***

Сказка про Льва и Снегурочку

Жил-был Лев. И любила его Снегурочка. Она каждый день гладила Льва по головушке. Она его очень любила. Лев начинал порой рычать – сквозь зубы, сдержанно. А Снегурочка все гладила своего Льва по головушке. Она любила его и не могла не гладить.
Спустя время Лев уже просто молчал, когда Снегурочка начинала снова гладить Льва по головке. И вдруг в какое-то мгновение Лев взревел и набросился на Снегурочку. Он раскрыл свою огромную пасть и дыхнул на Снегурочку бешеным огнем.
И Снегурочка растаяла. Она превратилась в облако, которое поплыло по небу, даря миру любовь к дождю.
Однажды Лев брел по пустыне и нигде не мог найти долгожданной воды. Только миражи встречались на его пути. И вот, голубое облако пролилось на него холодными каплями. Лев узнал Снегурочку и начал просить у нее прощения, но облако скрылось в миражной пустыне.
С тех пор, с приходом дождя, Лев поднимал глаза к небу, благодаря и прося прощения.
Но в ответ только серебряные капли холодили его седой лоб.


Как стали вечными врагами Ум и Сердце

Жили-были Сердце и Ум. Сердце всегда восхищалось Умом, дарило ему свою любовь, а вместе с ней добро и все, что было в нем хорошего. Ум не мог нарадоваться на Сердце, которое помогало ему в трудную минуту. Сердце всегда подсказывало Уму, как поступать, и никогда не подводило. Ум и Сердце были настоящими друзьями. И их дружба крепла с каждым днем.
Но шло время. С годами многое меняется. Поменялось что-то и в царстве Сердца и Ума. Это «что-то» как-то незаметно прокралось в их тихий мир, и гармония, царившая в доме, стала разрушаться, как разрушаются наши надежды.
Ум и Сердце не могли жить друг без друга. И им было странно, что Ссоры стали часто приходить к ним в гости. Ссоры стали незваными гостями. Но, как радушные хозяева, Сердце и Ум тепло принимали их у себя в доме. Они усаживали их за богато накрытый стол и потчевали вкусными лакомствами.
Когда Ссоры уходили, в доме чувствовался холод. Ум начинал упрекать в этом Сердце; что оно стало бесчувственным и глухим к мыслям Ума… Сердце же терпеливо молчало, зная, что молчание – золото, и всю желчь, выброшенную Умом, растворяло в себе.
Ссоры растрезвонили на всю округу о гостеприимстве хозяев дома на опушке леса, и вскоре Сомнения, жившие неподалеку, решили тоже заглянуть к соседям.
Сердце и Ум так же тепло встретили и Сомнения. Сомнения начали расхваливать Ум, что привело к горделивости Ума. И тут Сердце стало упрекать Ум в недалекости и заносчивости. Ум молча выслушивал тираду обвинений в свой адрес и уходил восвояси.
Сомнения стали лучшими друзьями Ума. И он теперь и не думал прислушиваться к Сердцу. Ум стал сомневаться в искренней дружбе Сердца, и скорее в их доме на полянке окна совсем заледенели от холода, а за окнами бушевал девятый вал вьюжного снежного моря.
Теперь Ссоры и Сомнения забыли теплый приют Сердца и Ума. Они насытились их гостеприимством и унесли с собой все тепло и уют, так щедро раздаренные хозяевами.
А Ум и Сердце остались жить вместе, им некуда было уйти друг от друга, у их был один единственный дом, их родной дом, и каждый из них был верен этому дому.
Но они никогда уже не зажигали огня любви, который рождался их согласием. Сердце осталось жить со своими обидами на Ум, а Ум все так же не доверял Сердцу. Но дом, в котором они жили вместе, заставлял их бороться каждый раз при столкновении, и не было тогда ничего ужасней, чем это зрелище. Со всей округи сбегались, как терзают друг друга и себя Сердце и Ум. Сами того не зная, в своей борьбе они стремились стать единым существом, как это было раньше, когда они были настоящими друзьями. Но они потеряли дар обретать согласие друг с другом, они потеряли тепло и доверие, и им никогда уже не суждено срастись воедино.



Дети Луны

День кончался. Мальчик вышел на мост и был таков.
- Как ужасно! – подумала Луна. – Он совсем не знает жизни, а уже занимается такими глупостями. Не надо этого делать, не надо. – И светлым лучом она протянула спасательный круг.
Мальчик увидел свет и подумал: «Вот я и на том свете…»
Луна улыбнулась его наивной мысли.
- Миленький, да ты не видел Солнца!
А мальчик тем временем улыбался и, казалось, был счастлив. Река не двигалась, она притворилась мертвой и ждала  живых вестей.
Но круги перестали расходиться, и свет от Луны стал тускнее: тучи заволокли небо
- Нет, вы не можете не дать мне спасти хоть одну жизнь на этой земле!
Но ветки, всегда дышащие ее светом, вновь отвернулись от нее.
Ветер хорошо знал свое дело. Тучи сдвигались и закрыли наконец лицо Луны.
- Ни спасти жизнь, ни увидеть смерть. Я не Сизиф, что должен вечно совершать одно и то же, я даже не землянин! Но вы, земляне, приковали меня к Земле. Ты, о Небо, движешь мою судьбу по чужой орбите планеты, то которой я завишу уже столько лет! Дайте же хотя бы жить по-человечески!
Дайте чаще видеть Солнце, чтобы я могла рассказать о его жизнетворящих лучах моим детям, эти жаждущим покоя. Люди думают, что я холодна и бесчувственна, но не они ли сами сделали меня такой? Не Земля ли надумала меня, сотворив из мифа? Я срослась с Землей, как ветка с плодом, как кормящая мать с младенцем на руках. Я знаю людей больше, чем кто бы то ни было. Я вижу их во всем их безобразии, без масок и притворств дня. Ночь – моя стезя. И я верна ей. И буду верна до конца дней моих. Увидит ли кто мою кончину?
Но покуда освещаю ночную тьму, не желаю видеть страшных мук человечества, не желаю читать их невозможные мысли и знать их полные страдания сердца. Я хочу добра своим детям; дайте им Солнца, дайте им жизни, - или дайте мне спасти их души.
- Я все слышу, - сказал Ветер. – Ты хочешь спасти этого мальчика, но зачем так много говорить – ты распугаешь всех уток в озере.
- Да, - ответила Луна, - эта река уже стала похожей на озеро, в котором даже утки всего боятся. Уж не перепутали ль они свою родину с чужбиной?
- Прочь, прочь! – разбушевался Ветер. – Не смей так говорить о моих утках. Они живут по законам Природы, и тебе их не понять.
- Как смешно ты говоришь, - промолвила тихо Луна. – Ты заботишься об утках больше, чем о людях.
- Кто тебе сказал, что я людей люблю меньше?
Никто. Я просто это знаю.
Слава Богу, что не все знающие могут иметь возможность быть услышанными.
Луне нечем было возразить, она в очередной раз замолчала, завершая миллионный по счету диалог с Ветром, с рекой, с мальчиком на мосту, который прыгал уже второй раз в свое удовольствие в бездну, рискуя головой, в которой, возможно, еще осталось место для сказок, трогательных историй и философских рассказов о Луне.



Серые корабли

Серые кораблики еще не знали, что их время пришло. Они улыбались весне, зеленому лету и жуткой осени. Зимы они не знали. Пока. Серый цвет так плохо сочетается с белым! И потом, Природа не любит полутонов.
Серые корабли грустили только об одном: бескрайнее море, упиравшееся в горизонт, было так необходимо для продления жизни! Но невозможно было представить, что оно же станет для них началом смерти.
Серые кораблики… Как могли они мечтать о белых парусах, о дальних плаваниях?..
Их капитанами были маленькие люди, боящиеся сделать больно ближнему. Крысы на Серых кораблях водились, но им еще не представилась возможность показать свою отвагу: бежать первыми с корабля не было причин.
Серые люди, как и серые крысы, жалели Серые корабли; жалели, что не могли соткать для них белую ткань для ослепительных парусов. Серые люди тоже мечтали об этом, но это было не в их власти. Или им так казалось…
Серые корабли в ответ лишь качали дряхлыми, старыми мачтами; они знали толк в материале, и оценить бесценные белые паруса по-настоящему могли только они.
Дожди лили беспробудно, и Белые корабли уже начали беспокоиться: не поблекнут ли их опознавательные белые пятна на иссиня-черном море? Океан был далек от них, и они к нему не стремились.
Словом, все жили так, как тому позволяло время. Серые капитаны смотрели на белые паруса, а белым парусам не было дела ни до кого, кроме как до себя самих. Скромность и гордость давно стали мерилами этого города.
…Как мог там появиться светлый молодой человек с алой шапкой, которая так и горела на нем, на новоиспеченном воре?!
- Красные, красные паруса! – кричали ошарашено рыбаки с серого берега.
- Фи, какая безвкусица!.. – вуалировала зависть белокорабельная свита.
Но на берег вышел он, и она поняла, что жить иначе уже невозможно. Алые губы ответили нежным поцелуем. И след от корабля оставил синий цвет; след, ничем не отличающийся от следов серых и белых кораблей, от всех кораблей на свете.
В городе началась паника. Все кидали деньги на прилавок с целью получить злосчастный красный материал. Забирали все до последних ласкутков. Люди с Белых и Серых кораблей искали след счастья и покоя, рыская по магазинам со зверски смотрящими глазами, налитыми кровью, отражающими красную материю.
Поиски красного материала и пошив парусов отняли много времени, незаметно пришла зима, и Серые корабли, забытые хозяевами у причала, познали холод смерти. Перед кончиной Серые кораблики так  и не были согреты ало горящими любовью сердцами своих капитанов, разменявших преданность Серых кораблей на монеты для приобретения мертвого, холодного красного шелка.



Этот блокнот долго хранился у меня. Я не решался его открыть, и вот такая возможность мне представилась: я влюбился, и не было ни дня, чтобы я не написал хотя бы строчку. Сердце жило, впервые в жизни хотелось петь. Но слуха не было, и все, что я мог – выслушивать недовольства в свой адрес от бабы Нюси по поводу моей писанины и денной и ночной. Но молодость не знала страхов и не могла согнуться под ворохом упреков. Ей хотелось, и это было главным рычагом, провоцирующим действие. Как-то, в кругу друзей, встретилось мне то, чего я не ожидал, но ждал всю жизнь. Зеркало повернулось ко мне спиной, я – забыл себя, растворившись в той, что сидела лицом к лицу с этим зеркалом. Не то чтобы я был ошарашен – нет, я четко понял, и мысль моя впервые обозначила ясно свои контуры – что эта женщина – половинка моей души, половинка моей свободы, половинка всего, что есть у меня на сегодня. Жаркий летний день подогревал мое любопытство и жег меня на безжалостной сковороде страсти. Я горел, и мне это нравилось. Умирало все старое, заменяясь новым, неизведанным.
Я закрыл кавычки. Неплохое начало. Вполне соответствует стандарту романтической прозы. Но дальше реализации моего шедевра как сценария мелодрамы дело не пойдет. Я это знал. И верил в это, потому что денег было только на соль и хлеб, а отведать хотелось, и не только гренок.
Мне позвонил режиссер. Женщина, обаятельная, нет слов. Мы истинно нашли друг друга: она – обожала мыльные оперы, а мне хотелось кушать. Голос в трубке издавал нежные звуки таких чарующих снов, что начинала кружиться голова, и казалось, что это не голос, а аромат неведаных духов просачивается сквозь дырочки автомата говорения. Сжигала жажда, а что такое пить – я и думать забыл. Что значит раздумывать для такого парня, как я? Смешно и нелепо.
Согласился, не глядя подписал контракт, и через пару месяцев моими словами говорили с экрана разукрашенные красотки, моргая наклеенными ресницами, взятыми крупным планом.
Это был пик славы. Для кого-то; не знаю, для кого. Для того парня.
Когда я получил свои барыши и зашел в комнату, полную дерьма, я ощутил весь позор славы, обрушившийся на меня.
Безвкусица-шелуха разброшена повсюду: тумбочки, стулья, столы – были завалены бумагой; они кряхтели под тяжестью бездарщины, но покраснеть они не могли просто физически, бедняги: они были из красного дерева. А бумага краснеть не умела.
…Домохозяйки глотали слезы, новые русские пили шампанское, ироничные мужья подтрунивали над ревами-женами…
А я лежал, уткнувшись в потолок, и думал, что, в отличие от вечной жизни сериала, моя жизнь очень скоро кончится, оставив от меня лишь некрасную мебель и некраснеющую бумагу.



Любовь эгоистична до чертиков. Хотя тяготение к высшим светлым силам ей по плечу. О любви говорить неприлично, и это будет в любом случае некомпетентно, и все же – необходимо.
Тема любви – самая опасная. Говоря на эту тему, невозможно солгать. А если мысли направлены на нахождение истины, то придешь только к одному: к той правде, которая заставляет болеть сердце, поднимает давление, и при этом никому от этого ни жарко ни холодно, потому что истинное положение вещей будет пребывать в таком виде всегда, независимо и вопреки.
Так вот, любовь сильна тем, что она не уходит. Она какой-то гранью застревает в сердце и давит всей тяжестью сотой доли миллиграмма.
Такая штука, как память – вечная сестра любви. Она любит ей прислуживать и при удобном случае всплывает, давая, разумеется, тем самым, выход любви. Память хранится в снах, в письмах, которые сожжены, в случайной улыбке прохожего… Не стоит недооценивать память. Это очень сильная штука. Но она, в отличие от любви, сильна еще и неизвестностью результата своей выходки.
Грань, сверкающая внутри сердца – «осколок любви» - живет в бытии, он существует вместе с нами, у него самостоятельная жизнь, и он вправе подарить всему миру то, что он собой являет – любовь. Это его единственная функция, и он ее выполняет.
Но, как известно, такие «осколки» великим множеством рассыпаны во вселенной яркими звездами, и каждый претендует на свободу действий. Но пусть этот осколок живет внутри вас, пусть он ноет, черт его подери, - в трубочку и дарит любовь людям через вас-мудрого, а не через вас-делающего-зло-другим! От вас требуется просто любить, а не кричать об этом на каждом перекрестке. Любовь мудра, ей не нужен ваш адрес и адрес любимого когда-то вами человека. Она проникает в каждую частичку воздуха, она – пыль, она – слезы, она – все, что окружает людей. И только во власти человеческой сделать любовь доброй, не таящей зла, ничего не требующей от мира. Любовь ждет от нас уже которое тысячелетие, что мы наконец повзрослеем, что мы просто будем жить своей жизнью, распространяя добро по всему свету, попадая точно «в яблочко» солнечным лучиком, отсветом-пучком, идущим от грани гранатного сердца, свободной инициативой которого выбрано добро.



Это случилось в день годовщины моего второго развода. Я впервые полюбила человека.
Предвестником звонка стал паук. Он полз по потолку и сказали: «Вот, к тебе придут». Он позвонил на мобильный по объявлению. Как Вас зовут? Константин. Телец. С тельцом у меня экспериментов еще не было, сказала я в трубку голосу, излучающему спокойствие и уверенность в себе. Я сейчас устала, полежу на диване… Да и поздно.
- Полежим, отдохнем…- выдохнул приятный тембр.
Выяснилось, что он живет в другом городе, но рядом с моим.
Сейчас понятно, что зародыш любви уже был заложен именно этим чарующим тембром. И его владелец прекрасно знал об этом и пользовался. Пользовался не только им, но и женщинами, как выяснилось в последствии.
Он приехал на следующий день. Вино, разговор. Начальная, рассчитанная на реакцию шока, реплика о недавнем освобождении. Никакой реакции. Первый блин комом. Или проверка на вшивость пройдена.
Постель, еще раз, еще раз. Поход в садик за сыном. Постель. Завтрак. Поход в садик с сыном.
Полюбила с первым вхождением в меня. Меня – мой – моё. Человеку тридцать лет. Образ жизни не позволяет мне сделать его своим мужем. Жаль. В этом парадоксе состоялся еще один случай моей несчастной любви.
Будучи уже два раза замужем,  немудрено знать признаки любви. Но мне дали понять, что я понятия не имею, что такое любовь. Не имела. До этой встречи.
Первая ссора.
- Спасибо, что учишь меня жизни.
- Пожалуйста.
Кто бы ни звонил, я выбираю его. Когда он отсутствует, другие не могут достучаться до меня, вокруг дома образуется аура неприкосновения.
Окончательная разлука.
Постель. Еще, еще.
Больница.
Встреча.
Окончательная разлука.
Тоска. Еще, еще.
Встреча.
Звонки, разговоры с женщинами. Больно.
Встреча.
- Прости меня. Они меня не понимают. Только ты…
- Юль, дай денег, в первую же неделю привезу отдам.
- Дай пятьсот рублей. Ты знаешь, где.
- Не дашь? …Я просто делаю вывод, что ты меня не любишь. Я просто дурак, я поверил…
При полном отсутствии честности полное его наличие.
Как легко вдруг освободиться от тяжелой ноши. Но сразу не получится. Не в случае любви. Не тот случай.
Когда расстаешься, не понятно: то ли любовь однобокая съедает тебя изнутри, то ли любовь приумножается твоей однобокой тоской.
Устаешь от отношений, даже самых радужных. А когда из тебя тянет деньги тот, кто должен их давать, - истощает до изнеможения. До неуважения. До.
Деньги и в любовь лезут своими грязными лапами. Если для людей степень любви измеряется деньгами, то любви нет.
Прощай. Эгоистичная разумная свобода опять победила любовь. Ю.