ГЛАВА 17.
И БОЛЬ, И РАДОСТЬ…
Она удивила парня до немоты, когда привезла не в родительский особняк, а в маленькую незнакомую квартирку в соседнем районе.
Осмотревшись, понял, что использовала её, как склад своих работ и для личных нужд: повсюду были наброски, эскизы, рамы для картин, ящики для пленэра, шкафы с одеждой, полки книг… Напрягся сначала, опасливо поглядывая на спокойную и озабоченно что-то просматривающую Веронику, пока не увидел, что это извещения из почтамта.
Этим и занялись, поймав такси: поехали за посылками.
Получили несколько бандеролей с зарисовками, кассетами и картами памяти от фотоаппаратов, повезли в мастерскую на проявку и доработку. Ждали, пока спешную работу выполнят сбежавшиеся ото всюду служащие, помогут клиентке определиться, что переносить на диски и прочие носители информации, что напечатать тут же, из чего смонтировать ролики…
Провозились несколько часов, перекусывая в кафешках.
К Вайтам выбрались, когда солнце стало клониться к закату.
В ранний вечерний час входили в кованые ворота особняка, улыбаясь обрадовавшемуся до слёз Сэмюелю Фромму, бессменному охраннику и ангелу-хранителю семьи.
– Сэм, как ты похудел! Мама плохо кормит или влюбился?
Обняв чернокожего седеющего мужчину, Ника хохотала и рассматривала смущённого громилу-бодигарда.
– Мои дома все?
– Да, мисс Вероника. Все. Обе семьи в сборе. Дворецкий на кухне был пять минут назад.
Низко поклонившись господам, закрыл створку ворот, нервно окинув окрестности чёрными глазами: «Порядок. Папарацци нет, не пронюхали ещё. Ох, что будет завтра!..»
Войдя в огромный холл, застали там величественного Стэма Уилкса, который тоже склонился в почтительном поклоне.
– С возвращением, мисс Вероника. С прибытием домой, господа. Рад Вас видеть, господин Эстебан, – глубоко заглянул в глаза девушки. – Подождёте здесь, пока я оповещу семью?
Кивнув, отпустили старика, оставшись стоять на месте.
Через несколько мгновений семья сбежалась, сгрудилась, почему-то молча смотрела поражёнными и встревоженными глазами на молодых.
Они, переглянувшись, не сговариваясь, взялись за руки и опустились на колени, не сводя глаз с Ланы, Стаса и Энтони.
Вскрикнув, мать грузно рухнула на пол без чувств.
Ника опустила низко голову: «Дома. Началось…»
Пришлось трудно.
Предвидела, что совместное появление не пройдёт обыденно – не тот случай, но такой реакции не ожидала. Все слова вмиг вылетели из поглупевшей головы, и ничего не оставалось, как отпроситься с Эстебаном в комнату, отговорившись усталостью после перелёта. Получила несколько часов покоя и абсолютной тишины – родители запретили категорически подниматься, кому бы то ни было, на третий этаж особняка.
– Ты в порядке, милая? – Банни тревожно осматривал худенькое бледное личико невесты. – Может, поедешь сразу в клинику? Можно и там поговорить и всё решить.
Увидев покачивание черноволосой головы, вздохнул, обнял, стал нежно целовать волосы, шепча слова любви на итальянском – хорошо подтянул язык во время отпуска.
Прижалась к его губам головой, прекращая сладкую пытку.
Понял, отпустил, помог раздеться и уложил в постель.
– Спи, piccola mia*, отдыхай. Я выспался в самолёте. Приму душ и почитаю что-нибудь…
Не прошло и нескольких минут, как она уснула в полумраке спаленки, больше подходящей для девочки-подростка.
Окинув взглядом комнатку со скошенным потолком, парень тепло улыбнулся, покраснел и покачал коротко стриженой головой.
«И никакая ты не крутая, любимая! Ты нежная и на редкость чувствительная. Стоит только посмотреть на твою шкатулку: батист в мелкий цветочек, балдахин принцессы над кроваткой для одного человека, красивое вышитое руками покрывало, трогательные патриархальные занавески. Нет, родная, ты не убьёшь нашего малыша. Теперь я понял окончательно – настоящая женщина и исключительная мать…»
Посидев тихо в кресле, включил маленькую лампу на стене, направив поток света вниз, взял толстую большую книжку с полки и лёг на диван, осторожно вытянувшись во весь рост. Подумал, осмотрел его и снял спинку-валик с одной стороны. Теперь ногам было куда свисать, не вынуждая их поджимать и корчиться на мягком удобном ложе. Раскрыв книгу, понял, что это энциклопедия по искусству живописи. Вздохнув, решил проштудировать, чтобы быть в курсе занятий Ники, стать сведущим в живописи и её течениях. Усмехнулся: «Noblesse oblige**».
Через полчаса, не заметив, уснул, положив тяжёлый фолиант на грудь.
Проснулся не скоро и понял, что и во сне продолжал смотреть, перелистывать великолепную и умную книгу.
Усмехнувшись, покосился на разметавшуюся во сне девочку, прислушался к её дыханию, порадовался, что спит спокойно, и вновь принялся за учебник.
– …Глазам своим не верю.
Её тихий и хриплый со сна голосок привёл его в чувство, заставил оторваться от интереснейшей статьи об импрессионистах начала прошлого века. Поднял спокойные медово-серые глаза поверх книги, мягко улыбнулся, «погладив» взглядом и ощутимо «поцеловав» им.
– И давно ты мучаешься?
Привстала осторожно, медленно, прислушиваясь к ощущениям тела: «Пока всё в норме». Села, сложила калачиком ноги, накинула тёплое пуховое одеяло на плечи, зябко передёрнувшись после тепла постели.
Заметив это, Банни быстро встал и прибавил на регуляторе батареи пол-оборота диска, ругнув себя за невнимательность.
– Иди ко мне, – похлопала ладошкой рядом.
Прилёг, положив крупную голову на её колени, как только выпрямила ноги.
Склонившись, поцеловала в висок, стала гладить тоненькими длинными пальчиками прирождённой художницы его короткие волосы, лоб, виски, шею.
– Прости, свалилась… – критически осмотрела комнатку. – Здесь тесно, да и кровать совсем не для пары. Перейдём на второй этаж, в одну из гостевых спален: там и кровать широкая, и в шкафу место найдётся для твоих вещичек. Не голоден? – посмотрела в окно, поняла, что настала глубокая ночь. – Совершим набег на кухню?
Этого не потребовалось.
Едва открыли дверь, увидели возле стены тележку с едой. Хихикнув, вкатили в спальню, стараясь не шуметь колёсами. Расстелили покрывало обратной стороной на полу и устроили настоящий пикник, включив паровой камин для тепла и уюта, наблюдая за игрой пара над импровизированными поленьями, искусно сделанными из полупрозрачного полимерного материала. Создавалась полная иллюзия реального дровяного камина!
Тихо открывая объёмные крышки на блюдах, восхищались, с аппетитом уплетали, запивая всё горячим кофе из термоса, с наслаждением пробуя соки и коктейли.
Долго сидели в полутьме маленькой девичьей спаленки, прислушиваясь к тишине дома, отсчитывая приглушённый далёкий бой напольных старинных часов в нижней, Большой гостиной.
– Всё, больше не влезет, точно, – Эсти откинулся спиной на диван, ссыпал глаза к носу, рассмешив Нику. – Мы с тобой настоящие мексиканцы – на ночь глядя, так наелись! Фууу…
– Не расслабляйся, амиго, это всё ещё надо убрать и вывезти вниз на лифте, поместить остатки в холодильник, принять душ, – тихо смеясь, косилась на осоловевшего суженого. – Потом вновь подняться на второй этаж и доползти до гостевой спальни, а там ещё и до кровати…
– Я тут буду спать, только всё приберу.
– Не пойдёт, мы теперь пара – не позволю спать без меня. А пока приберёмся. Не люблю беспорядка. Вставай, родной…
Через четверть часа на цыпочках стали ходить по коридору второго этажа и исследовать свободные спальни – искали большую и прочную кровать. Банни не мелкий – нужно было ложе для великанов, как прошептала девочка.
Лишь третья спальня удовлетворила требования.
– Вау! Ничего себе, – поражённо застыла на пороге комнаты. – Это что-то новенькое. Похоже, тут недавно сделали ремонт и полностью сменили антураж, – втянула за собой терпеливо ожидающего вердикта парня. – Другое дело! Смотри, какая большая и длинная кровать! Это размерчик по тебе, мой маленький мальчик!
Тихо смеясь, обернулась радостным и возбуждённым личиком, погладила губы жениху.
В ответ притянул озорницу и поцеловал. Потянув обратно в коридор, удивил своими действиями.
– Что ты задумал?
Посмотрев по-особенному в глаза, наклонился и подхватил Веронику на руки. Поцеловав сильно, с прикусом, не сводя напряжённого и решительного взгляда, переступил через порог спальни, мягко закрыл ногой дверь, прижался к ней спиной.
– Добро пожаловать, сеньора Санчес, в нашу первую супружескую спальню! Моя любимая жена… – от волнения затрепетал мощным телом, сильнее прижал к груди. – Первая и последняя, надеюсь…
Ника как-то непонятно затихла, несколько мгновений смотрела застывшим взглядом в его растерянные глаза, затем побледнела, поспешно смежила веки, словно что-то пряча, скрывая за густыми ресницами. Нервно вздохнув, медленно раскрыла глаза и приникла в таком ласковом поцелуе, что жених тут же забыл о её странном поведении.
Прошёл к кровати, откинул одной рукой роскошное бежево-коричневое покрывало, отбросил пару декоративных подушек в той же гамме и стиле.
Положил девочку на простыню, только в эту минуту заметил, как бледна.
– Нехорошо? В ванную? Вызвать врача?
На все вопросы медленно качала головой, бессильно закрывая глаза, борясь с дурнотой и непонятным всепоглощающим отчаянием, что угрожающе разрасталось до размера Вселенной. Застонав вслух, почувствовала, как поднял, обнял, прижался губами к голове, сочувственно вздыхая.
– Мы справимся. Всё стерпим. Выносим его, верь…
Мягко высвободившись, встала с постели, сделала несколько неверных шагов в сторону ванной и… потеряла сознание, беззвучно осев на пол.
Эсти в ужасе слетел с кровати, рухнул на колени, осторожно приподнял девичью голову, всматриваясь в сине-зелёное личико.
Застонала тихо, пришла в себя, не раскрывая глаз, поднесла тонкую дрожащую ручку к голове, то ли ощупывая её, то ли справляясь с болью.
– Куда, любимая? На кровать? – от волнения его голос стал хриплым и низким.
– В душ… Маленькая авария… – едва слышно прошептала.
Поняв, сорвал с себя одежду и, подняв любимую на руки, шагнул под тёплые струи душа, снимая её халатик и испачканную шёлковую сорочку с бельём. Что-то шептал, отвлекал от неловкости, смущения, мягко растирал гель по худенькому тельцу, ликвидируя следы нездоровья.
Вскоре вынес, завернув в большое махровое полотенце, как дитя, уложил в постель, накрыл одеялом, погасил все светильники, оставив лишь один слева от ложа.
Комната погрузилась в уютную бежевую дымку, обволакивая негой и покоем, приглашая в сон и отдых.
Вздохнув, убедился, что пока девочке помощь не требуется, вернулся в ванную, где быстро застирал на женском белье и сорочке пятна, отжал в небольшом полотенце, осторожно стряхнул несколько раз, развесил на тёплой трубе полотенцесушителя. Ополоснувшись, вышел в спальню в полотенце на бёдрах, на цыпочках подошёл к шкафу, надеясь, что там есть запас пижам. Найдя, надел лишь брюки, куртку не стал – в комнате тепло. Погасив свет, лёг рядом с затихшей девушкой, приказал себе не спать, страшась повторного приступа…
Что-то разбудило вскоре, заставило сесть на постели, осмотреться в темноте: Ники не было.
В страхе соскочил, подбежал к ванной, заметив тонкую полоску света из-под двери, затормозил, решил подождать: мало ли нужд могло возникнуть. Не дождавшись и через пять минут, осторожно потянул ручку, обрадовался, что не закрылась на задвижку, заглянул в тонкую щёлочку, понаблюдал.
Она стояла возле зеркала боком, прислонившись в стеклу плечом и касаясь его лбом, смотрела в никуда, не видя даже своего отражения – задумалась.
Приоткрыв ещё немного, напряжённо прислушался, убедился, что не плачет, а тихо с надрывом и слезами зовёт кого-то. Не стал бы дальше слушать, если бы не заметил цепким наблюдательным взглядом, как дрожат руки и колени девочки. Решил всё же вмешаться, шагнув в ванную неслышно и неторопливо, чтобы не напугать явно бредящую невесту.
– …без тебя. Потерялась… Найди меня… Не вижу… Темно так… Услышь меня… – бессвязные слова слетали с посиневших губ, напугав парня – столько тоски было в них! – Зажги свечу во тьме…
Замерев, понял, что нужно сделать.
Неслышно вернулся в спальню, поискал в комоде свечи и зажигалку, нашёл, зажёг одну, короткую и толстую. Подойдя к душевой, погасил там свет, поднял свечу над головой.
– Я здесь, любимая. Иди на свет, – заговорил шёпотом едва слышно, почти шелестя, маня и выводя из плена наваждения. – Я зажёг свечу… Иди за ней…
Удалось.
Вздрогнув, она тихо вскрикнула, увидев отражённый свет в зеркале, как слепая, пощупала дрожащими пальчиками холодную равнодушную поверхность стекла, прислушалась и… пошла на звук голоса.
Так и вывел в спальню, осторожно взял за ледяную руку и подвёл к постели, вложил свечу в тонкие пальцы.
– Видишь её? Ты вышла к свету. Держись за него. Не теряй связь, – продолжал говорить шёпотом.
Понимал, что ещё не очнулась от одури лунатизма, ласково положил Нику на кровать.
– Чувствуешь, какой он яркий и горячий?
Медленно кивнула, не сводя странно расширенных, помертвевших глаз.
– Потрогай.
Взяв её руку, быстро провёл над пламенем, слегка обжёг, но не до ожога.
Нервно отдёрнула и… очнулась.
– Всё хорошо, любимая. Мы решили посидеть при свечах, – неправдой пытался оградить её от испуга и неловкости за сомнамбулизм. – Я тоже люблю живой свет и огонь, – погладил потрясённое личико, тонкую шейку. – Поставим её на тумбу?
Покачав головой, подняла личико и приникла к его губам с нежным признательным поцелуем. Отводя свечу, стала раздеваться, прижимаясь к мужскому торсу.
Отставил свечку, лёг рядом, укрыл их одеялом и крепко обнял, обвив ногами тоненькое тело – только так мог блокировать её порыв отдаться.
– Ты устала, единственная… Отдыхай… Завтра ляжешь в клинику. Так нужно. Спаси нашего малыша…
Целовал, ласкал умело, изводил касаниями, радовал до крика губами, сладко мучил, не позволял освободиться, сжимая, отвлекая и уговаривая.
Уснули измученные, измотанные нерастраченной чувственностью тел, лишь в предрассветных потоках света, пробивающихся в щели толстых портьер.
Эсти прижался к любимой сзади, долго целовал голову и волосы, пока не забылся во сне, полном любви и интимной телесной радости.
Очнулся от дикого наслаждения с криком, понял, что это не сон, а реальность – Вероника отплатила сторицей за ночную муку. Зажал рукой рот, не найдя силы прекратить волшебную ласку её восхитительных и опытных губ. Разрядка была так сладка, что не сдержал стона и слёз.
Мучительница поцелуями поднялась наверх по обнажённому мужскому телу, наказывая и награждая так, что понял: не сразу удастся оплатить этот счёт.
Потом долго целовались, смущённо смеялись и вновь теряли головы.
Банни едва удержался на тонкой бровке трезвомыслия.
– Ты победила, любимая…
Задохнувшись от страсти, стиснул её в руках, вжал тельце в простыню, распял на девственной шёлковой чистоте, держа хулиганку за руки.
– Не нужно больше доказательств… Твоя взяла… Лишь в одном не уступлю, прости… Ты же сама всё понимаешь…
Успокоившись, приняв вместе душ, долго разговаривали, лёжа в полотенцах на бёдрах.
Верхнюю часть женского белья надел ей собственноручно, безмолвно укорив соблазнительно улыбающуюся хулиганку.
Заалев тонким личиком, виновато пожала плечиками, стала гладить рукой его волосы, что-то рассказывая, развлекая и отвлекая обоих от безумства.
– …Вот так всё и получилось. Как только мне стало об этом известно, тут же пришло и решение.
Эстебан спокойно обвёл ясными глазами родителей: Лану, Стаса и Энтони.
Помедлив, встал, торжественно произнёс заветные слова, поцеловав руки госпоже, пожав руку господину.
– Клянусь любить и уважать свою жену всю жизнь… – покраснев крупным лицом, твёрдо договорил слова, которые все ждали и боялись, – …а так же детей наших, рождённых в браке.
Лана отвела глаза, стиснула зубы и постаралась справиться с волной стыда и вины. Поняла, о чём говорит сын любимого второго мужа: Стасу пришлось так же любить всех её детей, рождённых в браке, хоть половина была вовсе не от него. Теперь и Эстебан клялся в том же: признавать и любить любых детей, сколько бы и от кого бы ни принесла «в подоле» их буйная и ветреная дочь Вероника. История повторялась в точности до мелочей.
Энтони с тревогой наблюдал за возлюбленной, понимая и сочувствуя, с волнением смотрел на Стаса, мягко обнимающего Лану за плечики и что-то шепчущего на ушко.
– Сынок, – очнувшись, решил вернуться помыслами к сыну, только что попросившему у Вайтов руки старшей дочери, – а где виновница твоего быстрого падения? – тепло усмехнулся, забавляясь покрасневшим лицом парня. – Ей положено находиться с тобой рядом в эту минуту.
– Я на этом настоял. Ей с утра нехорошо…
– На какой срок нехорошо? – мать вскинулась, резко побледнев. – Почему не поговорила со мной об этом?
– Не кипятись, – Стас стиснул её в объятьях. – Ты не являешься с этих минут единственным человеком, кому она об этом может рассказать. Есть мужчина, который забрал у тебя это право. Смирись, родная.
– Ответь, Банни! – не смирилась, почувствовав неладное.
– Лучше, покажу.
Достав что-то из внутреннего кармана пиджака, шагнул к дивану, где сидели родители, и вложил в руку женщины тест.
– Сделал его сам, когда понял, что с ней.
Долго смотрела на цифры, хмурилась, о чём-то думая, потом вскинула бесподобный сапфир, что подарила и дочери, и впилась в побледневшее лицо жениха.
– Когда сделал? – заметив спокойное, но непреклонное выражение лица, не отступилась. – Сколько этому анализу? Назови точную дату!
Упрямо ринувшись в атаку, не сбавляла напор, поняв, что находится на верном пути.
– Не важно, – покачал головой, давая понять, что не скажет. – Главное, ребёнок будет расти в семье и носить мою фамилию… – перевёл взгляд на отца, договорил с лёгким вызовом, – Санчес.
– Зная нашу бунтарку, приготовься, сынок, что фамилия может оказаться иная!
Не оскорбившись, не поддавшись на провокацию, Энтони легко рассмеялся, заметив на пороге кабинета Веронику.
– А, родная? Санчес-Вайт? Или Вайт-Мэнниген? Или вовсе тройная? – вовлёк родных и любимых в дурашливый, озорной, подростковый смех. – Или и наши внуки станут лишь Вайтами? Это же не фамилия, а бренд! Товарный знак! Копирайт!
– Я в сомнении и раздумье. Возможно, имя будет тройным. Кто меня знает? Ещё столько времени… – Ника привалилась к груди гогочущего жениха и выдавливала слова сквозь хохот. – Может, своё имя в фамилию добавлю – оно того стоит…
Вдруг, сдавленно вскрикнув, повисла на руках Эсти, молниеносно лишившись чувств.
– «Скорую»!.. – дико закричал, обезумев от страха.
Всё смешалось для семьи в ком: оцепенение до оторопи, страх за жизнь дочери и невесты, надрывный вой «Скорой», доставившей больную в лучшую клинику города. Почему туда, не сразу сообразили: словно отупели на время, потеряли способность трезво размышлять.
Только через сутки, когда жизни дитя и матери ничто не угрожало, выяснилось: спецтранспорт вызвал Майкл Майер, зашедший к ним в гости в тот страшный момент. Он и вызвал бригаду из лучшего медицинского центра города и страны, где только что прошёл курс повышения квалификации и переаттестацию.
Его и увидела первым Вероника, когда, спустя сутки, пришла в себя в незнакомой палате, среди чужого персонала.
Трое суток Майкл был неотлучно рядом, тихо разговаривая с перепуганной девочкой, держал за руку во время обследований и многочисленных осмотров, сглаживал вспышки раздражительности и приступы истерики.
Родителей и жениха не допускали три дня.
После консилиума разрешили перевезти больную в клинику Сержа, взяв слово, что будут оттуда привозить Нику на обследования, как только в центр поступит новейшее оборудование.
Первым, кого она увидела в вестибюле семейной клиники, был её отец, Стас.
То, как он смотрел на дочь, не ускользнуло от внимания Майкла.
Втащил начальника, коллегу и друга в свой кабинет, заперев дверь на ключ.
– Что с тобой такое-всякое и непонятное? Не подпущу, пока не выясню, что у тебя на душе, что принесёт девочке нашей ваша встреча. Колись, парень.
– Где её индивидуальная медицинская карта? Почему нигде нет ни малейших сведений по состоянию здоровья? В каком бы то ни было виде её нет: ни в рукописном, ни в печатном, ни в электронном! Что за шифровка, Майкл? Я её отец, чёрт тебя побери!
– А я, практически, дед, и что? – еврей не сдался запросто, лишь смотрел древним агатом исподлобья, упрямо и непреклонно. – Видел её раньше тебя – в виде зародыша, так что можно поспорить, у кого тут больше на неё прав, мальчик.
Спокойно сел на диван в углу возле окна, достал из тумбочки коньяк и лимон.
– Сядь, прими успокаивающее. И вот что: уезжай-ка ты домой. Толку от тебя сейчас чуть – напрасно всех нервируешь. Успокоишься, тогда и поговорим.
– Чёрта с два! Я не уйду, пока не выясню…
– Она взрослая и совершеннолетняя по документам женщина, если не забыл. Частная жизнь пациентов неприкосновенна, напомню, если вдруг запамятовал. Лишь больная вправе раскрывать подробности, не врач. Мы давали клятву Гиппократа, но не ты, парень. Напомню: ты не медик.
Майкл спокойно налил два бокала коньяка, указал чёрными непроницаемыми глазами на место рядом с собой, поднял бокал, приглашая.
Постояв, Стас рухнул на сиденье, схватил коньяк и залпом выпил. Задохнувшись и закашлявшись, взял из рук друга кусочек лимона, положил в рот и помрачнел, не косясь в сторону Майка из упрямства.
– Вот так-то вернее: уж лучше молчать, чем молоть чепуху. Главное, девочка станет матерью. Понял? – вскинул на ошалевшего Стаса суровые, жёсткие, чужие глаза. – На этом всё: ни сведений, ни подробностей! Намёка и подсказок ни от меня, ни от персонала, ни от ищеек твоих не получишь – их просто нет. Медики на подписке – умрут, а не расскажут. Ручаюсь за каждого головой. Строжайшая тайна! Так потребовала больная. Точка.
Услышав это, Стасик просто раскрыл рот и онемел…
* …piccola mia (итал.) – маленькая моя.
** Noblesse oblige (фр.) – (дворянское) положение обязывает. В переносном значении – поддержать образ.
Июль 2015 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2015/07/15/1860