Тысячью раз швыряю, забранный горстью,
красный неумолимый в оболганное полотно,
губы страстью припухшие,
слез отчаяний жарких,
кубово-синим – необходимое мира пятно.
Странный построково-терпкий,
скрученный крепко трёххвосткой поклон,
проволокой колючею стянут,
словно венок из сталистого терна,
ржавчинной сухостью впившийся в лоб,
вялотекущей травы грива конская,
заплетенная в судьбы,
нерастревоженное окно на Голгофу
серо-стальным эшафотом однажды..
Лезвием блёклым остывшей надежды пасмурного палача
цинково-белый как отрешенность,
замах отточен, оттенок плеча.
Брызги остывшие камня
вскроют взгляд и лицо,
нечаянно-сладкий коленопреклонённый,
фиолетовый сон с ультрамариновой вязью,
налитой в высокий бокал
острозаточенной кромки несказанной фразы,
истомлен огранкой шахматный бой.
И на доске, неуютно кровавой,
остались лишь острий скупые следы,
правый и левый, ржавый и шаткий,
браслетом бледной руке,
- Королеве, идущий на Вы.