Сергей Владимирович, для всех в округе «Владимирыч» – одинокий пенсионер. Высокий, сухощавый, разговорчивый и смешливый. Живет небогато. Маленький, но очень ухоженный домик в небольшом крымском курортном городке делит пополам с престарелой мамой. Она уже совсем не встает, болеет, возраст более чем преклонный. В доме давно сам и хозяин, и хозяйка. По молодости не пришлось сохранить семью, ушла жена к другому. Когда расставались и сам не думал, что однолюб. Сначала ждал, что одумается супруга, вернется. Как мог, помогал растить дочь, работал «от светладцати до темнадцати», некогда было на свидания ходить. А потом привык жить один, да так и остался сам век вековать.
В прошлом Владимирыч хороший автомеханик. После сельской семилетней школы больше учиться не пришлось, в профессии самоучка- самородок. Еще в юности, истратив все оставленные в наследство дедом средства, выкупил по случаю чудом сохранившуюся раритетную «BMW», еще из первого послевоенного выпуска и ржавый «Москвич 401», 1952 года. Со временем восстановил обе машины, но страстно «влюбился» именно в свою «иностраночку». Пару раз перебрал мотор шестеренка к шестереночке, хромировал то, что нужно, перетянул то, что можно. Сантиметр за сантиметром выровнял, ошкурил, выкрасил кузов - черный, блестящий, точь-в-точь лакированный! Очень гордился тем, что все запчасти внутри и снаружи его красавицы «Бе-эм-вешечки» «родные», настоящие. Даже дворники на лобовое стекло и ручки на дверки нашел заводские, много лет искал, а нашел. С радостью показывал ее друзьям, хоть когда загляни к Владимирычу в гости – экскурсии в гараж не миновать. Ревностно берег свою подруженьку, ездил на ней редко, не просто так, а только в исключительных случаях. В свое время всех друзей к ЗАГСу на ней отвез, а потом их детей и внуков. Из знакомых кто беззлобно посмеивался над ним, кто уважал за такое увлечение и золотые руки. Все понимали, в каждом возрасте свои игрушки. Были и завистники, со временем ухоженная раритетная машина на ходу заметно поднималась в цене. Случалось, и «деньгастые» покупатели его навещали, только продавать он ее не торопился. Как расстаться с тем, что было твоей страстью и смыслом жизни много лет?
Отметив шестидесятипятилетний юбилей, неожиданно для всех принял Владимирыч решение продать свою ненаглядную «иностраночку». Знакомые сначала не поверили: да скорее солнце на землю рухнет! Только вскоре стало ясно, что он не шутит. Месяц ходил неразговорчивый и хмурый, с трудом смеряясь с тем, что пришло время жить без своей ненаглядной «Бе-эм-вешечки». Сговорился с киевским покупателем на очень приличную цену, назначили день, когда новый хозяин приедет забирать дорогую покупку. Последнюю неделю из гаража почти не выходил, гладил да натирал свою любимицу перед тем, как отправиться ей на чужбину, прощался. А вечером последнего дня не сдержался, завел моторчик-часики и не спеша поехал по знакомым местам. Долго колесил, весь городок объехал, на приморской набережной постоял, ко всем друзьям в гости заглянул. Возвращался уже затемно. Совсем недалеко от дома, на нерегулируемом проселочном перекрестке вдруг почувствовал сильнейший удар в правое крыло. Не сразу понял, что случилось. Показалось, что вечность сидел вот так, не шевелясь, вцепившись руками в руль, словно оглох и ослеп в одну секунду. В себя привел его истовый женский крик:
- Убивец! Христопродавец! За что вдовой меня сделал?! Как людям теперь в глаза смотреть будешь?!
Как только начал соображать - распахнул дверку, выскочил из машины. Первая мысль – надо бы крыло осмотреть у своей «Бе-эм-вешечки». Да что ей будет, железяка и все, кинулся к сидящей возле покореженного мопеда женщине. А та кричит, слушать ничего не хочет, и только кивает в сторону машины. Присмотрелся Владимирыч повнимательней и увидел, что из-за задних колес чьи-то ноги торчат. Подбежал к лежащему человеку. Перевернул лицом вверх - мужчина весь в крови. Пульс пощупал, наклонился над ним пониже - дышит ли? - обдало его свежим крепким перегаром. Дышит, чертяка, значит, живой! Женщина на ноги поднялась, дохромала до Владимирыча, ни на секунду не переставая крыть его по батюшке и по матушке, присела рядом.
Стали они вдвоем мужа ее в сознание приводить, осматривать, нет ли у него переломов. Подняли с асфальта, усадили в салон машины. Зашевелился, заохал мужичок, открыл глаза. Стал спрашивать, что случилось. Женщина кричит, плачет, причитает, Владимирыча страмит. Тому и так тошно - живого человека покалечил! Стыдно. А мужчина между тем присмотрелся к нему, и спрашивает:
- Серега, ты что ли?
- Я-то Серега, - отвечает Владимирыч, - а ты кто? Не узнаю я тебя, не сердись!
Разговорились, и припомнил наш автомеханик бывшего своего коллегу по работе в одной из автомастерских. Лет двадцать как не виделись, и вот какой случай свел.
- Я к тебе, Серега, никаких претензий не имею, - говорит давний знакомец. - С тещиных именин ехали, весь день гуляли, выпил я крепко, сам во всем виноват. Дорога на самой окраине города, ни милиции, ни светофоров, да в такое время здесь и не ездит никто, думал, проскачу. Ты нас домой отвези, а там видно будет. Протрезвею к утру и сам в больницу поеду, если надо будет. Сам понимаешь, что мне сейчас врачи скажут. Еще в вытрезвитель упекут! А я тебе с починкой машины помогу, вину свою заглажу перед тобой, не сомневайся!
Попытался Петро встать на ноги - да не получилось. Шатает,валит вбок, ноги не слушаются то ли от крепкого удара об асфальт, то ли от крепко выпитого.
- Да ты что, Петро! – уперся тут Владимирыч. – А если что у тебя серьезное? Давай скорую вызовем! Пусть осмотрят! Я ж до конца жизни себе не прощу! Нет, не могу я так!
И жена знакомца его признала. Заплакала, засокрушалась. Поддержала, тоже настаивать стала на «неотложке». Уговорили, согласился Петро. Дождались на злополучном перекрестке медиков, а те, прибыв на место, и увидев дорожно-транспортное происшествие, в соответствии с инструкцией сразу же вызвали наряд ДПС. Прибывшая милиция, конечно же, немедленно приступила к составлению протокола по всем правилам. Выяснилось, что у мопеда не горела фара, вот и не заметил его Владимирыч в темноте.
- Пусть составляют! – смеялся Петро. – У них работа такая! Только бы штраф мне на всю пенсию не навертели, да права не отняли. Завтра мы с тобой до отделения дойдем, и все, что надо в таких случаях напишем. Скажем, что претензий друг к другу не имеем. Сейчас с ними спорить смысла нет.
Фельдшер «скорой» безапелляционно приказала Петра отвезти в ближайшую больницу, дела его, похоже, были не слишком хороши. От удара перелетел знакомец через капот машины, и кто его знает, как приземлился. Владимирыча с собой бывший коллега не взял, как тот его не просил-упрашивал, велел домой ехать.
Усаживаясь в медицинскую карету, Петро настойчиво извинялся за то, что между ними все так в этот вечер получилось.
- Я же помню, Серега, всю твою помощь. И свою вину понимаю. Что ж ты думаешь, я беспамятный да каменный? – смущался Петро.
Дал Владимирыч его супруге денег, все, что в карманах нашлись. Мало ли что потребуется, дело серьезное, со здоровьем шутки плохи. Прямо в машине скорой помощи обменялись телефонами и адресами, пожали друг другу руки, обнялись, попрощались. Договорились, что супруга знакомца будет держать Владимирыча в курсе происходящего.
Всю оставшуюся ночь Владимирыч глаз не сомкнул. Вспоминал, как работали вместе, как вместе гуляли. Как деньги собирали на неотложную операцию совсем маленькой дочке бывшего знакомца. Набралось немного. Каждый по своей причине, но все мужики из большой бригады автосервиса сильно недолюбливали Петра. А он тогда не пожалел денег, отдал все, что было у них с матерью припасено. Когда принес свои сбережения к нему в дом, тот засомневался:
- Ты же знаешь, время сейчас сложное. Не жадный ты, никто столько нам и не предложил. Только такую большую сумму я тебе со своими проблемами быстро отдать не смогу. Деньги уж очень немалые.
- Да как получится, - ответил от чистого сердца Владимирыч. – Ты ж не в ресторан сходить просишь, чего уж тут не понять.
А когда Петро с супругой, по возвращении из Киева, схоронили свою дочуру, Владимирыч отказался принять долг. Не смог. У людей без того беда какая, и ему все равно с этих горьких денег ни разбогатеть, ни счастья найти. Он тогда для себя так решил: не всегда приходилось ему на этом свете жить правильно, на небесах те, кто надо, разберутся, что ему за это простить.
Еле дождавшись утра, даже не заглянув в гараж к свой помятой «Бе-эм-вешечке», поспешил Владимирыч в больницу. Повидались. Ушибся Петро, конечно, добро, но не сломал ничего, обошлось и без сотрясения. У внимательного и приветливого доктора выспросил, что больному нужно, в ближайшей аптеке накупил лекарств, капельниц да шприцов, с нянечкой передал супруге Петра. Вечером опять заглянул, занес яблочек, пирожков, творожку свежего. На следующий день с утра снова навестил, прикупил необходимых медикаментов, оставил денег про запас. Три дня так проходил вокруг больницы. Жена Петра брать ничего не хотела, стеснялась да отнекивалась:
- Что ты! Что ты! Спасибо тебе, спасибо! Мы не нищие! Оба работаем, деток больше Боженька нам не дал, живем одинешеньки, сколько нам на прожитие одним надо, сам знаешь. Да и сам он виноват. Он же все понимает, ругается на меня, брать ничего не велит. Завтра уж и домой ехать. Ничего серьезного. Пьяных точно ангелы берегут!
- Я ж не потому, - смеялся Владимирыч. – Я ж от чистого сердца. У меня на карточке есть гривней немного, на все хватит!
Киевский покупатель, узнав про аварию, от сделки тут же отказался, совсем не расстроив этим Владимирыча. Выправить крыло он решил сам, торопиться некуда, успеется. Кто лучше него самого любимую «иностраночку» подлатает? Только пока некогда. Вот выпишется Петро из больницы, там будет время и машиной заняться.
А на четвертый день к знакомцу его не пустили. Врач сказал, что теперь видеться с ним Владимирыч сможет только через нанятого им адвоката, и передал ему красивую визитку с вычурными золотыми вензелями. Супруга Петра говорить с ним тоже больше не стала.
- Вы сами с ним поговорите. Мне ничего рассказывать не велено.А еще лучше - поговорите с адвокатом, а меня больше не трогайте, - сказала женщина, внимательно разглядывая сену напротив.
А еще через день в больничной палате повидались они с Петром в присутствии одетого в шикарный костюм юриста. Разговор приятным не стал. Адвокат разговаривал резко, дерзко, не стеснялся ерничать, не выбирал выражений в адрес Владимирыча. Не скрывал, что благодаря его связям и знакомствам, экспертиза в крови его бывшего коллеги алкоголя не нашла. Протокол, составленный на месте происшествия в ту роковую ночь, потерян, а по новому получалось, что Петро был трезв и в аварии не виноват. Каким-то волшебным образом поменялась местами на новых схемах «BMW» и старенький мопед. Неработающая фара оказалась исправной. Новые замеры однозначно доказывали вину Владимирыча, а принесенные за эти дни лекарства и деньги косвенно ее подтверждали. Нашлись и видевшие все своими глазами свидетели. На днях дело передавалось в суд, Владимирычу предстояло ответить за все по закону: оплатить долгое и дорогостоящее лечение тяжело по его вине пострадавшего и отмерить немалый гонорар за беспокойство швидкому днепропетровскому гаранту гражданских прав, который оказался, кстати, свояком бывшего коллеги. Впрочем, дело до суда юрист соглашался не доводить в том случае, если пенсионер Владимирыч согласится оплатить недавно начатый ремонт в просторной трехкомнатной квартире Петра.
Сергей Владимирович был раздавлен. Он отказывался понимать то, что слышал. Не мог поверить в то, что происходило. Петро молчал, все время разговора лежал, отвернувшись лицом к окну. Дослушал Владимирыч стилягу адвоката, и вышел из палаты. Жена Петра, стоявшая в коридоре у дверей, завидев его, отвернулась. Недавно приветливый доктор, замахав на него как на чумного руками, пустился прочь бегом по лестнице вниз.
А, может быть, все совсем не так? Может быть, он просто понял что не так или пошутил Петро? Дождавшись ухода разодетого хлыща, Владимирыч вернулся в палату.
- Как же так? – только и смог он сказать.
- Знаешь что, Серго, - с вызовом ответил Петро, - прав свояк, и я полностью с ним согласен. Каждый зарабатывает в этой жизни так, как может. А я на пенсию свою уже года три ремонт осилить не могу. Ни курортников пустить, и самому по-человечьи ни пожить. А вот у тебя гроши всегда есть. Когда что не случись, а у тебя все заначка. А зачем они тебе, одинокому? У тебя ни жены, ни детей. Кому бережешь? Да к тому же машину свою ты дорого сговорился продать. Есть что взять с тебя. Вот в суде и встретимся.
Сергей Владимирович не спеша рассказывает свою историю, сидя рядом со мною на крыльце своего ладненького домика. Вокруг все чистенько и ухожено, за воротами гаража виднеется черная «Бе-эм-вешечка» с все еще разорванным крылом. Руки не лежат чинить. На дверях туалета в глубине двора – большая алая пластиковая табличка с золотыми буквами «Приемная ЦК КПСС», рядом с самодельным фонтаном у калитки – огромный гипсовый бюст Ленина. На крепкой собачьей конуре, над самым лазом – багровый треугольный вымпел «Победитель социалистического соревнования»; на скворечнике, что виден через ветки абрикоса, надпись: «Уходя – гасите свет!».
- Вот такие дела, - вздыхает он. – Я вот, знаешь, все про что думаю? Не самый плохой человек этот Петро. Но вот загадка, за что его наказали-то так! Что же он такого успел в этой жизни или в той натворить, что Боженька так его наказал? Жить с людьми так, - это какое же наказание страшное! Ты хоть понимаешь?