Вне правил
В сентябре 1976 года я единственный раз в своей жизни нарушил все писанные и неписанные правила, которые только мог себе представить. До этого за все прожитые мною к тому времени сорок лет никаких правил не нарушал: во-первых, всегда считал себя настоящим мужиком, и не просто носил штаны, а придерживался определенных принципов, свято соблюдая которые, смело себя причислял к этому немногочисленному клану. Всегда ставил на первое место долг, не пускал слюни, никому не позволял садиться себе на шею даже в мелочах, преклонялся в любых ситуациях перед дисциплиной и законом. Может быть, именно поэтому к тому времени уже дважды терял семью. Но принципы есть те же правила, и их необходимо соблюдать, а если иначе, - тогда зачем они? Во-вторых, к этому в то время очень обязывал и род моей деятельности: выпускник престижного военного училища, в недавнем прошлом советский офицер, я занимал пост начальника охраны большого гражданского аэропорта, и по сути сам являлся гарантом соблюдения всех этих пресловутых правил. Город, в котором я тогда жил, находился почти в самом центре России, у всех на виду. Штат сотрудников в моем подчинении огромный, служба специфическая, - да и имея авторитет «железного» начальника слабинку никак не дашь.
И вот, в сентябре 1976 года, в мой кабинет отважно входит белокурая дамочка лет двадцати пяти так от роду на вид. Усаживается без приглашения на стул напротив меня и заявляет, что я должен ей помочь. Ну, как сказать, заявляет? Просит, конечно, и вполне корректно, но то, о чем она просит, меня приводит в бешенство. Видите ли, у ее мужа есть мечта – ни больше, ни меньше, как побывать в кабине самолета, и только я ей могу помочь эту его мечту осуществить, так как я есть, видите ли, ее единственная надежда. Чтобы сразу эту с ума сошедшую по-хамски не выставить и не довести этим до истерики - терпеть не могу женские слезы! - сижу, внимательно так разглядываю на стене за ее спиной портрет дорогого Леонида Ильича (Брежнева), а сам подбираю корректные слова для интеллигентного отказа. И она сидит, сверлит меня синими глазищами и мягким таким, но решительным голоском рассказывает о том, какой ее муж чудесный человек. И, не дожидаясь моего вполне предсказуемого ответа, выкладывает передо мной на стол фотографию. Я на нее и не посмотрел. Какое мне дело до этого хоть трижды чудесного человека? Я – начальник охраны аэропорта! А если эта дамочка элементарная проверка «первого отдела»? Был тогда на каждом стратегически важном предприятии такой отдел, который называли «первым», практически филиал КГБ, серьезный очень отдел. И ребята там работали очень серьезные, все про всех наперед знали. Сделаешь в общении с ними ошибку – и до свидания, и никому ничего не докажешь. Его сотрудники частенько устраивали хитроумные проверки для всех подряд, невзирая на должность, так сказать, контролировали бдительность и лояльность. Так что этот странный визит вполне мог оказаться такой проверкой. А если не проверка, то что это за бред? Она что, совсем ничего не понимает? А дамочка времени даром не теряет, и вполне серьезно предлагает мне заплатить ровно столько, сколько я потребую за такую экскурсию при условии, что муж о такого рода благодарности ничего не узнает.
На моем столе задребезжал телефон внутренней связи, я снял трубку и понял - разозлился так, что с трудом понимаю речь человеческую. Пытаясь уловить смысл в потоке звуков, летевших из динамика в мое ухо, автоматически задержался взглядом на черно-белом фото: мужчина дет тридцати в каком-то странном громоздком инвалидном кресле. Ног почти нет, узкие как у ребенка плечи, от этого его голова кажется слишком большой. Одной рукой прикрывает положенную на колени другую руку, но та, которую видно – и на руку-то не похожа, словом, тяжелейший инвалид. Рядом с ним – та, что сидит напротив меня. Красивая такая, почти девочка, тонкая как школьница-выпускница. Улыбается, в руках букет из модных тогда гладиолусов, рядом с ними люди какие-то стоят и смеются. Мне стало не по себе…
Закончив телефонный разговор и сославшись на срочные дела, я поспешил от гостьи избавиться. Скорее для того, чтобы сделать это красиво, а не намереваясь всерьез помогать городской с ума сошедшей, перед тем как распрощаться, попросил написать на листе бумаги ее полное имя и фамилию, и мужа. Совершенно ничего не пообещав, с великой радостью выпроводил. В этот же день строго наказал своей секретарше меня по городскому телефону ни с кем не соединять если звонивший не захочет представиться, и особенно если голос будет женским. Вручив ей тот самый лист бумаги, на котором странная дамочка написала мне имена, прибавил: «А для этих я просто умер».
Ее звали Алла, мужчину на фотографии – Андрей. Спустя два дня я знал о них все, мое любопытство взяло верх над здравым смыслом. Андрей был старше Аллы на восемь лет, ему было тридцать пять. Он не родился таким. Заболел еще ребенком, полиомиелит. Прописан в ближайшем пригороде, неплохо обеспеченные родители построили добротный дом в закрытом дачном городке, чтобы единственному в семье сыну было удобнее жить в этом мире, да и подальше от излишне назойливых глаз. Андрей окончил школу, заочно отучился в неплохом техническом университете. Но инженером, сами понимаете, работать ему было невозможно.
Алла – учительница из небольшого городка на Алтае. Настолько небольшого, что вернувшись к родителям после окончания института, одна преподавала в школе английский, историю, географию, музыку и труды. И каждое лето продолжала работать по студенческой привычке в каком-нибудь из пионерских лагерей вожатой на Крымском побережье.
Андрея родители часто привозили в Крым, там тогда располагались самые качественные ортопедические реабилитационные центры. По иронии судьбы одним летом пионерский лагерь, где работала Алла, и санаторий, в котором поправлял свое здоровье Андрей, оказались рядом – их территории разделял лишь низенький старый заборчик. Почему по иронии? Да потому, что познакомились они в соседнем поселке, представьте себе, на танцах.
Завершалась последняя лагерная смена, пионерские отряды уже уложили чемоданы, и весь молодой персонал поехал развлечься на самую приличную в округе танцплощадку. Молодежь весело провела время, вечер подходил к концу, когда ударник игравшего для отдыхающих полусамодеятельного ансамбля заявил в микрофон, что безнадежно влюблен. Свою избранницу, по его словам, он видел в этот вечер впервые, имени не знал, и так как очень боялся больше никогда ее не встретить, попросил высокую голубоглазую блондинку в сиреневом платье подойти к нему и оставить свой номер телефона. Под дружный хохот вся танцплощадка быстро сошлась во мнении, что речь идет именно об Алле, второй девушки, подходящей под описание музыканта на танцполе не нашлось. Бойкая Алла приняла эту выходку за очень дурную шутку. Она ничего не собиралась оставлять незнакомцу, и поднялась на эстраду с одним намерением – публично поставить зарвавшегося нахала на место. Подошла к нему и выпалила: «Ты без головы или без ног?» И только потом разглядела стоявшее за барабанами инвалидное кресло и сидящего в нем молодого мужчину; его пустые брючины, зажатые в странно изломанных пальцах барабанные палочки. Природа подарила ему прекрасные чувство такта и слух, а друзья отца, занимавшего, скажем так, серьезный руководящий пост в некоторых серьезных структурах, подарили Андрею еще на двенадцатилетние настоящую ударную установку. Он стал прекрасным музыкантом. Найти применение своим талантам в родном городе ему не пришлось, а в небольшом курортном поселке случай свел его с сезонными гастролерами, предложившими играть два раза в неделю в составе группы, - талантливый, а главное, непьющий ударник за очень скромное вознаграждение всегда ценится на вес золота.
Их роман продлился четыре дня. Родители Андрея категорически выступили против женитьбы сына. Конечно, они имели на это право. Разве мало они сделали для него? По их мнению, все, что ему требовалось – это покой и достойное лечение. Сыну и дальше следовало жить под их присмотром, а Алла должна была понять, что кроме проблем ничего она в их семью принести не сможет, и, не дай, не приведи, еще ими укоротит жизнь их сына. В любовь не поверили. Рассудили, что таким образом провинциалка Алла пытается перебраться поближе к столице из дальнего захолустного городка и войти в благополучную и хорошо обеспеченную семью. Ну, а сын, понятно, в своем положении готов ухватиться за любую возможность не быть одному. Приняли желание сына устроить личную жизнь как блажь, которая вполне могла стоить их ребенку жизни.
К моменту нашей встречи Алла года три как снимала квартиру и работала недалеко от того места, где жил Андрей. Мужем он ей не был. Выяснилось и то, что она почти месяц пыталась попасть ко мне в кабинет, упорно не желая называть причину своего визита. К кому она, и, по всей видимости, безуспешно, за это время еще успела обратиться со своей странной просьбой я мог только догадываться.
Ясное дело, чтобы Алле устроить все задуманное, хватило бы одного телефонного звонка отца Андрея – ему отказать бы никто не смог. Но его фамилия в нашем разговоре не прозвучала. Это значило лишь одно - к всемогущему родителю со своей просьбой Алла не обращалась.
Узнав из своих каналов о том, как семья Андрея относится к Алле, я вполне мог предположить и финал всей этой истории: о том, что Андрей побывал на борту авиасудна, в конечном итоге, родителю станет известно, и большое спасибо мне за это он навряд ли скажет. Что такое безопасность аэропорта и категоричность правил, предусматривающих ее соблюдение, вы, похоже, представляете.
Такая история непременно получит огласку еще и потому, что люди между собой, ну, так скажем, общаются, и мои подчиненные наверняка не один раз с удовольствием обсудят странное распоряжение не очень любимого начальника. Словом, незамеченной вся эта история для «первого отдела» не пройдет, как ни старайся. И если бы вдруг надумал помочь, то слишком рисковал.
Неделю я чувствовал себя, что называется, не в своей тарелке. Но и «первый» отдел меня не беспокоил. Воспользовавшись служебными связями, я провел собственное расследование и выяснил, что никакой проверки не было. Я понимал, что должен что-то решить и никак не мог. Если честно, еще раз говорить с Аллой мне не хотелось. Встречаться с Андреем – тоже. Не знаю как вам, а мне с такими людьми, как он, общаться всегда сложно. Как-то невольно чувствуешь себя дико виноватым в том, что ты здоров, а он чьей-то непонятной волей нет, и знаешь, что ничего не можешь изменить. Излишней сентиментальностью я никогда не страдал, но вся эта история из моей головы прочь никак не шла.
Одним вечером, решая личные дела, я оказался недалеко от того места, где жил Андрей. Я был за рулем своей машины, и расстояние в тридцать километров мне преодолеть не составило большого труда. Не знаю для чего, но я решил проехаться по этому городку. Достаточно быстро добрался, с полчаса поколесил по улочкам. Возвращаясь обратно, выезжая на центральное шоссе, свернул в небольшой переулок и увидел на обочине дороги Андрея в его инвалидном кресле и рядом с ним Аллу. Я не планировал с ними встречаться, хотя наша встреча была, конечно, вполне предсказуема. Увидев их, прибавил скорость и проехал мимо.
Думал я долго. Черт знает чем все это могло закончиться! Вот станет Андрею плохо с его здоровьем где-нибудь в неподходящем месте, и что прикажете делать? Почти через три недели после ее визита я позвонил Алле. Нашел ее в школе, где она работала. Алла не удивилась. Я сказал, что она плохо представляет всю техническую сложность выполнения ее просьбы и спросил, вот как она, например, в случае моего согласия, думает подняться с Андреем по трапу в самолет? И получил обескураживающий ответ: она сказала, что привыкла переносить его на своих руках.
Я назначил день нашей встречи.
Вы уже конечно поняли, что Алле я помог. Сделал даже больше, чем она просила. Тогда с этим всем было проще, чем сейчас, да и сейчас при соответствующих возможностях, чего скрывать, тоже все это несложно. Денег я, конечно, никаких не взял. Андрей и Алла и в кабине посидели, и до Москвы в салоне долетели. Так случилось, что самолетом Андрею, и, правда, никогда не приходилось летать. Я заранее созвонился с хорошим московским приятелем, посулив отблагодарить при встрече по высшему классу за одолжение, заручился его поддержкой. Он забрал их на личной машине прямо от трапа на взлетном поле. Все время, положенное экипажу на отдых между полетами катал по столице, а к моменту вылета обратного рейса привез прямо к самолету. Кстати, позже, категорически отказался от всякого рода благодарности с моей стороны и долго не верил, что с Аллой и Андреем я практически не знаком.
Больше я их никогда не видел.
Скажу честно, я долго ждал неприятностей и основательно к ним подготовился. Зря ждал. Из сослуживцев меня никто, как говорится, не сдал, - ни друзья, ни враги. Мое руководство и «первый» отдел так и остались в полном неведении. Или я до сих пор так считаю. Не было никаких намеков на эту историю и со стороны всемогущего отца Андрея. И здесь только одно мне на ум приходит: не узнал ничего высокопоставленный родитель, иначе бы мне тогда скандала точно не миновать. И в этом я уверен. Считаю так потому, что спустя лет двадцать случайно услышал конец этой истории. Году в девяностом Андрей умер. Такие люди, как он, живут недолго. Лет за десять до этого они переехали жить в Крым. Алла преподавала в школе, летом подрабатывала на побережье экскурсоводом. Андрей в курортный сезон пытался играть в ансамбле. Ударнику нужны сильные руки, он быстро уставал, и от музыки пришлось отказаться. Выращивали цветы и виноград, он сам торговал всем этим недорого на местном рынке. Говорят, у них был чудесный сад. Жили небогато, но на свои средства, Андрей не хотел принимать денежной помощи от родителей, понимания между ними и сыном не было до самого конца. Детей не родили, мужем Алле Андрей так и не стал, приняв все это как условие отца за возможность быть рядом с любимой. После его смерти Алла вернулась на Алтай – дом, в котором они жили у моря, родители Андрея предусмотрительно оформили на свое имя.
Почему я помог? Я и сам себе этого до сих пор объяснить до конца не могу. Наверное, потому, что тогда, когда увидел их вместе, меня словно током прошибло. Не смейтесь, но я тогда впервые увидел любовь. Не ту любовь, которую мы частенько встречаем, и даже не ту, которую сами испытываем. Такую любовь, которая вне правил и вопреки всему. Именно вдруг увидел, как будто кто-то взял и открыл закрытые мои глаза. Ничего особенного они не делали тогда на обочине дороги, просто разговаривали и все, а мне вдруг стало понятно, что эти двое и есть любовь. Какая-то невидимая нить между ними, неуловимая, но и не рассекаемая, не прерываемая ничем. До сих пор не знаю, как все это словами можно объяснить.
Я все еще часто думаю о них. Говорят, у Андрея был тяжелый характер. Не могу судить, я знаю о нем немного. Барабанщик, который и писать толком не мог. Замкнутый, закрытый, с огромными комплексами, сложно сходящийся из-за своей болезни с людьми человек вдруг решается сказать о своей любви, которая, кстати, неизвестно чем могла закончится, на глазах у множества людей девушке, за которой лишь наблюдал в течение нескольких часов издалека. И она вопреки всему миру после четырех дней знакомства посвящает ему свою жизнь. Вся эта история от начала и до конца вне правил.
Да и кто сказал, что это они вне правил? Все эти условности, все эти догмы, называемые правилами, придумали мы сами.
Так, может быть, это мы с вами вне правил,а эти двое жили как должно?