2014 год начинался для меня пренеприятно. Буквально во втором часу ночи, первого числа, я растянулся на полотне оледеневшей дороги и встать смог с большим трудом. Мы всей новогодней компанией усаживали в машину инвалида колясочника, который встречал новый год вместе с нами и теперь отправлялся домой. Было очень скользко. Дорога в буквальном смысле превратилась в каток. И в какой то момент, ноги мои потеряли сцепление с гладкой поверхностью и я грохнулся на лед. Последствие этого падения оказались впечатляющими. Колено раздулось, ни встать ни сесть, даже лежать было больно. Врачи диагностировали разрыв передних и сильное растяжение задних связок. Меня направили на операцию по артроскопии колена. Эта операция показала, что восстановление передних связок невозможно, так как этих самых связок у меня оказывается не было уже очень давно. Я смог вспомнить только один случай, который мог повлечь за собой эти столь отдаленные и неприятные последствия.
1988 год. Уже близился приказ о моем увольнении в запас. Начало сентября. Мы тогда были на озвучивании показа каких то учений на гороховецком военном полигоне. За день до официального свертывания лагеря, наш командир взвода решил вернуться домой пораньше и назначил отъезд нашей станции озвучивания рано утром.
Накануне мы легли поздно, уже в третьем часу ночи. С вечера, насобирав белых грибов и нажарив их целый противень с картошкой и луком, мы устроили себе праздник живота. И, растягивая удовольствие, под гитару и байки припозднились. Алкоголя не было, но и сам тот факт, что проспали той ночью всего три часа сыграл в этой истории роковую роль. Экипаж станции состоял из меня, младшего сержанта - заместителя командира этой станции, и расчета,- моего приятеля Кирюши, тоже уже младшего сержанта и старшины роты, молодого бойца, - молдаванина Вани Пантя и водителя - Игоря Золотарева по прозвищу Мадонна. Не знаю почему его уж так называли, но прозвище это пришло еще с гражданки. Все водители, призванные одновременно со мной были из Воронежской области и кажется были знакомы еще до армии, поэтому и прозвище перекочевало на военную службу.
Старшим машины, а значит в кабине с водителем, ехал вышеупомянутый старший прапорщик, из за которого мы и выехали раньше основной колонны. Остальные члены бригады озвучивания расположились в КУНГе, чтобы мирно проспать всю дорогу. Я и Ваня легли на сидушки, расположенные по обоим сторонам вдоль КУНГа, а Кирюша устроил себе королевское ложе на аппаратуре, положив на нее два матраса. Он лежал прямо под кабиной, что помогло ему стать самым мало пострадавшим в этой истории.
Шел дождь. Бессонная ночь и мерное покачивание грузовика сделали свое дело,- мы очень быстро уснули. Проснулся я от охватившего меня беспокойства. Что то должно было случиться. Я сел и, почему то, надел сапоги, просидел пару минут, не понимая, что так тревожит меня. Вдруг машина пришла в неожиданное и неестественное движение. Ощущение было такое, что она делает какой то бешеный поворот по крайне короткой траектории. На несколько мгновений показалось, что я оказался в невесомости. "Это конец ",- почему то мелькнула обреченная мысль. Меня бросило сначала на ближнюю, а потом на дальнюю стенку КУНГа. Я сильно ударился о что то коленом. Кузов раскололся и я кубарем вылетел из него метров на десять на обочину и плюхнулся в жидкую грязь.
Вскочив на ноги почти мгновенно, еще не чувствуя в горячке никакой боли, я увидел, как машина невероятно медленно, словно в замедленных кадрах кино, переворачивается кверху колесами. Ломая своей массой фанерный с пенопластовой звукоизоляцией КУНГ она развалилась на руинах , словно ленивый кот кверху лапами . Я увидел, как из остатков из распушенного чрева кота пытается выбраться Ваня. Он казалось уже успел вылезти, но в последний момент разрушение ускорилось, рама резко осела и я услышал истошный крик Вани. Ему придавило ногу, зажатую между сидушкой и чем то белым. Я бросился к нему. В тот момент я не понимал, что моя попытка помочь ему была совершенно бесполезной. Я смог убедиться в этом спустя всего несколько минут. Один за другим начали появляться люди. Это водители, которые видели катастрофу останавливались и пытались помочь. Несли домкраты, подставляли их под раму автомобиля. Домкраты скользили в жидкой грязи и не помогали.
Наконец, когда людей набралось достаточно, - человек двадцать, кто то крикнул,- "поднимем" . Все бросили домкраты и взялись как один за раму грузовика и приподняли ее. Ваня смог освободить пленную ногу.
После освобождения Вани, который кряхтя и сильно хромая пытался найти место чтобы присесть, занялись выяснением судьбы остальных пассажиров. Оказалось, что старший прапорщик, обматерив Мадонну уже укатил на попутке во Владимир, докладывать о происшествии. Сам Мадонна стоял , прислонившись к кабине и обхватив голову руками отходил от шока. Неизвестной оставалась только судьба Кирюши, который еще оставался внутри руин, заваленный аппаратурой. На окрики "эй, живой ты там", он вполне энергично ответил, что пока не знает и пытается выбраться. Впрочем вылез он достаточно проворно и оказался совершенно неповрежденным.
Убедившись в том, что все живы и более менее здоровы водители начали разъезжаться и вскоре мы остались одни. Нужно нужно было чего то решить. Оглядевшись я заметил метрах в трехстах от дороги дома. Это была деревня. Я решил пойти туда за помощью. Колено уже начинало сильно болеть. Опираясь на какую то палку, я побрел в сторону домов. Где то далеко раздавался благовест, и я, чтобы отвлечься от боли и мрачных мыслей, старался попасть шагом ноги в такт с ударами большого колокола. Пока шел, смотрел только себе под ноги, так как было очень скользко. Глинистая земля превратилась в склизкое месиво. Только когда я уже вышел на деревенскую улицу, поднял глаза. Картина, представившаяся мне была невероятна и выглядела удручающе. Деревня была мертва. Все без исключения дома смотрели на улицу заколоченными крест накрест досками и ставнями. Развалившиеся заборы, продранные крыши и непролазный бурьян в огородах. Искать помощи здесь было не у кого.
Когда я вернулся к машине, то с некоторым даже облегчением и одновременно беспокойством обнаружил, что рядом с останками моей станции озвучивания, на обочине, стоит машина ГАИ. Дождь к тому времени прекратился . Два милиционера стояли на открытом воздухе о чем то разговаривали с Мадонной, при этом один из них, что то писал на листе бумаги, положенном поверх кожаной планшетки. Как потом оказалось, что милиционер с планшеткой был не гаишник, а самый настоящий следователь и Мадонна давал показания. Но следователя интересовали вовсе не мы. Единственным его вопросом по поводу нас был все ли живы и не нужна ли срочная помощь. Мадонну допрашивали как свидетеля по поводу другого ДТП, произошедшего одновременно с нашим. Собственно виновником его был водитель нашей машины, то есть Мадонна, но, так как, участник второй аварии с места происшествия скрылся, это уже, на счастье Мадонны, никого не интересовало. А произошло вот что:
Под убаюкивающий стук капель в лобовое стекло машина катила в направлении города Владимир. Примерно на середине пути наш водитель заснул. И продлись этот сон на несколько мгновений дольше лежать бы всей нашей честной компании в загипсованном виде где ни будь в госпитале имени Бурденко, а то и вовсе под могильными холмиками. Наша полоса была занята сломавшимся грузовиком и машина на скорости 90 километров в час неслась прямо в это препятствие. Но Мадонна проснулся за несколько мгновений до столкновения и резко увел машину на встречную полосу по которой лоб в лоб летел грузовик "Татра". Мадонна избегая столкновения резко ушел на свою полосу, но даже такая устойчивая машина, как ГАЗ 66, совершить такой маневр не смогла. Машину развернуло на сто восемьдесят градусов и выбросило в кювет. Водитель "Татры" , тоже пытаясь уйти от столкновения, резко вырулил на обочину и врезался правым боком в столб. Главная беда состояла в том, что справа от водителя "Татры" сидела женщина - попутчица, попросившая водителя довести ее до Гороховца.
Она оказалась самой тяжело пострадавшей в этой истории. Ей перебило обе ноги. Водитель "Татры" отправил женщину на попутке в больницу во Владимир, и скрылся в неизвестном направлении вместе с "Татрой". В больнице вызвали милицию и та завела уголовное дело о причинении тяжких телесных повреждений по неосторожности. И вот в связи с этим то делом наш Мадонна пошел, как свидетель, потому, что только он видел, как все происходило. Дальнейшая наша судьба милиционеров не интересовала. Они уехали и мы вновь остались одни.
Я начал "тереть репу", что мне, командиру этих руин бывших когда то станцией озвучивания делать. Поставить на колеса многотонный грузовик четыре калеки явно не могли. Нужен был кран. И я пошел его ловить. Но н успел я еще выйти на обочину, как к нашему печальному биваку подкатил газик с надписью ВАИ на борту. "Ну сейчас начнется",- подумал я, будет мне на орехи... и ошибся. Единственно о чем спросили нас сидевшие в газике офицеры с автоматами, все ли у нас живы и не видели ли мы группу солдат с оружием.
Оказывается на этих учениях случилось ЧП. Несколько молодых солдат, не выдержав издевательств старослужащих забросали палатку с дедами боевыми гранатами и оставили часть, прихватив с собой табельное оружие и боекомплект. И теперь весь округ стоял на ушах в поисках дезертиров. В общем этим тоже было не до нас.
Мне пришлось вернуться к идее с краном. Я не слишком надеялся на успех, но Бог в тот день видимо был расположен ко мне и не прошло и получаса, как на дороге показался желтый "Ивановец". И не только показался, но и остановился на мой жест. И даже просить о помощи крановщика не пришлось. Все было и так ясно. Еще через полчаса наша машина стояла на своих колесах и весело урчала двигателем. Оставалось решить ехать всем, забившись как ни будь в кабину или все же ждать. Но и эта дилемма разрешилась как в известной песне Высоцкого, - "...конец был прост, - пришел тягач и был там трос и был там врач...".
Все так и было. Пришла наша ремротовская машина АТО в которой был не только трос, но и жесткая сцепка. Впрочем они были не нужны, так как наша машина была совершенном образом на ходу. И врач был, права представлен совершенно бесполезным фельдшером- срочником. Но наш ГАЗ попал, куда положено ему. На том относительно счастливо и закончилась эта история. Много позже, по ее
мотивам я написал стихотворение:
По дороге слепой и туманной
Путник брел в непроглядную хлябь,
Подгоняем судьбой окаянной,
На душе неспокойная рябь...
Ни кола, ни двора, ни желанной,
Ничего... только злоба, да грязь...
Покорясь этой жизни поганой,
Все вокруг, ему, сорно, да мразь...
"Камень бы, да колодец глубокий", -
Мыслей черных кружил хоровод...
Шлях пред ним открывался далекий,
Еле плелся, понур, нище брод...
Колокольных далеких раскатов
Слабый ветер донес перезвон.
Близ село, - начиналось богато...
"Слава Господу", - вымолвил он.
В грязь упал на колени, сердечный,
К церкви Божией крест положив.
Поклоняясь земле, безутешный,
Бога тихо о чем-то молил...
И не ведомо, сбылось ль моленье,
Встал и дальше побрел пешеход...
И не ведал, что в этом селенье
Много лет, как никто не живет...