Письмо маме

Тамара Коломоец
ПИСЬМО

            МАМЕ........

Завтра, 28 августа 2012 года, день твоего рождения, а точнее - 100 лет со дня рождения.

Ты появилась на свет в семье Константина Белявского и Цили Менакер в Запорожье Каменское, ныне Днепродзержинске, в Украине, 28 августа 1912 года. У твоей мамы, а значит моей родной бабушки, уже был сын от первого брака, когда родилась ты... Тебе было всего шесть лет, когда мама умерла в родах третьим ребёнком от родовой горячки: в дом ворвались бандиты — погромщики.
 
Тебя не стало в ночь с 18 на 19 мая 1997 года в возрасте 84 лет, 8 месяцев и 19 дней.  Мы знали, и ты тоже, что умираешь и всё просила нас не волноваться, говорила, что всё естественно, понимая, как горько нам отпускать тебя. Странно, но за пару дней до кончины ты, вдруг, увидела папу у своей постели. Ты удивлённо смотрела туда, где он стоял и даже  сообщила нам об этом. Думаю, что так и было. Он приходил к тебе. И это было только ваше свидание. Возможно, он хотел подбодрить тебя, увидеть в последние часы на этой земле. Мы удивлённо смотрели как ты, радостно вскинув глаза, устремлённые к папе и стала вся внимание. Ты видела его, мы — нет. Вы были вместе более пятидесяти лет и пройденный путь не оказался лёгким, как и у всех, кому выпало жить в это время.

Я ужасно измоталась и прилегла на кушетку рядом и вдруг провалилась в сон. Это были, может, считанные минуты. Я не позволяла себе заснуть, чтобы не оставить тебя одну. В какое-то мгновение со страхом поднялась, как-будто кто-то толкнул меня. Мамочка, ты спала, но я поняла, что вот сейчас ты вздохнёшь последний раз и затихнешь навеки.

Мамуля, мамуля родная! Я обняла тебя, уткнувшись в лицо, но не могла кричать от горя, потому что ещё бабушка учила нас, что нельзя мешать, когда человек навсегда уходит. Я была с тобой так близко, как никогда. Мои слёзы заливали самого родного человека .

Мамочка, ты лежала тихо, тихо и была совершенно одинока. Вот тогда я поняла, что такое настоящее одиночество. Ты уходила в далёкий, бесконечный, вечный, неведомый мир и уходила одна, совершенно одна, сама, оставляя нас тоже одних, всех, кого прощала, жалела, понимала и преданно любила. Я обняла тебя, я была с тобой, но не в силах удержать, не отпустить тебя, потому что в этот таинственный и неотвратимый миг ты уже была не с нами. Помню, как ты мне говорила: ''Томочка, когда ты рядом, мне не страшно''. Когда я стала взрослой, я действительно могла защитить тебя. Теперь я была рядом, но ты покорно уходила одна и ничего нельзя было с этим поделать.

Пошла к Галинке, которая тоже не спала, сказать, что тебя не стало. А потом было всё, как и положено. Все твои дети были рядом. Ты так просила, чтобы мы не теряли друг друга. Ты лежишь не с папой и бабушкой. Там уже не хоронят. Ты покоишься рядом с Андрюшей,  которого любила больше жизни и просила около него похоронить тебя. Смерть  Андрюши - это наша вечная боль. Помню, как ты просто окаменела, когда  случилось  в горах это несчастье. Ты сидела в кресле и молчала. Никто не успокаивал тебя. Это было просто невозможно. Ты мужественно и беззаветно любила своих детей и внуков.

Ты никогда не говорила об этом. Ты просто нас любила. Когда-то ты не отпустила меня в горы, в экспедицию с папой. Я приехала на каникулы из Воронежа и ты заплакала, когда я решила пойти с ним . Я осталась. Не могла видеть твоих слёз. А потом дважды была по три месяца на практике там и дважды могла погибнуть. Вот тогда я поняла, что нельзя надеяться на кого-то, даже сильного и хорошего человека, что за свою жизнь должен бороться каждый только сам и урок этот усвоила навсегда. Юра, проводник наш, держа меня левой рукой за мою правую, cвоей правой прикладом ружья делал лунки для моих шагов в леднике, который надо было  пересечь, намного сократив путь. От страха я совершенно перестала сопротивляться, полагаясь только на сильного, как мне казалось, всемогущего Юру. Моя правая нога не удержалась и предательски сбила его с ног, страховавшего меня шагом ниже. Так, вместе, держась за руки, мы понеслись с ледника куда-то вниз, набирая скорость, стараясь зацепиться за что-то, пока не влетели в берёзовое криволесье и редкие кусты рододендронов, застопорившие, наконец, наш небезопасный полёт .

Теперь удивляюсь, как папа мог нас двух девчонок-студенток оставить в горах, когда   столько опасностей: скалы, обрывы, пропасти, снежные обвалы и браконьеры. И мы одни со Славой Харамбурой из Львовского университета на десятки километров. В определённые дни к нам приходили егеря: Юра Нагайчук и Юра Васильченко, в которых мы незамедлительно влюблялись. Они были такими мужественными, грубоватыми, обвешанные ружьями, кинжалами и разными приспособлениями для гор с обветренными, обгоревшими от жёсткого горного ветра и солнца  лицами. Они жили в горах. И всё это на фоне живописных заповедных уголков Северо-Западного Кавказа, где мы исследовали жизнь оленей, туров и серн, пасущихся в альпийских и субальпийских лугах огромными стадами. А нам по 20 лет и мы полны романтических несбыточных фантазий .

Папа был настоящим зоологом и хотел, чтобы и я стала такой же. Он не был любителем спиртного, но вечерами, у костра, на привалах в приютах, когда навещал нас, он мог позволить нам, студентам, выпить настоящий спирт, (который у зоологов всегда имеется) больше для традиции, утверждая, что зоолог должен уметь это. А Владислав Андреевич Котов, тоже настоящий зоолог, когда мы  попадали в горах в холод, раскручивал свою металлическую фляжку и наливал нам коньяк в крышечку, согревая нас этим. К великому несчастью, через несколько лет он трагически погиб вместе со своим молодым коллегой под снежной лавиной в районе Аспидного перевала, где мы и проходили практику под его началом. 

Не знаю почему, но вспоминается вся жизнь в совершенно разной и даже не логичной последовательности. Но я говорю с тобой, как и раньше, когда папа ночами заглядывал к нам и  говорил:'' Вы всё ещё болтаете?''. Ведь я уехала от вас в 17 лет и, когда приезжала, мы не могли наговориться. Ты знала, что нельзя спрашивать меня, когда возвращаюсь.  И старалась не задавать этот вопрос, но если задавала,  говорила тебе, что не будем об этом. Эти приезды бывали даже на пару дней. Хотелось не думать о печальном, а наслаждаться миром дорогой  семьи, в которой было так хорошо, как нигде больше.

После дороги в первое утро  могла немного дольше поспать и слышала, как  Вы с папой тихо ходили и говорили, что Томочка спит и это реакция на усталость. Иногда мне бывало холодно в квартире, хотя на улице стояла жара, и Вы старались укутать меня пледом, говоря, что это тоже реакция на усталость. Как Вы понимали меня!

А потом ты спрашивала, что приготовить на обед и я просила любой твой самый простой суп. Супы были у тебя просто замечательными.   
 
И, вот, мамуль, тебя уже нет 15 лет. Ты не знаешь, как мы прожили эти годы, а может знаешь, иначе как бы могли выдержать несчастья, потери, которые сваливались на нас, если бы не ваша с папой и бабушкина любовь, которую мы постоянно ощущаем, которая оберегает и помогает всё это пережить, не говоря уже о мелких огорчениях.
 
Так много изменилось за эти годы. Советского Союза нет. Республики стали отдельными государствами. И все они пошли своим путём и у всех он оказался не лёгким. Люди выживали по-разному. У нас, в Донецке, появилась дача в деревне и всё выращивали сами. А когда поехала к Наташе в Наро-Фоминск, мне пришлось вечерами в Москве, у Киевского вокзала, продавать свой донецкий чеснок на штуки. Москвичи шли с работы и выхватывали всё, что продавали. И мой заработок помогал семье Наташи, так как Сергею в части зарплату не давали месяцами . 

В 2001 году мы круто изменили нашу жизнь. И я была инициатором. Всё пошло кувырком. Нас всех отправили на пол-ставки. Зарплаты задерживали. Начали все учиться зарабатывать сами. Толя болел. Кругом надо было обо всём договариваться, доставать. Наша размеренная, красивая жизнь померкла. А ещё, я просто не могла пережить увольнение нас, молодых пенсионеров, с работы. Может кто-то не так пережил это. Я не могла. Не могла представить жизни без ботанического сада. И многие годы просыпалась во сне от несправедливости, когда мне снилось моё увольнение. И однажды я сказала, хватит, делаем паспорта и уезжаем. Знаю, что Толю моё решение просто повергло в ужас. Я тоже страдала и потихоньку плакала. И всё же, чтобы ты знала, что живём мы теперь в Израиле: Толя, Наташа, Саша и я.

Не знаю, как бы ты оценила моё решение. Для меня это всегда было важным, хотя ты говорила, что несмотря на твоё мнение, мы должны решать сами. Ты никогда и никуда не собиралась уезжать и даже не могла представить это. Теперь я знаю, что в Израиле, после операции, ты бы пожила ещё много лет.

Сергей, прожив здесь около трех лет, вернулся в Россию, оставив Наташу с Сашей. С тех пор к своей дочке интереса не проявляет.

Между тем, тяжело пережив это, они выcтояли. Много чего было ещё, но не хочу огорчать тебя. Сегодня только о хорошем.

Наташа работает. Саше исполнилось 17 лет. Пошла в 12-й, последний класс, и уже  зарегистрировали её как будущего солдата армии Обороны Израиля. Но служить начнёт после окончания школы, весной 2013 года. Она выше меня на голову и нога побольше. Так что проблем с обувью у неё не будет.

Живём мы вместе. Это не легко, но своей квартиры пока нет. В Израиле много зелени, много цветущих кустарников и деревьев. Когда опадают цветки, из них под кронами образуются ярко-оранжевые, желтые, сиреневые, красные ковры. Ну, как у нас, когда опадают осенью листья. Кругом пальмы. Но я не люблю их. Гроздьями свисают финики и бананы. А когда начинают цвести цитрусовые, стоит аромат удивительный. В это время расцветают и роскошные  цикламены. Но мне сразу вспоминаются маленькие, изящные букетики диких лесных цикламенов, которые папа покупал нам всегда, как только они появлялись в Майкопе. Они мгновенно преображали нашу, скромно обставленную столовую, где мы любили обедать. Белоснежная полотняная скатерть с мережкой и кружевными квадратами, связанными твоими рукодельными руками, покрывала  стол. Я реставрировала её и привезла в Израиль. Ваши фотографии украшают мою комнату.. Вы все  со мной . 

А ещё, ты очень обрадуешься. Ведь у тебя появились новые родственники — правнуки Ваши, твои и папы .. Ты не поверишь! Галка и Виля стали бабушкой и дедушкой. Оксанка родила им чудных внуков: Ронена (зову его Ронюша и очень люблю ) и Даринку, которую люблю тоже..

Ронику шесть лет и сегодня он пошёл в первый класс. Он так похож на Андрюшку. Все знают это, но все молчат, потому что рана не заживает. Даринке четыре года и она -  вылитая Оксанка в детстве.

Муж Оксанки израильтянин, родом из Ирана. Через год после нашего переезда в Израиль, она приехала к нам погостить, да так и осталась. Вышла здесь замуж и вот у тебя двое правнуков. Они прекрасно говорят по-русски, бывают в Майкопе и любят его.

Лёня наш живёт в Майкопе -  постарел, ухаживает за очень больной Таисией. Освоил компьютер, интернет, занимается журналистикой. В Израиль не поехал.  Мы часто звоним ему. Танечка навещает Лёню и помогает деньгами, хотя он и Тая имеют приличную пенсию.

Танечка по-прежнему живёт в Москве, работает директором крупного магазина и её  уважают, вырастила хорошего сына. Геночка закончил институт и работает директором ресторана в Москве. Любит девушек и они его, но пока не женился. Муж Тани умер. Ты знаешь, что он не был надёжным мужем и отцом тоже..
 
Связи с друзьями мы не потеряли. Общаемся. Каждое лето бываем подолгу в Майкопе. Там замечательно. Город красивый и чистый. Приходим навестить всех Вас. У папы и бабушки растёт куст жасмина, у Андрюши и тебя -  розы, клематис, можжевельник, ирисы, барвинок, хризантемы и другие цветы. Ведь ты  всё это  так  любила.

 

Продолжение  будет....