мемуары
-------
в жанре грустного юмора
-----------------------
мейнстрим
---------
Посвящаю друзьям юности, с которыми работал в одной бригаде на уральском метизно-металлургическим заводе. Многое за прошедшие годы перетерпело изменения в моём сознании и в моей жизни. Мало, что осталось во мне из прошлого, чтобы так вызывало в душе теплоту. Но когда я вспоминаю людей, с которыми трудился не один год в рабочих коллективах уральского города, сразу на душе у меня становится тепло.
Я стараюсь писать подробно, чтобы вам было понятно развитие событий и ситуаций.
Ведь в рассказе на бумаге всё должно быть связано, как в жизни. Стиль мой не совсем обычный, но если вы не прочитаете, что я пишу вначале, то не поймёте того, что будет в конце. Поэтому, как учили нас в Израиле в первые годы нашего "возвращения "Савланут" и "леат-леат".*
Разными по характеру и по нашим отношениям были эти люди, не всегда они были простыми, не всегда находили мы консенсус. Но чего не было в советском рабочем человеке в наши годы, так этo не было в нём фальши. Со временем, которое было у меня непростым и которое принесло мне много испытаний, таких людей я встретил единицы.
На самый большой в Советском Союзе метизно-металлургический завод я устроился работать "по блату". Если мои современники идеализируют иногда вместе со мной наше советское прошлое, то надо знать меру.
Протекция во все века была, есть и будет. Когда тебе нужно получить что-то полезное без помощи родных или друзей не обойтись. Без протекции или как её называют в народе - без "блата", желаемого не достигнуть.
Короче, после работы в автобазе, предприятии достаточно специфичном и даже суровом, я решил пойти работать на солидное предприятие. Сначала сунулся на самый большой в городе металлурргический завод, на котором проходил практику во время учёбы в техникуме. Но в отделе кадров металлургического гиганта мне вежливо отказали.
Хотя приглашение на завод квалифицированных рабочих висело там же, на стене. Возможно моя квалификация и опыт на самом деле были небольшими. Но скорее всего отказали из за моего "белого" военного билета. Из за нарушений в здоровье в армию не меня не взяли. Во времена моей молодости такой криминальной дедовщины в армии не было в помине.
С нарушениями здоровья медицинская комиссия к службе не допускала. Проверки здоровья не были формальными - не призывали, что сейчас покажется странным, близоруких и плоскостопых. Ну а про тех, кто успел побывать у "хозяина" - в тюрьме, даже речи не могло быть.
Служить во времена моей юности было намного престижнее, чем отсидеть в "зоне" за хулиганку или за какую нибудь мелкую кражу из магазина. Так что военный билет, который мог мне помешать в устройстве на завод, я получил неожиданно для себя и без всякой взятки почти пятьдесят лет назад.
Я должен сказать, что хоть я и не работал подолгу на одном месте, без работы я не болтался. Я почему-то с детства не любил клянчить деньги у родителей. Может быть видел, как тяжело работает отец - водитель многотонного грузовика. Да и мама без дела не сидела и часа - я не помню, когда она спать ложилась и когда вставала. И отцу и нам с братом, всем троим, когда бы утром мы не уходили, позавтракать горячим было всегда.
Отец уходил на работу в пять утра и возвращался домой в семь часов вечера, он возил на своём грузовике много лет бригады строителей на их объекты. Я же искал интуитовно чего-то своего позитивного. Но в начале трудового маршрута трудно понять, что мне по душе, какая профессия моя. Да и других факторов, о которых я тогда и не догадывался и о которых обязательно поведаю всему свету, тоже имели место быть. И для чего я живу и куда идти учиться выбрать было совсем непросто.
Я, как старший сын, помогал маме по дому, нянчил младшую сестру и видел, как экономно она вела домашнее хозяйство. Спасибо ей за эти уроки детства, я тратить деньги по пустякам себе в дальнейшей жизни не позволял. Хотя такая возможность в годы моей престижной работы у зубоврачебного кресла была больше двадцати лет.
По прошествии времени и по изменению всей географии, я могу сказать - не жил я одними зубами, даже золотыми. Были у меня и другие виды бизнеса, конечно на то время они считались незаконными.
Хотя в нашей советской действительности само слово - "бизнес" считалось как бы криминальным и употреблялось разве что со сцены сатириками. Но о советском бизнесе, который был и развивался паралелльно со страной, особый разговор будет.
Такая же бережливая оказалась и моя жена - тоже уроки её родителей даром не прошли. Чтобы перейти к заявленному рассказу закончу лишь одним фактом. За почти пятьдесят лет, нами прожитых вместе, у нас бывали сложные времена и тяжёлые тоже. Особенно непросто было выживать в первые годы эмиграции в незнакомой стране.
Да и жизнь с ней мы начинали, как многие советские люди. Она была студентка, я электромонтажником трудился, доменный цех на большом заводе обеспечивал электрическими линиями.
Потом она закончила ВУЗ, начала преподавать иностранные языки в том же техникуме, где я учился на электромонтёра. И где "блистал" на сцене в самодеятельных спаектаклях за десять лет до её прихода.
По ходу действия, пока вспомнил юность - во время учёбы я два года был ещё капитаном команды училища по настольному теннису. Мы были не только лучшими в системе профтехобразования города, но даже стали вторыми призёрами среди техникумов области. А вот в изучении электротехники и спецтехнологии мои успехи были гораздо скромнее. Технические дисциплины давались мне сложнее, они как-то меня не привлекали ни тогда, ни теперь - ну не шли мне в голову.
Ко все этим чудесам - смартфонам и айпэдам я совершенно равнодушен. Мобильный телефон имею, но простой модели, без наворотов, разговоры веду по необходимости. Да и учится я пошёл потому, что в том престижном заведении давали денежную стипендию, таких техникумов всего три в городе было. В других таких выдавали вместе денег форму и кормили в столовой два раза.
Деньги мне были нужны прежде всего, чтобы купить импортные накладки на ракетку и хорошие мячики для игры в настольный теннис, тоже не советского завода. Клянчить деньги у родителей я себе не позволял. Как я зарабатывал со школьной скамьи, я написал в нескольких своих рассказах, один из них - "Три богатыря":
http://www.proza.ru/2013/07/06/1457 - можете прочитать, не пожалеете.
К тому времени, когда жена завершила учёбу в ВУЗе, я закончил вечернюю школу и пошёл учиться на зубного врача. У нас уже рос хорошенький пацан и жили мы, как тогда было обычным, у родителей жены.
Её старший брат давно покинул родительское гнездо. Так вот, ни в молодые годы, ни потом, ни сейчас мы с ней не занимали никогда денег на жизнь и на покупки для семьи.
Мы всегда свои расходы соотносили с нашими доходами. Как сейчас экономисты говорят, всегда мы держали наш бюджет бездифицитным. Пусть бы у нас поучились некоторые министры финансов и экономисты.
Теперь снова про "метизку", так в народе ласково и снисходительно называли большой метизно-металлургичекий завод. Такой завод украсил бы небольшую страну, но в нашем городе был другой завод, который мы все называли только "комбинат". Остальные заводы рядом с ним не стояли по всем позициям. И конечно по зарплатам и по социальной поддержке своих труженников.
В "застойные" советские годы руководство предприятий рабочих и служащих называли уважительно - труженниками. Это теперь мне противно смотреть, как хозяева презрительно обращаются со своими сотрудниками, как когда-то феодалы с рабами. Отбирают у них и акции, заработанные ими и их родителями. Да и зарплата у нынешних "труженников" оставляет желать большего.
Этот метизный завод оказался в нашем городе в результате срочной эвакуации из города Днепропетровска в 1941 году. Красная Армия была, как всегда, совершенно не готова к войне с фашистами. А вот заводские коллективы оказались намного более готовыми к войне. Как им удалось быстро снять оборудование и под бомбёжками вывезти заводы на Урал и в Сибирь я не могу понять до сих пор.
В начале 60-х годов, когда я на него поступил, на заводе был директором Вениамин Наумович Гутник, приехавший вместе с заводом из Днепропетровска. Тогда он был ещё главным инженером завода. Вместе с ним в заводоуправлении работало ещё много его земляков из Украины. Они уже были немолоды, многие из них достигли пенсионного возраста.
Старый директор не мог позволить себе уволить тех, с кем он пережил тяжёлые годы войны и эвакуации. Кроме того, многие из них были, как и сам директор, евреи. А их на работу в промпредприятия брали в советское время не очень охотно.
Конечно засилье пожилых в разных важных отделах завода, в переспективе развития задерживали его, как тяжёлый якорь. Завод часто лихорадило, иногда план не выполняли, но я пришёл работать электриком и меня всё это не волновало ни тогда, ни теперь.
Свёкор моей старшей сестры, Яков Евсеевич Володарский, бравый фронтовик, подполковник артилерии в запасе. Он встретил меня в своём кабинете с длинной папиросой "Казбек" во рту. До этого я видел его пару раз на семейных застольях, но принял он меня, как родного.
Позвонил при мне начальнику электроцеха Николаю Ивановичу Шевцову и "попросил" принять меня электриком по обслуживанию оборудования. Опять встал армейский вопрос, я из обрывок их разговора понял, что начальник цеха не горел желанием иметь у себя родню очередного начальника.
Я помню точно, как мой Яков Евсеевич сказал строго в телефонную трубку:"Мы с тобой за него отвоевали двадцать лет назад". Потом, когда я удивительно легко обжился в бригаде, я узнал, что по протекции со мной рядом работают сын директора нашего Дворца культуры и спорта Миша Истомин и даже младший брат секретаря горкома партии Толя Паукин.
Я стараюсь писать подробно, чтобы вам было понятно развитие событий и ситуаций.
Ведь в рассказе на бумаге всё должно быть связано, как в жизни.
Сам цех был небольшой, писать про него особо я не буду. А вот людей, на мой свежий взгляд очень интересных, в цеху было немало. Одна Надя Антохина, обмотчица двигателей, чего стоила.
Я должен обязательно сказать - при моей нелюбви к работе на заводах и других промышленных предприятиях, сами эти предприятия я уважал. Ещё больше я уважал людей, которые работали на этих заводах, комбинатах и фабриках. Особое
моё уважение было и остаётся по сей день к рабочему классу.
Мой трудовой стаж на сегодняшний день перевалил за полвека. Сегодня я занимаюсь коммерцией, нашёл я себя и в литературе, уже пять лет, как я стал писателем. С годами не только не прошла, но увеличилась моя тяга к политике и желании попробовать себя на общественном поприще.
Из тех, кого я вижу и слышу в нашем кнессете, многих из них я не хуже, как минимум. А внешне, если будет у депутатов кастинг, я войду в первую мужскую "двадцатку". Ладно, пошутили и будет, пока я ведь здесь, на "метизке" работаю.
Специальностей и профессий у меня накопилось больше десятка, трудится рядом мне пришлось с разными людьми. От автоэлетриков в автобазе до главных врачей крупных больни и стоматологических поликлиник. И путь я прошёл немалый - от санитара в хирургическом приёмнике, заводского электромонтёра до зубного врача, директора нескольких коммерческих фирм и писателя.
И с криминалитетом дела иметь пришлось, не по своей доброй воле конечно. Да и среди городских "цеховиков"- криминальной среды советского времени, жившей во времена "развитого" социализма уже по законам рынка, я был не последним авторитетом.
Но из всей этой братии настоящими, не фальшивыми, прямыми и порядочными были рабочие люди. Из интеллигенции больше настоящих порядочных людей я встречал в преподавательско-учительской среде.
На разных заводах люди были разными, но суть у них одна - относились ко мне в рабочих коллективах хорошо. Воспитание в рабочей среде, житейские познания и мудрость старших товарищей дала мне много пользы, до сих пор в жизни помогает.
Мне самому интересно, почему фамилии и имена коллег - врачей, коллег - коммерсантов, коллег по эмигрантским дорогам у меня сохранилось немного. А вот имена и фамилии товарищей по работе на заводе, в "Электромонтаже", в автобазе, в хирургическом приёмном покое моя память каким-то образом сберегла.
Но чтобы вы не подумали обо мне слишком хорошо, конечно я вспоминаю далеко не все фамилии. На память приходят только яркие люди, чем-то неординарным оставившими во мне след надолго. Я не очень люблю словa "на всю жизнь". Они как-то ограничивают меня морально во времени и в пространстве.
Вернёмся к Наде, на участок обмотки электродвигателй. Два слова всё же о нашем цехе. Он был длинный и узкий и занимал первый этаж шурупного цеха. То есть над нами стояли огромные пресса-автоматы, которые из специальной проволки различной толщины, скрученной в бунты, автоматически нарезали шурупы, а также гайки, болты и другую метизную продукцию.
Наш цех по-ходу делился на участки - ремонта электродвигателей, куда меня поставил начальник цеха. Потом шёл участок обмотки, участок электромонтажных работ и уже в следующем корпусе участок КИП и автоматики.
Кому-то интересно, почему я с Нади начинаю рассказ о тех товарищах, с кем я контактировал в цехе? А потому, что она среди женщин нашего небольшого цеха и среди обмотчиц, была весьма колоритной фигурой.
Причём, как внешне была высокой статной блондинкой, так и морально она она отличалась от других наших цеховых рабоче-крестьянских дам. Точнее будет сказать, отсутствием этой самой традиционной морали - не забудьте, дело происходили в середине 60-х годов.
Тогда несколько другие были понятия о семейных ценностях, о любви и об адьюльтере* в особенности. Так вот Надя была "разведёнка" - то есть мужа у неё не было, а было две дочки. Но все в цеху знали, что Надя "дружит" с начальником нашего цеха Николаем Ивановичем Швецовым.
Надо ли объяснять, что он иногда после работы заходил в гости к Наде или сами поймёте, зачем заходил? Благо жили они неподалёку друг от друга, в квартале, где компактно проживали в "хрущёвских" пятиэтажках труженики "метизки".
Наш завод я в дальнейшем буду обозначать в три буквы, но совсем не в те, что вам сразу на ум могли прийти, а ММЗ - метизно-металлургический завод. Самый крупный, кстати, во всём Советском, тогда ещё, Союзе.
Сам себе удивляюсь, пятьдесят лет память много фамилий сохранила, видимо знала, что я писать когда-то начну. Что информация - открытая и далеко запрятанная пока, накопиться такая обширная, что ночами будет разрывать мою немолодую голову. Примерно также, как когда-то рвали головы звуки флейт и фаготов глухому Бетховену, во я куда хватил.
Но в те годы с начальством дружить - особых льгот это не давало. Пародоксально, но дружба с руководством наоборот заставляла работать лучше других, чтобы друзья по бригаде презирать не стали. В те времена уважение товарищей по бригаде, рабочая совесть - в цеху ценились высоко, можете мне поверить.
Это теперь хозяева-импотенты "держат" в офисе девушку - красавицу на зарплате для сопровождения, для престижа, так сказать. Тогда если бы начальник этой Наде что-то особенное предоставил в цеху, ему бы обмотчицы "тёмную" устроили в его кабинете, а Надьку из бригады турнули бы. Могли "доброжелатели" о его подруге настучать жене начальника, директору школы, в которой учились дети метизников.
Конечно, остальные женщины шушукались, наверное немного завидовали Наде. В основном все были замужем, мужья почти у всех любили подвыпить. В рабочем городе у рабочего человека после тяжёлого трудового дня какой досуг? Садоводчество, дачные участки только начали входить в моду, оставались вино и водка с друзьями и соседями, домино, ну иногда бывала драка с мордобитием.
Для драки поводов не было, чего было делить, когда на спиртное деньги собирали вскладчину. Обычно драка начиналась после возлияния, кто-то кому-то грубо сказал или вспомнил старую обиду. Чаще всего драки такие были скоротечными и без больших последствий. Ну нос бывало, кому нибудь расквасят или рубашку порвут.
Мне однажды, после распития трёх бутылок "Перцовки" в такой компании облили кузбаслаком новый и единственный мой пуловер. Родители купили мне его в подарок в городе Минске, когда ездили в отпуск на родину.
Кузбаслаком назывался такой битумный лак, которым пропитывали новую обмотку отремонтированного электродвигателя. Этого лака у нас была залита огромная ванна, утопленная в земляном полу. Пропиткой командовал небольшой рыжий мужичок, похожий на Кота Базилио из сказки "Буратино".
Похожий на кота Базилио, потому что у него тоже был один глаз. Когда-то он трудился волочильщиком в одном из проволочных цехов и ему во время работы концом проволоки выбило один глаз. Я долго не мог вспомнить его имя - Толей его звали. Но поголовно все его почему-то звали "Маршал" и я понять не мог, пока не выяснил - его фамилия была Василенко.
Неважно, что у настоящего Маршала фамилия была Василевский, нашему Базилио мужики дали звание "маршала" за похожую на маршальскую фамилию.
И этот "маршал" был ещё специалистом по покраске машин, иногда его просили покрасить автомобиль кого нибудь из начальства.
Так вот наша кладовщица, хитромудрая, как все кладовщицы, Тося Монастырская(долго не мог фамилию вспомнить) попросила Маршала разбодяжить ей краски для покраски её автомобия "Волга-ГАЗ-21" в шоколадный цвет. В те годы "Волга" была предметом недостижимой роскоши, о ней можно было только мечтать.
Мои мечты в юности были гораздо скромнее и реальнее - выше новой модели "Запорожца - ЗАЗ-966" они не шли. "Мерседес", если пишу о машинах, ко мне так и не дошёл, не мечтал о нём я, видимо дураком был.
Муж этой Тоськи работал на ещё бОльшем заводе начальником какого-то небольшого цеха, оттуда у неё "Волга". Мой одноглазый Базилио-Маршал краску ей развёл, а заодно скоммуниздил для своих нужд несколько бутылок.
И вовремя дружеской "посиделки" с бригадными друзьями эти бутылки были случайно разбиты. Сидели мы под раскидистым карагачём, я вообще не видел, чего и когда они не поделили. И на мою гордость, красивый пуловер, прилетела россыпь брызг шоколадного цвета кузбаслака.
Иногда наша компания приглашала кабельщика Сашу Ушакова. Он был старше меня лет на двадцать, успел "посидеть" и поработать на Крайнем Севере. Его профессия была важной и редкой, на заводе их было всего два человека, он был главный, его знал и ценил сам директор В.Н.Гутник.
Забегу вперёд - когда я закончил медучилище и стал работать дантистом, Саша Ушаков был у меня одним из первых моих цеховых друзей. Он вскоре тоже ушёл с завода, его позвали в солидную организацию "Электросеть" где он работал вместе со старшим братом моей жены и всегда передавал мне приветы.
Про Надю я не забыл, она у нас в цеховом хоре была запевалой. Надо было увидеть и послушать, как двенадцать женщин пели и в то же время устанавливали в электродвигатели новую обмотку. Надя была одной из запевал в этом хоре. Мало того, с нашим хором занималась профессиональная дирижёр два раза в неделю в заводском Дворце культуры.
Я пишу в "нашем", потому что я и сам пел в этом хоре, нас было три мужчины и двенадцать женщин. Мы выступали на заводских торжествах и юбилеях, а участие в художественной самодеятельности приветствовалось руководством завода. Я ещё постарюсь рассказать о нашем народном театре, куда я ходил заниматься и играть с таким же удовольствием, как и в спортзал, играть в пинг понг.
В пинг понг я продолжаю играть в Израиле. По пятницам едем с сыном в специализированный спортзал и бью я у стола японской ракеткой по японскому шарику на немецком столе. Как мне кажется, я это делаю совсем не по-стариковски - может быть мне это только так кажется. Ну а занятия в народном театре мне помогали в жизни не один раз.
Если сказать высоким слогом, то и вся наша бренная жизнь есть сплошная игра. После определённого возраста эта игра идёт на выбывание, вроде "русской рулетки". Недавно весточку по интернету с родины получил - бандит, известный
в городе одним из лидеров городского криминалитета, "отъехал" в мир теней, умер.
Печалиться я особо не стал, покойный шантажировал нашего брата, коммерсанта. Его грязный бизнес держался на нашем страхе за семью и даже за самою жизнь К сожалению, всех рэктиров он с собой не забрал.
Кроме криминальных вымогателей на нашу голову, вернее на наши деньги, есть много желающих их у нас изъять. Милицианты, налоговые инспекторши спешили за "своим". Ну и чиновники из администрации не забывали заглянуть "на чай". Про криминальный рекэт писать буду долго и много. Вот и переполнилась чаша терпения у Г-спода, забрал он этого жулика на тот свет. У Него таких огромная очередь, сковородок и котлов на них не хватает.
А Надя с участка обмотки двигателей запомнилась не только мне, безусому юнцу, но и другим мужикам своей прямотой и здоровым цинизмом. Она как-то во всеуслышание заявила, не стесняясь никого:"Девки! Жизнь надо прожить так, чтобы от п***ды остались одни лохмотья!" Свои отношения с мужиками она не скрывала, поэтому сплетен про неё я в цеху не слышал.
Пойдём дальше по цеху, всех в своей бригаде я конечно не упомню. Вспоминаю только тех, о ком есть, что вспомнить. Одним из них был Саша Лялин, худой высокий мужик в застёгнутой всегда до верха спецовке. Внешний вид у него был отталкивающий, было заметно, что он побывал когда-то в тюремной "зоне".
Так потом и оказалось, но внешнее впечатление оказалось обманчивым. Саша оказался нормальным человеком, любившим пошутить во время перекуров. Перекур - это было как святое, как молитва у мусульман. Примерно на десять минуть работу останавливали каждый час - это называлось перекурором.
Многое забылось, но помню Саша рассказывал, как вели себя "на зоне" заключёные китайцы. Наши русские заключённые от слабости и от плохой еды к концу дня слабели так, что их даже ноги не держали.
Китайцы же, которые ели такую же баланду, пахали до конца смены как заведёные. У Саши Лялина были золотые руки, он умел делать отличные кухонные ножи из выхлопных клапанов дизельных двигателей. И вот здесь пригодилась и моя коммерческая жилка и моя предыдущая работа в автобазе стройтреста.
Я нашёл время и сгонял в родную автобазу номер три - родную, потому что там мой отец проработал почти сорок лет. Договориться с ребятами - слесарями о бартере* клапанов на дешёвый вермут проблем мне не составило.
Здесь бы написать для красоты - и работа закипела! Ан нет, не могу врать, изготовление ножей на производстве строго наказывалось. Вплоть до увольнения и передачи дела в милицию. Помню в автобазе, был в нашей бригаде Витька Мочак, бывший колонист*.
Он схлопотал "по малолетке" три года, из лагеря вернулся отпетым бандитом, ножи затачивал "фирменные". Помню, как однажды мастер участка Пётр Сергеевич Комаров увидел его около наждака с заготовкой для ножа. Витька точил, а Комаров его уговаривал прекратить нарушать дисциплину.
Картина маслом - как будто с неё взято одно из приключений знаменитого Шурика, в кинокартине "Операция "Ы" и другие приключения Шурика". Витька мой молча точил нож, точил, потом неожиданно, с руганью, кинулся с недоделанным ножом на мастера.
Как тот успел в сапогах развернутся и отскочить, я уже не вспомню. А Витьку я иногда потом встречал, он образумился с годами, женился и жил в последущем, как все нормальные люди.
Поэтому ножами я обеспечил только свою маму, старших сестёр и тётю, жившую в Минске. Я однажды передал маме сделанный мной кухонный ножик в подарок любимой тёте в Минск. Ручка была из эбонита, на заклёпках, а лезвие было из отличной стали.
Примерно такие ножи, из примерно такой же стали, делают в Германии известные на весь мир фирмы. Как приятно было услышать благодарность тёти,которая была для меня всегда примером мужества.
Причём она даже через много лет всем заезжим гостям говорила - это ножик мне Сёма сделал сам. Мне даже сейчас это приятно вспоминать. Тёток у меня были целых три и я всех их любил и уважал - все они были очень умными и добрыми ко мне. Обеспечивал я своих родных тёток не только кухоннми ножами, но о других подарках ниже пишу.
Про бригадира, Николая Ивановича Радченко кроме пары тёплых слов и сказать-то нечего. Хороший был бригадир и старший товарищ. Никогда не позволял себе молодых и их промахи, которые не раз бывали, на людях высмеивать. Тактично так отзовёт, покажет, как надо сделать правильно, переспросит, всё ли понятно мне.
Может потому, что мало времени тогда прошло ещё после войны, но люди относились друг к другу без злости. Может быть мальчишка 17-18 лет не всё мог увидеть, но
шутили и смеялись в те годы люди в цехах намного чаще, чем ругались.
Наверное потому, что жили мы все тогда значительно беднее, чем стали жить потом.
Вот и зависть и радость чужой неудаче появились вместе с дачами, автомашинами и дорогими украшения на пальцах и в ушах.
Был в бригаде ещё один новенький, электрослесарь Толик Фетисов. Немного странный был этот Толик - молчун, голоса его я не помню. Работал он хорошо, всю смену без устали таскал тяжёлые крышки и роторы, останавливался только покурить.
И одевался он уж очень старомодно, хотя и небедно.
Костюм двубортный носил, бостоновый синий и фуражку синюю бостоновую же, восьмиклинку*. За спиной его народ шушукался, мне рассказали его историю тоже. Этот Толик служил в армии срочную службу и когда осталось до демобилизации совсем чуть чуть, он убил во время спора солдата-сослуживца.
Он отсидел десять лет на Севере и приехал оттуда в наш город. Я всё время этим рассказам немного не доверял, уж очень спокойным, да ещё и непьющим, был этот Толик.
Он работал в цеху потом много лет, но кончилась его работа совсем неожиданно.
Они с женой, детей у него не было, отмечали дома какой-то праздник. Между ними произошла ссора, во время которой он зверски избил жену и несколько раз ударил её ножом. Выходит, что тюрьма в молодые годы оставила у него неизгладимый и неисправимый след. Эту печальную историю до меня донесли мои бывшие коллеги по электроцеху.
Да, про нашего мастера участка ремонта электродвигателей, Андрея Иваныча скажу.
Занятный был дед, офицер-фронтовик, но без образования. Голоса на нас никогда не поднимал и чем он занимася, я не знал. Помню только одну занятную историю про него.
У нас на участке была закопана большая ёмкость с чёрным кузбаслаком. Его использовали для пропитки обмотки электродвигателей, всё понятно? В эту ванну с кузбаслаком мы ручным тельфером*, на тросах, опускали на ночь станины двигателей с новой обмоткой. На следующий день их оттуда доставали и отправляли
в специальную сушильную печь, где они высыхали.
Как все фронтовики, Андрей Иваныч любил выпить "по-маленькой". Пьяным я его за два с лишним года работы ни разу не видел, а выпивали у нас в цеху почти все мужики. Надо сказать, что наш мастер всегда приходил на работу первым, а уходил последним, запирал участок, а иногда и цех.
Однажды, в понедельник утром в душевой, я переодевался в ненавистный мне комбинезон и заметил необычное для понедельника веселье. Понедельник в рабочем коллективе был день тяжёлый. Кто-то болел с похмелья и рассказывал, где и с кем он в выходной так поднабрался, что сегодня голова у него трещит.
Другой показывал нам свежий фингал под глазом, третий рассказывал, что жена нашла у него спрятанную "заначку", которую он копил три года. За это он её побил немного, выпросил денег на бутылку и напился "с горя".
То есть всегда понедельник был днём минорным, а у меня особенно. В воскресенье
обычно я находил интересное занятие, чаще это был настольный теннис или занятие
в драмкружке. На нашей "метизке" драмкружок назывался "народным театром" и руководил им профессиональный артист Михаил Яковлевич Усольцев.
Под его руководством мы готовили пьесу Афанасия Салынского "Камешки на ладони". Действие пьесы происходило в годы войны в немецкой разведшколе абвера*. Я в пьесе играл роль грузина Арчила Татишвили, чёрный кудри и грузинский нос этому способствовали. Начальника разведшколы играл высокий красивый татарин Миша Якупов, кузнец из механического цеха.
Потом мы от его коллег по цеху узнали, что кузнец Миша - профессиональный карманный вор. Он недавно освободился из тюрьмы и устроился работать на наш завод по направлению из милиции. Потом я иногда встречал его на основной "работе" - они с напарником лазили к людям в сумки и в карманы в автобусах. На "линии" имя у него было "Семён", а кличка его криминального напарника была "Колям".
Удивительное дело, но со временем Михаил отошёл от преступной деятельности. Он пошёл работать в торговлю и начал заочно учиться в торгово-финансовом институте.
Уже в новое время, в конце 90-х годов я встретил его в магазине, в котором он работал заместителем директора - хеппи энд, как говорится.
Дружок его Колям кончил плохо - он в споре схватился таки за нож, хотя карманники никогда ножи не носят. Короче, следы Коляма затерялись где-то по тюрьмам и лагерям.
Кроме драматической студии я активно занимался в заводской агитбригаде. К каждому советскому или к заводскому празднику мы готовили представление, с картинками из жизни завода.
Администрации и начальникам наши агитчастушки и стихи о них нравились.
Как раз в середине 60-х началась мода на вокально-инструментальные ансамбли.
У нас образовался на базе нашей театральной студии ВИА "Радуга".
Ветераны, мои ровестники, должны помнить как наша "Радуга" пробилась до выступления на Цетральном Телевидении. Меня в период выступлении "Радуги" по Центральному телевидению на заводе уже не было.
О театре и теннисе в другой раз, а в рабочей раздевалке было необычно весело в то xмурое утро понедельника. И всё же мне удалось узнать трагикомическую историю, произошедшую с нашим мастером.
Суббота в 60-х годах была ещё рабочим днём, но он был укорочен на несколько часов. Не кривя душой надо сказать, что в субботу мы практически не работали, не делали основную, довольно грязную работу. До обеда чем занимались, я сейчас расскажу, а после обеда наводили в цеху порядок, делали генеральную субботную уборку.
После неё, если были у кого-то деньги, скидывались и бежали в "12-й магазин" за вином или водкой. Про "12-й магазин" я уже писал в каком-то рассказе года два назад.
В душевой рабочие выпивали, мылись и шли потом кто куда. Кто по домам, я обычно шёл в наш Дворец культуры, в котором был и спортзал. Домой я не помню, чтобы торопился, я любил какие нибудь приключения найти.
Андрей Иваныч тоже с кем-то выпил немного, потом проводив всех, пошёл проверить цех. Надо было убедиться, что все электроприборы и станки выключены, что никто в цеху не остался спать, такое тоже иногда бывало. В конце обхода его путь проходил мимо ванны с кузбаслаком.
Он, как обычно это делал, стал смотреть, не забыли ли мы в ванной с кузбаслаком двигатели на пропитке. Печкой-сушилкой и ванной командовал одноглазый Маршал, который в конце субботнего дня обычно был выпившим.
Здесь мастер неудачно зацепил керзовым сапогом за стальной край ванны. Удержать равновесие у пожилого человека не получилось и он ухнул в ванну, полную густого и вонючего чёрного лака!
Утонуть бы он не смог, глубина ёмкости была ему по грудь, но отравиться испарениями и получить химические ожоги он мог вполне. Мастер в цехе остался один, как он смог вылезти из стального куба вонючей жижи, я к сожалению эту деталь не помню.
А вот что потом было - он разделся догола, сначала отмыл кузбаслак соляркой с тела. Потом замочил в солярке всю свою одежду, а сам часа полтора мылся в пустой душевой. Он стирал одежду сначала в солярке, потом хозяйственным мылом в раковине, после чего развесил одежду сушить в той же печи, в которой Маршал сушил электродвигатели. Благо печь ещё не успела остыть, а нагревалась она обычно полдня.
Я нашего мастера утром не застал, он отпросился у начальника и поехал домой, там ему предстояла "беседа" с супругой. Но товарищи по бригаде не могли рассказывать без хохота, каким они увидели рано утром нашего артиллериста Андрея Ивановича. И какой невыносимый запах шёл от него и его "стиранного" костюма.
Ему ведь надо было ещё два часа ехать в трамвае в другой конец нашего города. Он ведь им ещё рассказал сам, как он просидел и проспал голодный, в чужой спецовке две ночи и почти два дня. А эти подробности проходили под сплошной наш хохот.
Лучше всех в цеху и в бригаде я узнал и успел крепко с ним подружиться - это был Виктор Ильин. Сейчас по возрасту ему за восемьдесят и я не буду писать о нём "был". Я очень надеюсь, что мой Учитель жив и трудится на своей загородной даче и нянчит внуков. Для меня Виктор до сих пор остался настоящим русским человеком, добрым, доверчивым, отзывчивым к чужим проблемам.
И с редким даром Божьим - с золотыми руками, которые могли, я в этом был убеждён, сделать всё - от гвоздя и до космической ракеты. Виктор был немногословным человеком, ему было удобнее и быстрее показать мне, как правильно нужно сделать, чем разводить теории.
Мне повезло в том, что бригадир прикрепил меня напарником именно к Виктору. Возможно он это сделал по просьбе начальника цеха, я всё же был родственником начальника из заводоуправления. Уже минуло полвека, как я не работаю в электроцехе, однако совета Вити Ильина мне до сих не достаёт. Ну а его золотых рук и надёжного плеча мне не хватает ещё больше.
Я не знаю, как устроена была структура нашей бригады, но Виктор в ней был особняком. Он всегда делал что нибудь особенное, заказное или ремонтировал редкое оборудование, которое другие сделать не до него не смогли.
Koгда начинались в больших цехах профилактические ремонты электрооборудования нас с Виктором посылали в самый важный цех - биметалла. Продукция этого цеха считалась дефицитной по Союзу и её охотно закупали за рубежом. Цех хоть и был важный, но грязи и едкой пыли в нём было больше, чем в других цехах. Работы были срочные, ответственные, особо рассказывать нечего.
Такие дела были, к счастью два дня в месяц, а остальные дни Виктор находился, как бы в свободном плавании. У него всегда была работа по отдельным чертежам, либо он делал какие-то приборы или усовершествовал оборудование по заказам.
Это бывали заказы от первых лиц нашего завода.
Когда ломался, к примеру, импортный автомат, который рубил проволоку для изготовления болтов и шурупов, вызывали моего наставника Виктора. Я всегда был при нём, как Санчо Панса у Дон Кихота. Мне он находил работу, я не прохлаждался без дела. Чаще всего он настраивал для меня шаблоны и я по ним делал нужные детали.
Ну и когда нужно было разобрать двигатель, а после ремонта его собрать - это была моя работа. Виктору с его квалификацией это было западло. Помню, как ему звонили, а потом приносили на ремонт бытовую технику заводского начальства.
То электробритву импортную принесут, то старый бабушкин пылесос "Ракета" водила директора подвезёт. Гудела эта "Ракета" как настоящий космический корабль, а чистила намного хуже. Смог ли он сделать космическую ракету я так и не узнал. Но вот мою ракетку для игры в настольный теннис Виктор смог починить, а для меня это был вопрос жизни.
Дело всё в том, что в те далёкие годы мы играли самым разным теннисным инвентарём. В конце 50-х годов эти инопланетяне - японцы изобрели совершенно необычные гладкие каучуковые накладки на деревянные основания. Мало того, что эти маленькие умненькие люди придумали чудо-накладки, их до сих пор не умеют подделывать даже всё подделывающие китайцы.
Стоила такая ракетка, которую достать было почти невозможно, как три пары хорошей импортной обуви. Я старался иметь такую ракетку и тратил на ракетки и мячики много денег из своего скромного бюджета. Беда была в том, что даже накопив денег, найти японскую ракетку, конечно не новую, было для обычного игрока труднодостижимо. Их "выдавали" чемпионам области и выше за спортивные достижения.
Были конечно и наши экспериментальные резинки, сделанные в Ленинграде и Риге.
Но они по своим качествам отличались от японских, как автомашина "Запорожец" от
красивой новой "Тоёты". Хотя играть можно было и советскими накладками.
Какими-то обменными путями ко мне попала сделанная в Англии старая ракетка марки "ЛИЧ". Я выменял её на новую чешскую ракетку "БАРНА", которую в свою очередь выменял у рязанского игрока на старую японскую ракетку "Старплей". Может это было совпадение, но таких высоких результатов, каких я достиг этой ракеткой под маркой "ЛИЧ", у меня больше не было.
Я едва не стал чемпионом города как раз пятьдесят лет назад.
Я может и стал бы им, да вот незадача - во время соревнований я почувствовал, что ракетка сломалась в самом важном месте.
На моё счастье я тогда как раз работал с Викторым. Когда он увидел моё несчатное лицо и выслушал мой рассказ, что без ракетки мне нет жизни, он только крякнул. Крякал он как-то особенно, сказав при этом "Спокойно, Сенька! Сделаем мы твою ракетку лучше новой".
Звал он меня всегда по-доброму, Сеня или Сенька.
Конечно исправляли ракетку не "мы", а золотые руки моего шефа Виктора.
Не упомню подробностей того ремонта - он её вскрыл и разобрал, как опытный хирург пациента на операционном столе. Потом несколько дней подбирал материалы для ремонта.
В конце концов он использовал текстолитовые пластины, которые закрепил алюминиевыми заклёпками. Ракетка стала немного тяжелей, чем была, но по крепости она был гороздо крепче, чем до поломки. И я ей играл после этого ещё не один год.
Никаких денег за частные ремонты от начальства ему не перепадало.
Но для доходов к субботе у нас с ним была "халтурка". Это был сложный производственный процесс, конечным продуктом которого были мощные спирали для электроплиток из нихрома.
Многие читатели уже и не знают, что у нас много лет единственным прибором для приготовления пищи была лишь электроплитка. А её главным нагревательным элементом была спираль из нихрома.
Дело в том, что в хозяйственных магазинах в те годы продавались спирали, толщина проволоки которых была всего 0.3-0.4 миллиметра. Эти спиральки нагревались долго, но они были безопасными в плане бытовых пожаров.
Спирали, которые готовили мы с Виктором были в два раза мощнее.
Чайник на плитке с такой спиралью закипал моментально, еда готовилась тоже быстро. Правда при этом перегревались электропробки на счётчике, которые тоже в те времена были слабым звеном.
Как делали мужики "жучки", чтобы эти пробки "обмануть", отдельный разговор. Но к пожару наши спирали, если их использовать безконтрольно и неаккуратно, могли привести.
Вас наверное заинтересовало, откуда это у работяг-электромонтёров находился такой дорого металл - нихром и не вру ли я для красного словца.
Я пишу правду, потому что нихром к нам поступал для замены нагревательных элементов в различных промышленных электроприборах.
Как и кто его заказывал в цеху и почему у моего Учителя лежала не одна большая бухта* нихрома, я тогда не узнал и сейчас спросить уже не у кого. Процесс изготовлевния очередной партии спиралей обычно стартовал в четверг с утра. Мой шеф доставал из сейфа вожделенную бухту и мы шли с ним в соседний инструментально-механический цех.
Там в печи, где нагревали заготовки для литья, эту бухту мы отжигали. Затем её охлаждали на воздухе, как бы "отпускали", металл делался более податливым. В этом цехе работал фрезеровщиком и мой друг ещё со школьной поры Серёга Поротиков. Потом мы шли обратно в свой цех, благо цеха были рядом.
У нас был свой небольшой волочильный стан, на котором работал в комфортных условиях волочильщик Леонид. Он был рабочим аристократом - курил сигареты с фильтром, не пил спиртное с мужиками и зарабатывал больше начальника цеха. Специальность волочильщика считалась в те годы вредной и у него были определённые льготы. В наши времена такие вещи были обычным делом.
С ним Виктор не откровенничал, протянуть наш нихром, сделать его тоньше, Леонид был обязан. А для чего это нужно, кто приказал, его не касалось. Процедуру отжигания нихрома и волочения мы проделывали раз пять или шесть. Но чтобы не бросилось в глаза наше отсутствие и не сказалось на другой работе, эта процедура у нас длилась два дня.
Наконец в пятницу, когда толщина нихрома была нужной, Виктор доставал деревянный шаблон и придуманную им же, моталку. Этот нехитрый прибор он устанавливал в обычных слесарных тисках. И тут я вступал в настоящее дело - начинал крутить эти самые спирали.
Работа сама была вроде не тяжёлая и однообразная, но на самом деле ответственная. Надо было считать количество витков в спирали, вовремя отрубить, правильно сложить и ни в коем случае не измять. Иначе нарушалалось бы сопротивление в электрической цепи и спираль могла перегореть или загореться и привести к пожару.
Этим делом я занимался в пятницу и в субботу до обеда, она была коротким днём и предстояла генеральная уборка своего участка. Не упомню уж до точности, но накручивал я сотни полторы спиралей разной толщины. Разной потому, что и проволока, которую мне давал Виктор, была разная по диаметру.
К обеду начинался бизнес - к Виктору приходил невзрачный такой мужичёк в спецовке. Кто он и из какого цеха, я никогда не спрашивал, оно мне надо?
Он забирал у моего шефа все спирали оптом и отдавал ему деньги.
Мне конечно денег не перепадало, но я об этом не спрашивал и даже не мечтал. Ведь я был в деле и мне Виктор отдавал "за работу" 15-20 спиралей. Это делало меня к выходному почти Ротшильдом. Мы с закадычным другом и соседом Сергеем Коноваловым как-то со школьных лет полюбили заходить в точки общепита.
У нас на центральном проспекте, он конечно был имени Металлургов, в шестидесятых годах работала пирожково-блинная. И когда у нас с другом заводились пару рублей, мы с ним шли в неё. Она была безалкогольная, поэтому мы запросто заказывали по порции блинов или по пирожку и по большому бокалу вкуснейшего молочного коктейля белого или розового цвета.
К тому времени, о котором я веду рассказ, мой Сергей, вместе со старшей сестрой Ниной, уже трудились электромонтажниками в бригаде у своего отца. Отец у них был знаменитым бригадиром в "Электромонтаже", идейным и честным коммунистом.
Мы жили с ними в разных подъездах одного дома и часто бывали друг у друга в гостях.
Его отец по "призыву партии" и по велению сердца мог заставить выйти бригаду работать в выходной. А деньги за этот рабочий день мог потом перечислить в Фонд Мира. Или в Фонд помощи голодающей из за империалистов Кубе. Своей преданностью родной партии он таки добился космического успеха. Михаил Андреевич Коновалов стал Героем Социалистического труда где-то в конце 70-х годов прошлого века.
Мне надо сказать ему спасибо, он помог устроиться на работу в "Электромонтаж". Организация эта была субподрядной, условия работы и заработки в ней были хорошие и в отделе кадров была возможность выбора претендентов даже на рабочие места.
Так вот, к тому времени недалеко от нас, на первом этаже жилого дома открыли пельменную, событие это для тех лет было редкостью. И мы с другом в выходной день заходили в неё "посидеть". Взять по порции хороших ручной лепки пельменей, порцию сыра и бутылку хорошого азербайджанского вина "Айгешат" или "Геташен" мы могли себе позволить. Не уверен, что сегодня два рабочих паренька смогут зайти в ресторан, выпить такого вина.
У меня дома на обеих электроплитках появились мои спирали, гревшие ведро воды для отца-шофёра за десять минут. Газа в наших пятиэтажках-"хрущёвках" долго не было. Да и горячая вода пошла у нас в домах года через два после вселения. И ванны были сидячие, их привозили тоже с большим опозданием.
Но многие не знают, другие уже забыли - в пятиэтажках, которые заселили люди из коммуналок, из бараков и просто из послевоенных землянок, семьи получили от государства ОТДЕЛЬНЫЕ квартиры!
А было это, надо напомнить склеротикам - всего через пятнадчать лет после самой кровавой войны в истории человечества. Информация к размышлению, как говорил Максим Штирлиц - любимый герой нашей страны семидесятых годов.
Вернёмся к нашему безубыточному бизнесу. Я конечно узнал, что в магазине обычная спиралька стоит семьдесят копеек. Наши продавались только на воскресной барахолке, её ещё называли "толкучкa".
Наши суперспирали здесь стоили целый рубль, а Виктор отдавал приходившему в субботу за спиралями "бизнесмену" все сразу, но лишь по тридцать копеек. Вот вам и рыночные отношения наших лет, причём без гайдаров и ельциных.
Так что, если все были уверены, что в СССР не было рыночных отношений или то, что мы не знали правила коммерции - они очень ошибались. Я свои спирали продавал по шестьдесят или семьдесят копеек. Продавал соседям, родителям моих многочисленных друзей, но на "толчке" сам не торговал.
И не потому, что я стеснялся, этого чувства у меня никогда не было. Наверное поэтому мне с детства нравилось читать со сцены стихи, играть в драмкружках и даже петь со сцены. Хотя это было в школьные годы и слухом Господь меня не одарил.
Бизнес, если не все это понимают, сродни театру. А коммерсант должен уметь "играть" свою роль на деловых встречах с поставщиками, кредиторами или покупателями. Мне стать артистом не удалось, однако я это компенсировал в коммерции.
Работаю и живу я в этой "роли" уже больше сорока лет. Меняются направления бизнес-интересов, меняются товары и услуги. Но принципы остаются такими, какими были пятьдесят лет назад. Я всегда делал дела честно, за всё платил по договорам и вовремя и никогда не жил в кредит.
Деньги для меня были только, как средство производства, которые помогали зарабатывать себе на жизнь. Но вернёмся к спиралькам, а на барахолке торговать ими мне запретил мой шеф Виктор. Объяснил, что менты из ОБХСС* постоянно дежурят на базаре по воскресеньям. Если они задержат торговца спиралями, то отберут их, если захотят.
Возможно оштрафуют его, но если попадусь я, имеющий дело с нихромом на производстве, то быть беде покруче. Будут серьёзные проблемы с милицией не только у нас с ним, но и нашего руководства цехом - по голове никого не погладят.
Как вы уже поняли, простой вроде бы был электромонтёр Виктор Ильин, но учил меня не только ремонту оборудования и разбору электросхем. Он давал и первые уроки юриспруденции и житейские важные советы. Чего не всегда было с моими партнёрами до него и в дальнейшем.
У читающих мой манускрипт уже складывается мнение о моём наставнике и партнёре Вите Ильине, как об идеальном человеке. У которого, исходя из написанного мной,
нет никаких отрицательных качеств.
Спешу их успокоить - есть, вернее были у Виктора плохие качеств и дурные наклонности. Курение тогда за дурную привычку ещё не считали. А вот пьянство и тогда и сейчас было и будет считаться самым отрицательным качеством человека.
Мой Виктор был не простым пьяницей, вернее, пьяницей в народном понимании он и не был. Он был любителем выпить с друзьями, но не ради самой водки, а ради общения.
Это происходило при мне тоже и выглядело обычно так. В субботу после работы мы мылись в душевой и уже там решали, на какие деньги мы купим спиртного и где будем выпивать. Круг нашей компании был очень узок, из бригады были только Виктор, я и Толик Паукин. Иногда присоединялся к нам кабельщик Саша Ушаков, тогда мы ехали к нему.
Он был женат во второй раз и от первой женитьбы у него осталась очень приличная квартира, со всеми удобствами и мебелью. Когда было тепло мы шли в городской парк металургов или ехали на трамвае на берег реки Урал в другой парк, имени первостроителей.
Располагались мы поудобнее, задушевные беседы о цеховых делах и мировых проблемах были у нас главными темами. Потом мы все разъезжались по домам, холостым был один я.
Но у моего наставника была ещё одна дурная привычка - ему надо было продолжить беседу и выпивку. Выпивал он редко, да метко, но нрава он был мирного. Я никогда не слышал от него криков и он никогда не хулиганил и не дрался. Хотя надо сказать, физически он был очень силён. Ведь в те далёкие годы в морфлот на службу отбирали самых здоровых и достойных.
Собеседника он мог найти в любом месте. И вот что интересного я заметил не только у моего наставника. Скромный и немногословный в обычной жизни человек после принятия внутрь спиртного часто резко менялся прямо на глазах.
Становился общительным, мог болтать всякую чепуху. Или делался навязчивым, начинал приставать к друзьям по "отдыху" с классическим "Ты меня уважаешь? Давай выпьем!" И отказ приятеля мог спровоцировать драку запросто.
А она, в свою очередь, могла привести к непредсказуемым последствиям. Это не детективная драма, про всё писать не буду. А мой Виктор иногда заканчивал субботний день в городском вытрезвителе. Это заведение было одним из самых позорных "изобретений" советской власти.
Ну о том, что это стоило определённую сумму, вырванную из и так-то небольшой зарплаты Вити Ильина, я не говорю. Главным наказанием не только его самого, но и его несчастной семьи было другим.
Жил Виктор с женой и сыном вместе с родным братом жены. Вернее семья Ильиных жила в комнате, в которой жил также со своей женой брат его жены.
Посколько я вас совсем запутал, поясню.
В одной лишь комнате постоянно проживали пять человек - трое Ильиных и двое Петровых. Мало того, в это же квартире, в другой комнате жили ещё семья из трёх человек. Это всё чистая правда, потому что один раз мне пришлось самому заночевать в "гостях" у Виктора. Вот тогда я и увидел весь ужас его бытовой неустроенности.
Кто-то может подумать, я же ведь написал, что Виктор был уникальный специалист, его золотые руки знало всё заводское начальство. Оно бы могло дать ему отдельную квартиру, жена Ильина работала в заводском детсадике воспитательницей.
Но на заводе и в цехах была установлена очередь на получение квартир. В цеху висел на глазах у всех список работников цеха, которые нуждались в жилье.
Наш электроцех был вспомогательным и ему полагалось всего две квартиры в год.
Очередь конечно была очень длинной, когда я пришёл на завод, Виктор в ней был вторым. Фактически он должен был стать обладателем вожделенной квартиры в районе городского вокзала в текущем году. Но он как раз метко угодил в вытрезвитель, а его очередь на квартиру переместилась в конец списка очередников.
И так повторялось не один раз и винить в этом только Виктора у меня рука не пишет. Я уже не работал на "метизке", но с цеховыми друзьями общался. От них я и узнал лет через пять, что мой Виктор "завязал" со спиртным. То есть резко бросил даже нюхать любое спиртное.
И причина к этому была самая неожиданная, сейчс расскажу, не поверите. Однажды вечером он, как бывало иногда, немного выпивши, в хорошем расположения духа явился домой. Дома, как на грех, никого не оказалось - ни своих родных, ни соседей. Жили они в старом доме сталинской постройки.
И в это время их дому проводили косметический ремонт. Вокруг дома стояли строительные леса, шла побелка внешнего фасада. Поскольку настроение у Виктора было приподнятым он, как истинный мореман* решил залезть домой по строительным лесам, как лазил по карабельной мачте во время флотской службы.
И всё восхождение шло отлично, если бы на уровне третьего или четвёртого этажа кто-то из строителей не положил плохо настил из досок. Настил провалился под ногами у Виктора и он сорвался и полетел вниз головой. Высота была не очень большой, но по пути следования он задел головой за какую-то выступавшую доску.
Убиться и сильно покалечиться у него не получилось, Бог всё таки к мастеру "Золотые руки" был милостив. Но его выкрутасы и выпивка надоели видимо не только жене, но и Всевышнему. Мой Учитель после "полёта" почти совсем оглох, но что удивительно - совершенно бросил употреблять любое спиртное.
Конец моей повести про этого удивительного человека весьма оптимистичен и радужен. Квартиру Виктору дали, новый директор Г.Бухиник выделил редкому специалисту её вне очереди. Виктор стал отцом ещё одного сына, завёл вместе с семьёй дачный участок.
Ну а на строительстве садового домика и на превращении куска непаханной целины в цветущий сад золотые руки Виктора Ильина были нужны, как никогда. Для этого они и были созданы, только он об этом забыл!
Зато не совсем удачно закончилась моя трудовая эпопея на метизном заводе.
Однажды осенью меня вызвал начальник нашего участка и сказал, что он посылает меня в составе заводской бригады в подшефный колхоз "Красный партизан" на уборку силоса.
И мне надо завтра прибыть к заводуправлению с тёплыми вещами.
Я как-то сразу не придал значения этой командировке, пока не попал на эту адскую работу в эти фронтовые условия жизни нашей смешанной бригады в полуразрушенном сельском клубе.
Уборка силоса заключалась для нас в том, что мужикам приходилось целый день стоять с вилами в кузове едущего рядом с комбайном самосвала и вилами разгребать поток скошенного подсолнечника, летевшего к нам в кузов.
К вечеру я был не только смертельно уставший, но и насквозь мокрый и вонючий от скошенной косилкой кукурузы. А утром моя спецодежда была сухой и стояла сама, как кол. Два дня я смог выдержать, потом вспомнил, что в военкомате комиссия не зря дала мне "белый" билет, здоровье моё заметно ухудшилось.
Телефонов тогда вообще по деревням не было, поэтому я решил уехать из этой ссылки без разрешения. До сих пор не забылось, как я почти десять километров топтал пыль и грязь по полевой дороге до железнодорожной станции Субутак.
Пассажирские поезда на ней не останавливались, поэтому я запрыгнул на открытую площадку товарного вагона в составе, который неспеша двигался в сторону города.
Пока товарняк дополз до городской станции, откуда мне до дома было очень далеко, опустилась ночь. Домой я попал совсем обессиленый только под утро.
Помылся дома, поел и поехал на завод, план у меня созревал по ходу дела.
Сначала я зашёл к своим, в бригаду. Когда мужики узнали, что я самовольно сбежал из колхоза, они сказали, что меня начальник может уволить, как за прогулы.
Я, не долго думая, сел и тут же написал на его имя заявление об увольнении с работы. Но была здесь одна хитрость - мне надо было отработать перед уходом две недели. Поэтому я на ходу придумал "вескую" причину для увольнения без отработки.
Я написал, что уезжаю из города к приятелю, который зовёт меня жить и работать в город Сочи. И на самом деле у меня был один из друзей, Эдик, который уехал в город Лазоревское, около Сочи. Правда ни он меня к себе не звал, да и я к Эдику не собирался ехать. Он был тот ещё шалапут, ненадёжный товарищ.
Я с этим заявлением поспешил в кабинет к начальнику. На удивление, Николай Иванович меня особо не удерживал и заявление моё подмахнул, как говорят "не читая". Я думаю, что и избавиться от родственника начальника, от которого зависит его заработок, тоже для него было делом хорошим.
А я поспешил в завоуправление с обходным листком и надеждой увидеть своего Якова Евсеевича. У меня всё ещё теплилась надежда, что он поможет мне перейти в другой, более перспективный цех.
Но мой родственник оказался в отпуске и я пошёл по всем пунктам, указанным в обходной бумаге. А на прощание приведу ещё один приятный момент при моём увольнении. Как оказалось, на мою удачу начальник цеха в этот день на работе был первый день после отпуска.
И он сам не знал о моей сельской командировке на уборку в " Красный партизан". Но оказывается, что из колхоза утром дозвонились в завком профсоюза и сообщили о моём бегстве с полей.
То, что произошло в то утро в цеху, мне не один раз потом рассказывали очевидцы - обмотчицы и - слесаря. Когда Николаю Ивановичу сообщили из завкома обо мне, он вылетел в цех, как пуля. Думал, что застанет ещё меня с моим заявлением.
Меня он не нашёл и побежал звонить в отдел кадров, чтобы там не выдавали мне обходной лист. Но опоздал, я и там его опередил и уже несколько подписей успел собрать.
И мои подруги по цеховому хору и друзья из бригады со смехом описали мне, как начальник выскочил опять, как ошпаренный к ним в цех. И как он сорвался и забыв обо всём заорал во весь голос:"Вот ё****ный еврей! Об****ал меня!"
Этот мой прощальный финт был для него особенно оскорбительным.
Буквально через несколько дней я начал свою трудовую деятельность в новой организации - "Южуралэлектромонтаж", на заготовительном участке.
И организация и условия работы и заработок были на порядок выше, чем в "метизке". Находилась моя новая работа совсем недалеко, в шаговой доступности
от работы прежней. Но о ней - в следующий раз, я и так сильно размахнулся с этой "метизкой."
P.S. Вместо эпилога - жизнь привела меня на родной метизный завод через семь лет.Но я уже к тому времени закончил зубоврачебное отделение местного медицинского училища. И пришёл работать в поликлинику, где начал лечить, удалять, а иногда и протезировать труженников знаменитой "метизки".
Но об этом знаменательном переиоде я расскажу наверное когда буду писать всё о стоматологии. Скажу только, что за всё время моей работы в стоматологическом кабинете на меня не было подано ни одной жалобы. А благодарностей было написало немало. Что, не скрою, было очень мне приятно.
*****
адьюльтер - супружеская измена
бартер - бизнес, основа которого натуральный товарообмен
колонист - человек, отсидевший срок в тюремном лагере, колонии
тельфер - небольшой летроподьёмник, управляемый вручную с земли
абвер - немецкая военная разведка
бухта - большок моток проволоки
Савланут[иврит] - терпение
леат-леат[иврит] - постепенно, без спешки
Для издателей, инвесторов, друзей и сценаристов:semen_v47@yahoo.com; сkaйп:semen-volkov
Израиль. 2015 год. Июль.