***

Я не знаю ни одного человека, который сказал бы «У меня всё хорошо!». Конечно, так сказать может всякий, не смотря ни на что, но сказать это искренне сможет не каждый. Никто не сможет. По крайней мере, никто из моего окружения не заявит с полной уверенностью, что всё у него хорошо. А жаль.

Пишу об этом потому, как и сам не могу заявить такого. Что-то у меня хорошо, но что-то другое непременно плохо. Так что бы ВСЁ – нет. Так и должно быть. Так. Как день и ночь. Не разлучные день и ночь. Просто на что-то нужно закрывать глаза и «але оп!», вроде бы виден только свет. Только вот это самообман. За закрытыми глазами темнота. Мне нестерпимо хочется, что бы всё было хорошо, но у жены проблемы на работе, а у меня её нет вовсе. А раз так, что ж в этом хорошего?..

Наверное, я мог бы найти человека, который подарил бы мне надежду и сказал заветные слова, которым бы я поверил, ведь он сам верит в них. Мог бы найти. Точно. Этот человек был бы маленьким. Может быть рыжим, а может курчавым, толстым или тощим, но маленьким. Я бы хотел, что бы он был рыжим. И обязательно с веснушками. А вот пол значения не имеет. Разве есть разница мужчине хорошо или женщине? Хорошо ведь. Ведь хорошо? Маленькому человеку с веснушками должно быть хорошо. Он должен лучиться счастьем, просто от того, что в этот серый зимний день он идёт по льду и не боится упасть. Не боится, его маленькие ладошки крепко держат; с одной стороны ладошка побольше, а с другой совсем большая ладонь. И он счастлив. Я хочу верить в этого маленького человека. Он мне нравится. В нём есть всё. Целая вселенная, где всё хорошо.
Мне очень нужно, что бы всё было хорошо. И ведь всё было хорошо. Я тоже был маленьким человеком. Я был курчавым и тощим. Этот тощий, курчавый мальчишка был счастлив.

Однажды я потерял деньги. Это были доллары. Сумма не большая, всего сотня, но я их потерял, и мне было больно от этого. Полдня стоял ком в горле и что-то давило на грудь. Моих ста долларов не стало. Странно, когда я потерял детство мне не было больно. Но детство не купишь за сто долларов, да и за тысячу миллионов долларов не купишь. Почему же утрата денег была более тяжёлой ситуацией, чем та, после которой я не могу сказать, что у меня всё хорошо?..

А мне нужно, что бы всё было хорошо.

Нужна работа, высокооплачиваемая. Нужны деньги, что бы Оля ни работала. Нужна машина, что бы ни толкаться зимой в автобусах. А ещё мне нужна вера в лучшее. У маленьких эта вера есть. Вам будет тяжело, но придите как-нибудь в детское отделение хирургии или гематологии или ещё куда. Там у детей есть вера. От этой веры хочется плакать. Ведь сам уже ни во что не веришь.

«Позор тебе! Позор тебе!» - мы так раньше кричали тем, кто не мог сделать то, что могли сделать все. Позор мне. Теперь я не могу верить в лучшее, я могу только рассчитывать, планировать и разочаровываться.

В детстве у меня было много друзей. Больше чем сейчас. Слава Богу, те, что остались – с детства. Я очень им благодарен. А маленький мальчик с чёрными вьющимися волосами благодарен был всему сразу. Он был – этого было достаточно. И друзья у него были. Только вот он их не выбирал… или выбирал?.. я не помню. Помню только, что изучать этих новых было интересно. И не думал он тогда кто плохой, а кто хороший, ему было просто интересно узнать, как поведёт себя этот новый в тот или иной момент. Маленький человек был честным.
А мне всё ещё не достаёт тех ста долларов.

Мне и детства должно не доставать, но я не могу представить, как вместить детство в свои планы и как оно поможет мне в новых расчётах. Когда-то я был маленьким, а теперь стал мелочным. Я верю в то, что Адам и Ева были детьми до тех пор, пока не вкусили запретный плод. Теперь Адам Иосифович и Ева Петровна мои соседи по лестничной площадке и нет в них ничего… не следа от пребывания в райском саду. Только морщины, пигментация кожи и не здоровые родинки. Разве хочу я быть таким? Разве к этому должны привести все мои планы и расчёты?

Когда-то я был в райском саду. Он мог выглядеть по-разному, иногда как стройка, иногда как поле, иногда лес, иногда улица. Рай был внутри меня, а теперь на улице гололёд и серость, клятая мной, стройка - скорее работа, к тому же грязная, а поле и лес слишком далеко, что бы переться туда.

Сто долларов тяжелее, чем детство, но именно они мне нужны. Нужны ли? Я не знаю, пусть будут. На них можно купить что-нибудь жизненно необходимое. Еду, лекарства. А можно потратить на отдых. Или встретиться с друзьями и сказать, что я заплачу за пиво. А если бы денег было много? Можно было бы сделать всё это сразу. К тому же сто долларов из этого много я бы отдал на то, что бы Вам, придя в детское отделение больницы, было хотя бы чуточку легче, а кто-нибудь смог сказать, что когда-то он был маленьким и всё у него было хорошо. Это было бы правильно. Ведь нет ничего более тяжелого, чем тяжёлое детство исковерканное болезнью. Жаль, но я потерял те деньги.

А вообще я думаю, что детство я не терял. Оно со мной. Да, оно не вписывается в планы и ищет игрушки подороже, но это отголосок моего детства который я запрятал где-то в себе. Ведь когда-то мне очень хотелось повзрослеть.

P.S. Иногда мне кажется, что за стенкой, в шалаше из одеял, который освещён лишь светом фонарика, Адам Иосифович и Ева Петровна рассказывают друг другу страшные истории. Пугаются и смеются.