Глава 13 Дженни Лу

Сергей Гуржиянц
Дженни Лу

Ужас мой был неподдельным. Я не ожидал ее здесь увидеть, так же, как Тартюф не ожидал встретить здесь свою мать. Одновременно я нервно ощупывал себя, надеясь, что в запале битвы принял свое настоящее крылатое обличье и потому был ею узнан, но убедился, что все еще нахожусь в роли плешивого римского сенатора. Сколько раз в своей жизни я убеждался, что дети каким-то чудом смотрят внутрь вещей и видят их глубину; их не-возможно обмануть, если они не рады сами обмануться в нас, от них нельзя спрятаться притворством или лицедейством, если они сами снисходительно не позволяют нам спрятаться за них. Они видят нас насквозь. По мере взросления и воспитания эта природная проницательность животного инстинкта притупляется и сменяется человеческой интуицией, что совсем не одно и то же. Если бы Люцифер использовал эту девочку в своих целях, нам не было бы спасения. Ее сердечко узнало бы меня даже в стотысячной толпе. Она любила меня.
– Я говорила маме, что ты есть, а она не верила. Ты снова со мной, ангел Люций.
– Я снова с тобой, маленькая Лу, – эхом подхватил я, сжимая ее холодеющую руку и чувствуя, что жизнь стремительно покидает тельце трехлетнего ребенка. Кажется, у нее было сломаны ребра и обломки их воткнулись в легкие. Я понимал, что обильное внутреннее кровотечение убьет ее в течение нескольких минут, но ничем не мог ей помочь.  – Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.
Она вздохнула, тяжело и вместе с тем облегченно.
– Что здесь произошло? Почему они накинулись на тебя?
– Я просто хотела поиграть с большими клоликами, а они не захотели со мной играть.
– Как ты вообще здесь оказалась? – спросил я и тут же возненавидел себя за этот вопрос, потому что прекрасно знал, КАК она оказалась в царстве мертвых. Это я, невидимый падший ангел, втерся к ней в доверие и вывел за ручку из пекарни ее отца в бедном районе Нью-Йорка, незаметно подставил ножку и ловко толкнул под проходящий мимо пекарни автобус. Богу нужны были свежие цветы. Я верный цветочник его Милосердного Величества. Мне твердо обещали, что все мои жертвы не зависимо ни от чего окажутся в Раю. – Ведь я оставил тебя на небе, после того как мы поднесли цветы Господу.
– Когда ты вышел, Бозенька сказал, что раз я кореянка и не верю в Исуса Клеста, мое место здесь.
У меня голова пошла кругом. В это невозможно было поверить.
– Боженька, которому ты отдала свои цветы? Тот, что тебя поцеловал?
– Нет, другой Бозенька. Тот Бозенька уже ушел.
Для нее все ангелы на небе были Боженьками. Трудно было поверить, что ТОТ Боженька ничего об этом не знал. Ее голос все больше слабел, но она крепко сжимала мою руку и счастливо улыбалась. Еще одна дьявольская придумка – каждый грешник здесь должен был время от времени переживать те же смертные муки в сходных фатальных обстоятельствах, повлекших его гибель при жизни. Взбесившиеся кенгуру обработали ее не хуже тяжелого нью-йоркского автобуса. Я был рядом с ней, ее ангел Люций, который не стоил кончика ее мизинца.
– Мама не верила, – прошептала она, и глаза ее потухли и застыли. В груди перестало клокотать, тонкая струйка крови вырвалась изо рта и потекла по пухлой заплаканной щеке. Я встал и обратил глаза к небу. Оно было спокойно-безмятежным. Нежно шумели листвой высокие эвкалипты, природа была прекрасна. И только маленькая Дженни Лу была приговорена ни за что ни про что к вечному сиротству и вечному одиночеству, вечной беззащитности трехлетней девочки. А может быть не только она одна? Сколько раз это небо обманывало меня? Сколько еще моих жертв скрыли мрачные глубины Ада? А я, дурак, радовался эпидемиям в Азии, голоду в Африке, цунами в Индонезии, потому что в этих случаях смерть собирала свою жатву вместо меня, и мне не нужно было марать свои руки, хотя куда уж больше. Мне нужно было только вовремя оказаться в нужном месте и внушить доверие умирающему естественной смертью ребенку – хорошей маленькой девочке. Сколько их было у меня, с разным цветом кожи? Скольких из них потом скрытно от меня переправили сюда? И что может быть неестественней естественной смерти ребенка, умершего от голода? Почему раньше до меня не доходил жуткий смысл этого чудовищного словосочетания?
Что-то коснулось моей ноги у щиколотки. Это была рука Дженни Лу. Она уже снова слабо шевелилась, хотя глаза еще оставались закрытыми.
– Ангел Люций, – еле слышно выдохнули ее губы. Я отшатнулся от нее, пока она не успела увидеть меня, и огромным прыжком пересек поляну и рухнул в кусты. За моей спиной бились дьявольские крылья. Я в одно мгновение превратился в самого себя и исчез, чтобы избежать невыносимой боли от новой встречи с Дженни Лу. Весь в поту я наблюдал из кустов, как она медленно поднялась на ноги и неверной походкой, все время оглядываясь по сторонам, пошла неведомо куда, по-детски гадая, куда же я делся и надеясь, что когда-нибудь я снова появлюсь. Бедняжка Дженни Лу! Лучше бы она вовсе не помнила меня. Я подарил ей горькую надежду, которой больше никогда не суждено было сбыться, как будто ей было мало того, что я уже с ней сотворил.
Со слезами на глазах я вышел из укрытия. Невыносимая тоска сжимала мою грудь. Мне не было прощения, даже от себя самого, в первую очередь потому, что эта детская душа так просто и великодушно простила меня и была счастлива при встрече. Я и не ведал раньше, что значат муки совести. Что мне теперь был Ад? Меня самого переполнял Ад. Он был внутри меня, а не вокруг. Мы всегда сами себе ад. О, как мы поднаторели в этом! Я горько хохотал, глотая слезы. Со своим Адом внутри еще стремиться в небо – это было действительно смешно.
Когда я в образе плешивого сенатора, наконец, доплелся до Тартюфа и нашел его со-всем не там, где оставил, он был очень бледен.
– На тебе лица нет, Люций, – сказал он, внимательно глядя мне в глаза. – Ты тоже видел эту летающую тварь и слышал нечеловеческий хохот? Я думал нам конец. Я за тебя очень волновался.
– Напрасно. Я никого не видел, – сухо ответил я, стирая тыльной стороной ладоней бороздки слез со своих грязных щек. Руки мои были исцарапаны и выпачканы в крови. Тартюф отвернулся и сделал вид, что не замечает моего явного вранья.