Навязчивый бред терзал Михаила Ангелова уже которую ночь подряд. Едва он закрывал глаза, сразу проваливался в один и тот же сон: бушующее море, гигантские волны, с грохотом бьющие в берег и оставляющие после себя валы опадающей пены. Море стенало как в родовых муках. И когда особенно величественная волна схлынула, из морской пены родилась и пошла навстречу Мише сказочно красивая обнажённая женщина с длинными распущенными волосами и магнетической улыбкой…
На этом месте холостяцкий сон всегда обрывался. Это видение преследовало его уже четыре месяца. Оно превратилось в наркотик. Женщина из сна завладела ночами и днями бедного скульптора, заставляя уверовать, что он сумел проникнуть в мифический мир, а прекрасное создание, являющееся из морских волн – сама Афродита.
Ваятель жил в своем собственном мире. Его квартира на десятом этаже была очень запущена, грязна и мала для скульпторского труда. Из бытовых благ бедность сохранила ему только водопровод, которым он тоже редко пользовался.
Другой большой страстью неоценённого гения были книги. Они давно завладели всей спальней. Здесь не было книжных полок. Тома лежали один на другом и окружали небоскрёбами, находившуюся в центре постель хозяина.
Долго живя в одиночестве, Миша привык разговаривать сам с собой или с воображаемым собеседником. Соседи считали его сумасшедшим. Друзей он не имел, женщины обходили его стороной. Время от времени подворачивалась какая-нибудь черновая работа, и вместе с платой люди давали ему старую одежду и обувь. Нередко Миша просто голодал. Впалые от недоедания щёки заросли рыжей бородой. Самым выразительным во внешности бедного художника были глаза – глубокие, добрые и сострадающие.
Его природная доброта конфликтовала с людской нетерпимостью.
В прошлом году соседи вынудили вынести из квартиры десяток его творений и прекратить работу с камнем. Ежедневный стук скульпторского инструмента, так раздражавший весь дом, был прекращён. Домсовет нанял грузовик, нагрузил «камни» и вывез всё на маленькую дачу Миши. Она находилась от дома в десяти минутах ходьбы. В последние годы город так разросся, что эта дачка с небольшим участком оказалась среди элитного квартала. Вокруг вознеслись величественные мраморные дворцы новых богачей.
Дача представляла собой комнату, коридор и навес, под которым и творил Миша. Двор сильно зарос бурьяном – рай для любого целителя-травника. С двух сторон соседи возвели высокие кирпичные заборы. В дальнем краю двора стояла железная калитка, но так как металлический забор по её сторонам растащили, она оказалась единственным местом загораживающим проход. Улица там давно служила стоянкой для строительной техники. Асфальта здесь не было, и после каждого дождя дорога превращалась в непролазное болото с глубокими колеями, сделанными колёсами тяжёлых машин.
Миша проснулся к полудню с тёмными кругами под глазами. Ночная гроза увеличила эффект от навязчивого сновидения: бог сна Морфей праздновал победу и после рассвета. Почувствовав сильный голод, Миша огляделся и узрел на одном из «небоскрёбов» кусок чёрствого хлеба. С трудом стал жевать его. Сделал несколько глотков хлорированной водопроводной воды из старой пластиковой бутылки. После такого «пира» Миша, отрыгнув хлебной плесенью и хлоркой, сделал попытку встать. Голова пошла кругом. Неуверенной походкой направился к туалету. Появилось беспокойство, ведь он был совершенно трезв.
Войдя в туалет, Миша потерял равновесие и опёрся на дверь. Та захлопнулась, и скульптор оказался в абсолютной темноте. И тут же из мрака выплыла в полный рост сама Афродита и встала перед ошеломлённым ваятелем. Он испытал страх, как вуайерист, застигнутый объектом вожделения. На этот раз обнажённая женщина смотрела на него строго. Стоя спиной к выходу, Миша в панике пытался нашарить дверную ручку. В глазах мифической красавицы он увидел укор. И тут же догадался: укоряет за то, что уже неделю не работал с её скульптурой, начатой ещё четыре месяца назад. А может быть причина в другом?
Три минуты спустя Миша выскочил из дома и направился в сторону дачи. Шёл как сомнамбула: не видел никого и ничего. Он твёрдо решил отдать всего себя холодному камню, который понемногу приближался к желанной форме. Скульптура Афродиты станет вершиной его творчества – как Эйфелева башня для инженера Эйфеля. Перед бакалейным магазином ему повстречалась тётя Гина. Эта светская дама вечером рассказывала, что не отстранись она в последний момент, мужчина сбил бы её с ног – до того безумны были его глаза.
Миша спешил в нетерпении взяться за долото и молоток. Наверное, та же самая сила водила и рукой Леонардо да Винчи.
Вдохновлённый скульптор вошёл во двор дачи и кинулся к навесу, где на большой колоде он материализовывал своё волшебное видение. На секунду ваятель оцепенел, словно поражённый током. Афродита исчезла!
Несколько минут Ангелов стоял парализовано. Потом сделал несколько неуверенных шагов и начал трогать колоду, где должно было ждать его полуготовое изваяние. В следующий миг тишину прорезал нечеловеческий рёв, отчего где-то за забором включилась автомобильная сигнализация, а соседские куры аж три дня не несли яйца.
Миша лихорадочно стал искать своё творение среди других скульптур – напрасно. Поиски продолжились на дворе в бурьяне. Нашлись другие камни, но не Афродита.
Отключив автосигнализацию, Мишин сосед Александр Кацамунский, больше известный как Саша Кулак, поднялся на опалубку своего забора и стал наблюдать за поисковыми манёврами. Хотя о бизнесе Саши предпочитали говорить только шёпотом, а денег у него было больше чем ума, он был очень благосклонен к своему соседу. Так как по жизни ему чаще встречались люди злобные и алчные, он втайне преклонялся перед Мишиным идеализмом. Это приоткрывало в нём чувство щедрости. Новое чувство опьяняло и тормошило его спящую совесть. Не раз он предлагал соседу свою помощь, но тот всегда отказывался. Материальные вещи Мишу не интересовали и лишь требовали дополнительных забот.
- Эй, сосед! Крысу что ли увидел? – окликнул соседа Саша.
Миша не ответил и продолжал копошиться в бурьяне.
- Алло! Эй, Микеланджело! – вновь крикнул авторитетный бизнесмен.
Скульптор прервал поиски и с дрожью в голосе произнёс:
- Афродита исчезла!
- Что? Афродита? А что это?
- Там, на большой колоде под навесом, стояла.
- А…а. Ты про обколотый камень что ли говоришь?
- Обколотый камень?! – возмутился скульптор.
- Ну, да. Если ты про тот камень говоришь, то это я его недавно взял. Пётр на самосвале вёз песок и застрял на дороге в большой луже. Я прихватил твой камень и бросил в колдобину, чтобы самосвал выехал. Он еле-еле из грязи выбрался, - нетактично рассказал Кацамунский.
Миша не дослушал его и рванул на заднюю улицу. Бросился в грязищу как свинья в июльскую жару. Саша был сражён внезапным безумием соседа. Такого он никогда не видел, хотя участвовал во многих грязных делишках. Непризнанный художник скоро и сам превратился в статую из чёрной грязи. Бизнесмен опомнился, огорчённо покачал головой, вытащил из кармана мобильный телефон и набрал какой-то номер. Глубоко вздохнув, он спустился вниз с опалубки и присел на старую автомобильную покрышку. Провёл деловой разговор, в конце которого сообщил свой адрес. После звонка Саша расстроено всхлипнул, размахнулся и со всей силы швырнул дорогой мобильник в мраморную стену своего особняка. Телефон разлетелся на части. Обхватив голову обеими руками, Саша горько зарыдал:
- За что же тебя так-то, Миша?!
Он не плакал двадцать пять лет. Что-то в глубине души Кацамунского перевернулось. В этот момент всё его богатство показалось ничем в сравнении с обколотым камнем бедного, несчастного, безумного человека. Он не смел даже глаз поднять на Мишу. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Это чувство тоже было новым для бывшего «братка».
А болгарский Микеланджело продолжал копошиться в глубокой грязи. Его вид был потрясающий. К тому времени вокруг лужи собрались любопытные прохожие и с любопытством взирали на происходящее.
Наконец, на ухабистой улице появился грязно-зелёный уазик с красным крестом. Высокая проходимость позволила машине преодолеть трудный путь. Добравшись до грязевого театра, автомобиль остановился. Из кабины выбрались два «молодца» в нечистых белых халатах и бежевых фартуках спереди. Субъект, ставший причиной их вызова и приезда, был налицо. Проблема состояла лишь в том, как санитарам вытащить пациента из неприступной липкой грязи. Все попытки непрямого контакта с Мишей оказались неудачными. Тут нервы одного из переговорщиков не выдержали, и после тирады нецензурных слов он ступил в грязь. Санитар быстро настиг Ангелова, но вдруг споткнулся обо что-то твёрдое, потерял равновесие и всей массой своего тела упал на бедолагу. Оба мужчины скрылись в болотной жиже. Смех зрителей осёкся, потому что возникла опасность гибели главных героев спектакля. Видя такое, второй санитар быстро полез в лужу помочь своему коллеге, но из-за спешки поскользнулся и, не удержавшись на ногах, тоже сверху навалился на утопающих. Батальная сцена была такой впечатляющей, что вызвала живой интерес даже у двух свиней, копошившихся в соседнем дворе.
В конце концов, законность восторжествовала, и государственные служители затолкали несчастного Мишу в уазик. Когда захлопнулась задняя дверца машины, над забором робко показался Кацамунский. Санитары сняли свои грязные халаты и фартуки. Через минуту автомобиль тронулся.
Саша Кулак всмотрелся в тёмное окно удаляющегося уазика.
Оттуда на него глядели два глаза – глубокие, добрые, сострадающие.
(Перевод с болгарского языка)
(Созвучие-2. Антология писателей Болгарии и России. – Коломна: ИД «Серебро Слов», 2013. С. 186-190.)