Рыбка
– Ты можешь говорить сквозь лед? – спросил я человеческую тень, когда убедился, что нас оставили одних. Тень шевельнула губами, но не издала ни звука.
– Не слышно. Ладно, сейчас я тебя освобожу.
По моему желанию белый адский огонь взметнулся из снега и, охватив низ ледяной глыбы, шипя, стал пожирать лед. Лед поплыл, размыв и без того неясное изображение. Пользуясь паузой, я быстро изменил свой облик, чтобы грозным видом не испугать несчастного грешника. Мне нужно было по-доброму убедить его бежать. Я выбрал себе образ древнеримского сенатора с плешивой головой, приятным решительным лицом и ямочкой на твердом подбородке. Такие сильные личности с первого взгляда внушают и не оправдывают доверие. Когда грешник синий и холодный, клацая зубами, вывалился из растрескавшейся глыбы, весь изрезанный мелкими осколками, его ждала, скорбно повесив римский нос, такая же, как он униженная грешная бестелесная душа. Будь он не в столь плачевном состоянии, сразу бы понял, что ни один смертный не смог бы вызволить его из ледяного плена таким необычайным способом. К счастью мозг его еще не работал из-за пережитого, а сам он выглядел не лучше мертвеца.
– Я хочу предложить тебе избавление от мук, – начал я, переходя сразу к делу. Медлить было опасно, он мог прийти в себя. – Ты помнишь, кто ты?
Он тупо помотал головой и, молча, с трудом поднялся с колен. Кожа его была в струпьях и микротрещинах от многократных обморожений, но лицо со впалыми щеками, обрамленное черной курчавой бородкой, оказалось молодым и приятным. К худой шее прилипли холодные металлические кольца, причиняя сухой кровоточащей коже дополнительные страдания. Такие кольца были у всех грешников в Аду, даже у падших ангелов. Количество их зависело от греха и номера круга, куда был отправлен грешник. Они не снимались. У меня их было семь, у моего грешника – девять.
– Твои страдания длились более двух тысяч лет, и если ты решишь, что с тебя хватит, я спорить не стану. Мне кажется, пора с этим кончать.
В этот момент у грешника внезапно подкосились ноги, и он мешком рухнул на стылый лед. Я стал смотреть, как он опять поднимается с колен. По всему было видно, что он не привык сдаваться.
– А что мне делать? – спросил он с расстановкой глухим голосом и стал надсадно кашлять, отчаянно раздирая скрюченными пальцами клокочущую впалую грудь. Он был совсем плох, черен и тощ, как египетская мумия. – Кто станет меня слушать? Я просто червь в сравнении со всеми остальными. Куда бежать? К кому мне обратиться?
– Бежать? Конечно, бежать! – с притворным жаром подхватил я. – Отличное решение! Твой грех за столько лет давно уже простили, а ты даже не в курсе. Слушай меня, я все обдумал. Мы пройдем через весь Ад и выйдем к Стиксу. Там я подкуплю лодочника, чтобы он вывез нас на волю. Ну как, попутчик? Такое дело стоит риска?
Он сказал нет, но я был бы не я, если бы не смог его уговорить. Он был так изнурен, что потерял способность здраво рассуждать. В конце концов, получив уклончивый полу-утвердительный ответ, я подхватил его подмышки и поставил на ноги. Мое грубое прикосновение должно было его насторожить и напугать, так как в Аду все грешники бестелы и только черти обладают острым осязанием и могут осязать; но не испугало и не остановило. Он был все еще слишком слаб умом.
– Ну что, идем? – я легонько ткнул его кулаком в спину и он, чтобы не упасть, вынужден был сделать первый шаг вперед. Лиха беды начало. За ним последовал второй тычок и второй шаг, потом он зашагал без понуканий.
Мы двинулись в путь через лед, мимо грозящих бедой прорубей, мимо хватающих пустой воздух сведенных судорогой рук, мимо беззвучных криков ужаса и боли. Громкое хлопанье крыльев застало нас врасплох еще на открытой местности. Метрах в двухстах от нас на озеро опустилась завернутая в пурпурную мантию высокая фигура с крыльями летучей мыши. Мантия распахнулась, играя роскошными складками на ветру и переливаясь в лучах низкого вечернего солнца. Я узнал Люцифера. Было слишком далеко, чтобы он мог разглядеть нас в подробностях, к тому же быстро темнело, солнце садилось за лесом, но мы были единственными живыми существами в пределах видимости, и потому нетрудно было догадаться, кто мы.
– Это ты, Люций? – крикнул Люцифер, быстрыми шагами направляясь к нам. – Аннушка уже разлила свое масло! Чему быть, того не миновать и от судьбы не уйдешь. Слышишь, Цветочник? Аннушка разлила свое масло! Постой!
Это была цитата из книги «Мастер и Маргарита». Мы побежали от него к спасительному лесу, увязая в глубоком снегу. Паяц! Он не мог жить без этой театральщины. Мы все в Аду много читали, чем тут еще было заниматься в свободное от работы время, но лишь один Люцифер к месту и не к месту вставлял в свою речь цитаты из любимых книг. Я тащил Тартюфа за шиворот, он был слишком слаб, чтобы бежать, и сразу начал отставать. К тому же он не понимал, что происходит.
– Не оглядывайся! – хрипел я на бегу. – Только не оглядывайся!
Ноги Люцифера мелькали все быстрей. Середина озера была чиста, снег сметен ветром, и бежать ему было легко. Мы все больше увязали в снегу, проваливаясь в него уже по пояс, хотя лес был близок. Он мог догнать нас в одно мгновение на крыльях, но боялся нарушить правила начавшейся игры. Он не должен был применять в игре свои крылья. Он не мог так же причинить нам пока никакого вреда, у нас был целый день форы; он только хотел посмотреть на нас, чтобы запомнить Тартюфа в лицо, ведь Тартюф до сего дня был для него всего лишь одним из миллионов грешников, пусть даже самым грешным. Он хотел знать, кого ловить. Я мог сменить свое обличье, но не внешность Тартюфа. И единственное, чем я мог ответить ему сейчас, это бежать, напрягая все силы, и отчаянно кричать Тартюфу:
– Не оглядывайся! Умоляю, не оглядывайся!
Ноги Люцифера мелькали все быстрей. Мантия тяжело билась за спиной. Он протянул вперед руку. На острых пурпурных ногтях его блеснул последний лучик заходящего солнца.
– Постой, Люций! Аннушка…
Лучик погас, солнце село. В тот же миг Люцифер с шумом провалился под треснувший вокруг него лед. Брызнула вода, замерзая на лету. Бессильно взметнулись крылья летучей мыши, белые языки инея стремительно помчались вверх по намокшей обледеневающей мантии Князя Тьмы, словно объяв ее белым пламенем. Вновь свершилось проклятие! Он был проклят Богом на веки вечные: каждый день после захода солнца великий мятежник Люцифер вмерзал по пояс в лед на девятом круге и тоже мучился нечеловеческими муками наравне с другими грешниками Ада до самого восхода. Днем он правил, посещал людей и творил черные дела, ночью страдал. Это было справедливо. Это спасло нас с Тартюфом.
– Посссссссссстооой, Лююц….
Его уста сковал лед. Иней добежал до макушки головы и до самых кончиков пальцев. Побелевшая, простертая вперед рука с ледяными белыми ногтями затвердела в вытянутом положении. Тотчас из воздуха возник чумазый рыжебородый бес и плеснул в Люцифера из кадки водой со звенящими острыми маленькими льдинками, довершая его превращение в ледяную статую. Мы с Тартюфом повалились в снег лицом, едва переводя дыхание.
– Не оглядывайся, – прошептал сам себе Тартюф. Я видел его набитый снегом рот. Он ел его с блаженной улыбкой на черном от усталости лице.