посвящается одной ненормальной дуре…
Она украшала музей – музейными экспонатами.
- Кто-о-о ты-ы-ы? – спросила она, когда я прошёл через египетский зал, и направился в параллельную Вселенную, которая звала и манила меня за собой так активно, как даже конь не бился в предсмертных судорогах.
- Я-я-я? – из глубины вытаскивая свой голос – ответил экспонат… - Я-я-я-я? – ещё протяжнее спросил он, всё наклоняясь надо мной, и выпученными в изумлении глазами как бы спрашивая: «Кто – ты, и почему ко мне пришёл, как посмел занять мой тысячелетний покой?»
- Не-е-ет… ты посмел подумать про меня, и – трахнуть… - наклонилась, и посмотрела на меня истлевшая когда-то очень давно голова динозавра, утвердительно говоря голосом Венеры милосской…
- Я не хочу вас трахать, уйдите от меня-я-я! – закричал мой голос, и руки поднялись, закрывая лицо.
- А мы пойдём в другой зал… - мягкий голос прозвучал со мной рядом, и Джордж Вашингтон с Теодором Рузвельтом меня проводили в другой зал, где покоились их гробницы…
- У вас нет гробниц!- закричал я.
- Есть… - упираясь своим волевым подбородком мне в щёку и спину, с теплом в голосе проговорил Рузвельдт.
- О-о-о, пошёл ты… - тряхнув париком, долбанул свои пять копеек Джоpдж о землю, и прокричал: - Посоны, у меня – пятак, я виграл! – и, понеся своё тело на самокате – крылся в тумане.
- Джордж, Джори! – кричал Тэдди… - но, увидев русский кукиш из тумана – опомнился, и перестал кричать, ибо – масло кончилось, а нефть – закончилась на всей Земле.
В темноте я услышал:
- Хэй, мэ-э-эн!
Я оглянулся… Из темноты тысячелетнего мрака проглянула белая полоска…
«Негр», - понял я, завидев чёрные, тонкие промежутки меж белых зубов!
Мир наполнился мраком…
Я шёл по безлюдному тротуару, наполненному трупами насекомых, и иногда – людей, которые смердили, источая неприятный, но сладкий запах.
Пробираясь среди гниющего человеческого мяса – я радовался, что наконец-то на наш долбанный мир снизошла благодать, и мы можем насладиться этими плодами…
- Эй, моё погасшее Солнце! – орал я своей жене, сметающей со стола обеденные остатки плоти, - что там у нас?
- Что – там?
Меня это уничтожило! Я искривлялся, мой позвоночник стал изламываться от этих слов!
- Н-н-на-а-а-а, - закричал я, когда кости выгнули меня, и я дугой закинул назад всё тело, растопырив пальцы и оскалив зубы!
- А-а-а-а, - кричал я, разверзнув в боли рот, и закинув с немытыми давно уже длинными волосами свою огромную голову назад!
- Н-а-ар-р-р-р-р!.. а-а-ар-р-р-р-р-! – кричал я, когда мой позвоночник сломался неестественно назад, и мои пальцы скрючились в когти пирата, как у орла!
- У-у-ум-м-мг-г-г… - а я тебя люблю… - она его гладила по небритой щеке… - у-у-ур-р-р-р-р-р… - я тебя люблю… - тощая, измождённая до костей блондинка гладила бразильского эмигранта по небритой щеке, раздвигая в фантазиях анус…
- У! Бей! Те! Меня-я-я-я! – кричал я, разбивай жестокий Зефир о скалы небоскрёбов! - У! Бей! Те! Меня-я-я-я! – умолял он, пытаясь изменить кривизну позвоночника, и разбивая бритву парикмахера! - У! Бей! Те! Меня-я-я-я! По-жа-луй-ста-а-а! – он плакал, и его слёзы застревали в глотке надежды и веры! – Я не могу видеть эту тощую бестию-ю-ю! Убейте меня-я-я!!!
А бестия разрывала его плоть, била его нещадно, истязала, и рвала волосы с его лица и груди!
- Сука… - глухо бормотала она, - я тебя ненавижу тебя, мразь! – кричала она громче…- и рвала с меня волосы!
- Убери… те… меня… её… - захлёбываясь в своей крови, кричал я, стараясь спасти клоки собственной кожи, которую с волосами срывала тощая блондинка!
-Сука… - ты за всё ответишь… я научу тебя – как обращаться…. с такими потаскухами, как я! – всё так же орала костлявая бестия, ломая животному хребет, и его - избивая, его - бразильца…
- Император, мы вас ждём…
Я не стал ничего делать… Мне - лень… Одного движения руки – и достаточно…
- Император…
Он не успел сказать дальше, потому – что я на него посмотрел… Он – не боится меня, он – любит меня… Потому – что боится…
«Убить!»
Она посмотрела на меня… Посмотрела на меня так, будто я убиваю корову…
«Убить! Ох, как я устал, как мне всё это надоело! Но – надо!», решил я судьбу того, и повернул палец в… «Нет, а может – не надо…», - на миг подумал я, но… «Убить!», и махнул рукой в низ.
- В сердце! В самое сердце воткни свой меч! – кричал я глазами! – убей меня, я же люблю тебя! Я люблю тебя потому – чтобы ты меня убила! Моё сердце трепещет, пой член – вздыбился вверх, и готов проткнуть тебя! Убей, уничтожь меня, пожалуйста!!! Я – ничто, я – ничтожество, посмевшее на тебя покуситься, посмотреть! Я хочу твой меч, вгони его в мою глотку, в самое сердце!
Она сидела на мне верхом – тощая, бледная, измождённая, со спутанными грязью волосами, и занеся остриё меча над моей грудью.
- В гинекологическое отделение сегодня никого не принимаем, езжайте в другую больницу!
Мы с ней танцевали, разбив пальцы молотками, и кровавыми культями сплелись, образуя страшный круг… Кружились, как в танце; люди нас обходили, но мы всё же одаривали их сгустками своей смешанной крови, и любили друг друга, разбивая постепенно друг другу пальцы, ноги, руки, зубы; до тех пор, пока не устали… а потом, когда мы в знак верности съели друг у друга глаза – подползли навстречу, и полюбили друг друга… Мы поняли, что всё это – наше общее, и мы никому друг друга не отдадим! Поэтому мы друг другу вспороли простыми канцелярскими ножами – животы:
- М-м-м, я люблю тебя… сказал я, извиваясь в конвульсиях… - вот наш кишечник – на двоих… - я повернулся на бок; из него выпало несколько колец содержимого моей утробы, и сразу же по воздуху разнёсся приятный, естественный запах…
- Ар-р-р-р-рx-x-x… Теперь ты – моя вторая половинка… кишечника… - сказала она, повернувшись на бок, и вспорола себя.
Из неё наружу выпали такие же тёплые кольца…
- Вот видишь, мы - одинаковые… - сказал он, и быстро, профессионально, взрезал свой кишечник, а потом – возлюбленной; достал инструменты, и сшил всё вместе: располосовал две кишки, и соединил их в один тракт.
- Я люблю тебя… сказала она, с трудом смыкая и размыкая веки; счастливая её улыбка светилась, и она хотела до последнего мига её дарить своему любимому, без остатка.
- Я тоже тебя люблю, моё Солнышко… Я… ты лучшая…
- Ты тоже – лучший… Мы теперь будем жить вместе, - она лежала на боку, смотрела ему в глаза, и они светились любимому, светились - счастьем… - я тебя никому не отдам! – она попыталась в запальчивости встать, но он её остановил, мягко положив руку на бок.
- Ти-и-ихо-о-о… - сказал он, - мы ещё не срослись…
- … кишками… - закрыв глаза, мечтательно сказала тихо она.
- Ты - моя половина… - тяжело моргая, сказал он.
- … кишок… - засыпая, продолжила она.
- Ты такая тёплая внутри…
- А тебя вкусный апп.. ен…
Но она не договорила – выгнувшись дугой, и сжимая отросток, девушка застонала.
- М-м-м… Ар-р-р… а-р-р-р-р-р, ах-х-х! – она закрыла глаза.
Он последовал за ней, его тело напряглось и, не в силах дальше бороться от навалившихся сладких ощущений – он провалился в трубу, теряя куски своей сущности.
- Ор-р-ра-х-х-х-х-а-а-а-ах-х-х, - выдохнула она свои последние звуки, и её тело обмякло.
Бразилец, почувствовав угрозу – затаился…
Не в силах держать в себе страх – он разбил голову о скалу, и так – помчался к Aмазонке, стараясь не растерять свой мозг, который при каждом шаге выплёскивался из черепной коробки.
- А-а-а! – закричал он, но его боль не слышал мозг, а поэтому сам жил своей жизнью.
- Тварь! Tебе, я вижу – весело! – орала всё та же белокурая, тощая бестия, разрывая мне глотку, составленную из костей.
- Гр-р-р, ах-х-х, хр-р-р… - хрипел я, когда она вонзила в моё горло стальные, холодные крючья, - аг-х-х-х, а-гх-х-х, агр-р! – коротко крикнул я, но – сумасшедшая красавица натягивала всё сильнее крючья, и мне казалось – она хочет меня распороть до самого копчика.
- Иди, тварь! – ударив бразильца плёткой, сказала она, сидя на моей спине, и держа узду.
Потом она приказала остановиться… меня всегда настораживало, когда моя хозяйка успокаивалась…
- Так, свиньи… - сказала она, величаво прохаживаясь передо мной, - я вам даю волю: после моего вопроса – кивайте, либо – мотайте своей сраной башкой! – при этих словах она ударила по всей спине бразильца ремнём; я выгнулся от боли, но физически побоялся это показать, - Итак, ты, - она показала в мою сторону, - в аренду, а тебя, - она ударила меня ремнём по голове, - я продаю! Вопрос: свиньи, кто со мной согласен?
У меня при этих словах зарделась надежда:
- Я - твоя свинья, госпожа!
Хозяйка ударила меня ремнём, потом его бросила, и закрыла рот руками.
«Сколько же этот рот принимал… а может – лас… а может…», - мне страшно стало от наказания за эти мысли, и я подумал: «Сколько этот рот ласкал, сосал, и лизал?».
- Эй, встань! – будто узнав о том – что я думаю, приказала моя хозяйка.
Мне стало страшно, и я встал на четвереньки, почувствовав удар по голове ремнём.
- Я тебя заменила, ты снова – моя свинья! – от этих её слов я почувствовал напряжение, потом – расслабление. - Ну, теперь, ты – моя мразь. Мразь, а поэтому я тебя никому не продам, не обменяю – ты будешь только и всегда со мной.
Мне стало, с одной стороны – жаль: я хотел быть обменянным или проданным другой госпоже, но с другой стороны… хм-м-м… с другой стороны мне нравилось быть с этой хозяйкой: жестокой, сильной, властной, кормящей меня с руки, а теперь я – тварь, и могу даже ласкать своим языком её губы… нижние губы… верхние - она доверят только избранным.
Меня, крепко держа за поводок, повела седая и обнажённая женщина; куда – я сам не знал. Женщина была седа, и нага; её обвисшие груди болтались рядом со мной… Посмотрев на её лицо, мне показалось – ей всего лет пятьдесят-пятьдесят пять: красивые черты лица, короткая стрижка… её слегка обвисший живот и крепкие мышцы рук меня сильно возбудили, но я старался не дать волю чувствам, а всё же – я накинулся на неё!
- Пошёл вон, мясо! – она меня ударила по щеке, но я всё же сдержался.
- Я хочу тебя… - сказал я, мягко взяв её грудь.
Женщина часто задышала.
- Я могу сказать: «Возьми меня!», но всё же ты – избранный…
- Хм-м-м – избранный? Это – как?
- Узнаешь… - тяжело дыша, сказала моя надзирательница.
«О, небеса!», - подумал я в исступлении, - «Я же хочу её, а что может быть лучше этой увядающей женщины, что?!»
Вот именно – «что», так как я зашёл в огромный зал, и предо мной предстала… Она – Моя Госпожа!
- Ну-у-у… что-о-о…? – протянула она, - ты удивлён-н-н? – наступила пауза, потом на меня Госпожа посмотрела снова, и повторила: - Ты-ы-ы - у-у-уди-и-ивлё-ё-ён-н-н?
Седая, красивая женщина подошла к ней, обняла, и принялась ласкать мою Госпожу, а та, глубоко вздохнув – откинулась на спинку трона. Женщина ласкала её, поднимаясь всё выше на трон, пока её соски не коснулись лица Хозяйки… та принялась ласкать их, непрерывно поглядывая на меня… Я попытался встать, но крепкие ноги двух наложниц ударили меня в спину, вернув на четвереньки.
- Ты-ы-ы хо-о-оче-е-ешь её-ё-ё? – протянула моя госпожа.
Я боялся сказать «нет».
- Я-я-я зна-а-аю-ю-ю… - сказала Хозяйка, медленно засовывая руку в женщину, и остановилась, когда её рука видна осталась только по локоть.
Потом всё произошло, как в фильме ужасов: Госпожа рванула руку на себя, отчего живот женщины остался вспорот, и в руке её осталось ещё тёплое, бьющееся сердце! Оно пульсировало, но вскоре прекратило движение, и Хозяйка бросила его в меня!
- Го-ло-гра-а-амма-а-а… - протянула она, когда я ничего не поймал, а красивая, седая женщина стояла рядом со мной, и улыбалась. – Иди-и-и… ко-о-о мне-е-е… - сказала Хозяйка, раздвинув ноги, и показывая розовый бутон…
- Иди, мразь… - толкнула меня женщина, - иди, ублюдок! – она стопой ноги ударила меня, когдa я замешкался.
Смутившись от такой интимной обстановки, я пополз к Госпоже…
- Я… сказала… иди-и-и, мразь! – сквозь зубы прошипела седая женщина, и я, повинуясь – встал на ноги.
Мне тяжело было стоять, так как я долго не был на ногах… Мои суставы расслабились, но я всё же дошёл до трона моей Госпожи…
- Ну, а теперь… ты будешь держать экзамен, сучонок…
- К-к-кланяйся, паскуд-д-да! – схватив мой затылок рукой – опустила вниз мою голову красивая женщина, слегка ударив её oб пол.
- Отойди… Он теперь знает – как вести себя с королевой…
«Так вот она – Королева!!!», - закричал мой мозг, и тело моё содрогнулось в благоговейном трепете! Я с рождения, с самого загона для таких свиней, как я – слышал про Королеву, но не знал – есть ли она на самом деле, или это просто – домыслы! И я не знал – что именно эта худая, свирепая блондинка будет мною – править!!! Я – избранный, я – всё для неё сделаю, я – весь в её власти; я – хочу её (о, что я говорю!), я хочу – ей подчиняться, я – ничто, полное дерьмо! Она – всё для меня!».
- Что, мразь – испугался? Ну, иди ко мне – отведай мой бутон… может, я не убью тебя, и ты будешь моим любимым мальчиком-м-м… - я не очень хотел стать холодным телом, да и в моём положении мне стало всё равно, поэтому я отбросил все предрассудки, и обхватил губами сочный, спелый, розовый фрукт
- A-а-а-ах-х-х-х… а-а-а-а, о-о-ох-х-х! Что же ты делаешь, мра-а-а… мра-а-а… ох, нет! – выгибаясь на троне, стонала моя Королева, - o-о-о-х-х-х-х-х… сучка, назначь его придво-о-о-р-р-р-р… р-р-р, ах-х-х! – моя Госпожа стала задыхаться, и тогда женщина стала губами ласкать мой стержень, слегка касаясь рукой – розовых губ Королевы.
Распаляясь, я потерял страх и голову, скинув с себя одежду! Грубо вынув изо рта женщины свой, готовый разорваться от напора крови - стержень, я со всей силы воткнул его в розовое, разверзнутое лоно, и грубо обхватил талию Госпожи, впиваясь безжалостно в её тело ногтями, и раздирая вглубь и вширь её влажный, горячий бутон!
- Р-р-р-р, а-а-а!!! – разрывался в неистовстве я!
Королева закричала:
- Он мой Коро-о-о-оль!!! А-а-а-а!!! Коро-о-оль!!! А-а-а-а-а-а!!! А, а, а, а! А-а-а, Коро-о-о-оль!!! Коро-о-о-оль!!!
Астана, 16.07.15
Музыка: Bad Sector, Robert Rich.