Лгуны и лгунишки

               
                Трагикомедия в четырёх действиях

                (на слова и мелодии русской и советской классики)

                Предисловие

             Война на Донбассе – это новый опыт для миллионов. Третий год нас поливают тоннами свинца и лжи. Свинец – ранит и убивает, ложь – добивает и оскверняет.

             Мы, в отличие от Крыма, кровью написали в украинских паспортах священное слово «Россия». РФ, заигрывающая с Западом и Украиной, испугалась этого и, как избушка на курьих ножках, повернулась к нам задом. Донбасс увидел РФ с изнанки, ткнулся носом в её грязную, миграционную часть.

             Война – это и новое прочтение классики. Летом 2016 года Донбасс читает «Бесприданницу» Островского, смотрит «Жестокий романс» Рязанова не так, как летом 2013-го. Помните сцену, где Лариса, бросив постылого жениха, разговаривает поутру с любимым? Она ещё не знает, что для него «ничего заветного нет», что он уже взял «в приданое золотые прииски». Она живёт иллюзиями. «В ней хитрости нет», - говорит о ней олигарх.
 
             Ах, как она похожа на нас! Как мы сочувствуем ей и ненавидим паратовых, кнуровых, карандышевых!
 
                Действие первое

                Лица:

   Э р э ф и я, приехавшая на один день и поманившая.
   Д о н б а с с,  поверивший и побежавший.

     За спиной  Д о н б а с с а: русская весна, цепи ненавистного, постылого украинства и надежда на объятия любимой  Р о с с и и. В планах  Э р э ф и и – миллионные контракты. Э р э ф и я  нежно берёт  Д о н б а с с  за руку и благодарит за русскую весну, за счастье, доставленное ей.

Д о н б а с с (ещё не понимая). Ты мне фраз не говори! Ты мне скажи только: я - часть твоя или нет?
Э р э ф и я. Прежде всего тебе нужно ехать домой. Поговорить мы успеем завтра, после Минска.
Д о н б а с с. Мой дом там, где ты.
Э р э ф и я. Но со мной тебе оставаться нельзя. Побегать с моими флагами, попеть гимн можно, но жить… Подумай, какую пищу ты даёшь для разговоров и санкций... (Крестится.) и даже - для третьей мировой.
Д о н б а с с. Рядом с тобой война мне не страшна! И что мне за дело до болтовни и санкций!

                Э р э ф и я  раздражаясь.

Э р э ф и я. Допускаешь ли ты, что страна, скованная по рукам и ногам неразрывными цепями, может так увлечься, что забудет все на свете, забудет гнетущую действительность и цепи - её сковавшие?
Д о н б а с с. Ну, что же! И хорошо, что забудет.
Э р э ф и я. Угар страстного увлечения проходит, а цепи остаются. Здравый рассудок говорит, что их разорвать нельзя.
Д о н б а с с (задумчиво). Неразрывные цепи! (Удивлённо.) Разве мы не русские? Я же украинские - сбросил!..
Э р э ф и я (всё более раздражаясь). Русские… (В сторону.) Этот русский романтизм и бескорыстие… мы почти выгнали их из России, так они летят из Донбасса, чёрт бы его побрал.
Д о н б а с с (воодушевлённо). Русские! Русским не страшны любые цепи! Будем носить их вместе, я разделю с тобой эту ношу, большую часть тяжести я возьму на себя.
Э р э ф и я (показывая кошелёк). Вот цепи, сковавшие меня.
Д о н б а с с. Ах! Что же ты раньше молчала?
Э р э ф и я. Разве я в состоянии была помнить что-нибудь! Я видела национальный подъём, растущий рейтинг, а с ним - и доходы. Ничего более для меня не существовало.
Д о н б а с с (в крайнем недоумении, но уже понимая). Заработала, значит?.. Поди, прочь! Довольно! Я уж сам о себе подумаю.

              Э р э ф и я, облегчённо вздохнув, уходит напевая «Мохнатый шмель». Д о н б а с с  сидит, обхватив голову, не видит деньги, оставленные ему  Э р э ф и е й.   

                Действие второе

                Лица:
К н у р о в,  с лицом знакомым до боли.
В о ж е в а т о в,  загоревший до неузнаваемости.

          Владения Бульбашенко. Утро. Роскошный тренажёрный зал со звёздно-полосатым борцовским ковром.

К н у р о в. Я всё думаю о Донбассе. Мне кажется, он теперь находится в таком положении, что мы, близкие люди, должны принять участие в его судьбе.
В о ж е в а т о в. То есть, вы хотите сказать, теперь представляется удобный случай?..
К н у р о в. Пожалуй, если угодно.
В о ж е в а т о в. Так в чём же дело? Кто мешает?
К н у р о в. Вы мне мешаете, а я вам. Может быть, вы не боитесь соперничества? Я тоже не очень опасаюсь; а всё-таки беспокойно; гораздо лучше, когда поле чисто.
В о ж е в а т о в. Отступного я не возьму.
К н у р о в. Зачем отступное? Можно иначе как-нибудь.
В о ж е в а т о в. Да вот, лучше всего. (Вынимает из кармана монету и кладёт под руку.) Орёл или решка?
К н у р о в (в раздумье). Если скажу: орёл, так проиграю; орёл, конечно, вы.
(Решительно.) Решка.
В о ж е в а т о в (поднимая руку). Ваше. Значит, вам его и восстанавливать. Я не в убытке: расходов меньше.

                Действие третье

                Лица:

Р о б и н з о н, с медалями на груди и сигарами в карманах разгрузки.
Хор жителей посёлка Октябрьский (О к т я б р ь с к и е).
Хор жителей посёлка Заперевальная (З а п е р е в а л ь н ы е).

       О к т я б р ь с к и е  после обстрела - оборванные, грязные, с серо-зелёными лицами - вылезли из подвалов (на краю сцены) и ползут на коленях в центр Донецка. У Дома Правительства (в центре сцены) нестройно поют «А напоследок я скажу». Р о б и н з о н  подъезжает к ним в дорогом авто с флагами Дэнээр и Эрэфии по бокам. Песня обрывается и под её минусовку  О к т я б р ь с к и е  поют реплики.

О к т я б р ь с к и е (взглянув на  Р о б и н з о н а). Аркаша, мы погибаем во время вашего перемирия! Они убивают нас, а вы болтаете. Где наша армия?
Р о б и н з о н. Готовится к параду. Кстати, я вас всех приглашаю. И с колен встаньте, как-то неудобно…
О к т я б р ь с к и е (встают с колен). Аркаша, мы с детства живём в одном городе, почти родные; что нам делать – научи!
Р о б и н з о н. Дорогие мои, я люблю вас и рад бы, но ничего не могу, у нас перемирие. Надо потерпеть.
О к т я б р ь с к и е. Хорошо, будем терпеть, но отгоните их подальше от города, чтоб они не убивали нас, не разрушали наши дома.
Р о б и н з о н. Не могу, ничего не могу. Разве… отселить в общаги…
О к т я б р ь с к и е. А дома наши? Имущество?
Р о б и н з о н. Ну… (Достаёт из кармана сигару.)
О к т я б р ь с к и е (понимая). У тебя тоже цепи?
Р о б и н з о н. Кандалы.
О к т я б р ь с к и е. Какие?
Р о б и н з о н. Минск. (Уезжает.)

     О к т я б р ь с к и е  обречённо затягивают «А напоследок». З а п е р е в а л ь н ы е, выплясывая всем табором, подходят к ним под музыку цыганского танца из «Жестокого романса».
 
З а п е р е в а л ь н ы е. Выслушайте нас и не обижайтесь! У нас и в мыслях нет, вас обидеть. Мы желаем вам добра и счастья, которого вы заслуживаете. Но не угодно ли снять у нас квартиры? (О к т я б р ь с к и е отрицательно качают головой.) Недорого, хотя время военное и продешевить мы не можем. (О к т я б р ь с к и е  выворачивают пустые карманы.) Вы расстроены, мы не торопим с ответом. Подумайте! Если согласитесь, то позвоните, но учтите, разрушений с каждым днём больше и цены растут. (Веселясь и танцуя, мелькая яркими, дорогими одеждами, уходят.)

                Действие четвёртое

                Лица:

Р у и н а, обшарпанная.
Д о н б а с с, окровавленный.

    Р у и н а  идёт к столу переговоров под музыку «Погони» из «Жестокого романса», держа левой рукой нижний край вышиванки, а правой - спадающие шаровары. Из ковша вышиванки сыплются доллары, печенье, конфеты. Р у и н а  наклоняется и, поднимая доллары правой рукой, теряет шаровары. Повторив несколько раз одно и то же она, наконец-то, добирается до стола и садится напротив Д о н б а с с а. 

Д о н б а с с (поднимая голову). Как ты мне противна, если бы ты знала! Зачем ты здесь?
Р у и н а. Где же быть мне?
Д о н б а с с. Не знаю. Где хочешь, только не там, где я.
Р у и н а. Ошибаешься, ты часть моя - богом и законом данная. Я здесь, чтобы отомстить за твоё оскорбление.
Д о н б а с с. Для меня самое тяжкое оскорбление – это жить с тобой; других оскорблений мне не было.
Р у и н а. Уж ты слишком невзыскателен. Тебя разыгрывают в орлянку, смотрят на тебя как на вещь – и это не оскорбление? Если ты вещь – это другое дело. Вещь, конечно, принадлежит тому, кто её выиграл, вещь и обижаться не может.
Д о н б а с с (глубоко оскорблённый). Вещь… да, вещь. Они правы, я просто - залежи угля. Наконец слово для меня найдено. Оно объясняет всё! Уголь не истекает кровью! Потому моей крови никто не видит. (Смотрит с ненавистью и отвращением на  Р у и н у.) Уходи! Прошу тебя, оставь меня!
Р у и н а. Как я тебя оставлю, на кого?
Д о н б а с с. Всякая вещь должна иметь хозяина.
Р у и н а (с жаром). Я беру тебя, я твоя хозяйка. (Пытается схватить  Д о н б а с с.)
Д о н б а с с (оттолкнув её). О, нет! Каждой вещи своя цена есть… Ха, ха, ха… я слишком дорог для тебя.
Р у и н а. Что ты говоришь! Могла ли я ожидать от тебя таких бесстыдных слов?
Д о н б а с с (насмешливо). Уж если быть вещью, так одно утешение – быть вещью дорогой. Сослужи мне последнюю службу: пошли ко мне Кнурова.
Р у и н а. Что ты, что ты, опомнись!
Д о н б а с с. Ну, так я сам пойду. Ты ж столько раз отсылала меня к нему!..
Р у и н а. Остановись! Я беру свои слова обратно, я тебя прощаю.
Д о н б а с с (с горькой улыбкой). Ты меня прощаешь? Благодарю тебя. Только я себя не прощаю за то, что связался с таким ничтожеством, как ты.
Р у и н а. Вернись! Я готова на всякую жертву. Я заручилась поддержкой покровителей...
Д о н б а с с (с отвращением). Поди прочь, ты слишком мелка, зависима, слишком ничтожна для меня со своей хуторской культурой, наречием, хероями...
Р у и н а. О, не раскайся! Ты должен быть моим.
Д о н б а с с. Чьим ни быть, только не твоим.
Р у и н а (запальчиво и мстительно). Ах, не моим?
Д о н б а с с. Никогда!
Р у и н а. Так не доставайся же ты никому! (Достаёт гранату, вырывает чеку.)

                Занавес

         Звук взрыва. Хор цыган поёт «Щэ нэ вмерла». Комья земли, вначале громко, коробочно, потом глуше подают на невидимую крышку гроба, затихая вместе с удаляющимся хором.