Маленькие изгои

      Сашка и Ферзь.

     С шумом отодвинув тяжелую чугунную крышку колодца, Сашка, подтянувшись на руках, выглянул из люка и зажмурился от сияния свежевыпавшего снега. После темного, но теплого колодца слепило глаза и бросало в легкую дрожь от утреннего мороза. Какая-то женщина, проходившая по тротуару, увидев высунувшегося, из колодца черномазого мальчугана, в испуге отпрянула в сторону и вскрикнула от неожиданности. А Сашка блаженствовал, закрыв глаза и подставив лицо утреннему солнцу. Снизу заскулил Ферзь:
     - Закрой крышку, холодно!

     Сашка молча вылез из люка и, с трудом разгибая ноги, затекшие от долгого, скрюченного лежания на трубах теплотрассы, прошелся туда-сюда, покряхтывая, как старичок, в свои двенадцать лет. Его худенькая фигурка в драной, неопределенного цвета болоневой куртке, в рваных штанах и расползшихся кроссовках на босу ногу; выглядела нелепо в ослепительной белизне яркого снежного утра.

     Пошарив в кармане, Сашка извлек несколько монет, пересчитал их и, довольный, побежал к хлебному киоску, стоявшему неподалеку, на трамвайной остановке. Сунув в окошечко деньги, он получил буханку хлеба, нетерпеливо отломил горбушку и, жуя на ходу, побежал обратно в свою конуру, где тепло и сухо. Там ждала его компания, состоящая из Ферзя, Гришани и Ксюхи. Спустившись к ним, Сашка раз¬делил буханку на четверых, и все сосредоточенно принялись есть, боясь уронить хоть крошку.

     Второй год Сашка живет самостоятельно, без семьи. У него есть отец и мать, но они его не ищут и не ждут домой и, скорее всего, за каждодневными, беспробудными пьянками, забыли о сыне. А  может быть и вспоминают, когда пропьются до последнего и продать больше нечего. Раньше виной всему был Сашка, и на нем срывали зло, когда не на что было купить водки. Сперва его били за то, что из-за него нет денег в доме и за то, что он не родился мертвым, хоть мать и давила его в себе. Потом били просто так, пока сами не валились от усталости. Тогда Сашка уползал куда-нибудь в угол и молча плакал. Реветь в голос его отучили еще в младенчестве. Успокоившись, убегал во двор, где сердобольные соседки выносили ему чего-нибудь поесть, а иногда, зазвав к себе в квартиру и заставив вымыть руки, сажали за стол, кормили чем-нибудь горячим. После этого Сашка, сытый и довольный, бродил по улицам и мечтал, что когда-нибудь и его мать тоже наварит всего-всего самого вкусного и он наестся до отвала. Размечтавшись, он бежал домой, но на пороге все его мечты рушились от одного вида пустой, неухоженной квартиры и запаха блевотины, въевшегося в выцветшие рваные обои. Он забирался на свою кровать, стоявшую в углу, устраивался поудобнее на плоском пролежанном матраце, укрывался с головой ветхим суконным одеялом и продолжал меч¬тать о чем-то хорошем и несбыточном.

    В школу он пошел вовремя, в семь лет. Учился с удовольствием, но у него постоянно чего-то не хватало - то карандаша, то альбома, то тетради, а на новые мать не давала денег. Он часто пропускал занятия, но три класса все-таки одолел, благодаря своей учительнице Нине Петровне, которая видела, что мальчишка рос умным и ласковым, несмотря на постоянные пьянки и ругань в доме. Она замечала, что Сашка часто приходит в школу с синяками и заплаканными глазами. Нина Петровна жалела его, стараясь лишний раз не упрекать за невыученные уроки. Она находила ему отсутствующие ручку или линейку, не скупилась на ласковое слово. Учительница видела что мальчишке совсем не хотелось идти домой после уроков, и он старался задержаться в школе как можно дольше, оставаясь то на уборку класса, то на какой-нибудь кружок.

     Но три года начальной школы пролетели. Нина Петровна ушла на пенсию. Сашка перешел в класс, где и учителя были разные, и классный руководитель - недавняя выпускница пединститута, которой некогда было разбираться, кто как живет и чем дышит. В пятом классе Сашка стал пропускать занятия. Классная руководительница постоянно укоряла его за невыученные уроки, за то, что пришел грязный в школу. Сначала он пытался списывать у одноклассников домашние задания, если не было карандаша или линейки - забирал у кого-нибудь, шел в школьный туалет и отмывал грязь с лица и рук. Потом ему надоело слышать вечные упреки. К тому же учительница, не дозвавшись в школу родителей, иногда заходила к ним домой и подолгу отчитывала их за сына. Отец выслушивал нотацию молча, а мать пьяненько, угодливо кивала и соглашалась со всем. Сашка в эти минуты замирал в ожидании жестокой порки. После ухода учительницы, выместив всю злобу и отчаяние на сыне, родители добывали очередную бутылку, а Сашка, избитый и униженный, уползал к себе под одеяло и долго не мог заснуть от боли и обиды.

     С десяти лет он стал убегать из дому. Родители его не искали, но милиция ловила беглеца и возвращала в семью. Все это кончалось очередной поркой, и Сашка со временем стал хитрее и изворотливей. Если его привозили в приемник-распределитель, он старался задержаться там подольше, потому что там было чисто, тепло и сытно. Он долго не называл свою фамилию, но вскоре его стали узнавать в лицо и сразу отвозили домой. Дома он не задерживался, после очередной взбучки опять удирал и, наконец, научился прятаться от милиции в подвалах, на чердаках, в тепловых колодцах. Встречался с такими же беглыми мальчишками и девчонками, учился у них попрошайничать и воровать. Частенько был битым за то, что попадал на чужую территорию. Его прогоняли и он шел дальше, пока не нашел свое место в од¬ном из колодцев теплотрассы, недалеко от торгового центра, где всегда можно было чем-нибудь поживиться. Но главное эту территорию еще не успели обжить малолетние бичи. Это был отдаленный микрорайон. Постепенно Сашка подобрал себе компанию из таких же, как он, беглых ребятишек. Сперва к нему примкнул Ферзь. Как его звать по-настоящему, Сашка не знал и, когда поинтересовался, почему Ферзь, тот ответил:
     - Ферзь - это шахматная фигура. Королева, но называется по-мужски.
     - А ты тут при чем? - не понял Сашка.
     - Вот я и есть Ферзь, то есть королева, но пацан.

     Сашка тогда ничего не понял. Но однажды за Ферзем приехали и увезли на «крутой» машине. Под утро Ферзь вернулся измученный, уставший, но странно отмытый. Он торжественно сжимал в кулаке сторуб-левую купюру, и Сашку вдруг осенила догадка.
     - Ты что,  с кем-то… это самое…за деньги?
     - Да ладно, - Ферзь устало махнул рукой и завалился на трубы. - Возьми деньги и купи лучше чего-нибудь вкусненького.

     После этого он мгновенно заснул, а Сашка, выбравшись из колод¬ца, пошел в магазин и купил консервов, булочек, конфет и большую бутылку напитка. Кассирша долго рассматривала сотенную, которую подал ей Сашка, щупала ее, смотрела на свет, потом все-таки выбила чек, подозрительно поглядывая на грязного оборвыша.
Сашка вернулся с покупками и, дождавшись, когда Ферзь проснет¬ся, протянул ему сдачу. Тот покачал головой:
     - Пусть все наши деньги хранятся у тебя.
     - Почему у меня? - не понял Сашка.
     - Во-первых, ты старший, а во-вторых... - Ферзь замялся, - понимаешь, я могу когда-нибудь не вернуться
     - Как это - не вернуться? - удивился Сашка.

     Ферзь отвел глаза, криво усмехнулся:
     - Если бы ты знал, как он меня мучает. Мне иногда кажется, что я не выдержу и умру там.

     Сашка всегда с жалостью смотрел на Ферзя. Он уже знал его ис-торию и считал, что ему повезло больше, чем Ферзю - все-таки у него были хоть какие-то отец и мать, а вот у его товарища - никого.

     Мать Ферзя сбежала из роддома, оставив его там, и рос он в доме ребенка, пока его не определили в детский дом. Не зная материнской любви, мальчишка на удивление вырос нежным и ласковым, льнул ко всем, отзывался на всякое доброе слово. В детдомовской ватаге таким приходится туго. Ферзю из-за его мягкого характера частенько доставалось от других мальчишек, но его всегда жалела одна воспитатель-ница, к которой он тянулся, как к родной. Ей нравился этот тихий,  улыбчивый мальчик с нежным круглым личиком, как у ангелочка. Но когда Ферзю исполнилось девять лет, воспитательница вдруг уволилась и уехала. Не понимая, почему она его бросила, Ферзь обиделся на весь свет, озлобился и, в конце концов, сбежал из детдома. Он ходил по улицам, заглядывал в лица женщин, надеясь встретить любимую воспитательницу, пока не понял, что это бесполезно. Первые дни ночевал в подъездах, питался, чем придется, потом познакомился с такими же беспризорниками. В компании верховодили мальчишки постарше, обучая малышей попрошайничать и воровать. Красть Ферзь так и не научился, а вот выпрашивать деньги у прохожих - это у него здорово получалось. Заглядывая в лицо своими большими красивыми глазами, он быстро рассказывал одну из выдуманных истории, то о больной матери и голодной сестренке, то о пьяницах родителях и опять же о голодных младших братьях и сестрах, просил чего-нибудь поесть или немного денег на хлеб. Глядя на этого милого, но голодного мальчика, невозможно было ему отказать. Чаще всего давали немного денег, мелочь какую-нибудь, но к вечеру набиралась приличная сумма. Однако почти все отбирали большие мальчишки. Им надо было на сигареты, а кое-кто уже и травку покуривал. Попробовал и Ферзь курить, но ему не понравилось. От табачного дыма у него кружилась голова и сильно тошнило.
Так и обитал бы он в этой компании, если бы однажды не попал на одного «крутого мужика». Подбежав к подъехавшей иномарке, он начал, как всегда, жалостливо рассказывать одну из своих историй, но сидевший в машине мордатый парень с короткой стрижкой, прервал его:
     - Подожди, не скули.

     Мордатый взял его за подбородок и начал рассматривать сперва лицо, потом всю его фигурку. Заулыбался:
     - Хороший мальчик, ну прямо ангелочек. Шефу понравишься. Слу-шай, пацан, хочешь зарабатывать хорошие бабки, а не выпрашивать копейки? – и, не дожидаясь ответа, открыл заднюю дверцу машины. - А ну залезай, поедем, пусть поглядит на тебя.

     Не успев испугаться, Ферзь быстро залез в машину. Он не спра-шивал, куда они едут, ему было все равно. Никто никогда раньше не катал Ферзя на машине и поэтому он сейчас с удовольствием покачивался на мягком сиденье, поглядывая в окно.
Его привезли в какой-то богатый дом, где пожилой, солидный муж-чина с брюшком попросил его раздеться, долго оглядывал со всех сторон своими маленькими замасленными глазками, потом отправил в ванную, заставил помыться и отвел в спальню. Ферзь никак не мог понять, что этому мужику от него надо, а когда понял, было уже поздно. Шеф мордатого оказался сильным и вырваться из его рук было невозможно. Он всю ночь забавлялся мальчишкой. Ферзь плакал от боли и унижения, но это только распаляло насильника, и он, как боров, повизгивая от удовольствия, не отпускал его до самого утра. Потом дал Ферзю полсотни и выпроводил из дома. Назад его отвез все тот же мордатый парень, пообещав на прощанье, что скоро опять приедет за ним. После этого Ферзь ушел из своей компании. Убежал на другой конец города и стал жить один, питаясь то подаянием, то, собирая пустые бутылки. Ночевал на чердаке старого дома. Там было тепло и уютно. В углу чердака Ферзь оборудовал себе лежанку, натаскав туда всякого тряпья.

     Вскоре Ферзь начал забывать о том, что с ним произошло. Но, видно, очень понравился он тому борову. Однажды Ферзь и ахнуть не успел, как рядом затормозила знакомая иномарка. Мордатый так проворно вынырнул из салона, что бежать уже не имело смысла. Водитель подошел к мальчишке, молча оглядел его. Ферзь испуганно сжался, вспомнив, чем закончилась их первая встреча.

     - Так вот ты где обитаешь теперь. Я что, тебя по всему городу искать должен? Ну-ка пошли! - Он цепко взял Ферзя за плечо и повел к машине. Ферзь понял, что ему уже не вырваться, покорно сел на заднее сиденье...

     Толстяк очень обрадовался, увидев Ферзя, глазки его заблестели и он тут же приказал отвести его в ванную…

     Утром «благодетель» расщедрился на целую сотню. Тот же парень отвез измученного Ферзя назад и, уезжая, пригрозил:
     - Значит, так, если еще раз придется тебя искать, пеняй на себя. Запомни: понадобишься шефу или нет, но чтоб каждый день под вечер был на этом месте, а убежишь снова, поймаю и замочу, а шефу скажу, что не нашел. Понял?

     Ферзь испуганно кивнул, сообразив, что этот шутить не будет.
     Оглядев его испуганную фигурку, мордатый ухмыльнулся:
     - Щуплый вроде, а ведь чем-то понравился шефу. Если не сбежишь
будешь зашибать бабки и заживешь как король. Вернее как королева. - Парень захохотал. - В натуре - королева! Ферзь, короче. Вот тебе и кликуха готовая. Знаешь что это такое?

     Мальчишка испуганно замотал головой.

     - Ферзь - это королева в шахматах. Вот ты и будешь королевой, только мужского рода, - пояснил парень. - Ну, пока, Ферзь. Запомни - каждый вечер на этом месте.

     Мордатый уехал, и Ферзь с тоской подумал, что теперь ему никуда не спрятаться. Потом оглядел «стольник» зажатый в кулаке, и, махнув рукой, решил, что теперь он хоть голодным не будет.

    Вскоре Ферзь притерпелся к встречам со старым боровом, да и платил тот хорошо. На эти деньги можно было неплохо питаться не один день. Вот только с насиженного места пришлось уйти. Жильцы дома, обнаружив, что он живет на чердаке, навесили на люк большой замок, и Ферзь больше туда попасть не смог. Плутая по улицам, он далеко не отходил от своего района, помня наказ мордатого. Вскоре он встретил Сашку, и они вместе поселились в колодце теплотрассы.


                Гришаня и Ксюха.

     Однажды вечером, сидя на люке колодца и что-то жуя, Сашка и Ферзь весело переговаривались и не заметили, как подкатил милицейский уазик. Бежать было поздно, мальчишки безропотно проследовали в машину и вскоре очутились в приемнике-распределителе.

     Вместе с ними в тот день привезли двух испуганных ребятишек: мальчика Гришаню, девяти лет, худенького с коротко остриженной головой и заплаканными глазами, и его сестру, Ксюху, малюсенькую девчушку семи лет с большими глазами и двумя плохо заплетенными косичками-хвостиками. Сашка с Ферзем, чувствуя себя уверенно, как бывалые постояльцы этого заведения, сразу же взяли малышей под свое покровительство. Гришаня с Ксюхой, видя это, доверчиво льнули к ним.
     - Первый раз сюда попали? - сразу спросил Сашка.
     Дети молча кивнули.
     - Ну, ничего, привыкнете, а вообще, скоро домой отправят.
     - Не отправят. - Гришаня часто заморгал глазами полными слез.
     - Это почему же не отправят? - переспросил Сашка.
     - У нас теперь нет дома, - еле выговорил Гришаня и расплакался,
     - Из детдома, что ли, сбежали? - обрадовался Ферзь.
     - Не-е, мы ниоткуда не сбегали. Нас выгнали из дома. Как мама померла, так и выгнали.

     Расспрашивая малышей, Сашка услышал довольно банальную, но жестокую историю брата и сестры, очутившихся на улице.
     Жили Гришаня и Ксюха с матерью, отца не было. Когда мать за-хворала, к ней приехала сестра и поселилась у них, ухаживая за боль¬ной. Когда же матери стало совсем плохо, сестра уговорила ее оформить на нее квартиру, обещая присматривать за детьми. Наняв машину, она свозила куда-то мать, и вскоре они вернулись с нужными бумагами, Мать сразу же легла в постель и, подозвав к себе детей, стала наказывать им слушаться тетку, потому что она теперь будет ухаживать за ними. Гришаня с Ксюхой сразу и не поняли, почему мать так говорит, а тетка, улыбаясь, поглаживала ребятишек по головам и приговаривала:
     - Сиротинушки вы мои бедненькие. Я пригляжу за вами, не оставлю одних.

     Дети испуганно жались к кровати, на которой лежала больная мать, недоуменно поглядывая на нее. Мать слабой рукой обняла их и тихо сказала:
     - Слушайтесь тетку, она не оставит вас.

     Вскоре мать умерла. После похорон тетка отвезла ребятишек к себе в деревню, а сама куда-то уехала. Через несколько дней она вернулась и, взяв детей, отправилась с ними в город. Привела во двор их дома:
     - Идите к себе, я сейчас, только в магазин зайду.

     Когда ребятишки поднялись на свой этаж и позвонили в квартиру, из двери выглянул незнакомый человек:   
    - Вам чего надо? Что звоните?
     - Мы домой пришли, - Гришаня хотел пройти в полуоткрытую дверь, но мужчина загородил ему дорогу.
     - Здесь я живу, а вас я не знаю. Идите отсюда!

     Из глубины квартиры раздался женский голос:
     - Кто там еще?
     - Да пацаны какие-то. Я выгоняю, а они не уходят.

     В двери показалась женщина огромных размеров, затянутая в блестящий халат.
     - Вы что это хулиганите? А ну марш отсюда!
     - Мы живем здесь, - попробовал возразить Гришаня.
     - Вы одни? - женщина оценивающе оглядела детей.
     - Нет, с теткой.
     - А где она?
     - В магазин пошла.
     - Вот идите во двор и ждите ее там, - она захлопнула дверь перед носом у ребят.
     - Пойдем, - Гришаня взял Ксюху за руку и повел во двор.

     Они долго просидели у подъезда. Уже начало смеркаться, когда знакомая соседка, увидев их, всплеснула руками:
     - Вы-то что здесь делаете? Вас же тетка увезла.
     - Она нас сегодня назад привезла, сказала, чтобы мы шли домой, а сама в магазин пошла.
     - Странно, - проговорила соседка. - Она ведь продала квартиру. И давно вы ее ждете?

     Дети молча кивнули.
     - Пошли ко мне. Голодные небось?

     Усадив их за стол, соседка принялась звонить куда-то, объяснять про детей, злилась, видя, что ее не понимают. Так ничего не добившись, она уложила их спать, а на следующий день отвезла в милицию. Так брат с сестрой попали в приемник-распределитель.
     - Ну и сволочь ваша тетка, - зло проговорил Сашка, выслушав такую историю. – Ну, ничего, отвезут вас в детдом. Придется там пожить.
     - Ничего хорошего, - заворчал Ферзь. - Я-то знаю. На свободе лучше.
     - Я не хочу в детдом, - захныкала Ксюха.
     - Слышь, Сашка, а может, возьмем их с собой? - спросил Ферзь.
     - Куда? В колодец?
     - Ну, а что, места всем хватит, тепло и сухо.

     Сашке не хотелось брать с собой малышей, но Гришаня с КсюхоЙ смотрели на него такими глазами, что он понял: невозможно бросить этих ребятишек.
- Ладно, Поживем - увидим.

     Несколько дней дети прожили в приемнике-распределителя. Отмы-лись, подкормились. Гришаня с Ксюхой не отходили от Сашки ни на шаг. Когда Ферзь настоял на побеге, Сашка не смог отказать малышам, и вскоре все четверо шагали по улицам города в сторону своего микрорайона.

     За это время у них в колодце кто-то побывал. Доски, которыми были прикрыты трубы, оказались выброшенными, но недалеко. Ферзь вскоре нашел их. Первую ночь провели на голых досках, потом ната¬щили опять всякого тряпья, взятого, где с бельевых веревок, где из мусорных контейнеров. Ферзь вечером вышел на условное место. Подъе¬хала знакомая «иномарка».
     - Ну что, опять бегать вздумал? - грозно спросил мордатый.
     - Менты замели, неделю просидели в приемнике. Вчера только сбежали.
     - Понятно. А то смотри, со мной шутки плохи, враз замочу.
     - Да ладно, - Ферзь махнул рукой. - Поехали.

      Ночью Ксюха спросила Сашку:
     - Где Ферзь? Куда он делся?
     - Спи, он утром придет.
     - А где он?
     - Деньги зарабатывает. Спи, я сказал!

     Ксюха не поняла, как можно ночью зарабатывать деньги, ведь темно и никого нет. Днем она видела, как Сашка с Ферзем жалостливы¬ми голосами выпрашивали у прохожих копейки. Она и Гришаня в это время, получив от Сашки задание собирать бутылки, лазали по кустам  возле магазина.

     Вскоре и Гришаня, и Ксюха тоже научились попрошайничать. Осо-бенно хорошо получалось у Ксюхи. Глядя в глаза какой-нибудь тетеньке, она страдальческим голоском так жалобно рассказывала свою историю, что редкая женщина не бросала ей в протянутую ладошку монетку. За день Ксюха набирала рублей десять, а иногда и больше. Конечно, не все прохожие давали деньги, многие молча проходили мимо, отводя взгляд в сторону. Чувствовалось, что не от жадности, а от того, что у самих было пусто в карманах. Попадались и такие, которые, брезгливо поджав губы, обходили замызганную девчушку с протянутой ручонкой. Зато «крутые мужики» из машин частенько проявляли щедрость - кидали пятирублевую монету.

     Все деньги шли в складчину и хранились у Сашки. В свои двенадцать лет он стал верховодить в своей маленькой компании. Не сговариваясь, все признали в нем вожака, и он старался быть честным и справедливым по отношению к своим товарищам. Собранных денег на еду им хватало, но все равно Сашка старался деньги зря не тратить, потому что не каждый день был удачным, особенно это зависело от погоды.
В дождливые дни иногда не удавалось выпросить ни рубля, а есть все равно хотелось. Конечно, были и другие источники существования - такие, как бутылки. Иногда удавалось за день насобирать по урнам да по придорожным кустам до десятка бутылок, а этого хватало на две булки хлеба. Воровать Сашка по-прежнему не умел. Учили его когда-то пацаны постарше, но ему всегда было совестно лезть в чужой карман или сумку. Вот если кто в магазине, зазевавшись, оставлял сумку с продуктами на столике, он, не стесняясь, хватал ее и быстро убегал. Один раз его поймали какие-то парни, услышав крики хозяйки сумки. Завели за магазин и долго били, с наслаждением, как бы отрабатывая на нем удары. Когда, наконец, его оставили в покое, он до самого вечера пролежал за грудой старых ящиков, не имея сил подняться на ноги. Лишь к вечеру сумел встать и, шатаясь, добраться до дома. Упав на свою кровать, Сашка пролежал всю ночь и весь следующий день. Мать утром заглянула к нему, посмотрела мутными с похмелья глазами:
     - Заболел, что ли? Ну, отлежись, пройдет, - и пошла, искать, где бы опохмелиться.

     С тех пор Сашка воровал редко и очень осторожно.
     После ночных поездок Ферзя они пировали - покупали сладости, жевательную резинку, напитки. Но деньги быстро кончались, и надо было каждый день добывать их снова и снова.

     Лето пролетело незаметно. Если не было дождя, бегали на речку и целые дни проводили на «диких» пляжах. Купались, загорали, носились до песку. Ксюха с Гришаней, увлекаясь игрой, весело смеялись, забывая обо всем. Но наступила осень с ее дождями и холодными ветрами.

     Увидев школьников с портфелями, Гришаня вспомнил, как он тоже ходил в школу, и слегка загрустил от этого. Ферзь забыл, что он когда-то учился, а вот Сашка вспоминал начальную школу, как светлую узенькую полоску в своей мрачной жизни, но от дальнейшего учения у него остались в памяти только вечные упреки, жалобы учителей и ожидание жестокой порки. Сейчас же, чувствуя себя свободным от всех школярских обязанностей, он все-таки завидовал тем детям, которые хоть и ходили каждый день в школу, но зато сытно ели и спали в мягких постелях. Он никому никогда не говорил об этом, стараясь показной бравадой прикрыть свои чувства и переживания.

     Ожидание холодной зимы принесло новые беспокойства и заботы, Теперь у Сашки была своя команда, за которую он отвечал, взяв на себя роль вожака. Надо было как-то подготовиться  к зиме, одеть и малышей. Последнее время Ксюха все чаще, дрожа от холода, забира¬лась в колодец и отсиживалась там, согреваясь. Первый снег подтолкнул Сашку к решительным действиям. Оставив ребятишек одних, он поехал к себе домой. Отец с матерью, пьяно посмотрев на него, удивились:
     - Где ты шатался все это время? - грозно спросил отец, но мать пьяненько засмеялась и махнула рукой:
     - Да бог с ним, живой и ладно.

     Набрав старой одежды, из которой он давно вырос, Сашка снова ушел из дома. Его поношенные куртки вполне подошли Гришане и Ксюхе, а вот Ферзь остался ни с чем. Тогда они стали присматривать, где бы можно было снять что-то из одежды для себя и Ферзя. Наконец на балконе одного из домов на бельевых веревках заметили две детские куртки. Дождавшись темноты, Сашка приготовил длинную палку с гвоз¬дем на конце, залез на дерево и, подтянувшись, сбросил куртки на землю. Ферзь с добычей отбежал за угол и дожидался Сашку. По пути к колодцу, Ферзь примерил одну из них, и она оказалась впору. Вто¬рая была чуть побольше - ее взял себе Сашка.


     Зверек теряет след.

     Первый снег не принес радости старшему оперуполномоченному краевого уголовного розыска Николаю Звереву. Сослуживцы величали его Зверьком. Кличку эту Николай получил больше за свою фамилию, хотя сам был маленького роста, худенький, как подросток, но все относились к нему уважительно и кличка эта в устах коллег звучала по-особому, с почтением: «Зверек домушников надыбал»; «Зверек знает, спроси у него».

     Обычно неунывающий Зверек был сейчас настолько огорчен, что не заметил у сотрудников радостно-возбужденного настроения, какое бывает при неожиданном, но приятном изменении состояния природы, например такого, как удар первого весеннего грома или ранний, еще осенний снег.

     Всего неделю назад Зверевым была разоблачена и ликвидирована база-склад подпольной водки. Спирт, как показала экспертиза, поступал с Кавказа. Совсем недавно по телевизору долгое время показывали вереницы автопоездов на российско-грузинской границе, груженных этим спиртом. Теперь этот спирт в виде «самопальной» водки появился во многих киосках и магазинах города. Зверек долго выслеживал, какими путями эта водка поступает в продажу. Расспрашивать владель¬цев или продавцов магазинов было бесполезно. Ответ всегда оставался неизменным: «Предложили по сходной цене, я и взял». «А лицензия была у них?» - спрашивал Николай, заранее зная ответ: «Кажется, была, что-то показывали». На вопрос: что за фирма, кто владелец? - пожимали плечами: не запомнил.
Водку конфисковывали, но она тут же появлялась в торговых точках по соседству. И все-таки Зверек выследил. Помогли тайные осведомители из числа алкоголиков и бомжей.

     Оперативная группа нагрянула в один из домов в частном секторе, на окраине города. Но оказалось, что это всего лишь перевалоч¬ная база-склад водочной продукции, а производство «паленки» было где-то в другом месте. Дом принадлежал маленькой сгорбленной старушке, которая на все вопросы Николая неизменно отвечала, что она ничего не знает ни про водку, ни про ее хозяев. Комната, которую она сдавала, была забита ящиками с подпольной продукцией. Откуда она поступала, и кто привозил, старушка не ведала.
     - Кому вы сдавали эту комнату? - спросил Николай.
     - Людям, сынок. Хорошим людям.
     - Почему вы решили, что хорошим?
     - Платят хорошо, а сами не живут. Когда приезжают, не хулиганят. Тихие такие ребята, смирные.
     - Молодые или старые? Сколько их?
     - Да молоденькие еще, лет тридцати, не боле. Двое их. Один чернявый такой, видно, нерусский, говорит по-нашему плоховато.
     - А вы, бабуля, документы у них смотрели? Кто они такие?
     - Не знаю, кто такие, а документы их мне ни к чему. Они ведь не живут, а только ящики привозят и увозят. Деньги зато хорошие платят.

     Николай понял, что от старушки ничего путного не добьешься. Записав приметы преступников, огорченные оперативники отбыли восвоя-си. Конечно, ликвидировав эту базу, они потеряли след, а у производителей «паленки» наверняка есть запасные склады. Теперь надо начинать все сначала.

     Искать долго не пришлось. «Паленщики» держать у себя продукцию не стали, им надо ее как можно быстрее реализовать. Ровно через неделю «левая» водка опять появилась в продаже. Теперь, несмотря на понукание начальства, которое торопило с раскрытием водочного дела, Зверек решил не спешить. Но, сколько он не выслеживал, так и не мог установить, кто привозит «паленку» в торговые точки. Если он приставлял к каким-нибудь магазинам или киоскам своих людей для наблюдения, то сюда больше «продукция» не поступала, будто кто-то предупреждал преступников о его замыслах. О ходе и планах операции знали многие сотрудники, задействованные в ней, поэтому надо было выявить «стукача» в своих рядах, а Николай уже не сомневался в его существовании.

     Начиная всю операцию сначала. Зверек подключил к работе тех же самых людей. Теперь для него важно было выявить среди них того, кто докладывал обо всех его действиях и планах тому, кого он выслеживал. Это была вторая часть всей операции, и про это он пока никому не говорил. Николай помнил слова, которые любил повторять преподаватель школы милиции Иван Павлович: «Доверяй полностью только себе. Не бойся сомневаться».

     Постепенно Зверек выследил целую сеть киосков и магазинов, где продавалась «паленка» из кавказского спирта. Но пока эти торговые точки он не трогал. Для него важно было найти тех, кто поставлял им этот товар. Но, как Николай ни старался, пока ничего не получалось. Как только он приставлял своих людей следить за какой-нибудь торговой точкой, как она тут же переставала снабжаться этой продукцией. Стоило ему поменять объект, как повторялось то же самое. Кто-то очень хорошо знающий обо всех его намерениях, постоянно информировал подпольную фирму.



     Дома.

     Прошло несколько дней, и первый снег растаял, оставляя после себя грязь и слякоть, но ночью подмораживало, и утром земля покрывалась инеем. Приближение зимы чувствовалось все отчетливей.
     Набегавшись по улицам, ребятишки залезали в свой колодец, отогревались, делились впечатлениями за день и засыпали мертвецким сном. Однажды утром их покой был нарушен рабочими, проверяющими теплотрассу. Заглянув в открытый люк, один из них увидел блестевшие в полумраке колодца четыре пары глаз. Как волчата из норы, они испуганно поглядывали, жмурясь от яркого света.

     - А ну вылезайте отсюда! Это что еще такое! Тоже нашли себе убежище. Марш по домам! – грозно произнес рабочий.
     - Забираем все и уходим, - тихо сказал Сашка.

     Захватив свое тряпье, ребятишки вылезли из колодца и под удивленными взглядами рабочих быстро ретировались за угол.
     - Все! Больше нам здесь нет места, - огорченно сказал Ферзь.- Что делать-то будем?

      Сашка молчал. Он и сам не знал, что теперь делать. Будь он один, то, конечно, вернулся бы домой на время зимних холодов, но бросить товарищей по несчастью он не мог. Глянув на Ксюху, дрожащую на утреннем, осеннем ветру, он принял неожиданное решение:
     - Едем ко мне домой.
     - А как твои предки? Они же выгонят нас, - возразил ему Ферзь
     - Ничего, на первые день-два у нас есть деньги. Я дам мамке на водку, она и подобреет. Потом что-нибудь придумаем. Пошли! Не дрожи, Ксюха, сейчас согреешься!..
     - Д-да я ничего, я не замерзла.
     - Тогда поехали. За мной!
     Дождавшись трамвая, дети зашли в него и остановились на задней площадке. Когда трамвай тронулся, к ним с грозным видом подошла кондуктор, женщина средних лет, с лицом, раскрашенным всеми возможными косметическими средствами. Но ни тушь, ни помада не молодили эту женщину, а только придавали ей кукольный вид. Неожиданно неприятным, злым голосом она спросила:
     - А у вас, конечно, нет денег на билет?!
     - Нету, - пропищала Ксюха своим жалобным голоском.
     - Тогда марш из вагона! - кондуктор нажала кнопку, и водитель остановил трамвай. - Сейчас же выходите!

     Ребятишки, сбившись кучкой, стояли, не решаясь тронуться с места.
На громкий голос кондукторши стали оглядываться пассажиры и с удивлением смотрели, с кем воюет эта грозная женщина. Увидев четверых испуганных и замерзших ребятишек, кто-то из пассажиров попытался заступиться за них, но кондукторша была неумолима.
     - Если вы такие добрые, то заплатите за них, а я из-за этой шпаны не хочу лишаться премиальных.

     Схватив за шиворот Ферзя, она стала выталкивать его из вагона, Сашка, видя, что она применила силу, скомандовал Гришане и Ксюхе выходить, а сам с силой ударил ногой по коленке кондукторши. От неожиданности она выпустила Ферзя и закричала от боли. Сашка с Фер-зем быстро выскочили из вагона и, захватив малышей, отбежали подальше от трамвайных путей. Вагон тронулся, и они остались между остановками.

     - Побежали на следующую остановку. Попробуем еще раз.
     - А может пешком пойдем? - спросил Гришаня.
     - Нет, очень далеко. Ничего, еще попытаемся. Не все же такие злюки. Я вон сколько раз ездил и не выгоняли, а эта какая-то зверю¬га попалась, - сказал Сашка.

     Быстрым шагом ребятишки двинулись к следующей остановке. Дождавшись очередного трамвая, опять заскочили и сгрудились также на задней площадке. Когда кондукторша подошла к ним, Сашка опередил ее своим вопросом:
    - Тетенька, можно мы доедем до дома? У нас денег нет, а на улице холодно.

     Оглядев их, кондуктор усмехнулась:
     - Конечно, откуда же у вас деньги. Ладно, только тихо. Если появится контролер, чтобы я вас не видела. Понятно?

     Ребятишки радостно закивали. Как тут не понять. Оставшуюся дорогу никто их больше не тревожил. Выскочив на своей остановке, поеживаясь от холодного ветра, быстро пошли ведомые Сашкой. «Хоть бы кто дома был, - подумал он, - а то придется ждать в подъезде». К счастью мать оказалась дома.

     - А это что за гоп-компанию ты привел? - сразу спросила Сашкина мать, даже не поинтересовавшись, где сын был все эти дни. А уж тем, голодный он или нет, она давно не интересовалась.
     - Мамка, это мои друзья. Они пока побудут у нас.
     - Еще чего. Самим жрать нечего, а ты привел толпу таких же голодранцев.
     - Не беспокойся, мы сами прокормимся. Нам ночевать негде.
     - А у меня что, гостиница здесь или общежитие? - возмутилась мать.
     - Да мы на полу будем спать, в другой комнате. Не помешаем вам
     - Ну, смотри, отец придет - может выгнать всех, Я не буду заступаться.

     Сашка повел своих друзей в другую комнату, где раньше он сам спал. В углу стояла его старая кровать, только уже без одеяла, но матрац был.
     - Располагайтесь. Ферзь, пойдем со мной. Купим что-нибудь поесть.

     Оставив малышей, друзья сходили в магазин, купили картошки, бутылку подсолнечного масла. Сашка помнил, как мать когда-то жари¬ла картошку, и ему сейчас так захотелось почувствовать вкус нормальной еды. Еще купили хлеба, булочек, чаю, сахару. Хотел купить матери бутылку водки, но ему не дали, сказали, что мал еще.
     Вернувшись домой, он попросил мать, пока она была трезвой, нажарить им картошки. Пока не было отца, все вместе спокойно поели, напились чаю с булками. Мать спросила:
     - Откуда у вас деньги?
     - Мы зарабатываем.
     Она не стала уточнять, где и как, а, заискивающе глядя Сашке в глаза, попросила:
     - Сынок, ты бы дал немного денег, а то отец скоро придет.
     Сашка молча отсчитал двадцать пять рублей и отдал матери.
     - Хватит?
     - Да, как раз.
     Разомлевшие от тепла и еды, ребятишки, стянув матрац  пол, завалились спать.
Вечером пришел отец в легком подпитии. Увидев вместо одного сына четверых пацанов, сначала рассвирепел, но мать успокоила его, достав бутылку водки.
     - Ну ладно, пусть ночуют, - махнул рукой отец и позвал Сашку, - Если ты сам зарабатываешь, так чтобы каждый день к вечеру был пузырь. Иначе выгоню всех к чертовой матери. Понял?
     Сашка кивнул в знак согласия.


     Мышеловка.

     До самой зимы ребятишки прожили у Сашки дома, но денег становилось все меньше. Пытались попрошайничать, но местные прогнали их от магазинов и стоянок машин, а просто так на улице подавали редко Ферзь переживал, что и его заработки кончились. Прошло много времени, и ехать на старое место, откуда его увозили к старому борову, уже было опасно. Его уже, конечно, искали, и, попадись он сейчас тому парню, ему не поздоровится.

     Чем больше крепли морозы, тем труднее было добывать деньги, а отец каждый день требовал на бутылку, хотя ни разу не поинтересовался, где ребятишки берут эти деньги. Настал день, когда им вечером нечего было дать Сашиному отцу, и тот выгнал их на улицу.

     Выйдя из подъезда, дети в нерешительности остановились. Холодный ветер пронизывал легкие курточки и рваную одежду. Вскоре они окоченели. Наконец нашли в одном доме открытый подвал и спустились вниз. Здесь хоть ветер не дул, а трубы отопления обогревали помещение. Дождавшись, пока глаза привыкнут к темноте, нашли сухое место, где можно было хотя бы присесть. Так и провели ночь в подвале, сидя на куче мусора. Поспать не удалось, потому что вскоре их стали одолевать крысы, которых Гришаня и Ксюха боялись, и надо было постоянно отгонять их.
Утром вышли наверх. Набрали несколько монет, хватило как раз на булку хлеба. Разделив ее, съели  здесь же у магазина. Потом обша¬рили все окрестности в поисках пустых бутылок, но снег спрятал под своим белым покрывалом один из источников их заработков. Пытались просить деньги у прохожих, но тоже впустую. Не помогли ни Сашкины рассказы, ни  Ксюхин жалостливый голосок. Замерзшие прохожие быстро проходили мимо, не обращая на них внимания.

     Уже под вечер, пытаясь разжалобить владельцев крутых лимузинов; подбегали к ним, но окна машин были плотно закрыты, и их просто не слышали или не хотели слышать. Отчаявшиеся и замерзшие ребятишки совсем не обратили внимания на старенькую помятую иномарку, оста-новившуюся у магазина, и не заметили, что водитель пристально наб-людает за ними. Когда рядом никого не оказалось, он поманил их рукой. Ребятишки неуверенно подошли.
     - Хотите постоянную работу?
     - Какую? - спросил Сашка, оглядываясь на друзей.
     - Нетрудную, справитесь. Денег не обещаю, а вот кормить буду хорошо. Ну, так как?
     Ферзь посмотрел на Сашку и, видя его готовность, кивнул.
     - Ну, раз согласны, то вот ты и ты, - парень ткнул пальцем в Сашку и Ферзя, - полезайте в машину.
     - Мы без них не поедем, - сказал Сашка и показал на Гришаню с Ксюхой.
     Парень поморщился, оглядывая малышей, потом согласился:
     - Ладно, поехали все. Там разберемся.

     Дети разместились на заднем сиденье. Машина, развернувшись, выехала на шоссе и вскоре уже мчалась по загородной трассе. Мелькали редкие огоньки. Ребятишки притихли. Парень молчал. Сашке стало не по себе от этого, и он спросил:
     - Куда мы едем?
     - На дачу, на свежий воздух.
     Свернув с шоссе, машина стала петлять по каким-то переулкам. Это был дачный поселок. Вскоре остановились.
     - Ну, вот и прибыли, вылезайте.
     Дети вышли из машины и нерешительно остановились. Было темно и пустынно, только светилось окошко в доме, возле которого они стояли. Парень открыл калитку, пропустил их вперед.
     - Проходите.
     На крыльцо дома вышел мужчина лет пятидесяти, крепкого телосложения, с лицом как будто вырубленным из цельного куска дерева, с нависшими над глазами густыми бровями.
     - Это ты, Геша? Кого это ты привез?
     - Работников, Михалыч, ты же хотел двух помощников? Так я тебе четырех доставил. Принимай.
     - Это, что ли, работники? - Мужчина критически оглядел ребятишек. - Больше съедят, чем наработают. Ну да ладно. Проведи в дом.
Когда ребята скрылись за дверью, он задержал Гешу на крыльце и тихо спросил:
     - Довез чисто? Без хвостов?
     - Да вроде бы все нормально.
     - «Вроде», «вроде»! Чисто должно быть, - проворчал Михалыч. - Не должно быть «вроде».
     В доме оказалась еще женщина, примерно такого же возраста, как и Михалыч, одетая под старушку-богомолку:  в длинном платье с кофтой, голова повязана белым платочком в мелким горошек.
     - Вот, Ефимовна, принимай работников. Как мы и договаривались. Сейчас тебе легче будет. Только покорми их сперва, потом отведешь вниз.

     Женщина неодобрительно оглядела ребятишек. Что-то проворчала себе под нос и пошла накрывать стол. Достала из печи чугунок с вареной картошкой, высыпала ее в большую миску. Сходила в сени и при¬несла чашку соленых огурцов, нарезала хлеб. Все это она проделала молча. Налила всем по стакану чаю и села на лавку у стены, наблюдая за детьми, которые ели торопливо, словно боясь, что у них отберут это небогатое угощение.  Попив чаю, все разом встали из-за стола. Ефимовна сказала:
     - Пошли за мной, некогда мне с вами засиживаться.

      От ее незаметного движения старый буфет, стоявший у стены, вдруг заскрипел, посуда в нем зазвенела, и он стал поворачиваться, как на шарнирах, открывая под собой обычный квадратный люк, ведущий в подпол. Нагнувшись, Ефимовна взялась за кольцо в полу и потянула тяжелую крышку. Образовавшаяся дыра таинственно темнела. Ребятишки притихли от неожиданности. Гришаня с Ксюхой невольно прижались к Сашке.
     - Ну что остановились? Пошли вниз, там жить будете, не в хоромах же, - вдруг властно приказала Ефимовна и щелкнула выключателем. Люк озарился светом неяркой лампочки. - Спускайтесь, не задерживайтесь.

     Ребятишки по одному спустились по крутой лестнице и оказались
в небольшом тесном помещении, заставленном до самого потолка ящиками.
     - Дальше проходите, вон туда, - Ефимовна указала на дверь в противоположной стене, в узком проходе между штабелями ящиков.

     За дверью оказалась небольшая комнатка, где кроме широкого деревянного топчана, покрытого матрацами и суконными солдатскими одеялами, ничего не было. Не было здесь и окон, а только вентиля¬ционные отверстия под потолком, прикрытые металлическими решетками, Воздух был спертый и с неприятным запахом. Бетонные стены и потолок подвала давили со всех сторон.
     - Здесь и будете жить. Захотите на двор, вон параша стоит, - Ефимовна указала в угол, на ведро с крышкой.

     Больше не сказав ни слова, она вышла и щелкнула ключом. Все оцепенели - их просто закрыли в камере под землей, так похожей на мышеловку. Малыши еще крепче прижились к Сашке, а он стоял молча, не зная, что и сказать. Он понял, что они влипли в какую-то очень нехорошую историю.
     Внезапно лампочка, тускло освещавшая желтым светом этот каземат, погасла. Наступила кромешная тьма и тишина. Ни звука не доно¬силось сверху. Первым нарушил молчание Ферзь.
     - Ну ладно, нечего так стоять. Давайте спать.
     Ощупью они добрались до топчана. Улеглись все четверо. Сашка лег с краю, между собой и Гришаней положили испуганную Ксюху, у стены лег Ферзь. У всех было подавленное настроение. Что их ждет завтра?


     «Паленщики».

     Проснулись ребятишки от того, что зажглась лампочка и послышались шаги, щелкнул замок и дверь открылась. Пришла Ефимовна, принесла опять вареной картошки, по куску хлеба и чайник.
     - Поднимайтесь, уже утро. Ешьте и пора за работу.
Нехотя поев, ребята ждали, что будет дальше. Зашла Ефимовна и забрала посуду. Следом за ней появился Геша.
     - Ну что, «шпанцы» пора отрабатывать хлеб насущный. Пошли за мной.

     Они вышли из комнаты в коридорчик с ящиками и прошли в другую дверь. В нос сразу ударил запах спирта, так знакомый Сашке. Геша включил свет, и они увидели, что стоят в комнате, тесно уставленной двумя большими ваннами, двумя столами, бочками, флягами и емкостями. Ванны были залиты водой, и в них плавали бутылки.
     - Все, хватит присматриваться. Работу распределим так, - Геша подвел всех к ваннам. - Смотрите внимательно. В первой ванне бутылки отмокают, и ты, - он указал на Ксюху, - будешь сдирать вот этим ножом старые этикетки и передавать бутылки во вторую ванну, а ты, - Геша указал на Гришаню, - будешь мыть бутылки и ставить на этот стол. Все, приступайте.
     Затем Геша взял небольшой ковш и воронку, поставил рядом с со-бой Ферзя и показал на все это:
    - Смотри внимательно - эта мерка ровно пол-литра. Зачерпываешь из бачка водку, разливаешь через воронку по бутылкам и передаешь на стол для закупорки. Ну, а тебе, - повернулся он к Сашке, - как самому старшему, самая ответственная работа - закрывать бутылки пробками. Показываю, как закрывать.

     Геша взял из ящика, стоявшего на столе, металлическую пробку, надел ее на бутылку, взял в руки небольшое приспособление, надел на пробку и надавил рукоятку. Снова поднял ручку приспособления и снял его. Пробка оказалась плотно обжата вокруг горлышка бутылки.
     - Понятно? - спросил он Сашку.
     Тот кивнул.
     - Тогда пробуй.
     Сашка забрал приспособление, другой рукой достал пробку и пов-торил всю операцию. Получилось с первого раза. Геша осмотрел пробку.
     - Так. Нормально. Запомни, чтобы было без перекосов и пробка не помята. Ясно?
     Сашка пожал плечами:
     - Да вроде бы понятно,
     - Ну, раз понятно, то приступай. Готовые бутылки отставляй на столе. Вечером все вместе будем клеить этикетки. Я потом покажу. Все! Всем работать! И запомните - как будете работать, так будете и есть. Работать без перерывов. Когда будет обед, вам принесут.
     Начали молча. Геша уселся в углу, закурил. Теперь в спертом воздухе повисли еще и клубы дыма. Покурив, Геша вышел. Мальчишки переглянулись.
     - Сашка, кажется, мы влипли, - тихо сказал Ферзь.
     - Подожди,  успокоил его Сашка. - Поработаем немного и посмотрим. Ну, как, справляешься с работой? - спросил он, гремевшую бутылками Ксюху.
     - Справляюсь, только бутылки скользят из рук и много их очень.
     - Ничего. Ты только осторожней, не разбей, а то порежешься.
     Гришаня перестал греметь посудой и сказал удивленно:
     - Я и не знал, что водку так делают. Я думал на заводе, а здесь вон, на даче.
     Сашка с Ферзем рассмеялись.
     - Так это подпольный завод, это же «паленая» водка. Ты пить пробовал? - спросил Сашка Ферзя.
     - Да, когда-то с пацанами выпили. Противная до ужаса, а потом плохо было, тошнило. Я с тех пор не пью.
     - А мои мамка с папкой каждый день пьют, - задумчиво сказал Сашка. -И ничего им не делается, только папка злой становится, когда пьяный, и дерется.
     - А наша мама никогда не пила, - сказал Гришаня. - Она только болела...
Внезапно открылась дверь и вошла Ефимовна.
     - Что это вы тут разболтались? Ночью наговоритесь, а сейчас работать. Будете плохо работать, не буду кормить, я еще посмотрю, сколько вы сделаете к вечеру.

     Она постояла возле каждого, посмотрела, кто как работает, прошла в угол и села на стул. Ребятишки продолжали молча работать. Прошел час, другой. Ксюха уже еле-еле скребла ножом, сдирая старые этикетки. Ефимовна подошла к ней.
     - Ты что это, заснула! Еле шевелишься!
     - Я устала, - чуть не плача сказала Ксюха.
     - Устала?! - возмутилась Ефимовна, - А жратъ ты не устала? Ну-ка шевелись быстрей.
     - Она же маленькая, и правда устала, - заступился Сашка.
     - А тебя не спрашивают! Закрой рот и делай свое дело! - Ефимовна оглядела всех. – Ну, господь и работничков прислал. Где вас Геша таких заморенных нашел?

     Она подошла к Ферзю, забрала ковшик, зачерпнула из бачка немного водки, выпила и, утеревшись рукавом, пригрозила:
     - Смотрите у меня, а то живо пайку урежу, - повернулась и вышла.
     - Ферзь, - позвал его Сашка. - Ну-ка на стремя, а всем отдыхать. Как услышишь шаги, всем за работу.
     Ребятишки устало присели. Но долго отдыхать не пришлось. Ферзь чуть свистнул, и все кинулись к своим местам. Явился Геша. Прошелся, посмотрел, как идет работа, пересчитал готовые бутылки. Уселся в углу, закурил, потянулся и откинулся на стул, вытянув ноги и полуприкрыв глаза. Так он сидел долго, временами посматривая на работающих детей.

     Когда Ефимовна позвала их обедать, они прошли в комнату, где ночевали. Там на топчане стоял чугунок с той же картошкой, в миске была квашеная капуста, рядом лежало по куску хлеба и стоял чайник. Присев, ребятишки быстро поели, разлили в кружки уже остывший чай. Запили этот нехитрый обед и только прилегли, как вошла Ефимовна.
    - Это еще что? Пожрали и за работу!
     Отдохнуть так и не удалось.
     До вечера работали почти без перерывов. Пользуясь отсутствием Геши и Ефимовны, ребята прекращали работу. Но их надсмотрщики вы-ходили редко и ненадолго. К вечеру дети валились с ног от усталости. У Гришани с Ксюхой кожа на руках сморщилась и палъцы онемели от  хо-лодной воды. От застоявшегося в замкнутом помещении запаха спирта кружилась голова и подташнивало. После ужина малышей оставили отдыхать, а Геша с, Ефимовной, взяв с собой Сашку и Ферзя, отправились в цех. Геша показал мальчишкам, как правильно клеить этикетки. Пришлось снова взяться за работу. Закончив эту операцию, расставили бутылки по ящикам. Ефимовна пересчитала готовую продукцию.
     - Ну, и как? – Геша вопросительно посмотрел на нее.
     - Конечно побольше, чем я одна это делала, но все равно маловато. Ленивые они, сачкуют много, когда мы оставляем их одних. Надо постоянно следить, чтобы работали. Я их зря кормить не буду. Ну ладно, - она обратилась к мальчишкам, - выносите ящики, да поосторожней.
     Сашка с Фepзeм вдвоем стали выносить тяжелые ящики в коридор, а Геша укладывал их там в штабель до самого потолка. Потом оттуда занесли ящики с пустыми бутылками для завтрашнего дня. Геша развел спирт в бачках для розлива. Когда все закончили, наверное, наступила глубокая ночь. Об этом  мальчишки догадались по тому, что Геша стал усиленно зевать. Только они вошли в комнату, где Гришаня с Ксюхой спали «без задних ног», как Геша закрыл их на ключ, и через мгновение погас свет. Усталые  мальчишки, добравшись до топчана, тут же погрузились в крепкий сон.


     Рабство.

     На следующий день Геша с Ефимовной все время по очереди находились в цехе, не давая ребятишкам ни минуты отдыха. Когда Ефимовна принесла обед, они ели медленно, растягивая минуты, но она тут же разгадала их хитрость и стала собирать посуду.
     - Но мы еще не доели, - попытался возразить Сашка.
     - Значит не хотите. Были бы голодные, то побыстрей бы жевали.
     Забрав недоеденный обед, она тут же ушла, а Геша, не дав им отдохнуть, сразу же повел на работу. Сашка опять возмутился:
     - Почему вы не даете нам отдохнуть? Мы не хотим больше работать у вас. Пацаны, пошли наверх!
     Но не успел он сделать и двух шагов, как сильная оплеуха, отпущенная Гешей, отбросила его в угол. Сашка сразу же вскочил на ноги и опять кинулся к выходу. Геша резко ударил его ногой в живот, от чего Сашка согнулся пополам и, скорчившись, повалился на пол. Ферзь, желая помочь другу, бросился на Гешу, но получил мощный удар ногой прямо в лицо. Он  упал рядом с Сашкой, залившись кровью из разбитого носа. Геша стоял над ним, поглядывая на Гришаню с Ксюхой.
     - Ну, а вы что? Тоже хотите отдохнуть рядом с ними?

     Малыши сжались, ожидая ударов, но, видя их испуганные глаза, Геша их трогать не стал. Нагнувшись, он схватил Сашку за шиворот и, сильно тряхнув, поставил на ноги, заглянув в лицо.
     - Ну что, очухался? Запомни! Если будешь баламутить всех, то я тебя удавлю как котенка. - Он отпустил Сашку и слегка пнул ногой Ферзя. - Поднимайся, хватит валяться! Работать надо. Вас для того сюда и привезли.
     Когда Ферзь поднялся, кровь все еще текла из разбитого носа, заливая рубашку. Он запрокинул голову.
     - Оставайся пока здесь, - сказал Геша Ферзю, - как кровь перестанет идти, вымой морду и тоже работать. А вы все пошли, нечего прохлаждаться.
Понурившись, ребятишки пошли по своим местам. Геша пока сам сел на место Ферзя. - Запомните, что бы ни случилось, работа не должна останавливаться.
     - Мы что, рабы, так вкалывать без отдыха? - опять попытался возмутиться Сашка.
     - Да, рабы. А ты что, этого еще не понял? - удивленно спросил его Геша. - Не будете работать, не будем кормить, а подохнете - но¬вых найдем.
     - Отпустите хотя бы малых, - попросил Сашка.
     - Ага, щас, - Геша захохотал, потом, резко перестав смеяться, сказал: - Я их отпущу, а они ментов наведут на нас. Я вперед удавлю их, чем отпущу. Сейчас для вас самое лучшее - это хорошо работать и получать свою пайку. Все, хватит разговоров.

     Малыши, шмыгая носами, гремели посудой и молча обдумывали услышанное. Сашка же начал понимать, что вляпались они крепко и, кажется, надолго. До него дошло, что эти производители «паленки» не собираются их отпускать ни сейчас, ни потом. Ему было страшно, что их как бы заживо  похоронили в этом подвале. Что же делать?
Вошел Ферзь, все еще держась рукой за распухший нос. Геша встал из-за стола и отошел в угол, уселся на свой стул и закурил, Ферзь молча сел на свое место, взял в руки ковш, воронку и начал  работать. До вечера никто не проронил ни слова. Когда пришла Ефимовна, подменить Гешу, то спросила, что это там за кровь.
     - Да вот бунт на галере усмирял, - Геша кивнул на Ферзя и Сашку. - Не хотели работать, пришлось немного объяснить им, что за это бывает.

     Глянув на Ферзя с распухшим носом, Ефимовна согласно закивала:
     - Правильно сделал. Пожестче надо с ними, а то разболтаются совсем. В следующий раз скажи, я им жрать не буду носить, пока смирными не станут.
Геша заржал:
     - Ничего, я им уже объяснил. Кажется, поняли.

     После работы Ефимовна подсчитала готовую продукцию и осталась довольна.
     - Ну вот, видишь, на сколько больше сделали, - она показала Геше на бутылки.               - Надо постоянно за ними присматривать.
     Когда же, наконец, их оставили на ночь одних, закрыв на замок, никто не заснул, как в прошлую ночь.
     - Сашка, что делать будем? – с тревогой прошептал Ферзь.
     Сашка молчал, не зная, что ответить. Гришаня с Ксюхой придвинулись к нему поближе.
     - Саш, а нас что, не отпустят? - спросил Гришаня.
     - Наверное, нет, надо самим убежать.
     - А как? - Ферзь ткнул в темноте на крепкие бетонные стены. - Разве отсюда убежишь?
     - Я не знаю как, но если мы не убежим, то они замордуют нас. Надо что-то придумать. - Сашка помолчал немного и тихо, но решительно сказал: - Давайте договоримся так. Работать, не возмущаться и думать, как убежать.
     - Саш, ты побыстрее думай, - Ксюха прижалась к нему. - Я боюсь, здесь как в могиле. Я наверх хочу.
     - Ничего, потерпи, - успокоил ее Сашка. - Все равно придумаем что-нибудь.



     Зверек нападает на след.

     Всю зиму Зверек выслеживал машину, развозящую подпольную вод-ку по торговым точкам, но кто-то постоянно выдавал все его планы, и он или опаздывал, или приезжал рано. Но ближе к весне он все-таки выследил эту машину. Оказалось, что товар развозят на иномарке белого цвета. Марку машины он пока не знал, но зато знал, что за рулем всегда какой-то «кавказец». Один из бабулиных квартирантов тоже был нерусский. Вполне возможно, что это он и есть. Только сейчас он ездил один.

     В один из выходных дней, которые в последнее время выпадали так редко, Николай пошел с женой в кино. Возвращались после сеанса поздно вечером, на трамвае. Проезжая мимо одного подозреваемого киоска, Зверев увидел, что с обратной стороны торгового павильона стоит старенькая белая иномарка и из нее выгружают ящики с водкой. Сказав жене, что у него срочное дело, Зверек вышел на следующем остановке и, быстро вернувшись назад, увидел, чти машина уже отъезжает. Он успел разглядеть марку «Тойота-Королла» и госномер. Тревожить киоск он не стал и вернулся домой.

     Наутро Зверек послал внештатника купить в этом киоске бутылку водки. После экспертизы оказалось, что это та самая, за которой он так долго охотится. Николай позвонил в ГАИ, и ему сообщили фамилию и адрес владельца машины. Отправившись по этому адресу, Зверек на¬шел владельца, но оказалось, что тот год назад продал машину по доверенности какому-то кавказцу, фамилию он, конечно, не помнил. Но это уже не трудно было определить. Узнав у владельца машины, у какого нотариуса они оформляли доверенность, Николай поехал к нему и вскоре получил все данные на нового владельца иномарки. Им ока¬зался некий Исмаил Каримов; тридцати двух лет, есть городская прописка. Тревожить его Зверев не стал. Он решил действовать осторожно.

     Поехал в краевое ГАИ и разыскал своего старого товарища, Юру Комлева, с которым они учились в школе милиции и дружили все эти годы. Комлев обрадовался встрече, они уже давно не виделись. Преду-преждая его расспросы, Николай сразу же сказал:
     - Дело есть, Юрка, очень важное. Надо поговорить где-нибудь, - он оглянулся, давая понять, что без свидетелей
     - Что случилось? Что за конспирация такая? - удивился Юрий.
     - Нет, это просто работа, по принципу Ивана Павловича. Понял?
     - Доверяй только себе, - вспомнил Юрий.
     - Да. Вот я тебе, как другу, и доверяю, как себе. Так что сиди и слушай. Уже с полгода, как я занимаюсь поисками подпольного цеха по производству водки-«паленки» из кавказского спирта...
     - Что, уже и до нас дошел этот спирт? - перебил его Юрий.
     - Да. Недавно мы ликвидировали одну базу-склад с этой водкой, в одной частном доме, но на этом след и оборвался. Главное - найти цех по производству этой водки. «Паленщики»  работают очень осторожно. У них продукцию развозит какая-то старенькая «королла», хозяина я уже вычислил. Ну а теперь слушай самое главное - почему я прошу тебя помочь мне. Кто-то из нашего отдела предупреждает «паленщиков» о всех моих планах.
     - Ты уверен в этом? - Юрий удивленно посмотрел на друга.
     - Да, я уже несколько раз проверял, но так и не понял, кто это. Ну, бог с ним, я этого гада все равно вычислю. Слушай другое. У тебя есть ребята, которым можно было бы доверять, из тех, что на постах дежурят?
Юрий немного подумал и ответил:
     -  Hy, в общем-то, есть несколько надежных парней.
     - Скажи им про это, дай номера, фамилию водителя. Пусть останавливают, проверяют, что везут. Если водка, пусть проверят документы на товар и все фиксируют. Машину не задерживать, пусть успокоятся. Да, чуть не забыл, у этой машины может быть другой водитель, вот его я пока не знаю, надо выяснить. Наверняка, тоже ездит по доверенности. В общем, Юра, главное - это не спугнуть. Мне надо найти еще одну базу и по ней вычислить подпольный цех. А своих сотрудников я отправлю для отвода глаз по пустым версиям воздух пинать. Пусть «паленщикам» их стукачок эту дезу загонит. Они и успокоятся

     Еще раз обговорив все возможные варианты, друзья распрощались. Когда Николай вышел из здания ГАИ, его шофера, сержанта Савкина, в машине не оказалось. Вскоре он появился и сказал, что зво¬нил жене. Надо сходить в школу, на родительское собрание, а у него разве есть время на это? Сегодня небось опять придется до ночи колесить.
     - Да нет, - махнул рукой Зверев,  хватит на сегодня. Ставь машину и дуй домой.


     Подготовка к побегу.

     Несколько дней ребятишки работали молча, сосредоточено, чтобы их надзирателям не к чему было придраться. Но ночам же, оставаясь одни, они вполголоса обсуждали планы побега, но пока так ничего и не придумали.
Геша иногда исчезал куда-то, и тогда вместо него появлялся Михалыч. Он так мрачно поглядывал на ребят, что они боялись даже голову и поднять. А он сидел, хмурил брови и курил вонючие сигареты одну за другой. От этого дыма и спиртных паров, пропитавших воздух; было трудно дышать, кружилась голова. Однажды Гришаня не выдержал и, потеряв сознание, упал. Ребятишки кинулись к нему на помощь, но Михалыч цыкнул на них, чтобы оставались на своих местах и работали. Сам же подошел к Гришане, поднял его за шиворот, как щенка, и несколько раз окунул головой в ванну. Закашлявшись, Гришаня очнулся и стоял, покачиваясь, как пьяный, вошла Ефимовна.
     - Что это с ним?
     - Да в обморок шлепнулся. Передохнут они тут скоро. Что делать-то будем?
     Ефимовна пожала плечами.
     - Да ничего, Геша новых привезет. В следующий раз надо постарше подбирать, а то уж больно малых приволок.
     Ребятишки замерли, напуганные этим диалогом, хоть и не все поняли в нем.
     Ночью, когда наконец-то закрылась дверь и они остались одни, все опять    обратились к Сашке:
     - Что же делать? Мы же скоро все помрем здесь, если не выйдем на воздух. Сашка, ну придумай же что-нибудь.
     - Я не знаю, что делать, - Сашка был в отчаянии. Он видел, что все надеются на него, как на старшего, а ему не приходит в голову ни одной дельной мысли. Да и что они могут сделать против бетонных стен и грубой физической силы?
Он чуть не заплакал, но тут же мелькнул какой-то проблеск.
     - Ферзь, ты видел в проходе за ящиками дверь? Надо узнать куда она ведет?
     - А как мы выйдем отсюда в проход?
     - Завтра, во время работы, надо найти кусок проволоки. Я по¬пробую отмычку сделать, меня один кент научил. Замок здесь вроде простой, я открывал такие. Спички бы еще раздобыть.
     - Так мы убежим отсюда? - обрадовалась Ксюха.
     - Конечно убежим. Только ты держи язык за зубами. Поняла?
     - Я буду молчать. - Она придвинулась к Сашке поближе, вздохнула: - Я так хочу солнышко увидеть.
     Сашка неловко обнял ее, подумал: «Вот бы мне такую сестренку».

     Однажды во время работы неожиданно погас свет. Геша,сидевший в этот день надсмотрщиком, тихо, но внушительно сказал:
     - Всем оставаться на своих местах и сидеть тихо. Чтоб ни одного шороха я не слышал, удавлю на месте того, кто шевельнется. Ребятишки замерли. Они уже поняли, что церемониться с ними не будут. В темноте было слышно только их дыхание.
Когда зажегся свет, Геша вышел и поднялся наверх. На стуле остались лежать сигареты и коробок спичек. Ферзь молнией метнулся к стулу и схватил спички. Когда Геша вернулся, все сосредоточенно работали. Он уселся на свое место. Дети замерли. Держа в руке пачку сигарет, Геша зашарил по карманам. Потом встал, огляделся, но спичек так и не нашел. Подозрительно посмотрел на ребятишек. Они, за¬таив дыхание, работали и, казалось, не обращали на него внимания. Геша промолчал, опять вышел и тут же вернулся. Уселся, закурил и с угрозой в голосе произнес:
     - Зарубите себе на носу: когда гаснет свет, всем замереть и не шевелиться. Чтобы ни единого звука я не слышал от вас. Кто пикнет, повторяю еще раз, убью на месте. - Он достал из кармана пистолет и потряс им, - это вам понятно?
Вид оружия говорил больше, чем Гешины слова. Дети застыли, прекратив работу.
     - То-то. Запомните, эту штуку я всегда ношу с собой и шутить не собираюсь. - Он убрал пистолет в карман. - Все. За работу.
     Во время обеда спрятали коробок со спичками под топчан.
     - Проволоку кто-нибудь видел? - спросил Сашка. - Вот такой кусочек нужен. - Он показал, какой длины им нужна проволока.
     - Я видел, - прошептал Гришаня. - За ванной у Ксюхи, целый моток лежит.
     - Надо ловить момент и хоть кусочек отломить.
     - А чего отламывать-то? - удивился Ферзь. - В углу ящик стоит, там инструменты всякие. Наверное, и кусачки есть. Надо ждать, когда одни останемся.

     На том и порешили. Но ни в этот день, ни на следующий так и не удалось добыть проволоку. Только через три дня им удалось осуществить задуманное. Когда Ефимовна, пару раз приложившись к ковши¬ку, поднялась наверх, Сашка скомандовал:
     - Ферзь, на стремя!

      Сам же кинулся к ящику с инструментами, быстро нашел там пассатижи и одним прыжком оказался у Ксюхиной ванны. Просунув руку, он потянул весь моток, но тот никак не поддавался. Тогда Сашка лег на пол и пассатижами откусил кусок проволоки нужной длины. Потом положил кусачки на место. Когда Ефимовна спустилась вниз, дети мол¬ча работали. Оглядев их, она подошла к Ферзю, вырвала ковшик у не¬го из рук, хлебнула пару глотков и отошла, повалившись на стул. Вскоре послышался ее храп. Ребятишки переглянулись и, потихоньку гремя посудой, делали вид что работают, стараясь урвать лишнюю минуту для отдыха.
     Уже давно прошло время обеда, судя по тому, как сильно хоте¬лось есть, а Ефимовна все спала, прихрапывая и подергиваясь во сне. Послышались шаги, и вошел Михалыч. Посмотрел на спящую Ефимовну, толкнул ее кулаком в плечо.
     - Ты что, падла старая, дрыхнешь?! Опять пила? - спросил он детей.
     Все молча пожали плечами.
     - Да я только присела на минутку, - заворчала Ефимовна, просыпаясь.
     - На какую минутку! Вечер уже! Ты ведь даже дверь за собой не закрыла! Все дело загубить хочешь?! - Он подставил кулачище ей под нос. - Еще раз увижу - замечу и забетонирую. Ты поняла?! Ефимовна, подхватившись со стула, метнулась наверх.
     - Мы есть хотим, - сказал Сашка.
     - Перебъетесь, скоро ужинать будете.- Окинув взглядом готовые бутылки, Михалыч рассвирепел:
     - Вы что это, сачковать вздумали? Пока норму не сделаете, никакого ужина. Хоть до утра работайте. Жрать они захотели! Не наработали еще на еду. - Пнув дверь ногой, он вышел и поднялся наверх
     - Сашка, что делать будем? - спросил Ферзь.
     - А ничего, - раздраженно ответил Сашка. - Работать надо, не злить их. Норму выполнять будем, а то голодом заморят. Нам еще силы пригодятся. - Сказав это, он довольно ощупал в кармане кусок проволоки.
     - Саш, а как это он ее забетонирует? - спросила Ксюха.
     - Кого? - не понял Сашка.
     - Да Ефимовну. Он же сказал: замочу и забетонирую.
     - Черт его знает, как это, - Сашка задумался, но, не найдя ответа, вскоре забыл об этом.
     После ужина, как обычно, Сашка с Ферзем пошли клеить этикетки.  Михалыч присматривал за ними. Потом вынесли ящики в коридор, стараясь в это время запомнить проход к заветной двери, чтобы пройти к ней в темноте, ничего не задев.
Как только их закрыли и потушили свет, Сашка достал проволоку и стал на ощупь выгибать ее, делая отмычку. Несколько раз он пробовал просовывать ее в замочную скважину, пытался прокрутить, не ничего не получалось. Сжег несколько спичек, заглядывая в отверстие для ключа.
     - Эх, была бы свечка, - сказал Ферзь, - а то спички так скоро кончатся.
     - Побереги их, - посоветовал Сашка, продолжая выгибать проволоку на ощупь.

     Пока Сашка занимался отмычкой, Ферзь стоял у двери, прислушиваясь к каждому шороху, но все было тихо. Гришаня с Ксюхой молча сидели в темноте, с надеждой ожидая, когда Сашка справится с замком. Прошло довольно много времени, пока что-то легонько не щелкнуло, и Сашка радостно прошептал:
     - Получилось!
     Стараясь, чтобы дверь не скрипнула, он приоткрыл ее и шепнул Ферзю:
     - Пошли.
     Осторожно двигаясь в темноте, они добрались до потайной двери. Сашка потихоньку надавил на нее, и она поддалась. Боясь лишнего шороха и скрипа, Сашка раскрыл дверь пошире.
     - Дай спички, - прошептал он Ферзю. Взяв коробок, Сашка чиркнул спичкой, и, пока она горела, они шагнули через порог и чуть не упали, потому что за дверью пол оказался намного ниже. Светя спичками, мальчишки осмотрелись. Комната была совсем крохотной, примерно два на два метра и больше походила на недостроенный погреб. Пол был наполовину забетонирован. С краю еще не была снята доска опалубки. В углу стоял ящик с лопатой. Очевидно, в нем разводили раствор. Рядом лежали мешки с цементом и ящик с песком. Никакого другого выхода из этого помещения не было.
     - Зря старались, - разочарованно буркнул Ферзь.
     - Да-а, - протянул Сашка. - Это не выход. Пошли назад. Вернувшись в свою камеру, Сашка немного повозился с замком и запер за собой дверь. Отмычку и спички спрятали под топчаном.
     - Сашка, ну что там? - нетерпеливо спросил Гришаня.
     - Ничего, - вздохнул Сашка. - Это какой-то погреб. Огорченные, ребятишки еще долго лежали, тихо переговариваясь, но усталость брала свое, и вскоре все заснули.


     Первый выход наверх.

     Как-то раз во время работы в подвал спустился Геша с незнакомым человеком лет тридцати, чернявым, с орлиным носом и пронзи¬тельным взглядом. Оглядев ребятишек, которые не прекращали работы, он удивленно спросил:
     - Послушай, Гэша, это и есть твои рабы?
     - Да, они и есть. А что, Иса, работают они хорошо. Освоились уже. Сам видишь, сейчас больше бутылок получается за день, чем мы с Ефимовной делали. Зато жрут мало. - Геша захохотал.
     - А нэ сдохнут они здэсь?
     - Ничего, новых добудем. Их сейчас много по подвалам обитает.
     Иса подошел к Ксюхе, взял за подбородок, посмотрел в лицо. Потом потрогал за руки, плечики. Усмехнулся.
     - Хорошая дэвочка…
     Ксюха дернулась от него.
     - Ишь, дикая какая, - Иса покачал головой. - Ты что же это, боишься мэня. Нэ бойся, я не съем тэбя.
     Геша заржал, как конь.
     - Что, понравилась? Ну возьми, если хочешь. А ты не дергайся, когда хозяин с тобой разговаривает! - рявкнул он на Ксюху и стук¬нул ее по затылку, да так, что она чуть не свалилась в ванну.
     - Ладно-ладно, нэ порть дэвочку, пригодится еще, - остановил его Иса, - Что, спирт кончается?
     - Да мало осталось. Чего твои поставщики не везут.
     - Привэзли уже, а взять нэ могу. Рыжий сообщает, что слэдят за моей машиной. Придется немного поврэмэнить или на "Москвиче" привезти.
     - Не хотелось бы "Москвича" засвечивать.
     - Другого выхода нет. Поставщики ждать нэ будут. Ну ладно, пошли наверх, обговорим, что делать.
     Оставшись одни, ребятишки переглянулись.
     - Что это за азер? - спросил Ферзь. - Геша его хозяином называл.
     - Наверное, главный у них, - решил Сашка. - Не нравится мне, что он к Ксюхе подходил.
     - Да, это может плохо кончиться.
     - Почему - плохо? - Ксюха удивленно посмотрела на Сашку. - Он хоть не дерется, как Геша.
     - Ну ладно, поживем - увидим.
     Сколько времени прошло, как они попали сюда, ребятишки не знали. Может, месяц, может, уже и год. Не видя солнечного света, они потеряли счет времени,  им казалось, что они целую вечность нахо¬дятся в этой бетонной тюрьме. За это время они похудели, почернели лицом, только глазенки еще блестели в тусклом свете лампочки. Ходили медленно, шатаясь, как зомби. Все уже поняли, что живыми их отсюда не выпустят, а как самим выбраться, они так и не придумали, и молча, смирившись с этим, продолжали работать.
    Гришаня все чаще стал падать без сознания, отравленный парами спирта, без глотка свежего воздуха и солнечного света. Когда спирт кончился, они два дня просидели без дела. Отдохнули, отоспались. На третий день вниз спустился Михалыч, мрачно оглядел их, сплюнул:
     - Работнички. Одевайтесь, пойдем наверх.
     Дети ушам своим не поверили.
     - Ну что расселись, одевайтесь и пошли.

     Быстро надев куртки, ребятишки вслед за Михалычем поднялись по лестнице и вылезли в люк, через который они попали сюда. Яркий дневной свет в доме сразу ослепил их. Жмурясь, они остановились.
     - Так, Ефимовна, на стремя, а вы слушайте внимательно. Сейчас пойдем во двор, дрова надо перетаскать. Во дворе чтобы ни единого слова не слышал. Работать молча. - Михалыч вытащил из кармана пистолет, такой же, как у Гешы. - Вот у меня эта штука с собой. Если кто-нибудь из вас попробует бежать, то пуля догонит. Понятно? Ну а сейчас пошли.

     Выйдя на крыльцо, ребятишки чуть не ослепли от яркого сверкаю-щего снега, покрывшего все вокруг. Это был не городской серый снег с копотью от ТЭЦ и машин, а чистый снег, без единой пылинки на нем, белый-белый, до боли в глазах. От свежего, морозного лесного воздуха кружилась голова.
     - Ну что, ошалели? - спросил Михалыч, усмехаясь. - Ладно, хватит балдеть, за работу.
     Возле раскрытых ворот лежала большая куча напиленных чурок.
     - Все это перетаскать вон в тот угол двора, - приказал Михалыч. – и быстро.

     Взяв по чурке, дети начали перетаскивать дрова во двор. Шатаясь как пьяные, они медленно, шаркая ногами, как маленькие старички, ходили от ворот в угол двора, потихоньку перемещая кучу дров на другое место. Михалычу явно не понравился темп их работы.
     - Ну-ка бегом! Так вы и до вечера не перетаскаете.
     Видя, что его слова не слишком подействовали на ребят, он подскочил к Гришане и так двинул его кулаком по голове, что тот упал лицом вниз, чурка откатилась в сторону.
     - А ну быстро поднимайся! - прошипел Михалыч, боясь повысить голос, и пнул Гришаню  бок.
     Мальчишка медленно поднялся, как во сне. Но лицу его текли слезы, падая на куртку и замерзая на ней. Нагнувшись, он поднял чурку и потрусил в угол двора.
Вскоре все дрова были перенесены во двор. Михалыч загнал ребят обратно в подвал и закрыл за ними дверь. Не раздеваясь, все попадали на топчан, тяжело дыша. Постепенно успокоились, перевели дух и сняли куртки.
     - Хорошо на улице, - тихо сказала Ксюха, потом повернулась к Гришане. - Тебе больно?
     - Нет, просто устал сильно. Сил нет подняться.
     - А ты не вставай, - Сашка укрыл его одеялом. - Лежи, отдыхай, пока есть возможность.
     - Слышь, Сашка, - задумчиво произнес Ферзь, - а ведь зима уже. Сколько времени мы здесь? Что-то я совсем запутался. Как ты думаешь. Новый год прошел уже?
     - Не знаю, но, наверное, уже давно прошел.
     Они лежали и вспоминали, как встречали Новый год. Сашка вспо-минал школьные утренники, Ферзь елку в детдоме, а Гришаня с Ксюхой рассказали, как они с мамой отмечали этот праздник. От этих воспо-минаний стало еще горше на душе. Хотелось плакать от бессилия и жалости к себе, но от усталости и слабости не было слез.




     Тайна недостроенного погреба.

     Однажды ночью ребятишки проснулись от какого-то шума. Сквозь щели в двери пробивался свет. Они слышали, как по ступенькам кто-то спускался, вроде бы тащили что-то тяжелое. Потом голос Ефимовны:
     - Слышь, Михалыч, где это ты его завалил?
     - Да на соседней даче, уже стекло выбил, хотел в окно влезть, тут я его и сцапал.
     - Зачем замочил-то?
     - Да здоровый попался, на меня кинулся с железякой, которой окно высадил. Не я его, так он бы меня. Да ладно, что рассуждать. Не он первый, не он последний. Надо раствор замешивать. Иди наверх, а то там никого нет, будь на стреме.
     - Справишься сам? До утра провозишься один.
     - А я сейчас пацана старшего подниму, он мне и поможет.
      - Не боишься? Зачем лишние глаза-то?
     - Не дрейфь, им отсюда одна дорога.
     - Ну, смотри, Михалыч, я пошла наверх. Не люблю я на это смотреть.

     Ребятишки слышали, как Ефимовна поднялась по ступенькам. Звяк-нула посуда в буфете, значит люк закрылся. Потом щелкнул замок, и в дверь заглянул Михалыч. Увидев, что дети не спят, он позвал Сашку:
     - Пошли со мной, поможешь.

     Сашка слез с топчана, вышел вслед за Михалычем. Тот закрыл дверь на замок и повернул к двери за ящиками, за которой Сашка с Ферзем уже побывали.
Михалыч включил свет, и Сашка увидел, что теперь в этой ком¬нате на полу лежал человек. Это был мужчина неопределенного возраста, лицо заросшее многодневной щетиной, одежда старая, грязная. Сразу было видно, что это бездомный бродяга. Сашка с такими встречался довольно часто, иногда и ночевали где-нибудь вместе. Чаще всего это были спившиеся, несчастные люди. Этот лежал с закрытыми глазами, не шевелился. По его неестественной позе чувствовалось, что это покойник.
     - Он что, мертвый? - спросил Сашка.
     - Как видишь. - Михалыч легонько пнул труп ногой. - У-у гаденыш. Не дают спокойно жить.
     - Это вы его?.. - Сашка боялся произнести слово, которое уже вертелось на языке.
     - Мочканул, что ли? Конечно я. Он вор, а я сторож. Пусть не шастает по ночам. Я не собираюсь с ним душещипательные беседы проводить о тoм, что воровать нельзя. Так проще: раз! - и забетонировал. Вон сколько их лежит уже здесь. - Михалыч показал рукой на бетонный пол, покрывавший полкомнаты.

     Только сейчас до Сашки дошел смысл услышанных слов. Он понял, для чего служит эта комнатка и значение слова «забетонировать». Выходит, что это небольшое подвальное помещение является как бы общей могилой для тех, кого «замочил» Михалыч. Сашка с ужасом взглянул на него, но тот спокойно накладывал в ящик песок, потом высыпал из бумажного мешка цемент, протянул лопату Сашке:
      - На, перемешивай.
Пока Сашка месил песок с цементом, Михалыч отодрал опалубную доску. Подтянул мертвеца к краю пола, с другой стороны приставил доску и закрепил ее колышками, вбитыми в землю. Посмотрел, как Сашка перемешивает сухую массу, взял ведра и вышел. Сашка со стра¬хом смотрел на покойника, представляя, сколько их еще здесь лежит, под этим слоем бетона. Вошел Михалыч с ведрами, полными воды, опрокинул их в ящик и забрал у Сашки лопату:
     - Дай сюда, курица мокрая. - И ловко начал месить раствор.

     Сашка все это время стоял в каком-то оцепенении. Тщательно перемешав содержимое ящика, Михалыч начал лопатой закидывать раст-вором мертвеца. Жидкие лепешки падали на одежду, лицо, руки, пос-тепенно закрывая навсегда человека, который не больше часа назад еще дышал, жил, о чем-то думал. Сашке стало жутко от того, что и их ждет та же участь, быть забетонированными в этом подвале. Он вспомнил слова Михалыча: «Им отсюда одна дорога». Ужас овладел всем его существом. Не мигая, он смотрел, как Михалыч, закидав раствором мертвеца, приглаживал ло-патой поверхность бетона. Потом, наклонив голову, полюбовался своей работой и, удовлетворенный, хлопнул Сашку по плечу.
      - Ты что, онемел, пацан?

      Как во сне Сашка дошел до топчана и упал на него. После такого потрясения силы покинули его. Ферзь чиркнул спичкой и увидел, что Сашка лежит на спине, с широко раскрытыми глазами, смотрящими в темноту. Он никак не прореагировал на свет горящей спички. Ферзь испугался, тронул друга за плечо, легонько потряс его:
     - Сашка, что с тобой? Что случилось?

     Вдруг из глаз Сашки покатились слезы, он заплакал. Постепенно тихий плач его перешел в рыдания, потом началась истерика. Он тихо выл, как щенок, и все тело его сотрясала дрожь. Ферзь гладил его по плечу и приговаривал:
     - Сашка, ну не надо так, ну успокойся.

     Голос его дрожал, он сам был готов разрыдаться. Таким своего друга он еще не видел. Проснулись малыши, разбуженные Сашкиным воем. Напуганные, они сжались в комочки, не видя в темноте, что сталось с их старшим товарищем, но, слыша его плач, поняли, что случилось что-то ужасное. Понемногу Сашка успокоился, перестал плакать, и лишь когда вспоминал страшную комнату, все его тело сотрясала дрожь, Ферзь держал его за руку. Когда он почувствовал, что Сашка немного успо-коился, тихо спросил:
     - Что там случилось?
     - Потом расскажу, не могу сейчас.
     - Тогда давай спать.
     - Сашка, ты чего плакал? - подал голос Гришаня.
     - Ничего. По мамке соскучился. Спите, а то скоро вставать.
На следующую ночь Сашка подождал, когда Гришаня с Ксюхой заснули, чуть слышно прошептал Ферзю:      
     - Пойдем, что-то покажу. Спички захвати.

     Они неслышно поднялись в темноте. Своей отмычкой Сашка открыл
дверь, и они тихо проскользнули в проход. Потихоньку открыв дверь, они прошли в бетонный склеп. На Сашку пахнуло могильным духом. Ферзь этого пока не почувствовал. Он чиркнул спичкой, осветил помещение, но ничего не заметил.
     - Ну и что здесь нового?
     - А видишь, бетон стал шире.
     - Ну и что?
     - А то, что под ним лежит человек.
     В это время спичка догорела и обожгла пальцы Ферзю. Он отбро¬сил ее, подул на пальцы.
     - А черт! Какой еще человек?
     - Не знаю. Его Михалыч убил, а я помогал ему забетонировать труп. Под этим полом уже лежит не один мертвец. Он уже многих убил и здесь похоронил.
Ферзь чиркнул еще одной спичкой. Сашка увидел его округлив-шиеся глаза.
     - Побереги спички, - посоветовал Сашка.
      - Слушай, а ты не врешь? - Ферзь не мог поверить тому, что услышал.
      Сашка вздохнул:
     - Лучше бы я соврал. Но это правда.

     Мальчишки постояли, помолчали. Каждый из них в эту минуту представил тех людей, которые сейчас лежат здесь, замурованные в бетонный пол.
     - Слушай, Ферзь, - Сашка не знал, как начать этот разговор, ради которого он привел сюда товарища. - Ты не догадываешься, почему Михалыч открыл мне эту тайну и заставил помогать ему хоронить покойника?
     - Не знаю, - прошептал Ферзь. - А почему?
     - Ты думаешь, я тогда ночью плакал, потому что покойника испугался? Нет, Ферзь, мертвых я не боюсь. Просто тогда я понял, что нам отсюда одна дорога - в общую могилу. Теперь, когда мы знаем не только про «паленку», но и про убийства, нас отсюда живыми не выпустят. Ты это понимаешь?
     У Ферзя перехватило дыхание, и он сипло произнес:
     - Сашка, а ведь ты прав. Что делать-то будем? Как бежать отсю¬да? Здесь же ни одного окна и единственный выход - через люк под буфетом.
     - Не знаю, давай думать. Только Гришане и Ксюхе не говори пока ничего. Малы они еще.
     Перебравшись в свою камеру, Сашка опять закрылся на замок, и они осторожно забрались на топчан, стараясь не разбудить малышей. Сон не шел. Сашка слышал, как в темноте Ферзь ворочался, вздыхал. Несколько раз они спрашивали друг друга: «Ты не спишь?» - и замокали. Говорить ни о чем не хотелось. Каждый думал о своем. Мысли в голове путались. Только под утро оба забылись тревожным сном.


                Гибель Ксюхи.

     На следующий день, ближе к вечеру, когда ребятишки заканчивали работу, а Ефимовна клевала носом, покачиваясь на стуле, после выпитого ковшичка, в подвал спустился Михалыч.
     - Опять нажралась! - накинулся он на Ефимовну. - Давай наверх, одевайся и на свежий воздух, протрезвись немного. Я дрова переколол, пусть шпанцы сложат в поленницу. Так что дуй на стремя, а вы, - он обратился к ребятишкам, - собирайтесь и наверх.
     При выходе Михалыч предупредил:
     - Пушка со мной. Кто лишний шаг сделает - пристрелю. Не забыли?
     Ребятишки закивали, обрадованные, что сегодня им опять удастся хлебнуть свежего воздуха.
     Поднялись наверх, перешли через кухню в сени и очутились на крыльце. Задохнулись от морозного воздуха. Стояли сумерки. Короткий зимний день закончился, но ребятишкам после кромешной тьмы, тусклых лампочек вечерний свет показался ослепительным. Михалыч указал на большую кучу наколотых дров, лежащих там, куда они в прошлый раз перенесли чурки.
     - Работа такая - все дрова сложить в поленницу. Работать быстро, молча. Приступили!
     Выстроившись в цепочку, дети стали передавать друг другу дрова Ферзь, стоявший с краю, укладывал их в поленницу, тянувшуюся вдоль высокого забора. Сашка и Ферзь косили по сторонам, отчаянно пытаясь отыскать малейшую возможность для побега. Ефимовна стояла в воротах; поглядывая, не появится ли кто. Но зимой на дачах пустынно и тихо, только по воскресеньям некоторые семьи выезжают на отдых.
     Уже поздно ночью, когда дрова были уложены в ровную поленницу, Михалыч загнал детей обратно в подвал. Ефимовна принесла им ужин, сказала, чтобы побыстрей ели, потому что уже поздно, и она не собирается засиживаться из-за них... Забрала посуду и ушла, выключив свет.

     Наутро появились Геша с Исой. Они привезли несколько двадцати-литровых канистр со спиртом. Перелили все это в бочку, стоявшую в цехе, и снова уехали. Через час появились опять с полными канистра¬ми, довольные проделанной работой. Геша развел спирт в бачках и поставил всех за работу.
      - Ну что, Геша, - подмигнул ему Иса, - сегодня можно и расслабиться. Пойдем наверх, я привез хороший коньяк.
     Оставив детей одних, они ушли и примерно через час появились снова, уже в крепком подпитии. Геша уселся, а Иса, закурив, стоял рядом, наблюдая, как трудятся «рабы». Чувствуя в нем хозяина, ребята боялись даже поднять головы.
Внезапно Иса ухмыльнулся и неторопливо подошел к Ксюхе. Постоял, наблюдая, как она работает. Ксюха вся сжалась, чувствуя его недобрый взгляд, бутылки постоянно выскальзывали у нее из рук. Она испуганно подхватывала их и усиленно скребла ножом, сдирая старые этикетки. Иса протянул руку, взял девочку за плечо:
     - Подожди, отдохни намного. Пойдем я тэбэ конфэт дам.

     Ксюха дернулась от него, но цепкая рука сжала ее плечо до боли и потянула от ванны к выходу. Ребятишки прекратили работу. Геша вскочил со стула и замахнулся на Сашку:
     - А ну, работать всем! Не отвлекаться! - Потом заржал: - Сейчас она вам конфет принесет.
     Иса вывел испуганную Ксюху и закрыл за собой дверь. Геша подскочил к Гришане, который с тоской смотрел, как уводили его сестру. Он не понимал, что происходит. Геша отвесил ему оплеуху, да такую, что Гришаня упал, ударившись головой об ванну. Сашка с Ферзем, видя это, подбежали к надсмотрщику, но он опередил их, схватив обоих, как щенят, и столкнул лбами с такой силой, что они оба сразу обмякли. Геша швырнул обоих на пол.
     - Это что такое, опять бунт на корабле! - зарычал он и начал пинать ногами то одного, то другого.
      Внезапно из-за стены послышался отчаянный крик Ксюхи. Геша оставил мальчишек в покое, и пошел к двери:
      - Всем на места! Если кто хоть дернется, измочалю!
     Заслышав истошные Ксюхины крики, Сашка все понял. Из его глаз
брызнули слезы, и он кинулся к двери с криком:
     - Зачем же он ее! Она же еще маленькая!

      Но Геша сбил его с ног и начал остервенело пинать ногами. Бил долго, с каким-то зверинным наслаждением. Сашка, обливаясь кровью, катался по полу под ударами Гешиных сапог. Он не чувствовал собственной боли, только Ксюхин крик стоял в ушах. Потом он потерял сознание. Геша, ударив его еще пару раз, опустился на стул, тяжело дыша и поглядывая на Ферзя и Гришаню.
     - Что, тоже хотите! Быстро всех успокою!

     Ксюхин крик за стеной перешел в стон, и вскоре ее не стало слышно. Мальчишки к работе так и не приступили. Ферзь и Гришаня забились в угол, затравленно зыркая то на дверь, куда увели Ксюху, то на окровавленного Сашку, неподвижно лежащего на полу. Геша подошел к ванне, зачерпнул ведром воды и вылил на Сашку. Тот вздрогнул, открыл глаза и, ничего не понимая, уставился в потолок. Постепенно взгляд его стал осмысленный, он шевельнулся и застонал от боли. Опершись руками об пол, медленно, как пьяный, поднялся на ноги. Шатаясь, постоял немного, сделал шаг в сторону двери. Геша ударом кулака опять сбил его с ног. Сашка упал на спину, ударившись затылком о бетонный пол, и больше не шевелился. Геша уселся на стул, закурил. Посидел немного, подождал.
     - Ну-ка, ополосни его, - приказал он Ферзю.
     Тот, набрав воды, стал осторожно лить на Сашку, боясь причинить ему боль.       Только после второго ведра Сашка пошевелился, открыл глаза и, постанывая, сел на полу, прислонившись спиной к ванне. Все кружилось у него перед глазами. Мутно оглядевшись и не найдя Ксюхи, он начал подниматься, цепляясь руками за ванну.
     - Где она? - прохрипел Сашка.
     - Не твое дело, щенок, - Геша усмехнулся. - Помалкивай, а то добавлю.
Вошел Иса, поманил Гешу:
     - Выйдем.
     Когда дверь за ними закрылась, Ферзь и Гришаня подскочили к Сашке:
     - Ну, как ты, живой?
     - Живой вроде, - Сашка попытался улыбнуться, но от боли лишь скривился. - Где Ксюха?
     - Не знаю. - Ферзь кивнул на дверь. - Там она еще.
     - Сашка, тебе больно? - Гришаня участливо смотрел на своего старшего друга. - А что Ксюха плакала, он что, бил  ее? Она же маленькая.
     -Подожди, Гришаня, слышишь, она уже не плачет, значит, скоро придет, - успокоил его Ферзь, а сам со страхом поглядывал на дверь.
     Томительно тянулось время. Сашка не выдержал, встал, держась руками за ванну, шатаясь, сделал шаг, другой.
     - Ты куда? - остановил его Ферзь.
     - Пойду узнаю, что с Ксюхой.
     - Сиди уж, хватит с тебя. Я сам пойду.
     Ферзь решительно открыл дверь и вышел. В проходе остановился. Голоса Гешы и Исы доносились из их камеры:
     - Ну что теперь с ней делать? - голос Исы.
     - Черт ее знает. Смотри, такая маленькая, а крови, как из поросенка. Сдохнет, наверное, - тихо ответил ему Геша,
     - Может, под пол?
     - Можно, только надо Михалыча просить, он мастер по бетону.
     - Сходи за ним, чего ждать-то.
     - Так она же еще живая.
     - Ну так что, ждать, пока сдохнет. - Голос Исы был раздраженным. - Иды зови Михалыча.
     Ферзь не успел отскочить, как дверь распахнулась, показался Геша.
     - Ах ты, щенок, подслушиваешь! Кто тебе разрешал выходить из цеха! - Он подскочил и с силой двинул Ферзя кулаком в лицо,
      Ферзь упал, залившись кровью, но успел увидеть в открытую дверь Ксюху, лежащую на топчане, раздетую и неподвижную. Геша схватил его за шиворот и зашвырнул, как мешок, в рабочую комнату, где стояли, застыв, Сашка с Гришаней.
     - Всем сидеть здесь! Кто выйдет, удавлю! -  Геша побежал наверх за Михалычем.
     - Что там? Где Ксюха? - Мальчишки выжидающе смотрели на Ферзя,
     - Плохо дело. - Ферзь нервно, прерывисто вздохнул. - Он убил ее.
     - Кто, Иса?
     - Да. Он ее... Они хотят забетонировать... - Голос Ферзя дро¬жал от волнения.
     - Как - забетонировать? - спросил Гришаня, не понимая, о чем идет речь. - Ксюха умерла?
     - Да, Гришаня, Иса убил твою сестру.

     Гришаня, широко раскрыв глаза, долго смотрел на Ферзя. Полчаса назад Ксюха стояла здесь, рядом, терла эти проклятые бутылки, была жива и здорова. И вдруг ее уже нет. Как это? Глаза Гришани наполнились слезами, и он вдруг заревел в голос, опустившись на пол. Сашка с Ферзем молча стояли рядом, они сами были готовы заплакать, но кусая губы, сдерживали себя.
     За дверью послышался густой голос Михалыча:
     - Ну, что еще тут случилось?
     - Да вот, Иса побаловаться захотел, а девчонка слабая оказалась. Кажется, помирает. Наверное, в пол ее надо.
     - Правильно, Иса побаловался, а хоронить - так Михалыч. Сами-то чего, кишка слаба?
     - Да не могу я, Михалыч, она вроде бы жива еще.
     - У-у, слюнтяи, - Михалыч сплюнул, матюкнулся. - Ладно, где она?
     - Да здесь, проходи.
     Мальчишки слышали, как Геша с Исой вышли из комнаты и подня-лись наверх. Михалыч зашел в цех, поманил пальцем Саньку:
     - Ну-ка пошли со мной. Тебе это дело уже знакомо.

     Они прошли в склеп. Там Михалыч, как и в прошлый раз, высыпал в ящик песок и цемент и заставил Сашку перемешивать. Сам принес два ведра воды, поставил на пол и ушел снова. Вернулся, неся под мышкой Ксюху. Сашка с ужасом смотрел на ее маленькое тельце, болтающееся, как кукла, у Михалыча на локте. Ножки ее были в запекшейся крови, глаза закрыты. Но, когда Михалыч швырнул ее на пол, Ксюха вдруг чуть слышно застонала. Сашка бросил лопату и кинулся к ней.
    - Не надо ее бетонировать! Она живая! Разве не слышите! - Он нагнулся и приподнял ее голову. Ксюха чуть слышно дышала. - Я унесу ее на топчан, пусть полежит немного. Не надо ее хоронить!
     Он хотел взять Ксюху на руки, но Михалыч оттолкнул его. Голова Ксюхи глухо стукнулась о бетон.
     - П-шел вон, щенок! Я что, ее лечить должен?! Какой теперь из нее работник?! А ну марш месить раствор!
     Сашка опять кинулся к Ксюхе, закрыв ее своим телом.
     - Не дам ее хоронить! - закричал он. - Она живая! Вы слышите, она живая!
     Он снова наклонился к ней, но Михалыч своим огромным кулачищем отбросил Сашку в другой угол.
     - Я тебя, гаденыш, вместе с ней закатаю! - Он повернулся к Сашке и ударил его ногой в живот.
     Задыхаясь, Сашка попытался подняться, но потом, согнувшись пополам, медленно повалился на пол, лицом вниз...
     Когда он очнулся, Михалыч уже уложил Ксюху на место,  огородив опалубкой ее маленькое тельце и начал забрасывать бетоном. Когда первые лепешки раствора упали на ножки, живот, она вдруг открыла глаза и застонала. Сашка почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове, он хотел что-то сказать, но язык онемел во рту. Он только издал какое-то нечленораздельное мычание и рукой показал Михалычу на Ксюху. Тот увидев Ксюхины глаза, смотревшие прямо на него, вздрогнул и, быстро зачерпнув широкой лопатой раствор, шлепнул его на голову девочки. Потом быстро-быстро, как-то лихорадочно стал забрасывать ее бетоном, пока она вся не скрылась под толстым слоем тяжелого покрывала. Сашка, оцепенев от ужаса, немигающими, широко раскрытыми глазами смотрел на все это. Губы его пытались что-то сказать, но язык был сухим и одеревеневшим. У него в глазах все померкло, и он завалился на пол.

     Закончив работу, Михалыч отволок Сашку в их камеру и бросил на топчан. Потом сходил и привел Ферзя с Гришаней, запер их на замок, поднялся наверх и выключил свет. Стало темно и тихо, как в могиле.



                Прокол информатора.

      Через несколько дней к Звереву стали поступать сведения от Комлева о «подопечной» машине. Вскоре, встретившись, они вместе составили примерный маршрут "Короллы", и через неделю Юрий со своими ребятами вычислил гараж, где укрывалась эта машина, Он располагался в дальнем микрорайоне, среди других таких же разномастных металлических гаражей. Вскоре выяснилось, что в гараже попеременно останавливаются две машины: одна - знакомая "Королла", другая - старенький "Москвич".
      Ворота гаража распахивались только для того, чтобы впустить прибывший автомобиль, но в бинокль Юрий успел разглядеть, что вдоль стен стоят штабеля ящиков, прикрытых брезентом. Когда он рассказал об этом Звереву, тот обрадовался:
     - Ну, вот и все. Это и есть перевалочная база. "Москвич" привозит ящики с водкой, складирует в гараже, а «Королла» развозит их по торговым точкам.
     - Накрыть их - и дело с концом, - предложил Юрий.
     - Бесполезно. Отговорятся, что купили водку по дешевке, чтобы
перепродать, а у кого, все равно не скажут. Надо пасти "Москвич". По нему выйдем на производителей. Кстати, кто его владелец?
     - Некий Попов. Тоже ездит по доверенности.

     Николай навел справки о владельцах интересующих его машин. Исмаил Каримов, тридцати двух лет, приехал в город год назад. Сразу же купил себе квартиру, прописался, затем приобрел по доверенности «Короллу». Второй, водитель "Москвича", Попов Геннадий, тридцати трех лет, зарегистрирован во всех оперативных картотеках. Имел три судимости, в общей сложности отсидел двенадцать лет. Последний раз освобожден год назад. Снимает квартиру, там и прописан. Где он познакомился с Каримовым, пока неизвестно, но, видно, повязаны они крепко.
Вскоре отследили еще одну машину, которая привезла в гараж несколько канистр, очевидно со спиртом. Кроме водителя в ней находился неизвестный кавказец. Он и выгружал канистры. Наблюдение быстро установило, что этого водителя просто наняли. Зато слежка за «Москвичом» позволила установить его постоянный маршрут: гараж - дачный поселок «Ромашка». «Неужели у кого-то на даче находится подпольный цех, - подумал Зверев. - Но ведь зимой там никто не живет». Появляться просто так на даче зимой постороннему человеку подозрительно, поэтому Николай в городском обществе садоводов раздобыл адрес председателя «Ромашки» и навел справки о нем. Туркин Дмитрий Сергеевич, полковник запаса, вот уже семь лет бессменный председатель общества садоводов. Наверное, ему можно доверять, тем более что другого выхода не было. Вечером Зверев позвонил Туркину и, представившись, попросил его о встрече.

     К Туркину Зверек поехал на трамвае, так как своего шофера он тоже не исключал из списка предполагаемых осведомителей «паленщиков». Дмитрий Сергеевич уже ждал его. Жена Туркина поставила на стол чай, чашки, варенье и удалилась в другую комнату.
     - Так какое у вас ко мне дело? Чем могу помочь? – осведомился хозяин.
     - Дмитрии Сергеевич, в первую очередь я должен предупредить вас, что этот разговор должен остаться между нами. Вы, как бывший военный человек, должны понимать, что у следствия есть свои тайны.
     - Да, я вас понял. Слушаю внимательно.
     Николай коротко обрисовал ему обстановку, остановившись на «Москвиче» и его владельце.
     - Владельца я лично не знаю, но приезжает он к нашему сторожу Петру Михайловичу. Кажется он его племянник.
     - Сторож и зимой там живет?
     - Да, у него теплый дом. Он там вдвоем с женой. Хозяйство кое-какое завели.
     - Давно у вас этот сторож?
     - Да нет, года полтора примерно, но работник хороший, добросовестный. Во всяком случае, я спокоен. Как появился Петр Михайлович, у нас не стало разграбленных или сожженных дач.
     - А как он у вас появился?
     - С женой приехали. Беженцы какие-то. Жить им негде, вот я их и взял сторожами. Прежнего пришлось выгнать за пьянство, а этот вроде вообще не пьет, ни разу не замечалось за ним такого.
     - Что за дом у них?
     - Большой, с подвалом, пятистенок рубленый. Он сам построил, помогал ему тот самый племянник и еще один парень, какой-то не русский, наверное, друг.
     У Николая замерло все внутри. Самое место для подпольного цеха.
     - Ну что ж, большое спасибо, Дмитрий Сергеевич. Хотелось бы побольше узнать о ваших сторожах. Кстати как их фамилия, как зовут?
     - Вы их подозреваете в чем-то?
     - Пока конкретно сказать не могу. Вы мне поможете побывать у них дома?
     - Это не сложно будет сделать. Весна уже. Так что мы спокойно с вами прогуляемся по обществу, и я вас познакомлю со сторожами, а представлю... ну, как представителя городского правления общества садоводов или что-то в этом роде.
     - Ну и отлично.

     Через день Зверев собрал все данные на сторожа и его жену. За Петром Михаиловичем Сердюком, «мирным, непьющим» человеком, как его обрисовал председатель дачного общества, уже числилось три судимости - одна за убийство и две за грабежи. Последний раз освобожден полтора года назад. Его сожительница Зубарева Полина Ефимовна тоже была еще та «божья коровка». Две судимости: за растрату, когда Зубарева работала кассиром в леспромхозе, и за групповые ограбления квартир. Отсидела в общей сложности одиннадцать лет. Освободилась примерно в то же время, что и Сердюк. На Попова все сведения уже были, остался Каримов, на которого до сих пор не было данных, хотя уже послали запрос в Баку.
Когда почти все было расставлено по своим местам и Зверев уяснил кто есть кто, неожиданно разрешился вопрос с информатором «паленщиков». Действуя по принципу Ивана Павловича, Николай однажды приехал к Комлеву на служебной машине. По дороге он сказал Савкину, что сегодня надо проверить несколько торговых точек, и назвал какие. Поставив машину так, чтобы ее был видно из окна кабинета Комлева, он сказал водителю, что придет минут через пятнадцать. В кабинете Юрия он сразу направился к окну. Савкин, подождав немного, вышел из машины и юркнул в здание ГАИ.
     - Проследи, откуда он будет звонить, и постарайся послушать, тебя он не знает. А я отсюда позвоню, чтобы зафиксировали его абонента.
     Когда Комлев вернулся, Николай уже сидел, прижав телефонную трубку к уху, и что-то записывал. Положив трубку, он поднял глаза на друга:
     - Ну, вот все и сошлось! Вот сволочь, сколько времени он нас за нос водил. Ну, что-нибудь услышал?
     Он назвал всего несколько цифр. Так и сказал: «Сегодня пятый, седьмой и двенадцатый». И все.
      - Нормально. Это у них, наверное, так торговые точки пронумерованы. А знаешь, кому он звонил? На квартиру Каримову.
     - Выходит, что это твой шофер на тебя же и стучал? Ну, знаешь! - Юрий хохотнул.
     - Ничего, пусть стучит. Теперь это не имеет значения. Теперь у меня вся банда налицо вместе с информатором. Осталось побывать в доме у сторожа.



                Нина Петровна.

     Выйдя на пенсию, Нина Петровна первое лето безвылазно провела на даче. Здесь ей было спокойно, здесь она душевно отдыхала каждое лето, хотя физически приходилось работать каждый день в поте лица, чтобы получить какой-то урожай. Участок был небольшой, всего семь соток. Когда-то давали по шесть, но потом покойный муж пригородил еще с сотку ничейной земли. Раскорчевали, распахали. Домик построи¬ли небольшой, на сколько хватило сил и средств, шесть на четыре метра, но внутри дом был поделен на две комнаты: первая побольше - это и кухня, и столовая. Все время, кроме работы на земле или в непогоду, проводили здесь. Другая комната была поменьше, в ней по¬местились только кровать и небольшой столик - это была спальня. На двоих им хватало, а дочка с мужем и внучкой жили в другом городе и приезжали очень редко

     Муж умер перед самым уходом Нины Петровны на пенсию. Он был старше ее на десять лет и уже не работал. Умер он неожиданно, не болел. Конечно, сердце прихватывало и раньше, но тут первый инфаркт - и сразу смерть. Пока приехала «скорая», было уже поздно.
      Выпустив очередной третий класс, а сколько их было за всю жизнь, она и со счета сбилась, Нина Петровна подала заявление на пенсию. Конечно, силы еще были, чтобы работать, но, прикинув размер пенсии, решила, что ей одной хватит.
Всe лето прожила на даче. Домой приезжала редко, раз в неделю, проведать квартиру да взять почту. Ночевать на даче одна не боялась, особенно с тех пор, как у них поселился новый сторож: стало намного спокойней. Теперь ни зимой, ни летом в обществе воры не появлялись. Сторож был примерно ровесник Нине Петровне, но мужик крепкий, с красным угрюмым лицом, как у гипертоника, и здоровыми кулачищами. Нина Петровна вначале при встречах боялась его, но потом поняла, что он человек смирный, непьющий.

     Петр Михаилович, так звали сторожа, к работе относился добросовестно. Каждый день утром и вечером обходил все участки, посторонних сразу расспрашивал, к кому приехали, и обязательно заходил, проверял. Зимой, когда дачников не было, он совершал ежедневные обходы, протоптав в снегу свои тропы. Все были довольны сторожем, потому что в соседних обществах то и дело разорялись дачные домики, а то и поджигались какими-то злоумышленниками, чаще всего просто бомжами, искавшими зимой приют в пустующих дачах. Поэтому Нина Петровна спокойно оставалась на ночь. Конечно, она и калитку закрывала на засов, и в доме на двери было два крючка, так все равно было спокойней.

     В первый свой пенсионный год, когда дачный сезон закончился, она загрустила и в ноябре, не выдержав, пошла в школу, в которой проработала последние двадцать лет. Встретили ее коллеги приветливо. Расспрашивали, как отдыхается, кто-то позавидовал ей, на что Нина Петровна ответила:
      - Не торопитесь, девочки, на пенсию, ничего в этом нет хорошего.
      - Ой, но у меня столько дел накопилось, - возразила одна учительница, тоже вскорости собирающаяся на заслуженный отдых. - Я хоть на пенсии все переделаю.
      - Ох, милочка, - рассмеялась Нина Петровна, - если тебе всей жизни не хватило, теперь уже поздно.

      В бывшем ее классе дети обступили Нину Петровну с радостным гвалтом. Она обратила внимание на Сашу Ломтева, стоящего в стороне и поглядывающего на нее. Этого мальчишку она любила по-особенному. Рос он в семье один, но родители беспробудно пьянствовали, и мальчишка часто приходил в школу с синяками, невыспавшимся. Потом выяснилось, что он частенько еще и голодный. Оснований бесплатно кор¬мить его в школе не было, но Нина Петровна добилась этого, а пока все это оформлялось, кормила мальчика на свои деньги. Ей было жалко его. Несмотря на все невзгоды, Саша был смышленым и старательно учился, брался за любые поручения. Нина Петровна часто заходила к нему домой, хоть и неприятно было ей находиться в неухоженной, со стойким, отвратительным запахом, квартире. Она никогда не жаловалась родителям, а наоборот, хвалила его и просила мать купить что-то из школьных принадлежностей. Впрочем, Сашину жизнь это мало облегчало.
Когда Саша учился в третьем классе. Петровна узнала, что его родители уже давно нигде не работают и чем живут - непонятно, но на водку деньги находились всегда. Учительнице было жаль мальчишку, но определить его в интернат или детдом при живых родителя; было невозможно.

     Уже на пенсии, приходя в школу, Нина Петровна обязательно находила дли Саши Ломтева ласковое слово. Он никогда не жаловался, но она видела, что ему живется нелегко. Нина Петровна просила классно¬го руководителя обратить внимание на Сашу. Молодая учительница из вежливости выслушивала Нину Петровну, но заниматься Ломтевым у нее не было ни времени, ни желания.

     В конце пятого класса он стал пропадать по нескольку дней, а в шестом и вовсе не появился. Классный руководитель потихоньку отметила его как выбывшего, взяла у секретаря его личное дело, а в списки не внесла. Так незаметно и пропал Сашка Ломтев. Только Нина Петровна все вспоминала о нем, расспрашивала у ребят. Но никто его не видел. Как-то зимой она, побывав в школе, по дороге зашла к Ломтевым. Дверь открыла незнакомая женщина. На вопрос Нины Петровны, где Ломтевы, она ответила:
     - Да где-где? В тюрьме он!
     - А жена?
     Женщина как-то странно посмотрела на Нину Петровну:
     - Вы что, не знаете ничего?
     Учительница покачала головой.
     - Так он же убил ее, за что и сел-то.
     - Как убил?
     - Обыкновенно, топором. Пришел домой, а она пьяная на кровати с двумя мужиками. Он их всех и порубал. А квартиру нам отдали, у нас и ордер есть. А вы, собственно, кто такая?
     - Я раньше их сына учила. Где он сейчас, вы не знаете?
     - Не знаю я ни про какого сына. Мы из другого района приехали.
Придя домой, Нина Петровна рассудила так, что если мать погиб¬ла, а отца осудили, значит, мальчик должен быть отправлен в детдом Вот только в какой? Она решила узнать и навестить его. Но зимой Нина Петровна неожиданно простудилась и заболела. Провалялась в постели почти до весны. Пока окрепла, там и дачный сезон подошел. Семена, рассада, новые заботы...



                Смерть Гришани.

     Несколько дней мальчишки жили как в каком-то сне. Сашка, безу-частный ко всему, работал, ел, пил, сдал - все это он делал не думая ни о чем, по инерции, как заведенный механизм. Ночами ему снилась Ксюха, молящая о помощи. Он просыпался, плача во сне и наяву.
      Ходил Сашка теперь как сгорбленный старичок с шаркающей поход¬кой. Голова его после той ночи стала пегая от седых волос. Лицо сморщилось, руки тряслись. Ферзь со страхом смотрел на Сашку, видя как тот изменился. Сам он еще держался, а вот Гришаня после смерти сестры совсем упал духом. И без того молчаливый, он теперь вообще не разговаривал, все делал медленно, как во сне.

     Мальчишки по ночам больше не обсуждали планов побега. Они сми-рились со своей участью, поняв, что живыми им отсюда не уйти. Пос¬ле работы, поужинав, молча заваливались на топчан и спали или де¬лали вид, что спят.
Наверное, наступила весна, потому что из вентиляционных отвер-стий, забранных решеткой, уже не тянуло морозным воздухом. Сколько им осталось протянуть в этой бетонной тюрьме, они не знали, но чувствовали, что немного.

     Гришаня умер молча и как-то незаметно. Склонившись над ванной, он мыл бутылки и вдруг остановился, хотел выпрямиться, но не сумел и, завалившись неуклюже набок, упал на пол. Не ойкнул, не застонал, молча, как и жил последние дни. Когда мальчишки склонились над ним, он уже не дышал. Лицо посерело.
    - Что, опять в обморок шлепнулся? - спросила равнодушно Ефимовна, дежурившая в этот день. Потом подошла, протянула руку, приподняла у Гришани веки, посмотрела на неподвижные зрачки: - Кончился пацан. Надо Михалыча звать. - И вышла.
     Вскоре пришел Михалыч, позвал Сашку.
     - Пошли, что ли.
     Сашка поднялся, за ним Ферзь.
     - Я тоже с вами. Михалыч пожал плечами:
     - Ну, тогда берите его и несите.
     Осторожно приподняв Гришаню, словно боясь сделать ему больно, мальчишки понесли его. Гришаня был легкий, как пушинка. Все, что давало ему жизненные силы, давно улетучилось из его тела. Молча  занесли его в склеп и бережно положили на пол.
     Сашка сам приставил к нему опалубку, забил колышки, взял лопату и стал насыпать песок в ящик. Потом вдвоем с Ферзем высыпали мешок цемента. Сашка лопатой стал перемешивать сухую массу. Показал Ферзю глазами на ведро, тот понял и пошел за водой.
     Михалыч молча наблюдал за ними, не вмешиваясь, видя, что все идет как надо. Когда раствор был готов, Сашка сам стал заливать им Гришаню. Начав с ног, он осторожно стал накладывать лопату за лопа¬той. Ферзь, впервые видевший это, смотрел на все, широко раскрыв глаза, не смея дохнуть. Когда из-под бетона осталась видна одна голова Гришани, Сашка на секунду остановился, вгляделся в такие знакомые черты лица, ставшие ему родными за последнее время, потом решительно, боясь, что сейчас расплачется, стал быстро накладывать и выравнивать бетон, как это делал Михалыч. Надзиратель не торопил, не понукал его, как всегда. Что-то было в глазах Сашки такое, что остановило закоренелого убийцу. Он молча подождал, когда мальчишки закончат и выйдут из склепа.

     Работать они не пошли, а сразу завалились на топчан. Михалыч опять ничего им не сказал, запер на замок и поднялся наверх.
     - Ну что, закончили? - спросила Ефимовна, будто речь шла о повседневных делах.
     Михалыч ничего не ответил ей, сел на стул, закурил, задумался.
     - Ты знаешь, Ефимовна, надо пацанов но ночам выводить во двор, на свежий воздух. Перемрут они скоро.
     - Ну и что. Геша новых привезет. Да и как ты будешь их выводить. Увидит кто, ведь весна уже, вон дачники завозились на своих огородах.
     - По ночам, я сказал, выводить! - как обрезал Михалыч.
     - Хорошо, - тут же согласилась Ефимовна. Она знала, что спорить с Михалычем опасно.
     Поздно вечером, когда наступила полная темнота, Михалыч спустился вниз, открыл камеру:
     - Одевайтесь, пошли наверх.
     Мальчишки, не спрашивая ни о чем, без слов оделись и пошли за ним. Когда поднялись по лестнице и прошли на кухню, Михалыч, как всегда, напомнил:
     - Вздумаете бежать или кричать, убью на месте. Понятно? Мальчишки покорно кивнули.
     - Ну, тогда выходите, дышите свежим воздухом.
     На крыльце Михалыч усадил их на верхнюю ступеньку, сам сел пониже и закурил. Ефимовна стояла у калитки, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к каждому шороху.
     Так они просидели с полчаса. Михалыч выкурил уже не одну сига-рету, а мальчишки все не могли надышаться свежим ночным воздухом. Наступила весна, и на участках кое-где светились огоньки в окнах дачных домиков. Каждый глоток свежего воздуха давал прилив сил, и где-то в глубине сознания снова стала появляться воля к жизни.
     Сашка, не поворачивая головы, взглядом ощупывал двор, глухой забор, охвативший весь участок. В темноте разглядел, что забор не слишком высокий и если заскочить на бочку, что стоит у самой изгороди, то можно одним прыжком перемахнуть через него. Ему невыносимо захотелось вскочить и побежать, но он сдерживал себя, помня о том, что у Михалыча всегда с собой пистолет. Надо что-то придумать. Но ничего придумать не успел. Михалыч встал, потянулся:
     - Ну, все, хватит. Пошли назад.

     Мальчишки послушно поднялись. Краем глаза Сашка следил за Михалычем, когда тот нажатием потайной пружины поворачивал буфет, но так ничего и не заметил. В камере, когда за сторожем закрылась дверь и погас свет, Саша затормошил Ферзя:
     - Надо бежать или хана нам, как Гришане и Ксюхе. Ферзь, нельзя больше тянуть. Пусть он нас еще раз только выведет. Слушай, - Сашка придвинулся губами вплотную к уху Ферзя и зашептал: - Во дво ре слева сарай видел? Возле него стоит бочка прямо у забора. Если с разбегу заскочить на эту бочку, то можно перемахнуть через забор.
     - Не успеешь добежать, пристрелит, - тихо возразил Ферзь.
     - Тогда надо отвлечь как-то. Ефимовна стоит далеко, у калитки, и смотрит больше на улицу, чтобы никто не появился. Как бы нам его отвлечь, всего на несколько секунд?
     - Говоришь, бочка слева от крыльца? - Ферзь чуть помедлил, потом продолжил свою мысль: - А справа ничего нет, и если я сигану с крыльца вправо, то успею забежать за угол дома. Михалыч должен побежать за мной, а ты в это время налево и через забор.
     - Нет, Ферзь, так не пойдет. Я убегу, а он убьет тебя. Бежать надо вместе.
     - Вдвоем не убежать, не спорь, Сашка. Давай сделаем так, как я придумал. Ничего он со мной не сделает, а ты сразу побежишь в милицию и все им расскажешь.
     - Я не уйду без тебя, - упрямо заявил Сашка.
     - Ну и оба пропадем ни за грош. Ты пойми, что другого выхода у нас нет или оба сдохнем в этом подвале.
     Сашка колебался. Ферзь, конечно, придумал неплохой план, но как он его оставит здесь? Сашка не мог так поступить с другом, который столько времени делил с ним и кров, и хлеб, и неволю. Вер¬ней Ферзя он не встречал еще пацанов. Сашка вспомнил, как они голодали в колодце теплотрассы и Ферзь деньги заработанные собой делил на всех. Вспомнил, как они вместе скитались и вместе так глупо попали в это рабство. Как он мог бросить его здесь. Ведь Ферзь предлагал ему побег ценою собственной жизни.
Ферзь, чувствуя, что Сашка колеблется, понял все и зашептал:
     - Давай так, если до следующего раза ничего не придумаем, то бежим по моему плану. Согласен?
     - Хорошо, но я все равно придумаю что-нибудь.
     На это было мало надежды, но ничего другого не оставалось.



                Побег.

     На следующий день Геша вечером подсчитал готовый товар и остался недоволен:
     - Маловато сделали. Иса договорился в одном магазине на крупную партию.
     - Но нас же всего двое, - пояснил Сашка.
     - Значит, придется работать по ночам. Я сам буду сидеть с вами, чтобы не сачковали.
     Вечером, после ужина, Геша, сменив Михалыча, взялся за закупорку, а Сашку поставил на обработку бутылок. Ферзь разливал. Работали долго, наверное, уже было далеко за полночь, когда Геша наконец сказал:
     - Хорош на сегодня. Всем клеить этикетки.
     Пока заклеили все бутылки, пока вынесли ящики в проход, ночь почти пролетела. Только добрались до топчана, как оба заснули мертвецким сном. Спали так крепко, что не услышали, как утром в камеру вошел Михалыч и стал расталкивать их.
     - Ишь, развалились как на курорте. Ну-ка быстро вставать и за работу.
     По дороге в «цех» они заметили, что ящиков с товаром, сделанным ночью, уже не было. Геша все вывез.
     Немного посидев, Михалыч ушел наверх, а его сменила Ефимовна. Выпив полковшичка водки, она уселась на закупорку бутылок. Потом ее опять сменил Михалыч, и так они менялись весь день, У мальчишек от работы без отдыха онемели руки и в глазах рябило.
     Вечером, после ужина, опять заявился Геша. Днем он где-то выспался и выглядел бодренько и свежо. Проработали опять почти до утра. Когда наконец их закрыли в камере, Ферзь, упав на топчан, еле выговорил:
     - Сашка, мы так долго не протянем. Они заморят нас.
     - Ничего, потерпи немного. Скоро спирт кончится, если мы будем такими темпами работать.
     - Новый привезут.
     - Но пока осталось три канистры всего да в бочке немного.

     Еще два дня и две ночи мальчишки работали как заведенные. Им не давали ни минуты отдыха, лишь ночью, под утро, они спали часа два-три. Днем ходили, качаясь от усталости. Увидев это, Михалыч поздно вечером вывел их подышать воздухом на крыльцо. Но о побеге нечего было и думать. Во дворе кроме Михалыча и Ефимовны у ворот сидел Геша. Покуривая, он разговаривал с Михалычем и не сводил глаз с мальчишек. Через полчаса Геша поднялся:
     - Все, Михалыч, уводи пацанов. Пора за работу.
     - Ну, гад, даже отдохнуть не дал, - с ненавистью подумал Сашка. - Все ему мало.
     Опять проработали почти всю ночь, а утром Геша увез товар. Днем их почему-то сильно не гоняли. Михалыч и Ефимовна часто уходили, оставив их одних. Потом приехали Иса и Геша. Иса был довольный и веселый. Ему удалось сбыть весь товар, и он привез деньги. «Капитал» фирмы хранился в сейфе в спальне у Миха¬лыча. Ключ был только у Исы. Когда они только организовывали свою подпольную фирму, Михалыч потребовал, чтобы было так, и Иса не смог бы удрать с их деньгами. Вот и сейчас Иса при нем открыл сейф и положил туда увесистый пакет. Михалычу дал солидную сумму на расходы. Геша тоже получил свою долю. Сунув деньги в карман, он повеселел:
     - Ну что, Иса, сегодня можно и расслабиться?
     - Можно, Геша. Пока со спиртом опять задержка, ложимся на дно и отдыхаем, - Иса довольно потер руки. - У тэбя дэвочки хорошие есть?
     - За эти бабки, - Геша хохотнул и хлопнул себя по карману, - найдем самых лучших.
     - Ну тогда поехали.
     Перемыв весь запас бутылок, Сашка и Ферзь отдыхали. Пришел Михалыч, окинул взглядом рабочую комнату и остался доволен.
     - Ну, все, марш отдыхать. Вечером свожу подышать свежим воздухом. Сегодня можно.
     Когда щелкнул замок, и стихли его шаги, мальчишки почти одно-временно вздохнули:
     - Драпаем сегодня! Или никогда!

     Долго спорили, решали, как лучше бежать. Сашка настаивал, чтобы вдвоем, Ферзь убеждал его, что вдвоем не удастся. Сашка знал, что тот подставлял себя ради него, но друг его уверял, что ничего они не успеют с ним сделать. Когда Ефимовна принесла им ужин, они так и не решили еще, как же им бежать. Ферзь стоял на своем, убеждая Сашку действовать по его плану,
     - Только ты, Сашка, постарайся сообщить ментам побыстрее, что-то мне еще не хочется под бетон ложиться. Вырваться бы отсюда. Я бы наверное, в детдом вернулся, - размечтался Ферзь. - Зря мы тогда Гришаню с Ксюхой с собой забрали. Жили бы себе в детдоме, а сейчас вон... - Он не договорил и тяжело вздохнул.
     - Ладно, Ферзь, - Сашка тоже вздохнул. - Пацанов не вернешь, хоть самим бы вырваться.
     Поздно ночью за ними пришла Ефимовна. Она была навеселе.
     - Пошли наверх, Михалыч ждет.
     Выйдя на крыльцо, мальчишки вздохнули полной грудью свежего ночного воздуха, напоенного ароматами весны и свободы. Михалыч сидел, как всегда, на нижней ступеньке и курил. Кивнув мальчишкам, чтобы оставались на крыльце, Ефимовна, спустившись на землю, засеменила к калитке на стремя.

     Надышавшись чистого прохладного воздуха, Ферзь легонько сжал Сашкину руку и вдруг, легким прыжком сиганув с крыльца, метнулся за угол дома. Михалыч вскочил, как ужаленный, и ринулся следом. Оба скрылись за углом дома. Сашка не стал ждатъ и тут же бросился с крыльца в противоположную сторону. На одном дыхании, ничего не видя и не слыша, он, словно на крыльях, долетел до бочки, прыгнул на  нее и, не задерживаясь, сиганул через забор. Последнее, что он услышал, был отборный мат Михалыча.
     Упав в траву, Сашка сразу вскочил и побежал, едва касаясь ногами земли. Обо что-то спотыкался, падал, вскакивал и снова бежал, ныряя в какие-то дачные переулочки, петляя, как заяц, но в конце концов уперся в какой-то забор, это был тупик. Не раздумывая, он перемахнул через невысокую ограду и очутился в огороде, среди грядок. Заметавшись, он немного задержался, не зная, куда дальше бежать.
     - Кто здесь? - послышался женский голос.
     Сашка кинулся на зов человеческий.
     - Помогите, он убьет меня! Спрячьте меня, я прошу вас!- от отчаяния он чуть не плакал.
     - Кто же за тобой гонится, мальчик? - спросил тот же голос, и какая-то женщина он в темноте не видел ее лица, подошла к нему.
     - Спасите меня, не отдавайте им. Они убьют меня. - Сашка в отчаянии оглянулся - не гонится ли за ним Михалыч.
     - Пошли в дом, - решительно сказала женщина.
     Сашка с порога быстро огляделся, где бы спрятаться. Женщина, войдя следом, всплеснула руками:
      - Ломтев! Саша! Это ты? - то была Нина Петровна. - Что это с тобой?
     Сашка тут же узнал ее, хотя и давно не видел.
     - Нина Петровна, я вам потом все расскажу, - затараторил он. - Я ничего плохого не сделал, спрячьте меня куда-нибудь. За мной гонятся. Он убьет меня, он всех убивает!
     - Кто?
     - Михалыч, он здесь сторожем на дачах.
     - А, ну так я его хорошо знаю. Быстро в комнату и сиди там.
     Сашка юркнул в комнату и спрятался под кровать.

     Нина Петровна решила, что сторож застал Сашку в чьих-то ого-родах и теперь гонится за ним, как за дачным воришкой. Конечно, мальчишка испугался и несет всякую чепуху, но все равно она не отдаст его на растерзание Михалычу. Успокаивая себя, Нина Петровна достала чашку, налила чай, поставила варенье и села за стол, прислушиваясь к ночным шорохам. Быстрые шаги Михалыча раздались у нее на участке. Рывком открыв дверь, он вошел в дом..
     - Здравствуйте, Петр Михайлович, - вежливо и спокойно сказала Нина Петровна. - Хоть вы и сторож, но это не дает вам право врываться без стука.
     Удивленно взглянув на нее, Михалыч махнул рукой:
     - А-а! Какое там право. Где мальчишка?
     - Какой мальчишка? - Нина Петровна удивленно подняла брови. - Вы что-то напутали, Петр Михайлович. Вы же знаете, что я всегда одна здесь.
     - Мальчишка не пробегал? - не дослушав ее, переспросил сторож, шаря глазами по сторонам.
     - Вы же видите, что я одна, а вы, не постучавшись, не поздоровавшись, вламываетесь в дом, забыв обо всех правилах приличия. - Нина Петровна уже не удивлялась, а, встав из-за стола, изобразила гнев и возмущение.
     - Да пошла ты... - Михалыч махнул рукой и выбежал вон.

     Нина Петровна, возмущенная таким обращением, вышла следом и закрыла калитку на засов, потом вернулась и заперла дверь на оба крючка. Погасив свет, она прошла в комнату и включила там неяркую ночную лампочку.
      - Саша! - позвала она, не увидев его. - Ты где?
     - Свет, выключите свет! - умоляющим шепотом попросил он из-под кровати.
     - Ну, хорошо. - Нина Петровна выключила лампу. Ее уже начала забавлять эта игра в казаков-разбойников. - Вылезай, он уже ушел.
     Сашка сперва высунул голову, огляделся. За столько месяцев заточения в подвале у него выработалась способность видеть в тем¬ноте.
     - Ну что вы там натворили еще? В сад к кому залезли? Так еще ничего нет.
     - Нина Петровна, мы ничего не натворили. Мы работали у них. Я, Ферзь и Ксюха с Гришаней. Потом Ксюху они убили, а Гришаня сам умер. Они их замуровали в полу,      - Сашка рассказывал сбивчиво, боясь, что его не дослушают, к тому же он торопился, ведь там остался Ферзь.
     - Кто убил? Кого? - Нина Петровна ничего не понимала из путан¬ного Сашиного рассказа. - Как это замуровали?
     Сашка разволновался еще больше от того, что его не понимают.
     - Они всех убивают и бетонируют в пол, там, в подвале...
     - Саша, успокойся. Что ты говоришь? Насмотрелся, наверное, этих американских ужастиков? Сейчас я тебе дам что-нибудь успокои¬тельное, - Нина Петровна встала и хотела достать коробку с лекарствами, но Сашка схватил ее за руку.
     - Не надо ничего, - тихим, умоляющим голосом попросил он чуть не плача. - Я правду говорю. Там Ферзь остался, он убьет его за то, что я сбежал. Помогите нам. Мне надо в милицию. Я должен рассказать все. Там подпольный завод, они «паленку» делают.
     - Хорошо-хорошо, мы сообщим в милицию, но ведь сейчас ночь, автобусы не ходят. Как мы доберемся до города?
     -Я пешком пойду. Надо быстрей, а то он убьет Ферзя.
     - Ферзь - это кто? И кто его собирается убивать?
     - Да пацан это, такой же, как я. Он из детдома сбежал, а потом мы сюда попали. Его Михалыч убьет, если меня не поймает. Надо быстрей в милицию и все рассказать! - Сашка решительно направился к двери.
     - Подожди, вместе пойдем. - Нина Петровна остановила его. - Посиди одну минуту, я только переоденусь.
     Она начала быстро собираться. В темноте нашла платье, переоделась, вышла на кухню, нашла свои туфли, взяла старенький ридикюль, в котором лежали деньги.
     - Господи! Сколько же это сейчас времени? - Нина Петровна пыталась в темноте разглядеть циферблат маленьких наручных часиков. - Да ладно, пошли! – она, не задумываясь, шагнула к двери.
     Сашка испугался ее решительности и схватил учительницу за руку - А если там Михалыч? - зашептал он.
     Нина Петровна не могла принять за чистую монету дикие Сашкины рассказы об убитых детях и мертвецах замурованных в пол, но что-то все равно подталкивало ее идти с ним, ведь он говорил, что там еще один мальчишка остался. Она вспомнила, как сторож только что грубо послал ее подальше. Такого она в свой адрес еще не слышала. Оскорбленная таким обращением, она без колебаний решила идти ночью до города, потому что уже почти поверила в то, что ей рассказал Сашка.
     - Хорошо, Саша, мы пойдем потихоньку.
     Они осторожно вышли за калитку и двинулись по темным переулкам, настораживаясь от каждого шороха. Останавливались, вслушиваясь в ночную тишину, и снова шли дальше. Нина Петровна несколько раз споткнулась в темноте и чуть не упала. Сашка взял ее за руку и прошептал:
     - Держитесь за меня, я в темноте хорошо вижу.
     Так держась друг за друга, они вскоре вышли к загородной трассе, залитой лунным светом. Неожиданно из-за автобусной остановки на шоссе вышла знакомая фигура. Сашка в испуге присел, потянув за собой Нину Петровну.
     - Т-с-с. Это  Михалыч, - прошептал он.

     Пригнувшись за придорожными кустами, они наблюдали, как сторож осматривал все вокруг. В какой-то момент он повернулся и посмотрел, как им показалось, прямо на них. Затаив дыхание, они замерли. Михалыч обошел вокруг остановки, сунулся с треском в придорожные кусты, ругнулся и затопал обратно, к дачам. Через минуту-другую его шаги затихли в отдалении.
     - Пойдемте, Нина Петровна. - Сашка потянул учительницу за руку. - Надо торопиться. Он, как домой вернется, сразу убьет Ферзя.
     Вскоре Нина Петровна запыхалась и еле поспевала за Сашкой, но он почти тащил ее за руку, не останавливаясь и не сбавляя темпа.
     - Саша, я не могу так быстро идти, - взмолилась она. - Давай отдохнем немного.
     - Нина Петровна, надо быстрей, а то не успеем.
     Они шли по асфальту быстрым шагом, временами почти бежали. Благо луна ярко освещала шоссе, и было светло, как днем. Только лес по краям дороги зловеще темнел, пугая своей таинственностью и мраком. Нина Петровна чувствовала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди, она задыхалась от такого темпа передвижения, но что-то подстегивало ее и придавало второе дыхание. Не останавливаясь, она вытащила из ридикюля тюбик с валидолом, достала одну таблетку и положила под язык. Прохлада ментола немного освежала рот, и дышать стало легче, но сердце не успокаивалось.

     Сколько они так шли, Нина Петровна уже не помнила. Когда сзади вдруг ударил свет фар догонявшей их машины, она сперва испугалась, а потом остановилась и стала «голосовать». Увидев пожилую женщину с мальчиком ночью на дороге, водитель резко затормозил и остановился.
     - Вы откуда взялись? - удивленно спросил он.
     - Сынок, нам бы в милицию срочно надо, - еле выговорила Нина
Петровна, - помогите нам.
     Водитель подозрительно посмотрел на них. Женщина вроде бы при-лично одетая, а вот мальчишка какой-то грязный и запущенный, как беспризорник. Но уж очень взволнованны оба были. Не иначе что-то случилось.
      - Садитесь, быстро!
      Вскоре он притормозил у поста ГАИ, помахал, стоявшему у обочины сержанту-инспектору. Сержант подошел.
     - Помогите нам! Там Ферзя хотят убить! - с места в карьер зачастил Сашка.
     - Что?! - удивился сержант и вопросительно глянул на Нину Петровну. - Это ваш парень?
     Но Сашку уже  нельзя было  остановить... Инспектор слушал, и лицо его все больше мрачнело. Наконец он махнул рукой:
      - Пойдемте на пост. Я сообщу, кому положено.
      Сашка и Нина Петровна сидели на скамейке и нетерпеливо поглядывали в окно, прислушиваясь - не едет ли машина. Было уже почти три часа ночи. Нина Петровна усмехнулась, вспомнив, как они бежали по дороге. Расскажи кому - не поверят. Только сейчас, при свете она разглядела своего бывшего ученика и увидела, какой он худой и замученный. Лицо бледное, глаза в темных кругах запали глубоко в глаз¬ницы. Голова вымазана чем-то белым, известкой что ли. Одежда вся в клочьях, как будто его собаки рвали. Она видела, как он, взявшись руками за скамейку, так, что побелели пальцы, весь напрягся в ожидания. Обняв Сашку за плечи, Нина Петровна прижала его к себе:
      - Успокойся, Саша, все будет хорошо.
      И он доверчиво прильнул к ней.
      К посту подъехала милицейская машина и остановилась. Вошли двое: старший группы захвата и Зверев, вызванные из дома, потому что речь шла о «паленке». Они сразу подошли к Нине Петровне и Сашке.
      - Коротко расскажите, что произошло.
      - Сторож у нас на дачах есть, Петр Михайлович. Что-то у него в доме творится, вон Саша пусть расскажет. - Нина Петровна повернулась к Сашке: - Ты только не волнуйся и расскажи все по порядку.
      - Там у них подпольный завод, они «паленку» делают…
      - Я так и думал. - Зверев выглядел довольным. Все сошлось. - Где он находится?
      - В подвале, у них дома. Там вход такой за буфетом. Потайную кнопку нажмут - и буфет поворачивается, а под ним люк в подвал, там большая комната, где мы «паленку» делали.
      - Кто это – мы?
      - Ну, я и Ферзь - пацан один. Были Гришаня и Ксюха, но Гришаня умер, а Ксюху Иса изнасиловал, и она умерла. Нет, она живая была... Ее Михалыч похоронил живой... - Голос Сашки опять предательски задрожал, на глазах появились слезы.
      - Успокойся, Саша. - Нина Петровна погладила его по плечу. - Дальше рассказывай, не волнуйся.
      - Там еще много человек похоронено. Они их в пол бетонировали. Там Ферзь остался, он мне помог бежать. Его Михалыч убьет за это, поедемте быстрее. - Сашка умоляюще посмотрел на Зверева.
      - Хорошо, едем. Но сколько их там?
      - Сегодня только Михалыч с Ефимовной, а Геша с Исой уехали в город.
      - Оружие у них есть?
      - Да, у Михалыча пистолет.
      - Понятно. Все слышал? - обратился он к старшему группы.
      Тот кивнул.
      - А нам что делать? - спросила Нина Петровна.
      - Оставаться здесь, теперь мы сами управимся.
      Сашка вскочил со скамейки:
      - Я поеду с вами. Там Ферзь остался!
      - Слушай, тебя Саша, кажется, звать? Так вот, Сашок, оставайся здесь. Там может быть и стрельба.
      - Но я же знаю ход в подвал, возьмите меня с собой.
      - Нельзя, это опасно, - оказал Николай, садясь в кабину рядом с водителем.
Сашка упрямо мотнул головой:
      - Тогда я сам пойду. Там Ферзь, и я друга не брошу. - Сашка вскочил и шагнул к выходу.
     - Ладно, постой, - окликнул его Зверев. - Садись со мной в кабину, но уговор - не высовываться. Что бы ни случилось, ты остаешься в машине с водителем. Понятно?
     - Сашка радостно кивнул и быстро забрался в кабину.
     - Поехали! - скомандовал Николай, и машина рванулась в ночь.



                Поджог.

     Догнав Ферзя, сторож ударил его ребром ладони по шее, от чего тот по инерции пробежал еще два-три шага и упал. Схватив его в охапку, Михалыч рванул назад, но Сашки на крыльце уже не было. Бросив Ферзя на кухне, Михалыч крикнул Ефимовне:
     - Сбрось этого в подвал! я за другим побежал! - И выскочил со двора.

     Ефимовна повернула буфет, открыла люк и сбросила бесчувственного Ферзя вниз по ступенькам. Тщательно закрыла люк, поставила буфет на место, вышла во двор и встала у калитки, прислушиваясь к ночным звукам.

     Михалыч сперва мчался огромными прыжками, но потом умерил шаг, прислушался, чтобы определить, куда побежал Сашка. Уловив в ночной тишине звук удаляющихся шагов, он помчался в ту сторону, но вскоре, попетляв по узеньким дачным переулкам, потерял направление, остановился, слушая темноту, но, ничего не расслышав, стал наугад метаться между дачами. В домике на участке учительницы-пенсионерки он заметил свет...

     Выйдя от Нины Петровны, сторож еще какое-то время метался между дачами, сгонял к шоссе, проверил автобусную остановку, но беглеца и след простыл. Ничего хорошего это не сулило. Если мальчишка доберется до людей или, еще хуже, до милиции, тогда конец. Надо самим теперь бежать, пока не поздно. Так рассуждая, Михалыч вернулся к себе во двор и крикнул Ефимовне:
     - Быстро собирайся! Ноги надо делать! - тот пацан слишком много знает. Его нельзя было выпускать живым. Прозевал я, старый дурак!
      - А может, обойдется как-нибудь? - неуверенно спросила Ефимовна. Ей так не хотелось уходить с насиженного места.
     - Дура ты! Что обойдется?! Он же ментов наведет! Дергать надо, или ты думаешь мне простят покойничков, что в подвале замурованы?  Где второй?
     - Я его вниз сбросила. По-моему, ты его насмерть зашиб.
     - Ну и черт с ним, меньше возни. Быстро сматываемся. Ничего не бери лишнего, только деньги, документы да одеться во что-нибудь поприличней.

     Пока Ефимовна, суетясь, собирала вещи, кидая их в большую сумку, Михалыч, взяв гвоздодер, пытался им открыть сейф, где Иса хранил общие деньги. Замок не поддавался. Выбежав во двор, Михалыч вернулся с кувалдой. Просунув гвоздодер в щель, уже образовавшуюся в дверце сейфа, он с размаху грохнул по нему кувалдой. Дверца с лязгом отскочила. Михалыч стал выгребать из сейфа пакеты с деньгами.Один из них упал, газетная обертка лопнула и оттуда посыпалась на пол нарезанная чистая бумага.
     - Кукла!
     Не веря своим глазам, сторож вытряхнул из сумки сложенные туда пакеты и стал их лихорадочно разворачивать. Но деньгами здесь и не пахло. Ярости Михалыча не было предела.
     - Сволочь! Азер проклятый! Надул! Убью падлу! - неистово рычал он,  разбрасывая бумагу по комнате.
     Ефимовна, схватив сумку, вылетела из дома. Попасть под горячую руку Михалыча было очень опасно. Выскочив во двор, сторож быстро вернулся с канистрой и стал судорожно разливать по полу бензин. Потом облил стены дома, крыльцо. Когда бензин кончился, он достал из кармана спички, на мгновение остановился, оглянулся:
     - Ну, все, Ефимовна, с богом.
     Чиркнув спичкой, он бросил её на крыльцо, а сам отскочил подальше. Яркое пламя взметнулось вверх, потом с яростным треском заметалось по всему дому. От вспышки внутри вылетели стекла в ок¬нах. Михалыч с Ефимовной, выскочив со двора, исчезли в темноте.



                Ферзь

      Очнувшись, Ферзь долго не мог понять, что с ним и где он. Лежал он в неудобной позе, головой уткнувшись в твердый пол, подвернув под себя правую руку, а ноги почему-то были выше головы. Было темно, и трудно дышалось. Застонав от боли во всем теле, он понял, наконец, что лежит на лестнице, ведущей в подвал, головой вниз. Ферзь вспомнил свой отчаянный рывок с крыльца, потом удар по голове сзади и наступившую вслед за этим темноту. «Успел Сашка уйти или нет? Успел или нет?»
 
     Высвободив из-под себя руку, он, постанывая от боли, сполз на бетонный пол, отдышался. В подвале чувствовался запах дыма. Пробравшись в свою камеру, Ферзь достал из тайника коробок, вышел снова в проход и чиркнул спичкой, осветив лестницу. Люк был закрыт, сквозь щели тоненькими струйками пробивался дым.
«Что там, пожар, что ли?» - подумал Ферзь и поднялся по ступеням. Попытался открыть люк, но вскрикнул от боли - металлическая обшивка была раскалена, как сковородка. Снова спустившись, Ферзь схватил с топчана одеяло, накинул его на руки, чтобы не обжечься, и попытался поднять крышку, но не смог. Чиркнув спичкой, он увидел, что дым стал гуще. Ферзь закашлялся. Следующие попытки открыть люк успеха тоже не принесли, а дым валил все сильней и сильней. Ферзь, отчаянно кашляя, обливался слезами, то ли от дыма, то ли от обиды, что придется задохнуться здесь, в этом страшном подвале. «Хоть бы Сашка успел сообщить», - подумал он. Зажег еще одну спичку, осмотрелся. Дым уже стлался под потолком. Вверху дышать было нечем. Спустившись вниз. Ферзь опустился на пол и заплакал. Он понял, что  это конец.

     Светя спичками - экономить их уже не было смысла, Ферзь прошел в цех, от отчаяния стал бить бутылки, потом сунул голову в ванну. Это принесло короткое облегчение. При свете очередном спички он увидел, что дым уже проник и в цех, расползаясь по потолку. Ферзь снова попытался открыть люк, но крышка не сдвинулась ни на миллиметр. В отчаянии он стал бить по ней руками, головой, что-то кричал, ругался сквозь слезы. В какой-то момент ему показалось, что крышка немного поддалась, но из щелей полыхнула жаром, дым повалил еще сильней. Наверху что-то загрохотало, в щели брызнули искры, и Ферзь скатился с лестницы. Он видел однажды,  как горел дом, и понял, что это обрушилась подгоревшая кровля. «Все! Теперь не выберусь», - в отчаянии подумал он и остался лежать на полу. Здесь внизу еще можно было дышать.

     Немного откашлявшись, отдышавшись, он вспомнил, что в склепе пол намного ниже. Встав с пола, Ферзь хотел чиркнуть спичкой, но их не было. Падая, он где-то обронил коробок. Пошарив в темноте руками по полу, он не нашел его и наощупь, по памяти прошел в склеп. Здесь было прохладней и можно было дышать. Он лег на бетонный пол, под которыми покоились его друзья, и заплакал. Дверь за собой он не закрыл, поэтому склеп быстро наполнился дымом, который уже расползался по полу. Дышать стало трудней. Ферзь кашлял, прижимался к еще прохладному бетону, но дышать становилось все трудней и трудней. Сделав очередной вдох, Ферзь задохнулся дымом, закричал от ужаса и потерял сознание.


                Конец банды.

      Пока ехали по шоссе, Николай обдумывал, как незаметно подобраться к домику сторожа. Но, как только они свернули в дачный поселок, все его сомнения развеял огромный огненный сполох, взметнувшийся вверх, впереди по ходу движения.
     - А ну побыстрей! - скомандовал Зверев шоферу. - Кажется, мы опоздали.

     Когда подъехали к полыхающему дому сторожа, вокруг уже толпились сбежавшиеся дачники. Они таскали воду ведрами, пытаясь тушить пожар, но сухой брус горел как порох, ярким пламенем, потрескивая и разбрасывая искры. Из-за сильного жара близко подойти к дому было невозможно.
     - Вызывай пожарных и «скорую», срочно! - скомандовал Николай шоферу, а сам с парнями из группы захвата побежал к горящему дому.
     - Где сторож с женой? - спросил он у людей.
     Но никто эту парочку не видел.
     - Осмотреть все вокруг и прочесать дачи! - скомандовал старший группы.    Омоновцы рассредоточились и скрылись в темноте.
      Сашка, не выдержав, выскочил из машины и подбежал к Звереву:
      - Там Ферзь в подвале! Помогите ему!
      Николай оббежал дом вокруг, но не нашел в фундаменте ни одной отдушины. Когда приехала пожарная машина, кровля рухнула, разметав искры и пламя в разные стороны, но пожарные быстро залили водой догоравшие остатки дома. Сашка суетился вместе с пожарными, показывая, где должен быть люк в подвал. От поворачивающегося буфета не осталось и следа, но Сашка примерно знал, где он стоял. Разгребая еще дымящиеся головешки, пожарные наткнулись на люк. Когда его открыли, оттуда тоже повалил дым. Закрыв лицо мокрым платком, Зверев первым спустился вниз. За ним юркнул Сашка, которого никто не успел удержать. Освещая фонарем дорогу, они прошли сперва в комнату, где жили ребятишки, но топчан был пуст. Николай осветил фонариком соседнее помещение и ахнул. Вот он, подпольный цех, который  он полгода искал.
     Сашка быстро осмотрел все закоулки за ваннами, за ящиками, но Ферзя нигде не было. У него похолодело в груди. Он потянул за собой Зверева:
     - Пошли.
     - Куда?
     - Там комната есть, где они мертвых хоронили. Там и Ксюха с Гришаней лежат.

     Они прошли в склеп. Николай посветил фонариком и тут же увидел мальчишку, лежащего на бетонном полу лицом вниз.
     - Ферзь! - Сашка кинулся к нему, перевернул на спину. Глаза друга были закрыты. Трудно было определить, живой он или нет.
     Зверев сунул Сашке фонарь, взял Ферзя на руки и пошел к выходу. Когда они поднялись, Николай положил мальчишку на землю, и Ферзем занялись медики из «скорой». Врач послушал сердце, дыхание:
     - Живой! В машину его, быстро!
     Зверев, прихватив с собой Сашку, снова спустился в подвал. Настала пора проводить осмотр. Начали со склепа. Показывая на край бетонного пола, Сашка тихо сказал:
     - Вот здесь лежит Гришаня, а рядом Ксюха. Этот гад ее живую похоронил. - Его опять затрясло при воспоминании о том страшном дне, ноги подкосились, и он опустился на пол.
     Николай растерялся. За годы работы в уголовном розыске он многое повидал, но о таком слышал впервые. Зверев представил себе маленькую девочку, которую живьем замуровывали в эту могилу, и у него самого дрожь прошла по телу. Он взял Сашку за плечи.
     - Успокойся, парень, - сказал он дрогнувшим голосом. - Ксюху не вернешь, а этих гадов мы поймаем.
     Сашка поднялся, вытер слезы.
     - А еще кто здесь лежит? - спросил  Зверев.
     - Воры, что но дачам лазали. Их Михалыч убивал и здесь же хоронил.
     - Вот оно что, - протянул Зверев. - Теперь понятно, почему на этих дачах кражи прекратились. Радикальный метод, ничего не скажешь.
     Еще раз оглядев склеп при свете фонаря, Николай кивнул Сашке:
     - Пошли наверх. Тут работы много. Без отбойного молотка делать нечего.

     Они выбрались на воздух. Уже рассвело. Дачники разбрелись по своим участкам. На пепелище бродили только парни из группы захвата да пожарные сворачивали водяные рукава.
     - Куда тебя отвезти? - спросил Николай у Сашки. Тот пожал плечами:
     - Не знаю.
     - У тебя что, дома нет?
     - Есть, но я уже давно там не был.
     - Где родители живут?
     - В первом микрорайоне, но я не поеду к ним.
     - Почему?
     - Да пьяные они, наверное, как всегда. Отвезите меня лучше в приемник-распределитель. Я. не хочу домой. - Какая-то апатия навалилась на Сашку, и он еле отвечал на вопросы Зверева.
     - Ну, хорошо, поехали.
     Оставив охрану на пепелище, Зверев посадил Сашку в машину, и они тронулись. Проезжая мимо поста ГАИ, Сашка вспомнил про Нину Петровну.
     - Здесь учительница осталась. Она ждет, наверное.
     - Точно, а я и забыл про нее. Тормозни, - попросил он шофера.
     Когда они вошли, Нина Петровна, устало откинувшись к стене, сидела на скамейке. Увидев Сашку, она поднялась:
     - Ну, что там?
     - Сгорел дом. Михалыч, наверное, сам поджег и сбежал.
     - А друг твой жив?
     - Жив, - Сашка улыбнулся. - Он дыму наглотался в подвале. Его увезли в больницу.
     - Куда вы его теперь?  - спросила Нина Петровна у Зверева.
     - Не знаю. Домой он не хочет, говорит, родители пьяные. Просится в приемник-распределитель.
     - Саша, посиди здесь. - Нина Петровна потянула на выход Николая: - выйдем на минуту. Они вышли из будки.
     - В чем дело? - спросил  Зверев.
     - Понимаете, у мальчика нет родителем. Он этого еще не знает.
     - Как – нет?
     - Мать погибла, а отец в тюрьме сидит.
     - Что же делать с ним? Придется в приемник везти. Другого выхода нет
     - А нельзя его ко мне пока? Я живу одна, у меня места хватит, мальчик меня хорошо знает, все-таки свой человек рядом будет. Вы же видели, сколько ему пришлось пережить.
     - Хорошо, - Зверев облегченно вздохнул, - а он знает?
     - Нет, но я ему сейчас скажу.
     Николай позвал Сашку, и, когда тот вышел, Нина Петровна подош-ла к нему и, погладив до голове, предложила:
     - Саша, хочешь пока пожить у меня?
     Сашка удивленно посмотрел на нее и пожал плечами.
     - Я не знаю.
     - Вот на месте и определишься. В приемник никогда не поздно, -вмешался Зверев.
     - Ладно, - Сашка так устал от всего, что ему сейчас было все безразлично.
     - Вы где живете? - спросил Николай у Нины Петровны.
     - В первом микрорайоне.
     - Мы сейчас отвезем вас домой, а завтра во второй половине дня приезжайте с мальчиком ко мне. - Он достал записную книжку, написал свой телефон, номер кабинета, фамилию, вырвал лист и подал Нине Петровне. - Нам нужны его показания. Буду ждать.
     - Конечно, конечно. Пусть выспится, а завтра, то есть сегодня, мы придем.
По дороге Сашка, трясясь в тесном милицейском уазике, прижался к Николаю и спросил:
     - Вы их поймаете?
     - Куда же они денутся?!
     - А Гешу с Исой?
     - Этих сегодня возьмем. Вас доставим и сразу за ними. Не волнуйся, они у нас давно под присмотром.
     Высадив Сашку и Нину Петровну возле дома, Николай и его группа поехали по адресу, где жил Иса. О сбежавшем стороже и его сожительнице, Зверев уже дал ориентировку по рации.
     Гешу взяли вместе с Исой. Чуть тепленьких, после крепкой попойки, прямо в постели с какими-то девицами. При обыске были найдены два пистолета и крупная сумма денег, частично в долларах. Увидев деньги, Геша вскочил на ноги, но два милиционера, стоявшие за спиной, прижали его к стулу. Но возмущению Гешы не было предела:
     - Ну, ты и сука? Нам давал только на расходы, а остальные уже на зеленые поменял. Дернуть решил?
     - Чье оружие? - спросил Зверев Гешу.
     Тот был настолько ошарашен «силовым задержанием», что отпираться не стал:
     - Один его, - он кивнул на Ису. - Другой мой, но я никого не убивал, я даже ни разу не стрелял из него.
     - Это мы проверим. И ты тоже скажешь никого не убивал? - обратился Зверев к Исе.
     - Нэ, начальник, я по мокрому нэ работаю. - Иса сидел, слегка развалившись, на стуле и улыбался, поглядывая на милиционеров, производивших обыск у него в квартире.
     - Сволочь! - Николай еле сдерживался. - Никого, говоришь, не убивал. А девочка?
     - Какая дэвочка, начальник? Вон мои дэвочки. - Иса кивнул на  девиц, испуганно жавшихся в углу.
     - Какая девочка? Маленькая, Ксюхой звали. Ей всего семь лет было, а ты изнасиловал ее до смерти.
     - Не знаю я никакой дэвочки, - уже испуганно сказал Иса. - Нэ шей, начальник.
     - Ничего, вспомнишь. Вот поедем на дачу к Михалычу и вскроем пол в подвале, где не одна Ксюха лежит, тогда все вспомнишь.
     Достав сигарету, Николай отошел к окну и закурил. Внешне он оставался спокойным, но руки подрагивали.
     - Я не знаю, что тебе присудят за эту девочку и за все остальное, но вашего Михалыча вышка ждет, это уж точно.
     Услышав это, Иса притих и изменил позу. От его наглой вальяжности не осталось и следа.
     Закончив обыск, поехали в управление, сдали арестованных. Николай отдыхать не пошел, доложил начальству обо всем и снова поехал на дачи вместе со следственно-оперативной группой, собиравшейся проводить подробный осмотр места происшествия.
     При свете переноски они спустились в подвал. Все еще сомневаю-щийся следователь с трудом отбил ломиком с краю несколько кусков затвердевшего раствора, и из бетона показалась нога Гришани. Послали на стройку за компрессором и отбойным молотком. Работа предстояла большая.
     Зверев, закончив осмотр и опись подпольного цеха, вернулся в управление к обеду, помня о том, что к нему должна приехать Нина Петровна с Сашкой. Здесь его ждало известие о том, что Сердюка и Зубареву задержали на вокзале. Теперь вся банда была в сборе.


                В новой семье

     Дома Нина Петровна, пока Сашка дремал, сидя в мягком кресле, набрала в ванну воды и позвала гостя:
     - Полезай, тебе надо хорошенько вымыться. Я хвою в ванну насыпала - это успокоит тебя немного.
     Пока он плескался, она взяла его рваную одежду и выбросила в мусорное ведро. Сашке же принесла белье и халат, оставшийся от мужа.
     - Оденешь это. Большое, конечно, но пока сойдет. Я куплю тебе что-нибудь.
     Когда Сашка вышел из ванны чистый и переодетый, Нина Петровна посмотрела на его голову, и мороз пробрал по коже. Чисто вымытые Сашкины волосы были наполовину темными, наполовину белыми. «Он же весь седой!» - в ужасе подумала она и порывисто прижала Сашку к себе, чтобы он не видел слез, навернувшихся на ее глаза.
     - Ничего, мальчик мой, ничего. Все позади, - тихо говорила Нина Петровна, гладя его по такой недетской голове. - Ничего, те¬перь все будет хорошо.
     От еды Сашка отказался, глаза его слипались от усталости и пережитого. Упав на диван, он мгновенно уснул.

     Нина Петровна так и не прилегла. Спать не хотелось, только усталость чувствовалась во всем теле. Выпив крепкого чаю, она дождалась, когда откроются магазины, пересчитала деньги, что остались от пенсии. Подумала немного, полезла в шкаф и достала те, что она откладывала на черный день. «Хватит с него черных дней, - подумала она про Сашку. - Надо жить сейчас». Взяв деньги, она вышла из квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь.
     Когда Нина Петровна вернулась, Сашка уже не спал. Он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Было тепло и уютно в мягкой, чистой постели. Нина Петровна подошла к нему, улыбнулась:
     - Ну, пора вставать, будем завтракать.
     Она развернула свертки, достала из них рубашку, свитер, брюки, носки, ботинки. Еще она купила ему куртку, вязаную шапочку истратив на это половину своих сбережении. Сашка, стесняясь, оделся во все новое. Неуклюже прошелся по комнате.
     Сели завтракать. Он ел молча и задал только один вопрос:
     - Мы к Ферзю пойдем в больницу?
     - Конечно, сегодня же. Вот прямо с утра и пойдем.
     - Правда?! - Глаза Сашки загорелись от радости, что он увидит своего друга.
     - Да, только после обеда нам надо в милицию, к следователю. Так что быстро ешь и собирайся. Вот только в какую больницу его увезли? Я сейчас позвоню и узнаю.
     Выйдя в прихожую, где стоял телефон, Нина Петровна стала обзванивать больницы, спрашивая про мальчика, которого привезли ночью после пожара на даче. Оказалось, что Ферзь находится совсем рядом, всего две остановки на трамвае.
По дороге Нина Петровна спросила Сашку:
     - Ферзь - это кличка, а как звать твоего друга?
     - Я не знаю, - Сашка потупился. - Ферзь и все. Фамилию я не спрашивал.
     - Ну, ничего, все узнаем, - бодрым голосом успокоила его Нина Петровна. - Вот сейчас придем к нему и спросим.
     В больнице они не сразу нашли Ферзя, не зная ни его фамилии, ни имени. Когда зашли в палату, Ферзь лежал с закрытыми глазами. Казалось, он спал, но услышав Сашкин возглас: «Вот он!», открыл гла¬за и недоуменно посмотрел на друга, не сразу узнавая его.
     - Сашка? Это ты? – чуть слышно просипел Ферзь.
     - Ну конечно я. Привет Ферзь! - Сашка подошел к кровати. - Ты что сипишь-то?
     - Да дыму наглотался, вот голос и пропал. Это пройдет. Как ты меня нашел? Слушай, а тебя не узнать.
     - Ты молчи, Ферзь, а то врач сказал, что тебе нельзя много разговаривать, у тебя горло обожжено.
     Друзья посидели молча, радостно поглядывая друг на друга. Сашка наклонился к Ферзю и тихо спросил:
     - Слышь, а тебя как звать? А то нас спрашивают, а я не знаю.
     - Когда-то Мишкой звали, да я уж забыл об этом. Врач тоже фамилию спрашивает, а я и не помню.
     Сашка обернулся к сидевшей у двери учительнице:
     - Нина Петровна, а его Мишкой звать. - Склонился   к другу. - Все, я больше не буду тебя называть Ферзем, у человека должно быть имя, а не собачья кличка.
     Вскоре Нина Петровна с Сашкой собрались уходить, на прощанье пообещали навещать Ферзя каждый день. Медсестра, находившаяся в это время в палате, обнадежила:
     - Да он скоро поправится. Врач сказал, что ничего страшного. Вот недельку полечим и выпишем. Так что скоро будете вместе.
     Дома после обеда Нина Петровна решила поговорить с Сашкой:
     - Саша, мы сейчас пойдем в милицию, но прежде мне нужно кое-что тебе рассказать.
     Сашка сидел, выжидающе глядя на нее.
     - Саша, - голос Нины Петровны слегка дрожал от волнения, - Саша, - повторила она. - Я должна тебе сказать, что твоя мама умерла.
     - Как - умерла? - Сашка широко раскрыл глаза.
     - Она погибла. Ее убил твой отец. Сам он сейчас в тюрьме. Мне тяжело тебе говорить об этом, но ты должен знать.
     - А куда же я теперь пойду? – чуть слышно проговорил Сашка. Возвращаться в подвалы, колодцы ему очень, не хотелось.
     - Саша, а ты не хотел бы жить у меня?
     - Не знаю, - Сашка пожал плечами.
     - Саша, я живу одна. Мой муж умер, а дочка очень далеко и приезжает в гости раз в год. Я тебя очень прошу, оставайся у меня. Тебе здесь будет хорошо, да и мне не так одиноко.
     Сашка молчал. Такого поворота он не ожидал.
     - Я не знаю.
     - А ты подумай. Конечно, если тебе не понравится, то можно будет оформиться в детдом, но я бы не хотела этого.
     Сашка тоже не хотел в детдом. Он там никогда не был, но помнил рассказы Ферзя о тамошнем житье.
     - Я не хочу в детдом, - замотал он головой.
     - Ну и хорошо, значит, будешь жить здесь.
     - А как же Ферзь?
     - Миша? - теперь Нина Петровна растерялась. - А где он раньше жил? У него есть родители?
     - Нет, он из детдома. - И Сашка рассказал Нине Петровне историю Ферзя.

     Учительница сидела молча, глядя на него, и думала, что же это за время такое, когда столько бездомных детей. Не было ни войны, ни разрухи, но, еще работая в школе, она замечала, что беспризорных детей сейчас намного больше, чем после давней великой войны. Число детских домов растет, но беспризорных детей от этого не становится меньше. Самое страшное, что дети становятся безнадзорными зачастую при живых родителях. Эти дети, выброшенные на улицу, оказываются не нужны ни родителям, ни обществу, а только криминальные структуры подбирают их, готовя себе достойную смену.

     Почему только иностранцы берут из наших детских домов этих брошенных детей, увозят за границу, растя и воспитывая их там. Где же наши «новые русские» с их деньгами и богатствами. Почему они не видят этого. Неужели они настолько бедны душой, что лучше заведут себе дорогого, валютного пса или породистую кошечку, вместо того, чтобы взять на воспитание хотя бы одного ребенка.  Размышляя об этом, Нина Петровна для себя уже почти решила, что придется взять и Сашкиного друга к себе. Вот только как прожить на ее скудную пенсию? Придется снова выйти на работу. Она знала, что ее всегда с радостью примут в родной школе, тем более что молодые учителя из-за низкой зарплаты, особенно в первые годы работы, не слишком рвутся «сеять разумное, доброе, вечное»...
     - Ладно, Саша, мы подумаем, что с Мишей делать. Пусть он сна¬чала выпишется из больницы.
     - Но он сразу же сбежит из детдома, - упрямо мотнул головой Сашка, видя, что учительница колеблется в решении судьбы его друга. - Нина Петровна, пусть он тогда живет с нами.
     - Саша, но у меня маленькая пенсия, нам будет трудно втроем, - попыталась она оправдать свою нерешительность.
     - Мы будем работать.
     - Ну, нет, хватит с вас. Наработались на этих подонков. Вам учиться надо. Уже и забыли про школу-то? Хорошо, - она подытожила разговор. - Миша пусть пока поживет с нами, а там посмотрим.
     - Нина Петровна, вы не волнуйтесь, он хороший пацан, - обрадовано заговорил Сашка. - Мы будем слушаться вас. Честное слово.
     - Хорошо, хорошо. Поживем - увидим. Поехали, нас ждут.