Наваждение ушло, послевкусие осталось. Александр сидел на сыром полу в подвале. Как долго он сидел в этом положении, он не знал. Он смотрел на кирпичную стену и не видел проёма. Александр не знал, сколько он пролежал без сознания. Придя в себя, он, не отдавая отчёта своим действиям, трогал пальцами кирпичную стену, не понимая, кто и когда её восстановил. И у него было желание её разрушить снова, ведь там по ту сторону находилось помещение. Потом он долго прислушивался, приложив ухо к прохладному кирпичу, в безуспешной попытке услышать шум и треск работающей рации. Он осознавал, что делает что-то не то, и его поведение казалось даже ему самому, по крайней мере, странным. Вместо того чтобы привести себя в порядок и заняться своей разбитой головой, он стремился попасть туда, в то самое тёмное помещение.
Он поднялся наверх, благополучно миновав сломанную ступеньку. Потом долго сидел на крыльце, не совсем понимая, где он находится. Вероятно, его привёл в себя сосед Иван, который возился у своих ульев. Иван помахал ему издали рукой, и Александр помахал ему в ответ. Его рука на мгновение застыла в нелепом приветствии, затем Александр потрогал голову и обнаружил на волосах запёкшуюся кровь. Он поднялся, направился к колодцу. Сполоснул ведро и вылил на землю оставшуюся после немцев воду, хотя он уже понимал, что немцы не более чем плод его воображения. Александр зачерпнул полное ведро студёной воды и стал приводить себя в порядок.
В город он вернулся вечером. Александр вёл машину медленно, помня о травме головы. Чувствовал он себя вполне сносно. Но голова есть голова, орган до конца неизученный. Час пик уже прошёл и поток машин постепенно иссяк. Александр выехал на главную улицу, ещё пару минут и он будет дома.
На главной улице что-то происходило. По лужайке напротив дома номер 28 ходили какие-то люди в камуфляжной форме. Несколько участков было огорожено синтетической тканью черного цвета. Немного в стороне собрались женщины, мужчины, возможно жильцы дома, и что-то сдержанно обсуждали.
Александр притормозил, пытаясь лучше рассмотреть происходящее. Затем он заметил знакомое лицо. Павел Кравчук. Когда-то в молодые годы Павел работал журналистом в центральной газете. Но ему пришлось уйти оттуда из-за своей гражданской позиции или из-за своего независимого характера. Александр понимал, Павел был ценным специалистом даже для центральной газеты, и его можно и нужно было использовать для пользы общего дела. С его уходом газета много потеряла. Но, видимо, его руководство ценило личную преданность выше профессиональных качеств. Как бы то ни было, но Павел оказался за бортом. Он вернулся в родной город и занялся историей края. Он ездил по окрестностям беседовал со старожилами, собирал артефакты.
История страны одна на всех. История победившего большинства. Но у каждого есть ещё своя история, которая называется жизнь или судьба, как кому больше нравится. Особенно в переломные моменты. И если начинаешь эти истории изучать, всплывает столько разных деталей, что большинства никак не получается. В правильной истории народ шёл плотными рядами уверенным шагом в светлое будущее. Но на поверку оказывалось хаотичное движение. Попытки приспособиться, попытки воспользоваться ситуацией и взобраться наверх, попытки сопротивляться и попытки просто выжить.
Павлу были интересны отдельные человеческие истории, вернее судьбы, любые, поэтому он продвинулся дальше других. Какие-то материалы он передавал в местный музей, иногда печатался в районной газете. Вскоре он сошёлся со местными краеведами и обрёл себе имя. Павел занял нейтральную позицию, он по крупицам собирал информацию, ту, которая была достойна страниц учебников, и ту для которой в учебниках места не было. Наверное, крах столичной карьеры Павла многому научил. Поэтому он старался не выпячивать свою гражданскую позицию. И только небольшому кругу доверенных людей он мог порассказать историй. Александр входил в круг таких людей. Когда-то в откровенном разговоре он всё-таки спросил Павла, что же там произошло в столице. На что тот то ли в шутку то ли в серьёз ответил:
- Статью хотел опубликовать «Влияние крупных поражений на нравственное здоровье нации».
- И что влияет? - спросил его Александр.
- Влияет, но во втором поколении. Поколение причастное к событиям каятся не желает. Оно испытывает горечь, опустошение, ненависть, но только не раскаяние. И до конца своих дней мучается вопросом. "Что мы сделали не так? Всё ведь могло получиться". И только второе поколение начинает понимать весь ужас содеянного. "Что вы натворили?"
Александр прижался к обочине и вышел из машины. Он медленно перешёл улицу и направился к Павлу, который стоял немного в стороне и внимательно наблюдал за происходящим. Он всегда находился немного в стороне и всегда внимательно наблюдал за происходящим. Александр приблизился к нему, они пожали друг другу руки.
- Что тут? – спросил Александр. – Похоже раскопки какие-то. Клад ищут?
- Да нет. Не клад. Это поисковики, раскапывают немецкие могилы,– серьезным тоном ответил Кравчук.
- Что? Какие могилы? – Александр искренне удивился.
- Во время войны тут было немецкое кладбище. Вся эта лужайка, да и под домом. А потом после войны было принято решение сравнять его с землёй. Вон даже дом построили. Об этом мало уже кто помнит. Вон там, гда сейчас Дом детского творчества в войну немецкий штаб был. Флаги со свастикой и часовые с автоматами у входа.
- А поисковики как узнали?
- Сохранились немецкие карты. Педантичная нация. Немцы вышли на военкомат. Оплатили все работы. Второй день уже работают. Не знаю, к чему у них привязка. Тут всё поменялось с тех пор. Но практически не ошибаются. Даже под тротуарными дорожками есть захоронения. Немцы готовы оплатить работы и потом восстановить всё. Но наши власти сказали, дорожки не трогать.
Павел говорил со свойственной ему серьезностью, по его тону невозможно было определить, как он ко всему этому относится. Одобряет или осуждает. Он никогда не спешил давать событиям поспешную оценку.
- Дела. И куда останки? В Германию?
- Жетоны в Германию и Венгрию. Тут и мадьяры есть. А там, где дом стоит, там итальянцы похоронены. Немцы расстреляли. Целую роту. Уже после Сталинграда. А останки перезахоронят. В области есть немецкое кладбище времён первой мировой войны. Ухоженное. И этих туда же. Говорят, решение там принимали, - Кравчук показал пальцем куда-то вверх.
- Может, пусть забирают. Зачем они нам?
Кравчук ответлил не сразу.
- В сорок первом году московские учёные в Самарканднде вскрыли могилу Тамерлана,- всё так же серьёзно, немного подёргивая широкими плечам, заговорил Павел. - Местные аксакалы их предупреждали, тут покится дух великого воина, не тревожте его. Не послушали, вскрыли. А на следующий день началась война...
Павел замолчал. Молчал и Александр. У него перед глазами стоял портрет рыжего фельдфебеля. Его профессия - война. Не просто война. Диверсии. Мосты, железные дороги, склады, штабные машины. Зря потревожили его дух. Зря.