*** «Бедный, слабый воин Бога»
Акты творчества игнорируют время и воспламеняют душу. Ощущение своей смерти, неотступное по молодости, всё настойчивей овладевало Фёдором Сологубом в послереволюционные годы. В сознании поэта оно трансформировалось сначала в математическое доказательство загробной жизни, затем – в надежду на собственное бессмертие. Бессмертие не только в смысле антологии классической литературы, но и в буквальном смысле физического бессмертия тела.
– Турандина, приходи. Турандоне тебя простил, – слышит громкий зов, стоя в полдень у опушки леса, героиня сказки «Турандина».
– Умирать не хочется, – признаётся маркиз Телятников, персонаж завершающей части трилогии «Творимая легенда». – Я бы ещё пожил. Старость – лучшее время жизни. Живи себе да живи.
«Чай откушав, старик просветлялся; с растерянной, ставшей нежной улыбкой, сиял голубыми глазами на всё и рассказывал, точно арабские сказки: о Патти, о жизни, о строчке стиха; так четыре часа он журкал каждый день; и, бывало, заслушаешься.
И я, его бегавший двадцатилетие, улыбался с утра; и думал:
“И сегодня явится сказочник, Фёдор Кузьмич!”»
(А. Белый. «Начало века». С. 491)
Колыбельная себе
Чадом жизни истомлённый,
Тихо-тихо я пою,
Убаюкать песней сонной
Зыбку шаткую мою.
Спи, грозою опалённый,
Спи, от счастия спасённый,
Баю-баюшки-баю.
Вспомни верное кормило
Невозвратной госпожи,
Обо всём, что с Нею было,
Горько плача, потужи,
Всё, что звало и манило,
Всё, что было в жизни мило,
Туже узел завяжи.
Вот, полуночная вьюга
Запевает: «Вью, вью, вью», –
Вея зыбко и упруго
Зыбку лёгкую мою.
Вышла светлая подруга
Из пылающего круга.
Баю-баюшки-баю.
Кто устал, тому довольно
Щедрых пытками годов.
Кануть вольно иль невольно
В запредельность он готов.
Руки сжавши богомольно
На груди, где сердцу больно,
Слушай вещий, тихий зов:
«Истлевающие сети
Смертным хмелем перевью.
Покачаю в тайном свете
Зыбку жуткую твою.
Улыбаясь вечной Лете,
Спи, как спят невинно дети,
Баю-баюшки-баю».
8 декабря 1921
«– Я давно умер, – медленно и веско повторяет Сологуб, прерывая неистовый словесный поток Пронина.
Минута молчания. И снова раздаётся размеренный тяжёлый голос Сологуба:
– Да, ощущение своей смерти – “я давно умер” – иногда посещает поэтов. Особенно нестарых. Поэты постоянно думают о смерти – своей и чужой. В сущности, у них только две темы: смерть и любовь. Но вот я, чем дальше живу, тем больше начинаю сомневаться в своей смерти. Мне всё чаще кажется, что я не умру. Совсем не умру. Никогда. Какая-то во мне появилась надежда на бессмертие. Даже уверенность, что не все люди смертны, что самым достойным – одному на сотни миллионов – будет даровано бессмертие».
(И. Одоевцева. «На берегах Невы»)
* * *
Как я с Тобой ни спорил, Боже,
Как на Тебя ни восставал,
Ты в небе на змеиной коже
Моих грехов не начертал.
Что я Тебе? Твой раб ничтожный,
Или Твой сон, иль просто вещь,
Но тот, кто жил во мне, тревожный,
Всегда пылал, всегда был вещ.
И много ль я посеял зёрен,
И много ль зарослей я сжёг,
Но я и в бунте был покорен
Твоим веленьям, вечный Бог.
Ты посетил меня, и горем
Всю душу мне Ты сжёг дотла, –
С Тобой мы больше не заспорим,
Всё решено, вся жизнь прошла.
В оцепенении жестоком,
Как бурею разбитый чёлн,
Я уношусь большим потоком
По прихоти безмерных волн.
11 марта 1922
Полным и звучным голосом, знаменующим плодовитость изысканных наслаждений, полноту телесных переживаний, говорит Ф. Сологуб:
«Даю же вам новую заповедь, единую: люби Меня.
Вы, полагающие цели свои вне себя, любите Меня и только Меня, ибо я полагаю единую и святую цель во Мне.
И вот, всё стремится ко Мне.
Волны столетий притекли к стопам Моим, и силы всей вселенной устремились к пребыванию Моему. Моими путями исполнены пространства, Мною исчислены сроки явлений, и законы всех обитаний во Мне.
Не будет времени и пространства, и расторгну оковы иных обителей, но Я пребываю сверх этих.
И вот Моя заповедь вам: любите Меня.
Утешение и мир низведу Я на землю, – любите Меня.
Отменяю грех, и прощаю беззакония ваши.
Утешьтесь, – если есть грех, то это – Мой грех.
Всякий грех – Мой грех, ибо всё и во всём Я, и только Я, и нет иного, и не было, и не будет. И ни в какой обители нет ни бытия, ни обещания, ни возможности иного, ни помысла об Ином.
Всё во Мне. Но вам не открыл Я полноты всего. Ещё пророчествую. Отрочествую. Так хочу. Но и в отроке – полнота бытия, и в пророчестве – полнота истины. Вы же по мере понимания вмещаете, и по мере сил исполняете».
(Ф. Сологуб. «Я»)
Звезда Маир
1
Звезда Маир сияет надо мною,
Звезда Маир,
И озарён прекрасною звездою
Далёкий мир.
Земля Ойле плывёт в волнах эфира,
Земля Ойле,
И ясен свет блистающий Маира
На той земле.
Река Лигой в стране любви и мира,
Река Лигой
Колеблет тихо ясный лик Маира
Своей волной.
Бряцанье лир, цветов благоуханье,
Бряцанье лир
И песни жён слились в одно дыханье,
Хваля Маир.
15 сентября 1898
Всю область поэтического поэт делил на две части, тяготеющие к разным полюсам:
«Один полюс – лирическое забвение данного мира, отрицание его скудных и скучных двух берегов, вечно текущей обыденности и вечно возвращающейся ежедневности, вечное стремление к тому, чего нет»;
«Всякая поэзия хочет быть лирикою, хочет сказать здешнему, случайному миру нет, и из элементов познаваемого выстроить мир иной, со святынями, “которых нет”. Поэт – творец, и иного отношения к миру у него в начале и быть не может. Вся сила лирического устремления лежит в этом наклоне к тому желанному, чего ещё нет, и уверенности, что творение иного мира возможно». (Ф. Сологуб. «Демоны поэтов»).
2
На Ойле далёкой и прекрасной
Вся любовь и вся душа моя.
На Ойле далёкой и прекрасной
Песней сладкогласной и согласной
Славит всё блаженство бытия.
Там, в сияньи ясного Маира,
Всё цветет, всё радостно поёт.
Там, в сияньи ясного Маира,
В колыханьи светлого эфира,
Мир иной таинственно живёт.
Тихий берег синего Лигоя
Весь в цветах нездешней красоты.
Тихий берег синего Лигоя –
Вечный мир блаженства и покоя,
Вечный мир свершившейся мечты.
22 сентября 1898
Другой полюс – ирония.
Без неё невозможно, ибо «всякая истинная поэзия кончает ирониею». Если лирика уводит человека от постылой действительности, то ирония примиряет. Если в лирике «обнажается роковая противоречивость и двусмысленность мира», то ирония «открывает неизбежную двойственность всякого познавания и всякого деяния». Именно ирония «показывает мир в цепях необходимости, и научает, что, по тождеству полярных противоположностей, необходимость и свобода – одно. И говорит миру: “Да”. И говорит необходимости: “Ты – моя свобода”. И говорит свободе: “Ты – моя необходимость”. И, реализуя их невозможность, как предел земных бесконечностей, путём Любви и Смерти возводит поэзию на высоту трагических откровений».
В формулировке Сэмюэля Кольриджа (1772–1834), поэзия – это лучшие слова в лучшем порядке. Фёдор Сологуб утверждал, что «великая поэзия неизбежно представляет сочетание лирических и иронических моментов». Насколько ясно поэт осознаёт эти моменты своей поэтики, их слияние и их роковой спор, настолько большей или меньшей стойкостью перед искушениями лукавого живо его творчество:
«Есть магические круги, внутри которых нечистая сила не проникнет. Поэт, как чародей, чертит эти круги, но по недосмотру оставляет в них промежутки, – и в жуткие миги творчества вкрадывается нечистый в середину не до конца зачарованного круга.
Ошибка поэта, впускающая в его творчество беса, состоит в неверном употреблении приёмов иронии и лирики, одних вместо других». (Ф. Сологуб. «Демоны поэтов»).
* * *
Пришла ночная сваха,
Невесту привела.
На ней одна рубаха,
Лицом она бела,
Да так, что слишком даже,
В щеках кровинки нет.
– Что про невесту скажешь?
Смотри, и дай ответ.
– Да что же думать много!
Пришла, так хороша,
Не стой же у порога,
Садись, моя душа.
В глазах угроза блещет,
Рождающая страх,
И острая трепещет
Коса в её руках.
14 февраля 1905
«Разговор, несмотря на дружные старания Гумилёва и Пронина, совсем не клеится. Сологуб величаво, с невозмутимым спокойствием, холодно, каменно молчит. Гумилёв, переходя с темы на тему, стараясь всеми силами вывести Сологуба из молчания, коснулся вскользь сорванного имажинистами посмертного юбилея, не помню уж какого, писателя.
– Безобразие! Мерзавцы! – шумно возмущается Пронин.
И тут вдруг неожиданно раздаётся каменный, безапелляционный голос Сологуба:
– Молодцы, что сорвали! Это имажинистам надо в актив записать. Для писателя посмертный юбилей – вторые похороны. Окончательные. Осиновый кол в могилу, чтобы уже не мог подняться. Надо быть гением, титаном, как Пушкин или вот ещё Толстой. Тем ничто повредить не может. Никакие посмертно-юбилейные благо- и подло-глупости и досужие домыслы. А для остальных писателей посмертный юбилей свинцовая стопудовая крышка. Даже мороз по коже, как подумаю, что обо мне напишут через десять или двадцать пять лет после моей смерти. Ужас!..
Он не спеша достаёт из кармана пиджака большой серебряный портсигар и закуривает папиросу о спичку, подчёркнуто-почтительно поднесённую ему вскочившим со своей табуретки Гумилёвым.
– Из-за страха посмертного юбилея главным образом и умирать не хочу, – важно и веско продолжает Сологуб и, выпустив струю дыма из ноздрей, медленно прибавляет: – Хотя и вообще умирать то не очень хочется. Ещё по Парижу погуляю… Подышу лёгким воздухом земным…»
(И. Одоевцева. «На берегах Невы»)
* * *
Подыши ещё немного
Тяжким воздухом земным,
Бедный, слабый воин Бога,
Странно зыблемый, как дым.
Что Творцу твои страданья?
Кратче мига – сотни лет.
Вот – одно воспоминанье,
Вот – и памяти уж нет.
Страсти те же, что и ныне…
Кто-то любит пламя зорь…
Приближаяся к кончине,
Ты с Творцом твоим не спорь.
Бедный, слабый воин Бога,
Весь истаявший, как дым,
Подыши ещё немного
Тяжким воздухом земным.
30 июля 1927
Каждая зима начиналась с болезни. Фёдор Кузьмич жаловался на отсутствие солнца: «Я знаю точно, от чего умру. Я умру от декабрита». На вопрос, что это такое, пояснял: «Декабрит – это болезнь, от которой умирают в декабре…»
О последних днях Фёдора Сологуба свидетельствует акмеист Всеволод Рождественский (1895–1977), которому в 1924–27 годах довелось часто и много беседовать с ироническим «русским Верлэном». В письме Максимилиану Волошину он сообщает:
«Внешний облик его был удивителен. Голый, крепкий, как слоновая кость, череп был опушен серебряным, сквозным венчиком. Мне Сологуб напоминал всегда Овидия в снегах. Да таким он и был в обставшей его литературной среде – всё время вспоминал Рим и уже не надеялся на милосердие Августа. Примирённость с жизнью всё время чувствовалась в его словах. Жил он очень одиноко, в Царском, или на Ждановке, любил чужих детей и переводил Шевченку и Мистраля». («Неизданный Фёдор Сологуб: стихи, документы, мемуары»).
* * *
Каждый год я болел в декабре,
Не умею я без солнца жить.
Я устал бессонно ворожить
И склоняюсь к смерти в декабре, –
Зрелый колос, в демонской игре
Дерзко брошенный среди межи.
Тьма меня погубит в декабре.
В декабре я перестану жить.
4 ноября 1913
В стране под властью «туполобых» Ф. Сологуба радовали дети, только дети, – даже те, кто повязал пионерские галстуки, и те, кто постарше в значках с надписью «КИМ», Коммунистический Интернационал молодёжи.
Корней Чуковский записывал с его слов:
– Всё, что в них плохого, это исконное, русское, а всё новое в них – хорошо. Я вижу их в Царском Селе – дисциплина, дружба, веселье, умеют работать…
«Жестокое сладострастие разлито в нашей природе, земной и тёмной. Несовершенство человеческой природы смешало в одном кубке сладчайшие восторги любви с низкими чарами похоти и отравило смешанный напиток стыдом, и болью, и жаждою стыда и боли. Из одного источника идут радующие восторги страстей и радующие извращения страстей. Мучим только потому, что это нас радует. Когда мать даёт пощёчину дочери, её радует и звук удара, и красное на щеке пятно, а когда она берёт в руки розги, её сердце замирает от радости». (Ф. Сологуб. «Творимая легенда»).
* * *
Слышу песни плясовой
Разудалый свист и вой.
Пьяный пляшет трепака
И поёт у кабака:
«Тёмен был тяжёлый путь,
Негде было отдохнуть.
Злоба чёрта стерегла
Из-за каждого угла.
Только всё ж я хохотал,
В гулкий бубен грохотал,
Не боялся никого,
Не стыдился ничего.
Если очень труден путь,
Можешь в яме отдохнуть.
Можешь, только пожелай,
И в аду воздвигнуть рай».
«Чьи, старик, поёшь слова?»
– «Эх, с мозгами голова!
Был когда-то я поэт,
А теперь поэта нет.
Пьяный, рваный, весь я тут.
Скоро в яму сволокут
И зароют кое-как.
Дай полтинник на кабак!»
11 января 1926
– В аду решили черти строить рай для общества грядущих поколений, – подытожит разудалый свист и вой пьяного трепака Советской России на закате развитого социализма В. С. Высоцкий.
Глядя на революционную прыть обывателей Скородожа, Триродов думает:
«Ничего у вас не выйдет. Ненавидящий людей бросит тела ваши в глубокую пропасть, и бросит их друг на друга, чтобы засыпать пропасть вашими телами, – чтобы засыпать её чем попало, благо ваша доблесть сама того хочет. Когда тела ваши истлеют, когда с наносною смешаются они землёю, летучие ветры бросят на них семена полевых трав, и прорастут травы, и раскроют свои простодушные очи невинные цветы. Потом, когда-нибудь в земных веках, по возникшему над пропастью лугу пройдут на тот берег спокойно и безопасно те, кто ещё не родились, кто родятся не от вас». (Ф. Сологуб. «Творимая легенда»).
* * *
Зачем, скажи,
В полях, возделанных прилежно,
Среди колосьев ржи
Везде встречаем неизбежно
Ревнивые межи?
Одно и то же солнце греет
Тебя, суровая земля,
Один и тот же труд лелеет
Твои широкие поля.
Но злая зависть учредила
Во славу алчности и лжи
Неодолимые межи
Везде, где ты, земля, взрастила
Хотя единый колос ржи.
29 ноября 1892, 27 января 1900
Его предчувствия превращаются в горькую действительность как в романе, так и в жизни. Очень скоро тов. Сталин уничтожит значительную часть «туполобых» – пламенных революционеров 1917–20-х годов. Административно-территориальное деление Советского Союза, которое кремлёвский горец выдул из своей трубки по обкурке в 1922-м, унаследуют в 1991-м независимые постсоветские государства. Любая последующая мысль о какой-то иной автономии рискует подпасть под тяжёлый кулак черносотенцев новых «демократических» режимов. В романе Ф. Сологуба пламя пожара охватывает дом Триродова, а беснующаяся толпа убивает всякого, кто пытается его покинуть.
В этом пламени – кошмар 2 мая 2014 года на Куликовом поле в Одессе.
«Скоро весь дом пылал. Занимались и деревья сада. Люди в доме задыхались в дыму. Ещё несколько человек спаслись подземным ходом. Но многие и теперь не верили Триродову и предпочитали взбираться на крышу или выбрасываться из окон.
Приехали пожарные, но работать им не дали. Толпа бросилась на них с угрозами. Пожарные разбежались.
Толпа грабила и убивала всякого, кто бросался из окон, спускался по трубам, спасался на крыше. Над завыванием огня носились пронзительные стоны, мольбы и проклятия избиваемых, и ещё громче звучало дикое завывание и гиканье убийц.
Постепенно загорались деревянные здания на дворах – конюшни, сараи. Они пылали, как ряд костров, облитых смолою. Воздух был раскалён. Клубы дыма заволокли дорогу и дворы. Толпа отхлынула, подальше и кольцом стояла вдоль каменных стен усадьбы.
Из горящего здания выбежало ещё несколько мужчин и женщин. Их тут же убили и ограбили. Изрубленные трупы вытащили на дорогу и сложили в кучу. Поверх этой кучи положили тело девушки. В живот ей вбили кол.
Раздался страшный грохот. Столб огня взвился над домом. Яркие брызги взметнулись и разбросались далеко. Провалилась крыша. Под нею погибли все, ещё оставшиеся в доме.
Кто-то кричал, что в подвалах и в погребах спрятались люди. Кричали:
– Надо с ними покончить!
– Чтобы никто живым не вышел из этого проклятого дома!»
(Ф. Сологуб. «Творимая легенда»)
Кто же мучительствует? Человек или Дьявол?
Ф. Сологуб даёт беспощадный ответ:
«Человек человеку – Дьявол.
Воздвиг обман разъединения, – и злобствует, и мучительствует. И нет Дьявола злейшего, чем этот, который прикрыл своё дьявольское безличие человеческою харею, личиною разъединения и соблазна». (Ф. Сологуб. «Человек человеку – Дьявол»).
Звезда Маир
3
Всё, чего нам здесь недоставало,
Всё, о чем тужила грешная земля,
Расцвело на вас и засияло,
О Лигойские блаженные поля!
Мир земной вражда заполонила,
Бедный мир земной в унынье погружён,
Нам отрадна тихая могила
И подобный смерти, долгий, тёмный сон.
Но Лигой струится и трепещет,
И благоухают чудные цветы,
И Маир безгрешный тихо блещет
Над блаженным краем вечной красоты.
23 сентября 1898
Долгое время поэт заботился о том, чтобы знали его книги, не зная его самого. Роль личности в истории он понимал так же, как приват-доцент Триродов, – навсегда и прочно определённой:
«Толпа только разрушает. Человек творит. Общество сохраняет.
В толпе разнуздан зверь. Свободно творящий человек ненавидит зверя и умерщвляет его. Общество свободных людей есть колыбель нового человека, который уже не захочет быть ни господином, ни рабом, не захочет приносить жертв ни власти, ни собственности. Он не захочет ограничивать своей и чужой свободы, потому что он поймёт до конца великую силу людского свободного единения. В этих единениях свобода каждого возрастает с возрастанием свободы другого, потому что упразднены аппетиты к власти, свойственные праздному меньшинству. Уже и теперь идеи солидарности становятся всё сильнее в жизни людей». (Ф. Сологуб. «Творимая легенда»).
4
Мой прах истлеет понемногу,
Истлеет он в сырой земле,
А я меж звёзд найду дорогу
К иной стране, к моей Ойле.
Я всё земное позабуду,
И там я буду не чужой, –
Доверюсь я иному чуду,
Как обычайности земной.
22 сентября 1898
В мае 1927 года, работая над романом в стихах «Григорий Казарин», Фёдор Сологуб серьёзно заболел. Всё лето поэт почти не вставал с постели. По словам Вс. Рождественского, Сологуб «…болел долго, тяжело. За два дня до смерти по его просьбе подвели старика к камину, и он сам сжёг свои письма, дневники, ненапечатанный роман последних лет. Но на стихи не посягнул. Сказал: “На это рука не подымается”».
В эти месяцы поэт отпустил бороду и усы и в этом своём обрамлении стал похож на прежнего Сологуба рубежа веков – времени вхождения его в литературу и написания «Звезды Маир».
5
Мы скоро с тобою
Умрём на земле, –
Мы вместе с тобою
Уйдём на Ойле.
Под ясным Маиром
Узнаем мы вновь,
Под светлым Маиром
Святую любовь.
И всё, что скрывает
Ревниво наш мир,
Что солнце скрывает,
Покажет Маир.
22 сентября 1898
«Смерть приближалась к нему; он, не чувствуя смерти, помолодевший, с доброй улыбкой, которую я впервые увидел в нём, которой и не было на протяжении нашего двадцатилетнего знакомства, мягко меня выслушивал, без прежних придиров, заставляя читать ему стихи, читал свои; и вспоминал, вспоминал без конца свою молодость.
Через год и пять месяцев его не стало».
(А. Белый. «Начало века». С. 491)
Поэта не стало 5 декабря 1927 года.
Вс. Рождественский сообщал в Крым М. Волошину:
«Смерть Сологуба не была неожиданностью, но всё же она взволновала и задела многих, быть может, потому, что с уходом этого человека как-то ясно почувствовалось, что уже больше нет символизма, эпохи – что бы теперь о ней ни говорили – яркой, исключительной, обогатившей два десятилетия.
Тело Ф. К. перенесли в Союз Писателей – на Фонтанку, и там оно стояло сутки. Приходило много народу – прощаться. Петров-Водкин зарисовал Ф. К. в гробу. Пели “Реквием” Моцарта. При выносе были речи. Говорил Замятин (от Союза Писателей), Вл. Кириллов (от Всесоюзной Федерации Писателей) и проф. Модзалевский (от Академии Наук). Речи были краткими, “человеческими” (т. е. о человеке), и академизма было в них мало. Газеты откликнулись очень сдержанно, но с большим уважением – за исключением одного, вовсе незначительного случая. Впрочем, Вы всё это, вероятно, уже прочли сами».
(«Неизданный Фёдор Сологуб: стихи, документы, мемуары»)
Поэт был похоронен на Смоленском кладбище рядом с Анастасией Чеботаревской в нескольких десятках саженей от Александра Блока.
6
Бесстрастен свет с Маира,
Безгрешен взор у жён, –
В сиянии с Маира
Великий праздник мира
Отрадой окружён.
Далёкая отрада
Близка душе моей, –
Ойле, твоя отрада –
Незримая ограда
От суетных страстей.
10 января 1901
– Душе человеческой тесно в оковах общественности. Только в своих интимных переживаниях восходит душа к вершинам вселенской жизни. И только освобождённая от власти всяких норм душа создаёт новые миры и ликует в светлом торжестве преображения. (Ф. Сологуб. «Творимая легенда»).
Последнее стихотворение Ф. Сологуба отмечено датой 1 октября 1927 года. В начале осени он отдал свои черновики с тем, чтобы опубликовать лучшие строфы. Будучи председателем городского Союза Писателей, поэт не имел никаких привилегий в печати: «книжки копеечной цены, но очень строгие в своей партийной чистоте», вряд ли бы смогли выйти когда-нибудь из-под пера «чаровника Сологуба». К середине октября композиция книги была одобрена, но публикация не состоялась: сборник признали неактуальным, а отдельные стихотворения – контрреволюционными.
Наступало без малого вековое забвение поэта.
«Для иных, знавших его, казалась странною его неизвестность. Казалось, что способности его были достаточно велики для того, чтобы привлечь к нему удивление, внимание и признание толпы. Но он несколько презирал людей, – слишком, может быть, уверенный в своей гениальности, – и никогда не сделал движения, чтобы им угодить или понравиться. И потому его сочинений почти нигде не печатали.
Да и вообще с людьми сходился Триродов редко и неохотно. Ему тяжело было смотреть с невольною проницательностью во мглу их тёмных и тяжёлых душ.
Только с женою ему было легко. Влюблённость роднит души».
(Ф. Сологуб. «Творимая легенда»)
* * *
Предо мной обширность вся.
Я, как все, такой же был:
Между прочим родился,
Между прочим где-то жил.
Повстречалась красота, –
Между прочим полюбил.
Не придёт из-под креста, –
Между прочим позабыл.
Ко всему я охладел.
Догорела жизнь моя.
Между прочим поседел,
Между прочим умер я.
1 октября 1927
____________
Критики эпохи доисторического материализма пьянели, обвиняя Ф. Сологуба во всех мыслимых и домысливаемых ими грехах. То оказывалось, что «тихие мальчики» из приюта Триродова, которые и не ангелы, и не дети, были собраны для содомских утех приват-доцента. То Передонов отождествлялся с Сологубом, а Сологуб – с Передоновым. То выяснялось, что поэт-мистификатор поклоняется дьяволу. Семьдесят лет похмелья исторического материализма о маге и колдуне предпочитали даже не упоминать, хотя однажды издали «Мелкого беса» в городе Кемерово: было это в 1958 году, в период оттепели. Что касается недошивинок эпохи после исторического материализма, им лучше не писать о поэтах вовсе: говяжьего ума их рыночного не хватает.
«Обычность, – она злая и назойливая, и ползёт, и силится оклеветать сладкие вымыслы, и брызнуть исподтишка гнусною грязью шумных улиц на прекрасное, кроткое, задумчивое лицо твоё, мечта! Кто же победит в земных веках? Она ли, отравленная всеми гнилыми ядами прошлого обычность, лицемерная, трусливая, тусклая, облечённая в чёрную мантию обвинителя, мантию изношенную, покрытую пылью старых книг? Или ты, милая, с розами улыбок на благоуханных устах, ты, роняющая один за другим лёгкие, полупрозрачные, многоцветные свои покровы, чтобы предстать в озарении торжественной, вечной красоты?
Мы только верим, мы только ждём. Вы, рождённые после нас, созидайте.
Вот уже не серая, не мглистая страна, не наша милая родина, где обычное становится ужасным, а ужасное обыкновенным, – иная страна, далёкий край, и там синее море, голубое небо, изумрудные травы, чёрные волосы, знойные глаза. В этой яркой стране сочетается фантазия с обычностью и к воплощениям стремятся утопии».
(Ф. Сологуб. «Творимая легенда»)
* * *
Мой ангел будущее знает,
Но от меня его скрывает,
Как день томительный сокрыл
Безмерности стремлений бурных
Под тению своих лазурных,
Огнями упоённых крыл.
Я силой знака рокового
Одно сумел исторгнуть слово
От духа горнего, когда
Сказал: – От скорби каменею!
Скажи, соединюсь ли с нею? –
И он сказал с улыбкой: – Да. –
Спросил я: – Гаснут ли мгновенья
В пустынном холоде истленья?
Найду ль чертогов тех ключи,
Где всё почиет невредимо,
Где наше время обратимо? –
И он ответил мне: – Молчи. –
Уста, как пламенные розы,
Таили острые угрозы,
Но спрашивать я продолжал:
– Найду ль в безмерности стремленья
Святую тайну воплощенья? –
Он улыбался, но молчал.
9 марта 1922
Мудрецу снится мир, мы видим его сны. Другие и этих снов не видят. Так давно, так всегда.
«Всякому пророчеству дам Я исполнение, – ибо Я полюбил слово. Скажи, – и исполню.
И вот пророчество о совершенных.
Совершенные не умрут. И не сочетаются. Но рождают. Непорочно. Напряжение непорочной любви столь пламенно, что Дева рождает. И от Девы рождается святейшее. Деве поклоняйтесь, и отроку. В Деве святость, и в отроке – утешение. Деве поклоняйтесь, отрока вознесите, в отроке приобщитесь страданию Моему и спасению Моему.
Любящий жаждет соединения с истиной иной плоти. Совершенный же находит истину в себе. Во Мне. И совершенен только Я. Кто хочет быть совершенен, Мне да приобщится. Иного нет совершенства.
Слабому свойственно делать то, чего он хочет. Желания его над волей его. И нет у него воли. Ибо воля – одна, только Моя воля. И нет иной воли. И вот слабые раздираются желаниями своими. Моя же сила – создать и то, что Я хочу, и то, чего Я не хочу.
Воля Моя без причины, и только волею Моею созданы бытие Моё и небытие Моё. Из небытия воздвиг Я бытие Моё, и в небытии растворил его. И основы бытия Моего несокрушимы, ибо их нет».
(Ф. Сологуб. «Я»)
* * *
Мне страшный сон приснился,
Как будто я опять
На землю появился
И начал возрастать,
И повторился снова
Земной ненужный строй
От детства голубого
До старости седой:
Я плакал и смеялся,
Играл и тосковал,
Бессильно порывался,
Беспомощно искал...
Мечтою облелеян,
Желал высоких дел, –
И, братьями осмеян,
Вновь проклял свой удел.
В страданиях усладу
Нашёл я кое-как,
И мил больному взгляду
Стал замогильный мрак,
И, кончив путь далёкий,
Я начал умирать, –
И слышу суд жестокий:
«Восстань, живи опять!»
12 декабря 1895
Свобода – трагическая маска мировой Иронии.
Прав был поэт: в плане возможного её нет – нуль, в плане должного она безусловно необходима.
«Нет ничего в жизни, что раньше не было бы в творческой мечте. Мечта, это и есть самая необходимая и самая основная форма человеческой деятельности. Мечта, мысль, изобретение, творческий замысел, назовите это ещё как-нибудь, – но вот только эта нематериальная работа человеческой души и создаёт весь наш мир. Мы просто ничего бы не видели и не слышали в этом слишком пёстром, разнообразном и хаотическом мире, если бы кто-то когда-то в незапамятные времена не догадался из всей сумятицы предстоящего выделить те или другие ряды ощущений и придать им некоторое, конечно, совершенно произвольное тогда, значение. И мир стал быть. Сознанием определилось бытие». (Ф. Сологуб. «Поэты – ваятели жизни»).
* * *
Я совершил полёт мой к небу,
Как дивный сокол, возлетел,
И в очи пламенному Фебу,
Дерзая пламенно, глядел.
Я на таинственной дороге
Увидел лики божества,
И слушал в сладостной тревоге
Неизъяснимые слова.
Семью увенчанный венцами,
К земле опять вернулся я.
Семью горящими сердцами
Вещала людям речь моя.
Но люди тёмные в долине,
Сыны безумные земли,
В своей неправедной гордыне
Меня безумным нарекли.
10 июля 1920
– Для многого, – объяснял великий русский модернист Валентину Кривичу, – надо просто сильно сосредоточиться. Уйти из времени… Такой уход из времени у меня бывает достаточно часто. Первый раз я ощутил его, будучи восьмилетним мальчиком… Я бежал куда-то через Николаевский мост... и вдруг почувствовал, что мысли у меня как-то слишком быстро несутся вперёд... мысли и образы... один за другим... Меня это удивило и раздражило. Я стал стараться задерживать их и осознавать... Делать так, чтобы каждая такая мысль дала мне возможность в неё всмотреться. И вот тут впервые я как бы вышел из времени...
На вопрос, связывались ли такие ощущения с процессом творчества, «единственный последовательный декадент» отвечал:
– Здесь тоже... Вы чувствуете иногда, что вот вдруг – в голове словно бы звякнул какой-то звоночек... И вот – вы отделились от настоящего, от времени.... Вот тут (он провёл ребром руки поперёк стола) – действительность, а тут – уже другое: то, что внутри вас... И вы рассказываете именно то, что внутри вас... и поэтому часто не можете сказать иначе, как говорите. Ведь это же только и именно то, что было... Что же тут можно сделать?..
«Тёмный голос звучал над Ортрудою:
– Настала ночь, когда мёртвые твои придут к тебе и скажут тебе то, чего ты не знала.
И приходили один за другим».
(Ф. Сологуб. «Творимая легенда»)
Приходил Блок.
Приходил Измайлов.
Приходила Анастасия.
* * *
Воображение влечёт
В страну, всегда блаженную,
Где время зыбко не течёт
Во мглу веков забвенную,
Где вянут тяжести вериг
Бессильными угрозами,
Где расцветает каждый миг
Невянущими розами,
Где все обласканы поля
Бессмертными алмеями, –
И что же ты, моя земля,
Исползанная змеями,
И пыльная, немая лень,
Растерзанная тиграми?
Мгновенно-зыблемая тень
Под ангельскими играми.
В обетованной той стране,
Где всё святое сбудется,
Что снится здесь порой во сне
Или в восторге чудится,
Где я навек соединюсь
С моей Анастасиею,
Где оживёт хмельная Русь
Софийскою Россиею.
29 июня (12 июля) 1922
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Анненский И. Ф. О современном лиризме // Книги отражений. М.: Наука, 1979. С. 328–382.
2. Белый А. Начало века. Воспоминания. М.: Худож. лит., 1990.
3. Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии // Н. А. Бердяев. Опыт парадоксальной этики. М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2003. С. 423–696.
4. Блок А. А. Записные книжки 1901-1920. М.: Издательство «Художественная литература», 1965.
5. Блок А. А. Ирония // Собрание сочинений. Т. 5. Проза. М.-Л.: Издательство «Художественная литература», 1962. С. 345–349.
6. Блок А. А. О реалистах // Собрание сочинений. Т. 5. Проза. М.-Л.: Издательство «Художественная литература», 1962. С. 99–129.
http://www.litmir.me/br/?b=202886&p=25
7. Блок А. А. Письма 1898–1921 // Собрание сочинений. Т. 8. Проза. М.-Л.: Издательство «Художественная литература», 1963.
8. Блок А. А. Письма о поэзии // Собрание сочинений. Т. 5. Проза. М.-Л.: Издательство «Художественная литература», 1962. С. 277–300.
9. Блок А. А. Творчество Фёдора Сологуба // Собрание сочинений. Т. 5. Проза. М.-Л.: Издательство «Художественная литература», 1962. С. 160–163.
10. Горький М. Поль Верлен и декаденты. http://gorkiy.lit-info.ru/gorkiy/articles/article-308.htm
11. Гумилёв Н. С. Письма о русской поэзии. М.: Современник, 1990. 12. Измайлов А. А. Измельчавший русский Мефистофель и передоновщина // О Фёдоре Сологубе. Критика. Статьи и заметки. Сост. Ан. Чеботаревской. СПб.: Навьи Чары, 2002.
13. Мандельштам О. Э. К юбилею Ф. К. Сологуба // О. Э. Мандельштам. Собрание сочинений в 4 т. Т. II. М.: ТЕРРА, 1991. С. 355–357.
14. Недошивин В. М. Прогулки по Серебряному веку: Санкт-Петербург. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2014. 508 с.
15. Неизданный Фёдор Сологуб: стихи, документы, мемуары.
http://coollib.com/b/252168/read
16. Одоевцева И. В. На берегах Невы. М.: Захаров, 2005. 432 с.
17. Одоевцева И. В. На берегах Сены. М.: Захаров, 2005. 448 с.
http://noskoff.lib.ru/aodoe010.html
18. Савельев К. Н. Исторические портреты английского декаданса: монография. Магнитогорск: МаГу, 2008. 254 с.
19. Сологуб Ф. Без праздника.
http://sologub.narod.ru/texts/articles_bezprazdnika.htm
20. Сологуб Ф. Демоны поэтов.
http://sologub.narod.ru/texts/articles_demony.htm
21. Сологуб Ф. Мелкий бес. М.: Советская Россия, 1991.
22. Сологуб Ф. Наивные встречи.
http://royallib.com/book/sologub_fedor/naivnie_vstrechi.html
23. Сологуб Ф. О грядущем хаме Мережковского.
24. Сологуб Ф. Письма в Совнарком, В. И. Ленину и А. В. Луначарскому. http://az.lib.ru/s/sologub_f/text_0630.shtml
25. Сологуб Ф. Поэты – ваятели жизни.
http://az.lib.ru/s/sologub_f/text_1922_poety.shtml
26. Сологуб Ф. Предисловия к изданиям «Мелкого беса».
http://www.fsologub.ru/about/preface/preface_275.html
27. Сологуб Ф. Творимая легенда. М.: Современник, 1991.
28. Сологуб Ф. Человек человеку – Дьявол.
http://az.lib.ru/s/sologub_f/text_1907_chelovek.shtml
29. Сологуб Ф. Я. Книга совершенного самоутверждения.
http://az.lib.ru/s/sologub_f/text_1904_ya.shtml
Аудиокнига на Ютубе https://youtu.be/45tOaVc1coU