Трагедия перфоратора

Петр Ольшевский
               

                Первое  действие.

  Богатым  солнцем  днем  у  утопающего  в  зелени  ряда  могил  в  черных  костюмных  брюках  и  салатовой  рубашке  с  закатанными  рукавами  стоит  обладающий  оперным  голосом  и  проживший  уже  около  пятидесяти  лет  Дмитрий  Плотников.
 
Плотников. Не  спеть  ли  мне  тебе… как  думаешь? Ты  удивишься , но  у  меня  теперь  бас. Никакими  специальными  упражнениями  я  его  у  себя  не  развивал , да  это  бы  и  не  прошло , голососовые  природные  данные-то  у  меня  ему  противоположны. Но  нежданно  вот  так… вот… ты  послушай. Из  моей  собственной  оперы , которую  я  еще  не  довел  до  ума. «Я… как  ширма  для  ме-ня – того  ме-ня , что  глубже  древней  рыбы – мы  бы , мы  бы… уплыли  словно  ры-бы  от  ры-ба-ка  с  тротиловым  подарком  в  районе  зато-пле-ния  полей – по  полю  по  су-хому  мы  бы… от  не-го.. не  унес-лисьььь». Комедию  я  перед  тобой  не  ломаю. Действительно  пою  сам – магнитофона  с  записью  чужого  голоса  у  меня  где-нибудь  за  пазухой  нет. Ты  имеешь  силы  за  меня  радоваться? Если  тебе  любопытно , сегодня  ночью  я  спал , подобно  бревну. Полагаешь , без  снов? Отнюдь. Подобно  бревну , плывущему  по  реке  сновидений. Поэтому  я  и  кусок  для  исполнения  выбрал  соответствующий – связанный  с  водной  тематикой. Я  пел  о  рыбах. Ты  должен  помнить.

  С  накинутым  на  плечо  пиджаком  к  Дмитрию  Плотникову  раскованно  приближается  подозрительный  Андрей  Енютин.

Плотников. Чем  интересуемся?
Енютин. Мне  бы  могилу  старца  Апполинария.
Плотников. Она  от  вас  метрах  в  трех.
Енютин. При  взгляде  прямо?
Плотников. Поглядев  через  плечо , вы  ее  не  увидите.
Енютин. Чтобы  отогнать  нечистого , через  плечо  полагается  плеваться. Три  раза. Вы  сказали , три  метра?
Плотников. Да.
Енютин. Это  до  могилы  благочестивого  старца. А  количество  рек , по  повериям  текущих  в  преисподней, равняется  четырем. Река  жаб, река  змей , река  огня  и  река  снега.

Плотников. Что  значит , река  снега?
Енютин. Не  знаю.
Плотников. А  о  реках  вы… зачем  заговорили?
Енютин. А  вы  о  них  никогда  не  говорите?
Плотников. Совсем  недавно  я  говорил  о  реке  сновидений.
Енютин. Кому?
Плотников. Тому , кто  давно  умер. Не  старцу  Апполинарию. Я  ему  страшно  признателен , но  обращался  я  не  к  нему. С  отцом  я  общался! Отцовская  могила  тут… по  соседству  с  могилой  старца. Сочинив  оперу, я  пропел  отцу  крохотный  отрывок , в  котором  фигурировали  рыбы.
Енютин. Синодонт. Барбус.
Плотников. Чего?
Енютин. Название  рыбы. Черного  перевертыша. У  вас  возникают  дилеммы? Хотя  относящиеся  к  окурку. К  вопросу , куда  его  бросать – в  урну  или  в  опущенный  капюшон  идущей  впереди  женщины.
Плотников. Я  не  курю.
Енютин. Хотите  долго-долго  жить?
Плотников. Я  певец. Нам  вредно.
Енютин. А  слесарю  не  вредно?
Плотников. Ему  бы  поменьше  пить. Он  работает  руками , и  с  перепоя  они  у  него  могут  трястись , что  не  профессионально. А  мы  трудимся  голосом. Будем  много  курить  и  вместо  бывшего  у  нас  высокого  получим  неблагозвучно  опустившийся  в  низкие  октавы.

Енютин. Когда  я  сюда  подходил , мои  уши  уловили  чей-то  распрекрасный  бас. Не  ваш?
Плотников. Я  не  показатель. Со  мной  случилось  чудо.
Енютин. Старец  помог?
Плотников. Угу.
Енютин. Если  вы  что-то  выпросили  у  Господа  не  самостоятельно , ценность  приобретенного  теряется. Но  пели  вы  славно… парадокс? Вы  не  отмалчивайтесь , а  то  это , знаете  ли , не  разговор  по  душам.
Плотников. А  с  какой  нужды  мне  быть  с  вами  откровенным?
Енютин. В  доме  опять  появились  бананы. С  приходом  прежней  сожительницы , затребовавшей  за  возврат  ее  заботливости  переписать  на  нее  половину  имущества. План  самоубийства  вы  набросали? Отвечающие  за  улыбку  мышцы  лица  у  вас  атрофированы?
Плотников. Интуиция  вас  не  подводит. Когда  я  был  тенором , смех  мне  не  возбранялся , но  теперь  я  бас , а  им… нам… присуща  значительность  и  солидность  поведения  наедине  с  собой  и  на  людях.

Енютин. Из  теноров  в  басы  вы  перешли  за  счет  операции?
Плотников. Я  помолился  старцу  Апполинарию. Говорить  более  подробно  пока  не  собираюсь.
Енютин. А  пропеть?
Плотников. Я  уже  пел. Четырнадцать  лет  в  Большом  театре.
Енютин. Затем  покинули  сцену  ради  административной  должности?
Плотников. «Кто  пря-чет-ся  в  сугробе… ес-ли  ты  мне  друг , остань-ся  в  не-ееееем. В  зад-нем  от-секе  заг-нанным  зверем  повой… отрывисто  о  сам-ках , что  проку-сили  шланг… спускавшийся  к  тебе , подпитыва-яяяяя».

Енютин. Отвращение  к  женщинам?
Плотников. В  чем?
Енютин. В  вашей  песне.
Плотников. В  опере.
Енютин. Ну  и?
Плотников. Нет. Я  и  существую  и  нет , но  отвращения  к  женщинам  однозначно  нет. Лимит  моей  терпимости  к  ним  нисколько  не  исчерпан.
Енютин. Они  вам  снятся?
Плотников. Накануне  мне  снился  полководец.
Енютин. Александр  Македонский?
Плотников. Александр… Васильевич  Суворов. Мы  сидели  с  ним  в  горной  избе , по-видимому  в  Швейцарии , и  пили  кофе  с  рогаликами.
Енютин. Мило.
Плотников. Мы  отдыхали , беседовали , кофе  у  нас  кончился , и  Александр  Васильевич  завелся , стал  кричать , почему  такой  маленький  кофейник , не  изрубить  ли  вам  тут  всех  на  ломти – я  насилу  отговорил  его  от  хватаний  за  саблю. Каким-то  образом  выразить  гнев  ему  требовалось , и  мы  с  ним , подняв  кулаки , затянули  гимн  протеста. Он  густым  породистым  баритоном , я  дребезжащим  блеющим  фальцетом… я  могу  поймать  тебе  овцу , сказал  мне  Алекандр  Васильевич. А  что  я  буду  с  ней  делать? – осведомился  я. А  что  хочешь , промолвил  он. Потом  мы  вышли  прогуляться , и  Александр  Васильевич  поведал  мне  об  уклонисте.
Енютин. От  призыва?
Плотников. Его  выловили  в  пензенских… в  липецкий  лесах. Притащили  в  военкомат , и  он  из  окна  туалета  прыгнул  под  электричку.
Енютин. Он  ее  не  заметил?
Плотников. Приснится  вам  Суворов – поинтересуйтесь. Мне  о  том  человеке  Александр  Васильевич  сказал  коротко.
Енютин. И  не  очень  ясно.
Плотников. Мы  шли  между  угрожающе  тянувшимися  к  нам  березами. Александр  Васильевич  на  это  гордо  не  реагировал , а  я  сбивал  палкой  наросты. С  деревьев.
Енютин. Вы – убийца  наростов.
Плотников. Деревья   сильные , могучие , наросты  беззащитные , особенно  деревьям  не  докучающие… я  поступал  жестоко.

Енютин. Ошибка  вышла.
Плотников. Небольшая.
Енютин. Но  в  самом  начале  расчетов. В  первой  строчке  уравнения , которое  затем  заняло  всю  стену. Плотников. «Волной  па-ники  сбиты  стран-ники , поищи  в  холодиль-нике… мои   кос-ти… ты  и  она… собаках  их  брось-те. Я  растил  себя  лелеял , а  дозрев-ший  плод  упал-ллл… в  другие  ру-кииии».
Енютин. Ваша  опера   предназначена  для  публичного  исполнения?
Плотников. Мне  неведомо  стремление  исключительно  покрасоваться. Наградят  аплодисментами – счастье , не  воспримут – позор: я  вершу  мой  путь  без  подобного  гнета. Сочиняю  вне   практических  соображений.
Енютин. Давайте  я  вас  сразу  поздравлю. В  графе «амбиции»  у  вас  прочерк , хамские  отзывы  вашу  честь  не  заденут , в  вашей  квартире  в  люстре  что? Плотников. Лампы.
Енютин. Вы  ответили  бесхитростно. В  нашем  дальнейшем  общении  я  попытаюсь  подстроиться  под  ваш  стиль. Отодвиньте  уши  от  черепа.
Плотников. Оттопырить?
Енютин. Замрите  и  вслушивайтесь. Это  звук  поезда. Плотников. Гудок?
Енютин. Стук  колес. Поезда  какого  следования? Дальнего? Вдоль  кладбище  ездят  и  они. Начальник  этой  железной  дороги  мне  знаком. Он  мне  говорил , что , когда  в  руках  есть  мощь , крестишься  как-то  уверенней. Не  заглядывайте  в  комнату , кричал  он – я  готовлю  новогодние  подарки! Вы  сможете  предположить , чем  он  там  занимался?

Плотников. Лифт  я  не  жду.
Енютин. Интересно.
Плотников. У  нас  в  подъезде  лифт  ходит  неспешно. Пока  дождешься , покуришь , поразмышляешь… природа  создается  Богом  и  уничтожается  человеком – не  удивляйтесь , если  она  отомстит.
Енютин. Тайфунами  и  землетрясениями  она  и  сейчас…
Плотников. Она? Не  Бог?
Енютин. А  вы , как  выясняется , энергичный. Сбегаете  по  склону  к  речке , размахиваете  руками , и  утки  отплывают. Вы  повторяете  ваш  бег  с  размахиваниями  еще  и  еще , вкладываете  в  реализацию  замысла  ежедневное  упрямство , и  где  же  утки? Чинно  плавают  у  берега. Привыкли.
Плотников. Рядом  с  моей  дачей  речка  имелась. Уток  я  на  ней  не  видел , но  в  удовольствии  искупаться  себе  не  отказывал. Приехав  из  театра , накидывал  на  плечо  махровое  полотенце  и  на  проваливающихся  в  мелкие  впадины  ногах  плелся  занырнуть.
Енютин. Течение-то  быстрое?
Плотников. Меня  не  сносило. На  сушу  я  выбирался  в  том  же  месте… однажды , помню , вылез  и  съел  очень  вкусный  мандарин.
Енютин. Нашли  в  траве?
Плотников. Взял  из  дома. Захотел  сжевать  второй , а  больше  нет. Как  и  дачи  у  меня… нынче.
Енютин. Я  понял  и  без  ваших  разъяснений.
Плотников. По  моему  облику?
Енютин. Из  ваших  прежних  слов. Вы  же  сказали , «имелась». Возле  дачи  речка. В  прошлом. Не  речка  же  исчезла.
Плотников. Дачу я продал врачу. Не  моему  лечащему – не  додумывайте.
Енютин. Французский  коньяк  при  подписании  договора  распивался?
Плотников. Я  расставался  с  дачей  почти  со  слезами. Ее  же  возвел  мой  отец.
Енютин. Вы  его  чтите. Я  о  том , что  навещаете. Плотников. А  вы-то  возле  его  могилы  чего… да , вы  же  не  к  нему , а  к  старцу  Апполинарию. А  к  старцу  вы  зачем?
Енютин. Чтобы  теплый  день  не  пропадал  впустую.

Плотников. Вы  весь  какой-то  лживый.
Енютин. О  девяности  пяти  процентах  случаев  изнасилования  не  заявляют. Девяносто  пять  процентов  дел , возбужденных  по  данной  статье – липа  и  шантаж. Ухватили  тенденцию? Вы  дорожите  своим  Я? Плотников. Оно  у  меня  низко  пало. Я  крайне  этому  рад – мой  тенор  меня  извел , а  басом  я  пою  низко-низко. Мне  положено  петь. Что  есть  мое  Я  в  более  глобальном  смысле , я…
Енютин. Вы  не  в  курсе.
Плотников. Так. Енютин.
В  вас  мизерный  духовный  потенциал. Однако  вы  не  унывайте – на  поверхности  тоже  водятся  съедобные  моллюски.
Плотников. «Куда  ме-ня  везут , я  не  спрошу – пока  молчу , я  в  безо-паснос-ти - не  факт – клыкастый  похититель  нанят  мно-юююю , я  от  него  мою  тоску  не  скро-юююю , нас  с  ним  штор-миииит , машину  зат-ря-слоооо – веди  ее  пожестче , черно-книжник…».

Енютин. Он  живет  в  вашем  районе?
Плотников. Чернокнижник  Иванцов. Его  женщина  трудится  в  милиции  лейтенантом – она  приучила  его  к  хорошему  шоколаду. Хе… надолго  отбила  охоту  набрасываться  на  кого-либо  с  кулаками. Нрав  у  чернокнижника  деспотичный , а  физический  склад  цыплячий. Я  наносил  ему  визиты. Его  черных  колдовский  возможностей  для  желаемых  мною  изменений  в  моем  голосе  не  хватило – не  сумев  оказать  мне  вспоможения , он  свое  мистическое… магическое  достоинство , можно  сказать , уронил.
Енютин. Ваше  обращение  к  старцу  Апполинарию , насколько  я  уяснил , было  действенней.
Плотников. Гораздо. Я  обрисовал  старцу  мою  ситуацию , и  тенора  у  меня  как  не  бывало. Вот  это  сила! Это  я  уважаю. И  все  устроено  неприметно , без  дешевых  обрядов , которыми  травмировал  меня  урод-чернокнижник… кичливый  непрофессионал.
Енютин. Вы  бы  на  чернокнижника… на  Иванцова , кажется? 
Плотников. Аркадий  Велимирович  Иванцов. Он  же  Ларастус  Оагофрин  Капиморис. Маг!

Енютин. Вы  бы  с  Капиморисом  подобрее. В  Писании  говорится , что , какой  мерой  вы  меряете , такой  и  вам  будет  отмерено – ну , оплошал , он , подал  лично  вам  повод  полагать  творимые  им  со  старательностью  мановения  и  заклинания  чистейшим  надувательством , но  зачем  же  столь  скоро… скоро-скоро. Плотников. Скоро?
Енютин. Столь  скоро.
Плотников. Я  теряю  нить  разговора.
Енютин. А  я  порицаю  вас  за  то , что  столь  скоро… столь  споро… отказываете  ему  в  профессионализме. Разве  вам , когда  вы  распевали  вашим  тенором , не  случалось  быть  не  в  форме  и  не  приносить  никому  радости , или  даже  срывать  выступления?
Плотников. За  мои  годы  в  Большом  театре  я  неоднократно  пел  простуженным , разбитым , потерявшим  последнюю  веру  в  жизнь , но  дирекцию  я  не  подводил! И  зрителей! Вам  себе  и  близко  не  представить  мое  тогдашнее  положение  в  умах  критиков  и  сердцах  ходивших  специально  на  меня  женщин. Поклонниц! Способных  сделать  для  меня  все.
Енютин. И  делавших?
Плотников. Женщины  мне  поклонялись. Передо  мной  раздевались  и  под  меня  ложились.

Енютин. На  необитаемом  острове.
Плотников. Где?
Енютин. Вы  на  нем  с  красавицей. Вы  ее  берете. Она  смотрит, не  виднеется  ли  парус – нет , нет , он  и  не  нужен , мне  же  страшно  усладно , я  же  с  моим  любимым , вскружившим  мне  голову  и  неутомимо  продирающим  пламенеющий  низ  моего  туловища , ох… мой  жестокий  любимый… я  преисполнена  к  нему  нежной  признательности…
Плотников. Прекратите. Постесняйтесь  покойников. Вы  у  могилы  старца  Апполинария!
Енютин. Исключительно  у  могилы  вашего  отца  вы  бы  меня  не  одернули?
Плотников. Мой  папа  касательно  женщин  быд  резвым  и  всеядным. Папочка , папаша… не  пьющий  и  интеллигентный , а  выглядел  ничуть  не  интеллигентным  и  весьма  выпивающим. Как-то  он  заявился  домой  с  сухопарой  бабой  и  в  приплюснутой  кепке  с  каплями  дождя. Она  с  бриллиантами! – воскликнул  я. Кто , я? – спросила  баба. Я  не  о  вас , сказал  я , я  о  кепочке… на  свету  она  переливается , будто  бы  обсыпана… черт! Воспоминания! Служба  доставки  воспоминаний  работает  бесперебойно.

Енютин. Он  шел  в  енотовой  шубе.
Плотников. Мой  отец?
Енютин. Сам  енот.
Плотников. Отлично… не  сам  же  разум. Не  его.
Енютин. Что-что?
Плотников. Вашими  заявлениями  вы  воспаляете  только  его  оболочку. Накаляете  ее  подожженным   предметом , взятым  вами  со  свалки  выброшенных  свечей.
Енютин. Железосодержащим?
Плотников. Пропитанным  псилоцибином  и  псилоцином. Это  всем  известные  психоделики. В  Большом  театре  о  них  знает  чуть  ли  не  всякий  хорист.
Енютин. А  для  хора  у  вас  кто  играет? Ангелы  с  золотыми  трубами?
Плотников. Вы  проявляете  неделикатное  любопытство. Грибок…
Енютин. Оскорбление?
Плотников. Грибок  вашу  ногу  не  проел?
Енютин. Хмм… на  вас  особенно  не  насядешь. Вы  терпите , а  потом  переходите  в  такое  контрнаступление , что  я… насторожился. Недалекий , приторможенный , заурядный , однобокий , сероватый – из  характерирующего  вас  на  мой  взгляд  перечня  я  мысленно  кое-что  уже  вычеркиваю. Если  вы  вознамеритесь  что-нибудь  пропеть , я  непременно  попытаюсь  вникнуть  в  слова.

Плотников. «Не  устра-шусь  я  се-бя  погубить. В  ледяном  океане , Та-ть-яна , я  бы  плыл  за  тоб-оооой  возбужденным  тюленем».
Енютин. Отменные  строки. Не  из «Онегина»? Плотников. Из  арии  Ленского. Он  исполняет  ее  в  гавани , когда  Татьяна  отплывает.
Енютин. Рыбачить?
Плотников. Обслуживать  рыбаков. Ленский  понимает , что  он  полюбил  падшую  женщину  и , зарыдав , поет: «О , принял  я-яяя , и  руки  у  меня-яяя  полны  мы-шей… о , это  меня  глючит – на  шее  у  меня-яяя  обрывок  цепи , я  вырвал-ся , я  водку  пи-ииил… последние-ееее  грамм  восемь-сот  были  лишними-ииии». Енютин. С  жуткого  похмелья  он , думаю , засел  за  домино.
Плотников. В  партнерах  сенная  девка  и  чахоточный  испопник?
Енютин. Лупя  костяшками  по  неубранному  после  вчерашнего  столу , он  бы  вопрошал  слуг  о  том , чем  они  отличаются  от  неандертальцев. Чем , кричал  бы  он , чем?! А  кроманьонцы  от  неандертальцев  отличались! А  вы?! А  я?! Я  специально  усадил  нас  у  низкой  части  забора , чтобы  все  нас  рассмотрели. Вглядывайтесь , прохожие! покачивайте  вашими  грязными  головешками , мы  же  под  небом. А  на  дворе  зима! Вчера  я  тут , не  сходя  с  места , употреблял  пять  часов  при  минус  двадцати!

Плотников. Не  пойдет.
Енютин. Отчего?
Плотников. При  таком  морозе  пруд  бы  заледенел  и  Татьяна  бы  с  рыбаками  не  уплыла.
Енютин. Точно… пруд?
Плотников. Тридцать  квадратных  метров. Рыболовная  флотилия  избороздила  его  вдоль  и  поперек.
Енютин. И  что  поймано?
Плотников. Труп. Енютин.
А-ааа… «наши  сети  притащили  мертвеца». Что  откуда , а  это  из  классики. Перед  погребением  его , того  усопшего , в  божеский  вид  привели?
Плотников. Соболезнования  во  всяком  случае  потекли. С  опусканием  в  землю  произошла  задержка. Мертвец  одновременно  понравился  и  ученому  Ковалеву , и  некрофилу  Сандунскому – один  хотел  заполучить  его  для  опытов , второй  для… эх…
Енютин. Житейские  интересы  научные  не  пересилили?
Плотников. Иначе , как  мерзостью , случившееся  не  назовешь.

Енютин. Олеум… я  повторю – олеум…
Плотников. Красивое  слово. Енютин. Означает  сорт  серной  кислоты. Помимо  того , что  он  и  сам  по  себе  изуродует , он  идет  и  на  производство  взрывчатки – кислотой-то  целую  толпу  не  залить.
Плотников. Привесить  к  вертолету  цистерну  и  вылить  ее  на  пришедших… на  вертолетный  праздник? Енютин. А  такие  проводятся?
Плотников. Наряду  с  показом  самолетов , и  вертолеты , наверно , взлетают. Наперекор  воплям  из  диспетчерской.
Енютин. Каким? К  примеру: «вы  улетаете?! В некое  конкретное  место?! Или  что?! Вы! Вы  охладевшие  к  сексуальным  соитиям  нигилисты?!».
Плотников. Не  будем  о  сексе.
Енютин. Вы  говорите  за  него? За пилота  вертолета? Плотников. Пилот  скрылся  за  облаками  и  дорогу  туда , куда  ему  надобно , он  найдет. Нам  бы  с  вами  надлежало  последовать  за  ним.
Енютин. Без  благословения  старца  Апполинария  я  странствования  не  отправлюсь.
Плотников. А  вы  испросите. Внутри  себя – в  голос  не  обязательно. Когда  я , уйдя  из  театра , поехал  покататься  по  стране , я  ничьей  помощью  не  заручался  и  намыкался  не  приведи  никому… был  с  деньгами , на  улице  не  ночевал , да  и  уехал  я  в  июле , так  что  и  на  бульварной  скамейке  бы  не  околел – шесть  городов  я  за  полторы  недели  проехал. В  мурманском  направлении. Где-то  пожил  день , где-то  два , доступ  к  наслаждениям  мне  ничто  не  перекрывало , в  гостиницах  я  жил  в  люксах  и  свободно  удовлетворял  мои  редкие  прихоти…
Енютин. Вызывали  девку?
Плотников. Этого  добра  у  меня  и  в  бытность  тенором… под  завязку.
Енютин. Опостылело?
Плотников. Приблизительно…
Енютин. Спустить  флаг! В  честь  капитана , растерзанного  эскимосами!

Плотников. Он  погулял  от  души. Пьянствовал , развратничал  и  исподволь  прозревал… «на  битву  с  велика-ном  вышел  я  с  нага-ном. Я  не  поооо-пал , меня  поооооо-мяли , и  трубки  капельницы  в  венах – по  ним  в  ме-ня  дают  раствор…».
Енютин. Вы  нахватали  и  раскисаете.
Плотников. В  шикарных  номерах  я  валялся  на  огромных  кроватях , но  не  без  камня  на  груди.
Енютин. У  вашей  девушки  сыпь  и  бубоны , но  она  взяла  отгул  и  к  вам.
Плотников. Что  за  девушка?
Енютин. Она  ехала  к  вам  навстречу. Из  Мурманска. Плотников. Мурманск  я  выбрал  не  применительно  к  чему-то  конкретному… как  сказать. С  потолка. Чтобы  поприличнее  удалится  от  истоптанных  районов. До  Мурманска  я  и  не  добрался – шальная  мысль  поступательно  рассеивалась , и  я , подумав  было  заупрямиться , повернул  домой.
Енютин. Одержимость  результатом  вас  не  давила. Плотников. Убежденности  в  верности  моего  отъезда  у  меня  недоставало. Необходимо  шевелиться , не  залеживаться , продираться  к  неизведанному – чушь… завалиться  в  постель  и  тешиться  спокойствием  духа  по  мне  нормальнее.
Енютин. От  проблем  этим  не  избавиться. Необременительное  существования , разумеется , не  мука  и  не  каторга , но  белый  снег  приносят  тучи. Черные.

Плотников. Жесткое  мясо  мне  есть  проще. Морально. Корова  же  старая , пожившая , а  теленочек  юный… мне  его  жалко.
Енютин. А  свои  зубы  не  жалко?
Плотников. Жилистая  говядина  их  потерзает  и  не  сломает… приложите  к  вашей  коже  горящую  спичку. Для  понимания  того , что  кожу  она  обожжет , но  не  прожжет.
Енютин. Но  паленым  мясом  запахнет.
Плотников. А  как  же. Между  прочим , кое-какое  девушка  из  моих  былых  работала  в  Главмястресте. «Моя  малышка  у  ок-на , она  немножечко  ту-па – она  ожи-иииидает , я  не  при-иииииду , я  оборвал-лллл  наш  роман-нннн… осеннею  падалью  падали , падали… листья». Данная  Ирина  полагала , что  я  лермонтовский  тип. Неудовлетворенный , пессимистичный… а  тенором  я  был  куда  бодрее , чем  ныне , когда  я  бас.

Енютин. Вы – величина… меня  так  и  подмывает  засвидетельстовать  вам  мое  почтение.
Плотников. Можете  мне  поклониться. В  унизительное  положение  вас  это  не  поставит. Я  после  спектаклей  неизменно  кланялся  публике , но  неужели  вы  думаете , что  я  хоть  на  миг  возносил  ее  над  собой?
Енютин. Но  почему-то  вы… как-никак  склонялись. Плотников. Я  лишь  сутулился  под  гнетом  дней. Выкрикнув  в  зал  то , что  у  меня  на  уме , я  бы… разозлить  собравшихся  я  бы  сумел  быстро.
Енютин. В  гримерку  вы , видимо , поползли  бы  окровавленным.
Плотников. Гордым  и  умиротворенным. Готовым  проколоться  на  первой  же  крашеной  блондинке. Такая  лапочка , забившаяся  в  уголок  грим-уборной – опасная  находка. Она  импульсивна , а  я , напевшись , подустал , у  меня  из-за  утомления  странности  ощущения – то  ли  штаны  стали  длиннее , то  ли  ноги  короче… ты , тянешь , сказала  мне  блондинка. Не  меня  натягивашь – сам  тянешь. Кто-то  не  тянет , а  ты  тянешь!
Енютин. Она  вещала  о  творчестве.
Плотников. Согласен. Кому  парить , кому  гайбать… «зеленый  парень  одино-оооок. И  он  бредет  на  огоне-ееек». 

  Вяло  одергивая  жеваную  спецодежду , к  Енютину  и  Плотникову  подходит  низкопоставленный  кладбищенский  служащий  Ропаков. 

Плотников. Вы  нас  не  осудите?
Ропаков. Горланьте  сколько  влезет , меня  не  колышет.
Плотников. А  с  чего  вы  подумали , что  я  подразумеваю  пение?
Ропаков. А  что  мне  еще  предполагать? Тут  граждане  спят  вечным  сном , а  вы   орете , на их покой кладете – от  могилы  старца  Апполинария  я  рекомендую  вам  отойти. Для  вашей  же  безопасности.
Енютин. Мы  трезвые.
Ропаков. Ну , а  старец  вообще  не  пил. И  что? Разве  он  орет  из  своей  могилы?
Енютин. Как  говорится , сегодня  не  получилось – завтра  получится. Глядишь , и  балалайка  из-под  земли  послышится. Водку-то  чем-то  зажевывают , а  сомнительный  вокал  следует  чем-нибудь  забить  и  заиграть. Про  голосовые  пертурбации  мы  осведомлены  лучше  вас.
Ропаков. Ишь  ты… 
Енютин. Относительно  крепких  спиртных  напитков  вы  переплевываете  нас  элементарно. Взирая  на  вас , не  обманешься. Ведущую  вас  парадигму  угадать  нетрудно. Держись  поближе  к  старшине  Хмелю  и  все  обойдется?
Ропаков. Ты  доболтаешься.
Енютин. От  слов  к  словам , от  газет  к  ножам , от  скрипов  к  гомону. Звуковой  гомон  издавал  он , холодное  оружие , допустим , у  меня , вам , кроме  слов , остаются  газеты.
Плотников. И  скрип.
Енютин. Сидишь  на  скрипящем  стуле  и  читаешь  газету – кто  скажет , что  ты  изгой? У  вас , уважаемый , большая  квартира?
Ропаков. Однокомнатная.
Енютин. Хватит. Эта  квартира – это  ваш  Эрмитаж. Ропаков. Картины  у  меня  в  ней  не  развешаны.
Енютин. И  ни  к  чему. Эрмитаж  переводится , как «место  уединения».
Ропаков. Мой  случай.

Плотников. От  женщин  вас  отделил  алкоголь?
Ропаков. Я  не  пьянь. Неумеренно  закладывать  мне  совершенно  поперек  души. А  женщина  для  меня  сначала  человек , а  потом  уже  женщина.
Плотников. Восприятие  их… у  вас  для  них  лестное. Ропаков. Они  ко  мне  не  ласкаются. У  меня  и  вменяемость , и  прибыльная  работа , но  сожительствовать  со  мной  или  даже  прийти  на  полчаса  и  выкачать  из  меня  всю  энергию  они  не  расположены. Анафема  им. Если  какая-нибудь  ко  мне  и  прибьется , я  клятвенно  уверяю , что  от  сказанного  не  отрекусь.
Енютин. Вы  сказали  не  все. Скажите-ка  вы , любезнейший , все.
Ропаков. Вслух?
Енютин. Как  пожелаете. Но  в  условиях  жесточайшего  самоанализа. Накрутив  себя  до  грозного  прединфарктного  и  прединсультного  состояния. Ну?

Ропаков. Я  на  распутье. Сел  бы  сейчас  и  сыграл… не  на  пианино – на  барабане.
Енютин. На  барабане  бессмертия. Я… пойте , певец! Плотников. Я…
Енютин. Буду  бить  в  барабан  бессмертия.
Плотников. В  бара-ааабан  бессмер-тия…
Енютин. Во  тьме  этого  мира.
Плотников. Во  тьме  ми-иира…
Енютин. Сказано  Буддой. Не  вами , товарищ  кладбищенский  благоустроитель. Сказанная  вами  вещь  мелочна  и  показательна  для  того , кто  склоняется  к  признанию  вас  субъектом. С  гонором  и  без  размаха. В  помыслах  и  размышлениях. Сердце  в  вас  не  колотится – дрожит  от  холода. Вместе  со  всем  остальным. Ропаков. Сегодня  жарко.
Енютин. Тогда  выходит , что  озноб. Или  похмелье. Но  вы  не  пьете.

Плотников. Он , кажется , и  не  дрожит.
Енютин. Кажется! Вы  подобрали  точнейшее  определение! Не  существует  в  действительности , а  кажется! Кажется! Исконная  реальность  от  органов  наших  чувств  давно  ускользнула. И  на  ее  след  не  напасть. Трудясь  на  кладбище , вы  чего  добиваетесь?
Ропаков. Стараюсь  быть  полезным. Для  кого  раскопаю , кого  закопаю , в  понедельник  сходил  за  лестницей.
Плотников. Кто-то  попросил  зарыть  поглубже?
Ропаков. Она  человеческой речью  не  владеет. И  она  находилась  высоко… кошка. Забралась  на  березу  и  забоялась  спускаться – мы  с  ребятами  ее  и  снимали. Плотников. Не  поцарапала?
Ропаков. Была  рада… меня  вот  лизнула.

Енютин. Не  далее , как  в  прошлом  месяце , я  смотрел  фильм  о  тиграх-людоедах. Документальный  фильм  о  съемках  фильма.
Плотников. Тоже  документального?
Енютин. Ну , а  какого. Короче , снимаемый  тигр  съел  пастуха , фактически  насмерть  порвал  пошедшую  за  хворостом  крестьянку – запечатлевая  происходящее  на  камеру , съемочная  группа  пребывала  в  счастливом  возбуждении. На  помощь  людям  не  устремлялась. Кадры-то  поразительные!
Плотников. Попахивает  премиями  и  грантами.
Енютин. Серьезными  бабками , чтобы  вам , господин  рабочий , понятнее.
Плотников. Я  бы  сделал  акцент  на  уважении  коллег. Его  не  заменишь  никакими  деньгами. Тебе  могут  дать  звание , многократно  повысить  гонорар , но  подобные  изменения  твоего  статуса  докажут  только  то, что  ты  в  чести  у  начальства  или  любим  зрителем , а  кто  у  нас  начальство , вы  знаете… а  о  зрителях  я , как  имеющий  представление , заявлю  вам  с  позиции  знания  предмета. Наш  зритель – полудурок.
Енютин. Оперный? 
Плотников. В  оперу  они  приходят  за  искусством. Енютин. И  не  получают?
Плотников. Мы  над  ними  смеемся. А  как  их  презирают эстрадники! Какие  же  вы  славные , думаем  мы – заплатили  за  билет  немалые  деньги , кто-то  потратился  и  на  букет… платите  нам , дарите , аплодируйте, ну  а  мы  на  сцене  притворимся , что  стараемся. Мы  же  находимся  на  ней  полностью… за  исключением  души. Да  и  мысли  у  нас  не  на  ней , а  далече – что  бы  там  заказать  вечером  в  ресторане , кого  бы  после  ужина  поиметь , когда  же  наконец  закончится  ремонт  в  наших  семикомнатных  апартаментах  и  чем  же  приостановить  чесотку  у  нашего  ненаглядного  мальдивского  бурундучка… от  нашей  неблагодарности  к  кормящему  нас  зрителю  и  камни  бы , будь  камни  в курсе , возопили. 

Енютин. Вы…
Плотников. Смеемся!
Енютин. Смеяться  над  нормальными  людьми – не  грех. Но  если  нормальные  смеются  над  безумной… я  в  марте , помню , видел  как  приличные  с  виду  парни  смеялись  над  грязной  помешанной  девицей.
Ропаков. Подонки.
Енютин. Да , они  издевались… однако  она  этого  не  понимала  и  смеялась  вместе  с  парнями.
Плотников. Вы-то  где-нибудь  украдкой  не  хихикали? Енютин. Я  вмешался  с  требованием  прекратить  измывательства  и  сделал  ей  хуже. Между  мной  и  парнями  пошла  драка , и  девица  вопила , она  рыдала… бешено  визжа , побежала  прочь  и  едва  не  попала  под  автобус. Я  успел  заметить , что  это  мой  номер. На  набережную  я  приехал  на  нем.
Плотников. Драка  происходила  на  набережной.
Енютин. Угу.
Плотников. И  каков  ее  итог?
Енютин. Таков , что  мой  купательный  сезон  начался  в  марте. Пояснения  нужны?
Плотников. Я  сообразил , куда  вас  зашвырнули. Извлек-то  вас  кто?
Енютин. Из  последних  удерживаясь  на  поверхности , я  углядел  приближающийся  ко  мне  катер. Изначально  я , разумеется , принял  его  за  мираж , но  он  шумел… вытащившие  меня  на  борт  морячки  ждали  от  меня  сенсационных  откровений. Чтобы  не  вводить  их  в  разочарование , я  сказал  им , что  плыл  из  Архангельска  на  самолично  сколоченной  шхуне  и  потерпел  кораблекрушение. Прочитав  на  их  физиономиях  ярое  неверие , я  подсветил  свое  высказывание  изречением  умнейшего  китайца , который  говорил , что  вещи  идут  против  пути , но  путь  не  идет  против  вещей. Цитирование  китайской  мудрости  стало  уже  превышением  допустимого…

Ропаков. Тебя  столкнули  обратно?
Енютин. До  этого  они  не  додумались.
Ропаков. Но  до  чего-то  же  они…
Енютин. До  передумывания. Сухую  одежду  они  мне  для  переодевания  собрали , но  предоставлять  раздумали. И  вниз , где  потеплее , не  пускали. Они  обрекли  меня  на  вынужденное  хождение  по  палубе , и  я  прохаживался… в  раздумиях. О  себе. О  ничуть  не  возроптавшей  на  Бога  личности  в  промокших  куртке  и  брюках. Услышу  я  ли  ветер , мыслил  я… мне  и  без  того  зябко , а  если  еще  и  ветер… в  эпизоде  с  чокнутой  девицей  я  поступил  правильно , но  за  давние  провинности  судьба  могла  меня  и  наказать. Часы  у  меня  не  остановились. Нагулявшись , я  прилег  и  принялся  с  ужасом  смотреть  на  циферблат. На  безустанный  бег  минут.
Плотников. «В  солнечном  графстве  раски-ииидистых  снов  играет  с  ки-ииитами  окрепший  Иов. Слава  те-ееебе! Мимикри-ииия!». Я  пою  для  вас… несносно? Ропаков. Неплохо.
Енютин. Смыслообразующе. 

Плотников. Вам  обоим  не  к  лицу  полагать , что  я  оказываю  на  вас  психическое  воздействие. Я  выступаю  перед  вами  сугубо  в  духе  товарищества.
Ропаков. Материально  вы  напрягать  тут  связки  не  заинтересованы. Я  не  скажу , что  вы  поете  плохо , но  денег  бы  я  вам… сколько  вы  берете  за  выступление?
Плотников. Цена  договорная.
Ропаков. Пусть  бы  вы  запросили  и  крайне  мало , мы  бы  с  вами  в  цене  не  сошлись.
Плотников. Досадно , честно  говоря , слышать… такое. Енютин. Рабочий  выразил  свое  отношение  в  вашему  дарованию  вполне  деликатно. Мучос  элегантес! В  Канаде , на  Квебекском  фестивале , с  вами  бы  побеседовали  погрубее.
Плотников. Специалисты  и  ценители  мне  бы  ни  за  что  не  нахамили. Я  пел  в  Лондоне , меня  принимали  на  ура  в  Вене  и  в  Лиссабоне… на  Квебеский  фестиваль  не  звали. Я  о  проведении  там  фестиваля  раньше  и  не  знал. Он  для  каких  голосов?
Енютин. Гавкающих.
Плотников. А-ааа , так  это  рок-фестиваль. Шатающийся  вокал  неумелых  лидеров  групп  и  опившийся , подпевающий  им  сброд  из  тощих  юношей  и  швыряющихся  лифчиками  девиц… атмосфера  не  для  меня.

Енютин. Что  да , то  да. На  Квебеском  фестивале  вы  бы  вывалились  и  расшиблись.
Плотников. Вами  предполагается  ситуация , при  которой  меня  бы  туда  зазвали , усадили  в  ложу  для  почетных  гостей , и  я  бы  от  чего-то  из  нее  выпал? Енютин. В  снег.
Плотников. Ну , если  данный  фестиваль  проводится  зимой… под  открытым  воздухом… при  отсутствии  боязни  навредить  голосу  петь  допустимо  и  на  морозе , но  у  гитаристов-то  пальцы  померзнут.
Енютин. А  гитаристов  нет.
Плотников. Сплошь  синтезаторы?
Енютин. Собаки. И  те , кто  на  них  едет.
Плотников. Меня  буквально… изводит  стремление  спросить , куда  они  едут. На  собаках!
Енютин. Не совсем на собаках. Квебекский  фестиваль – это  фестиваль  езды  на  собачьих  упряжках. Кто-нибудь  из  едущих , возможно , и  поет , песни-то  временами  и  поддерживают , и  радуют , ими  разгоняются дурные  мысли , рассеивается  хмарь , вы  помните , что  написано  в  Евангелии  от  Матфея?
Плотников. Не  все.

Енютин. После  вечери  и  слов  Спасителя  о  хлебе  и  вине  собравшиеся  вышли  из  помещения  и , как  пишет  автор: «Воспевши , пошли  на  гору  Елеонскую». Иначе  говоря , пошли  с  песнями.
Ропаков. Иисус  и  апостолы? Они  что , перебрали?
Енютин. Я  под  вашим  богохульством  не  подпишусь. По  мне  они  шагали  не  накачавшимися. Одухотворенными , веселыми…
Плотников. Веселыми? В  Гефсиманский  сад , в  котором  Иисус  будет  предан  и  схвачен  для  распятия?
Енютин. Но  они-то  были  насчет  этого  еще  в  неведении.
Плотников. Они-то  ладно , но  Христос  же  понимал , что  ему  предстоит.
Енютин. Вот  он  и  пел. Плотников. Весело?
Енютин. Идя  на  смерть , смелый  человек  не  унывает. Он  и  споет , и  остающимся  в  живых  скажет  не  отчаиваться… самому  ему  потом  взгрустнулось , и  он  молил , чтобы  чаша… миновала. Взяв  себя  в  руки , он  достойно  встретил  предрешенное.
Ропаков. А  чего  ему  нервничать.
Енютин. Я… что-то  вас…
Ропаков. Он  же  знал , что  по-настоящему  не  умрет. Енютин. Но  он… он…

Плотников. Он  даже  более  свят , чем  старец  Апполинарий. Впрочем , к  Нему  я  бы  со  своей  просьбой  не  обратился – счел  бы  ее  не  стоящей  его  внимания. А  со  старцем  я  говорил  запросто , без  особенных  разъяснений: сказал , что  хочу  и  для  надежности  продублировал  в  песенной  форме. Пропел  ему  тенором , а  ночью , будучи  уже  у  себя , вздумал  поупражняться  и  обомлел. Из  моей  глотки  полился  бас… попривыкнув, я  в  рабочем  порядке  натруживал  голос  часов  до  четырех  следующего  дня. Не  присел… стоял  счастливым  и  небритым  в  детском  розовой  шапочке  с  помпоном.
Ропаков. Она  чья?
Плотников. Моя. Она  куплена  отцом , когда  я  был  во  втором  классе. Из-за  цвета… да  и  помпона  я  не  желал  ее  носить  и  при  жизни  отца  так  и  не  одел. Едва  он  умер , я  мнение  о  ней  переменил  и  стал  ее  натягивать… на  голову. 
Енютин. Влезала?
Плотников. С  натугой. Отца , что  интересно , я  в  памяти  чрезмерно  не  чту – и  фотографии , где  мы  с  ним  вместе , не  разглядываю , и  за  могилой , как  вы  видите , почти  не  ухаживаю , а  шапочка  вот  прицепилась… попалась  мне  на  глаза  и  поработила.

Енютин. Сейчас  вы  без  шапки.
Плотников. Приходя  к  покойному , шапку  полагается  снимать.
Енютин. Она  что , у  вас  в  кармане? Плотников. В  нем  бы  она  измялась , а  я  ее  берегу. Она  у  меня  на  столе – рядом  с  партитурой  моей  оперы. Для  тенора  я  бы  такое  трудоемкое  произведение  не  писал…
Енютин. А  если  он  столь  талантлив , как  Ланца? Плотников. Ланца… на  самом  деле  Ланца – это  Кокоцца. По  полученной  им  с  рождения  фамилии. И  этот  Кокоцца  для  серьезных  мастеров  не  авторитет. Ропаков. Ну , а  Паваротти?
Плотников. Паваротти… Паваротти  хорош.

Ропаков. Паваротти  мне  снился.
Енютин. В  том  сне  вы  были  субтильной  нимфеткой , и  толстый  Паваротти  за  вами  приударил?
Ропаков. Он  торговал  книгами  на  книжном  развале. Я  подошел  и  подобрал… и  выбранной  мною  книгой  оказалась  книга  о  Паваротти.
Плотников. Биография?
Ропаков. Я  ее  не  читал. Но  она  о  нем… с  его  лицом  на  обложке. Удивительно… я  чужого  никогда  не  возьму , но  книгу  я  с  прилавка  украл. Потом  засовестился  и  порешил  вернуться , чтобы  заплатить , а  у  меня  с  собой  только  купюра  в  тысячу  рублей , и  я , собравшись  ее  разменять , подступаюсь  к  газетному  киоску  и  покупаю  журнал. Пока  продавец  отсчитывает  мне  сдачу , я  его  пролистываю. Вижу  насаженных  на  кол  мужчин  в  скафандрах , прибитых  к  деревьям  девушек  в  коронах… На  сдачу  мне  дали… то  ли  пирожков , то  ли  гусениц… я  поспешил  к  Паваротти  и  не  застал.
Енютин. А  книги  еще  лежали?
Ропаков. Я  постараюсь  вспомнить , но… я…

Енютин. Не  напрягайтесь  из-за  несущественного. Не  уподобляйтесь  древним  египтянам.
Ропаков. И  что  же  они…
Енютин. Ломали  головы  над  тем , кто  и  как  поддерживает  небосвод.
Ропаков. Не… не  глупцы.
Плотников. А  про  Индию  можно?
Енютин. Вам  дозволительно.
Плотников. Я  спою. «Когда  я  на  сита-ре  в  Тадж-Махале , все  на  меня  ора-ли , играть  мне  запреща-ли , солда-ааатские  манеры! Бесцветнейша-яяяя  стадность!». Концовка  мне  не  слишком  удалась… сочинил  приемлемо , но  спел  так  себе.
Енютин. Пропеваемые  вами  фразы  слащавостью  нас  не  одолевают. От  оков  романтики  вы  освободились. С  тяжелым  сердцем  напевно  выговариваетесь  не  о  весне.
Плотников. О  ней  забыто.
Енютин. Зима… соответствующая  зиме  система  мышления. Зима – отрада  для  лыжников.
Плотников. Да?
Енютин. Весенний  час  разлук , зимнее  переосмысление  религиозных  устоев… повисла  пауза.

Плотников. «По  моей  прось-бе  ему  переломаны  ко-сти». Концертный  администратор  Волынский  меня  обкрадывал , и  у  меня  из-за  соображений  о  финансовых  потерях  на  тех  гастролях  мало  что  клеилось. В  Перми  я  опомнился  и  пошел  на  сцену  утверждаться  как  бы  заново… и  сделал! Отзвуки  моего  голоса  в  тамошнем  зале  все  еще  летают. Избиение  администратора  я , разумеется , не  заказал , но  персонажем  в  оперу  ввел. Он  у  меня  извивается  в  корчах  где-то  в  середине  второго  акта. От  гнева  Зевса-громовержца  его  ничто  не  спасло.
Енютин. Вы  в  вашем  творении  являетесь  самим  Зевсом? Богом  богов?
Плотников. Во  втором  акте  на  минуточку  становлюсь. Перерождаясь из испанского  вельможи  в  инока , из  инока  в  Ирода , из  Ирода  в  Зевса , из  Зевса  в  выкорчеванную  сосну. Мельтешение  видоизменений  происходят  незаметно  для  зрителей. Им  нужно  полагаться  только  на  свой  слух , поскольку  костюмы  я  не  меняю – столь  быстро  переодеваться  я  бы  физически  не  успел.
Ропаков. А  в  чем  вы  поете?
Плотников. Когда? Во  втором  акте?
Ропаков. А  какое  у  вас  их  количество?
Плотников. Предполагается  шесть. В  первых  трех  я  думаю  появляться  разодетым  франтом , а  в  оставшихся  планирую  предстать  в  обличье  схимника.
Ропаков. Монаха?
Плотников. Принявшего  схиму. Высшую  монашескую  степень. Абсолютный  аскетизм , жутчайшее  зверство  относительно  собственного  бренного  тела… наготу  чем-нибудь  прикрою  и  довольно. И  я  в  образе.

Енютин. Болгары  штурмовали  Константинополь.
Ропаков город?
Енютин. Обиталище  греков… византийских. Затем  объявились  турки. Они  вышвырнули  этих  греков  и  поработили  болгар. Если  ваша  опера  допускает  дополнения , можете  внести  в  нее  и  данную  историю. Плотников. Факты  примечательные.
Енютин. К  Зевсу  присовокупите  Кибелу. Великую  богиню , чьи  распаленные  верой  жрецы  в  неуемном  умопомешательстве  друг  друга  резали  и  кастрировали.
Ропаков. Как  же  надо  ее  любить…
Плотников. Живая  женщина , вздумай  вы  себе  лишить… вас  бы  остановила. Если  бы  к  вам  что-то  чувствовала.
Ропаков. На  большую  любовь  я  теперь  едва  ли  буду  претендовать.
Енютин. У  вас  ее  и  было.

Ропаков. Я  когда-то  любил. Учтите  это! Встречаясь  с  тобой  желчной  брюнеткой , я  эпизодически  даже  ликовал. По  окончанию  наших  с  ней  маневров  я  заточил  карандаш.
Енютин. Что-нибудь  записать?
Ропаков. Кого-нибудь  убить. Что  там  карандашем – у  нас  здесь  на  кладбище  кормится  пожилой  мужчина , который  отбыл  значительный  срок  за  рассечение  чьего-то  горла  заточенной  медалью. Повод  для  вручения  я  вам  не  назову. Вроде  бы  за  безупречную  службу  в  неких  вспомогательных  частях , но  не  обязательно. Испив  домашней  браги , он  на  бровях  отправлялся  в  кафетерий  и  устраивал  богословский  диспут , нередко  оборачивающийся  столкновенияни… он , никого  не  слушая , тараторил , и  ему  внимали. Не  подобострастно.
Енютин. Среди  широких  масс  он  распространял  сугубо  собственные  измышления?
Плотников. Без  ссылок  на  отцов  церкви  богословская  дискуссия  попахивает  неполнотой.
Енютин. Бульварным  словесным  стыком.
Ропаков. Он  говорил  и  говорил  стремительно. Короткими  непонятными  фразами. «Напоминание , как  требование. Не  трубите  сбор  темных  сил. Мы  монолитно  ощущаем  разное. Полемичность  обольщает. Цените  выгоды  влечения  к  богообретению. Идет  грозовой  фронт. Вздыбенная  неправота. Внутреннее  сгорание. Производственный  процесс  Бога». Хотите  его  повидать?

Енютин. Я  знаю , о  ком  вы  спрашиваете.
Ропаков. На  кладбище  он  ведет  себя  смирно. Кому  за  полцены  венок  с  другой  могилы  принесет , кого  к  старцу  Апполинарию  проводит. Михаила  Артемьевича  легко  узнать  по  повернутой  козырьком  назад  кепке.
Плотников. Будет  проходить – заприметим.
Ропаков. У  Михаила  Артемьевича  есть  здесь  глаза  и  уши , и  когда  он  не  здесь.
Плотников. Это  вы?
Ропаков. Мы  с  ним  ладим. В  наше  время  стоит  дорожить  дружескими  отношениями – они  сейчас  раритет.
Плотников. Вы  бы , наверное , и  Люцифером  сдружились. Как  переводится  Люцифер?
Енютин. «Носитель  света».
Плотников. Серьезно?
Енютин. С  латыни. «И  познаете  истину , и  истина  сделает  вас  свободными»: эти  двое  не  заодно.
Плотников. Христос  с  Сатаной  отнюдь  не  одного  поля  ягоды.
Енютин. По  Бхагавад-Гите , Бог  равно  пребывает  во  всех  существах.
Плотников. В  подвергающихся  обструкции  и  приветствующихся  овацией… в  песенных  кругах  считалось , что  после  выступления  в  Воронеже , где  ко  мне  отнеслись  непозволительно  пристрастно , я  был  сам  не  свой  и  мою  заслуженную  репутацию  благородного  исполнителя  загубил…  напрочь. Но  из  Воронежа  меня  на  такси  с  позором  не  вывозили , мне  и  счет  за  разгромленное  там  за  сценой  помещение  не  выставили - от  моих  метаний  со  стулом  дух  у  них  захватило… какой  грозный  гость , шептали  они. «Упря-яяямый  бесправный  колдун  на  протяжении  тысячи  лун  без-ууууспешно  пы-тался  сме-ииинить  ночь  на  день»…

Енютин. Перенеситесь  ближе  к  нам. Находящимся  тут. Нет  возражений?
Плотников. Насчет  того , тут  ли  мы? А  разве  не  тут? Енютин. В  доказательство  любой  из  ваших  версий  я  могу  предоставить  вам  секретные  документы.
Ропаков. И  знамя  короля.
Енютин. А  о  знамени  вы  к  чему? А-ааа – к  тому  же , к  чему  и  я , понятно , вы  замешиваете  похожее  тесто  и  печете  из  него  пробирающие  нас  до  костей  ситники-истязатели , которые , изчезнув  в  наших  желудках , отрывают  нас  от  земли  и  выводят  на  траекторию сбиваемох  райской  артиллерией  вислоухих  чертей. Я  уяснил  ваш  масштаб. Тревожный  звонок  для  меня  прозвенел. Чтобы  урегулировать  возникшие  между  нами  недоразумения , я  вывернусь  наизнанку  и  иссякну.
Ропаков. На  кладбище  хватает  скамеек.
Енютин. За  косвенное  предложение  полежать  и  загодя  отдохнуть  я  вам  признателен.
Ропаков. Сидя  на  здешних  скамейках , я , случалось  так  откидывал  голову , что  исключительно  обеими  руками  был  способен  вернуть  ее  в  прежнее  положение.
Плотников. Засматривались  на  небо?
Енютин. «Ибо  душа  моя  насытилась  бедствиями , и  жизнь  моя  приблизилась  к  преисподней». Псалтирь , господа. И  что  у  вас  с  небом? 
Ропаков. Сколь  я  на  него  ни  глядел , я  к  нему  не  пробился. Внешнее  изучил  досконально , но  что  происходит  за  этой  голубой  завесой , не  прознал...

Енютин. Трупов  вы  навидались.
Ропаков. Как  мало  кто.
Енютин. Ангелов  не  узрели. Ни  в  вышине , ни  на  вашем  погосте… куда  они  слетаются  на  корпоративный  пикник.
Ропаков. Чего?
Енютин. К  могиле  старца  Апполинария. Подобно  нам  с  вами  стоят  возле  нее , беседуют , богоугодно  отвлекаются  от  наскучившей  сумятицы – наши  с  ними  дорожки  сегодня  не  пересеклись. К  нам  не  присоединился  и  великан  Орион. По  примыкающим  к  кладбищу  прудам  ему  прийти  к  нам  никто  не препятствовал.
Плотников. Он  ходил  по  воде?
Енютин. Ходил.
Плотников. По  воде  ходил  Иисус.
Енютин. И  Орион  ходил. Но  Орион – мифологическая  выдумка , а  Иисус…
Плотников. Их  трудно  сравнивать. Енютин. Невозможно! Кто  помнит  великана  Ориона? Что  сделал  для  нас  из  ряда  вон  выходящего? На  крест  не  взошел , своей  кровью  первородный  грех  не  искупил - пошел  он , Орион , к  дьяволу! Нечего  нам  о  ней  говорить.
Ропаков. Ты  и  не  говоришь – словно  собака  лаешь. Енютин. В  декабре , январе , феврале  собака  лаем  согревается.
Ропаков. Нынче  не  январь.
Енютин. Я  о  внутреннем  холоде. На  определенные  жизненные  функции  он  не  влияет – от  оголтелого , липкого  чувства  к  женщинам  не  отчуждает.   

Плотников. С  половыми  отношениями  вам  не  везло?
Ропаков. Ему  очень  не  везло.
Енютин. «Очень» я  бы  убрал. «Очень» – это  передергивание. Хотя  в  нем , в  вашем  «очень» можно  найти  источник  гармонии. Когда  женщины  не  мешают  нам  произрастать  вглубь  себя , мы  четче  усваиваем  кармические  законы  и  сознает  свою  укоренелость  в  содействующие  нашим  помыслам  эмпиреи… все  по  науке. Согласно  моим  предположениями , малодушия  я  не  проявлю. Но  эйфории  я  не  чувствую.
Плотников. Для  вас  многое  уже  закончено.
Енютин. Вы  говорите  недвусмысленно. Снимите  и  потрясите  ваш  ботинок. Мы  поглядим , что  вы  из  него  вытряхните.
Плотников. Камешек?
Енютин. Вы  его  ощущаете?
Плотников. Нисколько. Если  что-то  ступней  и  нащупываю , то  неровность  в  самом  ботинке. Я  сейчас  еще  ногой  подвигаю  и  скажу  вам , что  у  меня… чего  тут  у  меня…

Енютин. Вы  напрягаетесь. Вы  не  мудрец.
Плотников. А  в  чем… параллель?
Енютин. По  старинному  китайскому  утверждению , мудрецы  добиваются  больших  успехов  малыми  силами. Продолжая  двигать  ногой , вы  убедитесь  в  том, что  в  ботинке  имеется  посторонний  мусор – это  успех? Да?
Плотников. Ну , как  вам  сказать…
Енютин. Но  сил-то  вы  потратите  немеренно. Я  же  видел , сколько  вы  отдавали – практически  сверхусилия  прикладывали. За  что  и  поплатитесь. На  то , чтобы  отбиваться  от  нападения  сил  у  вас  не  осталось. Старец  Апполинарий  из  могилы  не  встанет , но  здесь  похоронен  не  только  он…
Ропаков. Здесь  и  ваш  отец.
Енютин. Я  думаю , отец-то  на  него  не  наброситься.

Плотников. У  меня  была  ангина.
Енютин. В  юности?
Плотников. Меня  пронимал  жар… и  бред. В  обусловленном  болезнью  состоянии  я  принял  подошедшего  ко  мне  отца  за  передвигающегося  на  двух  лапах  крокодила  и  едва  его  не  прибил… на  столике  возле  кровати  стоял  стакан , и  запустил  им  в  папу. Отец  не  увернулся… начал  мне  что-то  неодобрительно  выговаривать. Крокодилом  он  мне  уже  не  казался.
Енютин. Лишь  добрым  обиженным  папой?
Плотников. Перекошенной  старухой   с  дряблыми  свисающими  грудями… крокодил-то  предстал  передо  мной  одиноким , а  рядом  со  старухой  скакала  ее  спутница.
Ропаков. Лесбийская?
Плотников. Язык  она  в  рот  старухи  не  засовывала. Сексапильная  африканка  в  туземных  одеждах  подрыгивала  до  потолка  и  портила  об  него  пышную  прическу… вероятно , она  воительница.
Енютин. В  ее  племени  она  правит.
Плотников. Ее  племя  существовало  в  моих  раскаленных  мозгах  и  нигде , кроме  них. На  ту  черненькую  я  глядел  с  пиететом… «В  тоске  грему-ууучей  я  выплыл  над  тобой  помятой  ту-ууучей. И  весь  проте-ееек… и  всю  тебя  забрызгал». Вкус  ложившихся  со  мной  дам  вытесняется  в  область  трудновспоминаемого. Ожиданием  возрождения  я  не  оплавлен.

Енютин. К  вам  кто-то  придет?
Плотников. У  Елены  будут  пухлые  губы. Лариса  переменчивая , но  не  разочаровывающая.
Енютин. Случая  вы  не  упускайте. В  общежитие  для  престарелых  оперных  певцов  девицы  к  вам  валом  не  повалят.
Плотников. Елена  с  Ларисой  девицы  такие… что  им  лет  под  сорок. Позвони  я  им  не  сейчас , а гораздо  позже , они  бы  ко  мне  и  тогда  наведались. Они  же  женщины  без  комплексов. Когда  я  был  кем-то  вроде  звезды , вокруг  меня  наблюдалось  роение  легкодоступных  любительниц  оперы , стоявших  у  служебного  выхода  или  пробиравшихся  в  само  здание , откуда  их  с  гамом  выгоняли  вахтерши , на  которых  кричал  уже  я: «деньги  за  то , чтобы  впустить  хапаете , а  потом  при  виде  меня  для  показухи  скандалите?! Сильные  мира  сего  вас  за  это  не  поощрят!». Несправедливости  у  нас  в  театре  творились… я  орал , крыл  всех  матом - я , чье  величие  складывалось  из  обожания  публики  и  дружбы  с  заместителем  министра. Енютин. Культуры?
Плотников. Мои  прежние  знакомства  с  государственными  лицами  я  не  обсуждаю. За  прежнее  хамство  мне  горько… я  стал  бы  лучше. Если  бы  стал – если  бы  получилось.
Енютин. Раз  не  выходит , то  чего  себя  мучить?
Плотников. Наверно , незачем…

Ропаков. Я  пойду  работать.
Енютин. Адью. Ажан.
Ропаков. Ажан?
Енютин. Полицейский  чин  во  Франции. Я  сказал  тебе  о  полиции , предостерегая. Вздумаешь  вкалывать  мало  и  некачественно , правоохранительные  органы  теюя  покарают. Тебе  и  возить-то  далеко  не  придется. Бах-бах  и  в  сыру  землю.
Ропаков. Из  соседнего  отделения  к  нам  по  ночам  нередко  кого-то  подвозят.
Плотников. А  кто  их  закапывает? Вы  же  на  ночь  тут  не  остаетесь.
Ропаков. Сторож  Николай  говорит , что  люди  в  форме  управляются  самостоятельно. У  них  и  инструмент  свой , и  место  по  договоренности  с  нашим  директором  выделено. У  той  стены.

Енютин. Газетный  обозреватель  Горбулин  вашей  историей  бы  заинтересовался. Он  пишет  на  неполитические  темы , но  подобные  злоупотребления  представителей  власти  он…
Плотников. Его  фамилия  Горбулин?
Енютин. Хмм…
Плотников. Горбулин?
Енютин. Вы  давайте  - переспрашивайте , пересправшивайте  и  переспрашивайте. Вы  не  прогадаете. Самураи! Они  полагали , что  целеустремленность  рождает  и  другие  достоинства. Вам  какая  из  добродетелей  особо  желательна?
Плотников. Безмятежность.
Енютин. Это  не  добродетель. Огромное  достижение , но  и  только. Несимпатичный  бодхисаттва…  безмятежно  играл  на  волшебной  дудке  у  клумбы  цветов. Поиграл – цветы  засохли , поиграл – они  расцвели: засохли , расцвели , засохли… расцвели… мой дудочник – вымысел. Ваши  покойники  быль.
Ропаков. Я  вас  покидаю.
Енютин. До  встречи  здесь  же.

   Ропаков  уходит.

Енютин. По  нам  проходит  проводка , и  не  секрет , что  она  когда-нибудь  сгорит. Вся  Вселенная  и  та  неминуемо  погибнет.
Плотников. Горбулин  ваш  приятель?
Енютин. По  ключевым  вопросам  он  ко  мне  не  обращается. Влияние  среды… цукаты  морковные… Плотников. Какие?
Енютин. На  коробке  с  кондитерскими  помадками  написано , что  в  их  состав  входят  цукаты  морковные. Спирт , коньяк… мирт , маньяк… господину  Горбулину  не  претит  побаловаться  поэзией. В  предзакатной  зачарованности  он  нанес  на  бумагу  множество  впоследствии  разорванных  стихов. 
Плотников. Горбулин – его  псевдоним?
Енютин. Фамилия  по  матери. У  вас  с  господином  Горбулиным  было  недопонимание?
Плотников. В  своих  статьях  он  меня  очернял. Воздав  хвалу  прочим  исполнителям  какой-либо  оперы , переходил  на  меня  и  заявлял , что  в  моем  голосе  чрезвычайно  велико  содержание  сахара , из-за  чего  попадания  в  анналы  я  не  достоин. Мой  голос  Горбулин  окрестил «томно  звенящим  и  страдальчески  повизгивающим»… в  частных  разговорах , охотно  передаваемых  мне  недоброжелателями , он  не  удерживался  и  от  сравнения  меня  с  голубоватым  студентом , который  поет  о  чувствах , а  сосет... вы  уяснили.

Енютин. Сообразил. Горбулин  вас  к  уходу  со  сцены  и  подвигнул?
Плотников. С  его  наскоками  я  свыкся , но  мнение  шофера  Георгия  меня  сотрясло. Он  возил  меня  в  Саратове , куда  я  с  театром  прибыл  на  гастроли  и  раз  за  разом  пел , как  я  думал , великолепно. Обрюзгший  и  немытый  Георгий  однажды  попросил  меня  провести  его  в  зал  и  дать  ему  меня  послушать, чтобы  получить  представление  о  том , кто  пользуется  его  навыками  водителя  первого  класса. Просьбу  Георгия  я  выполнил. И  по  пути  в  гостиницу  он  сказал  мне , что  на  сцене  я  смотрюсь  органично , однако  голос  у  меня…
Енютин. Слабенький?
Плотников. Хуже. Сифилитический!
Енютин. Крепко  он  по  вам  приложился. Чем-то  ответным  вы  не  отреагировали? «Ибо  праведно  перед  Богом  оскорбляющим  вас  воздать  скорбью».
Плотников. Чьи  слова? 
Енютин. Апостола  Павла.
Плотников. Я  запомню… тогда  в  Саратове  я  не  рассвирепел. Ехал  в  гладко  катившейся  машине  сдувшимся  шариком , говоря  себе: утонем , воспрянем , шофер - дебил , и  я  его  оценку  моего  зрелого  таланта  сегодня  же  забуду… не  сегодня , так  в  сжатые  сроки… я  выберусь , в  расщелину  между  богатством  и  славой  я  не  провалился – разумеется! Сцену  я  оставил.

Енютин. К  тем , кому  посчастливилось  вас  на  ней  видеть , я  не  принадлежу. Я  бы  ваш  дар  ни  за  что  бы  не  забраковал. Обойдите  весь  земной  шар – настолько  сопереживающего  вам  человека  не  найдете. Плотников. Ваши  сопереживания  мне… мне  душно. Грозу  не  обещали?
Енютин. Будем  уповать  на  ливень  без  молний. Знать , что  сюда  ударит  молния  и  никуда  не  сдвигаться – это  электризует…
Плотников. Это  верная  смерть.
Енютин. Скоро  начнем  прощаться. Ну , что  у  вас  за  постная  физиономия! «Говорю  вам  тайну – не  все  мы  умрем , но  все  мы  изменимся».
Плотников. Вы  говорите?
Енютин. Опять-таки  апостол  Павел. Извлекая  из  головы  его  фразы , я  не  подставляюсь?
Плотников. Зазевавшись , вы  не  отскочите.
Енютин. Вы  о   молнии?
Плотников. Дожди и молнии… самый  грибной  дождь – радиационный. Такие  грибы  прут , такие  исполины… под  собственной  тяжестью  валятся.

Енютин. Желающие  могут  испробовать. И  грибы , и  дождь , и  любовь – любить , мучиться , снова  любить – любить  мучиться… ушедший  рабочий  любил.
Плотников. Невзгоды  его  потрепали.
Енютин. Своей  избраннице  он , вероятно , говорил: я , дорогая  ты  моя , так  тебя  полюбил  не  с  хорошей  жизни. Рядом  со мной  пили  шампанское , а  я  кормил  голубей  и  думал , не  пойти  нажраться.
Плотников. На  кладбище  шампанское  не  пьют.
Енютин. Почему? Я  считаю  вполне  допустимым , что  кого-то  чья-то  кончина  крайне  радует , и  человек , или  люди  заливаются  искрящимся  напитком  без  всякой  затаенной  грусти. Среди  ваших  оперных  такое  не  практикуется?
Плотников. У  нас  смешение. Взаимоуважения  и  зависти , добавим  сюда  и  отвращение  с  товарищеским  почитанием… мы  друг  друга  недолюбливаем , но  умеем  себя  вести. Елизавету  Андреевну  Близнову  я  бы  со  скалистой  гряды  под  зад  ногой  вниз  не  отправил… колоратурную  нашу  приму. Колоратурное  соправно  запросто  выдает  колоратуру! Ну , это  раскрашивание  мелодии  изощренными  пассажами , вызывавшими  у  меня  рвотные  судороги , когда  в  них  заходилась  никак  не  унимающаяся  Елизавета  Андреевна.

Енютин. По  гонорарам  она  вас  превосходила?
Плотников. Еще  чего  не  хватало! Она  делала  меня  не  в  зарплатной  ведости , а  спорте. Для  ее  шестидесяти  Елизавета  Андреевна  потрясающе  сохранилась. В  ней  килограммов  сто , но  баба  чудовищно  резкая…
Енютин. Вы  боксировали?
Плотников. Играли  в  большой  теннис. Сколько  бы  я  ни  зарекался , она  меня  уламывала , и  все  повторялось – мои  оплошности , ее  насыщенный  обертонами  гогот. «Ты , дурачок , закис , ты  продышись , не  только  мячом  в  корт – ракеткой  по  мячу  попасть  не  можешь». Теннисист  я  паршивый , но  я  не  идиот… Енютин. Нет.
Плотников. А  она  намекала. Ты , говорила  она , был  бы  умным  мальчиком , если  бы  твой  дядя  тебя  в  младенчестве  не  уронил.
Енютин. А  кто  ваш  дядя?
Плотников. Да  никакого  дяди  я  не  знаю! У  моих  родителей  родных  братьев  и  сестер  не  имелось , и  о  дяде  мне  не надо!
Енютин. И  о  двоюродном?
Плотников. Не  нужно , не  нужно… проигрывая  в  теннис , удар  я  держал , но  дядей  она  меня  достала , и  я  ее  возненавидел. Будучи  нутром  мягкотелым , кровь  я  Елизавете  не  пустил. «Он  зрит… Он  звезды  обозр-ееел – не  озвер-еееел… он  не  убийца  и  не  трупо-еееед , он  Темучину  не  сопе-ееерник. Он  Николай  Копе-ееерник». В  моей  опере  присутствуют  и  ученые.
Енютин. Ваши  действующие  лица  обжимают  вас  сплошным  кольцом.
Плотников. Ускоряя  шаг. Двигаются  не  на  меня – в  меня… из-за  их  разговорчивости  безмолвие  во  мне  не  наступает.
Енютин. Бу-бу-бу , бу-бу-бу…
Плотников. Позвольте! Меня  выворачивает  наружу  довольно  внятными  и  осмысленными  предложениями. Мой  язык  не  каменного  века! И  сочинял  я , вкладываясь… на  суде  истории  мне , тогда  уже  покойному , скажут , что  мои  старания  были  не  тщетны.

Енютин. Старец  Апполинарий  взглянет  с  небес  на  афиши  и  донесет  до  вас  благую  для  вас  весть. Написанная  вами  опера  поставлена.
Плотников. И  сколько  на  нее  продано  билетов?
Енютин. Проникать  взором  в  билетную  кассу  вы  будете  просить  его  сами. Заупрямится – наседайте. Бейте  в  пах , рвите  ему  бороду – чего  вам  страшится. Тех , кто  попал  в  рай , в  ад  уже  не  сбрасывают.
Плотников. Если  в  земной  жизни  клал  поклоны  и  смирялся , то  в  небесной  допустимо  дать  себе  волю… с  женщинами  у  них  порядок?
Енютин. В  раю  женщины… живут.
Плотников. С  кем-то?
Енютин. На  глазах  у  всех. У  херувимов , у  святых  угодников… кто  там  еще. Апостол  Павел , апостол  Андрей , апостол  Фома , апостол  Варфоломей , апостол  Иоанн , апостол…
Плотников. Вы  пойдете  ко  мне?
Енютин. На  квартиру?
Плотников. В  нее  придут  женщины. Мы  с  вами  пристойно  общались , и  я  беру  вас  с  собой , чтобы  уменьшить  мои  треволнения  от  встречи  с  давнишними  подругами. Вы  со  мной?
Енютин. Я  поеду.
Плотников. Но  легкого  секса  я  вам  не  обещаю.
Енютин. Да  какой  в  нашем  возрасте  легкий. Кому  сказать… о  чем  я  говорю. Я  над  собой  смеюсь , а  вам  не  советую.
Плотников. Мне  не  до  смеха.
 

                Второе  действие.

   За  столиком  летнего  открытого  кафе  пьют  кофе  и  едят  кексы  три  уверенно  вошедшие  в  средний  возрат  женщины: длинная  Лариса  Шеховцова , дерганая  Евгений  Бронникова  и  мягкая , начинающая  раздаваться  вширь  Елена  Маврина.

Бронникова. По  асфальтовой  дорожке  я  пришла. Не  все  же  мне  ходить  не  по  асфальту.
Маврина. К  кафе  земляные-то  и  не  ведут. Но  мы  с  Ларисой  понимаем , о  чем  ты  говоришь.
Шеховцова. О  своем  не  внешнем. О  твоих  давно  народившихся  несоответствиях. Думаю , Плотников  тебе  не  обрадуется. Если  бы  он  хотел  тебя  видеть , он  бы  тебе  позвонил.
Бронникова. Он  набрал  Лене.
Маврина. Мне. А  я  потом  тебе.
Шеховцова. Плотников  тебя  об  этом  не  просил. Он  в  разговоре  с  тобой  ее  хоть  вспомнил? Разговаривая  со  мной , он  о  ней  не  упоминал.
Бронникова. Чудный  молодой  тенор… Димочка  Плотников. Мартышка – патриций… дворянское  семя. Залпом  его… немалые  горести. Моя  оригинальность  может  выражаться  в  словах , но  не  в  чувствах.
Маврина. К  Плотникову  ты  тогда  прикипела  сильнее  нас… прочих.
Шеховцова. Собери  наши  тела  и  сложи  их  в  горку – вся гримерка  была  бы  до  потолка  завалена. Впрочем , групповых  вакханалий  он  не  устраивал – одаривал  нас  по  одной.

Маврина. Мы  валились  ему  прямо  в  руки.
Шеховцова. Угу… друг  дружку  не  ревновали. Поклонницы  других  певцов  собачились! вцеплялись  в  волосы , а  мы  деревенских  сходов  с  руганью  и  драками  не  проводили. Злобное  напряжение  между  нами  не  пробегало. Мы  и  теперь  повстречались  чуть  ли  не  как  подруги.
Бронникова. Нас  свел  бесподобный  голос  Димочки  Плотникова. Полюбившим  его  голос  черноту  в  сердцах  не  удержать. Она  под  конвоем  проводится  к  выходу  и  вышвыривается  навеки. Сейчас  Димочка  Плотников , вероятно , постарел.
Шеховцова. К  покрытому  морщинами  лицу  хрустальный  журчащий  голос  едва  ли  пойдет.
Маврина. Но  ты  от  его  предложения  не  отказалась. Шеховцова. Его  звонок  меня  ошеломил. Пригвоздил  к  стулу  и  заставил  в  полубезумной  взволнованности  переспрашивать , кто  звонит. Дмитрий  Плотников… я  перед  ним , он  передо  мной… я-то  его  облик  нарисовала  перед  собой  мгновенно.
Маврина. И  он  твой.
Шеховцова. Я  сомневаюсь , что  у  него  есть  мои  фотографии. 

Маврина. У  нас  его  снимков  море. И  из  журналов , и  снятых  нами , от  вспышек  в  глаза  он  психовал  и  те  фото , на  которых  он  запечатлен  прикрывающимся  руками , нам  не  подписывал. Ты  твой  ворох  фотографий  иногда  просматриваешь?
Шеховцова. Да. Иначе  бы  я  уже  забыла , как  он  выглядит. Поэтому  я  и  говорю , что  я  из  его  памяти  уже  наверняка  стерлась.
Маврина. Брось.
Шеховцова. Я  уверена.
Маврина. С  чего? Он  же  тебе  все-таки  позвонил.
Шеховцова. Мой  номер  у  него  остался.
Бронникова. А  вы  когда-нибудь  готовили  ему  ужин? Я  жила  в  квартире  Димочки  четыря  дня  и  варила  ему  пельмени.
Маврина. И  только?
Бронникова. Вчера  большие , сегодня  маленькие – чтобы  было  разнообразие. Пельмень  я  насаживала  на  вилку  и  протягивала  его  Димочке , устремляя  на  моего  тенора  специальный  материнский  взгляд: ты  не  робей , кушай – это  не  абсурдное  требование , ты  сам  рассуди – в  голодные  времена  люди  с  аппетитом  ели  лепешки  из  картофельной  шелухи , а  я  даю  тебе  пельмени  и , если  пожелаешь , налью  тебе  стопочку  водки , и  ты  разохотишься , и  поллитра ударят  тебе  по  голове , как  полкило  упавшего  на  нее  железа – с  расстояние  больше , чем  три  метра  они  ее  расколят  и   жутко  расстроят  ту , что  при  первом  опыте  орального  секса  до  крови  натерла  себе  нёбо… тоже  потеря  невинности. Не  где  у  всех. Но  кровь. У  водолазов  она  под  давлением.

Маврина. Водолаз – призвание  сомнительное.
Шеховцова. Встречайся  ты  с  водолазом , он  бы  тебя  о  начале  его  битвы  с  подводным  зверем  оповестил. Маврина. Я  бы  его  не  отговаривала. Расцеловала  бы  и  отправила  биться  не  на  жизнь , а  на  смерть. Вода  бурлит , в  ней  создается  волнение , в  воде… вода… вода  успокоилась. Кого-то  сожрали , и  он  утонул. Бронникова. Презретый  тобою  и  пропавший  в  пучине  тебе  угрожал.
Маврина. Чем  же?
Бронникова. Гневом  богов.
Маврина. Они  на  его  призыв  не  отзовутся. К  тому  же  вполне  допустимо  их  несуществование. Я  не  поручусь , но  где  они , кто  их  видел , перед  кем  они  объявлялись , кто  им…
Бронникова. Бог! Бог – красавец!

Шеховцова. Ну , ты  и  сказала.
Бронникова. Я  об  Аполлоне. На  вершине  горы  в  прекрасном  дворце , на  острове  Аваллон  лежит… Аполлон?
Маврина. Король  Артур  там  лежит.
Бронникова. Правильно. Я  знала , что , отвечая , ты  не  ошибешься. Мы  же  все  девушки  начитанные , леностью  ума  не  пораженные , мы  сиживали  в  библиотеках , посещали  оперу , сегодня  мы  направимся  к  нашему  прежнему  кумиру  Димочке  Плотникову. Непосредственно  сейчас  я  думаю  броситься  ему  в  объятия.

Шеховцова. В  квартире  у  Димы  вроде  бы  широкий  коридор. Плечом  к  плечу  мы  в  нем  уместимся.
Маврина. И  понесемся  на  него  втроем?
Шеховцова. Повалим , обслюнявим , сдерем  одежду… протестующий  Дима  тут  же  припомнит  девятый  круг  ада. Как  смешно… ха-ха. Сама  припомнила  и   смеюсь. Примерно  в  одно  время  с  Димой  я  тесно  контактировала  с  малообразованным  Николаем – мы  с  ним  как-то  смотрели  телевизор , и   на  экране  был  академик  Лихачев. Ха-ха… мой  Николай  отчего-то  посчитал , что  человек  на  экране  является  юмористом  и , взирая на академика , говорил мне: «Гляди-ка – вот  же  дед. Сразу  не  шутит , подводит  долго  и  основательно , старая  школа…». Не  верите?
Маврина. Не  больно.
Шеховцова. А  я  вам  разъясню. Вдобавок  к  своему  безкультурью  Николай  с  завидным  постоянством  принимал  наркотические  снадобья. Теперь  ясно?
Маврина. Понимание  пришло. Разрядом  молнии. Силуэт  Николая  ты  из  бумаги  не  вырезала?
Шеховцова. Помнишь…
Маврина. Храню.
Бронникова. Твой  Димочкин  силуэт  и  у  меня  сохранился. Ты  нам  всем  их  тогда  раздавала. В  трудные  минуты  я  на  него , случается , взгляну  и  ухвачусь  за  рассматривание , как  за  спасительную  соломинку. К  сердцу  подкатит  комок… самочка  ты  моя , шептал  мне  Димочка. Принцесса… я  называю  тебя  принцессой , поскольку  мне  приятно  иметь  принцессу. Я  наполню  нам  ванну… за  ее  бортом  останутся  любые  страхи  и  тревоги.

Маврина. О  ванне  ты  помолчи. А  не  то  я  задумаюсь  об  Александре  и  загрущу.
Шеховцова. О  Носатом  Александре? Виолончелисте  из  оркестра? Он  проявлял  ко  мне  участие… уединишься  со  мной – удача  будет  с  тобой , говорил. Маврина. Мой  Александр  не  тот… он  был  немногословен. Как-то  промолвил , что  сердце  у  него  доброе. Насколько  доброе? – спросила  я. А  вот  настолько , сказал  он  и  показал  мне  кончик  пальца.
Бронникова. Совсем  слегка  доброе. Но  немного  лучше , чем  ничего – в  ком-то  и  этого  мизера  не  сыщешь. В  кровати-то  он  тебя  удовлетворял?
Маврина. В  ванной. Когда  он  позвал  меня  туда , я  решила , что  меня  ожидают  любовные  забавы  и  бесстрашно  залезла. Александр  ко  мне  не  подсел. Стоя  на  полу , он  положил  руки  мне  на  плечи  и  стал  меня  топить.
Шеховцова. Ты  отбивалась?
Маврина. Ну , я  же  выжила. Брызги  поднимались , ох… я  лупила  по  всему  всеми  конечностями – сперва  не  прицельно , но  затем  умудрилась  попасть  ему  пяткой  в  челюсть. Его  отбросило  к  двери , я  высвободилась  и  побежала… услышав  неразборчивое  бормотание , возвратилась. Женское  любопытство. Интересно  же , о  чем  он  бормочет. «Вниз , вниз… я  многое  прошел… я  выложил  не  все  мои  козыри… вниз , вниз».

Шеховцова. Он , случайно , не  водолаз?
Маврина. О  водолазе  я  сказала , поскольку… не  я  начала. Александр – радиотехник.
Бронникова. Изо  рта  клыки  не  торчат?
Маврина. Будь  это  так , я  бы  его  авторитет  ощущала  явственнее. И  Александр  бы  меня  в  неуважении  не  заподозрил. Бетховеном  я  его , конечно , зацепила… Шеховцова. Намекнула  ему , что  легла  бы  с  Бетховеном?
Маврина. А  кто  бы  из  вас  не  лег?
Шеховцова. Да  чего  говорить. Мы  и  с  теми , кто  куда  пожиже , любились… из  мира  музыки.
Бронникова. Вообще  из  мира. Из  мира , что  вокруг нас. Где  перекрикиваются  часовые , поедаются  концентраты витаминов , находят  завихряющие  затмения , улетают  Икары… почему  Икар  улетел? Он  поспешил  убраться  от  мужчины , который  хотел  его  поиметь. От  царя  Миноса.
Шеховцова. Икар , он… улетел  в  компании. С  отцом. Маврина. С  Дедалом.
Бронникова. Разумеется. Царь  Минос  возжелал  отодрать  и  отца. Коллективным  письмом  о  том , что  сын  с  отцом  талантливые  изобретатели , царя  было  не  разжалобить.

Маврина. Было , было… лицо  Бетховена  было  изуродовано  оспой.
Шеховцова. Погасила  бы  свет , и  не  проблема.
Маврина. То-то  и  оно. Скажи  я  Александру , что  в  постели  я  бы  предпочла  ему  Бетховена , он  бы  не  взорвался. Но  я  сказала , что  бы  охотнее  не  спала , а  смотрела… не  на  него , а  на  Бетховена. Не  на  гладкую  физиономию  ничтожества , а  на  щербатый  лик  гения. Ну , и   Александр  на  меня  взъелся…
Шеховцова. Вы  с  ним  друг  друга  не  дополняли. Маврина. Не  подпитывали…
Бронникова. Вы  расстались?
Маврина. На  время  разбежались. Я  сейчас  ни  с  кем… все  думаю , как  мне  максимально  полезно  прожить  данное  промежуточное  состояние.
Бронникова. Существование.
Маврина. А?
Бронникова. Твое  нынешнее  сущестование  бессмысленно. Воистину  промежуточно. Если  ты  веришь  в  переселение  душ , то  у  тебя  будут  и  еще  существования. Даже  если  и  не  веришь.
Маврина. Я  бы  желала… переродиться  мужчиной. Бронникова. Человеком?
Маврина. А  кем?
Бронникова. Зверем. Насекомым. Главное , мужского  пола?
Маврина. Я  тут  размышляю… болтает  меня , девушки. Меня  в  такой  степени  внутренне  не  трясло  с  момента  прослушивания «Поцелуя  земли». Игоря  Федоровича  Стравинского.

Шеховцова. Под  колпаком  у  классики  мы  с  младых  лет. Кто-нибудь  из  вас  ходил  в  музыкальную  школу? Маврина. Я  нет.
Бронникова. Я  вполнакала  поигрывала  дома  на  аккордеоне. В  нашей  семье  его  оставил  приехавший  из  Сывтывкара  мамин  знакомый. Он  эмигрировал  в  Бангладеш. Брать  с  собой  аккордеон  раздумал.
Маврина. Притащил  в  такую  даль  и… по  дороге  в  Москву  он  на  нем  наяривал?
Бронникова. Что , в  самолете? В  самолете , я  думаю , он  читал  книжку. Он  нам  и  ее  подарил – занимательный  сборник… революционный. Старого  издания. «Сердце  беседует  с  Лениным» называется. С  тем  Лениным.

Шеховцова. Мне  понятно , с  каким. А  почему  он  улетел  в Бангладеш  без  Ленина  и  аккордеона , пониманию  моему  не  подвластно. Мужчина-то  занимательный?
Бронникова. Неотразимый. Он  занимался  комбикормами  и  запинающимся  голосом  говорил , что  недавно  решился  на  операцию  и  ему  кое-что  вырезали , с  грехом  пополам  залатали  и , когда  он  приполз  жаловаться , не  знали , куда  спрятать  глаза , но  о  возврате  уплаченных  денег  сказали  даже  не  заикатся. В  общем , Родина  его  разозлила  и  он  перебрался  в  Бангладеш. У  него  в  Бангладаше  давнишний  приятель  по  ансамблю  народной  самодеятельности.
Шеховцова. Торчок?
Бронникова. В  этих  ансамблях  разве  кто  нормальный  состоит. Кто  из  адекватных  людей , ни  о  чем  не  спрашивая , прокричит в  трубку: «Конечно! Приезжай , о  чем  речь , в  Бангладеше  обедни  ты  не  испортишь!». Тот  из  Сывтывкара  и  сам  хорош… мне  и  шестнадцати  не  исполнилось , а  он  затолкал  меня  в  пустую  комнату  и  имел  чаяния  меня  грубо  завалить.

Маврина. Ты  тогда  была  девушкой?
Бронникова. Да  какой  девушкой… будь  он  чуточку  посимпатичней , я  бы  ему  все  позволила. И  не  врезала  бы  ему  по  башке  стоявшей  на  подоконнике  бутылкой  для  поливки  цветов.
Шеховцова. Из-под  газировки? Пластмассовой?
Бронникова. Газировку  в  нашей  семье  не  пили.
Маврина. А  чем  же  вы  запивали  еду?
Бронникова. Мама  варила  компоты. А  в  магазинах  они  с  отцом  покупали  напитки  исключительно  вино-водочные. Не  чтобы  пьянствовать – чтобы  в  меру  на  праздники. На  девятое  мая  они  впервые  разрешили  мне  употребить  вместе  с  ними , и  розовое  вино  мне  понравилось. Бутылку  из-под  него я  сохранила. Поливала  из  нее  цветы. Ударила  ею  мужчину  из  Сывтывкара. 
Маврина. Не  слишком  сильно?
Бронникова. Фактически  вскользь. Он  ушел  от  нас  на  своих  ногах. Вылет  в  Бангладеш  ему  предстоял  послезавтра , но  он  ушел.
Шеховцова. И  не  пришел?
Бронникова. При  мне  он  больше  не  появлялся.
Маврина. Его  обуял  стыд…
Бронникова. Или  он  не  мог  вспомнить  наш  адрес. Уходил-то  он  шатаясь  и  виляя  из  стороны  в  сторону… будто  под  градусом.

Шеховцова. Теперь  я  поняла , почему  он  оставил  у  вас  и  книжку , и  аккордеон. Сейчас  он  точно  в  Бангладеше?
Бронникова. Мне  его  местонахождение  неизвестно. И  столь  неудобные  вопросы  ты  мне  не  задавай. Считаешь  меня  в  чем-то  виновной – иди  на  меня  и  донеси.
Шеховцова. Ты  оборонялась. Выйди  на  тебя  следователь , ты  бы  ему  собой  заплатила?
Бронникова. Я  благоразумна. Всей  следственной  бригаде  я  бы  проорала: меня , ребята , меня! если  вы  предоставите  доказательства , я  согласна  переспать  со  всеми. Из  эгоистичных  соображений.

Маврина. Перебор.
Шеховцова. В  чем?
Маврина. Гитарный. У  нее  аккордеон , а  у  меня  гитара , и  я  перебирала  на  ней  обе  сохранившиеся  струны.
Шеховцова. Получается  перебор  при  недоборе.
Маврина. Без  сожалений… и  приобретений. Толчок  был  дан  мне  из  космоса. 
Бронникова. Анонимный?
Маврина. До  меня  снизошел  раздувшийся  мерцающий  организм , который  заявил , что  ему… поручено  мне  сказать , что  мне… надлежит  снять  со  шкафа  гитару  и  парализовать  ее  звуками  волю  вселенского  зла. Говоря  без  обмана , это  я  нарисовала  в  воздухе  невесть  что , и  оно  ожило. Глаз  косит , шея  кривая. Шеховцова. Наш  человек.
Маврина. Когда  он , взревев , испарился , я  полдня  глядела  из  окна  на  радугу.
Шеховцова. Радуга  не  к  добру. 
Маврина. Ужасный  знак , я  читала.
Шеховцова. Но  полдня  она  на  небе  не  держится. Маврина. Мне  на  предстоящее  бедствие  она  указывала  продолжительно… на  развод  с  мужем , на  решение  дочки  уехать  жить  с  ним – ей  всего  пять , но  мы  с  мужем  условились , что  ее  мнение  будет  определяющим. Она  его  высказала , и  меня  будто  ошпарило… забрав  дочку , гитару  он  не  захватил , и  я  в  психозе  изорвала  на  ней  струны. Две  уцелели…

Шеховцова. Твой  бывший  муж  на  гитаре  лабал  или  по  нотам?
Маврина. Он  сосредоточенный  правдоискатель  и  неумолимый  сексуальный  тиран. Гитару  он  выиграл  в  карты. Я  слышала , что  в  прошлом  году  он  в  них  проигрался , и  сейчас  они  с  дочкой  ютятся  у  его  троюродного  брата. В  Наро-Фоминске. Небось , сидят  и  на  щелбаны  перекидываются  в  буру.
Бронникова. С  братом? С  братом  и  с  дочкой? 
Маврина. Она  мне  редко  звонит.
Бронникова. А  женщину  он  себе  не  завел?
Маврина. У  его  троюродного  брата  есть  жена.
Шеховцова. И  он  с  ней  что…
Маврина. Наверняка. Я  же  с  его  троюродным  братом  ложилась.
Бронникова. По  желанию?
Маврина. Муж  мне  нашептывал , и  я  с  ним  шла… я  же  неспроста  вам  сказала , что  он  сексуальный  тиран. Его  собственные  постельные  запросы  были  необременительны , но  он  мною  делился…
Бронникова. Только  с  братом?
Маврина. Только! Хоть  они  лишь  троюродные , но  они  такие  братья… меня  даже  зависть  брала. У  женщин  подобного  родства  душ  не  бывает.

Шеховцова. С  тиранством  мы  разобрались. Ну , а  в  чем  он  правдоискатель?
Маврина. Он  сконцентрированно  ищет , к  чему  бы  ему  примкнуть. К  какой  религии , к  какому  направлению  бизнеса – смотрит , оценивает , прикидывает. Временно  пока  не  работает. Никакие  храмы  не  посещает. Не  нашел  он  нигде  правду… еще.
Шеховцова. А  что  он  заканчивал? Институт  физкультуры?
Маврина. Некоторое  время  он  проучился  в  дипломатической  академии , потом  перевелся  в  лесной... он  широкообразован. Я , говорил  он , от  прекрасного  образования , посеявшего  во  мне  раздор , не  свободен. Шеховцова. Я  бы  мою  дочку  у  него  вытянула. Добилась  бы  ее  по  суду.
Маврина. И  к  чему  бы  это  привело? Она  же  ко  мне  не  просится – только  и  знает , что  игнорировать… я  к  ней  приду , попытаюсь  завести  разговор , она  от  меня  отворачивается , и  я  ей  сказала , что , если  ты  не  хочешь  меня  видеть , я  буду  телепатировать  тебе  с  расстояния – мои  теплые  к  тебе  мысли. И  дочка  мне  ответила: телепатируй… мама. Телепатируй , но  не  вздумай  телепортировать. В  твою  квартиру… мама. Как  бы  после  таких  речей  мы  с  ней  ужились?
Бронникова. Из  приличия  она  могла  бы  словами  не  бросаться. Она  и  к  отцу  остынет – я   обещаю… и  вспоминаю  картину  Давида  под  названием «Подайте  Велизарию  грош». Считавшегося  императорским  фаворитом  и  купавшегося  в  почестях  военноначальника  художник  изобразил  нищим  и  ослепленным. Вышедшим  из  доверия. Что  относительно  твоей  дочери  грозит  и  твоему  бывшему  супругу.
Маврина. На  сегодняшний  день  он  у  нее  в  большой  чести. Но  позвонить  и  уточнить  следует…

Бронникова. Бери  и  звони. Не  от  Димочки  же  Плотникова  в  Наро-Фоминск  названивать. Сближаясь  с  оперными  звездами , мы  продвигались  по  пути , который  вряд  ли  был  истинным , но  о  Димочке  Плотникове  я  думаю  без  заминок. Раздумия  идут  гладко. Но  тормозятся   обидами , самобичеваниями , шершавой  прозой… «если  кто-то  звал  кого-то  сквозь  густую  рожь , и  кого-то  обнял  кто-то – что  с  него  возьмешь?». Роберт  Бернс.
Маврина. Ощипанный  сокол. Вы  не  предполагаете , что  мы  застанем  Плотникова  несколько  потерявшим  в  привлекательности?
Шеховцова. Дай  бог. Мы-то  с  вами  заметно  сдали… а  Плотников  все  тот  же? Я  этого  не  хочу… подобная  ситуация  уже  имела  место , когда  я  столкнулась  в  театре  юного  зрителя  с  баритоном  Новосадовым. Малорослого  Аркашу  вы  не  забыли? 
Маврина. Учтивый  Аркадий… поразительное  мужское  достоинство.
Бронникова. Сантиметров  двадцать  пять. Ему , говорят, делали  инъекции  роста – выше  метра  пятидесяти  он  не  вымахал , однако  на  кое-чем  инъекции  сказались. Серьезный  мужик. Ты  повстречалась  с  ним  на  детском  спектакле?
Шеховцова. У  меня  в  том  театре  завелся  ухажер. Талантливый  артист  из  массовки. Валера  из  нее  выберется , данные  у  парня  очевидные… а  Аркаша  привел  на  спектакль  двух  своих  детей. В  фойе  он  натолкнулся  на  меня  и  чуть  не  сбил  меня  тем , как  он  выглядит – моложаво , подтянуто… и  дети  у  него  приятные. Сынишки. Абсолютно  не  мелкие.

Бронникова. От  Аркадия , насколько  я  помню , и  ты  рожала.
Шеховцова. Беременность  я  прервала. Залетела-то  случайно  и  избавилась  спокойно… от  известного  человека  нормального  роста  ребенка  бы  я  выносила , а  от  Аркадия  побоялась. Материально  он  бы  меня  поддерживал , но  я  не  отважилась. Кто , подумала , появится  от  него  на  свет – какая  такая  малюсенькая  форма  жизни… сейчас-то  я  убедилась , что  дети  от  Аркадия  рождаются  не  ниже остальных.
Маврина. Принципиальный  момент.

Шеховцова. У  меня  немецкая  овчарка. Мой  Тедди… ночами  он  воет  и  скулит. Я  беру  его  на  руки , ношу  по  квартире  и  укачиваю – с  душевной  болью. Не  стесняясь  и  всплакнуть…
Бронникова. Делить  кров  с  подобным  псом – огромная  нервная  нагрузка. Ты  к  выпивке-то  не  пристрастилась?
Шеховцова. Приличный  мужчина  предложит – не  откажусь.
Маврина. Из  горлышка?
Шеховцова. Мне  не  к  лицу , но  я  не  ханжа. Лишь  в  помещении , лишь  из  рюмок… под  тонкую  закуску – ущербная  психология. С  туманным  литератором  дородной  наружности  мы  пили  бренди  в  Большом  Патриаршем  переулке , у  института  Африки. Нас  с  ним  повязали , когда  нам  оставалось  сделать  по  последнему  глотку. Подошедшая  милиция  испоганила  весь  финал… мы  же  в  постель  с  ним  не  собирались. Усмотрев  друг  друга  в  толпе , пошли  на  контакт  и  при  всей  сомнительности  знакомства  разговорились.  Он  пессимист , я  не  в  настроении , беседа  завязалась… взгляни  на  лужи , сказал  он. В  них  капает  серое  солнце.
Маврина. А  милиция?
Шеховцова. Она  нас  разлучила. За  их  деятельностью  пора  установить  общественный  контроль! На  меня  глядят , как  на  шалаву , литератора  уволакивают… никаких  ему  послаблений. За  длинную  неознозначную  тираду  с  кучей  разномастных  падежей  и  оборотов  его  взяли  под  стражу , и  мы  с  ним  не  договорили. Положительный  заряд  от  нашего  разговора  я  все  же  получила. Двинула  к  метро , поразмышляла  об  изнанке  вещей… и  почему  он  пренебрегал  мною  в  качестве  женщины? Солнце  серое… не  оно , а  повседневность – она  серая. И  чем  дальше , тем  серее.
Маврина. Петь  ей  осанну  незачем. Но  и  крыситься  на  нее  недальновидно. По  льду  ходить  запрещено. Если  он  уже  растаял , то  можно. Будешь  тонуть  без  истерики – создашь  себе  репутацию.
Шеховцова. Безмолвно  выброситься  с  десятого  этажа  подойдет?
Маврина. Примерно.

Бронникова. Я  следила  за  этажами. В  подъезд  зашел  мужчина , который  мне  приглянулся – я  у  газетного  ящика… проверяю , что  мне  туда  напихали , оборачиваюсь  и  вижу  его. Он  около  меня  постоял  и  уехал  на  лифте. Я  потерянно  глядела , куда… на  этажи… одиннадцатый , двенадцатый , тринадцатый… как  же  высоко  ты  поселился , подумала  я. Не  демон  ли  ты , посланный  меня  погубить… хромого  пропусти , за  ним  не  беги – он  тебя  заманивает.
Маврина. Хромой – это  дьявол.
Бронникова. Байрон.
Маврина. Лорд  Байрон?
Бронникова. Он  хромал. И  немилосердно  лишал  покоя  тянувшихся  к  нему  дам.

Шеховцова. Попадись  мне  Байрон , я  бы  заставила  его  написать  обо  мне  самый  лиричный  стих. Чтобы  от  меня  отвязаться , он  взялся  бы  за  работу  с  упоением , из  пустого  в  порожнее  переливал  бы  вдохновенно , о  страсти  бы , о  волнениях… я  не  приду  к  тебе! Без  нужды  в  тебе! А  ее  не  чувствую.
Маврина. Он  ускользает.
Бронникова. Виновато  озирается. На  ступенях  лестницы. Она  ведет  в  твою  башню , где  он  тебя  оставляет. Между  вами  дошло  до  резкостей , и  он , стащив  у  тебя  золотой  гребешок , идет  со  спуска  и  мучается  совестью.
Шеховцова. Не  случись  у  нас  размолвка , он  бы  воровство  не  совершил? До  нее  он  передо  мной  благоговел?
Бронникова. Он  с  тобой  спал.
Шеховцова. Отдыхать  он  умеет.
Бронникова. Он  спаривался  и  думал , что  он  должен  стать  человеком.
Шеховцова. Он? 
Бронникова. Один  из  его  сперматозоидов.
Шеховцова. Из  тех , что  он  в  меня… зачем  ты  так. Бронникова. Да , я  не  о  том. Тема  рождения  детей  для  тебя  не  из  приятных , и  я  замолкаю.

Шеховцова. Ты  можешь  продолжать. Избегая  софизма  и  уклонизма. Назови  мне  причину , по  которой  он  украл  мою  собственность. Но  отвечая , принимай  в  расчет , что  моя  расчестка  была  не  из  золота. И  он  об  этом  знал.
Бронникова. Хмм…
Шеховцова. Я  не  дам  тебе  опомниться! Говори! Бронникова. Приходится  признать , что… он  лучше , чем  нам  казалось.
Маврина. Действительно?
Бронникова. Он  не  вор. Ее  гребешок  он  всего  лишь  прихватил  на  память  об  их  жгучих  часах  в  мрачной  неотапливаемой  башне.

Шеховцова. Ты , подружка , вывернулась.
Бронникова. Я  не  дура.
Шеховцова. А  в  башню  меня  что , заточили?
Бронникова. Ты  жила  в  деревне. С  твоего  лица  не  сходила  улыбка , ведь  в  полях  ты  не  вкалывала , пряжу  на  продажу  не  пряла , а  крестьян  к  себе  завлекала. Предоставляя  утонченные  для  тех  мест  услуги , ты  обирала  трудяг  до  нитки , и  загрустившие  мужички  нажаловались  женам , те  скопом  метнулись  к  старосте , он  связался  с   префектом , и  тебя  из  деревни  увезли.
Шеховцова. Слабовато. За  какую-то  проституцию  мне  присудили  одиночное  заключение  в  башне? Несоразмерно.
Маврина. А  если  бы  ты  совратила  и  префекта? И  параллельно  с  ублажением  влила  ему  в  сознание  антигосударственную  ересь.
Шеховцова. Здесь  уже  прослеживается  реальность  домысла. Нападки  на  системы , призывы  к  восстанию  и  все  в  подобном  духе , да?
Маврина. Ну.
Шеховцова. Хмм… за  это  полагается  в  башню. Будучи  носительницей  революционного  тока , женское  счастье  не  обретешь , но  кого-то , быть  может , осчастливишь.

Бронникова. Твоего  префекта  приговорили  к  расстрелу.
Шеховцова. Его  я  осчастливила , как  там  говорила  Лена , ублажением. Довольно  с  него. Уши  он , видите  ли , развесил… моей  болтовней  он  проникся? Попер  бунтовать?
Маврина. Присутствовавшие  на  митинге  агенты  полиции  грянули  ему «ура» вместе  с  остальным  народом. Когда  кипящее  сборище  распалось  на  расползающихся  по  своим  делам , его  попросили  в  «воронок». Как  бы  весомо  ни  звучала  его  фамилия.
Бронникова. Ты  и  фамилию  ему  подобрала?
Маврина. Она  и  вам  известна.
Шеховцова. И?
Маврина. Байрон.

Бронникова. Но  Байрона  не  расстреляли.
Маврина. Он  перебил  охрану  и  был  таков. Настоящий  Байрон  нашему  в  удали  не  уступит – он  воевал  в  отрядах  карбонариев. Ну , а  наш… он  захаживал  к  тебе в  башню. Резал  охрану  и  возле  нее.
Шеховцова. В  ипостаси  кровавого  лорда  меня  мой  любовник  устраивает. На  ночь  с  ним  я  бы  настраивалась  серьезно – с  надеждой  на  лучшее. На  то , что  он  в  феноменальной  форме  и  лицом  в  грязь  не  ударит. Перед  падением  на  жесткое  ложе  мы  бы  подвигались , устроили  танцевальный  диалог , при  выплясывании  по  раздельности  нас  бы  осенило , что  мы  занимаемся  чем-то  не  тем , и  мы  бы  друг  к  другу  прижались , утонченное  лицо  лорда  оказалась  бы  вблизи  моего...  я  размечталась? Не  утонченное? Бронникова. Широкая  веснушчатая  физиономия.
Шеховцова. М-да… контрастность  с  утонченным  очевидна. Увидев , что  меня  раздевает  такой  неприглядный  мужчина , я  почувстовала  повысившуюся  во  мне  конфликтность. Была  лапочкой , а  стала  скандалисткой , принялась  размахивать  руками  и  защищать  свою  честь , не  лапай  меня , поэт! Пропади! Я  уже  не  в  башне. Она  развалилась… я  на  тесной  кухне  в  Москве – готовлю  себе  диетическую  нарезку.
Маврина. Свекла , баклажаны. 
Шеховцова. Томаты.

Бронникова. А  поэт  не  смирился  и  приехал  за  тобой. На  склоне  Нескучного  Сада  он  угрюмо  стоял.
Шеховцова. Отливал.
Бронникова. Шли  люди.
Шеховцова. Не  прекращал.
Бронникова. Его  относящиеся  к  тебе  иллюзии  злокачественны. Ты  его  не  примешь , а  он  стремится  тебя  покорить , не  откладывая… бесплодность  задумок  дерет  его  сущность  и  методично  низводит  ее  до  той , что  свойственна  психопатам. Вершителям  судеб… с  озорной  улыбкой. Добровольно  не  отдалась – пожалеешь.
Шеховцова. Ты  бы  твои… эти  измышления  в  зародыше  бы  приканчивала. Тоже  мне  энтузиастка… вознамерилась  запугивать  меня  насильником. Хочешь  мне  досадить – переделай  поэта  в  композитора. В  Чайковского.
Маврина. Прикасаясь  к  женщинам , Петр  Ильич  испытывал  отвращение. Это  тебе  даже  неприятнее , чем  секс  без  согласия?
Шеховцова. Это  безопаснее , но  вы  сравните – там  я  его  дико  распалила , а  тут  на  меня  и  не  взглянули… для  самомнения  первое  все  же  послаще. Мы  к  Плотникову  не  опоздаем?
Маврина. Он  сказал , приходить  к  семи. Минут  за  сорок  мы  до  него  доберемся.
Шеховцова. Мы  же  поедем  к  нему  на  трамвае.
Маврина. На  трамвае.
Шеховцова. А  нынче  трамваи  ездят  столь  медленно? На  четыре  остановки  сорок  минут?
Маврина. Ну , нам  же  надо  дождаться , затем  сойти  и  дойти  до  его  дома , не  нестись  же  нам , как  угорелым , чтобы  и  косметика  от  пота  потекла , и  одышка  перед  Дмитрием  выявилась. То-то  он  нами  восхититься…
Бронникова. Димочка  нас  не  отошлет. Мы  же  ему  не  кто-нибудь… мы  им  жили. 

 
                Третье  действие.

  В  сохраняющей  следы  антикварной  обстановки  квартире  Плотникова  по  углам  и  стульям  разбросаны  Маврина , Шеховцова , Бронникова  и  Енютин – сам  певец  занял  центр.

Плотников. «Раздели-ииили  финкой  ды-ыыню , жил  у  моря  мураве-еей , хмурый  черт , войдя  в  автобус , испугал , крестясь , детей – не  жи-иииви! Как  мы  не  жили! Жил  у  моря  мураве-ееей. Влажный  воздух  рвался  в  ноздри  через  форточки  ноздрей. Цве-ееееты! Не  камн-ииии! Они  с  корня-яяями. Я  побоялся  бы  сказать , что  будет  с  нами-иии. И  мне нехоро-ооошо! А  ведь  должно-ооо! Стать  чуть  полу-ууучше… я-яяяя  бросил  все. И  всех , и   все. Тебя  я  тоже  бро-ооосил. Лишь  годом  позже , год  спустя , вернулся  ровно  в  во-ооосемь. Мой  поезд  в  девять  двадцать  пять  уедет  в  неизвестно-оооость. Ты-ыыы! разлю-ююбив! Успей  сказать – я  не  убью  за  честно-ооость». Я  спел  о  том , что  прошел  год , но  в  контексте  нас  с  вами  прошло  больше.
Маврина. У  тебя  бас.
Плотников. Да  и  вы  изменились. Круглые  глаза  вы  не  делайте – я  по-прежнему  пою  своим  голосом. И  он  мне  по  нраву.
Шеховцова. Нас  ты  им  придавил. А  этот  мужчина , что  с  тобой , он… друг  другу  мы  представлены , но  его  имя  нам  о  нем  мало  что  говорит. Андрей  и  Андрей… это  не  говорит  само  за  себя. Вы , Андрей , по  музыкальной  части?
Енютин. Меня  привезли  сюда  на «скорой». Я  болезненный  контр-штурман… осататаневший  от  дальнозоркости. Из  бокового  ответвления  магнитогорского  дворянского  рода. Пока  я  только  в  самом  начале  пути.
Бронникова. У  Димочки  Плотникова  отношение  к  вам  доброжелательное. Оно  для  меня… достаточная  рекомендация. За  то , что  он  написал  оперу , вы  не  ответственны?
Енютин. Если  бы  отрывок  из  нее  лег  вам  на  ухо , вы  бы  подобрали  иное  слово. Назвали  б  меня  вдохновителем.
Бронникова. От  его  оперы  я  еще , да , не  в  экзальтации. Из  старого  репертуара  ты , Димочка , уже  ничего  не  исполняешь?

Плотников. Душевная  полнота  была  прочувствована  мной  лишь  после  рождения  собственной  вещи. Недурного  творения! Подвергнуть  меня  жесткой  критики  я  вам  не  запрещаю , но  от  вас  я  ожидал  похвал...  Бронникова. Ладно , Димочка , ты  чего! Я  мое  мнение  поменяю. В  считанные  мгновения! И  девочки  меня  поддержат!
Шеховцова. А  я  о  том , что  опера  дерьмо , и  не  говорила. Мелодика  вполне  сильная.
Маврина. И  текст  занятный.
Бронникова. Великолепно… отменно  вы , девушки , со  мной  обошлись. Я  Димочку , значит , опускаю , а  вы  предоставляете  ему  благожелательную  опору. Умненькие… меня  задвинули. На  приманку  он  клюнет!
Енютин. И  в  чем  это  выразится?
Бронникова. Вы , мужчина , не  тем  интересуетесь. Вас  тут  в  Димочкиной  квартире  вообще  не  подразумевалось.
Маврина. Как  и  тебя.
Бронникова. Внезапность  выпада… продернула. Возник  неприятный  момент. Ты , Димочка , меня  не  звал? Плотников. Я  позвонил  Лене  и  Ларисе.
Бронникова. А  я  не  Лена  и  не  Лариса. Ты  собираешься  меня  отсюда  выдворить?

Плотников. Не  будешь  создавать  хлопоты – сумеешь  остаться. Первоначальный  выбор  на  тебя  не  упал , но  ты  пришла , и  я  на  тебя  гляжу… «Приглядывался  к  дамам  смущенный  идио-ооот – замешкался  у  входа , охране  смотрел  в  ро-ооот , гудящий  клуб  отринул  вздохнувшего  орла-ааа , парящего  над  бездной  возможно  неспроста-ааа. В  клу-уууб! Не  впусти-иииили! В  консервато-ооорию! Попа-ааал!». Что-то  в  животе  у  меня  урчит…
Енютин. Урчание  обретает  форму. Нечеловеческого  гласа – он  встряхнет… заставит  поднять  голову  и  жадно  простереть  руки  к  недостижимому. Вы  благородные  женщины?
Шеховцова. Представьте – нет. В  связях  мы  неразборчивы , к  алкоголю  неравнодушны: проходим  мимо  винных  отделов , и  наши  сердца  екают. Выставленные  бутылки  бросают  на  нас  повелительные  взоры. Стоящие  за  прилавками  продавцы , нам  подмигнув , разложат  нас  на  них  без  усилий. Лежа , мы  напрягаем  спины. Мысленно  выдавливает  наружу  вроде  бы  в  них  сокрытое… не  складывается. Крылья  не  вылезают. 
Маврина. Она  хочет  сказать , что  мы  не  ангелы.

Енютин. Если  вы  все  время  на  спине , появлению  из  вас  крыльев  будет  мешать  препятствие. Кровать  или… прилавок. Перевернитесь  на  живот. Они  из  вас  и  попрут. При  условии , что  препятствием  для  них  не  станет  навалившийся  на  вас  сверху  мужчина. Бронникова. Сексуальный  гигант?
Енютин. Громко  говорить  о  себе  нескромно.
Бронникова. А-ааа…
Енютин. Я  удивлю  вас  моей  порядочностью. Уйти  от  Дмитрия  чем-то  скомпрометированной  вам  не  грозит.
Бронникова. Но  вы  можете  уйти  от  него  опозоренным. Мне  вам  это  устроить?
Енютин. Вы  играете  нечестно. Допустим , мы  сейчас  пойдем  с  вами  в  другую  комнату  и  там  вы  меня  испытаете… и  все!
Бронникова. Что?
Енютин. Мое  реноме  окажется  в  вашей  власти. Как  ваше  тело  было  в  моей. Я  же  никому  ничем  не  докажу , что  я  проявил  себя  во  всей  красе  и  силе. Вы  тут  наплетете , что  я  дохленький , малокровный , по  размеру  естества  минималист , и  мне  ваше  вранье  не  опровергнуть.
Бронникова. А  если  не  вранье?
Енютин. Вранье. Вы  сами  знаете.
Бронникова. Он  уже  говорит , что  я  чего-то  о  нем  знаю… помимо  того , что  он  хвастлив  и  некрасив. Енютин. О  внешности  давайте  мы  умолчим. Для  мужчины  она  не  первостепенна. Для  женщины  она  поважнее , и  у  вас  она… не  спорьте.
Бронникова. С  чем?!
Енютин. С очевидностью.
Маврина. Вы  не  ругайтесь. Идите и  разберитесь… ты , Дим , не  возражаешь?
Плотников. «Приказал  соба-ааке  загрызть  ко-ооошку. Вся  улица  смотрела  на-ааа  меня-яяя , на-ааа  урода – была  прекрасная  весенняя  погода , в  такие  дни  всегда  полно  народа , с  соба-аааками!с  подру-ууугами! Да-ааай  лапу. И  не  взыщи , что  я , увы , пропил  зарпла-ааату». Вы  здесь  столько  говорите  о  выпивке , о  сексе… выпить  я  вам  не  поставил , но  бесчувственно  соединиться  вы  способны  и  без  меня. Соседняя  комната  в  вашем  полном  распоряжении.

   Енютин  встает  и  удаляется.

Маврина. Ты  пойдешь?
Бронникова. Со  мной  он  наберет  тяжелый  опыт.

   Бронникова  следует  за  Енютиным.

Шеховцова. Ее  решение  бесповоротно. К  тебя  она , Дима , приехала  с  настроем  на  тебя , но  настрой  у  нее , видишь , какой… нечеткий.
Плотников. Это  идет  от  невысокой  культуры. Общая  у  нее  ничего , а  телесная , так  сказать , не  на  уровне. Я  позволил  ей  последовать  за  моим  гостем  со  спокойной  душой.
Маврина. С  тобой  остались  мы.
Плотников. Остались… и  оставили.
Шеховцова. Себя?
Плотников. «Сидевший  с  инвали-ииидом  оставил  на  сестру-ууу  буянившегося брата – устал  я  на посту-ууу. Схожу – ушел – развеюсь – пришел – вопит – уйду-ууу. Стою-ююю… в  подъезде  греюсь. Я  больше  не  могу-ууу». По  мне , я  провожу  с  вами  вечер  идиллически. Приступ  дурноты  на  меня  не  накатывает.
Маврина. «Проклят  человек , который  надеется  на  человека  и  плоть  делает  опорой  своей».
Шеховцова. Из  Екклесиаста?
Маврина. Откуда-то  из  Ветхого  Завета. Ты , Дима , не  сокрушайся. Наше  удовольствие  от  встречи  с  тобой  тоже  безмерно.
Шеховцова. Дима  у  нас  какой-то  невеселый. Написал  блестящую  оперу , а  чувство  триумфа  не  испытывает.

Плотников. Вы  заметили  мое  состояние. Ваша  степень  вины  в  нем  превалирующая. Выдающейся  моя  опера  вам  не  показалась , и  какими  бы  комплиментами  вы  меня  ни  удостаивали , они… будут  носить  маскировочный  характер. Для  вашего  истинного  отношения. Оперу  я  сочинял  в  одиночестве – сейчас  я  от  него  освободился , и  что? Я  трачу  нервов  не  меньше , чем  в  самые  тягостные  периоды  моего  сочинительства. Не  нужно  мне  было! Представлять  ее  на  суд… на  чей-либо. Но  вам  я  на  дверь  не  указываю – понимания  я  не  нашел , но  как-нибудь  пообщаемся… предадимся  воспоминаниям.
Шеховцова. Без  условностей?
Плотников. А  о  чем  ты  желаешь  поговорить? Что  за  картины  надлежит  воспроизвести  моей  памяти , чтобы  подготовить  меня  к  разговору?
Шеховцова. Ты  пел  тенором.
Плотников. Ну , тут  передо  мной  столько  картин  возникает… в  какую  мне  всматриваться?
Шеховцова. Я  хочу  сказать , что , если  бы  ты  исполнил  твою  оперу  тенором , мы  бы  не  вздрагивали… тебя  слушая. Твоя  опера , может , и  вправду  очень  мощна , но  из-за  твоего  баса  мы…
Маврина. Тебя  не  узнаем.
Плотников. Меня  узнавать – дело  лишнее. Для  формирования  независимого  суждения  вы  обязаны  слушать  и  оценивать  со  стороны , словно  бы  не  я  автор, и  не  я  пою.
Маврина. Так  и  вышло.
Плотников. Когда  я  пел , вам  думалось , что  пою  не  я?
Маврина. Да. Но  объективности  оценки  это  только  препятствовало.
Плотников. Хмм… что-то , видите , у  нас  с  общепринятыми  нормами  разминулось.

Шеховцова. Спой  нам  то  же  самое  тенором , и  мы  воздадим  опере  по  достоинству. Материал  любопытен… надежен… озвучь  его  твоим  богом  данным. Не  басом.
Маврина. Просим  тебя , Дима. Мы  же  от  твоего  голоса  без  ума… сделай  нам  приятно.
Плотников. Раз  вы  не  взлюбили  мой  бас , слушайте  меня  на  старых  дисках. В  живую  я  тенором  не  зальюсь. От  тенора  я  избавился.
Маврина. Где?
Плотников. В  квартире. А  фундамент  избавления  я  заложил  у  могилы  старца  Апполинария. Не  наслышаны  о  таком?
Маврина. Не  привелось. Я  бы  пососала  валидол… Шеховцова. Сердце?
Маврина. Чего-то… от  свежих  впечатлений. «Беда  к  беде  прибавится  несчастному». Вроде  бы  Плавт  говорил… у  меня  его  трехтомник. А  у  Сервантеса  Санчо  Панса  сказал , что  у  сумасшествия  больше  слуг  и  прислужников , нежели  у  мудрости.
Плотников. А  кто  сумасшедший? Если  бы  я  бездоказательно  понес , что  внезапно  запою  басом , то  вы , знавшие  меня , как  тенора , законно  произвели  бы  причисление  вашего  Дмитрия  Плотникова  к  рехнувшимся , но  замена  тенора  басом  во  мне  же  случилась. Не  в  бреду , а  наяву.

Шеховцова. Мы  видим.
Плотников. И  чем  объясняете?
Шеховцова. Я… а  ты , Лена?
Маврина. Возможно , какая-то  генная  инженерия… Плотников. Современные  разработки  ты  отбрось. В  плане  угадывания  они  сразу  мимо. Ты , Лена , размышляй , не  уставай… а  ответ  был  мною  уже  произнесен.
Маврина. Старец  Апонарий?
Плотников. Апполинарий. Запомни!
Шеховцова. Он  чудотворец?
Плотников. После  своей  смерти  он  делает  поразительные  вещи. Интеллектуальным  усилием  это  не  объять…
   
  В  комнату  возвращаются  Енютин  и  Бронникова.

Плотников. Воспарить  духом  дано  не  всем… ну  что , Андрей? Твоя  репутация  восстановлена?
Енютин. Она  у  меня  порушенной  и  не  была. Нанесения  ей  урона  и  не  предполагается. «Ибо  мы  отчасти  знаем , и  отчасти  пророчествуем».
Плотников. Апостол  Павел?
Енютин. Он. В  той  твоей  комнате  я  заприметил  над  столом  распятие.
Плотников. Позолоченный  крест  из  Флоренции. Преподнесен  мне  в  дар  тамошним  мэром  от  лица  покоренных  моим  искусством  горожан. Чтобы  он  тебя  не  смущал , ты  бы  его  снял  и  убрал , чего  с  ним  церемониться.
Енютин. Крест - древний  сил  огня.
Маврина. Религиозного?
Енютин. Основного. Того , который  добывали  трением  двух  палочек… их  перекрестив. Я  и  пошедшая  за  мной  женщина  огонь  не  разожгли.
Бронникова. Мы  не  переспали.
Енютин. Я  не  сумел  себя  переломить. Она  заходит , ухмыляется , говорит: начинай… если  женщина  тебе  не  нравится , ты  можешь  ее  ударить  или  даже  поцеловать , но  возбудиться  на  нее  невозможно. Я  отвечаю  вам  однозначно.

Бронникова. А  я  тебе  доверилась.
Енютин. Ты  моя  кошечка… легла  бы , выгибала  спину – кошечка , очнись! Ты  будишь  во  мне  темные  чувства. Невыгодные  для  тебя… я  на  тебя  зарычу! Дмитрий  что-то  пел  о  человеке , который  приказал  собаке  загрызть  кошку – в  сокрытый  смысл  этой  фразы  я  сейчас  вникаю… чем  еще  ты  нас  обогатишь?
Плотников. О  передвижениях  кораблей  и  революционных  переворотах  я  не  спою. Слушайте  обо  мне  и  о  вожделенной  даме  моего  изнывшегося  сердца. «Здесь  снова  я  и  ты – невероятно-оооо. Я  не  спускаю  глаз  и  мне  понятно-ооо – куда-аааа  смотрю… зачем  сижу  в  пельме-ееенной. Наверное , ты  будешь  открове-ееенной… при  слу-ууучае. Неско-оооро. Что  нас  гло-ооожет? Принес  с  собо-ооой. Бутылка  не  помо-ооожет». Даму  я  нафантазировал , а  с  бутылкой  в  пельменную  приходил  и  украдкой  прикладывался. Под  водку  сочинял… я  всегда  много  работал.

Шеховцова. Забросив  сцену , ты  пил  запоем?
Плотников. Потребность  беспрестанно  надираться  отсутствовала. Временами  накатывала  печаль , и  я  извлекал  из  нее  творческую  вытяжку. Оставаясь  артиллеристом , кавалеристом… в  пехоту  меня  не  перевести.
Бронникова. Для  исполнения  незавидных  ролей  ты  не  годен. Димочка  ты  мой… Орфей!
Плотников. Если  вы  хоть  как-нибудь  запоете , я  назову  вас  Сиренами.
Шеховцова. Мы  не  певучи.
Маврина. В  мифологии  Орфей  с  Сиренами  соревновался  и  их  перепел. Тенор  ли  у  тебя , или  бас , но  нам-то  куда  с  тобой  соперничать?
Плотников. На  высоких  каблуках  вы  не  ходите.
Шеховцова. Я  хожу.
Плотников. Высокие  каблуки  только  подчеркивают  кривые  ноги. У  тебя , Лариса , они  роскошные.
Шеховцова. Мерси. А  то  я  уже  подумала…
Енютин. Ноги  у  тебя  на  загляденье.

Шеховцова. Ты  со  мной  заигрываешь?
Енютин. Я  уважаю  права  твоей  личности. Мне  претит  все , что  создает  между  мужчиной  и  женщиной  неравенство. В  социальных  аспектах. Сюжет  раскручивается?
Шеховцова. Меня  заштормило. Мое  счастье  было  полным , если  бы  ты  на  меня  не  смотрел.
Енютин. Ты  же  обожаешь , когда  на  тебя  так  смотрят.
Шеховцова. Я  ведусь… но  я  вовремя  спохвачусь. Машину  снега  высыпали  в  пустыне… кажется , его  полно , а  исчез  почти  молниеносно. Так  и  с  моим  желанием. Стабильностью  оно  не  отличается.
Енютин. Омытое  дождем , побитое  градом , засыпанное  снегом. Снег-то  растаял?
Шеховцова. К  тебе  я  не  потеплела. В  комнату  для  любви  я  с  тобой , как  некоторые , не  отправлюсь. Бронникова. А  чего  с  ним  отправляться… впустую  пройдешься  и  только.
Енютин. С  кем-то  впустую , а  с  кем-то  не  в  пример  насыщенно. Для  кого-то  и  молоток  поднять  не  сможешь , а  для  кого-то  и  кувалдой  взмахнешь.
Шеховцова. Чтобы  забить  гвоздь?
Плотников. В  промежность.
Маврина. Ну , что  еще , Дима , за  моветон. Ты  же  интеллигент… оперный  певец…

Плотников. Я  сказал  печатное  слово. О  том , что  происходит  естественным   образом. При  проведения  данного  акта  в  грамотном  режиме  повреждений  не  будет  ни  у  него , ни  у  нее. Вы  что… а? Идете  друг  другом  наслаждаться?
Шеховцова. Не  уверена.
Енютин. Пошли. Ты  за  себя  не  ужасайся – я  порадую  тебя  без  форсирования. Наше… не  спаривание – слияние… роскошное  слияние  пройдет  под  знаком  чуткости  и  учета  всех  твоих  интересов.
Бронникова. Она  не  лучше  меня.
Енютин. Послушай… не  мешайся.
Бронникова. С  ней у тебя  карта  не  ляжет. Вы  ляжете , но  и  он  у  тебя  останется  лежать. Твой  Айвенго. Енютин. Он  у  меня  и  сейчас  не  ляжет.
Бронникова. Ляжет. Как  пить  дать.
Енютин. Ни  за  что. Она  меня  волнует… я  перед  ней  не  устою.
Бронникова. Это  он  у  тебя  не  устоит. Ты  со  мной  не  сподобился  и  с  ней  не  взовьешься. С  этой  девушкой… что  ничуть  не  привлекательней  меня.
Шеховцова. Андрей  считает  мой  облик  посексапительней.
Бронникова. Кто-кто? Какой-то  несуразный  Андрей? Он  в  женской  красоте  ничего  не  смыслит! Его  поведение  несносно! Моя  внешняя  притягательность  качественно  более  высокая , чем  у  тебя , а  он  клоняется  к  тебе… ты  с  ним  не  иди! У  тебя  с  ним  не  получится.
Шеховцова. Мы  с  Андреем , возможно , преуспеем… и  наполнил  тебя  горечью. Пусть  мы  и  безобидные  ребята  и  девчата. Что  же , Андрей? Пойдем  совершать  неблаговидный  поступок?
Енютин. А  что  в  нем  нехорошего?
Шеховцова. То , что  он  причинит  страдания  находящейся  здесь  с  нами  женщине. Наверняка  относящей  нас  в  эту  секунду  к  подонкам  общества. Как  говорится , ее  проблемы. В  той  комнате  темно , но  для  меня  свечи  там  уже  горят. Взглянем  на  них?
Енютин. Разглядим.

   Шеховцова  с  Енютиным  выходят  из  комнаты.

Бронникова. Зубы  у  Ларисы  белые , ровные… все  вставные. И  лицо  у  нее  несвежее. Для  мужчины  следует  устраивать  по  ней  тест  на  трезвость – если  с  ней  пошел , значит , пьян , и  глаза  у  тебя  залитые… невидящие…
Маврина. От  Андрея  алкоголем  не  разит.
Бронникова. Он  сам  по  себе  чем-то  замутнен! Не  считается  почему-то  с  реальностью! Повалил  Ларису  на  кровать  и  в  решающей  стадии  теперь…
Маврина. В  стадии  реализации.
Бронникова. Они  согрешают…

Маврина. Андрей , по-своему , не  худший  мужчина. Бронникова. Ты  мне  его  не  захваливай! А  не  то  небольшой  конфликт  разразится  и  между  нами. Чтобы  нас  помирить , Димочке  Плотникову  придется  пустить  в  ход  всю  его  межличностную  дипломатию , а  Димочка  нас , похоже , и  не  слушает. Димочка  не  пошевелит! Рукой  в  доказательство  того , что  мыслями  он  здесь. А  я  кричу  с  близкой  дистанции! Погляди  на  мои  губы , Димочка! Вместо  них  тебе  не  видятся  мохнатые , красноватые  гусеницы?
Плотников. Выдумывая  для  моей  растряски  подобные  образы , ты  показываешь  чудеса  самоотверженности. Поедем?
Бронникова. На  чем?
Плотников. Ты  переспрашиваешь… побаиваешься  рискнуть  вслепую. «Твой  мо-ооотоцикл  записан  на  меня-яяя , и  я-яяя – я  рассекаю , разгребая , жизнь  простая-яяя , куда  же  проще , если  я-яяя дышу бензином – у  Третьяковской  галереи-иии… бой  картинам! Плетущейся  экскурсии  приве-ееет! В  полнейшем  дао , в  сорок  с  лишним  ле-ееет». Волосы  развеваются  не  седые… покрашенные  серебряной  краской. Я  гоню  под  двести… на  разогнавшемся , поравнявшимся  со  мной  огромном  еже  бутерброд. Икру  я  слижу , а  хлеб  оставлю! В  тихой  ностальгии  я  с  вами  премило  посижу , а  ваши  склоки  меня  бесят! Когда  Лариса  с  Андреем  сюда  вернуться , ты  их  не  прикончишь? А  они  тебя? Как  думаешь?
Бронникова. Мы  люди  культурные. Насмерть  мы  лишь  ругаемся. Наш  разговор  не  окончен – это  да! Покаркаем , будто  птицы , погалдим , но  без  вырывания  перьев.
Маврина. Птицы  дерутся  отчаянно.
Бронникова. На  низко  летящую  птицу  и  грызуны , подпрыгивая , набрасываются.
Плотников. Грызун , случайно , не  я?
Бронникова. Не  ты , Димочка. Я  не  заслуживающего  моего  прощения  Андрея  грызуном  бы  не  нарекла - я  бы  выделила  ему  место  в  разделе  насекомых. Больно  не  кусающих , но  в  угнетенное  состояние  вводящих.

Плотников. Планирующий  полет…
Маврина. Человека  или  птицы?
Плотников. Вон  заросли. Предположительно  вон  там… поищем  в  них  фазанов?
Маврина. Чем  болтать  о  фазанах , я  бы  поискала… не  фазанов. А  гармонию. В  числах. Как  бухгалтеры , как  пифагорейцы. Какие  числа  тебя  умиляют?
Плотников. Шестерка. И  еще  шестерка.
Маврина. И  еще  шестерка? Это  у  нас  сложится  очень  плохое  число.
Плотников. Про  третью  шестерку  я  не  говорил. Меня  из  омута  прошлого  прихватило  шестьдесят  шесть , дорога  66 – та , что  в  Штатах. После  тяжелого  концерта  в  Нью-Йорке  мне  захотелось  как-нибудь  отвлечься  от  моего , опостылевшего  мне  в  тот  момент , оперного  статуса , и  командовавший  мною  в  Америке  агент  сказал , что  мы  могли  бы  прокатиться  на  его  «крайслере»  по  легендарной  у  них  дороге. «По  ней  путешествовали  битники , байкеры , на  ней  вы  почувствуете  себя  независимо , произведете  себя  из  подневольных  майоров  в  вольные  генералы» – его  говорильня  вскружила  мне  голову , и  мы  покатили. Не  в  тепличных  условиях. Хотя , может , и  в  тепличных… в  теплицах  же  жарко. А  жара  стояла  несусветная… моего  агента  я  прежде  видел  только  в  цивильном  костюме , а  тогда  он  произвел  переоблачение  в  пляжный  наряд – в  плавки  и  панаму… и , сидя  за  рулем , он  не  осторожничал. Всех  обгонял  и  орал… мне  одному. «Я  думал , вы  привезете  к  нам  вашу  русскую  зиму , а  с  вашим  приездом  на  нас  навалилось  злейшее  пекло! Таблетку  принять  не  желаете? Она  не  от  болезней – она  для  благотворных  перестроений  в  мозгу. Других  средств  борьбы  с  жарой  нет! Ну , не  воротите  нос – подставьте  мне  ладонь , и  я  вам  на  нее  высыплю». Он  настаивал , не  ко  времени  крутил  руль , нагнетал  вероятность  покинуть  трассу  с  вылетом  и  переворотом… свою  липкую  ладонь  я  ему  раскрыл.
Маврина. Твоя  неспособность  воздержаться  вытекала  из  обстоятельства.
Плотников. Ситуация  была  проблемной.

Бронникова. Приняв  таблетку , ты  об  этом  пожалел? Плотников. Ни  капли. Дорога  66  мне  ничем  не  запомнилась , более  того – совсем  выпала… но  те  ощущения  поддерживали  меня  и  в  неурожайные  по  части  радости  годы. Созданная  ими  внутренняя  питательная  до  какого-то  периода  не  оскудевала. Уходящий  поезд  мне  навстречу  не  ехал.
Маврина. Уходящий  и  одновременно  едущий  тебе  навстречу?
Плотников. Мне  представляется  это  так…
Бронникова. Это  бессмысленно.
Плотников. Я  говорил  метафорично , но  если  ты  хочешь , я  дам  тебе  и  жизнеподобное  объяснение. Рельсы  проложены  по  дуге.  Подковой… последние  вагоны  от  меня  только  отъезжают , а  сам  паровоз  или  электровоз  ко  мне  уже  приближается. Ты  уяснила? Отвечай! Что  за  ложная  застенчивость?
Бронникова. Не  подливай  масла  в  огонь. Какая  застенчивость? Перед  Андреем  я  была  наготове  во  всей  нашедшейся  во  мне  распущенности , и  он  на  меня  не  повелся… абстрагировался  от  меня , словно  бы  он  некий  верующий… стяжавший  святой  дух.

Плотников. Андрей  тебя  не  приласкал.
Бронников. Да  ласка  что… Лариса  пошла  с  ним  не  за  ласками. Корова!
Маврина. Она  на  нее  не  похожа.
Бронникова. Она – корова! Отошедшая  в  сторонку  вместе  с  быком. И  назад  она  не  спешит… заставляет  нас  ждать.
Плотников. «Донесу  до  бу-ууугра  я  тебя-яя. Юбку  поправишь , подол  теребя-яяя… ты  с  него , девочка , выступишь , глаза  угрожающе  вылупишь – увидев  всех  сразу-ууу , прижмешься  к  спине-еее… упавшего  рядом! Ходите  по  мне-еее!». Около  рухнувшего  мужчины  повавленное  дерево – к  нему  приделаны  струны , и  они  натянуты. Пощипывая  их , я  бы  подобрался  лицом  к  раскинувшейся  даме , и  языком  бы  ее , глубоко… сто  лет  этим  не  занимался.
Маврина. Чем?
Плотников. Стихов  не  писал! За  десять  месяцев  не  единой  строчки , чтобы  текстом  в  оперу  вставить. Маврина. А  для  души?
Плотников. Для  нее  приходит… дрянь! «Машины , как  бараны , а  сфетофор – пастух. Еще  свистит  легавый. Тревожит  всем  нам  слух». И  водителям , и  мне , пешеходу… пловцу  мелководных  заливов. Стреляющему  из  трубадурных  бойниц  по  обступающим  мою  крепость  оценщикам…

  В  комнату  возращаются  Енютин  и  Шеховцова.

Плотников. Ну , и  кто  из  вас  сейчас  в  затруднительном  положении? Кого  обуревает  больший  стыд?
Шеховцова. Никого.
Бронникова. Она  сделанного  не  стыдится. А  Андрею , если  он  проявил  себя  мужчиной , и  повода  нет…. доведите  до  нашего  сведения , что  у  вас  было. Почетче , погромче – невзирая  на  лица.
Енютин. Лариса  мне  не  покорилась.
Маврина. А  ты  ее  сильно  добивался?
Енютин. Романтических  слов  не  жалел.
Маврина. Ты  бы  ее  приобнял… где  полагается , погладил. Она  бы  и  растаяла.
Шеховцова. Я  бы  агрессивно  защищалась. Добронувшись  до  меня , он  бы  ощутил  всю  прелесть  моего  тела  и  бесповоротно  бы  увяз  в  желании  им  овладеть. Я  бы  этого  без  боя  не  допустила.
Бронникова. О  твоем  стареющем  теле , я  смотрю , ты  мыслишь  сверхуважительно.
Шеховцова. Оно  того  стоит.
Бронникова. Ха-ха…

Енютин. Тела… бои , тела. Война?
Шеховцова. Ты  мне ее  объявляешь? Но  мы  с  тобой , по-моему , все  обсудили , и  ты  сказал , что  внезапная  перемена  моих  намерений  тебе  неприятна , но  ты  успокоился  и…
Енютин. Изувеченные  тела! Разодранные! Переломанные! Мужские!
Шеховцова. Получается , ты  не  мне  угрожаешь?
Енютин. Я  о  нас , о  мужчинах… о  наполеоновском  маршале  Бессьере.
Маврина. А  что  с  ним  приключилось?
Енютин. В  него  попало  ядро. Оторвало  ему  левую  руку , превратило  туловище  в  месиво… глядя  на  сочащийся  кровью  кусок  мяса , маршал  Ней  промолвил: «Это  наша  судьба. Это  красивая  смерть».

Маврина. Величественно…
Бронникова. Не  поспоришь. Но  ты-то , Андрей , здесь  каким  боком? 
Енютин. С  тобой  я  разговаривать  не  желаю. Прибереги  твои  едкие  вопросы  для  твоего  Димочки  Плотникова.
Бронникова. Забавно. От  ворот  поворот  тебе  дала  Лариса , а  все  шишки  сыпятся  на  меня?
Плотников. Он  и  обо  мне  вспомнил.
Енютин. Сюда  привел  меня  ты. На  кладбище  я  был  в  шикарном  настроении! Его  утрата  произошла  в  твоем  гостеприимном  доме , в  котором  я  по  твоей  наводке  задумал  попытать  счастья  и  обжегся… не  в  результате  твоих  козней , но… во  мне  ты  оставишь  по  себе  незавидную  память. Ты  и  твои  барышни. Маврина. И  я?
Енютин. С  тобой  я  связываю  мою  подавленность  в  последнюю  очередь.

Маврина. Грусть  у  тебя  не  наигранная.
Енютин. Какие  тут  наигрыши…
Маврина. Она  меня  печалит. Хочешь , я  попробую  ее  развеять. В  соседней  комнате.
Енютин. Пойдешь  туда  со  мной  в  кровать?
Маврина. Из  простого  человеческого  чувства. Не  чтобы  вбить  между  кем-то  клин , а  по-доброму… а? Я – Лена.
Енютин. Двинули , Лена. Вглубь  территории , ставшей  для  меня  вражеской.

     Енютин  и  Маврина  выходят  из  комнаты.

Шеховцова. Лена  нас  покинула.
Бронникова. Теперь  мы   в  нашем  избранном  кругу.
Плотников. Пока  рано  судить , что  из  этого  выйдет. Мое  присутствие  вам  необходимо?
Бронникова. Ты  вознамерился  присоединиться  к  ним? Плотников. В  сомнительных  предприятиях  я  не  участвую. Ну , а  на  кухню  я  бы  сходил… или  прогуляться.
Шеховцова. Наша  компания  Диме  не  интересна. Скинув  одежды , мы  бы , подруга , ситуацию  не  исправили , но , если  и  так , то  ничего  страшного. Отвыкание  от  секса  благотворно. Спроси  у  Димы.
Бронникова. Самостоятельным  раздеванием  Димочку  мы , думаю , не  пробудим. Лишись  мы  одежды  из-за  того , что  возьмемся  метелиться  и  друг  на  друге  ее  в  клочья  порвем – это  занимательней… Димочка  тут , может , и  распалится. Нам  попробовать?
Плотников. «Смотри-ииите  вы , не  заблуди-ииитесь. Лесные  люди  сделают  рагу-ууу  из  тех , кто  там  кричит «Ау-ууу!». Они-иии  их  пойма-ааают , съедя-яяяят…». Пустят  в  расход  и  в  предверие  зимы  подкормятся. В  уклончивой  опосредованной  форме  я  говорю  обо  мне и  о  вас – великодушно  меня  извините.

Шеховцова. А  Андрей  меня  хотел.
Бронникова. Меня  он  не  хотел , но  мужчина  обладает  правом   иметь  свои  предпочтения. Когда  же  мужчина  никого  не  хочет , он  определяется  мною  к  мужчинам  увечным. Я  обоснованно  предполагала , что  ты , Димочка , не  из  них – жизнь  текла , годы  летели , а  ты , как  я  наивно  полагала , с  их  ходом  не  менялся , сохранял  в  штанах  тонус , и  при  нашем  приходе   сумеешь  нам  его  предъявить… я  просчиталась.
Плотников. Твои  замогильные  представления  о  моей  потенции  преждевременны. Если  меня  не  заводите  вы , это  не  означает , что  я  не  ведусь  на  кого-то  еще.
Бронникова. Помоложе?
Плотников. Хоть  бы  и  постарше. Не  в  возрасте  дело.

Шеховцова. Ты , Дима , наглец…
Бронникова. Здесь у  нас  не  какой-то  заштатный  обмен  колкостями. Некогда  любимый  нами  Димочка  собрался  нас  просто  растоптать.
Плотников. С  подобной  постановкой  проблемы  я  не  согласен. Я  спровоцировал  вас  на  ярость , но  осознанного  стремления  задеть  вас  побольнее  у  меня  не  было , конфликтовать  с  вами  меня  не  прельщает… моя  опера  вас  не  устроила , дальнейших  встреч  у  нас  уже  не  будет – разбрестись  нам  следует  цивильно. Не  ругаясь  и  не  впадая  в  отчаяние. Забирайте  Елену  и  в  путь.
Бронникова. Ну а  Андрей? Он  задержится?
Плотников. И  он  вскоре  отвалит. Вы  все  мне  в  моей  квартире  не  нужны.
Шеховцова. Будь  мы  в  гостях  у  Андрея , он  бы  нам  этого  не  сказал.
Бронникова. Тебе  бы  нет.
Шеховцова. Он  бы  и  тебя  такими  словами  не  обидел. Пригляделся  бы  к  тебе  и  понял , что  и  ты  весьма  хороша. Чем  ты  плоха?
Бронникова. Я… не  уродина.
Шеховцова. Чтобы  на  тебя  круто  запасть , Андрею  не  хватило  времени.
Бронникова. Похоже…. Знакомы-то  мы  маловато.

   Из  коридора  доносятся  крики  Енютина: «Да  пропадите  вы ко  всем  чертям! Ни  с  одной  из  вас  у  меня  не  сложилось , и  это  меня  не  убьет! Я  ухожу  отсюда  в  полном  здравии! Главное , что  я  ухожу!».

Шеховцова. Я  к  нему.
Бронникова. Предлагаю  поторопиться.

   Шеховцова  и  Бронникова  выбегают  из  комнаты.

Плотников. Бегите , девочки , давайте. А  я  спою. Порадуюсь  сделанным , обдумаю  незаконченное… «Я-яяя , я-яяя… она… брела  с  кем  попало-ооо , ложась , обмирала-ааа , горели  пунцовые  ще-еееки , в  несколько  мест  шли  пото-оооки… я-яяя , я-яяяя… Сальери  поставил , изменение  правил… я-яяя , я-яяяя…».