В детстве я не выговаривал все шипящие буквы и "р". Пока был маленьким, это, наверное, умиляло взрослых. Дружок мой- соседский парнишка Гошка не мог произнести букву "с". Так что наши беседы выглядели так:
- Гофка, пофли иг`ать в снефки во дво`е...
- Щейщаш выйду, Шаня.
Когда пришло время отдавать меня в первый класс, родители спохватились и дружно стали учить меня:
- Ехал Грека через реку.
Видит Грека- в реке рак.
Сунул Грека руку в реку,
Рак за руку Греку цап...
Если бы я мог, то убил бы ненавистного Греку вместе с его раком. Но буква "р" мне так и не поддавалась, как ни бились со мной родители, сёстры и бабушка.
И тогда повели меня к логопеду. Статная породистая дама встретила нас и пообещала, что скоро я заговорю чисто, как все люди. Она распросила родителей, есть ли дома какие стихи. У нас оказался раритетный том поэзии В.В.Маяковского издания 30-х годов. Кто уж увлекался этим пролетарским поэтом- не знаю. Но, во всяком случае, не мама с папой и точно- не бабушка.
Грека с его кусучим раком исчез, но я рано радовался. Появилась поэма "Хорошо"...
Глотая слёзы я шептал, сидя перед грозной логопедшей:
- И сп`осила к`оха:
Фто такое хо`офо и фто такое плохо....
Может, у врача этого были какие-то проблемы в семье или сама по себе она злющая такая, но методы были у неё садисткие. Она орала на меня, старательно шипя, как змея, или рычала, как тигр, требуя, чтобы я повторил эти звуки.
В ответ я робко пытался сказать ш-ш-ш, но выходило лишь ф-ф-ф, а вместо рыка неслось тоскливое ы-ы-ы...
Через несколько наших безрезультатных занятий дама схватила со стола довольно увесистый том Маяковского и со всей силы долбанула меня по башке. Я полетел вместе со стулом на пол, потом проскользнул у неё под ногами и бежал, что было мочи, из кабинета.
Дома соврал, что занятий больше не будет, а книгу будто потерял. С тех пор самым нелюбимым моим поэтом стал В.В.Маяковский. Эту нелюбовь я пронёс через всю школу, техникум и институт. А он, словно мстя мне, постоянно попадался в билетах на экзаменах.
Через некоторое время шипящие буквы вдруг стали у меня получаться сами собой, но не думаю, что это результат знакомства моего затылка с томом поэта. А рычать я начал неожиданно лет в пятнадцать, чем сильно огорчил нашу учительницу немецкого языка, которая всегда говорила, что у меня прекрасное берлинское картавое произношение.