Все автобиографические книги принято начинать стереотипно: родился, крестился, женился... но у меня, во-первых, уж точно не книга, а во-вторых, я очень не люблю быть банальным, да и как-то глупо ждать подробностей от тех, кто живет слишком долго.
Зовут меня Анри, просто Анри и никак иначе - когда я родился, у простонародья фамилий еще не было, а в России отгремела уже война с Наполеонои; отступающие войска Буанапарте нередко задерживались, а частью и оседали. Разумеется, мой человеческий отец и понятия не имел о том, кем является мама. Спешу развенчать мифы: света мы не боимся (приветствую Энн Райс), но и на солнце уж точно не светимся (забудьте бред Стефани Майер); кровь пьем редко, проходит порой от года до десятилетия, и нужно нам всего граммов двести, не более. Кровь нужна качественно, она дает нам силу и долголетие, позволяет остановить, а то и обратить старость, консервируя тот возраст, в котором первый раз произошло это событие.
Мне было двадцать один, к тому времени был я уже мужчиной взрослым, а потому крепким и решительным, а выглядел довольно представительно - росту шесть футов и ни на дюйм меньше, волосом светлый аж до соломенного, глаза голубые (мама их лазурными да небесными звала). Отец мой к тому времени в Париже вечным сном почил, но языку меня обучил, не просто успев, а с помощью вампирской памяти.
Не стану описывать свое путешествие по Европе после революции в России, достаточно лишь сказать, что матерью моей была и будет святая Русь-земля, а иных берегов мне не надобно.
Да, сорвался на старый стиль, ничего не поделаешь, но вернемся к делу.
События, что я собрался описать, могут стать ключом к тому, что сейчас происходит в вампирском обществе, которое, к слову, тоже имеет своих маньяков и извращенцев. Ну зачем, скажите, убивать беззащитных людей, когда они и так живут очень мало и зачастую несчастливо? Я всегда разделял философию братьев Стругацких насчет "счастья для всех даром, и чтобы никто не ушел обиженным". Увы, ни я не Рэдрик Шухарт, ни Зоны поблизости нет, ни до Золотого Шара не могу дошагать. Словом, печалится о несовершенстве мира тоже довольно глупо, это положение вряд ли изменит.
Я бы хотел отразить свое мировоззрение в простой фразе: "Живи и дай жить другим". Нечто подобное думает и мой хороший друг Валентин, да и наш Алан, несмотря на внешнюю отрешенность, тоже гуманист, а их двоих я знаю дольше всех, примерно с начала ХХ века, вернее, с эпохи новой экономической политики... опять же, исторический экскурс не столь важен в данном случае.
Мы с Валентином впервые задумались о том, как можно влиться в нормальное человеческое общество примерно в 80-е годы ХХ века, до сих пор оба мы вынужденны были жить и работать под вымышленными именами (Валя помоложе, поэтому его паспорт еще не был бы поддельным, если бы не одно обстоятельство, а именно, консервация в столь же молодом возрасте, что и у меня). Мой друг тоже блондин, хотя и пепельный, а потому нас принимали за родных братьев, на чем мы и играли какое-то время.
Валентин работал на радиозаводах практически всего Союза, время от времени корректируя год рождения и завещая себе же отложенные на банковских счетах деньги, я же занимался в основном делопроизводством, что было довольно-таки скучно.
Истинной же нашей страстью всегда была музыка.
Возможно, мы с Валентином и смогли бы войти в какой-либо ансамбль, хороших ВИА было очень много, но, увы, наступили 90-е, а эти годы были ужасны для всех людей и почти всех стран распавшегося Союза. Помню, как мы с другом оплакивали исчезнувшее прекрасное общество - уж мы-то знали, что ничего более гармоничного и справедливого история еще никогда не знала - но нужно было жить дальше, и мы подались в грузчики-шоферы, а позже попытались организовать бизнес, но это было тщетно, в те годы выдержать конкуренцию было практически невозможно.
Неизвестно, как сложилась бы моя судьба, если бы я не увидел однажды на школьном дворе пухленькую светло-русую девочку, которую зажали в угол хулиганы. Я надавал паршивцам оплеух, а малышку проводил домой. Было ей всего лишь двенадцать лет, но спасенная мною школьница была умна и серьезна не по годам, вампира во мне опознала с помощью амулетика, висящего на шее, а потом призналась, что ее папа - оружейник Пространственно-Временного Патруля, а мама тоже служит в этой структуре. По ее словам, она уже видела мою фотографию в рабочих журналах, а потому знала, что я - "свой".
В тот год вышел фильм Нила Джордана "Интервью с вампиром", считающийся фильмом ужасов, но моей Натали нравилась "страшная сказка"; девочка сразу прозвала меня Лестатом, а потом придумала хорошее занятие для меня и Валентина.
Проект клуба "Меггидо" придумала тоже Нати: нижний этаж - звуконепроницаемый танцзал, кафе-бар в холле и музыкальный киоск, торгующий дисками с советской эстрадой; верхний этаж жилой, с санузлом в каждой комнате; чердак - рубка диск-жокея. В подвале сметливая девочка придумала разместить входы в систему подземных ходов, ведущих, среди прочих явочных мест, еще и в костел, молельный дом баптистов и мэрию. Глава Патруля Ростислав Горин сразу понял, что клуб надо строить, а малышку взять стажером к аналитикам.
Все вышло просто отлично, особенно когда Натали попросила выпустить "на поруки" молодых вампиров, брата и сестру Штерн. Валери с Кристианом, хотя и имели немецкие корни, тоже оказались русскими, а их профессия кинологов пришлась как нельзя кстати в клубе: охрану организовали, псарню завели, мимо них мышь не проскочит.
Со временем у нас разместили служебный телепорт сотрудников Патруля, а позже на крыше поставили гигантский артефакт-накопитель (пока народ дергался на дискотеке, их энергия, самим носителям уже не нужная, шла прямиком в этот самый камень, чтобы принести пользу штатным магам - им дополнительный источник энергии ой как нужен!). Я играл роль бармена, подслушивая и подсматривая, а затем передавая через Натали то, что считал небанальным; подсказки оказались бесценны для аналитиков).
Радиорубка стала царством Вали, но он обычно втихаря, включив на полную мощность динамики в зале и поставив диск, занимался радиоперехватом. Мы наконец-то влились в общество, оставшись при этом автономны; не хватало в клубе только собственной рок-группы и, как следствие, живого звука для частных вечеринок. Зато порой у нас отрывались и патрульных офицеры, а Натали бегала чуть ли не каждый день после школы послушать музыку, даже за уроки садясь обычно в моей комнате.
Я думал, что четыре совладельца для клуба самое оно, однако судьба рассудила иначе.