- Да тут недалеко, ты помнишь? Или не помнишь? Чего тебе, в твоем возрасте, по кладбищам таскаться. Я и сама не люблю, вообще-то. Пустое это, самой к себе в гости ходить. Сам себя пригласил, сам себе цветочки. Ты, кстати, цветы не забыл? Для Жака. Это мои любимые гости, те, куда меня не пригласили, и куда мне поэтому до сих пор хочется. Не так ли? Familiarit; engendre le m;pris.[i] Жак все повторял это, оттого и помню. Хотя, ты же не говоришь по-французски. Tолько жена.
- Да, вот по этому хайвею до пятьдесят пятой, там потом знак должен быть. Тут можно быстро ехать, я люблю. Обгони этого и иди по правой. Я вот что хотела сказать: нам всем телевизоры в комнаты поставили. Я смотрю. Показывают, как мир без нас живет. Ничего, интересно. И как люди раньше без телевизора умирали? Не представляю. Мне грех жаловаться. Во-первых, я понимаю, что смотрю, а, во-вторых, помню, что смотрела! Меня тут всем комиссиям показывают: раритет, говорящий антик. Даже статью про меня написали. Я тебе посылала, ты читал? Ну, и что, что неправда. Правду говорят от отсутствия воображения. Жене твоей не убудет, а мне приятно, что профессор ; ты. Жалко тебе? Газета местная. Гордись бабушкой. Я тут ; единственный нормальный человек, включая обслуживающий персонал. Эти на нас глядя рехнулись. Плюс квам перфектум. Время такое в латыни есть, знаешь? Хотя ты ведь и латыни не знаешь. Ну, жена. И чего бы это ей латыни не знать? Жак тоже знал. Так вот, плюс квам перфектум, мой милый, значит «больше, чем законченное», прошедшее в прошедшем. Время после окончания времени. Это про нас. Старость теперь ; как жвачка на тротуаре: липкая, тянется и не наступить невозможно. Я пыталась, ну, ты знаешь. Так никак: очень есть хочется. Аппетит у меня, просто неприлично. Ладно, ладно, не буду. Совсем засохну, само отвалится.
- Через две мили сворачивай. Жалко, что нельзя еще быстрее ехать. Я бы сама повела, у меня права остались, я их спрятала, да попадемся, отцу твоему штраф за меня выпишут, и тебе, главное, влетит. Нельзя. Мне теперь все нельзя. А то ведь, упаси Боже, умереть могу! В девяносто-то семь лет. Смотри, поворот не пропусти. Я зачем тебя сюда потащила … Отец твой велел не говорить тебе. Так вот: дед твой, пусть земля ему, не спал со мной. Совсем, считай, не прикасался. То есть сначала еще туда-сюда, хотя, как я потом для себя открыла, и это ни к черту, оказывается, не годилось. То есть именно что туда-сюда, пардон. Ну, да ты большой у меня уже мальчик. Сам папа. И раз жена от тебя пока не сбежала, значит, ты у меня ого-го! Так? Золото мое. Они ведь теперь сбегают. А твоя особенно. Теперь стало можно. А тогда...
- Поворот ты все-таки пропустил. Мало ли что! Я семьдесят лет за рулем провела и поворотов не пропускала. Это я не для газеты, я правду говорю. Придется возвращаться на хайвэй. Ну, ничего, не на крестины едем. Так вот, было у нас это туда-сюда по воскресным дням, а потом, как твой отец родился, и вовсе все кончилось. И ведь не то, чтобы он детей хотел. Не думаю. Но вот как Крэг родился, так и все. Сорок лет. Мы только обедали вместе, с открытыми шторами, при свете, чтобы соседи видели, что у нас все как у всех. Нас так воспитывали, и я думала, это нормально. И потом, от его туда-сюда не особенно-то разойдешься. Это же как все. Если мало есть, желудок сужается, а когда не это, то тоже. Подружки мне завидовали даже: «Везет тебе, Лорен, не пристает.» Тогда так было.
- Ну, вот, теперь ты правильно едешь. Теперь все прямо. Там тупик. Так вот, я все эти годы думала, и зачем он мне предложение сделал? Женился на мне зачем? Не неволил же его никто. Это наш брат, за черта пойдешь, лишь бы старой девой не остаться. А Жак меня два года промусолил. Проказник. Два года втроем ходили. Жак меня в кино пригласит, и дед твой за нами увяжется. Руки в карманы, молчит, идет поодаль, но идет. И везде так. Я даже привыкла, за два года, идет и идет. Но что за радость ходить с влюбленными третьим? А потом Жак исчез, а дед твой предложение мне сделал. Ну, мне думать было некогда, двадцать семь лет, шутка? А ему зачем? Он же мужчина, свободный человек. Вот и протлела я с ним сорок с лишним лет. Хорошо не пятьдесят. Во всем, внучек, надо находить хорошее.
- Хорошо, никого на парковке нет. Не больно-то народ горюет. Да и будний день. Дальше я на тебе повисну. По этой дорожке налево. Так я к чему? К телевизору. Я помню, почему я с телевизора начала. Он у меня целый день иногда включен, так, для присутствия. Ты садись, тут скамейка есть. Нет, это я устала, не взыщи. Так вот, Жак красавец был. Не наш. Русский. То есть не русский, а француз, но до того русский. Из Парижа. Семья его во Франции осталась, а он к нам как-то попал, через Сан-Франциско. У нас тогда иностранцев совсем не было. Юг, глубинка. Кто? Эти? Эти, может, и были. Наверное, были. Я не о том. Я тебе о настоящих иностранцах говорю. Их не было. Ну, пошли, тут два шага осталось. Вот. Фамилия, видишь, какая у него длинная? Одиннадцать букв. Он говорил, что дворянская. Я верю. Ты бы его видел… А я тогда ему сказала, что мы из швейцарцев. На всякий случай. Наши тогда все в швейцарцы и австрийцы подались. Твой отец хотел бы в них и остаться. А я тебе скажу: немцы мы чистые, и ты бы был, если бы твой отец… Ну, ладно, ладно, не буду. Во всем надо находить хорошее. Давай сядем. Шикарный памятник. И как Жак здесь оказался? Уехал, исчез, а потом узнаю: умер, погиб, и здесь похоронен. Почему здесь? Погиб он в сорок пятом году, видишь, тут написано: 1915-1945. Золотом: «Погиб при освобождении Европы от нацизма». От деда твоего и узнала, он мне сказал. Мы ведь сюда оба ездили, правда, не вместе…
Так вот, про телевизор. Забавнейшая история. Вспомнила я, сопоставила. Телевизор помог. Одно время там все про геев показывали: разрешать жениться или не разрешать. Пока я разобрала, что это такое… Так вот, что я тебе скажу. Тогда, конечно, и в голову такое не могло прийти, но дед твой, чтоб ему пухом, не за мной два года третьим ходил. Не про меня был треугольник. Может, Жак оттого и исчез? Не мог выбрать? Не хотел обижать? Опасался огласки? Не спросишь. Да только тело Жака твой дед сюда перевез, уж не знаю как. Больше некому. Потому мы и дом свой так долго купить не могли. Дорого это, покойников в такую даль возить и памятники с золотыми надписями заказывать. Он, кстати, тут же похоронен, я и забыла. Вон памятник, видишь? Иди, сходи к нему. Все же дед. И моя могила там же, отец твой место купил, а то дорожает все. А я тут посижу. Не буду, пока жива, навязывать ему свою компанию.
- Ну, все? Как ты быстро. Тогда пойдем, а то ехать далеко, и есть страшно хочется. Кутнем? Я тебя приглашаю, внучек.