кинулись прочь, и лишь моя лазоревая птица, как ребенок, попавший в необычное место, бесстрашно разгуливала по железной ограде, с любопытством рассматривая окружающее пространство.
И я тоже была там. Я все хорошо осознавала. И я откуда-то знала, что ту огромную цепь над городом надо восстановить. И я показала ее моей птице. Птица все поняла, но не понимала таящейся там угрозы для нее. А я знала! Знала, что если она приблизится к разорванным звеньям, то станет сама звеном – недостающим звеном. И НАВСЕГДА останется частью этой Космической Цепи.
Но если этого не произойдет, то мрак и зло так и будут править Городом. И я сама указала моей птице путь, и она доверчиво полетела туда – в небо, в разрыв звеньев. Я смотрела на нее, и моя душа разрывалась от боли, от невозможности что-то изменить. И Цепь зашевелилась, потянулась к птице, коснулась ее крыльев – и сомкнулась.
Моя птица исчезла, став, как я и знала, одним из звеньев этой Космической Цепи. Душа моя молила о прощении, а из горла рвался крик боли и отчаяния!
…Вокруг все стало меняться. Медленно, неумолимо, стали распадаться кольца-ярусы Города, в его пространство хлынул Свет. Свет этот ослепил Правителя, и он исчез, а люди вдруг очнулись от долгого морока своего существования. Они смотрели вокруг удивленными глазами, улыбались, как дети и протягивали друг другу руки. – Все изменилось!
А Цепь над всем этим обновленным пространством света вдруг стала золотой……
Моя лазоревая птица,
в какие дальние края
Ты улетела, чтобы сниться
В часы ночного забытья?....
Мои сны. Моя явь. Видимые и не видимые миражи жизни на Земле. Вы все объединились в нечто целое, неразделимое. И в целостности этой нет больше внезапности и случайности – все закономерно, все чем-то обусловлено.
Моя жизнь. Видимые и невидимые ее пласты.. Опыт прохождения сквозь них и знание, дающееся во снах и наяву.
Файл памяти моей, какой величиной измерить все, что ты хранишь? И почему я больше ничего не могу прятать в твоей глубине? -
«Что отдашь – то сохранишь. Что оставишь – потеряешь». – Не мной сказано…..
18.07.2015. п.г.т. Емельяново.