Закладка
Новая книга льнет к рукам ласковым шелком обложки, всей своей весомой легкостью.
Лето затянуло дождевыми шторами серое нависающее небо.
Но вот первый теплый вечер, и дома вокруг распахнули балконы, поддавшись нестерпимому желанию вдохнуть свежий, насыщенный озоном воздух.
- Признайся, говорит она, усаживаясь в старое плетеное кресло напротив, ты ведь боялся одиночества.
Он улыбается, поворачивает в руках бокал с вином, приподнимает его, посматривает как бы сквозь стекло, наслаждаясь переливом тягучести бордового цвета на фоне ее голубой кофточки.
- Я никогда раньше не сидел вот так на балконе. Но одиночество прекрасно.
- До той самой поры, продолжает она, пока не найдешь своего человека, с которым уютно молчать, радостно шутить, и спасительно открывать свои печали.
- Вот посмотри, - он кивнул в сторону огромного рыжего зайца, приподнявшего голову над зеленым газоном, и расставившего длинные уши в форме латинской буквы «V». Сначала заяц был один, а теперь у него есть друг, размером поменьше, но такой же рыжий. Думаешь они так же будут приходить сюда, когда мы уедем?
- Нет, не уверена. Они ведь существуют в нашем сознании. А мы уже далеко в мыслях своих, мы там, где старинный романтично красивый городок, расположился амфитеатром у кристально чистого моря. В отеле 18-го века, с кружевными чугунными балкончиками, с уютным рестораном, повара которого известны своей французской и итальянской кухней, а хозяева передающимся из поколения в поколение гостеприимством. Городок как раз напротив Сицилии.
Но это все-таки Греция.
- Ах как хорошо. Совсем скоро...
Легкий ветерок доносит запахи свежескошенной травы, и, подхватив желтую салфетку, играет ею, то подбрасывая, то протаскивая по бетонному полу балкона.
Она подбирает салфетку.
- Я плохо спала.
- Это от усталости.
- Нет. Ты послушай. Я должна была вернуться. Вернуться, чтобы доделать то, что не успела. Сначала хотела оставить все как есть, но не смогла. Вот я проснулась сегодня, так необычно рано... Дождь только что прошел, и дорога залита светом, солнце отражается в лужах, а по краям зеленые кусты, трава. Представляешь. Я иду совсем одна, по этой прямой и чистой дороге, и вдыхаю полной грудью светящийся воздух. Он такой упоительно чистый, такой тягучий даже... И заполняет всю меня, и свет рвется наружу... Боже, как это прекрасно! А в луже у дороги стоит огромная белая чайка, и пьет воду, и не обращает на меня внимания.
Из коридора слышен звонок. Кто это может быть? Я закрываю книгу, переложив синюю ленточку закладки вдоль страницы, и иду открывать дверь.
- Мы же собрались ехать в замок ? - говорит мой друг.
- Я забыла. Зачиталась. Сейчас, подожди.
По зеленому ковру вдоль автомобильной трассы небрежно набросаны кудрявые неподвижные овечки. То тут, то там, подставив округлые и неровно выпирающие бока солнцу, возлегают разноцветные коровы, рядом с ними пасутся телята.
Когда в душе человека наступает равновесие и покой, жизнь обретает такие краски, которых раньше не замечал, и приходит понимание, что все мы и есть единое целое в этом мире: и овечки, и зайцы, и чайки, и каждое живое существо, которое доверяет тебе, приближается без страха, зная, что это безопасно.
Мой друг рассказывает про замок, расположенный на полуострове, у самого большого озера.
Залитую солнцем дорогу перебегает худенький олененок.
Идущая впереди машина резко притормаживает.
Книга, которую я держала в руках, раскрывается, и закладка, кружась, падает между сидениями машины.
Я перелистываю свежие, пахнущие типографской краской страницы.
Какое-то незнакомое время. Когда это случилось? Волной натекает страх.
По радио передают новости. Диктор глубоким, хорошо поставленным голосом читает текст оповещения для населения: «Просьба не покидать свои дома. В городе действует группа террористов. Они убивают всех, кто не согласен с их верой.»
Я не готова к такой перемене. Почему надо углубляться в вопросы чьей-то веры, менять себя, подчиняться насилию?
Судорожно листаю страницы в обратном направлении. Надо найти то место, где все это началось.
Вот, здесь...
Человек стоит у окна, и не оборачиваясь, чтобы не видели его лица, говорит: «Добро и зло существуют всегда, с самого момента зарождения мира. И существуют в постоянном конфликте. Разве это новость?»
- Но люди достойны лучшей жизни, они ведь не виноваты в том, что идет война, отвечает женщина, одетая в форменную майку какой-то организации.
- Еще немного, и мы потеряем нашу культуру, нашу страну.
- Почему же? Мультикультуральное общество - это достижение современной Европы, а вовсе не проблема, - возражает женщина, и в голосе ее слышны нотки раздражения.
Эти двое действительно не понимают друг друга.
Мужчина глубоко дышит, - раз, еще раз. Ему трудно говорить. Он задыхается, но продолжает: «Люди перемещаются с места на место в поисках лучшей жизни, но тащат вслед за собой то же наследие зла, от которого не избавились дома, там, где война.»
- Вы ненавидите людей. Вы - расист.
Но он не реагирует, продолжая свой монолог: «Люди хотят отвоевывать свое пространство, свою веру, свою культуру, не оставляя права живому вокруг себя быть живым.»
- В этом году прибудет больше мигрантов. Надо увеличить выплаты на строительство им новых домов.
- ...Опять жгли машины сегодня ночью, и стреляли в ресторане, убили, ранили, и у нас, и в Мальмё... А те, что получив шведские паспорта, уехали воевать за исламское государство?...На каком основании им обещают работу и квартиры вне очереди, если они вернутся? Кому это нужно?
Нет-нет, это не то.
Я опять отлистываю страницы назад, туда, где молодые и здоровые мужчины и женщины, сидят у дверей магазинов, и в подземных переходах, потрясая бумажными стаканчиками с монетами, обращаясь к каждому прохожему «Хей-Хей» («Привет-привет» по-шведски).
Это «евромигранты», «ромы». Их нельзя называть «цыгане», хотя что в этом слове? «Цыганочка ока-ока, цыганочка черноока...» Русский романс, цыганский романс, переплетение культур, в котором это вовсе не оскорбительное слово. Однако, политкорректность нынче в моде. «Евромигранты».
- Стихийные поселения в вагончиках на окраинах городов, проблемы загрязнения окружающей среды.
- Оставьте, право, это же люди...
- Местные газеты уже печатают статьи о том, как надо объяснять детям, отвечая на их вопрос о «евромигрантах». Телевидение показывает программы, о том, как беременная женщина-евромигрантка не может воспользоваться услугами роддома из-за высокой оплаты. И это вызывает возмущение у тех, кто смотрит программы, и у тех, кто их делает...
- Ничего плохого в том, что люди хотят жить лучше.
- Помните, как сказано: научите их рыбачить, а не просто накормите их рыбой.
Мужчина уже отошел от окна, и повернулся. Лицо его выражает какую-то спокойную решимость.
- Пока существует разделение мира на страны, пока существуют разные экономические и политические системы, - возможно ли иное, чем просто приятие существующего порядка, и стремление менять жизнь к лучшему, строя и созидая, трудясь во благо своей страны, своих ближних?
Европейская история и культура, которая веками создавалось и взращивалось, не является по-настоящему жизненными ценностями для той группы переселенцев, которые не хотят, и не способны ее воспринимать, как таковую.
- Они приезжают со своим жизненным багажом, это их право, жить так, как хотят!
Книга неожиданно открывается на нужной странице.
Ах, вот, наконец это место! Как хорошо вернуться в действительность.
Мы едем по солнечной дороге в Лидчёпинг.
«Чёпинг» по-шведски означает место, где торгуют. И многие города имеют это окончание. Линдчёпинг, Йёнчёпинг... Видимо крестьяне привозили в сюда свои товары, и продавали. Так и образовывались поселения.
Удивительно, что церковь открыта. Редкое явление. Церкви тут открывают только для службы, или вечером, для концертов. Нет денег содержать охрану. Священники, в основном женщины, часто обслуживают не одну церковь, а несколько. Особенно в деревнях.
Невеста, подняв полы длинного белого платья, идет по свежей зеленой лужайке к украшенному цветами и ветками входу, где ее ожидают розовощекие, в розовых одеяниях подружки, чтобы проводить к алтарю.
Рядом с церковью площадь, на которой сегодня расположился привозной рынок. Одежда, обувь, клубника, ткани, сладости...
Мы ищем шляпы от солнца, скоро ведь в Грецию...
В прозрачной воде фонтана плавает утка, то и дело приближаясь к людям, в надежде, что ей бросят что-нибудь вкусненькое...
Замок на горе. Но не так, как у Кафки. Он весь белый, на фоне голубого неба и кучерявых облачков, и похож скорее на замок из Диснейлэнда.
Экскурсовод, очевидно студент исторического факультета, в белой рубашке с длинным рукавом, черном жилете, и в темных узких брюках, прихрамывая ведет нас в комнату с четырьмя дверями.
Две настоящие, а две построены для баланса, такова задумка архитектора замка.
- Вот, обратите внимание, за этими дверями ни чего нет!
- Двери в никуда, просто для баланса! А за ними стена, сохранившаяся еще с 13-ого века. Замечательно! Такой весомый образ современности, не правда ли? - обращаюсь я к другу.
Но он не слышит меня. Он рассматривает массивный гардероб в спальне княгини, в который, по объяснению студента-экскурсовода, приезжавший погостить король, ставил свою дорожную сумку.
Может и правда ставил, если, конечно, она у него была. Откуда же нам знать, была ли у короля сумка?
- А эта кровать с красным балдахином потому такая маленькая, что княжна спала в ней полусидя, чтобы не замерзнуть.
- Вот ведь как, - замечаю я. А из мебели-то у них только кровать да стол, стулья и гардероб. Что-то ни одной софы я тут не вижу.
- Точно, говорит мой друг, надо было твою старую софу им отдать, она бы украсила их гостиную. И зеленое кресло отлично бы встало в спальне княгини. Они, разумеется, сами бы приехали, чтобы забрать.
Это он к тому, что недавно мы поменяли мебель. Хорошую на лучшую. Надоела кожаная обшивка, вот и купили с белым трикотажным покрытием.
А старую софу и кресло отдали в магазин от церкви пятидесятников.
Схема такая. Мы звоним в магазин. Они приезжают, смотрят. Если в хорошем состоянии, то забирают и увозят. Потом продают по-дешевке, а деньги пойдут на благотворительность.
- Надо же, как мы промахнулись, - оценив в уме ситуацию, отвечаю я.
В саду рядом с замком туристы фотографируются на свои мобильные телефоны.
Неподалеку семья, расположились для групповой съемки: трое молодых женщин в платках, трое маленьких детей в колясках, и двое молодых мужчин. Они тоже фотографируются, но по-иному, серьезно и продуманно.
Парень держит в руках огромную тарелку, и направляет ею свет, под чутким руководством неулыбчивого фотографа. Объектив его фотоаппарата выдвигается, образуя продолжение худого и сосредоточенного лица.
И дети, и женщины, - все напряженно и сосредоточенно молчат, стараясь соблюдать рекомендации фотографа. Встаньте так, положите руку сюда.
И, хотя день такой солнечный, что куда еще больше света, но... Возможно, я ничего не понимаю в профессиональной фотосъемке.
Около замка, на краю леса, оборудованы столики со скамейками под деревянным навесом. Там мы обедаем нехитрым содержимым из рюкзака- холодильника, присланного в подарок одной французской фирмой, за то, что я активно покупаю их косметику.
Около нашего столика деликатно, и с достоинством прогуливается чайка. Что-то мне говорит, что не просто так она тут прогуливается, и я бросаю ей кусочек хлеба.
Чайка, как того и ожидала, глотает его, всем куском, а потом и остатки куриной ножки, и тоже одним махом, не разбивая на части...А вот помидор есть не стала, не любит овощи.
Прямо под ногами столько синих ягод черники, и красных ягод земляники, что забыв про комаров и время, мы набираем их горстями, вспоминая набоковский рассказ про Путю, и наслаждаемся вкусом лета.
Домой возвращаемся через небольшой городок.
Там открыли концертный зал, в котором иногда исполняют оперу, и играет симфонический оркестр.
Хотя городок маленький, и расположен далеко от столицы, и живущие по-близости крестьяне не очень-то любят классику, но концертный зал существует.
Останавливаемся, чтобы спросить дорогу, и не можем произнести ни слова, потому, что разом открываем рот, чтобы говорить, и решительно уступаем друг другу, переглядываясь, как по команде, замолкая, и опять вступаем дуэтом. Так продолжается несколько минут.
Мужчина и женщина с любопытством рассматривают нас через приоткрытое стекло машины, и терпеливо ждут. Потом, наконец, когда мы, все-таки заговорим, и опять вместе, - мужчина очень внятно, и четко, на местном диалекте объяснит нам дорогу.
Концертный зал, как и ожидалось, закрыт.
Июль - время отпусков. Жизнь в стране замирает.
На афише у входа портрет известного артиста, неожиданно ставшего популярным журналистом, в придачу к своему таланту вызывающе одеваться. Главное его достоинство в том, что он открыто, и даже вызывающе провокационно как-то, говорит о проблемах гей-культуры в современной культуре, и статьи эти с успехом печатаются во многих газетах.
Тема столь же популярна, как изменение пола, о чем уже написаны книги, и даже существуют методические брошюры для желающих. Можно найти в библиотеке. Мужчины переделывают себя в женщин, а девочки в мальчиков.
Жизнь вносит свои коррективы.
В анкете на вступление в творческий союз вопросы, на которые кандидатам предлагается ответить о себе: «Мужчина? Женщина? Иное?...»
Но это уже другая история, я не хочу потерять закладку, пусть лучше вечер, и зайчики под балконом, и добрая луна, выбравшаяся наконец на небосклон, чтобы таинственно светить одинаково всем.