Начало http://www.proza.ru/2015/07/02/1497
П о э т:
Никого. Ничего. Город, как диковинный зверь, свернулся клубком,
фосфоресцируя ночными фонарями и вздрагивая
от далёких зарев.
Какая-то парочка выходит в обнимку из весёлого заведенья,
и лица, выхваченные фарами из темноты,
подобны искажённым бледным маскам Электры и Ореста
в ночь накануне злодеянья, -
оно грядёт, возмездие сегодняшних эриний:
привычка, равнодушие, тоска.
Кто этот, кто живёт с тобою бок о бок?
И ест за одним столом с тобою, и спит в одной постели
с тобою? Знал ли ты его когда-нибудь?
Или этот, вон там, обезличенный тьмой, который не хочет,
чтобы ты его забывал, - кто он? Никто.
Только выставленные вперёд две руки слепого Эдипа
иногда задевают тебя в толпе
таких же безликих. В дверях третьеразрядной гостиницы
Византия
снуют сутенёры и педерасты,
у входа стоит одноглазый швейцар — блистательный
отпрыск Палеологов,
обладатель несметных прыщей, алкоголических страхов
и аристократической глухоты:
«Извините, куда ведёт эта дорога?»
Никуда: только за угол и -
угодишь в бездну...
О п я т ь т о т, н а с в и с т ы в а ю щ и й «П а л о м у»:
А вспомните, как мы расставались с друзьями детства и тоску
при виде опустевших комнат: «Уехали», - твердили мы,
и нас душили слёзы,
впервые не по-детски. В четырёх углах и холодно, и гулко,
на голых стенах пятна от картин,
как маленькие символы большой тоски. «Уехали», -
твердили мы, и в голосе дрожали
все будущие наши расставанья. А эти неизвестно
откуда взявшиеся люди
чужими голосами говорили неизвестно для чего какие-то слова:
мол, всё забудется, мол, всё пройдёт и перемелется -
мука, мол, будет! Неужели
они действительно забыли, что ничего на свете не проходит:
всё, что было,
когда-нибудь опять воскреснет — ошеломляюще
и непредотвратимо.
О дружба детства, негромкая прелюдия любви!
Ч е л о в е к в к е п к е:
71. И вместе с двумя товарищами его привели на маленький
холм неподалёку от города,
72. позади развалин старой больницы.
73. И начинала заниматься заря.
74. И по старинному обычаю офицер подошёл к первому
товарищу и спросил:
75. Какое у тебя последнее желание?
76. И тот, кого он спрашивал, ответил: выкурить сигарету;
и ему дали.
77. И офицер подошёл ко второму товарищу и спросил его тоже.
78. И тот просил, чтобы принесли большой камень.
79. Офицер удивился, но сказал, чтобы принесли.
80. И тогда тот, кто просил, обеими ногами встал на этот
камень,
81. ибо он был мал ростом.
(Большая пауза.)
Х о р:
Лиши нас любви и славы, лиши нас мечты и дружбы,
даже лиши терпенья,
лиши, если хочешь, всего, о жизнь, но не лишай одного!
Лишённый этого беден,
пускай у него все богатства, пускай у него вся слава,
он одинок вовеки,
о жизнь, святая, любимая, нет, не отнимай у нас
нашей любви к тебе!
П о э т:
И глухо заперты дома.
И люди,
так некогда любившие друг друга,
теперь лежат в одной постели и не касаются друг друга.
И только страх остаться одному и потерять привитую
за столько лет привычку
на стол тарелку ставить лишнюю
да тщательно лелеемая жалость -
опять же к самому себе: загублена вся жизнь! -
их поневоле связывают, хотя, проснувшись среди ночи, каждый
не преминет подумать о другом, храпящем рядом: «Хоть бы он
скорее, что ли, умер...»
И глухо заперты дома.
И люди
встают бесшумно и на ощупь, боясь наткнуться
на темноту, подходят к зеркалу и трогают холодное стекло
в надежде дотронуться слепыми от недоверия руками
до своего лица. И вспыхивает спичка — и они
отшатываются: из зеркала, прищурясь,
их подозрительно рассматривает некто совсем чужой.
Эй, кто же ты? Слепое недоверие к другим за шагом шаг
их привело к потере
самих себя навеки.
И глухо заперты дома.
И люди,
от одиночества сошедшие с ума, и мёртвые с тоски,
и малодушно
погрязшие в безгрешности, и эти, вымаливающие отпущенье
своих немыслимых грехов;
и люди,
построившие на песке дворцы своих страстей
и погребённые под их обломками, и эти, ещё надеющиеся
на что-то,
спят и не могут глаз сомкнуть,
храпят и бредят
люди.
Аптеки нагромождением мерцающих бутылей похожи
на нездоровые лунные пейзажи. А церкви — на руины рая,
низвергнутого на землю. Шаги ночного сторожа вдали
звучат неровно, неуверенно, как будто
вдруг до его сознанья неясно начинает доходить,
что сторожит он
лишь чёрные развалины того,
что называлось миром. И никогда, в окаменелом роясь прахе,
не смогут археологи понять,
сколь было велико людское горе.
(Пауза.)
М у ж ч и н ы:
Вертись, вертись, Земля, вертись веретеном,
пряди за ночью ночь и день за днём,
пряди за годом год,
за веком век -
пряди поход и взгляд вперёд, и путь назад, и вновь поход,
пряди позор и торжество, и спор с собой, и спор с судьбой,
и трубный глас, и трупный смрад —
пряди, Земля, пряди
за правду вечный бой!
Ж е н щ и н ы:
Вертись, о, вертись, веретёнце,
пряди, наша бедная прялка,
одежду и сказки, а пуще,
о господи боже, мечту:
мечта — это праздник грядущий
мечта — это слава и солнце,
и светит она, как любовь,
и жжёт, словно правда.
А г н о с т и к:
Кто я? Куда иду? И как
я оказался вдруг из бесконечного, как мне казалось,
детства переброшен
в чужое это время с низким потолком?
Слова, которыми я говорю, и мысли, которыми я мыслю,
и чувства, которыми живу, -
всё это глина в пальцах времени, я каждый день — другой,
совсем не тот, кем был вчера. События, предметы, лица
меня не знают и не помнят — точно так же,
как я не знаю и не помню их,
я им чужой, они чужие мне, и фотокарточки —
лишь маленькие щели,
через которые просвечивает ад, со всем его мертвецким
обиходом.
Любовь и слава, даже смерть звучат в кромешном
одиночестве не больше,
чем осторожно задеваемая мебель
в случайной комнате слепцом — мне страшно, я боюсь...
М у ж ч и н ы:
Голос сражающегося мужчины издалека слышит будущее
и праздник свой приближает.
Ж е н щ и н ы:
Голос поющей вселенной всем нутром слышит женщина
и рожает.
Х о р:
Полновесней, чем груди матери, ночи, всеобъятней,
чем руки мужчин, ночи —
и, о смерть, бессмысленная награда за эту немыслимую
благодать!
Из какого же детского сновиденья, из каких предвечных глубин
подсознанья,
из какого восторга души рождается
это смутное воспоминанье
соразмерности звёздного мира,
где нам выпало только страдать?
***
Окончание http://www.proza.ru/2015/07/15/110
На фото: актёр театра Виктор Шестопёров (Камерный театр, Тольятти 1976 г.)