Вечером на улице стало тихо… Позже где-то вдали зазвенел гитарный бой, залаяла приглушенно собака, а под утро томную тишь разрезал крик петуха. Днем на улице шумели дороги, издали слышались голоса людей. Солнце разносило усердно свое тепло, проникая в клеточки тела, которое от малейшего движения бросало в пот. А поздним вечером на улице становилось прохладно и тихо…
Днями она мирно стояла в уголке, иногда Стас брал ее в руки и начинал петь, перебирая струны. Отвечала с неохотой, ведь он был слишком грубым. Рвал и терзал ее металлические жилы и бесцеремонно бросал наземь. Вспоминав своего прежнего хозяина, в ее деревянное сердце приходило тепло и грусть, ведь там она чувствовала себя нужной и защищенной. Стас был другим. Он никогда не ценил ее, брал только чтобы выделываться перед очередной спутницей. Пел он фальшиво и репертуар был узок, блатные да пошлые песни. Старый же владелец гитары был не столько голосист, как нежен и спокоен. Сейчас вспоминая их расставание, она горько всплакнула от обиды и своего ошибочного отношения. Она так радовалась, что ее продали веселому и шумному мальчику. Ей тогда так надоели грусть и тоска в песнях унылого хозяина. Потому она радовалась переменам. Но сейчас все стало по-другому.
Проходило скучное и болезненное время, где вечерами она жалостно дребезжала струнами, глухо издавая звуки «до» и «фа» на второй струне. А в аккордах шумно дзинькала открытыми струнами и не смыкающимися ладами. Стасу было все равно, он ее не лечил, не настраивал, не ухаживал и не берег. Потому она и звучала безобразно. Скрипела, звенела при каждом прикосновении его пальцев и, как не удивительно, вся вина, вместе с проклятиями, валились на ее плечи.
- Хлам! Кусок деревяшки! – в очередной раз прокричал Стас бросая ее небрежно в угол, который уже давно стал ее домом. Она тихо застонала от боли и унижения, а потом заплакала рваными струнами. Звон разнёсся по всему дому, а потом последовал треск и грохот.
Парень увидев, что новые струны испортились разозлился еще сильнее, от чего пихнул бедную ногой. Та снова застонала, пожалев, что не умеет кусаться. Потом по ее телу пробежала внезапная боль, которая снова отдалась глухим стоном в корпусе и ее стройный гриф распался на две части. Звонко дзенькнув в последний раз, она стихла.
- Вот и прекрасно! – провозгласил Стас и выбросил гитару не чердак.
И она поняла, что время ее закончилось. Больше никогда не сыграть ей грустную мелодию, никогда не отбить ритм для танца, никогда не быть утешением, никогда, никогда…
Лет через пять, юный парень, в поисках вещей на чердаке, по просьбе матери, наткнулся на сломанный инструмент. У гитары был жалкий вид: ржавые струны торчали в разные стороны, корпус и гриф стали темными от грязи и пыли, сырость подпортила ее бока. Он забрал ее в комнату и принялся приводить ее в порядок.
Долго ждал пока склеится ее хрупкий гриф, прежде очистил ее, постирал наклейки приклеенные старшим братом Стасом. Потом покрыл лаком. Гитара приобрела новый вид, но все еще желания звучать у нее совершенно не было. Слишком долго она ютилась между хламом и страдала от боли и унижения. Ожидание неизвестного извело ее музыкальную глубокую душу.
Алеша привез из города новые посеребрённые струны, установил их и…
Она боялась издать звук, боялась дышать. Снова терпеть боль и страдания у нее нет сил, легче молчать.
Пока парень ее настраивал, она сдерживала свою суть, заглушая что есть мочи звуковые волны. Но когда он сыграл первые несколько аккордов, сердце смягчилось и она отпустила свое напряжение.
Звук лился стремительным энергетическим потоком. Настроенная, чистая, нужная гитара почувствовала прилив неведомой силы. И все с чем она давно простилась, вернулось.
Струны не дзенькали, не трещал гриф, не стонал корпус. Музыка была открытой, звонкой, радостной. Голос Алексея, ее спасителя, звучал нежно и ровно, выпевая каждую ноту и аккорд. Пальцы скользили по струнам плавно не обрывая и не царапаясь, ловко бегая с «ми» на «ля», с «ля» на «си» и далее по всем нотам и ладам.
И позже уставшая, но счастливая, гитара висела на стене на красной ленте, привязанной к грифу, и пела. А юный композитор, едва проснувшись, стал подбирать песню, которая снилась ему всю ночь.