Резанцы
Начали резаться в карты, когда ещё темно было, а закончили как рассвело. Тут то и прибыли резанцы. Они падлы злые. Как тут нонче без топора ходить. Прав был кузнец Архип, который от водки давно ахрип. Вера всё у стойки стояла, скромная такая и без прыщей как досель. Квака в кресле так и застыла, не квакнула даже и и не писькнула. Резанцы падлы охуевали у двора. Однако кресстная сила с нами их в сарай наш не пустила. С нами значит она заодно. Медведь беззубый с колодой карт сидел и больше не выпивал, а та карлица с ментом поганым по водочке прошлись. Ну, потеха. Карлица она маленькая, но при больших сиськах и ноги толстые. К томуж большая жрунья. Пять сек и на столе ничего не осталось, всё смела эта хохотунья. Мент ни слова ни молвил. Затихорил и лыбился, но не широка. И какое нам правда дело что он не местный. Мент он и Кузмне мусор. Евгеша щурился, он недавно с войны пришёл пешком весь пораненый. Отхаживали муравьиным спиртом, оклимался малость и опять воевать. Резанцы падлы одолевали, но запоры нашинские крепки, не одолели пока идолы. Им вишь наш город сукам не нравится, кричат что мы не культурные и некрасивые, будто не русичи мы, а чудные какието. Напирали однако, только с нам крёсная силища. *** возьмёте! Медведь взревел хоча и беззубый но страховидный зверь зверем. Сунься тока – съест живёхонького. Мент сидит не колышится, Карлица буруздить, Волоха на картах гадает, што будет, Подкрепления нам ждать ужо неоткуда. А солце падла палит ядрами, куму куда, мне раз по бошке попало, я воспеер ажнуть и заколдобился. Резанцы ****ь у самых ворот, а мы тута смеёмся, остановится не можем. Карлица девок соблазняет на ров лесть и сцать на резанцев. Вера вся в сомнерниях, Квака задумалась. Ещё три девахи с мощными ляшками вот-вот саданут из пушки – тада и поглядим.
Серый ворон вошёл, кровью обливается. Мы тут муравьиный спирт ***чим замилу душу, а он там за нас пятерых с резанцами волками ****ится. Уж сколь их полегко немерено. Дали и Ворону хлебануть, начал оживать, а тож совсем мёртвый был и худ как уд. Налетели тут три харпии на нас и потащили в баню, кричат што мы грязью совсем покрылись пока от резанцев бились. Кто сдавал я не помню. Играем как ёбнутые в дурака, а между тем ворог у двора. Ещё три пришли подбитые, пока мы тут все поддатые. Хрустов на вас нет и не хватит, кричат нам, зашиваемся мы, уже вворог у самых врат, Ворон только с воронятами ещё держится, остальные биты. Опять Медвед взревел как Таганрог. Годит и пражский двор, гул аж до палат Каменки, но засовы наши крепкие, заколдованы скотником Стёпкой, что погиб аж на Манке, герой одначе, хочя и сволочь. Харпии нас тёрли мыли вдохновляли, чтоб мы шли за овин и бли резанцев как хотели. Хром пошёл, я и Вера тормознулись. Она ****ь тихая сегодня хотя и без прыщей. Её батькак въёб када ей было пять годков перепутал её по пьянке с мамкой и Манькой. А можа это Кваку так, с той поры она и заквакала. Я опять заколдодился, видать понравилось. А Квака молчком пошла пописать на двор, забыла прошмандовка, что там резанцы недалече, её и накрыло у самого рва. Вера наконец с места сдвинулась и заорала сразу же аж медведь вздрогнул, Ворон клювом по сталу ёбнул,****ык куку, Волоха блеванул от жидкости и свиснул в хуй. Вера она верная народу нашему и говорит: ну, хватит сиськи мять, надо штотото думапть. Вот же малая и умом повреждённая. Да ладно, все согласные. Сели и стали думать, Волоха опять на картах гадать начал, а ментяра тот гадкий всё с Карлицей ****ой переговаривается шопотком. Ну, черти. Что они замышляют, волки позорны. Мне неведомо.
Квака она совсем тапая баба хоть и в цырюльне работает, где башкой думать надобно. Пошла посцать без топора. Хорошо Волохо отвлёкся от предсказаний и ей один свой топор лишний (хотя топоров лишних небавает) он ей кинул и она дурадурой но поймала на лету, и обратно присела. Тут над ней и пролета та пуля ага что была не ей ей предназначена. Солей то запел када Волохо свиснул и было слышно на верхнем волохе, а там уж и до Любахи недалече. Прорвать бы тока оборонку и насрать на всё. Тут Гапуся вошёл кровь на рукаве, а с ним и Топа весь порубленный на куски с притопом. Присели, ёбнули муравьиного спирта и предложили в Очко. Никто не согласен, все Дурака любят. Медведь взревел как васька Кот – он в сарае главный. Да, заключаю, я мою повесть, с таким народом нас не взять каким-то ёбнутым резанцам не в жить. И только я об етим подума, их вражин как ветром сдуло.
Однако к вечеру опять обложило. И тут мы несговорившись пошли в плясовую. Танцуют почему-то все: Квака, Вера, Волоха, Топа, Гоша, Мотя и другие завсегдатаи. Хотя у нас тут в сарае давненько неметено. Ну, раз дансе идёть, значит живы ещё русичи. А резанцы, падлы, хари страшные лыбятся и базарят будто мы чужие в этом климате. На себя посмотрите, черти ахуевшие. Я таких образин и на окрайне не видел, не то что в Галичи. Сами из себя корявые, тупые, заросшие усе, а туда же воевать, брать наш старый сарай. Нахуй он им вабще сдался? У них же своё дансе, а у нас своё. Вон как Медведь с улыбкой во всю страшную морду откалывает казриль – Любе дорого, даже Карлица не стоит на месте, мента поганого променяла на Идолище и карячится всё из себя лишнее исторгает. Вот поскуда женского рода тож пошла в пляс с похабными куплетами, типа я резанцу уступила за милые глазки. Тотчас на неё два волка противныхнакинулись и растерзали на части. А не шали тварь блудливая, не годи к поганцам. Ибо только так и называем мы нечествивых со времён первой ещё баталии за погреба. Там многих наших потом погребли, зато отстояли родной кроаль. Никто не совался, а если и сунулся кто в каитовеки, то получал граблями по наглой хари., чтоб боле не наступал. А после танцев сели мы опять за карты и начали резаться. Но попомните моё слово – город этот страшный Резань и вождь их позорный Федька Пляс будут уничтожены нами. Мы этого козла повесим, а потом распнём распять. Ибо гады они, чёрки немытые, грязные червоные а вокруг болота. И чертоги их колдовские будут нами взорваны, как они не грози ворваться в наш сарай и усех нас изничтожить в раз. Нихуя подобного не получится. Ибо с нами крёсная силища и не даст пропасть. И преддложил тута Топа весь израненный и порубленный на куски пасть на колени и помолиться истово за спасение земельки нашей и всех лухарейтся и Пали мы и долго плавились в адском огнище и вот тогда отлетело чёрное вороньё аж за дальнию речку куда мы поссать ходим. У нас она так и зовётся Ходинка.
МОРИКАНЦЫ
Мориканцы они никак мы, они немы. Они ещё и остромордые, хочу и тупорылые. Как факт а не реклама. Мы деток наших обожа, они своеих убива, скоты ебучие. Всё у них нетак и бабцы ихние страшнее ядренной войны. Когда морикаец подошедши уже под самый смурленгад наш, что чем беден теми багат, мы чисто-ччесновку и ничего не видали. Хлоть на вилы нас поднимай, хоть в реке рядом с навозной кучей топи, нам по кургану, где томятся трупы. Даже хоть полобу, мы как бесчественные. Ибо хозяин наш сильно слаб. Уже наши бабы, Гуля и Краля, орали как протившерстные: ворог у самых ворот! Что же вы творите, думпены? Мы не вникали. Урка-дырка раздала картинки када уже ядра мориканские вражески ложились рядами и всё по шерсти свистели в овраге, рядом с землянкой серой где ещё ютились последние бундредолаги. Када совсем внемоготу припэрло, Нудя быстренько слетала к чесноку за спортом и мы вздрогнули. Крепенький он зараза, но ходит заебца и всё на ногах. А бабочки наши всё больше лётом хоча порой и ползком до перевравы. Там бои идут аж вода почернела от вражьей густой крови. По ней хоть ходи хоть подкидывай. Мориканы черти охвайвай злые и зело борзые, они старики сказывали хожей форманцев, которые сжогали всё на путях своих. После чаво голодуха как пить не дать и бабы усе отморожены. Нам же подкиньте и похуй мороз не то что ихнии идолища. Мориканы, шпана эта тугоумная, такие ну как синии феолетовы даже порой и гукают. Так гук ****ых и аут. У ни х ни познанья ни возилок нету, а всё мечутся и подпрыгивают. Акаяннные! Светпересвет наш с ними бился и не одолел, ушёл в аут и сдох там. Окучирился то бишь и двинул на ластачках к чесноку опятьтаки по пятам за спортом шоб заняться уже посурьезно.. А мориканы наступали и кричали уже во дворе, чтоб мы сбросили. Одначе Гуля наша вышла на балкон и показала им всё что надо. Приболде тогка враги наши и аш приторча на времечко. А било на колоколах в последний раз тридцать седьмого-го-го ажнуть мая. Да как вдарить вдруг а после опять баббах. Гуля аж в санитарки подалась по свежей крови вражеской. Да, полили мы знать чесноковки ентой дужа богато. Лужи стояли ох долгонько. Смерзли усе но укучирились и обратно на посад. Да и похуй мы б сказывали. Мориканы там у ворот или суконцы ****ые коих мы гнали верст хасто, а потом воротились и обратно в подкиднего на щолбаны. И хорошо и пошли на кон два морикан против наших пятишестёрок. Ува. Победа станет наша, мерика под нами разъебена будет и похерена. Как учил нас Брат старшой Кузя, который ныне в погребе сидит и рыднем рычит. Но не будет ему ни любви ни смазки.
У КУКУСИКА
И уж када побили мы усех резанцев и мориканов, а ково и в полон увели, поехали мы значит к Кукусику. Едемо. Правит пленёный полморикан. И наварачивает и наворачивает. Мимо ажнуть летят деревеньки и странные какие поллюди нежевенькие или зачуток, бабы тож покрикивают на ны глядучи. Только *** вам обломится болезные. Заржали мы а полморикан залыбился не по нашему. Тады мы по шее ему но жалеючи потому что скотинка нужная. Пока. Там поглядимо. Как-то глядим по сторонам и замечаем будто Всё как-то перееблося в нашим мире. Ширинка к ширеву, ножи на ночь брить. Неверим мы боле ни в Веру, ни в Надежду. Квака одна порой радует, а бывает и печалит. Печалка она как есть хоть и веселуха частенько тоже. Всё у неё покрали в бане и закрыли с той стороны, одна совсем осталась, но не унывает дивчина, радуется жизни хохохочет и туту же плачет, потом опять ржот. Медведь рядышком, слегка пораненый. В боях поучаствовал и вернулся чуть живой. Но жив! Живчик какой и лыбится харя небритая. И потефон играет и растёт травушка.И молодки хуяют, трясут живлотам и ворогов наших рать лежит подбитая. А цветов вокруг немерно и всё разные, есть зелёные, есть голубые, есть красные. А мы стремимся во время перемирия с извергами, что покусились на нашу чесотку и чеснок любимый из души вон, добраться до Кукусика и там уж отдохнуть неполудски и раны залечивать. Лекарка он нам, брат чуть живчик. Приходим, он сразу наливай и болтаем до больших болтов что у кого в дурных бошках остаялось и подаётся на стол.Сидим все рядком и раненые и убитые насмерть. Лежат некие да и хуй бы с ними. В карты тож игра в Дурака без антиресу. И так утешаемся и забыва про жизнь енту нашу-ненашу и парашу всемирного говна и усыхаем зачуток а после опять в бой