Святая преподобномученица Евдокия Андрианова

Виктор Лысенков
Монахиня Евдокия Прохоровна Андрианова родилась в деревне Губино Ашитковской волости Бронницкого уезда Московской губернии (теперь это Воскресенский район Московской области) 1 марта 1875 года в семье крестьян Прохора и Надежды Фоминых, у которых было три сына и две дочери.

В 1892 году, когда Дуне исполнилось 17 лет, она вместе со старшей сестрой Акулиной (Акилиной), которой в ту пору было 22 года, стала насельницей Крестовоздвиженского Иерусалимского монастыря в селе Лукино Подольского уезда Московской губернии (ныне – Домодедовский район Подмосковья). Они исполняли послушание огородниц, хорошо им известное по жизни с родителями, а затем псаломщиц.

Четверть века в уединении, молитве и трудах протекала монастырская жизнь сестёр. Но после Октябрьской революции 1917 года обитель начали притеснять, а вскоре её и вовсе закрыли, разместив здесь беспризорных детей, а потом профсоюзный дом отдыха.

Оставшись без крова, монахини вернулись в Губино. Возможно, опасаясь преследования за свою набожность со стороны властей, сёстры Фомины меняют фамилию на Андриановы. Поселились в ветхом домике на Старой Слободке (сейчас это улица Лесная). Жили, исполняя всё, чему были научены в монастыре.

"Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века" (Тверь, 2005. С. 507-518) повествуют, что в годы гонений на Церковь сёстры не пожелали отречься от веры во Христа и тем обрекли себя на страдания. Их религиозная ревность обратила на себя внимание властей, и в феврале 1930 года обе были арестованы.

Однако доказать виновность монастырских послушниц не удалось, и после пяти недель заключения они были освобождены.

1 июня 1931 года их снова арестовали – на этот раз с твёрдым намерением осудить.

Были опрошены жители деревни из тех, кто относился к верующим враждебно. Они показали, что Андриановы собирают в своём доме единомышленников, ведут беседы, поют молитвы, бывают случаи, что к ним приезжают другие монахини; у себя в доме под видом религиозных обрядов устраивают сборища крестьян, агитируют против колхозов, говоря, что в колхоз идти грешно, что вера не позволяет этого делать, призывают крестьян переносить все муки, говоря, что Господь и не такие муки терпел. Благодаря агитации монашенок, по мнению свидетелей, в деревне туго проходят мероприятия советской власти и из ста крестьянских хозяйств, имевшихся в Старой Слободке, в колхоз записалось только десять. В момент вербовки в колхоз Андриановы будто бы говорили крестьянам, указывая на членов сельсовета и актив: "Вот ходят лжепророки и проповедуют антихристовы заветы, всё это перед концом света".

Будучи допрошены, Евдокия и Акулина виновными себя не признали, на вопрос следователя, за кого они молятся, ответили, что в молитвах поминают Патриарха Тихона и митрополита Петра Крутицкого.

"Особой ориентации мы не имеем, – сказала Евдокия, – считаем себя православными христианами. Сборищ в нашем доме никаких не бывает, молимся мы у себя в доме вдвоём с сестрой, изредка к нам приходят наши братья, изредка нас посещают монахини. Знакомств мы ни с кем не имеем и агитацией не занимаемся".

За три дня следствие было закончено. Сестёр обвинили в том, что они в деревне Губино организовали и возглавили "религиозную секту "православных христиан", которая "противодействовала своей контрреволюционной агитацией среди крестьян всем политико-хозяйственным кампаниям, проводимым на селе среди крестьянства советской властью и партией... в частности коллективизации".

В тот же день Евдокия и Акулина были препровождены в Бутырскую тюрьму в Москве.

28 июня 1931 года их дело рассмотрела тройка при Полномочном Представительстве ОГПУ по Московской области.

Созданному в 1923 году Объединённому государственному политическому управлению (ОГПУ) при Совете Народных Комиссаров СССР вменялась борьба с политической и экономической контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом. В 1934 году ОГПУ вошло в состав Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) СССР.

Для рассмотрения уголовных дел контрреволюционеров, изменников и вредителей при органах ОГПУ, а затем и НКВД создавались внесудебные "особые совещания", состоявшие как минимум из трёх человек. Приговоры "троек" не связывались процессуальными нормами: адвокат не полагался, да и присутствие самого обвиняемого не было обязательным.

Приговорили сестёр Андриановых к трём годам лишения свободы по статье 58-10 Уголовного кодекса РСФСР: "Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (статьи 58-2 – 58-9 Кодекса), а равно распространение или изготовление или хранение литературы".

Статья предусматривала лишение свободы на срок не ниже шести месяцев, а в случае действий при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс – вплоть до расстрела.

Сосланные в Казахстан, сёстры трёхлетний срок наказания отбыли полностью и вернулись на родину, в Губино. Но домик их на Старой Слободке был разрушен. Оставшихся без крова женщин приютили родственники.

В то время в деревне жила семья Карасёвых, в которой было четверо детей. Отец у них умер в 1931 году, а в 1934-м не стало и мамы. Старшей девочке было двенадцать лет, младшей шесть. Их дядя после похорон матери на семейном совете стал спрашивать родственников, куда девать сирот, и предложил отдать их в детский приют. Услышав об этом, дети в один голос заплакали и закричали: "Мы не хотим в приют!" Один из родственников спросил бывшую тут Акулину Прохоровну: "Бабушка Акулина, а может быть, Вы останетесь с ребятами?" – "Останусь,– ответила она, – только вы мне все помогайте". – "А вы не против?" – спросили детей. Сиротки уцепились за Акулину и стали умолять её не уходить от них. Так они остались на попечении Акулины Прохоровны, которая поселилась в их доме.

Евдокия Прохоровна жила у родственников, часто навещала сестру и сирот. Она устроилась работать уборщицей в Губинскую школу. Однако в 1937 году по состоянию здоровья была вынуждена оставить работу.

30 июля 1937 года вышел секретный Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел СССР Н. Ежова № 00447 "Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов", согласно которому в разработку брались и репрессированные в прошлом "церковники и сектанты".

Выполняя приказ, сотрудник Виноградовского отделения НКВД в начале октября допросил одного из жителей деревни Губино, и тот показал, что к Евдокии Андриановой ходят отсталые колхозники, с которыми она проводит сектантскую работу, что она посещает сиротку, которую агитирует, чтобы та молилась Богу, повесила на неё нательный крестик, а также проводит агитацию и среди других детей в деревне.

Председатель сельсовета представил в НКВД соответствующую характеристику, в которой написал, что Евдокия, посещая сирот, "принудительно заставляла их молиться Богу и ходить в церковь, а от учёбы отвлекала... Сельсовет... считает, что Андрианова настроена антисоветски".

27 октября 1937 года её арестовали и заключили в коломенскую тюрьму. 

Сотрудники НКВД собирались арестовать и Акулину, несколько раз приходили в дом Карасёвых, но сироты прятали бабушку, а приходившим всякий раз отвечали: "Её нет дома, а где она, мы не знаем".

Так продолжалось до конца 1938 года, когда волна массовых арестов поутихла и преследование Акулины Прохоровны прекратилось. Она скончалась в середине 1950-х годов и была погребена на кладбище в соседнем селе Ашитково.

21 ноября 1937 года тройка НКВД по Московской области приговорила Евдокию Прохоровну Андрианову по статье 58-10 УК РСФСР к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере за то, что "среди местных колхозников вела к/р (контрреволюционную. – В.Л.) сектантскую деятельность, направленную против мероприятий соввласти".

20 декабря с московским этапом шестидесятидвухлетняя монахиня поступила в печально знаменитое Акмолинское отделении КАРЛАГа – Акмолинский лагерь жён изменников родины (АЛЖИР) в Карагандинской области Казахстана.

Лагерь создали в декабре 1937 года на базе посёлка трудпоселений, так называемой "26-ой точки". Он состоял из нескольких саманных бараков, обнесённых несколькими рядами колючей проволоки, четырёх вышек охраны.

Женщин привозили в АЛЖИР со всех концов страны. Мест для заключённых не хватало. И вновь прибывшие сами строили себе бараки в пургу и метель, жару и дождь, устанавливали в них нары. Вместо матрацев бросали на деревянный настил солому.

На территории лагеря располагалось озеро, заросшее камышом. Женщины косили камыш, который служил для отапливания бараков зимой и для строительства летом. Дневальные сутками подкладывали камыш в печь, но он давал так мало тепла, что температура в бараках не превышала 6-8 градусов.

Теснота, тяжёлый непривычный быт, неналаженное производство, всё это вместе с определённым для «спецконтингента» режимом строгой изоляции делало жизнь узников особенно мучительной. Ко всему ещё жуткое ощущение постоянного голода.

"Алжиркам" приходилось работать в невыносимых условиях на самой грязной и изматывающей работе. Женщины, в основном, занимались сельским хозяйством. Они разводили огороды, сеяли пшеницу, рыли арыки для полива огородов. Работали также на молочной ферме, на кирпичном заводе, на фарфоровом заводе. Было очень тяжело, изнурительно находиться под солнцем в поле, огороде. Особенно трудно было на производстве кирпича, который изготавливался вручную. Больные, немощные, старики и дети работали на вышивальной и швейной фабриках.

Среди женщин-заключённых была высокая смертность и инвалидность. Одни умирали от болезней, другие от моральных мук, некоторые не выносили сурового климата Центрального Казахстана.

Власть прилагала немалые усилия к тому, чтобы обезличить тех, кого загоняла в лагеря. А попадали туда женщины разных национальностей, социального положения и профессий.

В лагере среди прочих выделялись женщины, которые не были жёнами "изменников родины" и не являлись членами их семей (ЧСИР). Но особо жестокое к ним отношение со стороны надзирателей предписывалось распоряжениями сверху.

Они не были революционерками, стремившимися к смене режима. Они не воровали деньги из казны, не занимались порчей государственного имущества. Но эти и многие другие преступления против власти инкриминировались им в вину. Потому что это были женщины, готовые отказаться от всего, кроме самого для них главного – православной веры.

Сказать при всех, что ты верующий человек, в то богоборческое время было равносильно объявить себя сумасшедшим.

Много православных страдало в лагерных узах. Некоторые из них, живя в тяжелейших условиях, озлобились, не сохранили любовь к ближнему, впали в грех осуждения. Но многие до последней минуты своей жизни хранили веру, надежду и любовь.

Администрация лагеря характеризовала Евдокию Прохоровну так: "Хорошая, добросовестная работница. Любит труд. Норму вырабатывает на 114 %. Качество работы хорошее, дисциплинирована. Инвалид группы "Б".

Но преследование её не прекратилось и в лагере. Несломленную духом 66-летнюю инокиню через четыре года вместе с одиннадцатью другими узницами вновь арестовали по обвинению в том, что "они, отбывая меру наказания по первому приговору в Акмолинском отделении Карлага, будучи враждебно настроенными к советской власти на протяжении всего времени, начиная с июня месяца 1941 г., проводили контрреволюционную деятельность, направленную против советского строя, были организаторами в проведении антисоветской агитации, прикрываясь религиозными убеждениями. С 3 июля 1941 г., будучи годными к физическому труду и обеспечены продуктами питания, не выходили на работу по день ареста. Виновными себя не признали, за исключением того, что они религиозные и проводили религиозные обряды".

20 апреля 1942 года судебная коллегия по уголовным делам Карагандинского областного суда в Акмолинском отделении КАРЛАГа приговорила к расстрелу Евдокию Прохоровну Андрианову и ещё десять арестованных с ней женщин: Наталью Фёдоровну Копытину, Александру Михайловну Смолякову (обе из Рязанской области), Наталью Семёновну Карих (из Тамбовской области), Акулину Степановну Дубовскую (из Белоруссии), Анну Антоновну Водоланову, Ирину Лаврентьевну Гуменюк, Ксению Михайловну Радунь, Марфу Ивановну Дударенко, Домну Ефимовну Василькову, Татьяну Игнатьевну Кушнир (все из Украины).

"Они безропотно претерпели лагерные муки и со смирением склонили свои главы в час смертный".

Место их захоронения неизвестно.

Реабилитация пришла только спустя полвека по Закону Республики Казахстан от 14 апреля 1993 года "О реабилитации жертв массовых политических репрессий".

В августе 2000 года по представлению Алматинской епархии Архиерейский Юбилейный Собор Русской Православной Церкви прославил в лике святых и причислил нашу землячку – акмолинскую преподобномученицу Евдокию (Андрианову) – в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века.

Память о ней свято хранят и земляки. 12 июня 2016 года рядом с Иерусалимским храмом города Воскресенска состоялось освящение Поклонного креста в память о святых новомучениках воскресенских. На основании мраморного креста нанесено и имя преподобномученицы Евдокии Андриановой.


(Лысенков В.И. Излучины бытия. – М.: Интеллект-Центр, 2012 – 128 стр., ил.)