Брызги
Вы ещё не пенсионер? Если нет, то не переживайте, это у вас впереди, в будущем. Я, по хорошему, завидую Вам, у Вас есть будущее. А я пенсионер, будущего у меня нет, за то у меня есть счастливое настоящее. Почему настоящее у меня счастливое? Причин этому несколько. Первая причина, мне некуда спешить. Просто не надо торопиться. Теперь я всюду успею. Не надо ни на кого злиться, не надо спорить и завидовать, что - то доказывать. Мои проблемы, число которых раньше было бесконечным, неожиданно куда - то испарились, просто их не стало. Любая погода, в радость. Если ясно и жарко, хорошо, тучи и дождь, ещё лучше, если надвигается гроза, буря, то душа моя ликует, природа являет нрав свой. Просто теперь я всех понимаю и всех люблю.
Я прожил удивительную жизнь. Когда жил, то не все дни были праздником. Были и не праздники. Однажды на Севере, нам с напарником моим Романом, поручили запустить в тундре наш Формост и перегнать его в Пангоды и сдать в тамошнюю автобазу. К Формосту повез нас ЗИЛ 131, бензовоз, дорогу уже пробили, но ни кому не сообщали. Это преступная система управления производством, руководства стройки. Мы не успеваем к новому году сдать строительство газового комплекса по подготовке газа к транспортировке, а Дирекция не может притащить по тундре оборудование, чтобы начать монтаж, нет дороги. Когда ребята, которые тащили сани с многотонными железками, выезжали на прочищенную дорогу, то наши боги, направляли колонну самосвалов ТАТРА, посыпали дорогу песком, чтобы было хорошо ездить. Ребята, которые тащили тракторами тяжеленные сани, цепляли несколько тракторов, рвали тросы, кровенили руки, мучились, но тащили. Так что не во всех подвигах на Севере виновата природа.
Так вот, я и Роман, напарник мой, тюменский татарин, напарник мой уже неделю, едем на бензовозе к, брошенному в тундре, Формосту. По пути заехали в карьер, где знакомый механик дал две новых паяльных лампы. Приехали, завели лампы, стали греть двигатель, запустили и подогреватель Формоста. Разогрели, запуск. Стартер крутит, но мощи не хватает, чтобы провернуть после декомпрессора. Аккумулятор сел. Мы с Романом в ауте. Развели костёр, подливаем солярки, сидим, зимуем. Ночь, звёзды, морозец. Формост стоит на промёрзшем болоте в тридцати метрах от прочищенной дороги. Мы возили лес для тог, чтобы замостить это болото. Дорога пуста. Вдруг, а в жизни многое случается вдруг, вдали показался свет, кто то - едет. Подошёл такой же Формост, только из Московской организации. Дорогу эту пробивали вместе с ними. Мы из Надыма, а они от Пангод. Я попросил помочь запустить двигатель. Водитель согласился, и начал подъезжать к нашему Формосту. Подъехать не смог, потому что ехал одной тележкой, порвал карданные валы. Мы сняли с него аккумуляторы, сняли свои, а это целое дело. Аккумуляторный отсек утеплён, полсотни болтиков. Наконец двигатель наш запустился, я стал устанавливать свои аккумуляторы, а Роман ставил его. Двигатель работал спокойно и вдруг заглох. Солярка кончилась. Солярки гость наш не дал, и поехал от нас. Отъехал с полкилометра, встал, и видимо лёг спать. За аккумуляторы он с нас стребовал барабан ручного тормоза, который он будет брать завтра.
Бензин в паяльных лампах закончился, одна правда заработала на солярке. Пошли с Романом в кабину. Я говорю, Роман, мы можем погибнуть, угореть от лампы. Ты спи четыре часа, я дежурю, потом поменяемся. Четыре часа, лампой, то грел, то гасил, чтобы было чем дышать, Роман храпел на водительском сидении. Через, честных, четыре часа я попытался Романа разбудить. До самого рассвета он храпел, и я перестал его будить. Думал, уснёт, и мы умрём. Утром Роман говорит, что и мамка его разбудить не могла до утра.
Утром разожгли костерок, из дороги выковырнули два сырых бревна, сложили крестом и поливали импортным маслом, была канистра 10 литров. Костерок коптил, но горел. Подъехал наш спаситель, поглядел на нас прокопчённых. Я ему сказал, что барабан он пусть снимает сам. Вылезать из кабины он побоялся, приоткрыл окно и выбросил нам банку тушёнки, и уехал. Банку я вскрыл, Поставил на костерок, чтобы подогреть, подогрел и ножом черпнул тушёнку и положил себе в рот. Что тут началось, во рту словами не сказать, я подумал, что смертельная отрава, необыкновенная, я стал ползать по снегу и есть снег ртом и плевать, а мой напарник наблюдал, и в тоже время начал ножом есть туже тушёнку, и та же история, начал блевать и пихать снег в рот. Проплевались, изматерились, успокоились. Через 2 часа на дороге из Надыма показался бензовоз. С разгона пробил бруствер, подъехал к нам. Весёлый, радостный, говорит, что нас потеряли. Дал нам кусок сала и кусок хлеба, а в бензовозе бензин. Налил бензина полбочки и уехал, сказал, что следом едет Григорий, у него солярка. Подъехал Григорий, Ростовский солидный дядька. Гриша дай солярки. Отвечает:- Нэ дам. Дорога плоха, не полная бочка оторвётся. Я говорю, Гриша дай 100 литров. Григорий отвечает, что с центнер дам. Пока я, заливая топливо, рассказывал Григорию о том, как мы ночевали, налилось 600 литров, полный бак. Оставив хлеб и сало, он уехал. Двигатель легко запустился. Выехали на дорогу и поехали в Пангоды. Пангоды, это Медвежье месторождение газа. Из Пангод строилась первая нитка газопровода Ндым – Пунга. У меня ещё было будущее.
Потому, что у меня было будущее, поэтому, иногда, случались и праздники. Однажды, ехали мы с напарником, которого звали Алик, из населённого пункта Лабытнанги в Надым. Это зимник. Зимник, это поездка зимой по дороге, которая есть только зимой. Мороз был крепкий. Думаю, к пятидесяти градусам Цельсия приближалось. Автомобиль наш о температуре за бортом, рассказывал. Большой автомобиль. Ракетовоз с двумя кабинами. МАЗ 543 и кличка его «Ураган». Четыре оси, подвеска колёс независимая. Когда мороз крепчает, доходит до 45, амортизаторы в подвеске начинают петь, издавать звуки. Масло переохлаждается, густеет и не успевает проходить через клапаны, и издаёт звук. В небе заметили свечение, остановились, вышли и о чудо. Северное сияние. Чудо это тогда я увидел впервые. Больше часа мы с Аликом любовались, восхищались и радовались. Если нас кто то - бы видел, подумал бы, что мы дураки. В такой мороз, пляшут под небом, рядом огромный, гружёный, автомобиль.
На небе светились занавеси, расположенные рядами. Светились разным цветом, колыхались, цвет неожиданно, бежал по рядам занавесей, и в душе росла немая музыка, и музыка совпадала со светом, цветом и колебаниями. Музыку эту нельзя описать словами, наверное, нельзя сыграть ни на каких инструментах. Сияний я видел много, но это были маловыразительные, одноцветные, вот такое чудо удалось увидеть три раза. Один раз сидим в аэропорту в Надыме, сел самолёт грузовой АН-12. В вагончик вошли лётчики и по переговорному устройству стали просить диспетчера, чтобы он не докладывал в Тюмень, о том, что они пролетели глиссаду, и спикировали на полосу. Диспетчер уже доложил и летунов накажут. Лётчики летели и любовались Северным сиянием. Мы вышли из вагончика, а небеса полыхают от горизонта, до горизонта. Вот такое чудо можно встретить в суровых северных местах.
Сейчас я Вам расскажу Вам одну удивительную вещь. Вещь, это не подходящее слово, но другого слова, не подворачивается. Мало кто слышал, как хохочет смерть. Я слышал, и не я один, и я Вам, как сумею, расскажу.
Есть в России река Надым. Широкая, с быстрым течением, мощная река. Привыкнуть к ней и изучить за три года я не смог, потому что работал, не до реки было. По реке сделали зимник. Прочистили дорогу от снега, прошёл бурильный агрегат, пробурил скважины. Пустили транспорт. Сначала Уралы и КрАЗы, а потом и нас. Возили пригрузы. Пригруз, это 4,5 тонны бетонное полукольцо. Пригружают трубу газопровода в воде и болоте. Труба имеет плавучесть. Если по новому зимнику едешь днём, то впереди видишь, как из пробуренной скважины бьёт фонтан воды. Автомобиль гонит волну и выдавливает воду. В некоторых местах из скважины выбурили землю, лёд промёрз до дна. Ездим неделю, всё нормально. И вдруг, едем ночью, слышим, из - под - колёс, громкие звуки, гомерический хохот. Остановился, с Аликом поговорили, ни чего не поняли, и поехали дальше. Следующий рейс с грузом в 20 тонн, хохот уже басом. Оказалось, уровень воды в реке изменился, некоторые участки льда, которые лежали на мели, повисли в воздухе. Когда тяжёлый автомобиль двигался по такому куполу, лёд издавал звуки. Хорошо не проломился. Не проломился, значит, будущее сохраняется, ждёт меня.
Когда термометр показывает ниже ноля, пятьдесят градусов по Цельсию, за машиной тянется инверсионный след. Видели след за самолётом высоко в небе. Там за - 50. Возили мы цемент в мешках на строительство газокомпрессорной станции на трассе. Расстояние 180 километров. Двадцать тонн цемента на поддонах, автокран загружает полчаса. Ураганы один за другим устремляются на трассу. Задача, любой ценой обогнать впереди идущий Ураган с цементом. Обогнать надо потому, что разгружают руками. 400 мешков по пятьдесят килограммов, пять часов. Потом бригада уйдёт обедать, потом по радио будут бригаду зазывать на разгрузку, а время идёт. Однажды, завели пораньше, поехали грузиться, мороз давил. Загрузились, погнали. Зимник по лесу, то вверх, то вниз. В низине белый дым, толи пар, в тумане этом ни чего не видно. Поднялся повыше, чисто. Потом туман этот сплошной полосой, кого - то догоняем. Догнали, Ураган трубовоз. Из выхлопных труб струи дыма с паром. Ураган тяжело идёт на подъём, механик – водитель стоит на подножке, понял, что в дыму кто – то догоняет. Повезло, разошлись и теперь он пошёл в нашем инверсионном следу. Приехали на разгрузку, в конторке нас не ждали, ругаются. Чёрт вас принёс, такой мороз, как я людей заставлю разгружать, дышать невозможно. Молодая диспетчер говорит:- «Я же Вам говорила, что приедут, приедут эти и ещё одни, это придурки, им море по колено. Начали бригаду собирать. Через полчаса вторые придурки гонят, белый дым усами развевая. На таком морозе металл теряет свои свойства. Стрелы у кранов, траки гусениц хрупко ломаются. Дышать можно только через шарф, или прикрывая варежкой. Нос не успевает прогревать воздух, и мороз прихватывает лёгкие. В такой мороз обычно безветрие, но идти можно в одну сторону, а если надо идти обратно, то открытые части лица жгут какие – то иголки ледяные. Иголок глаз не видит, но воздух на солнце искрится. Всегда, промёрзший воздух, потихоньку, куда - то движется, поэтому сюда идти легче, чем навстречу лёгкому дуновению. Это дыхание имеет своё название, но я забыл, много лет там не был, наверное, хиуз. Нам повезло, разъехались, а один наш товарищ, загрузился вечером, Рано утром уехал на трассу, такой же мороз, и при обгоне, правой кабиной протаранил трубовоз. Счастье ходило с нами со всеми рядом. Кабину срезал, ушла в трубу, а напарник лежал на сидениях, труба прошла над ним. Невредим. Когда я вспоминаю эти будни, много хороших мыслей посещают меня. Рассказывать о них сейчас я не буду. Но не только приятные мысли, возникают и вопросы, почему дети тех, с кем мы вместе возили, барахтались в снегу в пургу, выкапывая лопатами застрявшие машины, скачут на площади и кричат: - «Москалей на ножи». Тогда у меня ещё было будущее.
Разные ситуации возникают в жизни и возникают неожиданно, часто, когда их совсем не ждёшь. Мы с напарником Аликом ходили, или ездили рейсами по зимнику Надым Лабытнанги. Лабытнанги это посёлок, железнодорожная станция, конечная. Железная дорога Воркута – Салехард. Салехард, столица Ямало-Ненецкого округа, находится на одном берегу реки Обь, а Лабытнанги на другом. Река Обь два километра шириной, и ледовая переправа непредсказуема. Ещё дополнительно таскали за собой от Лабытнангов до Надыма жилые вагончики. За каждый доставленный вагончик, нам платили по 30 рублей каждому. Готовились завтра утром выезжать в рейс. К нам подошёл маленького роста азербайджанец. Мы его знали, он работал оператором компрессора у отделочников. Попросил нас, чтобы мы притащили ему вагончик. Мы пообещали, но он собрался с нами ехать. Ладно, говорю, пока мы будем грузиться, ты вагончик подготовишь. Надо увязать его толстой проволокой, чтобы не развалился. Увеличить сваркой отверстие в дышле, так как у Урагана фаркоп большой. Утром к пяти часам, я завёл Ураган, подъехал к Алику. Пикнул, Алик уже к поездке готов, выскочил, сел в другую кабину. Я подъехал к жилью нашего пассажира, посигналил, полчаса ждал, собрался уезжать, он появился, сел на сидение за моей спиной и, наконец, мы поехали. Утро, это ночь, рассвет наступит в 11 часов. Едем час, впереди далеко возник луч света. Светит в небо и моргает. Это впереди идёт тяжело кружённый Ураган и просит, чтобы я уступил ему дорогу. Обычное дело. Я подобрал место, где можно свернуть в снег, свернул, проехал взад, вперёд, чтобы без проблем можно было, потом уехать, остановился и заглушил двигатель. На Урагане установлен мощный танковый двигатель, который нужно сразу глушить, когда нет нагрузки. Сидим, смотрим, как к нам приближается Ураган с грузом и с вагончиком на буксире. Слышу за спиной дробный стук ногами. Включил свет в кабине, и вижу, мой пассажир в остроносых туфлях. Я спросил: - «Ты куда в туфлях собрался» Он отвечает: - « А я уже иб**и этот Север. Включай печку». Идиотизм человека этого меня потряс. Я объяснил, что печку я и не выключал, она еле, еле отдувает лобовое стекло. Разъехались со встречным, я полез к двигателю, там у нас с Аликом, сушились унты, достал и дал ему. Унты сохли там неделями, были горячими. Он с радостью одел их вместе с туфлями. До Лабытнанг от Надыма 400 километров. Зимник идёт вдоль железной дороги, которую строили заключённые в Сталинские времена. Стоят заколоченные лагеря. Некоторые лагеря отремонтировали и сделали пункты отдыха. Названия я забыл, по моему, Танапча и Ярудей, толи Хорей. Железная дорога тогда ещё лежала. Говорят, сейчас все рельсы украли. В тех местах, где через протоки стоят мосты на деревянных сваях мосты за 20 лет поднялись на метр, полтора. Лёд выдавливает сваи. Есть небольшой, в несколько домов, посёлочек Полуй. Живут там, в основном, работники связи. Идёт линия связи Москва – Игарка.
До Оби доехали без приключений. За Обью Лабытнанги. Груз нам перевозили на эту сторону, но мне сказали, чтобы я переправлялся в Лабытнанги. Клиенту показали вагончик, рассказали, что надо делать и поехали через реку. Дело не простое, но переехали. Зовут к рации. Директор нашей автобазы, говорит, Михалыч, вагончик не бери, грузись и бери на буксир два бензовоза МАЗ 500. Пока грузились, заправляли бензовозы, один дизтопливом, другой бензином, день почти закончился. Переправились обратно. Наш клиент спит в вагончике, ни чего не делал. Мы с напарником его отматерили. Начали увязывать проволокой и резать дышло. Подошёл знакомый мужик. Начальник участка в УМР. Получил и гонит колонну техники. Основные К – 700, и другая техника. Тащат сани, вагончики. Говорит, что пришло радио, впереди тёплый фронт, сильный ветер. Значит пурга. Подъехали бензовозы и с ними Урал. Работал у нас в автохозяйстве парнишка из Москвы. Слухи ходили – брат министра нашего. Говорит, что поедет с нами. Договорились, трогайте, а я Вас догоню, улажу вагончик. Прошёл час, как колонна ушла, зацепив вагончик, тронулись и мы. Смеркалось. Проехав 14 километров, догнали колонну. Все стоят. Я пошёл вперёд. Стоит передний Кировец, а в трёх метрах от него стена. Ветер ураганной силы и буран. А у Кировца только снежинки кружатся, и тишина. Поговорили, тронулись, и началось. Началось то, без чего жизнь бы была пресной. Буксовали, цепляли друг друга тросами. С начальником УМРовской колонны, гонялись бегом за бульдозером С-100. Заснул, и пашет куда - то в буран, догнали, бежим из последних сил, снег кидаем в кабину, а он спит. Проснулся, дали по роже, поехал на место. Ребята молодцы, работяги, орденов таким не жалко, но у нас нету, а у кого есть, они в тепле сидят, им романтики не понять. К рассвету метель стихла, крепчает мороз, ехать стало легче. Будущее снова впереди.
Когда я вспоминаю это, и другие брызги моей жизни, мне кажется, что у меня счастливое настоящее.
.