Я не очень любила ходить в гости в чужие дома – я стеснялась своей дырявой обуви, скромного платья и совсем никудышнего пальто. Набралась я позора однажды, когда меня пригласила в гости новенькая ученица Эрна, переехавшая из Москвы. Жила она с бабушкой и дедушкой.
Бабушка ее, Каллиопа Михайловна, была из старого аристократического рода, гордая гречанка, милейшая женщина, добрая и отзывчивая. Дед был полной противоположностью. Небольшого роста, с маленькими злыми глазами, всегда чем-то недовольный, вызывал у меня антипатию. Он был бывший чекист.
Я пришла к ним после школы, конечно, очень голодная. Но когда увидела накрытый стол, за который нас пригласила Каллиопа Михайловна, я перехотела есть: большой круглый стол был накрыт по всем правилам этикета – каждый прибор состоял из трех тарелок, нескольких ножей. Вилок, ложек. И то, что меня доконало окончательно – что-то непонятно красивое хрустальное (как называется – до сих пор не знаю), стоящее перед прибором. Может это была под-ставка для ножей, не знаю. Но она меня больше всего испугала. Ничего подобного я не видела никогда.
- «Мойте руки, девочки, и садитесь за стол. У нас сегодня рыба и консоме из мяса, а на десерт…».
Дальше я уже ничего не слышала. Мало этой фигни на столе, с которой я не знала, как обращаться, так еще какие-то «консоме!». Иди знай, как его кушать и с чем?! Руки мы с Эрной пошли мыть в конец темного коммунального коридора. Я лихорадочно думала по дороге, как отвертеться от этого обеда. И не нашла ничего лучшего, как зайдя в комнату, выпалить:
- «Извините, но мама мне не разрешает нигде кушать. Меня ждет дома обед. Я должна уходить…».
- «И что же тебя ждет дома на обед?», - удивленно спро-сила Каллиопа Михайловна.
- «Мясо, курица и …», - тут я хотела добавить что-то непонятное вроде «консоме», но мои знания в кулинарии в тот момент ограничивались только «мамалыгой» и картош-кой в мундирах.
Уговоры остаться не помогли, глотая голодную слюну, пятясь к двери, я ушла. Как-то встретив мою маму, Каллиопа Михайловна спросила:
- «Почему вы не разрешаете Тонечке есть вне дома? У нее какая-то особенная диета?».
Мама объяснила причину. С тех пор, когда я бывала у Эрны и, если мне предлагали обедать, со стола исчезали все лишние приборы и все подавалось по «рабоче-крестьянски». Но все равно, я очень стеснялась, когда за столом на меня поглядывал своими маленькими глазками дед Эрны.
То ли дело, когда я приходила к Шкиле. Ее мама, тетя Сара, типичная одесситка, килограмм под сто, была чудесным человеком, юморным и веселым. Когда я отказывалась сесть за стол, она обычно говорила:
- «Только враг не ест в доме. Ну, съешь за мое здоровье, или ты против того, чтобы я была здорова?! И еще поправилась?!». И я, с сознанием выполненного долга, съедала все.
Жила Шкиля в малюсеньком дворе на несколько квартир, примыкавших стеной к цирку. Все жильцы этого дома из поколения в поколение работали в цирке билетерами, кассирами, сторожами и т.д. Так что пройти на представление, ничего не стоило, чем я иногда и пользовалась.
Тетю Сару любили все за веселый нрав, но боялись слушать те анекдоты, которые она рассказывала:
- «Сара Наумовна, не надо, мы не хотим в Норильск!», - кричали соседи, только она начинала.
- «Не волнуйтесь, я тоже хочу ночевать в своей постели!», - отшучивалась она.
Уже много лет тети Сары нет в живых…
Дети и внуки давно разъехались. Засыпанные листьями стоят грустные могилы. Когда я бываю на кладбище, то обязательно кладу хотя бы один цветочек на могилу тети Сары, доброго друга моего детства.